Владыка Нила

Глава 1

Египет

Даная отчаянно металась по коридору перед отцовской спальней, подобно дикой кошке. До сих пор она ничего не боялась, да и сейчас испугалась не за себя, а за здоровье своего любимого отца. Он всегда был очень крепким человеком, но за последние несколько дней сильно сдал. Он совсем перестал есть, и она видела, как человек, который руководил ее жизнью, постепенно превращается в свою жалкую тень.

Когда в дверях спальни отца наконец показался лекарь, у Данаи упало сердце при виде озабоченного выражения его лица. Высокий и худой Тоболт мрачно посмотрел на нее умными проницательными глазами из-под кустистых бровей. Даная знала Тоболта с рождения. Он был почти членом семьи. И по выражению темных глаз лекаря она поняла, что новости, которые он собирается ей сообщить, не из лучших.

– Отец хочет немедленно тебя видеть, – серьезно и печально сказал лекарь. – Не показывай ему, как ты обеспокоена.

– Тоболт, будь со мной откровенен. Ему очень плохо?

Взгляд лекаря уперся в пол, так чтобы ему не пришлось смотреть девушке в глаза.

– Мне горько говорить тебе это, девочка, но жить твоему отцу осталось всего несколько дней, может быть, даже часов. – Он похлопал ее по руке. – Но ты ведь знала, что такое время наступит. Ты же видела, что он слабеет с каждым днем.

Даная без сил упала на скамью и опустила голову, До этого момента она не позволяла себе думать, как опасно болен ее отец. Чувствуя безмерное, невыносимое страдание, она подняла голову и посмотрела лекарю в глаза.

– Но ведь вчера отец ненадолго очнулся. Поел супа и выпил несколько глотков вина. Разве это не доброе…

– Госпожа, не тешь себя напрасной надеждой. Ты должна понять, что твой отец покидает этот мир и отходит в мир иной.

Глаза Данаи наполнились жгучими слезами, и она едва сумела произнести:

– И ты ничего не можешь для него сделать?

Тоболт посмотрел на нее с печалью.

– Болезнь, съедаюшая его внутренности, захватила многие органы. У меня не хватает умения вылечить твоего отца, я только могу помочь ему уйти, не испытывая страданий. – Лекарь с сожалением покачал головой. – Он отказывается принять лекарство, которое облегчило бы его боль, пока не поговорит с тобой. Иди теперь к отцу и постарайся его не слишком утомлять.

Не желая заставлять отца страдать без необходимости, Даная постаралась собрать все свое мужество, чтобы достойно встретиться с неизбежностью. Когда она вошла в отцовскую спальню, там было душно, в тяжелом воздухе витал запах целебных трав и курящихся благовоний. Сердце девушки разрывалось при виде съежившейся на кровати исхудавшей фигуры. Глаза отца были закрыты, и Даная осторожно опустилась на скамейку возле постели, не желая побеспокоить его, если он заснул. Склонив голову, она беззвучно воззвала к Исиде, чтобы богиня ниспослала мир ее отцу на его пути в загробную жизнь.

– Мое возлюбленное дитя! – промолвил отец, слегка касаясь ее волос. – Не печалься обо мне. Я отправляюсь дрессировать животных для богов и буду там счастлив. Разве ты не можешь рассматривать мой уход подобным образом?

Даная подняла голову, пальцы ее дрожали, сомкнувшись на слабой ладони умирающего.

– Ради тебя я постараюсь.

Он слабо улыбнулся дочери и сразу же отвел свой взгляд, словно какая-то тяжесть давила на него и не давала покоя.

– Мне нужно многое тебе рассказать, и боюсь, что из эгоизма я слишком долго откладывал этот разговор.

– Не нужно ничего говорить! – мягко настаивала она. – Пожалуйста, побереги силы, отец!

– Даная, я должен тебе это рассказать, поверь мне! Выслушай меня внимательно, потому что вся твоя последующая жизнь будет зависеть от того, верно ли ты поступишь после моего ухода.

– Я буду жить так, словно ты продолжаешь руководить каждым моим шагом и давать мне советы, – произнесла девушка сдавленным голосом.

– Нет! – Голос Мицерина прозвучал резче, чем ему того хотелось, и он попытался приподнять голову, но без сил откинулся назад, лихорадочно хватая открытым ртом воздух.

– Пожалуйста, не тревожься обо мне, отец! – взмолилась Даная, пытаясь сдержать слезы. – Я не хочу, чтобы ты беспокоился о моем будущем!

– Даная! Мне не дает покоя мысль, сможешь ли ты простить меня, когда узнаешь то, что я скрывал от тебя все эти годы! В то время мне казалось правильным держать секрет твоей матери в тайне. – В отчаянии он простер к ней руки. – Но теперь…

Даная нахмурилась.

– Тебе нет нужды сообщать мне, что моя мать не была египтянкой, – я уже знаю это. Как-то я подслушала твой разговор с Минух. Ты говорил, что мама назвала меня именем своей греческой матери. Я сама заметила, что моя кожа светлее, чем у чистокровных египтян.

– Это, конечно, правда, – неохотно признал он. – Но не об этом я собираюсь тебе рассказать. Ступай к большому сундуку в том углу и принеси мне маленькую украшенную драгоценными камнями шкатулку, которую найдешь внутри.

Даная выполнила просьбу отца и снова опустилась на скамейку, поглаживая пальцами шкатулку, обтянутую зеленым шелком и отделанную редкой зеленой бирюзой.

– Раньше я не видела ее, отец.

Старик закрыл глаза, ожидая, когда пройдет приступ головокружения.

– Открой ее и достань то, что в ней лежит.

Даная откинула крышку и задохнулась от неожиданности, извлекая на свет золотую цепочку с подвеской в форме свернувшейся кобры. Никогда прежде не видела она такого большого изумруда, как тот, что был вставлен в глаз змеи. Даная посмотрела на отца и спросила.

– Кобра – это царский символ. Ее пожаловал тебе великий царь Птолемей, когда назначил придворным дрессировщиком животных?

– Это не моя вещь. Раньше она принадлежав твоей матери, а теперь тебе. Надень ее на шею и никогда не снимай! Но только соблюдай осторожность… прикрывай ее от любопытных глаз.

Озадаченная Даная застегнула на шее цепь, и тяжелая кобра скользнула между ее грудей. Девушка встретила встревоженный взгляд отца, и внутреннее чутье подсказало ей, что он собирается сообщить что-то такое, о чем ей лучше не знать.

– Не нужно больше ничего говорить!

Мицерин взял ее руку, но тут новый приступ боли настиг его. Задыхаясь, он подождал, пока боль немного отпустит, затем снова заговорил:

– Я позволял тебе считать меня своим отцом и этим ввел тебя в заблуждение.

В душе Данаи нарастало беспокойство.

– Но ведь ты и есть мой отец.

После продолжительного молчания Мицерин медленно покачал головой.

– Нет, ты не дитя моей плоти, хотя всегда была дочерью моей души. Держи это про себя и постарайся не судить меня слишком строго.

Потребовалось время, чтобы Даная вновь обрела дар речи, и когда она заговорила, ее голос прозвучал чуть-чуть громче шепота:

– Разве я не твоя дочь?

– Слушай внимательно и постарайся простить меня. В тот год, когда умер мой отец, оставив меня владельцем этого поместья и земель, мне было всего девятнадцать лет – лишь на два года больше, чем теперь тебе.

Однажды мне потребовалось отправиться вниз по Нилу, в Александрию, чтобы купить рабов для работы на полях. Ведь приближалось время сбора урожая. Мне еще никогда не приходилось бывать так далеко от дома без отца, поэтому меня так манили соблазны большого города.

Даная почувствовала себя хрупким листком папируса, который слишком долго держали на солнце при сушке. Она с трудом держалась, чтобы не лишиться чувств от охватившей ее острой боли. Отец моргнул, и Даная увидела, как в глубине его глаз блеснули слезы.

– Не нужно ничего мне рассказывать, раз это так для тебя тяжело!

Мицерин слегка приподнял немощную руку, призывая девушку к молчанию.

– Народу на рынке было немного, потому что до базарного дня оставалось еще двое суток. Я купил пятерых рабов и уже собирался уходить, когда заметил съежившуюся в тени женскую фигурку. Я попросил работорговца вывести ее на свет, чтобы получше разглядеть. Когда он вывел ее вперед и сдернул с нее грязное покрывало, я увидел перед собой самую прекрасную женщину из всех, которых когда-либо встречал, и сильно испуганную. Вскоре я понял, почему работорговец не решился выставить ее вместе с другими: она ждала ребенка. Как ты понимаешь, не всякий станет покупать женщину, которой вскоре предстоит рожать, потому что плату берут двойную – за рабыню и за еще не рожденного младенца. А ведь рабыни очень часто умирают при родах, что и случилось с моей прекрасной Иланой.

Даная почувствовала, будто невидимая рука сжала ей сердце. Потребовалось время, чтобы она смогла перевести дух. Все ее представления оказались ложными. Человек, которого она любила как отца, на самом деле вовсе им не был. А мать ее была рабыней!

Глаза Мицерина внезапно прояснились, словно боль немного отпустила его.

– В то самое мгновение, когда твоя мать посмотрела на меня, и я заглянул в ее печальные глаза, меня поразило такое сильное чувство, что я должен был опереться о стену, чтобы устоять на ногах. Если бы работорговец догадался, что я на все готов ради Иланы, он запросил бы неимоверную цену, и я бы ему заплатил. Я привез ее домой и сделал своей любимой женой. Хотя она была нежна со мной, я всегда знал, что сердце ее принадлежит другому. Но меня это не волновало, потому что я любил ее и хотел, чтобы она была счастлива. Только совсем скоро мне пришлось, сжимая ее в объятиях, увидеть, как она уходит из жизни. – Он снова обратился к Данае: – Но частица моей Иланы всегда оставалась со мной, потому что у меня была ты. Ты явилась для меня драгоценнейшим даром, и я часто благодарил богов за такую дочь.

Глаза Данаи наполнились слезами, но она изо всех сил старалась удержать их.

– Если не ты мой отец, тогда кто он?

– Илана ничего не рассказывала мне о своей прошлой жизни, и я не настаивал. Она просила меня взять на себя заботу о тебе и оберегать тебя. Я понял только, что она из очень знатного рода, возможно, даже царского. Но тайна ее ушла вместе с ней в могилу, и ты скорее всего никогда не узнаешь, кем была твоя мать. Наверное, это и к лучшему.

Господин Мицерин кивнул в сторону подвески.

– Ты уже догадалась, что это не безделушка. Возможно, это и есть ключ к тайне твоего происхождения. Но я заклинаю тебя держать ее в секрете. Твоя мать ужас но боялась чего-то или кого-то, связанного со своим прошлым, и причина ее страха, должно быть, весьма серьезна.

Даная была в замешательстве, ее одолевали одновременно боль, обида, чувство опустошенности.

– Отец! – воскликнула она в отчаянии, бросаясь на колени и сжимая руку больного. – Даже твоя родная дочь, одной с тобой крови, не могла бы любить тебя больше, чем я!

Он нежно коснулся ее руки.

– Обещай мне, что всегда будешь считать меня своим отцом. Обещай!

Девушка сделала попытку улыбнуться.

– Это обещание нетрудно сдержать.

По выражению лица старика и по тому, как он старательно избегал ее взгляда, Даная поняла, что он еще не все ей рассказал.

– Я сдержал обещание, данное твоей матери, но я должен пойти дальше и объяснить, почему не могу оставить тебе свои земли и имущество.

– Прошу тебя, не говори об этом, отец! Для меня все это не имеет значения.

– Ты должна знать, что если останешься здесь, то подвергнешь себя большой опасности. Думаю, ты догадалась, о ком я говорю.

Даная кивнула:

– Мой двоюродный брат Харик. – Одно упоминание этого имени вызвало в памяти Данаи образ человека, которого она презирала и ненавидела больше чем кого-либо. – Харик – твой племянник, твоя родная кровь. Будет справедливо, если он станет твоим наследником.

– Нет, дело совсем не в родстве, – глубоко вздохнув, сказал Мицерин. – Ему известны обстоятельства твоего появления на свет и то, что ты на самом деле не моя дочь. Если бы я назначил тебя своей наследницей, Харик мог бы разгласить твое происхождение и объявить тебя своей рабыней. Я больше уже не смогу защитить тебя, когда уйду в иной мир.

Даная хорошо помнила, как ей было неприятно всякий раз, когда Харик обращал на нее свой похотливый взор. Она содрогалась от отвращения при одной мысли о нем. Боги одарили Харика красивым лицом и сильным телом, но злобной душой и распутным поведением. Когда он приезжал на виллу, Даная всячески старалась избежать возможности оказаться с ним наедине.

– Ты думаешь, что он заставит меня выйти за него замуж?

– Как бы плохо это ни было, это тебе как раз не грозит, – убежденно сказал Мицерин. – У него уже есть жена, и если он даст ей отставку, то потеряет ее богатства. А я достаточно хорошо знаю Тилу, чтобы утверждать, что она ни за что не позволит Харику взять вторую жену.

Страх и отчаяние охватили девушку.

– Что же мне теперь делать?

– Я принял меры, чтобы обезопасить тебя и обеспечить твое будущее, – сказал Мицерин. – Мне следовало бы сделать это раньше, но мой племянник находился на севере с армией Птолемея. Простится ли мне, что я молил богов о том, чтобы он погиб в сражении? Если бы его не было в живых, ты прожила бы всю оставшуюся жизнь, полагая, что я твой настоящий отец. А теперь Харик уже прослышал о моей болезни, и мой осведомитель сообщает, что вскоре он со своей свитой появится на вилле. Ты должна уехать прежде, чем он прибудет.

– Я не покину тебя, отец! – сказала Даная, упрямо вздернув подбородок. – Даже не проси меня об этом!

– Слушай меня внимательно. Ты должна отправиться к Урии в Александрию. Он единственный, кому я могу доверить твою безопасность. Ты должна уехать до рассвета.

Урия, старый иудей, много лет был учителем Данаи, и она любила его почти так же сильно, как отца. Теперь Урия управлял делами ее отца в Александрии и других областях Египта. Под его умелым руководством имущество Мицерина удвоилось. Но даже радость от встречи с любимым учителем не смогла уменьшить ее страданий.

– Отец… – У девушки комок подступил к горлу, и она не смогла говорить. Она сглотнула несколько раз и прислонилась лбом к плечу старика. Наконец она подняла голову и взглянула ему в глаза. – Я не могу оставить тебя в такой момент – я нужна тебе.

Голос Мицерина внезапно обрел твердость.

– Если ты любишь меня, дочь, ты сделаешь так, как я сказал. Я отдал Урии распоряжения относительно твоего будущего. Мой самый верный страж, Фараджи, всегда будет рядом с тобой. Не бойся, все уже подготовлено.

Глядя на Данаю, Мицерин видел, как много она унаследовала от матери. У нее были те же черные волосы и хрупкая фигура, те же сияющие зеленые глаза. Черты ее лица отличались от лиц египетских женщин, и это доставляло Данае значительные неудобства, потому что люди часто засматривались на нее, когда ей случалось выйти из дома. Она была невинна, наивна и не догадывалась, что более всего привлекает всеобщее внимание ее необычайная красота.

Девушка печально посмотрела на умирающего. Он всегда был для нее чудесным отцом – терпеливым и понимающим, никогда не повышавшим на нее голос, даже в раздражении, когда она совершала ошибки. Он позаботился, чтобы она получила хорошее образование, и привил любовь к чтению и письму. Они оба любили животных, которых дрессировали вместе, и Даная задумалась: что она будет делать без него?

– Я сделаю все, как ты просишь, отец! – заверила она старика. – Но знай, что мое сердце разрывается.

– Как и мое.

Она увидела, как он сжал зубы, и поняла, что он сильно страдает. Собрав все свои силы, девушка поклялась про себя, что не омрачит слезами последние минуты отца, проведенные с ним вместе.

– Я поеду к Урии в Александрию, как ты хочешь. Но что делать с Обсидианой и Тием? Я не могу их бросить.

– Твоя пантера и сокол оба умрут от горя, если их разлучить с тобой. – Старик замолчал, потому что острая боль пронзила его. Спустя мгновение он добавил: – Их перевозка тоже предусмотрена.

– Я боюсь, отец! – призналась Даная.

– Преодолей свой страх и неуверенность, доченька, оставь свою печаль! Поверь, я делаю так, как лучше. Я знаю, что в твоей душе скрыта большая сила, и она понадобится тебе, чтобы достойно встретить грядущее. Когда прибудешь в Александрию, обязательно выполни для меня кое-какие поручения.

– Все что угодно, отец!

– Тебе нужно доставить во дворец гепарда Джабата. Неделю назад прибыл гонец от молодого царя Птолемея – он требует экзотическую кошку, а Джабат достоин того, чтобы принадлежать царю. Когда отведешь зверя царю Птолемею, то не бери с него платы, а вручи как подарок.

– Как пожелаешь.

Старик нежно коснулся ее щеки.

– Дитя мое, я стараюсь обеспечить твое будущее. Я очень надеюсь, что царь Птолемей возьмет тебя под свое покровительство. – Он поморщился от боли. – Если Харик начнет чинить тебе препятствия, я полагаю, что царь вспомнит о твоей щедрости и поступит как друг. – Старик поморгал глазами, словно пытаясь вспомнить, что еще собирался сказать. – Я послал от твоего имени верховному жрецу Исиды Келилу шкуру белого тигра. Келил может стать весьма могущественным союзником, и он будет благосклонно относиться к тебе за этот редкий и ценный дар.

Даная знала, что и гепард, и шкура белого тигра – очень дорогие подарки.

– Я понимаю.

Мицерин попытался улыбнуться, но боль превратила улыбку в гримасу.

– Я надеюсь, что царь пожалует тебе мой титул. Хотя этот титул еще никогда не переходил к женщине, я говорил ему о твоем таланте всякий раз, как встречался с ним. Нет такого дикого зверя, которого ты не сумела бы приручить, если он никогда не пробовал сырого мяса. – Старик вздохнул и посмотрел ей в глаза. – Остерегайся тех, кто окружает молодого царя. Они коварны и способны на все.

– Ты хочешь сказать, что им не следует доверять?

– Ни в коем случае. Не знаю почему, но я всегда был уверен, что ты в родстве с царской семьей. Будь осторожна, когда будешь находиться рядом с ними.

Они с отцом были далеки от придворных интриг Александрии, но Даная изучала политическую жизнь Египта и обо всем имела собственное мнение.

– Не думаю, что члены царской семьи станут обращать на меня внимание.

– В данный момент за царя Птолемея сражаются значительные силы египтян, тогда как Клеопатру поддерживает всякий сброд. Хотя сейчас Птолемей всего лишь формальный правитель, окруженный продажными советниками, я надеюсь, что он одолеет всех этих людей и сумеет стать царем, который нам нужен. – Старик на мгновение закрыл глаза, но тотчас же снова посмотрел на девушку. – Мое тело подвело меня, но я не должен подвести тебя. И я надеюсь, что ты сумеешь обрести в царе друга.

Беспокойство и неуверенность испытывала Даная, потому что она ничего не знала о придворной жизни, даже не имела представления о том, как приблизиться и обратиться к царской особе. Но отец ее был мудрым человеком, и она привыкла всегда и во всем полагаться на него. Видя, что он сильно измучен и морщины на его осунувшемся лице углубились, она наклонилась и поцеловала его в лоб.

– Спасибо тебе за прекрасную жизнь, которую ты мне подарил.

Старик коснулся ее щеки, и девушка едва не разрыдалась, заметив слезы в его глазах.

– Прощай, дитя моего сердца! – Затем он схватил ее за руку. – Никому не рассказывай того, что я сегодня тебе сообщил. Если что-то из этой истории достигнет ушей недостойных людей и те сумеют раскрыть тайну твоего рождения, они смогут использовать тебя для достижения своих неблаговидных целей. Будь осторожна! Не доверяй никому, кроме друзей, в которых ты уверена.

– Я буду осторожна, – обещала Даная. Отец закрыл глаза, задыхаясь. Грудь его тяжело поднималась и опускалась, старик с трудом втягивал воздух.

Спустя некоторое время вернулся Тоболт и дал ее отцу лекарство для облегчения боли.

Даная долго еще оставалась возле постели отца, тихо сторожа его сон. Ей многое нужно было обдумать, и от безрадостных мыслей у нее разрывалось сердце. Когда миновал полдень и тени незаметно начали вползать в комнату, она поцеловала отца в щеку и потихоньку вышла. Думать о том, как теперь сложится ее жизнь, было почти невыносимо, но она должна была выстоять.

Вскоре после полудня Даная направилась на тренировочную площадку. Она с раннего детства наблюдала за тем, как ее отец дрессирует диких животных. Когда она была совсем маленькой девочкой, ей не было и четырех лет, отец взял ее с собой в тренировочные вольеры и начал учить, как обращаться с животными. Каким далеким все это казалось теперь! Даная отперла клетку, где содержались обезьяны, и ее любимица Сада прыгнула к ней на руки. Захлебываясь слезами, Даная поцеловала обезьянку в голову и снова посадила в клетку. Отец всегда говорил девушке, что у нее природный дар приручать животных, и восхищался тем, как животные ее любят. Остановившись перед клеткой со львом, девушка просунула между прутьев руку и погладила жесткую гриву огромной кошки. Лев лизнул ее пальцы, и она печально улыбнулась, двигаясь дальше вдоль клеток. Она прощалась с каждым животным, отчетливо понимая, что больше уже никогда их не увидит.

Прощание оказалось мучительно тяжелым. Горько было расставаться со слугами, которых знала всю свою жизнь, с животными, которых любила и обучала, но больше всего с человеком, которого всегда считала своим отцом.

С печалью покинула Даная тренировочные вольеры и вернулась в дом. Завтра ей предстояло оставить его навсегда, и осознание этого разрывало ей сердце.

Рамтат стоял на носу боевого корабля Цезаря, прислушиваясь к равномерному рокоту барабанов, задававших темп гребцам. Он наблюдал, как корабль врезается в потемневшее море, с каждым ударом весел приближая его к Египту и к родному дому после долгих двух лет отсутствия, проведенных рядом с Юлием Цезарем. Но и дома его не ждал покой, на родине его бушевала война, разрывая страну на части. Он посмотрел на свои руки, вспоминая о мече, которым пришлось поработать, о врагах, которых он сразил. Рамтат безмерно устал от войны, но по возвращении домой ему снова предстояло взяться за меч.

Только Цезарь был в силах положить конец затянувшейся схватке между Клеопатрой и ее братом Птолемеем.