Глава XII

1

— Бат? Почему Бат? Потому что ты выбрал фамилию Батиста?

Джонас и Бат сидели в «Порше-356» Бата. Тот убедил отца, что переезжать на последний этаж отеля в Акапулько глупо, если он может снять комфортабельный дом в Мехико, заплатив в пять раз меньше. Кроме того, обеспечить безопасность и надежную связь с Америкой в Мехико гораздо проще, чем в Акапулько.

Джонас согласился. Он пришел к выводу, что гораздо быстрее наладит отношения с вновь обретенным сыном, если последует его предложению в столь важном деле.

Используя свои связи среди торговцев недвижимостью, Бат нашел, как ему показалось, подходящее место. И теперь вез туда Джонаса.

— Видишь ли, от меня это не зависело. Здесь, в Мехико, меня зовут Корд. В Штатах же не понимают испанской традиции использования фамилий обоих родителей. И Батистой я стал потому, что эта фамилия стояла последней.

Отодвинувшись к самой дверце, Джонас наблюдал за сыном. Загадочный парень. Прожитое не оставило на нем следа, и он смотрел на дорогу и идущие рядом автомобили с невинностью юноши, делающего первые шаги в этом мире. Джонас искал отметины, оставленные войной, ранами, и не находил. Он искал проявления любопытства, может даже негодования, которое незаконнорожденный сын мог испытывать к своему отцу, бросившему мать, но и здесь его поиски не приносили результата.

— Понимаешь, я не знал, что твоя мать беременна.

Бат коротко глянул на него.

— Разве от этого что-то изменилось бы? — спросил он.

— Да… Да, черт побери, изменилось бы! Еще как изменилось бы.

— Рад это слышать. — Спокойствие его не поколебали ни «черт побери», ни повышенный тон отца. Машину он вел уверенно, петляя меж другими, менее мощными автомобилями.

Джонас сменил тему:

— Ты, разумеется, знаешь, почему я в Мехико.

— Да. Я читаю газеты.

— Я скрываюсь не от правосудия.

— Скорее, не хочешь предстать перед неправедным судом, — усмехнулся Бат.

— Причины политические.

— В газетах так и пишут.

Джонас кивнул:

— Значит, тебе с этим все ясно?

— Я, естественно, не располагаю полной информацией. Но из того, что мне известно…

— Многое из того, что обо мне говорят, соответствует действительности, — оборвал его Джонас. — Но я не преступник. Даю тебе слово, я не преступник.

— Тебе нет нужды убеждать в этом меня.

Минуту-другую Джонас смотрел прямо перед собой.

— Я дурно обошелся с твоей матерью. И теперь радуюсь, видя, что она счастлива. Со мной ей было бы хуже. Ты понимаешь? Ты достаточно много знаешь обо мне, чтобы это понимать. Так?

— Не пытайся оправдываться. — Бат не отрывал глаз от дороги. — В этом нет необходимости. А если бы была, оправдаться бы тебе не удалось. Насчет тебя она все решила давным-давно. Даже теперь ты нашел ее лишь потому, что хочешь использовать, надеешься, что она поможет тебе в переговорах с ее дядей.

— Я вижу, что и ты все решил. И я могу не оправдываться перед тобой. Я знать не знал о твоем существовании. Но этот факт во внимание не принимается.

Бат вновь взглянул на отца:

— Именно так.

Джонас прислонился спиной к правой дверце и мрачно смотрел на сына. Да уж, в нем чувствовались гены Кордов.

— Вернемся к нашим баранам. Мне нужно… спрятаться.

— Зачем? — спросил Бат. — Официально правительство Мексики не знает о твоем присутствии. Неофициально оно закроет на это глаза. За очень маленькие деньги. Кроме того, я чувствую, что и американским властям надоела эта погоня. Я прочитал несколько передовиц, в которых прямо говорилось, что у государства есть дела поважнее охоты за тобой. Кстати, во сколько обошлись тебе эти передовицы?

— Джонас… Бат. Ты слишком много знаешь.

Бат наконец-то улыбнулся:

— Человек может пройти по жизни, так ничего и не узнав. Правда, я не уверен, что попытаться узнать все это — хорошо.

Джонас кивнул:

— Как я и сказал, ты знаешь слишком много. Я не покупал эти передовицы. Я лишь поделился с редакторами кое-какой информацией.

— Информация для газет дороже денег.

— Ты еще и циник.

— Циник — это тот же реалист.

Джонас широко улыбнулся:

— Что-то ты унаследовал от меня… и от твоего деда. Ты… ты пользуешься фамилией Корд?

— Здесь, в Мексике, я — Корд. Только в Америке они все запутали.

— И все знают, что ты — мой сын?

— Все.

Джонас на мгновение закрыл глаза:

— Все, кроме меня. Я не знал, что у меня есть сын. Ты… ты женат?

— Нет.

— А девушка у тебя есть? Невеста?

— Возможно. Впрочем, скорее, нет. Я думал, что есть, но она выбрала карьеру.

— Как так?

— Я предложил ей стать моей женой, и она согласилась. Затем сенатор Соединенных Штатов взял ее в помощники, и она уехала в Вашингтон. Три года тому назад. За это время мы виделись раза два.

— Я рад, что хоть в чем-то ты показал себя круглым дураком.

— В каком смысле?

— То ли твоя дурость проявилось в том, что ты предложил ей стать твоей женой, то ли о ней говорит твое возмущение ее стремлением сделать карьеру. Я прав?

— Это сугубо личное дело, — пробурчал Бат.

— Что должны обсуждать отец с сыном, как не личные дела?

— Для меня это внове.

— Для меня тоже, — кивнул Джонас. — Мой отец никогда не говорил со мной о личном, только устраивал мне разносы то за одно, то за другое. Только после его смерти мне сказали, что он меня любил.

Бат оторвал взгляд от дороги, посмотрел на Джонаса. Нахмурился, покачал головой.

— Если б я знал, что у меня есть сын…

— Ты не спрашивал, — прервал его Бат.

— Я об этом понятия не имел.

— Может, оно и к лучшему. Я не уверен, что смог бы тогда устоять перед тобой.

— А теперь можешь? — полюбопытствовал Джонас.

Бат улыбнулся:

— Ну… Посмотрим.

— Ты сможешь договориться с мексиканскими властями? Насчет моего пребывания в этой стране?

— Я начинающий адвокат. Но моя фирма с этим справится.

— Хорошо. Считай, что у нее появился новый клиент. У меня будут для нее и другие задачи. Но вот о чем я тебя попрошу. Если дело будет личным и конфиденциальным, я хочу, чтобы им занимался ты. У тебя есть в этом свой интерес, знаешь ли.

— О чем ты?

— Ты же мой наследник, дурак ты этакий. Что ты на это скажешь?

— Наследник? — Бат вскинул подбородок. — В Юридической школе меня учили, что ты не можешь отказаться от прав на наследство, поэтому должен заплатить налоги за наследство, даже если не хочешь его получать. Ты обязан взять наследство и расплатиться с государством, прежде чем сможешь избавиться от него. Так что не делай мне никаких одолжений, пока я не решу, что хочу принять их от тебя.

2

Мехико — город контрастов. В центре города небоскребы выстроились вдоль широких проспектов. А чуть в стороне масса людей обитали в жутких трущобах. Вилла, которую нашел для Джонаса Бат, находилась в одном из респектабельных пригородных районов.

Построенный в средиземноморском стиле дом под крышей из красного шифера повернулся к улице и соседям белыми оштукатуренными стенами. Все окна выходили на центральный дворик с небольшим прудом, в котором меж листьев кувшинок лениво плавали большие золотые рыбки. Совсем ручные. Они не выражали ни малейшего неудовольствия, если кто-либо доставал их из воды. По кустам бегали хамелеоны, за ними следили востроглазые птички. Иногда кидались на хамелеонов и ловили самого неосторожного. Просторные комнаты, паркетный пол, белые стены. Массивная мебель, стулья, кресла, диваны обиты кожей разного цвета, от черной до светло-коричневой. Вилла Джонасу понравилась.

Штат слуг состоял из двух человек. Женщина выполняла обязанности поварихи, горничной и прачки, мужчина — садовника и привратника; Жила прислуга в комнатах у кухни.

Билл Шоу остался с Джонасом и занял комнату в южной части дома. Он привез скрамблер, и они установили его на телефонный аппарат. Джонас позвонил Энджи, и она тут же приехала.

Бат приезжал к нему каждый день, так часто, что Джонас начал задумываться, его тот хочет видеть или Энджи. Молодой человек и не пытался скрыть восхищения женщиной своего отца. Он не мог оторвать взгляда от ее ног. Энджи это забавляло, и она специально поднимала юбку повыше. Когда же она замечала, что он таращится на ее грудь, то пожимала плечами и выставляла ее вперед. Поначалу их игры забавляли Джонаса, потом перестали.

В воскресенье Бат предложил поехать на корриду.

— У меня это не самое любимое зрелище, но хоть раз побывать там необходимо.

Он купил им хорошие места в тени. Вокруг сидели болельщики поспокойнее, потому что самая шумная их часть собиралась на солнечной стороне, где билеты стоили подешевле. И действительно, уж раз-то корриду стоило увидеть. Если не ради убийства быков, то затем, чтобы посмотреть на красочные наряды, лошадей, послушать зажигательную музыку.

Энджи сидела между Батом и Джонасом, притягивая восхищенные взгляды. Она пришла в белом платье и в белой шляпке. Сидела, скрестив ноги в щиколотках, как учат на уроках этикета. И никто, а в особенности Бат, не догадывался, что эти уроки она получала в тюрьме. Энджи внимательно изучила программку, затем повернулась к Бату.

— Я надеюсь, матадоры победят со счетом семь один. Думаю, быки тоже имеют право на выигрыш.

После первого боя группа американских туристов поднялась и покинула трибуны. Одна из женщин потеряла сознание или сымитировала обморок, когда кровь хлынула из шеи быка. Мужчина в белой панаме, светло-синем костюме и белых туфлях громогласно заявил, что это не спорт, а жестокое развлечение для жестоких людей.

— Que quiere usted decir[27]? — спросил Бат.

Он справедливо рассудил, что они очень уж похожи на Norteamericanos, а ему хотелось, чтобы рассердившиеся мексиканцы, что сидели вокруг, принимали их за своих. Турист в панаме бросил на него тяжелый взгляд и прошествовал мимо. Бат повернулся к мексиканцам, вскинул руки, пожал плечами. Чего, мол, можно ожидать от этих американцев. Многие рассмеялись.

Во втором поединке прогноз Энджи сбылся: бык сбросил матадора с лошади. Иногда победа оставалась за быком.

— Мое пребывание в Мехико уже не секрет, — сообщил Джонас Бату перед выходом на арену третьего быка. — Некоторые знают, где можно меня найти.

— Кто? — спросил Бат.

— Луис Басурто. Слышал о нем?

— Слышал. Чего он хочет?

Разговор прервался криками мальчика-разносчика: «Chicle! Chocolate!»[28]

— Он хочет заинтересовать меня инвестициями в мексиканские отели.

Бат покачал головой:

— Басурто — преступник.

— Ты уверен?

— Абсолютно. Тебя интересуют инвестиции в мексиканские отели?

— Я же купил «Семь путешествий». Я хочу окупить мои затраты. И ищу, по меньшей мере, еще один отель.

— Азартные игры в Мексике запрещены.

— Вот именно это…

— Chicle! Chocolate!

— …и обещает уладить Басурто.

— Я думаю, он уладит. Но дело это очень рискованное. Ты согласишься, вложишь деньги в отель, выплатишь ему вознаграждение, часть которого он пообещает отдать чиновникам, чтобы те смотрели в другую сторону. Какое-то время спустя он придет вновь и скажет, что чиновники требуют добавки. Тебе придется платить ему процент от прибыли. Если ты не дашь ему то, что он просит, в отель нагрянет полиция. И с рулеткой будет покончено. Это его метод работы. Он ничего не вкладывает, но получает свою долю.

— Я полагаю, есть способы держать его в рамках.

— У него позиция выигрышная. Он играет на своем поле. И потом, зачем тебе лишние хлопоты?

— Он собирается прийти ко мне. Что мне ему сказать?

— Скажи: «Мой сын, Джонас Энрике Рауль Корд-и-Батиста, работает в юридической конторе «Гурса-и-Ароса». Эта фирма ведет мои дела». Басурто ничего тебе не предложит. Поболтается в твоем доме какое-то время и уйдет, сказав на прощание, что очень рад знакомству.

— Chicle! Chocolate!

— Помимо Басурто, к тебе могут обратиться и другие, — продолжил Бат. — С вполне легальными предложениями. Инвестиции нужны многим.

— Ты не будешь возражать, если я направлю их к тебе, чтобы ты разобрался, с чем они пришли?

— С удовольствием помогу тебе.

3

Неделю спустя Энджи возвратилась в Лас-Вегас. После ее отъезда позвонила Соня и пригласила Джонаса приехать в Кордову, провести уик-энд на гасиенде. Бат, сказала она, его отвезет. Джонас согласился, и в пятницу, ближе к вечеру, Бат заехал за ним на «порше» и быстро домчал его до Кордовы: скорость нередко превышала девяносто миль в час.

Гасиенда находилась к востоку от Кордовы. Сам особняк возвышался на склоне холма, и в ясную погоду из окон был виден Мексиканский залив.

На гасиенде хозяйничала Соня, которой беспрекословно подчинялись как члены семьи, так и дюжина слуг. На горных склонах Эскаланте когда-то разводили овец и коров. Но в последние годы, пояснила Соня, семья задешево продала землю фермерам-арендаторам и наемным рабочим, оставив себе пятьдесят гектаров, примыкающих к дому. Деньги на его содержание приносил теперь нефтяной бизнес.

Соня обратила внимание Джонаса на толщину стен: метр с небольшим. Гостиная в свое время была часовней. Кладовая — арсеналом. Бассейн, вырубленный в скале, в свое время находился во дворе, окруженном высокими стенами, которые теперь срыли. Внутри стен располагался и колодец, водой из которого наполняли бассейн.

— Гасиенду строили с таким расчетом, чтобы она могла выдержать осаду, — пояснила Соня. — Однажды ее осадил отряд Сапаты[29],— она улыбнулась. — Гасиенда сдалась без борьбы.

Соня отвела Джонасу спальню, которой обычно пользовался Фульхенсио Батиста. Он иногда приезжал на гасиенду. В этой же комнате в свое время провел две ночи и Эмилиано Сапата.

Соня представила Джонасу сводного брата Бата и одну из сестер: вторая жила с мужем в Штатах.

Сводная сестра, ее звали Мария, рассказала Джонасу, как Бат спас ей жизнь, застрелив из пистолета гремучую змею.

— Ты жил в красивом доме, — заметил Джонас, когда они с Батом стояли на террасе и смотрели на далекий Мексиканский залив.

— Жил я здесь недолго, — ответил Бат. — Меня отправили в школу.

За обедом Джонас не раз и не два поглядывал на Соню. И все более убеждался, что сказал Бату правду: с ним ей жилось бы хуже. И все же, он не мог не задуматься, а какой бы была эта жизнь? Возможно, и он вел бы себя иначе, если б узнал, что она носит под сердцем его ребенка, и женился бы на ней. С другой стороны, он мог возненавидеть ее. Такое не раз случалось с мужчинами, которым приходилось сочетаться браком с женщинами, которые беременели от них.

Он помнил, с каким восторгом смотрела Соня на Атлантический океан, который они дважды пересекли на великолепных лайнерах. Он помнил ее благодарность. Он помнил, как жестоко обошелся с ней при расставании. Он просто не мог заставить себя поверить, что она столь чиста.

Ложь, конечно. Он это знал. А вот теперь она сидела перед ним, такая же прекрасная, гордящаяся домом и детьми. Мальчика она воспитала превосходно. Даже Невада Смит, пожалуй, не сможет найти в нем изъянов.

По традиции после обеда женщины вышли из столовой. Мужчины, Бат, Джонас и Вирхилио Эскаланте, остались выпить кофе, бренди, выкурить по сигаре. Вирхилио и Бат были в белых костюмах. Джонас, за неимением такового, — в светло-коричневом.

— Цены на нефть падают, — поделился Бат с Вирхилио последними новостями.

— Скоро поднимутся, — ответил Вирхилио.

— Когда нефть дешевеет, — пояснил Бат Джонасу, — ее качают меньше. То есть уменьшается не только цена каждого барреля, но и число баррелей. А потому доходы резко скачут.

— Я никогда не вкладывал деньги в нефть, — заметил Джонас. — Мне казалось, что это бизнес, в котором дурак может быстро расстаться со своими деньгами, — повернувшись к Вирхилио Эскаланте, он добавил: — Я хочу сказать, сеньор, что в нефтяной бизнес нельзя вкладывать деньги, недостаточно разбираясь в его тонкостях.

Вирхилио улыбнулся. Невысокого роста, крепко сбитый, седеющий, внешне он более походил на американца или европейца.

— Я вас понимаю.

— Я никогда не вкладывал деньги и в уран, — продолжал Джонас. — По той же причине. Это вполне законный бизнес, на котором некоторые люди наживали целые состояния. Но для тех, кто в этом не разбирается… — Он покачал головой.

— Но ты же вложил деньги в отель-казино, — напомнил Бат.

— Только потому, что нанял очень опытного и знающего консультанта.

— В мой последний приезд в Штаты я видел в магазинах телевизоры, выпущенные компанией Корда.

— Наши успехи в этой сфере не столь велики, как у «Эр-си-эй» или «Дженерал электрик», но, думаю, мы на равных с такими фирмами, как «Филко», «Зенит», «Магновакс», «Дюмонт», «Эмерсон» и «Силвания».

— Я надеюсь, что скоро телевидение появится и в Мексике, — вставил Вирхилио. — Боюсь только, что оно будет контролироваться правительством. Как в большинстве стран.

4

Бербона на гасиенде не нашлось, так что Джонас унес в спальню полбутылки бренди. Принял душ, вытянулся на кровати и открыл англоязычную книгу, которую нашел в библиотеке, «Главную улицу» Синклера Льюиса. Он не раз слышал о ней, но так и не удосужился прочитать. Не было времени. Книга, однако, его не заинтересовала, и он собирался отложить ее, когда в дверь постучали.

Боже! Только не Соня. Она же… Стучала не Соня. Открыв дверь, он увидел Вирхилио Эскаланте.

— Могу я войти?

— Разумеется.

Два кресла стояли у маленького камина. Джонас предложил одно Вирхилио, на второе сел сам. Он не привез с собой халата, а потому надел брюки перед тем, как открыть дверь. Вирхилио пришел в том же белом костюме.

— Я надеюсь, вы простите мне столь поздний визит, — начал Вирхилио. — И повод, заставивший меня прийти к вам.

Джонас кивнул:

— Не хотите ли бренди?

— Нет, благодарю. Я… видите ли, мне ужасно неудобно.

После обеда, когда Бат заговорил о падении цен на нефть и том влиянии, которое оказывает это падение на доходы, он, сам того не желая, многое уже объяснил.

Джонас понял, что его ждет. К нему пришли за деньгами.

— Даже уменьшившихся доходов в принципе хватало. На все… кроме одного. Я свалял дурака в Лас-Вегасе. Влез в большие долги в казино, которые, естественно, ждут их выплаты. Мне нужно время. Как только цены на нефть поднимутся, а это обязательно произойдет, я смогу выплатить все долги, даже с процентами. А сейчас… — Вирхилио развел руками.

— Сколько вы должны? — спросил Джонас.

— Больше четверти миллиона долларов, — мрачно ответил Вирхилио. — Сто десять тысяч «Фламинго» и сто шестьдесят пять тысяч «Семи путешествиям». Вы можете представить себе, как я удивился, узнав, что «Семь путешествий» принадлежит вам.

— Играете вы неудачно, — заметил Джонас. — Нет ли у вас других дорогих пристрастий?

— Нет, — скромно потупился Вирхилио. — Я верен своей жене, то есть, как и любой другой мужчина. Интрижки у меня были, но других женщин я не содержал. Не на что.

Джонасу этот разговор не доставлял удовольствия. Неприятно, когда мужчина унижается, буквально раздевается перед абсолютно незнакомым человеком.

— Налицо, как у нас говорят, недостаток наличности.

— Полагаю, вы совершенно правы.

Голова у Джонаса работала быстро. Этот человек воспитал его сына, и воспитал на «отлично». Он принял решение.

— Сто шестьдесят пять тысяч моему казино, сто десять — «Фламинго». Не волнуйтесь. Я обо всем позабочусь.

— Долг я верну.

— Мы поговорим об этом, когда ваши доходы возрастут. А пока выбросьте денежные проблемы из головы. Я обо всем позабочусь.

5

Во вторник с виллы в Мехико он позвонил Моррису Чандлеру, по телефону со скрамблером.

— Что у вас написано в бухгалтерских книгах относительно Вирхилио Эскаланте? — спросил он.

— Таких людей мы туда не вносим, — ответил Моррис.

— Но в голове-то вы держите список должников.

— Сто шестьдесят пять тысяч, — ответил Моррис.

— Вычеркните.

Моррис Чандлер ответил после долгой паузы:

— Вы босс.

— Совершенно верно. Далее, насколько я понимаю, сеньор Эскаланте задолжал сто десять тысяч «Фламинго». Позвоните туда и предложите пятьдесят.

— Они не согласятся.

— Позаботьтесь о том, чтобы согласились.

— Хорошо. Как скажете.

— Вот о чем я хочу вас спросить. Сколько нам задолжали эти богатые мексиканцы?

— Пожалуй, еще пятьсот тысяч. Нет, побольше.

— А сколько мы зарабатываем на них за год?

— Порядка…

— Достаточно для того, чтобы дважды в неделю гонять самолет в Мехико, так? Достаточно, чтобы окупить «люксы», обеды, коктейли, подарки, так? Так почему же не инвестировать сто шестьдесят тысяч в одного из самых азартных игроков? Это бизнес, друг мой, обычный бизнес.


Когда Бат приехал на виллу в пятницу вечером, он нашел там Энджи. Она прилетела в четверг и намеревалась вернуться в Лас-Вегас во вторник.

Как только Бат вошел в гостиную, Джонас понял, что его сын зол. В сером костюме из какого-то блестящего материала и узком черном галстуке выглядел он как настоящий мексиканец. Он не присел, сразу обратился к Энджи.

— Надеюсь, вы не обидетесь на меня, Энджи, но я бы хотел поговорить с отцом наедине… Мне нужно лишь несколько минут.

Энджи встала, кивнула и вышла из комнаты.

— Что случилось? — спросил Джонас.

Бат подошел к креслу, в котором сидел его отец. Достал из внутреннего кармана пиджака конверт. Протянул Джонасу.

— Тут двадцать пять тысяч долларов наличными. Больше на данный момент у меня нет. И расписка на двести пятьдесят тысяч. Отдам, как только смогу. С процентами.

Джонас не стал открывать конверт. Хотел отдать его Бату, но тот отступил на шаг.

— Могу я спросить, что все это значит?

Бат зло глянул на него:

— Вирхилио… Padre… попросил тебя заплатить его лас-вегасские долги. Это недостойный поступок. Полагаю, что и ты вел себя не лучше. Согласился выполнить его просьбу.

— Я дал ему ссуду.

— Он написал расписку?

— Нет. В таких делах расписки не требуется. Джентльмены верят другу другу на слово.

— Вирхилио — не джентльмен, — взорвался Бат. — Его отец, которого я называл Abuelo, отстегал бы его кнутом за то, что он попросил денег у тебя, именно у тебя! И ты дал их ему! «Джентльмены верят друг другу на слово». Дерьмо собачье.

Джонас побагровел:

— По какому праву ты позволяешь себе говорить со мной в таком тоне?

— Я хочу услышать прямой ответ на прямой вопрос.

— Сначала задай свой прямой вопрос, — пробурчал Джонас.

— Этими двумястами семьюдесятью пятью тысячами долларов ты рассчитался с Вирхилио, так? Свел дебет с кредитом. Он женился на моей матери, зная, что она беременна от тебя. Воспитал меня в своем доме, относясь как к родному сыну. Заплатил за мое обучение… хотя бы частично. Учился я в основном на деньги Батиста, а мы знаем, как они заработаны. Но я говорю о тебе и Вирхилио. Теперь вы квиты, так? А вот мой прямой вопрос: можешь ты доказать мне, что исходил из других соображений? Отдал двести семьдесят пять тысяч долларов не потому, что хотел рассчитаться с Вирхилио Эскаланте?

Джонас покачал головой:

— Во-первых, ты ничего не знаешь о механизме расчета с казино, если думаешь, что Вирхилио должен отдать сто центов на каждый доллар долга. У «Фламинго» я выкупил его долги за пятьдесят тысяч. Моррис Чандлер взял бы с него сто десять, максимум сто двадцать тысяч. Так что ты можешь уменьшить проставленную в расписке сумму на сто тысяч.

— Это не ответ на мой вопрос, — сердито бросил Бат. — Какая разница, сколько ты заплатил. Ты с ним рассчитался. Так?

— Если ты уже все для себя решил, зачем мне отвечать?

Бат глубоко вдохнул. Секунд пятнадцать молча смотрел на отца.

— Потому что… — процедил он сквозь зубы. — Потому… Ну, хорошо. Если ты дашь мне слово, что это не так, я тебе поверю. Выбора у меня нет.

Джонас едва заметно улыбнулся. Да уж, сын у него хоть куда. Загнал отца, не просто отца — Джонаса Корда, в угол. Почти загнал.

— Я дам тебе слово при одном условии.

— Каком же?

— Ты заберешь деньги и расписку. Вирхилио мне заплатит. Если нет, будем считать, что я вложил деньги в рискованное предприятие по важным для меня причинам, не имеющим к тебе ни малейшего отношения.

Бат кивнул:

— Хорошо.

Протянул руку, взял конверт. Джонас встал и посмотрел Бату в глаза.

— Я не расплачивался с Вирхилио Эскаланте за то, что он сделал для твоей матери, для тебя или для меня.

— Что мне остается, кроме как поверить тебе. Раньше я думал, что не хочу встречаться с тобой до тех пор, пока не смогу при необходимости послать тебя к черту. Теперь могу.

— Так ты посылаешь меня к черту?

Бат пожал плечами:

— А что это меняет?

Загрузка...