Виновата только я…

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Наконец Закери Вест погрузил в фургон последний холст. Теперь осталось только еще раз проверить, чтобы все было как следует закрыто и закреплено. Ему совсем не улыбалась перспектива попасть сегодня по пути в какую-нибудь переделку. Ведь вместо того, чтобы довериться фирме, занимающейся перевозками, как ему все время советовал Лео, он решил перевезти свои полотна сам.

— Это же гораздо безопаснее, Зак, — настаивал Лео по телефону, — и доставит меньше хлопот. Они все сделают сами — тебе не придется даже упаковывать картины.

— Себе я доверяю больше.

— Но это же глупо, Зак. Эти люди — специалисты! Они…

— Однажды я уже потерял картину из-за таких специалистов — кто-то ее уронил, споткнулся и наступил на нее. Ну уж нет! Я их сам упакую и сам повезу в Лондон.

Лео попробовал возразить, но Закери был непреклонен. Он всегда взвешивал все «за» и «против», и раз он принял решение, его не мог изменить никто. Закери Вест был убежден, что рассчитывать можно только на себя, и это не было капризом: сама жизнь доказала ему верность и преимущества этого принципа.

Черная кожаная куртка и черные джинсы в сочетании с его ростом, темными волосами и волевым подбородком придавали Закери вид почти устрашающий. Сам он об этом даже не догадывался, как и не замечал тревоги в глазах сторонившихся его прохожих. Он вообще мало беспокоился о том, что о нем думают и как к нему относятся другие люди. Он был полностью во власти своей работы и ни на что другое не обращал внимания.

Он редко выезжал в Лондон. У него даже не было подруги с тех пор, как около года назад он узнал, что его девушка, встречаясь с ним, назначает свидания кому-то еще. Закери довольно грубо высказал ей все, что об этом думал, и больше они не виделись. Он даже почти не вспоминал Дану, пока не нашел дома принадлежавшие ей вещи: носовой платок, до сих пор благоухающий духами, маленький гребешок и губную помаду.

Разумеется, он избавится от них, как избавится и от воспоминаний о ней: о ее блестящих обольстительных глазах, о самодовольной улыбке во весь рот. Неустанная работа должна помочь.

Закери, когда не был занят рисованием, ухаживал за садом, выращивал овощи, фрукты, разводил цыплят, так что у него всегда были свежие яйца к завтраку и нежное диетическое мясо. Он самостоятельно вел хозяйство, делал покупки, даже готовил, стирал, убирался.

Его дом из красного кирпича был построен еще во времена королевы Анны для отставного капитана, которому хотелось думать, что он все еще в море. Фасад дома выходил на ветреное побережье Суффолка, и во время бури старые балки и перекрытия издавали скрип, напоминающий потрескивание деревянных частей судна во время шторма. За последние три столетия вокруг ничего не изменилось: это было по-прежнему одинокое, диковатое место, окруженное с двух сторон морем, а сзади — огромными полями с затерявшимися в них извилистыми дорогами.

Деревня Тартон находилась в миле отсюда, а до ближайшего города, Винбери, было не меньше 20 минут езды. Именно такое уединение и привлекло Закери. Здесь ему никто не мешал и не отрывал его от работы. А если понадобится что-нибудь, чего нет в деревенском магазине, — краски, холсты, например, — всегда можно добраться до Винбери, там выехать на автомагистраль и доехать до Лондона, что, кстати, он и собирался сделать этим вечером.

Закрывая входную дверь, Закери с удивлением обнаружил, что уже стемнело. Для захода солнца было еще рано — просто весеннее небо заволокли тучи. Закери нахмурился: он не любил ездить на большие расстояния в дождь, особенно ночью. В Лондоне он должен был быть в семь, так что, если повезет, удастся проскочить до дождя.

За рулем он думал о предстоящей выставке и той ужасной суматохе, которая всегда сопровождает подобные мероприятия. Его губы цинично искривились. Лео же обожал все это, ему доставляло удовольствие давать интервью, он наслаждался вечеринками, где художественные критики и их друзья-пижоны могли часами обсуждать какой-нибудь фрагмент картины. Закери ненавидел все это.

Он страшился самой мысли о выставке, а сейчас жалел даже, что позволил Лео вовлечь себя в эту затею. Это была не первая, а уже третья его выставка, но так как он их терпеть не мог, то отрицательных эмоций, вызванных последней, ему хватило на несколько лет. Закери не был портретистом, который гоняется за заказами богачей, предпочитающих фотографиям дорогой портрет; он рисовал пейзажи, тихую, спокойную жизнь. Такие картины неплохо расходились, так как люди понимали их без разъяснений критиков. Лео же считал, что…

В этот миг боковым зрением Закери заметил странный белый объект и инстинктивно повернул голову. Недалеко от дороги, несмотря на сумерки, видно было что-то белое.

— Что это может быть, черт возьми?

Закери прищурился, но так и не понял: лист бумаги, гонимый ветром, белая птица, сова? Их белые мордочки, высматривающие добычу, не часто теперь увидишь в этих местах. Закери любил сов и поэтому даже слегка скучал по ним.

Продолжая наблюдать сквозь живую изгородь, он снизил скорость, и тут его волосы встали дыбом — белое пятно двигалось вместе с ним вдоль дороги. Нет, это была не птица и не сова. Так что же это?

В призраков Закери не верил и вообще не любил то, что нельзя было разумно объяснить. Поскольку он был художником, его глаза обладали немалым опытом, он знал, какие шутки может сыграть с тобой зрение и какой обман возможен, если зрение и мозг объединят свои коварные замыслы. И все-таки этому должно быть объяснение. Но какое?

Закери остановил фургон около калитки, через сетку которой просматривался сад и вдалеке были видны очертания большого светлого здания. Летающее пятно направилось туда и секунду спустя повернулось в воздухе. Закери рассмеялся. Он понял, что это было, и почувствовал себя круглым дураком. На какую-то долю секунды ему действительно показалось, что он видел призрака.

Это же всего-навсего невысокая, стройная девушка с длинными черными волосами, обрамлявшими ее бледное лицо. Должно быть, она отвернулась от дороги и темные волосы закрыли лицо; вот почему Закери не сразу догадался, что за ограждением — живой человек. Все, что он видел, — это ее белое платье, летящее одеяние с длинными широкими рукавами. Теперь она смотрела через калитку на дорогу, и Закери смог ее разглядеть. Темно-голубые глаза равнодушно скользнули по его фургону, и их взгляд устремился на дорогу.

Нехотя Закери завел мотор. Если он не поторопится, то не сможет удержать себя от искушения выйти из машины и выяснить, действительно ли это человек, из плоти и крови. А может быть, это колдунья, произносящая в сумерках свои заклинания? Он снова посмеялся над собой. Хватит! — приказал себе Закери. Прекрати пороть чепуху. В это время суток воображению нетрудно разыграться, тем более, когда ты в таком состоянии.

Итак, это не привидение и не колдунья. Но девушка обладала странной, неземной красотой; Закери не мог не задаться вопросом, почему она бродила по саду в темноте одна. Может, ждала кого-то? Возлюбленного? Вряд ли, в ее ожидании чувствовалась напряженность, голубые глаза пристально всматривались в дорогу. Но он, даже обладая профессиональной интуицией художника, не смог определить, что же владело девушкой в данный момент. В этом лице было нечто особенное, характерное для монахинь: совершенство овала ее лица, огромные голубые глаза, нежность розовых губ. Создавалось впечатление, что она принадлежит не нашему, а какому-то другому, неземному миру.

Закери вспомнил о Дане. Какие же они разные! Сейчас Дана…

В этом месте дорога резко поворачивала. Закери попытался прижаться к центру поворота и вдруг заметил несущуюся по его полосе темно-красную машину. У Закери кровь отхлынула от лица. Выругавшись, он резко нажал на тормоза, круто вывернул руль, но слишком поздно. Столкновения было уже не избежать. Врезавшись в красный автомобиль, его фургон потерял управление и заскользил поперек дороги, пока на его пути не оказалась живая изгородь.

Ударом Закери бросило на руль, кожаная обшивка которого чуть не врезалась в тело. Но все-таки ремни безопасности удержали его при столкновении. Раздались звуки бьющегося стекла, гнущегося металла, крик. Головой он ударился о дверь и почти терял сознание, но тут его ноздрей коснулся запах.

— Боже мой… — он почувствовал запах бензина.

С побелевшим лицом Закери пытался освободиться от ремней безопасности и вылезти из фургона. Металлическая пряжка уже отстегнулась, но тут раздался пронзительный свистящий звук и перед ним встала стена пламени. Закери закричал, беспощадное пламя ворвалось через разбитое ветровое стекло и коснулось его кожи. Единственное, что он смог сделать для своего спасения, — это закрыть руками лицо.

Телефон зазвонил, когда Луиза только начала обход, который и так пришлось отложить на несколько часов из-за поступления нескольких новых пациентов. Вздохнув, она взяла трубку. Что еще могло случиться? Но голос ее был спокоен и мягок.

— Ожоговое отделение, слушаю.

— Сестра Гилби? — раздался знакомый голос. Едва уловимая улыбка коснулась ее губ и сразу преобразила лицо.

— Да, мистер Гэлос, — произнесла она сдержанно, ведь в больнице они всегда старались скрывать свои отношения. В голосе Дэвида после нескольких часов, проведенных в операционной, слышалось сильное утомление.

— Сейчас он приходит в себя после наркоза, а через полчаса-час его привезут к тебе. Учитывая степень ожогов, операцию он выдержал неплохо. У него крепкое здоровье, это поможет ему быстро восстановиться. Самыми опасными будут следующие двадцать четыре часа; если не наступит регресс, можно надеяться на лучшее.

Луиза слушала, нахмурившись, голубые глаза потемнели от переполнявшего ее сочувствия. Она уже несколько лет работала в этом отделении и успела привыкнуть к серьезным травмам мужчин, женщин, а еще страшнее — детей, к их лицам, телам, обезображенным ожогами, но так и не смогла относиться к ним бесстрастно, все это по-прежнему задевало ее за живое.

— Хорошо, у меня есть свободная медсестра, которая будет следить за ним ночью. Все, что от нас зависит, мы сделаем для этого бедняги.

— Уверен, что сделаете, у вас там отличная команда, — тепло заметил Дэвид Гэлос. Затем добавил тише и уже более интимным тоном: — Так ты сможешь пойти со мной в субботу на танцы?

Он пригласил ее несколько недель назад, но она не была уверена, сможет ли пойти. Она предупреждала, что, возможно, ей придется в этот уикенд работать, так как старшая медсестра в отпуске, а та медсестра, чья очередь была дежурить, лежит дома со сломанной ногой. Служебное расписание должны были переделать, и дежурство Луизы могло попасть как раз на субботний вечер.

— Мне пришлось пойти на уловку. Я договорилась поменяться со старшей сестрой Дженкинс из хирургического отделения. До перевода туда она долго работала у нас, так что я смогу доверить ей больных. Она пробудет здесь с восьми до двух, а там уже я приду и закончу смену.

— Так, значит, ты идешь со мной? — В его голосе явно звучала радость. Луиза представила себе довольную улыбку на его привлекательном лице. Дэвид Гэлос не был красавцем, но люди интуитивно чувствовали в нем порядочного человека и всегда тянулись к нему. Широко посаженные темные карие глаза с дружелюбным взглядом, правильной формы губы, прямые темные волосы — все это принадлежало одному из самых любимых и уважаемых врачей в больнице города Винбери.

— С удовольствием! Спасибо за приглашение, Дэвид. — Последнее время Луиза часто обедала с ним, но оба понимали, что это приглашение было особенным. На танцах они впервые покажутся вместе как пара.

— Как жаль, что ты не сможешь пробыть всю ночь. Мы могли бы пойти потом еще куда-нибудь. Все, как я подозреваю, пойдут в ресторанчик «У Мака».

Она засмеялась.

— Да, так обычно и бывает.

— А заканчивается все завтраком уже на рассвете, состоящим из яичницы с беконом.

— Бедная миссис Мак…

— Почему же бедная, кажется, ее бизнес процветает, — едко заметил Дэвид.

— Зря ты так, мне она нравится.

— Хм… лично меня она слишком подавляет своей значительностью, считает, что она чуть ли не королева Винбери, а мне не нравятся женщины, которые так сильно любят командовать.

Луиза улыбнулась, это признание Дэвида не было для нее неожиданностью. Она видела, как у него портилось настроение всякий раз, когда миссис Макдональд появлялась в больнице. Саму же Луизу эти царственные замашки нисколько не смущали, так как за время практики в больнице она привыкла к высокомерности старшего персонала, которая столь раздражала Дэвида.

Он зевнул.

— Сейчас я наконец-то еду домой спать, но, если ночью понадоблюсь, обязательно звони!

— Бедняга Дэвид, ты, наверное, валишься с ног от усталости. Очень надеюсь, что мне не придется тебя будить. Спокойной ночи!

Луиза повесила трубку и вышла из своего кабинета, чтобы наконец закончить этот злосчастный обход; может, хоть теперь ей никто не помешает. В палате царил полумрак; некоторые кровати пустовали, они были недавно продезинфицированы и закрыты покрывалами, на некоторых лежали больные — ровно, как египетские мумии, одеяла были аккуратно приподняты специальным устройством, чтобы лишний вес не давил на их измученные тела. Они боялись пошевелиться, и так и лежали, поглощенные своей болью, только блеск в глазах подсказывал, что они еще живы, находятся в сознании и очень страдают. У кроватей пациентов, пока не вышедших из критического состояния, дежурили сиделки. Луиза обходила, как обычно бесшумно, одну кровать за другой, для каждого больного у нее находилось слово утешения, она выслушивала всех, обещала принести обезболивающее, останавливалась около тех, кому удавалось, несмотря на боль, уснуть, и какое-то время наблюдала за их сном.

Она любила работать по ночам: в палате царит какая-то необычная атмосфера. Это было особое чувство, когда спит весь мир, а только ты на ногах. За одну ночь ты можешь стать намного ближе пациентам, чем за несколько дней. Именно ночью им особенно нужно было утешение, важно было знать, что их не оставили наедине с болью. Луиза и медсестрой-то стала не столько для того, чтобы зарабатывать деньги, сколько для того, чтобы делать что-то важное — помогать серьезно больным людям.

Вернувшись в свой кабинет, она села за письменный стол и занялась разбором накопившихся бумаг.

— Сестра, я уже вернулась, — раздался сзади жизнерадостный голос. — Опять давали так называемый рыбный пирог, но лучше бы вместо картошки и петрушки они клали туда хоть чуть-чуть рыбы.

Луиза знала, насколько неаппетитные блюда готовят в их столовой, поэтому «рыбный пирог» представила себе без труда.

— Я могу теперь сказать другим, чтобы сходили поесть? — поинтересовалась сестра Картер.

— Да, а потом надо сделать укол мистеру Грэму.

Через несколько минут Луиза услышала, как мимо ее кабинета две медсестры прошли в столовую. Сама она смогла заставить себя выпить только чашку некрепкого жасминового чая без сахара и молока: он всегда помогал ей не заснуть на ночном дежурстве. В столовой она никогда не питалась — пища там была слишком тяжелой и невкусной. Все жалобы диетологов больницы были бесполезны — столовая попросту не имела средств на полноценное, здоровое питание, и ее работникам приходилось ограничиваться самыми дешевыми однообразными блюдами. Луиза предпочитала на дежурстве только перекусить — съесть фрукты, йогурт, орехи, а перед уходом на работу нормально пообедать дома.

В тишине раздался пронзительный телефонный звонок, заставивший ее вздрогнуть от неожиданности. Да, этой ночью ее нервы совсем расходились. Соберись! — нетерпеливо скомандовала она себе и взяла трубку.

— Ожоговое отделение, слушаю.

— Это из отделения послеоперационной реанимации. Сейчас вам привезут мистера Веста.

— Да, мы уже все подготовили для его приема, — сказала Луиза, собирая бумаги и пряча их в ящик стола.

Повесив трубку, она направилась в палату, где нового пациента уже поджидала аккуратно застеленная кровать. Из смежной комнаты раздавались какие-то звуки — это Антея Картер стерилизовала судна.

— Мисс Гилби, вы звали меня? Наверное, я не слышала за шумом воды.

— Скоро нам привезут больного, сестра Картер. Оставьте эти судна, ими займется сестра Бретт, когда вернется из столовой. А вы посидите до конца смены с новеньким — ему нужен постоянный присмотр. Для него сейчас особенно опасен неожиданный приступ; как заметите первые признаки — сразу зовите меня!

Антея Картер одернула фартук, поправила шапочку, которая неустойчиво держалась на кудрявых волосах, и произнесла: «Будет сделано». Несмотря на некоторую неряшливость и небольшой опыт, она была хорошей медсестрой. К тому же она очень привлекательна, с улыбкой заметила Луиза, когда Антея уже выходила из комнаты.

Послышались звуки открывающихся дверей лифта.

— Ну вот и они. — Луиза пошла навстречу новому пациенту.

Антея Картер широко открыла двери, чтобы санитар смог ввезти его в палату. Луиза, взяв у сопровождающей сестры историю болезни, взглянула на провозимую мимо нее фигуру. Пострадавший был без сознания. От того, что предстало ее взору, она не могла не вздрогнуть, хотя профессиональный опыт, конечно, подсказывал, что со временем его лицо восстановится и не будет следов от шрамов и ожогов.

— Закери Вест, — прочитала она в истории болезни. — Тридцать четыре года. Доктор Гэлос сказал, что благодаря своему крепкому здоровью он справится с последствиями этой жуткой аварии. Интересно, каким пациентом он окажется?

— Думаю, что непростым, — произнесла сестра, сопровождавшая его из операционной. — Я видела, когда его только привезли… Он тогда был еще в сознании, у нас всех волосы зашевелились от его выражений.

— Обычная ситуация, — отстраненно произнесла Луиза, разглядывая мужчину, лежащего перед ней без сознания.

— Разумеется, но он показался мне очень злобным человеком. Не хотела бы я оказаться на месте виновника той аварии, если он с ним когда-нибудь встретится.

Луиза нахмурилась и захлопнула историю болезни.

— Спасибо, сестра, теперь вы можете вернуться в свою палату. — Сама она пошла проверить, как будут переносить больного с носилок-каталки на подготовленную для него кровать. В его состоянии это нужно было сделать особенно аккуратно, несмотря на то, что он находился без сознания и не мог почувствовать боли.

Когда он уже был устроен, Луиза вернулась в кабинет закончить бумажную работу. Иногда она жалела о повышении, прибавившем ей канцелярских обязанностей, так как гораздо больше любила общение с пациентами.

Перед самым рассветом Луиза сделала еще один обход. Антея Картер по-прежнему сидела возле Закери Веста, занимаясь штопкой своего форменного фартука. Луиза просмотрела записи — каждый час Антея фиксировала его пульс и температуру. График не показал никаких неожиданностей.

— Он не приходил в себя?

— Несколько раз мне казалось, что он вот-вот очнется… — Антея замолчала, заметив слабое движение на кровати. Должно быть, пациенту помешали их голоса. Его веки дрогнули, из-под них показались блестящие глаза. Потом он издал сдавленный крик.

В этом крике Луиза услышала смесь муки и ярости; она наклонилась к нему, шепча слова утешения низким, мягким голосом, не дотрагиваясь до него — она знала, какую боль может вызвать самое легкое прикосновение. Больной обратил на нее дикий взгляд.

— Что вы сделали со мной?..

— Не волнуйтесь, мистер Вест, мы ухаживаем за вами.

— Оставьте меня! — огрызнулся он.

Луиза вздрогнула, как если бы он ее ударил.

— Сестра, сделайте ему укол, — велела она Антее. Минуту спустя пациент опять мирно спал. Луиза вздохнула и вышла из палаты. Вернувшись к себе, она дрожащими пальцами набрала номер другой палаты. — Привет, Бетт, это Луиза. Ну как он?

— Отлично. Ты не беспокойся, он отделался испугом и несколькими синяками, никаких серьезных последствий не будет. Скорее всего, уже сегодня он сможет отправиться домой. Ты навестишь его?

— Да, перед уходом я обязательно зайду.

Луиза повесила трубку; по ее щеке скатилась слеза, которую она яростно смахнула.

Закери Вест был окружен огнем. На него надвигались языки пламени, звенело разбившееся стекло, осколки падали на него, как маленькие кинжалы. Огонь, ослепив, опалил ему кожу.

Я ослеп, я ослеп, я ослеп! — кричал он в своих снах, но никто его не слышал.

Иногда он видел ее: она парила рядом с ним легкая, как белое перышко, как сова, как голубка; она была подобна мечте, ее молчаливое присутствие утешало и успокаивало. Он звал ее из огненного кольца, но она медленно поднялась высоко в воздух и посмотрела на него оттуда. Он любовался ею: длинными черными волосами, красивым нежным лицом, темными голубыми глазами, светившимися добротой и состраданием. Боль отступила, и Закери со вздохом протянул к ней руки.

Она опять исчезла, а он погрузился в ночной кошмар.

Однажды Закери удалось открыть глаза, позвать ее, но он увидел только какие-то чужие лица, рассматривающие его при ужасном желтом свете.

Он озлобленно посмотрел на них. Кто они такие? Что случилось с девушкой в белом? Он пытался задать эти вопросы, но язык не слушался.

Одно из этих лиц наклонилось к нему, говоря что-то, что он не смог расслышать. Это была холодная бледная женщина, она сразу не понравилась Закери, особенно ее стянутые на затылке волосы, маленькие глазки и сжатый рот.

— Где я? Что произошло? — Он снова попытался спросить, но слова превратились в какую-то кашу. Закери сделал еще одну попытку, на этот раз придав голосу обвинительный тон: — Что вы со мной сделали?

Она открыла рот и произнесла что-то, но он не разобрал ни слова. Теперь он хотел, чтобы она ушла. Он так и сказал ей. Она сжалась и обратилась к другой девушке, но слишком тихо — так, что он не услышал ее. Затем Закери почувствовал острую боль. Он вопросительно взглянул на них: что это, что?.. Но они уже ушли, и он опять погрузился в сон, в центр огненного кольца. Ему хотелось кричать, но он не мог: он был скован своей болью. Он всматривался в то, что находилось за стеной пламени, и вдруг перед ним появилась девушка в белом; она нежно улыбнулась, и все его страхи улетучились. Ангел, подумал он. Вот кем она была — ангелом! Как же мне не пришло это в голову раньше? Ну, конечно, я умер и передо мной ангел.

По пути домой Луиза зашла в двенадцатую палату. Пациенты завтракали, читали утренние газеты или просто разговаривали друг с другом. Персонал же был занят своими обычными утренними обязанностями. По этикету, прежде чем зайти в палату, сначала нужно было поздороваться с сестрой, поэтому Луиза направилась в кабинет. Бетт Доулиш, дежурившая ночью, с которой она разговаривала по телефону и с которой когда-то вместе проходила практику, уже ушла, сдав смену другой медсестре. Ее Луиза знала только внешне.

— Да, Доулиш передала мне, что вы зайдете, — кивнула сестра Якобс. — Судя по отчету, который оставила Доулиш, его можно будет выписать уже сегодня днем. Ему повезло, все могло быть гораздо серьезнее. А как второй водитель, ведь его машина загорелась? Я слышала, что он сильно пострадал и сейчас находится в вашей палате. Не знаю, как вы справляетесь с такими тяжелыми больными? Наверное, у вас стальные нервы.

Луиза слегка улыбнулась.

— Я просто привыкла. Наш пациент неплохо провел ночь и, надеюсь, быстро пойдет на поправку.

— Хм, даже если он быстро поправится, пройдет немало времени, прежде чем он полностью восстановится.

— Да, конечно, — согласилась Луиза, вздрогнув. — Ну ладно, я буду держать вас в курсе.

Она подошла к крайней кровати. Там, облокотившись на подушки, сидел мужчина; под глазами на его бледном лице залегли тени. Повернув голову, он смотрел, как она присаживается на стул рядом с кроватью.

— Луиза… — Он с силой сжал ее пальцы. — Он… он?..

— Жив, — помогла она ему закончить предложение. — Не смотри так, он действительно будет жить, папа.