Глава 8. Нравлюсь или нет?

— Ну, и зачем ты ушла? — мрачно интересуется Костров, усаживаясь на лавку. — Кое-как тебя отыскал.

Поджав губы, отодвигаюсь. Ещё и ворчит на меня?..

— А? — приподнимает он брови.

Демонстративно отворачиваюсь и упорно делаю вид, что завязываю шнурки на кроссовках.

— Ива, — вздыхает он трудно. — Ну, что не так?

— Ты освободился? — спрашиваю невозмутимо.

Сжимаю зубы и, закончив со шнурками, извлекаю телефон из кармана куртки.

Кружу по экрану бездумно. Зачем-то проверяю рабочую почту, на которую в выходные вряд ли что-то, кроме промокода на десятипроцентную скидку в Глорию Джинс, вообще может прийти.

— Ты что… — изумленно выговаривает Костров. — Ревнуешь?..

Отпускает смешок, гад такой!

— Вот ещё, — буркаю, не отводя взгляда от своего экрана. — Кто я такая, чтобы тебя ревновать?

У самой внутри холодно становится. Я ведь ему на самом деле никто…

— Ты Ива Задорожная — моя первая любовь, — торжественно заявляет Костров.

Изумленно на него уставляюсь.

Любовь? Мы такие мелкие были, ну какая там любовь?..

— Кто? — поглядываю на него недоверчиво.

— Первая любовь, — подмигивает Вэл, сверкая белоснежной улыбкой. — Лет до шестнадцати потом вспоминал твои косички, Кудряшка.

— Не ври, — закатываю глаза и поправляю шапку. — Не было у меня никогда косичек.

— Или это не твои были… — задумывается он виновато.

Прыскаем от смеха в голос.

Вот почему он такой? Сначала хочется убить, а потом потискать.

Не могу к нему относиться ровно. Сердечко заходится от его светло-зеленых глаз. А его свободная манера нести себя в этот мир вообще меня покорила.

Вэл… хмм… необычный. В моем окружении таких никогда не было. С ним рядом у меня в груди будто что-то распускается. Прекрасное, нежное. И при этом… чужое, противоестественное.

— А чьи косички-то были? — серьёзно озадачивается он, потирая затылок.

— Вот уж сам разбирайся, Костров, — вспыхиваю.

Он любил какие-то косички, а я теперь думай? Мало мне его фанаток?..

Поднимаюсь и снова иду куда глаза глядят.

Несмотря на субботу, на набережной совсем мало людей. Может, это и к лучшему, иначе Кострова и вовсе бы тут разорвали?

— Не обижайся, Ив, — догоняет меня Вэл. Становится вдруг серьезным. — Это ведь часть моей работы.

— Ты вроде футболист, — замечаю вскользь.

Позволяю его ладони захватить мою руку. Млею от прикосновений его пальцев, как дурочка.

Боже.

— Да какой я уже футболист, — морщится он и грустно опускает голову. — Я инвалид, Ива. Списанный по документам инвалид.

— Не говори так, пожалуйста, — хрипло выговариваю.

Становится так обидно за него, так тошно, как за себя никогда не бывает.

Ведь век футболиста на самом деле не такой уж и короткий?.. И до тридцати по полю бегают. А Кострову всего ничего…

Несправедливо.

Несправедливо.

Сама же себя одергиваю.

Хватит искать справедливость, Ива. Ты ведь немаленькая девочка.

— Ты пробовал… эмм… есть разные специалисты, — осторожно выговариваю.

— Хватит, — резко обрубает он.

Вздрагиваю от холодного металла, звучащего в его голосе.

— Кроме рекламных контрактов и интервью, у меня ничего не осталось, — произносит он уже спокойнее. — Поэтому я не имею права посылать людей на улицах, не могу позволить себе быть снобом, понимаешь?

— А тебе нравится? Ну вот такая жизнь?

Встречаясь со скептическим взглядом, договариваю:

— Я не хочу тебя обидеть, Вэл. Просто хочу понять. Можешь не отвечать.

— Сложно сказать, — признаётся он, снова улыбаясь прохожим. — Когда только стал популярным, звездная болезнь одолела. Внимание болельщиков и… болельщиц поощряло самооценку. Будоражило. Никогда не пробовал ничего круче алкоголя, но вот ощущение было, как после вискаря. Легкость и эйфория.

— Мне все равно сложно представить.

У нас такие разные жизни, что я снова стараюсь пригладить бушующие внутри эмоции.

— Потом уже… наверное, через года два начал понимать, что это пиздец. Личной жизни к тому времени просто не осталось. Любой выход в магазин — освещается. Ты знаешь, как часто я меняю номер телефона?

Мотаю головой.

— Раз в месяц точно, — усмехается он.

— Ого.

— Но и к этому привык. Ко всему в этом мире можно привыкнуть, Кудряшка, если физически тебя не трогают.

Снова отголосок из нашего детства. Если мои родители просто любили выпить, при этом оставаясь вполне мирными людьми, то у Вэла и Вали отец был явно с садистскими наклонностями. По крайней мере, страшные синяки у Костровых я видела регулярно. Мотаю головой, чтобы выкинуть из головы неприятные воспоминания.

День в компании с Вэлом проходит незаметно.

Мы стреляем в тире, катаемся на старых аттракционах в парке, едим шоколадное мороженое и много, непростительно много смеёмся. Делаем всё, что не успели в детстве, радуемся и беззаботно проводим время.

Закрываем гештальты. Вместе. Будто сделать это крайне важно для нас настоящих и взрослых.

А когда начинает темнеть, снова возвращаемся на набережную…

Вэл легко запрыгивает на поребрик и раскидывает руки в стороны.

Испуганно озираясь, шокировано замираю от его выходки.

— Посмотри на меня, Ив? — призывает он, улыбаясь.

— Я смотрю.

— Скажи мне сейчас, я тебе хоть немного нравлюсь?

Скрещиваю руки и воровато осматриваю дорогие кроссовки, длинные ноги, широкую грудь и размашистые плечи. Разве он может кому-то не нравиться?.. Я хоть и со странностями, но точно не слепая.

— Костров, — мотаю головой. — Ты на комплимент нарываешься?

— Погоди, — останавливает он меня и спрыгивает на землю.

Надвигается на меня с хищной улыбкой.

— Вот я, Ива. Такой, как есть. Нравлюсь или нет?

— Не понимаю…

— Перестань, — обрывает он меня, резко привлекая к себе. Его ладони проникают под куртку. — Ты ведь не политик, Ива. Зачем ходишь вокруг да около. Либо да, либо нет.

— Я не политик, но и ты не на выборах, — тихо выговариваю.

— Я серьезно, Задорожная. Нравлюсь или нет?

Закусываю губу, смотря на него снизу вверх. Он такой огромный и сильный, что впервые в жизни хочется за кем-то спрятаться.

К черту.

— Нравишься, — отвечаю шепотом.

В ушах колокольный звон от страха. Дикого, животного. Зачем сказала?..

— Тогда я тебя приглашаю на ужин, — говорит Вэл, тяжело дыша.

— Я…

— Молчи, Ива, — прикладывает он указательный палец к моим губам.

Замираю послушно.

— Ты сказала, что я тебе нравлюсь. Ты мне тоже нравишься. Сильно. Ты красивая, пиздец. Волосы твои эти, как пружинки, — хватается за мою резинку.

— Эй, — взвизгиваю, пытаясь отстраниться. — Ты чего делаешь?

— Я тебя приглашаю на ужин. Мне не пятнадцать лет и я не готов вести понравившуюся девушку в шашлычку «У Артура». У меня есть деньги. Я их честно заработал и честно трачу. Исправно плачу налоги, много отдаю на благотворительность и развитие детского футбола. Мне нечего стыдиться, а тебе бояться.

— Я не знаю, — мотаю головой.

Дьяволёнок внутри меня требует, чтобы согласилась.

— Соглашайся, — тоже продавливает Костров. — Ужин в честь Дня святого Валентина. Хочу показать тебе одно место.

— Даже не знаю, — вздыхаю. — Если только…

Вэл издает какой-то животный рык и припадает к моим губам. Целует совершенно варварски, с языком и причмокиванием. Хозяйничает у меня во рту, распаляет.

А затем резко отстраняется. Снова холодно становится.

— Так ты поужинаешь со мной, Кудряшка? Можешь заказать Цезарь с курицей, чтобы я сильно не обеднел, — иронично произносит.

— Вот уж фигушки, — невозмутимо шепчу. — Закажу с креветками. Тигровыми. Раз такое дело.

— Это значит, да?

Как завороженная разглядываю широкий подбородок прямо перед собой и безмолвно киваю. Потому что Вэл Костров, черт возьми, умеет уговаривать…

Загрузка...