Виновная

Глава 7

— Вы уверены, что не хотите поехать в больницу, просто провериться, на всякий случай? — спросила медик. Ее звали Лора Ремке, так было написано на бейдже, прикрепленном к ее бледно-голубой рубашке. Ростом около пяти футов четырех дюймов, с короткими каштановыми волосами и без следов косметики на круглом лице. На вид ей можно дать чуть больше сорока. Она оказалась доброжелательной и действовала эффективно, задавая минимум вопросов, за что Кейт сейчас была ей очень благодарна.

— Нет, спасибо.

Кейт сидела на высокой деревянной скамейке прямо напротив зала № 207, куда ее посадил тот самый коп, который подхватил ее и позвал медиков, когда колени подогнулись. Сразу после этого кто-то срочно позвал его, и после того, как он практически бросил ее на скамейку, Кейт его больше не видела.

Она даже не знала его имени.

Но это не имело значения. Значение имело только то, что она пережила этот кошмар. По крайней мере, она жива, в отличие от многих других. Вот это и есть самое важное. Она найдет способ справиться с ужасом, так же как нашла способ справиться со всем остальным в этой жизни. Как только паника пройдет, она успокоится, сознание прояснится, и она будет способна думать о том, как ей справиться и с этим.

— Мне надо забрать сына из школы. Он заболел, — сказала Кейт. И это было правдой. Пока медики осматривали ее — «У вас повышенное давление, но, конечно, после того через что вы прошли, это неудивительно» — наносили мазь-антибиотик и пластырь на небольшой порез на ее щеке, она вспомнила звонок из школы Бена и попросила свой портфель. Один из помощников принес его, и она перезвонила. Как она и думала, выстрелы стали достоянием общественности. Школьный секретарь испугалась известия о бойне в здании суда — очевидно, это транслировалось по всем каналам — но была более чем рада услышать ее.

Бен ужасно боялся, что его мать могла там оказаться, сказала ей секретарь, несмотря на то, что его уверяли, что это маловероятно. Кейт не нашла в себе сил сказать женщине, что Бен оказался прав.

Позвонили ей потому, что Бен сорвал урок и даже сейчас лежал в небольшом помещении, использовавшимся как школьный медпункт. Кейт пообещала забрать его, как только сможет.

— Даже если наступает конец света, мы, матери, должны быть на работе, не так ли? — Лора Ремке покачала головой и начала собирать свои вещи. Пластырь, мазь, тонометр, термометр — все это исчезало в ярко-голубой сумке с характерным белым крестом. — У меня трое, так что я понимаю.

Прежде, чем Кейт успела ответить, двери зала со свистом распахнулись, и удерживались парой хмурых помощников, пока между ними прокатили носилки. Их катили быстро, колеса трещали, с одной стороны бежали медики и с двух сторон полицейские. Все суетились, и это говорило о том, что состояние человека очень тяжелое.

— Придержите лифт! — крикнул один из медиков кому-то, кого Кейт не могла видеть. Широкий вестибюль с возвышением, поднимающимся к потолку, был людным и шумным, полицейские, помощники и официальный персонал любого типа бегали вокруг, входили и выходили из различных залов суда, переговариваясь по мобильным телефонам или рациям. Полностью вооруженные снайперы в шлемах и бронированных жилетах скопом двигались от комнаты к комнате. Кейт предположила, что здание, до сих пор эвакуированное, сейчас тщательно обыскивается. Эксперты-криминалисты тоже уже здесь и их яркие фонарики и тщательные, болезненные процедуры добавляли неразберихи. Но голос медика был достаточно громким, чтобы прорваться через весь этот шум. Путь для них тут же расчистили, и он оставался пустым даже когда носилки уже прокатили.

Кейт посмотрела на мешочек, который качался как сумасшедший на тонком металлическом прутике, из которой по капельнице в руку мужчины шла прозрачная жидкость — Кейт с дрожью его узнала, он был тем самым худым молодым черноволосым полицейским, которого она видела лежащим на полу ячейки в коридоре.

— Он жив, — сказала она вслух, и поняла, что очень рада. Это был проблеск надежды, хоть что-то позитивное, чтобы выдержать этот адский день.

— Они пока оставили мертвых на местах, — согласилась Ремке, застегивая свою аптечку. Кейт содрогнулась. Судья Моран, убитые помощники — все еще были в зале суда. Она попыталась вытолкнуть из сознания возникшие ужасные образы.

Носилки громко катили к лифтам, и Кейт провожала их взглядом. Она узнала одного из двух копов, следующих за каталками: жесткий, черноволосый мужчина в форме — детектив, как она поняла — который помогал ей справиться с этим тяжелым испытанием. По его напряженному выражению и по тому, как близко он держался к каталкам, она поняла, что этот человек очень важен для него. Может быть, родственник, потому что у них одинаковые черные волосы.

Она очень надеялась, что сегодня он не потеряет того, кого любит.

Проводив глазами каталку, которая исчезла из вида, Кейт решила, что пора выходить. Она знала, что полицейские захотят поговорить с ней, знала, что должна дать показания, и оставаться на месте до тех пор, пока ей не скажут, что она свободна, но не могла.

Эмоции еще слишком сильны. Шок — слишком свежий, слишком ужасный для нее, она не была уверена, что сможет думать четко. Но ошибаться нельзя. Ради Бена, так же как и ради нее самой, ей надо быть очень аккуратной, расчетливой, во всем, что она скажет или сделает.

Ошибка может стоить ей всего.

Итак, она поставила наполовину пустую банку спрайта, которую Ремке купила для нее в соседнем автомате, схватила ледяными пальцами портфель и встала, игнорируя головокружение, которое немедленно почувствовала. Колени дрожали, но она игнорировала и это. Ее презренные туфли валялись под скамейкой, там, куда она их кинула, когда сняла, но Кейт оставила их на месте. Еще и эти пытки — это больше, чем она могла вынести сейчас. Лучше она убежит — именно это она и делала — в одних чулках.

— Спасибо, — сказала она Ремке с благодарной улыбкой. Хорошо знать, что даже в такой ситуации она могла улыбаться и выглядеть нормально для медика, которая сейчас улыбалась ей.

— Если вы почувствуете себя странно, позвоните нам, слышите? Иногда шок удерживает человека от осознания всей ситуации где-то на пару часов.

— Хорошо, — пообещала Кейт, и пошла к лестницам. Пол под ногами был скользким и холодным. Воспользоваться лифтом быстрее и проще, учитывая состояние ее ног, но они заняты, и она боялась кого-нибудь встретить. Весь отдел окружного прокурора находился сейчас здесь, хотя она не видела никого из знакомых, поскольку никого, кроме тех, кто должен находиться здесь по роду работы, в здание не пускали. По меньшей мере, свидетелей, несомненно, отводили в сторону и отделяли, пока они не смогут дать показания. И она — взяв на себя вину, или честь, в зависимости от точки зрения, за убийство Оранжевого комбинезона — сделала себя более, чем просто свидетелем. Каждый в руководстве, кто знал детали событий в зале суда № 207, должен бы удержать ее от отъезда, пока она не даст показания, и не будут заданы все соответствующие вопросы.

Это то, что она сама должна сделать.

Она знала, что поступить так будет правильно. И не имела ни малейшего намерения так поступать. Нет, если есть хоть одна возможность избежать этого.

Что ей нужно, все, что ей нужно — это перед тем как встретиться с официальными лицами, получить немного времени, чтобы успокоиться, оценить ситуацию и все продумать.

К счастью, у нее была прекрасная причина: Бен заболел и нуждался в ней. Кто может обвинить мать за то, что она торопилась к своему сыну? Хотя, сказать по правде, она сейчас нуждалась в нем гораздо больше, чем он в ней. С момента своего рождения он стал для нее скалой, якорем, опорным камнем в этом жестоком мире. Его зависимость от нее и есть тот двигатель, благодаря которому она поднялась так высоко, и знание о том, что она это все, что у него есть, давало силы приготовиться к испытаниям и смело встречать необходимость пробираться через еще один кризис, еще один раз.

Я думала, что с этим, наконец, покончено.

Что она сейчас ощущала — так это горе. Глубокое ощущение потери заставило ее грудь болеть. Счастливое, многообещающее будущее, которое она строила для них двоих, только что лопнуло как мыльный пузырь.

«Так лей слезы ручьем», — мрачно сказала она себе.

Держась за перила, очень осторожно, потому что ступеньки влажные и скользкие от множества людей, бегающих вверх-вниз, а она не хотела задержаться на выходе или вообще закончить следующими медиками, она дошла до самого низа огромной изогнутой лестницы, не привлекая к себе ненужного внимания. Но прежде, чем она сделала первый шаг через лобби к полицейским, охраняющим вход, через высокие окна и вращающиеся двери она увидела хаос перед зданием и остановилась.

Глаза расширились.

Выглядит так, как будто здесь весь город.

Скорая помощь, пожарные и полицейские машины с красными и голубыми мигалками, взрывающимися как фейерверки на День независимости, теснились на узкой улице, настолько далеко, насколько она видела. Множество специальной техники, включая бронированную машину, команды снайперов и грузовик саперов, заполнили газон. На тротуарах толпы зевак, держащих над головами пеструю коллекцию зонтиков, сумок и газет защищались от дождя, наседая на полицейских, пытавшихся удержать всех на местах. Чуть ближе, на широком проходе ведущем к ступенькам Здания суда разместились машины телевизионщиков с их антеннами и спутниковыми тарелками.

Блондинка-репортер — Кейт не была уверена потому, что видела со спины, но подумала, что это может быть Патти Уилкокс с канала WKYW — стояла на ступеньках под зонтиком и возбужденно говорила что-то в микрофон, тогда как видеооператор под другим зонтом снимал ее. Еще множество репортеров говорили в камеры на разных точках ступенек. Толстые черные провода спускались вниз как змеи, блестя от дождя.

О нет.

Очнувшись, Кейт повернулась и быстро прошла через суетящееся лобби в коридор, где располагались общественные комнаты отдыха. Маленькая курилка, обставленная парой ломберных столов, стульев и пепельниц, находилась около женского туалета. Она надеялась, там будет пусто. В дальнем конце курилки располагалась небольшая дверь, которой мало кто пользовался. На внешнем выступе стоял высокий коп, спиной к ней, наверняка чтобы не пускать никого внутрь. Выступ, наверно, оказался под крышей, потому что он стоял на сухом месте, в то время как вокруг дождь падал серебряной стеной. Она остановилась, неуверенно рассматривая его униформу.

Он здесь, чтобы удержать людей снаружи, а не внутри. Просто пройди мимо.

Легко сказать, но ее сердце дико грохотало, когда она дошла до тяжелой стеклянной двери. От вины, и она это знала. Вина и страх завязались тяжелым узлом в груди, вызывали тошноту, пересушивали горло.

Ты юрист, помни. Уважаемый, законопослушный гражданин.

По спине пробежала дрожь от этой мысли. Она чувствовала себя как — нет, она была — мошенницей. И сейчас ей казалось, что это может увидеть каждый по одному взгляду на нее, как алую А Эстер Принн[19].

Продолжай идти, черт возьми.

Дверь была незаперта. Когда она толкнула ее, полицейский удивленно оглянулся, затем, увидев ее явную безвредность, отступил, освобождая ей дорогу. Когда она шагнула на выступ, он кивнул ей в знак приветствия, она кивнула в ответ. Звук сирен бил по барабанным перепонкам, они только немного приглушали монотонный шум дождя. Еще больше полицейских автомобилей появились в поле зрения, включив мигалки, двигаясь очень медленно по тротуарам и обочинам в попытке объехать все уплотняющуюся пробку.

В этот момент она очень обрадовалась хаосу. Это давало ей уважительную причину смотреть куда угодно только не на копа.

Она могла почувствовать его взгляд на своем лице.

Холодный воздух, пахнущий важной землей, но без ужасных запахов пороха, крови и смерти, просачивающихся из здания суда, кружился вокруг выступа, подхватывая непокорные пряди ее волос и напоминая, что теперь они свисают. А также я без туфлей и растрепанная, нервно поняла она. Может быть, на ней где-то кровь. Он заметил? И если да, то что собирается делать? Она жадно вдохнула свежий воздух, пытаясь убрать другие запахи, в то время как ее взгляд осторожно скользнул в сторону полицейского. Он оказался молодым, даже моложе, чем она, как ей показалось, рядовой полицейский с серьезным квадратным лицом и темными волосами, подстриженными высоко и плотно, в не идущем ему военном стиле, из-за чего уши казались оттопыренными.

— Ужасное происшествие, — громким голосом, чтобы она услышала его над всем этим шумом, он начал светскую беседу, качая головой.

— Ужасное, — согласилась Кейт, с грохочущим сердцем продолжая идти.

— Вы промокнете, — предупредил коп.

— Я не собираюсь далеко.

Вот так легко она прошла мимо и вышла под дождь, жмурясь, когда капли попадали на лицо, рукой держась за металлические поручни, пока спускалась по узким железным ступенькам, ведущим на тротуар. Под ее ногами бетон был грубым и мокрым. Вода текла по сточным канавам. Она промокла практически мгновенно, и пришлось убирать волосы со лба, чтобы удержать мокрые пряди подальше от лица. Ливень был просто прохладным, а не ледяным, как сначала, но как только капли промочили одежду, а за ней и кожу, сразу стало холодно. Обычно она поворачивала направо и направлялась на Фултон Стрит. Но обычно на ее пути не находились полиция, репортеры и зрители. Кто-нибудь обязательно узнает ее. Кто-нибудь может попробовать остановить ее, что-то спросить.

Она задрожала, отчасти от холода, отчасти от перспективы, что ее остановят и будут задавать вопросы. Повернув налево, она стояла на тротуаре, примерно в шести футах от взволнованной толпы, которую не подпускали ближе плачущих ив с золотым листьями, стоящих на обочине, и которая упрямо шла в противоположном направлении. Двое полицейских в синих дождевиках на спине которых было написано PPD[20], натягивали перед толпой желтую ленту, все здание было блокировано.

Используя свой портфель как защиту, якобы от дождя, но больше для того, чтобы ее никто не узнал, Кейт втянула голову в плечи и поспешила через вновь прибывающих полицейских и других спешащих по задним улицам к зданию суда. Мигалки машин отражались в окнах, лужах, лоснящихся бамперах автомобилей, они отвлекали, делали происходящее сюрреалистичным, как будто отражающимся в зеркальном шаре. Шум оглушал. Напряжение в воздухе было осязаемым. Хорошо то, что она стала просто одной из сотен, и никто не обратил на нее внимания.

— Кейт! — она услышала, как кричала женщина, но не обернулась. Даже не замедлила шаг. В мире много Кейт. Может быть, и звали-то не ее. А если и ее — она не хотела этого знать.

Ее ноги разбрызгивали ледяную дождевую воду, которая текла по тротуару вниз. Портфель защищал лицо от ливня. Она была рада постепенно оставить сумасшествие позади, рада повернуть за угол, а затем другой через узкие колониальные улочки с их современными зданиями, перед тем как, пять минут спустя, выйти на оживленный угол около универмага Бенингтона.

Здесь легко поймать такси.

— Подожди. Что, по-твоему, ты делаешь? Ты не можешь сесть! Ты вся мокрая. — Водитель, молодой мужчина с дредами и козлиной бородкой, оглянулся назад, с ужасом смотря на нее, когда она села на заднее сиденье, благодарная, что можно спрятаться от дождя. — Сиденье промокнет. Следующий клиент не захочет сидеть на мокром сиденье.

Он прав: вода с нее стекала как с выжатой губки.

— Выходи, выходи. — Он показывал рукой в сторону закрытой двери. Кейт уставилась на него.

Не могу поверить.

В сравнении с остальными ее проблемами, эта почти смешна. Кейт подумала было проинформировать его, что отклонять плату за проезд незаконно, независимо от влажности клиента, так как это неуважительная причина по закону, но у нее нет сил на спор, который несомненно последует.

— Сиденье виниловое, — отметила она, глянув вниз на черную поверхность. Это было старое желтое такси работавшее годами. Внутри пахло хвоей, и она сразу нашла источник запаха — висящий на стекле освежитель воздуха в форме дерева. — Немного воды не испортит его. В любом случае, я уже на нем, и сиденье уже мокрое, так что поздно. Как насчет того, что я добавлю пять долларов к оплате за проезд?

И это будут ее последние месячные деньги. Но в данных обстоятельствах, отсутствие денег — самая мелкая из ее проблем.

— О'кей, — согласился он, в глазах появился огонек, затем он развернулся и втиснулся в поток транспорта.

Если бы все мои проблемы решались так легко.

Сказав адрес парковки возле офиса окружного прокурора — сегодня она приехала к зданию суда с Брайаном, оставив свою машину на работе — Кейт откинулась на сиденье. Она промокла и замерзла, в салоне такси оказалось зябко как в холодильнике, и она пыталась согреться, скрестив руки на груди и сжав ноги вместе, поджав пальцы в порванных нейлоновых чулках.

Она закрыла глаза. Мгновенно изображения резни в зале суда всплыли перед закрытыми веками. Судья Моран, помощники — все они сегодня утром шли на работу, как и она, а сейчас мертвы. Это невероятно. Ужасно.

Почти как я.

Дрожь усилилась. Она сильно сжала зубы, чтобы не стучали. Сейчас семьи погибших должны быть уже информированы. Когда она представила полицейских, являющихся у двери каждой жертвы, желудок перевернулся. Если бы ее убили, они бы пришли в школу сказать об этом Бену.

«Перестань», — яростно сказала Кейт сама себе, когда ее сердце начало грохотать. Этого не случилось. И не случится. Чтобы для этого не потребовалось.

Эти мысли привели ее обратно к кошмару, который она не хотела вспоминать.

Что мне делать?

Внутри нарастала паника. Тогда как такси пробивалось через заполненные улицы, ее мозг лихорадочно работал, с ужасом ища лазейку, уловку, любые возможные средства, чтобы убежать от нового кошмара. Стиснув зубы, сжав кулаки она, наконец, признала страшную правду.

Прошлое настигло ее.

И теперь, когда это случилось, не появится джин из бутылки, чтобы избавить ее от всего этого. У нее сделка.

Желудок сжался. Она с трудом сглотнула. Глаза открылись, но она не видела смеси старых и новых, витиеватых и простых, средних и высоких зданий, магазинов, кондоминиумов[21], которые были в каждом квартале делового центра города. Также она не замечала медленного, шумного движения, меняющихся цветов светофоров, осыпающихся, по-осеннему ярких деревьев, капель дождя.

Вместо этого, сквозь туман лет она видела компанию, с которой когда-то, в очень неподходящее время, связалась.