Винтерфилд

9. Дорога на Винтерфилд

Так уж получилось, что про это их путешествие и сказать-то нечего, кроме того, что погода была хорошая.

В городе, на его узеньких улочках, стесненных каменными боками домов и просвистанных ледяными ветрами, приметы весны чувствовались не столь явно, как здесь, на королевском тракте, ведущем с юга на север через всю страну. Немногий остававшийся на его обочинах снег слежался и почернел, его ноздреватая поверхность, оттаивая за день и подмерзая за ночь, покрылась изысканным ледяным кружевом изумительной красоты.

От коричневой комковатой влажной земли валил пар, в кронах деревьев среди набухающих почек суетились ранние грачи, тянущиеся вдоль дороги озимые поля зеленели пробивающимися всходами. Под копытами чавкала жидкая грязь, а повисший в воздухе аромат весны был пьянящ и стоек. Низкие облака, гонимые сильным южным ветром, обгоняли их и уносились за скрытый деревьями горизонт.

До сих пор Лея наивно полагала, что лорд ранга Грэя путешествует по королевским дорогам только в окружении пышной свиты и в сопровождении обоза, под развернутыми знаменами, предшествуемый трубачами и герольдами, выкликающими его имя. Однако тут она впервые столкнулась с простодушным нежеланием лорда Грэя обременять себя тем, в чем он непосредственно не нуждался. Они не торопились, опасливо сторонясь, когда приходилось пропускать несущуюся сломя голову королевскую почту, обмениваясь редкими замечаниями насчет погодных примет и видов на урожай, а больше помалкивая и глазея по сторонам. Наверное, никто не воспринимал их иначе, чем немолодого и не слишком богатого дворянина, едущего в соседний городок по какому-то скорее всего судебному делу в компании слуги и дочери-наследницы. Дочери, а не любовницы или молодой жены, потому что тех обставляют иначе и транспортируют в колясках и каретах.

Путь этот, по-видимому, был ими наезжен. Ни разу не находились они в дороге дольше, чем тянулся световой день, и останавливались на ночь в маленьких респектабельных гостиницах, где их хорошо знали и были им рады. Ужинали они обычно в общем зале, но в стороне, в тихом уголке, создававшем видимость уединения.

Пища не отличалась изысканностью, но была в самый раз вкусна и обильна. В последнее время фрейлину Андольф уже тошнило от устриц, конфет и шампанского, по недоразумению считающегося дамским вином, и, скажем, куриная грудка с картофелем или суп из баранины пришлись ей в самый раз по вкусу. Однако после недели подобных «дорожных лишений» она обнаружила, что корсет стал ей чуточку туговат. Некоторое время она терпела причиняемые им неудобства, затем, чувствуя себя преступницей, стала понемногу ослаблять шнуровку. А потом, словно бросившись головою в прорубь, и вовсе от него избавилась! И никто ничего не заметил.

Ни разу не ночевала она, съежившись на лавке в каком-нибудь зале, полном храпящих возчиков. Ей всегда предоставлялась отдельная комната: Оттис тщательно проверял запоры на ставнях и то, чтобы прилегали они так плотно одна к другой, чтобы снаружи невозможно было бы поддеть крючок ножом, лично заглядывал в сундук, шкаф и под кровать, сам зажигал лампу у изголовья и выяснял, достаточно ли в ней масла на всю ночь. Всякий раз он напоминал ей про засов, а в первый же вечер, ухмыляясь, поинтересовался, умеет ли она хорошо, громко и вдохновенно визжать. «Невизглива родилась, — отвечала она, — но для дела могу постараться». Она сильно и небезосновательно подозревала, что на ночлег это чудовище устраивается на пороге ее комнаты.

Как выяснилось, завизжать в случае внезапной угрозы она бы все равно не смогла. Она спала как убитая.

Как в детстве: в тепле и чистоте, в тишине и одиночестве. И каждый раз утром и вечером в единоличном ее распоряжении был кувшин холодной и котел горячей воды.

Вставать приходилось чуть свет, тут уж ничего не попишешь, но она к этому привыкла, а отбой в сравнении с насыщенным балами и маскарадами дворцовым расписанием и вовсе был ранехонько. И ей казалось, будто время обратилось вспять.

В первый же вечер, во время обязательной инспекции ее комнаты, она отозвала Оттиса подальше от распахнутой двери и вполголоса поинтересовалась, насколько тяжело ранен лорд. Теперь, когда не было нужды пускать кому-то пыль в глаза, доказывая свою неуязвимость, стало заметно, что движения причиняют ему боль. Лея очень сомневалась в том, что путь верхами идет ему на пользу, однако эта тема, по-видимому, даже не обсуждалась. Лорд Грэй испытывал детское отвращение к телесной немощи, одна мысль сделать ей даже небольшую уступку приводила его в исступление.

«Внутренний голос» оказался более словоохотлив, чем ожидалось. Во всяком случае, даже если и существовал запрет на обсуждение темы ранения, то он на него откровенно плевал.

— Не умрет, — сказал он грубовато, плюхаясь на низенький табурет и глядя на нее снизу вверх. О его согнутые колени, кажется, можно было оцарапаться. — Хотя, конечно, будь ему на двадцать лет поменьше, заживало бы куда побыстрее. Полосной разрез поперек живота: какая-то сволочь в неразберихе свистнула наотмашь самым кончиком шпаги. Ах, не было там меня! Вдвоем мы бы их всех сложили в переулке. Ну да Грэй и с этакой прорехой в шкуре раскидал их, как котят. Больше всего, скажу я вам, его заботило, чтобы никто ни о чем не пронюхал. Нам, видишь ли, не хотелось, чтобы молва прошла, будто и он уязвим. Ну и потом — каков психологический финт для того, кто стоит за этим дельцем! На него восьмерых бретеров спустили, а он вот как ни в чем не бывало в финале дерется. Задумаешься! Тот, кто о ране знал — тот, кто ее нанес! — пошел со своим знанием и со своею гордостью прямо в ад. Сам я ему эту рану и промыл и зашил, и перетянул его так туго, как… ну, в общем, как барышню корсетом. Ожидалось же, что ему назавтра с Эрной в финале встречаться. А это, учитывая нашу пикантную кровавую подробность под ребрами, превращалось в весьма неприятную проблему. Скручивания корпуса и напряжения пресса нам не показаны. Уж ей бы он не сдался, и шанс у нее имелся верный. Так что, мисс Андольф, учтите, вы оказали ему услугу, и с него причитается.

— Но ведь рана может воспалиться, — заикнулась Лея, в спешке выгребая из самых пыльных чердачных закоулков медицинские познания.

Оттис махнул костлявой лапой.

— Ответственно заявляю, ничего у него не воспалится. Я промываю и перевязываю эту штуку каждый день дважды, как бы он ни шипел и ни плевался ядовитой слюной. Наша самая главная проблема в том, что, как и все, уверовавшие в собственную неуязвимость, он паршиво переносит боль. У него от нее делается депрессия, он целыми днями молчит и не оказывает хорошеньким барышням того внимания, на какое они имеют полное право. А вообще-то, — он подмигнул, — лорд у нас вполне приемлемый.

И отправился вниз, пить с возчиками пиво и набираться местных сплетен.

— Сегодня будем дома, — сказал лорд Грэй. — Часам к трем пополудни.

— К четырем, — тут же отозвался Оттис.

Последовала небольшая перебранка меж лордом и его «внутренним голосом», к которой Лея осталась равнодушна. Она давно уже догадалась, что Винтерфилд близится: дело в том, что на их скромный кортеж начинали оглядываться. Работавшие на полях арендаторы кланялись, проезжавшие навстречу приподнимали шляпы, и она ловила на себе взгляды, полные недоуменного интереса. Такого не случалось в чужих землях, где всем было на них в принципе наплевать.

— Если вы не возражаете, — предложил Оттис, — я бы поскакал вперед. Надо же предупредить Брего, и все прочее…

— Валяй, — улыбаясь, разрешил лорд. — Обрадуй «прочее».

Оруженосец конфузливо потупился, а затем врезал пятками по бокам своего жеребца, такого же огромного мосластого монстра, как и он сам, и вскоре его скрыли корявые тополя, окаймлявшие извивающуюся дорогу.

Раны, нанесенные войной этой земле, за полтора десятилетия затянулись.

— Как вы себя чувствуете? — спросила Лея.

Лорд Грэй неожиданно ухмыльнулся.

— Не надейтесь, мисс Андольф. По приезде в Винтерфилд я спущу с вас семь шкур и сгоню сорок потов. И буду делать это ежедневно.

— Я вас разочарую, — отвечала она, улыбаясь и метя в тон. — Я глупа и ленива. Вы прогоните меня через два дня.

— Не надейтесь, — повторил он. — Я из вас сделаю чемпионку. Будете отлынивать — выпорю вожжами. Вас в детстве не пороли?

Она помотала головой, уже открыто смеясь. Дул резкий встречный ветер, она стянула шнурок капюшона вокруг разгоревшегося лица.

— Нет. Отец относился ко мне… скажем так, с трепетом. А вот с братьями я дралась всерьез и на равных, без всяких там девчоночьих штучек с ногтями.

— Охотно верю, — откликнулся лорд Грэй, и она поймала на себе брошенный искоса оценивающий взгляд. По счастью, дальше краснеть было некуда. — Вот Винтерфилд.

Она взглянула в направлении взмаха его руки. Дорога, петляющая меж полей, тронутых зеленью всходов, вела к замку, антрацитовой глыбой возвышавшемуся над пока еще безлиственной рощей. Замок как замок, древнее воронье гнездо, вполне под стать одинокому вдовствующему сычу. Она, однако, усомнилась в этой характеристике при виде искорок юмора в его глазах.

— Не думаю, чтобы маркграфине фон Скерд удалось взять Винтерфилд штурмом, — заметила она.

— Может, и удалось бы. Но не с теми силами, какими она располагает. Вы не устали?

— Не так чтоб очень.

— Сейчас три часа, — сказал лорд Грэй, взглядывая на солнце. — Мне бы не хотелось, чтобы Оттис выиграл наш маленький спор. Как насчет небольшого галопа?

Они влетели во двор, когда там вовсю кипела суматоха. Лее стало совершенно очевидно, что лорд хотел избежать торжественного церемониала встречи, и эта мелкая пакость вполне ему удалась. Слуги, которых не успели выстроить шпалерами, с немалым удовольствием сбились в кучку и приветствовали лорда вразнобой, но бодро. На шум из разверстой пасти парадного входа выбрался маленький старичок в черном бархатном камзоле, расшитом по кокетке крупными, черными же бусинами.

Вторую основную часть его костюма составляли короткие брюки, ноги были обуты в туфли с пряжками и обтянуты безукоризненными белыми чулками. Головой он шевелить не мог: шея его была закована в огромный гофрированный воротник а-ля мельничный жернов, вышедший из придворной моды лет сорок тому назад. Пряди седых волос спускались на воротник, обрамляя маленькое сморщенное личико, а из них, как остров из океанских волн, вздымалась огромная глянцевая лысина. Он походил на удрученную возрастом, но полную сдержанного достоинства белую мышь, ставшую неотъемлемой частью местного уклада.

— Здравствуй, Брего, — сказал старичку лорд.

Тот поглядел на своего лорда снизу вверх с выражением крайнего возмущения.

— Здравствуйте и вы, съер Грэй, — титулуя лорда на северный лад, ответствовал мажордом — а именно такова была его должность здесь. — Мое пожелание здоровья вам, в отличие от вашего, искренне. Вы, по всей видимости, желали бы как можно скорее проводить на кладбище мой гроб. Что вам стоило отправить Оттиса вперед себя хотя бы с утра? Что я мог сделать, если только полчаса назад узнал о том, что у нас в гостях будет юная леди?

— Я не леди, — заикнулась Лея. — Мой отец не входит в палату лордов…

— Мисс Андольф, — начал лорд Грэй, но ему и рта не дали раскрыть.

— Для меня любая дама — леди, — безапелляционно заявил Брего. — Особенно же столь юная и прелестная, как вы. Вот что, съер Грэй, по вашей вине и невоспитанности я успел вскипятить только один котел. Так что ваша очередь в баню — вторая. Будете ждать. Мисс Андольф, — Брего церемонно поклонился, — прошу вас…

И ей ничего не оставалось, кроме как пойти за ним следом.

— Я в этом доме не хозяин, — лицемерно вздохнул лорд и поплелся за ними по лестнице.

В большом холле замка тоже дым стоял коромыслом.

Там спешно вешали новые шторы: льняные, в крупную, белую с коричневым клетку. Пылали оба камина. Стол, накрытый хрусткой накрахмаленной скатертью, тянулся через весь зал и был уставлен хрусталем и серебром. Туда-сюда сновали горничные и поварята. Лея подумала было, что вся эта роскошь входит в ритуал встречи лорда, вернувшегося после долгой отлучки, но услыхала, как он присвистнул за ее спиной.

— Это еще что?

— Но у нас же гостья! — с неколебимым знанием того, как должны вершиться ритуалы жизни, воскликнул Брего. — Следуйте за мною, прекрасная леди, я покажу вам вашу комнату.

— Я ничего не понимаю, — прошептала Лея.

— Зато я слишком хорошо понимаю, — буркнул в ответ лорд Грэй, и на этом тему сочли исчерпанной.

Брего, не останавливаясь и не оборачиваясь, торжественно выступал по лестнице вверх, Лея вынуждена была сохранять тот же темп. Присутствие лорда Грэя ощущалось за спиной.

— Вы будете жить здесь, — торжественно возвестил мажордом, кладя ладонь на ручку двери. Однако реплика эта потонула в возмущенном вопле лорда:

— Это уж слишком, Брего!

Мажордом развернулся к своему господину, выцветшие голубые глазки его метнули молнию ярости отчаявшегося человека. Белая мышь показала зубы.

— Это лучшая комната в доме, — сухо отчеканил он. — Я уже приготовил ее для леди. — Последовал непременный поклон в сторону Леи. — Неужели же вы допустите, чтобы она сидела на чемодане, покуда все будет переделываться?

— Почему бы и нет? — пробормотали оба его визави, но Брего продолжал напористо и неумолимо:

— А кроме того, Я СЧЕЛ, что эта комната нуждается в присутствии юной леди! И то же самое я скажу обо всем этом доме, о поместье и о…

Видимо, в Винтерфилде рукоприкладство было не в ходу. Лорд Грэй довольствовался выражением лица. Брего счел благоразумным не продолжать, но с позиций своих не сошел и распахнул перед Леей дубовую дверь.

— Входите, мисс Андольф, располагайтесь, живите и чувствуйте себя как дома.

И, преграждая путь лорду, сунувшемуся было следом:

— А вот теперь попробуйте выгоните ее отсюда!

Да, переступившей порог Лее вовсе не хотелось выходить. Это была узкая длинная комната с широким и низким окном против двери, выходящим на закат, и сейчас, в предвечернее время, всю ее заливало золотом садящееся западное солнце. По низу, вдоль окна шел каменный карниз, прикрывая его от возможных стрел осаждающей армии: очень уж привлекательной должна бы была казаться вражеским лучникам эта мишень, нарушавшая единство архитектурного стиля суровой твердыни, где по статусу были положены лишь узенькие, не дававшие света бойницы.

Невысокий сводчатый потолок создавал ощущение уюта, стены были побелены и красиво контрастировали с балками и рамами и ухоженной блестящей мебелью темного дерева: сундуком, шкафчиком, столиком с бронзовыми начищенными кувшином и тазом для умывания и удобным креслом с подушечкой. Поперек комнаты, под самым окном стояла узкая кровать, застеленная свежим бельем с вышитыми на нем монограммами. На одной стене висело зеркало в подходящей раме, на другой — распятие. Внутреннюю зимнюю раму уже выставили. Глаз не зацеплялся ни за одну чужеродную вещь.

На каменном полу лежал ковер в теплых красно-коричневых тонах. От вделанной в стену изразцовой печи исходило приятное тепло, а топка располагалась где-то не в этой комнате. Лея вопросительно обернулась к лорду Грэю, плечом подпиравшему косяк. Глаза его были опущены. По-видимому, у него имелись веские причины протестовать против ее проживания здесь, и они не имели ничего общего с невоспитанностью.

— Да ладно, — сказал он. — Извините меня. В чем-то Брего, разумеется, прав.

И она догадалась, что это была комната Карен Грэй.