Влюбленная герцогиня

Глава 35 Перед рассветом

Дверь распахнулась, в комнату ворвалась толпа людей, но Эсме было не до них. В свете многочисленных свечей она увидела, что лицо Майлза приобрело ужасный серо-зеленый цвет. Она попыталась уложить его, однако не сумела.

— Помогите мне, — хрипло произнесла она. — Майлз, пожалуйста, скажи что-нибудь.

Сильные руки оттолкнули ее в сторону, леди Чайлд прижала Майлза к себе, и его голова легла ей на грудь. Эсма с отчаянием увидела, насколько безжизненно тело мужа.

— Открой глаза, Майлз, — сказала леди Чайлд. Наступила тишина. Эсма будто издалека услышала, как Элен просит всех покинуть комнату, рассеянно подумала о Себастьяне, но тут Майлз открыл наконец глаза. Он посмотрел на леди Чайлд, и от выражения его глаз у Эсмы перехватило дыхание.

Леди Чайлд положила руку ему на щеку.

— Не разговаривай, дорогой, — спокойно произнесла она и чуть слышно добавила: — Пошлите за доктором.

Вскочив, Эсма бросилась к двери. Снаружи, мрачный и неумолимый, как часовой, стоял Боннингтон.

— Что вы тут делаете? — прошипела она.

— Жду, придет ли в себя лорд Роулингс. — Лицо у него было совершенно белым.

— Срочно требуется доктор! — с яростью выдавила она. — Приведите его!

— За ним уже послан экипаж. Могу я…

Но Эсма захлопнула дверь и не слышала, что он говорит. Майлз опять смотрел на леди Чайлд, дыша медленно, с явным трудом.

— Уильям, — неприятным шепотом сказал он.

— Уильям? Кто такой Уильям? — спросила Эсма.

— Ребенок, — ответила леди Чайлд. Ее ладонь все еще лежала на щеке Майлза. — Так мы назовем вашего ребенка.

Не волнуйся об этом, любовь моя. Просто останься с нами, пока не приедет доктор.

Глаза у Эсмы наполнились слезами.

— Он не… он не…

Леди Чайлд погладила его по щеке, затем поцеловала в лоб.

— Все хорошо, дорогой, — нежно сказала она. — Я люблю тебя. — Видимо, он что-то пытался сказать. — Я знаю, Майлз, ты любишь меня. Я знаю, знаю. И я тебя люблю. — Она крепко прижала его к груди. — Мы назовем его Уильям, и я постараюсь, чтобы он знал о тебе, дорогой. Я все расскажу ему.

Эсма сжала руку мужа.

— Я никогда не оставлю его в поместье, мы поедем с ним в Лондон. Он всегда будет со мной, куда бы я ни поехала, Майлз.

Слышал он ее, нет ли? Ей показалось неудобным сидеть возле них, поэтому она встала и подошла к окну. В коридоре послышался шум — приближающиеся шаги, возбужденные голоса.

Зачем Себастьян вошел в ее комнату? Видимо, хотел удивить своим неожиданным появлением. Сердце у нее разрывалось от унижения, тоски и боли. Любовник пришел к ней в комнату, а в результате умер ее муж.

Белый туман стелился над газоном, над кустами роз, ждущими восхода солнца. Небо уже розовело, когда к ней подошла леди Чайлд и встала рядом.

Эсма оглянулась. Майлз выглядел бы спящим, если бы не тот факт, что он лежал на полу.

— Я не уверена, что у меня будет ребенок, — сказала Эсма, глотая слезы. — Думаю, одной ночи для этого недостаточно.

— Может быть. Но Майлз плохо разбирался в деторождении, его грела эта мысль.

— Да, я знаю. — Эсма положила руку на живот, страстно желая, чтобы там оказался маленький Уильям. — Прошлой ночью…

— Это не имеет значения, — спокойно произнесла леди Чайлд.

— Но это имело значение для Майлза. Ему было очень нелегко. Он чувствовал себя изменником… и не мог… нам пришлось погасить свечи и остаться в темноте. Майлз очень любил вас.

— Да, — ответила леди Чайлд. — И я… и я тоже… Заметив первую трещинку в ее непроницаемой броне, Эсма прижала к себе любовницу мужа, и они вместе рыдали по великодушию Майлза, по его любви, по Майлзу.

Когда им с леди Чайлд удалось надеть на Майлза рубашку и брюки, в дверь комнаты постучали. Так как леди Чайлд сидела на полу, гладя Майлза по голове, Эсма направилась взглянуть, кто там. В коридоре стоял Боннингтон. Леди Троубридж с пожилым джентльменом подошли к ней.

— Это доктор Уэллс, — сказала хозяйка.

— Боюсь, я опоздал.

Она кивнула.

— Могу я поговорить с Люси?

Тут Эсма с удивлением поняла, что даже не знала имени леди Чайлд. Наверное, они были подругами, раз хозяйка называла ее просто Люси.

Доктор склонился над Майлзом, что-то быстро сказал Эсме и леди Чайлд, затем покинул комнату. Эсма вышла в коридор.

— Вас… кто-нибудь видел?

— Да. Как вы намерены поступить, леди Роулингс?

— Поступить? Что вы имеете в виду?

— Я понимаю, сейчас не время делать вам предложение, но…

— Вы сошли с ума! Вы полагаете, что я выйду замуж за вас? Человека, убившего моего мужа? — Она ненавидела и его, и себя.

— Примите мои глубочайшие извинения. Я могу только предложить…

— Вашу руку! — словно выплюнула она. — Я не приняла бы ваше предложение, даже если бы вы не были столь докучливы, нудны и девственны!

Его бледность стала почти смертельной.

— Боюсь, ваша репутация может пострадать…

— Уходите, — отрезала Эсма. — Я хочу, чтобы вы ушли. Единственное, что может доставить мне удовольствие, это ваше обещание никогда не попадаться мне на глаза. Никогда. Я выразилась достаточно ясно?

Себастьян изучающе смотрел на убитую горем женщину.

— Вполне ясно, — наконец сказал он.

Эсма сделала шаг назад, дожидаясь, когда Боннингтон уйдет, и вскоре он действительно ушел. Она вернулась в комнату и села рядом с умершим мужем, сознавая, что ей нечего здесь делать. Но она все сидела. Это было самое малое, что она могла сделать для Майлза, пусть слишком мало и слишком поздно. У нее свело желудок от ненависти к себе.

Так прошел час или около того.

— Вы не попросите слугу прислать мою горничную, дорогая? — обратилась к ней леди Троубридж.

Выйдя в коридор, Эсма едва не столкнулась с Элен.

— Все знают? — без церемоний спросила она.

Элен была известна тем, что никогда не теряла головы. Несмотря на беспутное поведение мужа, она не выказывала даже тени эмоций, однако сейчас ее лицо выражало осуждение.

— Боннингтон оказался полураздетым и уже снял рубашку, когда его настиг Майлз. Совершенно очевидно, что он хотел пробраться к тебе в постель.

— Джина знает? — прошептала Эсма.

Подруга увлекла ее в свою комнату.

— Как ты могла? Как ты могла сделать подобное?

— Ничего не было до прошлой ночи. Пока не стало ясно, что Джина остается с мужем. Боннингтон знал, что я хочу помириться с Майлзом, но он ушел прежде, чем я сказала ему, что это произойдет немедленно.

— Ты не должна была этого делать, — сказала Элен. — А Боннингтон… глупец… мужчины такие глупцы!

— Виновата только я, — тупо произнесла Эсма. — Я убила Майлза. Я убила мужа, потому что я проститутка.

— Боннингтон защищает твою репутацию. Он заявил, что перепутал комнаты.

— Что? И чья же это была комната, он сказал?

— Да, он сказал, что собирался посетить свою жену.

— Свою жену? — чуть не крикнула Эсма.

Элен кивнула.

— Он сообщил всем собравшимся, что они с Джиной вчера поженились по специальному разрешению, и он шел к своей жене, только перепутал комнаты и случайно оказался в твоей. Эсма! Ради Бога, не падай в обморок!

— Я никогда не падаю в обморок, — сказала та, но села. — Значит, он всем сообщил, что они с Джиной поженились?

Элен тоже села.

— Да.

— Но это невозможно! Джина еще замужем.

— Насколько я понимаю, развод состоялся несколько дней назад.

— Она же влюблена в своего мужа.

— О ее чувствах мне ничего не известно. — Голос Элен обрел привычную бесстрастность. — Она до сих пор никак не отреагировала на заявление Боннингтона. И конечно, тут полно слухов о пребывании Майлза в твоей комнате.

Эсма нетерпеливо отмахнулась:

— Пусть болтают, что хотят. Где Джина?

— Я не видела ее. Думаю, она внизу, принимает поздравления. Естественно, все поражены смертью твоего мужа. Большинство гостей собрались немедленно уезжать.

Тут дверь открылась, и вошла герцогиня.

— Прости, — сказала Эсма, поднимаясь. — Я знаю, тебе это безразлично, но я действительно очень сожалею.

Какое-то время они молча смотрели друг на друга.

— Не могу сказать, что это не имеет значения, — наконец ответила Джина. — Имеет! Ты хочешь выйти за Себастьяна?

Лицо Эсмы выразило отвращение.

— Нц в коем случае! Должно быть, я свихнулась, раз переспала с ним.

Джина опустилась в кресло.

— Все думают, что теперь мы женаты. Значит я следующая, кому предстоит спать с ним.

— Тебя никто не заставляет, — сказала Элен.

— Да, но если я этого не сделаю, погибнет репутация Эсмы. Если хоть кто-нибудь заподозрит, что Себастьян шел именно к ней, ее откажутся принимать в свете.

— Вряд ли репутация Эсмы сейчас незапятнанна, — заметила Элен.

— А мне плевать на это! Я предала тебя, переспав с твоим женихом. Как ты можешь думать о моей репутации?

— Большинство мужей имеют любовниц, — с болью ответила Джина. — Полагаю, что я привыкну к тому, что Себастьяна придется делить с кем-нибудь.

— Боннингтон не из тех… — начала Эсма, но Элен положила руку ей на плечо и спросила:

— А где наш герцог?

— Он в Лондоне и скоро вернется. Он думает, что вечером будет представление «Много шума из ничего». Мы не очень хорошо расстались. Фактически я сказала ему, что собираюсь выйти за Себастьяна. И он не стал возражать, — с несчастным видом прибавила Джина.

— Это моя вина! Я убила Майлза и…

— Глупости, — сказала Элен. — Твой муж умер от сердечного приступа. Леди Троубридж говорит, что у него были на этой неделе два подобных случая. Она уговаривала его послать в Лондон за доктором. Он мог умереть в любой момент. Он плохо себя чувствовал.

— Я не знала. Я, его жена, не знала, что он так болен. — У Эсмы полились слезы. — Никто не верит, что я любила его, но я любила. Он был хорошим, искренним человеком, мне не следовало его отпускать. Надо было остаться с ним, тогда бы мы уже имели детей. Он хотел ребенка. — Эсма зарыдала. — Если бы я не была такой дурой!

Элен похлопала ее по плечу, а Джина взяла за руку. Лицо у подруги распухло от слез, покрылось красными пятнами, так что сейчас она вряд ли оправдывала свою репутацию самой красивой женщины в Лондоне.

— Себастьян должен сказать правду, — заявила она. — Я сама это сделаю, когда появлюсь внизу. Меня совершенно не волнует их мнение. Я собираюсь уехать в поместье.

— И чем будешь там заниматься? — невинно спросила Элен. — Выращивать бобы?

— Я буду в глубоком трауре. Пожалуйста, Джина, передай Себастьяну, чтобы он сказал правду. А я немедленно уеду.

— Свет растерзает тебя. Надо придумать что-нибудь другое, Эсма.

— Ничего тут не придумаешь. Мне плевать на их болтовню. Я никогда в жизни больше не пересплю ни с одним мужчиной. Единственное, чего я хочу, это чтобы меня оставили в покое. Благословляю вас с Себастьяном. И ты должна знать, Джина, я никогда бы этого не сделала, если бы не была уверена, что ты останешься с мужем.

— Но в том-то и дело! — воскликнула Джина. — Я сама не знаю, чего хочу! Сегодня я хочу выйти за Себастьяна, а завтра — остаться с Кэмом.

За дверью послышался шум, и когда Эсма выглянула в коридор, слуги как раз выносили тело ее мужа. Элен встала у нее за спиной.

— Они знают, куда его отправить? — спросила Эсма. — Он собирался уехать в поместье. Майлз хотел уехать домой.

— Еще не время, — успокаивающе ответила Элен. — Пока его оставят в часовне. Карета отправится днем.

— Карета…

— Ты последуешь за каретой мужа. Надеюсь, леди Троубридж уже распорядилась задрапировать ее черным. У тебя есть черный туалет? Я поеду с тобой, если хочешь.

— Ты слишком добра ко мне. — Эсма вернулась в пустую комнату, задев ногой что-то лежащее на полу. «Афродита». Она подняла статуэтку и увидела, что та сбоку треснула. — Извини, я повредила твою «Афродиту». Я разбиваю все, к чему прикасаюсь.

— Хватит! Просто в ней тайник. Я пришла за ней. Мне нужно отдать брату то, что находится внутри.

— Брату?!

Джина заметила удивленные взгляды подруг.

— Да, это мистер Уоппинг, — с неуверенной улыбкой сказала она, беря у Эсмы статуэтку. — Я не говорила вам, что мистер Уоппинг тоже ребенок графини Линьи?

— Мистер Уоппинг твой брат?

Джина вытащила из тайника связку бумаг.

— На самом деле он только мой единоутробный брат. Но здесь одни бумаги, никаких камней.

— Мистер Уоппинг, — повторила Элен. — Твой домашний учитель. Это он дал тебе статуэтку?

— Нет, она посмертный дар графини Линьи, — ответила Джина, разворачивая сверток. — Как странно! — Подруги вопросительно смотрели на нее. — Это же мои письма ей! Вот первое, второе. Последнее я написала перед ее смертью. Почему она мне их вернула?

— Может, она забыла, что письма внутри, — предположила Элен.

— Мистер Уоппинг будет разочарован, он надеялся на изумруды, — сказала Джина.

— Откуда твой учитель… твой брат вообще узнал об «Афродите»?

— Графиня сказала ему, что в статуэтке находится самое дорогое, чем она владела, — ответила Джина, подавив вздох.

Эсма вдруг улыбнулась.

— Самое дорогое, чем она владела, — тихо сказала она, погладив рукой письма. — Как прекрасно!

— Она имела в виду нечто другое.

— Нет, — возразила Элен.

— Тогда почему она не написала мне сама?

— Кто знает? Но твои письма были для нее дороже всего на свете. — Глаза Эсмы опять наполнились слезами.

— Никогда бы не подумала. — Джина посмотрела на «Афродиту». — Я думала, она послала мне статуэтку, решив, что я такая же проститутка, как…

— Графиня послала ее тебе потому, что она прекрасна. Она хотела, чтобы ты знала, как она ценит твои письма, — объяснила Эсма.

— Я считала, что она такая же, как и Кэм, — дрожащим голосом сказала Джина.

— А что с Кэмом? — спросила Элен.

— Он тоже прислал мне нагую статуэтку. Когда мне исполнился двадцать один год. Я получила от него голого купидона. Сначала я обрадовалась, потом разозлилась. Это было так не похоже на меня.

— Полагаю, купидон был прекрасен, не так ли? — вставила Эсма. — Ведь Афродита чудо как хороша.

Подруги смотрели на статуэтку. Богиня стояла, почти закрыв лицо рукой, глядя назад с испугом, стыдом, печалью или любовью. Каждая видела в ней что-то свое.