Виновата только я…

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Луиза со злостью поняла, что краснеет. Ну почему она всегда заливается краской, как только видит его? Неудивительно, что он постоянно подтрунивает над ней!

— На самом деле я пришла проверить, не нужна ли вам какая-нибудь помощь по дому, чтобы вы не повредили больную руку.

Он смерил ее недоверчивым взглядом, но в глазах явно была насмешка.

— Оказывается, вы не только медсестра, но и работник социальной сферы?

— Конечно, нет, но раз уж я проезжала мимо… — Она запнулась, случайно бросив взгляд через его плечо: в коттедже творилось нечто ужасное. Книги были разбросаны по всему полу, там же валялись выдвижные ящики из стенки и письменного стола, повсюду были смятые вещи. — Боже мой! — пробормотала она в шоке. — Что вы тут делали? Вы переезжаете? — Когда она приходила к нему первый раз, здесь было достаточно чисто, но ведь, в конце концов, он художник. Может, ему нравится жить в хаосе?

— Нет, — мрачно ответил он. — Когда я вчера вернулся из больницы, то обнаружил, что меня обокрали.

— Обокрали? — повторила она в ужасе. Кошмар! Что-нибудь ценное пропало?

— Телевизор, видеомагнитофон, музыкальный центр и микроволновая печь. То есть все то, что будет легко продать.

— Полиция приезжала?

— Да, полчаса назад, но они не слишком задержались. В праздничные дни у них людей мало, а вызовов много. В это Рождество обокрали не только меня, так что жертвы уже оборвали телефон в участке. Никаких отпечатков пальцев, никаких улик они не нашли, и, как мне показалось, они не очень рассчитывают на то, что им удастся поймать кого-либо.

Луиза все еще смотрела мимо него на разгромленную гостиную.

— У вас есть домработница?

— Есть, только у нее сейчас недельный отпуск, который она проводит в Хэрроугейте, так что мне придется обойтись без нее. Я как раз собирался приступить, когда вы приехали.

— Я помогу вам, — выпалила Луиза, повинуясь внезапному импульсу. Если она рассчитывала, что он откажется, то ей пришлось разочароваться.

— Я надеялся, что вы предложите, — сказал он холодно. — А если мы быстро закончим, то я угощу вас ланчем в пивной «Блэк свэн» [4]. Они делают лучшие ланчи во всем Тартоне. Правда, вам самой придется отвезти нас туда, поскольку я пока не сажусь за руль, если вы помните.

Луиза сняла свой жакет, намереваясь заняться предстоящей работой основательно.

— Если у вас есть дома какая-нибудь еда, то я сама смогу приготовить нам что-нибудь перекусить. Итак, это единственная комната, где учинили разгром?

— Да, очевидно, грабители поднимались наверх, но вся техника — на первом этаже, поэтому они, наверное, решили поскорее схватить ее, чтобы успеть до моего прихода и не тратить время еще и на второй этаж. Полиция сказала, что я легко отделался, они видели и более серьезный ущерб.

— Это не слишком утешает, — заметила Луиза, и Закери поморщился в ответ.

— Да уж, согласен.

Работа им предстояла нелегкая, и Луизе было даже немного страшно приниматься за нее; но трудности никогда не заставляли ее отступать от намеченного, а начатое она всегда доводила до конца. Луиза носилась по коттеджу до тех пор, пока в нем не воцарился прежний порядок. Конечно, она устала, но не настолько, чтобы не заметить нездоровую бледность на лице Закери, и велела ему безапелляционным тоном сесть отдохнуть и предоставить ей самой закончить всю уборку.

— Я в порядке, — коротко возразил он.

— Нет, вы не в порядке. Садитесь и не упрямьтесь. Вы что, хотите снова заболеть?

— Я не люблю женщин с командирскими замашками! — недовольно пробурчал он.

— А я и не заставлю вас любить меня! — нашлась Луиза, но его слова острым ножом вонзились ей в сердце. — Я просто взываю к вашему здравому смыслу и прошу сесть, пока вы не упали без чувств.

— Ладно, так и быть, — пожал плечами Закери и медленно направился к стулу. Какое-то время он внимательно наблюдал за ее работой, но вскоре ушел на кухню. К немалому удивлению Луизы, он вернулся с кофейником и несколькими толстыми бутербродами. — Пивная только что закрылась, поэтому нам не удастся поесть там, — объяснил он. — Правда, у меня ограниченный выбор компонентов: только сыр и салат. Вам с чем?

— Все равно, — бросила Луиза, полностью поглощенная своим занятием.

— Оставьте вы в покое эти царапины на столе, лучше идите примите душ, и мы будем есть.

Она дотронулась рукой до царапин — это были глубокие отметины, оставленные взломщиками.

— Что заставляет людей быть такими варварами? Столик в плачевном состоянии, а он, кажется, старинный.

— Да, конец эпохи Георгов[5] , — сказал Закери, нахмурившись, отчего его лицо превратилось в зловещую маску, повергавшую людей в ужас. — Он не очень ценный, но в нашей семье находится с 1820 года, поэтому мне не хотелось бы его потерять. Надеюсь, его удастся привести в порядок. Я знаю одного человека, который специализируется на восстановлении антикварной мебели, — он творит чудеса. Я позвоню ему.

— Отлично. — Луиза оглядела комнату критическим взглядом и наконец произнесла: — Кажется, все.

— Да, действительно, вы сделали все, что могли, так что теперь живо в ванную! Она наверху, как подниметесь по лестнице — налево.

Ванную комнату Луиза нашла без труда. Там было очень уютно: все выдержано в лимонно-желтых тонах, множество лампочек обеспечивали море света. Дотрагиваясь до пушистого желтого полотенца, Луиза задумалась, как ему удалось подобрать столь подходящие друг к другу аксессуары. На тумбочке из соснового дерева она обнаружила кусок нераспечатанного лимонного мыла. Специально для нее? Или это просто совпадение?

Когда она вернулась в гостиную, Закери уже успел расставить чашки и тарелки на столике около окна. Увидев ее, он принялся разливать кофе. Только теперь, когда ее ноздри почувствовали приятный аромат, Луиза поняла, насколько голодна.

— Садитесь и приступайте к еде, — скомандовал Закери, кладя на тарелку бутерброд с сыром и подавая ей.

Она не без улыбки взглянула на толстый кусок хлеба.

— И часто вы питаетесь бутербродами?

— Когда работаю, да. Зачем тратить время на приготовление каких-то сложных блюд или даже на то, чтобы выбраться в ресторан? Туда я хожу, только если не занят.

— Вы работаете каждый день? — спросила она перед тем, как вгрызться в свой сэндвич, в котором между толстыми кусками хлеба оказался запрятан такой же огромный ломоть сыра, приправленный домашним соусом с томатным привкусом.

Он молчал. Она удивленно подняла голову и посмотрела на него. Странно, что ее вопрос вызвал такую реакцию. Его лицо покрылось темными пятнами, губы крепко сжались. Что с ним? Он и раньше, видимо, был очень чувствительным человеком; учитывая же то, что произошло с ним за последнее время: авария, а теперь еще и ограбление, — неудивительно, что он стал таким раздражительным.

— Работал, — наконец ответил он на ее вопрос. Она сразу уловила глубокую печаль, скрывавшуюся за этим словом, и ее сердце болью откликнулось на его боль.

— Вы так и не можете начать работать?

Он сердито смотрел на нее.

— Я же говорил вам, когда вы приезжали первый раз, что после аварии я не в состоянии рисовать. Физически я мог бы, конечно. Водить кистью по бумаге — это не так сложно. Но я никак не могу решить, что хочу изобразить. Я часами стою перед холстом, пытаясь решить, но… — он прервался, нахмурившись. Она не могла не испытывать жалость к нему.

— Мне так жаль. Это должно быть очень грустно для вас.

— Грустно?! — прогремел он, свирепо буравя ее взглядом. Луиза даже вздрогнула, опуская недоеденный бутерброд на тарелку. — Грустно! — повторил он ядовитым тоном. — Грустно? — уже кричал он, обнажая два ряда безукоризненных белых зубов. — Это сводит меня с ума. Я же художник. Мне нужно рисовать! Я не понимаю, почему у меня это не получается. Я все стараюсь и стараюсь, но такое впечатление, что чем больше я стараюсь, тем безнадежнее становится ситуация!

Луиза облизала пересохшие губы и сделала робкую попытку высказать ему свое предложение:

— Может быть, вам лучше перестать стараться и отдохнуть недельку-другую?

— Неужели, вы думаете, я не пробовал? Я уже перепробовал все, что только возможно, но ничего не помогает. — Он смотрел на нее почти с ненавистью. — Доешьте, в конце концов, свой бутерброд! И пейте быстрее кофе, он небось и так уже остыл.

Она послушно повиновалась, надеясь, что это его успокоит. Такое состояние ему явно не на пользу.

— Закончили? — спросил Закери десять минут спустя, когда она допила вторую чашку кофе.

— Да, спасибо, все было очень вкусно.

Закери встал.

— Идемте со мной!

Луиза недоуменно тоже поднялась на ноги.

— Куда?

— В мою студию.

Она последовала за ним, ее любопытство росло. Ей никогда не доводилось бывать в настоящей студии художника, и сейчас ей не терпелось попасть туда.

Студия оказалась пристройкой к коттеджу с задней стороны. Две стены представляли собой гигантские окна, от пола до потолка. Таким образом, даже в пасмурный зимний день в комнате было полно света.

В центре на мольберте стоял холст. Закери властно указал ей на него.

— Вот это и есть все, что мне удалось изобразить за последние девять месяцев!

Сбитая с толку, она с недоумением взирала на красные мазки, яростно нанесенные на холст.

— Боюсь, что я не слишком понимаю современное искусство, — вежливо произнесла она.

— Идиотка! Это не искусство! У меня был очередной приступ депрессии, и я просто взял красную краску и вылил ее на полотно, желая изобразить свои чувства.

Луиза сбивчиво пробормотала:

— Понятно. Мне ж…

— Если вы скажете, что вам жаль, то я вас ударю! — взревел он.

Она нерешительно отступила к стеклянной стене.

— Что же еще я могу сказать? — Неожиданно выглянуло солнце и осветило ее стройную фигурку в голубом платье. Закери, прищурившись, посмотрел на нее.

— Стойте смирно, — быстро скомандовал он.

— Зачем? — осторожно поинтересовалась Луиза, ее темно-голубые глаза выражали полнейшее замешательство.

Закери взял со стола блокнот и огрызок угольного карандаша. Луиза наблюдала за решительными движениями длинных пальцев его здоровой руки. На белой бумаге появлялись черные штрихи.

— Вы рисуете меня? — удивленно, но не без радости спросила она.

— А что же еще я могу делать?

Она была слишком польщена, чтобы обратить внимание на его ворчание. Он наконец начал работать, и вдохновила его она! Волна радости словно окатила ее.

Несколько минут спустя он отложил карандаш и начал критически рассматривать только что нарисованное.

— Можно мне посмотреть? — попросила Луиза, и он молча протянул ей блокнот. Она застыла от восхищения. Всего несколько линий, но они передавали полное сходство. — Вот это да! Вы необыкновенно талантливы, мистер Вест. Я завидую вам — у меня совсем нет способностей к рисованию.

— Вы хорошая медсестра, это, без сомнения, тоже дар! — бросил он небрежно.

Она покраснела.

— Спасибо. Но вам не кажется, что это не одно и то же? Хороших медсестер тысячи, хороших же художников гораздо меньше. Когда вы перенесете набросок на холст?

— Что? — Он криво ухмыльнулся. — Сомневаюсь, что это когда-нибудь случится. Делать наброски я мог всегда — это как рефлекс, просто фиксирование на бумаге за несколько минут того, что видишь перед собой. Писать маслом — это совсем другое, это занимает много часов работы: недели, месяцы… а главное, для этого требуется вдохновение. Мне нужно точно знать, что я ищу, именно этого мне недоставало — желания творить.

Она прикусила губу.

— Я понимаю.

Сейчас она чувствовала себя полной дурой, причем сильно униженной. Наверное, он посчитал ее тщеславной и презирал за то, что она подумала, будто вдохновила его.

Он отбросил блокнот и встал рядом с ней у окна.

— Как вам мой сад? Я создал его сам. Конечно, сейчас вы не видите его во всей красе: декабрь — один из мертвых месяцев года, но я посадил много вечнозеленых кустов. Они неплохо защищают от морских ветров. А еще вы сейчас можете увидеть зеленые побеги подснежников, нарциссов и крокусов.

Она повернулась к нему.

— Вы очень любите свой сад?

— Я считаю садоводство отличным способом времяпрепровождения, — согласился он. — Смотрите, а вон моя любимая магнолия — скоро она зацветет.

Луиза чувствовала прикосновение его плеча к ее собственному, улавливала теплый мужской запах его тела, и ее сердце бешено забилось.

Посмотрев в ту сторону, куда он указывал, она увидела небольшое деревце, на нем еще не было листьев, но было много светлых меховых почек. Она смотрела, а в голове словно стоял туман, все мысли ее были поглощены мужчиной, который находился настолько близко, что это не позволяло сосредоточиться на чем-либо еще. Испугавшись собственных чувств, она поспешно сделала шаг в сторону. Как раз в это мгновение пошевелился Закери; их столкновение было неизбежно. Луиза инстинктивно выставила вперед руки, пытаясь восстановить равновесие и избежать падения. Ее пальцы погрузились в теплую шерсть его свитера.

— Извините… — пробормотала она и смущенно подняла глаза, втайне надеясь, что он не сможет прочитать по ее лицу те чувства, которые вызывает в ней малейшее соприкосновение с ним.

Лицо, покрытое шрамами, не отражало ничего, кроме цинизма, так часто появлявшегося на нем; серые глаза блестели насмешкой.

— Вам следует быть более осторожной, — протянул он. — И не дрожите так! Я могу неправильно понять ваше смятение и истолковать его как приглашение. Вы что, забыли, каково вам было, когда я поцеловал вас? Вам показалось это настолько отвратительным, что вы потеряли сознание. Вам же не хочется, чтобы это повторилось!

Она попала в затруднительное положение. Ее смутило и что он сказал, и как он это сказал. Неужели он действительно считал, что выглядит отталкивающе?

— Я не считаю вас… — начала она, но остановилась, не зная, как сформулировать свою мысль, чтобы это не прозвучало как признание. — Я хотела сказать, что это не потому… Ох, не надо думать… — Она была совсем смущена, но смотрела на него с состраданием. — Вы не должны считать, что непривлекательны…

— Нет? — издевался он над ней. — Ну, в таком случае… — Он положил руки ей на талию, приблизившись к ней на один шаг, так что тела их соприкоснулись. Ее сердце чуть не выпрыгнуло из груди, когда она почувствовала его прикосновение: одна рука крепко держала ее за талию, а в это время другая блуждала по спине, затем поднялась к затылку; Луиза чувствовала прохладу его пальцев на своей горячей коже.

Луиза не могла унять дрожь. Она словно стояла на берегу, и ее неожиданно захлестнула высокая волна, смыла в море и, не давая пошевелиться, топила в яростном водовороте, слишком сильном, чтобы бороться с ним.

Луиза закрыла глаза, желая забыть обо всем на свете: о тихой студии, красивом саде за окном, о том, что могло предостеречь ее от безрассудного падения во власть чувств. Здравый смысл предупреждал ее об опасности, но сейчас она ничего не слышала. Ей хотелось испытать то, о чем она раньше могла только мечтать. Поэтому она не смогла оттолкнуть его, когда твердые губы накрыли ее рот, а только вздрогнула от удовольствия и обвила руками его шею, полностью отдаваясь поцелую.

Рукой, обнимавшей спину, он еще ближе прижал ее к себе; его губы уже стали горячими и требовательными. Он хотел ее. Она чувствовала, как бешено стучит ее сердце и пламя загорается внутри.

Но ее ли, Луизу, он хотел, или просто из-за того, что у него уже давно не было женщины, любая могла так сильно возбудить его? — шептал тонкий голосок из потаенных уголков ее сознания. Но она не хотела ничего слышать. Самое главное — сейчас он хотел ее, а причины ее не интересовали.

Все дело было в том, что сама она хотела его с первой их встречи, хоть долгое время и не могла понять, какие чувства испытывает к нему, прежде всего потому, что это было для нее впервые. Сначала Луиза полагала, что жалеет его, ее сердце сжималось от испытываемой им боли. Она много раз повторяла себе, что ее чувства к Закери Весту — это нормальные чувства, которые должна испытывать медсестра к своему пациенту, ведь и раньше она сострадала больным, за которыми ей приходилось ухаживать. В этот же раз к обычному состраданию примешивалось еще и чувство вины, поскольку она знала, что ее отец был виновником его состояния.

В действительности же она, оказывается, обманывала себя. Постепенно пришлось себе в этом признаться. Ее чувства к Закери Весту не имели ничего общего с жалостью. Корни лежали внутри ее самой. Она хотела его, хотела больше всего на свете.

Раньше она часто думала, что, возможно, она фригидна, неспособна на такую любовь, которую воспевают поэты, о которой композиторы слагают песни. Закери Вест доказал ей, что это не так.

Его губы неохотно оторвались от ее мягкого рта, но он не отпустил ее голову. Его губы скользнули вниз по щеке к шее, медленно оставляя поцелуи за ухом и спускаясь ниже, к ключице. Одновременно одной рукой он расстегивал пуговицы ее светло-голубого платья.

Луиза тем временем перебирала черные пряди его густых волос, закручивая их одну за другой вокруг своих пальцев.

Губы Закери сползли еще ниже, и она застонала от удовольствия. Он зарылся лицом между ее нежными маленькими грудями. Она почувствовала, что он повернул голову, и тут испытала необычайно волнующее ощущение — Закери коснулся ресницами ее соска.

Она затрепетала. Дыхание ее было затруднено, но, когда Закери начал ласкать языком ее грудь, она не сдержалась и издала протяжный крик.

Звук ее голоса отрезвил их обоих. Он словно разрушил чары, удерживавшие их. Закери замер. Мгновение спустя он, тяжело дыша, поднял раскрасневшееся лицо.

Ей не хотелось спускаться на землю из того рая, куда он вознес ее. Но она же не могла остаться с закрытыми глазами навечно. Неохотно открыв их, Луиза чуть не ослепла от холодного, но яркого зимнего света, как только что она чуть не ослепла от страсти. Дрожа всем телом, она рискнула взглянуть на Закери.

Сейчас его лицо побледнело от напряжения. Он резко отстранился, опустив руки вниз, но до сих пор дышал так, словно за ним гнались.

— Простите меня, — проговорил он глубоким охрипшим голосом. — Ради Бога, не смотрите на меня так! Вы дрожите, как кролик, загнанный в клетку. — Он протянул руку, словно желая дотронуться до нее, но в последний момент отдернул. — Не волнуйтесь, я пришел в себя. Это больше не повторится — вы можете наконец перестать дрожать! Я просто хотел поставить точку, все началось как дурацкая шутка. Мне не следовало даже прикасаться к вам! — Он прервался, отводя глаза, словно не осмеливаясь смотреть на нее. — Поверьте, переспать с вами — это последнее, о чем я думал.

Лицо Луизы горело. Ее переполняли боль и стыд. Она уставилась в окно, но перед глазами был сплошной туман.

Шутка? — униженно повторила она про себя. Для него это было всего лишь шуткой?

— Я потерял над собой контроль, — произнес он низким голосом. — Вы же медсестра, наверное, знакомы с психологией — может быть, вы поймете, что произошло в моей голове. Я разозлился и поцеловал вас потому, что вы жалели меня, а это приводит меня в бешенство. Но как только я собрался отпустить вас, я вспомнил кое-что… кое-кого…

Луиза оцепенела. Он думал о ком-то, когда целовал ее? Она почувствовала, что вот-вот заплачет.

— Вот почему я потерял над собой контроль, — объяснил он осипшим голосом. — Это безумие; я понимаю, что это глупо — продолжать думать об этом… о ней…

Луиза вела отчаянную борьбу со слезами, она не могла допустить, чтобы они все-таки вырвались наружу. Но вместе с тем она внимательно ловила каждое его слово. О ней? Кого он имеет в виду?

— Я даже не знаю ее. Ни имени, ни где она живет. Я не знаю о ней ровным счетом ничего! Я видел ее только однажды, издалека, но… — вздох вырвался из его груди, — но ее образ преследует меня. Вы понимаете?

— Да, — прошептала она сквозь собственную боль. — Да, понимаю. — Она и правда понимала, причем даже лучше, чем он мог себе представить. С их первой встречи его образ преследует ее, и с каждым днем это наваждение только крепнет.

— Правда? — Он смотрел на нее с сомнением. — Если бы кто-то раньше сказал мне, что я буду испытывать такие чувства к незнакомой женщине, то я рассмеялся бы ему в лицо. Это какая-то болезнь, и я не могу избавиться от нее. Я знаю, что это у меня в голове, это мираж. Я сотни раз повторял себе это. Разве не сумасшествие — влюбиться в девушку, с которой ты даже не разговаривал? В конце концов, что я знаю о ней? — Он нервно шагал взад-вперед по комнате, засунув руки в карманы потертых голубых джинсов.

Луиза молча наблюдала за ним, покусывая нижнюю губу и сдерживая предательские слезы.

Закери рассмеялся.

— Судя по тому, что я знаю о ней, она самая большая зануда на свете. А может быть, она тощая, как доска, или невыносимая кокетка, а может, она вообще замужем и мать двоих детей! Я перебрал все возможные и невозможные причины, по которым мне следует навсегда забыть о ней, но я не могу забыть. Она приходит в мои сны каждую ночь; я просыпаюсь с мыслями о ней.

Луиза и не думала, что можно испытывать такую боль. Голос, напряжение, владевшее его бледным лицом, — все это заставляло ее ревновать так сильно, что она готова была закричать.

— Я видел ее только однажды, — повторил он. — Глупо… — Он остановился и посмотрел на Луизу. Его веки были полуприкрыты, так как свет, проникающий через высокие окна студии, невыносимо резал глаза. — Глупо, — еще раз повторил он. — Это произошло тем вечером; возможно, всего лишь совпадение, или именно поэтому я не могу забыть ее?

Каким-то образом Луизе удалось заговорить, хотя она почти не владела своим голосом:

— Каким вечером?

Их глаза встретились, и словно по телепатической связи она получила ответ, хотя он не успел произнести ни слова. Она прошептала:

— В ту ночь, когда произошла авария?

Он кивнул.

В смятении она пыталась уловить смысл всего сказанного им.

— Я находился где-то между Тартоном и Винбери, — продолжил он. — Машину я вел очень аккуратно, потому что боялся повредить полотна, которые перевозил в багажнике. Я помню, что думал тогда о своей выставке. Она должна была стать самым знаменательным событием для меня; наверное, я был взвинчен еще и из-за этого. Были сумерки, я ехал по проселочной дороге и вынужден был включить фары, так как фонарей не было. Затем впереди с правой стороны дороги я увидел светлое пятно… что-то белое, плывущее вдоль живой изгороди… или стены, точно не помню. Я был в замешательстве, не мог понять, что это такое; инстинктивно я нажал на тормоз и снизил скорость, машина почти ползла.

О чем он говорит? — удивлялась Луиза, смотря на него широко раскрытыми голубыми глазами. Заметив ее взгляд, он поспешно проговорил:

— Я знаю, это прозвучит как бред… но я подумал… всего на секунду я подумал… что это призрак.

— Призрак? — недоверчиво переспросила она. — Не думала, что вы верите в призраков.

— Я и не верю. Это, конечно, был не призрак, но, знаете ли, в сумерках возможны разные галлюцинации. В это время суток все кажется серым и словно тает в ночи. Я сделал еще одну попытку понять, что же это. И тут мне пришлось посмеяться над собственными страхами. Не думал, что у меня такое богатое воображение. Дело в том, что это оказалась просто девушка. Она медленно шла вдоль изгороди… да, сейчас я вспомнил, это действительно была изгородь, скрывавшая огромный сад и где-то вдалеке дом. Но я смотрел только на нее. Казалось, что она была там всегда, всегда плыла в сумерках по саду. На ней было что-то белое, свободное и летящее, похожее на ночную рубашку в викторианском стиле…

Глаза Луизы недоуменно расширились.

— На ночную рубашку? Она гуляла по саду в ночной рубашке?

Он посмотрел на нее так, словно она задала глупый вопрос.

— Ну, может, и не рубашка, но очень похоже. В том-то и дело — странным было все, как будто это происходило не по-настоящему, а во сне. — Он снова заметил ее настороженный взгляд и раздраженно нахмурился. — Но это было, я не выдумываю… — настаивал он, хотя Луиза так и не произнесла ни слова. Но, безусловно, думала она именно об этом. Его описание заставляло усомниться в том, что он вообще что-либо видел. Но она не проронила ни звука, позволив ему продолжить.

— Единственное, в чем я уверен, так это в том, что она очень молода: девушка… может быть, даже подросток… — Он мечтательно смотрел вдаль, как будто видел ее снова уже здесь, в своем саду, на фоне серого зимнего неба.

Луиза наблюдала за ним с болью в сердце. Ну почему он так не мечтает о ней, Луизе? Почему зациклился на ком-то, кого видел лишь раз, а может, и вообще не видел? На нее же он даже не смотрел; он был слеп к тому, что она чувствовала, о чем думала. Он был слишком поглощен собственными эмоциями.

— Она очень хрупкого сложения, — продолжал он описывать свою мечту. — Маленькая и стройная, с длинными распущенными волосами, которые как шлейф развевались при каждом ее движении. Я с трудом рассмотрел ее нежное, бледное лицо — оно было подобно камее, такие же отточенные черты. Я все замедлял ход, пока совсем не остановился. Я так и сидел, наблюдая за ней. Она, хоть и посмотрела один раз в моем направлении, но не думаю, что заметила меня; я чувствовал, что она целиком поглощена собственными мыслями.

Комизм ситуации позабавил Луизу. Девушка даже не посмотрела на него, будучи слишком поглощенной своими мыслями! Да уж, разве это не смешно? Любовь похожа на яркую карусель с громкой музыкой и цветными огнями. Влюбленные бесконечно следуют за предметом своих чувств, но никогда не догоняют его, а сами преследуются еще кем-то, на кого они даже ни разу не взглянули!

Закери, нахмурившись, произнес:

— У меня возникло чувство, что она несчастна… — Он криво улыбнулся Луизе. — Простите мои излияния, но все эти месяцы я не мог ни с кем поговорить. У меня даже не было возможности вернуться и найти ее, потому что через несколько минут после того, как я увидел ее, появился ваш отец и врезался в меня. С тех пор… — его лицо ожесточилось, шрамы стали более заметными, а глаза колючими, — я не осмеливаюсь сесть за руль. Без сомнения, когда-нибудь я справлюсь с этим, но сейчас мне приходится все время брать такси или просить друзей отвезти меня. Не могу же я попросить кого-нибудь из друзей ездить со мной по дорогам и искать девушку, которую даже не знаю, как зовут. А кроме того, я не уверен, где именно ее видел. Где-то между Тартоном и Винбери, но ведь это несколько миль! А если и предположить, что найду ее… посмотрите на меня! Как я смогу показаться ей на глаза, попросить о свидании? Разве захочет такая девушка встречаться с таким уродом, как я?

— Вы выглядите совсем не так ужасно, как вам кажется… — тихо произнесла Луиза. Закери разозлился.

— Не начинайте, пожалуйста, эту песню заново! Вы же медик — поставьте мне диагноз. Я схожу с ума? Или что?

Луиза выдавила слабую улыбку.

— Я уверена, что вы действительно видели девушку, прогуливающуюся по саду, и, без сомнения, она была такой красивой, как вы рассказываете… но в вашей памяти она засела так глубоко только из-за происшедшей вскоре после этого аварии. Вы были тяжело больны, вы ничего не могли делать — только лежали и думали. Когда вы вернетесь к нормальной жизни, начнете работать, вы забудете о ней. — Она демонстративно посмотрела на часы и, деланно удивившись, воскликнула: — Посмотрите, сколько времени! Мне надо идти, мистер Вест. Надеюсь, что полиция найдет воров и сможет вернуть ваше имущество.

Он последовал за ней к входной двери.

— Спасибо за помощь; если бы не вы, я бы до сих пор еще убирался.

— Не стоит благодарности, — произнесла она небрежно. — Прощайте.

Она произнесла это слово легко, но была абсолютно серьезна. Прощай, моя любовь, думала она по пути к машине.

— Увидимся, — крикнул Закери ей вслед, и она вздрогнула. Увидимся?! Ну уж нет, насколько это будет в ее силах.