— Но это же несправедливо, мама! — не на шутку обиделась Зита.
Герцогиня ответила не сразу.
Прежде ей надо было подобрать слова.
— Это великолепная партия для Софи. Я не хочу, чтобы ты все испортила.
— Но как? — изумилась Зита.
Герцогиня не стала объяснять причину.
— Я не собираюсь обсуждать эту тему, — строго сказала она. — Когда приедет король Максимилиан, ты не должна спускаться вниз ни под каким предлогом. Ты не будешь участвовать ни в одном празднике, которые мы устраиваем в его честь. Если ты ослушаешься меня, Зита, придется отправить тебя к родственникам.
Девушка ужаснулась и не посмела возразить.
Жизнь во дворце была и так, мягко говоря, чересчур размеренной, а у родственников, которые жили в немыслимой глуши, она бы умерла от скуки.
Зита быстро поднялась с кресла и вышла из комнаты, легонько хлопнув дверью.
Герцогиня вздохнула.
Зита, совершенная копия отца, всегда казалась ей трудным ребенком.
Не то что Софи.
Та воистину ее дочь — тихая, невыразительная и спокойная.
Герцогиня была англичанкой, родственницей королевы Виктории, поэтому они с Зитой говорили на ее родном языке.
А Зита уже мчалась по коридору в сторону отцовского кабинета.
Но теперь она думала на своем языке.
Она вихрем ворвалась в кабинет и застала отца одного, как и предполагала.
Еще не успев отдышаться, она сердито заговорила:
— Неужели, папа, ты знал о том, что меня не допустят на прием короля Максимилиана? И даже на бал? И вообще мне не позволят просто взглянуть на него? Я отказываюсь в это поверить!
Герцог опустил газету и посмотрел на младшую дочь.
Зеленые глаза лихорадочно блестят, на щеках яркий румянец.
Красивое разгневанное личико обрамлено разметавшимися от быстрого бега огненными вихрями волос.
Его взгляд потеплел и смягчился.
— Прости, дорогая, — сочувственно промолвил он. — Я знал, что это расстроит тебя.
— Знал! — воскликнула Зита. — О папа, как ты мог! Это так несправедливо!
Герцог молча протянул ей руку.
Она стиснула ее в своих горячих ладонях и присела возле кресла, умоляюще глядя ему в глаза.
— Если б ты только знал, папочка, как здесь стало скучно в последнее время! — жалобно молвила Зита. — Было бы так замечательно потанцевать хоть с кем-нибудь, особенно с королем Максимилианом. Мне всегда хотелось его увидеть.
Герцог сжал ее руку.
— Боюсь, дорогая, мама и Софи уже все решили. Это» плата за твою красоту.
Зита ошеломленно уставилась на отца.
— О, я всегда подозревала, что Софи ко мне ревнует!
А маме не нравится, как я себя веду, когда остаюсь с тобой. Но не до такой же степени, чтобы запереть меня в классной комнате, словно я прокаженная!
— Дорогая, когда мне сказали об этом, я знал, как ты расстроишься. Но поверь мне, милая, я ничем не мог тебе помочь!
— Но почему? — рассердилась Зита.
— А потому, — терпеливо объяснил отец, — что такие маленькие страны, как наша, должны объединяться, чтобы противостоять возрастающей мощи Германии. Если король женится на Софи, мы станем вдвое сильнее, понимаешь?
Конечно, Зита прекрасно понимала.
Они с отцом часто обсуждали политическую ситуацию в Европе.
— А мне казалось, что Германия положила глаз на Австрию…
— Сначала Австрия, потом Бавария, а затем и мы, — задумчиво произнес герцог. — А после… почему бы не Франция?
Девушка затаила дыхание.
С этим шутить нельзя.
Она знала, что может произойти, если Бисмарк начнет действовать.
Его амбиции не имели предела.
Она прижалась щекой к отцовской руке и прошептала:
— И все-таки, папочка, мне бы так хотелось побывать на балу. Обещаю, что не буду танцевать с королем!
— Но он сам захочет, моя дорогая, — улыбнулся герцог. — Поэтому твоя мама и Софи испугались.
Зита продолжала сидеть возле отцовского кресла.
Сегодня ей впервые довелось услышать от членов семьи о своей красоте.
Конечно, она знала, что унаследовала ее от своей бабушки-венгерки.
Бабушка могла претендовать на более выгодную партию и занять более значительное положение, чем статус герцогини Альдросской.
Но она влюбилась в своего будущего мужа с первого взгляда, и он всю жизнь отвечал ей взаимностью.
Эту историю Зита слышала еще с колыбели.
Она часто разглядывала портрет бабушки, висевший в тронном зале.
— Если дедушка был похож на тебя, папа, — говорила Зита, — то неудивительно, что бабушка в него влюбилась.
Наверняка он был очень привлекателен.
— Спасибо, любимая, — смеялся герцог. — Несмотря на то что я похож на отца, я унаследовал многие черты своей матери. Особенно ее любовь к лошадям. Она была великолепной наездницей и искусно объезжала самых диких и непокорных скакунов. Ты похожа на нее, Зита.
Герцог обожал свою мать.
Наверное, поэтому он сразу полюбил своего третьего ребенка.
Когда родилась Зита, у него уже были Софи и Генрих, и, честно говоря, он ожидал второго сына.
Но, к его собственному изумлению, появление еще одной дочери не только не разочаровало его, но стало неожиданной радостью.
Он сразу узнал в Зите прекрасную мать-венгерку, и она стала его любимицей.
Зеленоглазая девочка росла и хорошела у него на глазах, и стареющий герцог стал слишком много времени проводить в детской.
Как только ей исполнилось восемь, он, игнорируя протесты жены, взял ее с собой в горы.
Он частенько удалялся дней на десять, оставляя замок и супругу, которая ничего не могла с этим поделать.
— Мне надо поближе познакомиться с моим народом, — объяснял ей герцог. — Самый лучший способ — окунуться в эту среду.
В коротких кожаных панталонах, зеленом суконном жакете и тирольской шапочке — традиционной одежде жителей Альдросса и Баварии — он отправлялся в путешествие.
Останавливался в маленьких деревенских гостиницах и с бокалом местного вина в руке распевал народные песни, выражавшие истинные чувства простого человека.
Альдроссцы обожали его за подобный демократизм.
Они, конечно, понимали, что у герцога имелись и другие причины для кратковременных поездок в горы, но лишь добродушно посмеивались, — Наш господин — настоящий мужчина! — говорили они.
А для маленькой Зиты это было просто волшебством.
Вырвавшись из-под навязчивой опеки нянь и гувернанток, вдали от замечаний матушки, она радостно скакала на лошади рядом с отцом по зеленым долинам меж заснеженных вершин.
Когда дорога кончалась и переходила в тропинку, они шли пешком долгие мили до тех пор, пока не уставали ее маленькие ножки.
Но она никогда не жаловалась на усталость.
Как-то раз герцог привел ее к горному озеру, и она плавала в ледяной воде, словно юркая рыбка.
Конечно, дома она не рассказывала, что научилась плавать.
Это была их с папой тайна.
Ведь мать пришла бы в ужас даже от того, что Зита нарушает приличия и бегает голышом.
Хотя, кроме родного отца, ее никто не видел.
Так герцог с дочерью убегали из замка, и герцогиня не могла их остановить.
Они возвращались через неделю, счастливые, загоревшие, полные сил и здоровья.
Но когда Зите исполнилось пятнадцать, мать категорически запретила ей ездить с отцом.
Сказка кончилась.
Никакие слезы и уговоры не помогали: мать оставалась непреклонной.
Зита не могла понять причину этого внезапного запрета, строгого и окончательного.
Железный занавес отделил ее от мира радости и счастья.
Эти поездки были удовольствием не только для нее.
Отец блаженствовал в ее обществе.
Зита была уже большой девочкой, когда до нее стали доходить слухи о Париже, о женщинах легкого поведения, к ногам которых бросали свои состояния знатные господа…
Однажды Зита услышала обрывок разговора родителей.
— Я ни за что на свете не допущу, — негодовала герцогиня, — чтобы моя дочь имела что-то общее с подобными женщинами…
Она замолчала на полуслове, увидев в дверях Зиту, и перевела диалог на другую тему.
В то время девочка не придала этому никакого значения, так же как и другой случайно услышанной фразе.
— Думаешь ли ты о своей репутации, когда обращаешься с такого рода созданиями?.. — возмущенно выговаривала герцогиня мужу.
И снова фраза осталась незаконченной, потому что в дверях внезапно появилась Зита.
Это были кусочки загадки-мозаики, которую она могла при желании сложить.
Однажды в маленькой горной гостинице она пробудилась от яркого света луны, пробивавшегося сквозь неплотно задвинутые шторы.
Зита была сильно утомлена и хотела вновь погрузиться в сон, но мешали голоса, долетавшие из соседней комнаты.
Смеялась незнакомая женщина.
Ей вторил баритон отца, в котором сквозили незнакомые нотки.
Тогда она не стала прислушиваться и тем более анализировать этот факт, но позднее смутные догадки стали посещать ее острый ум.
В тот день они долго бродили по живописному ущелью, плескались в горном озере, а потом отец привел ее в незнакомое место.
На пороге маленького домика их встречала молодая рыжеволосая женщина.
Ее кожа была цвета клубники со сливками, а глаза ярче синего неба.
— Вы вернулись! — сорвался радостный возглас с ее алых губ. — А я думала, больше вас не увижу!
— Я выполняю свои обещания, Нэви, — с улыбкой ответил герцог. — Я взял с собой дочку, чтобы она посмотрела на самую прекрасную женщину Альдросса!
Они пообедали с таким аппетитом!
А потом девочке позволили выпить вина с местных виноградников.
Она с трудом держалась на ногах от усталости, и отец отнес ее в постель.
Ночью ее разбудила луна…
Все это казалось странным, но она была слишком сонной, чтобы беспокоиться О чем-либо, а наутро обо всем забыла.
Теперь она все это вспомнила, и те обрывки информации, которыми она располагала, немного прояснили реакцию матери на регулярные отъезды отца.
А он продолжал, теперь уже без дочери, время от времени покидать замок.
Зита подмечала, с какой горечью отзывалась об этом мама.
Дети не всегда понимают суть отношений между родителями.
Здесь интуиция их подводит.
Но Зита была уже взрослой девушкой, и многое становилось ясным.
Ей пришлось признать, что союз отца и матери был в какой-то мере обусловлен политической необходимостью, Мама как член английской королевской семьи стала для Альдросса гарантией безопасности и залогом поддержки со стороны Англии.
Герцогиня была настоящей англичанкой — и внешностью, и характером.
Она отличалась свойственной англичанкам застенчивостью и холодностью.
В общем, была полной противоположностью открытым и эмоциональным альдроссцам.
Эти люди умели радоваться жизни.
Зита часто слушала, как они поют во время работы в полях и на виноградниках.
А в сумерках из уютно освещенных окон их домиков доносились веселый смех и нескончаемые разговоры.
Ветер на легких крыльях разносил их звонким эхом по округе и раскидывал меж белых шапок окрестных гор.
Только в этом году, на пороге восемнадцатилетия, Зита поняла, что мама действительно любила отца, Не потому, что была его женой, а так, как женщина может любить мужчину.
Это открытие стало для нее настоящим потрясением.
Она знала наверняка, что отец испытывает к матери совсем другие чувства.
Да, он ее уважал и оказывал ей знаки внимания, но никто бы не осмелился сказать, что он от нее без ума, как пишут в романах.
«Бедная мамочка!»— думала Зита.
И она дала себе клятву ни за что не вступать в брак по необходимости.
Ее супруг будет любить ее, так же как она его.
И ничто на свете не заставит ее поступить иначе, как бы важно это ни было.
Она посмотрела на родителей совсем другими глазами.
Теперь понятно, почему ее отец, такой привлекательный мужчина, погружался в волны отчаяния.
По природе он был скитальцем, но семейная жизнь приковала его к крохотному государству Альдросс.
Когда Зита была ребенком, он частенько развлекал ее рассказами о своих путешествиях.
А бывал он и в Египте, и в далекой России.
Неоднократно посещал Париж, но не часто рассказывал об этих поездках.
Обычно на ее просьбы поведать что-нибудь о Париже он переводил разговор на Рим.
Когда она умоляющим тоном просила его описать картины во дворце Тюильри, он рассказывал ей о тех, что видел в Мадриде или Флоренции.
Париж для нее открыли профессор и мадам Готье.
Они вдохнули жизнь в картинки, а ее фантазия дорисовала отчетливые образы.
Париж стал для Зиты городом экстравагантных и соблазнительных женщин, и она догадывалась, зачем туда наведывался ее отец.
Но после женитьбы у герцога была только одна возможность обрести некоторую свободу — его короткие поездки в горы.
Он любил свою страну, любил ее народ.
Многие женщины радостно открывали ему свои объятия.
Он видел неподдельный, живой блеск в их глазах, а развернуться спиной и уйти было не в его характере.
«Папа тоже бедный», — решила Зита.
И себя ей тоже было жаль, потому что теперь она не могла ездить с отцом, приходилось оставаться в замке с матерью.
В эти дни матушка становилась особенно придирчивой, а вся прислуга более молчаливой, чем обычно.
И весь замок погружался в свинцовый туман, который рассеивался только по приезде отца.
Словно читая ее мысли, герцог прервал молчание.
— Вот что мы с тобой сделаем, дорогая. Я соглашусь с твоей матерью, но только с одним условием: она отпустит тебя со мной в следующую поездку в горы.
Зита подняла на него сияющие глаза.
— Правда? Это же просто замечательно! Ты не представляешь, как мне не хватает этих поездок!
— Мне тоже, Зита. Но мама убедила меня, что ты уже слишком взрослая, чтобы сопровождать меня. Надо признаться, в чем-то она права.
— Но на этот раз ей придется сделать исключение, — сказала Зита. — Поклянись мне, что ты сможешь ее уговорить.
— Клянусь! — ответил герцог. — Я хочу взобраться на одну дальнюю вершину, где не был лет десять. Там очень красиво, и я мечтаю показать это место тебе.
— Мне там понравится, папа! Скорей бы нам снова оказаться вместе — только ты и я!
Герцог наклонился и нежно поцеловал дочь.
— Я люблю тебя, — с чувством промолвил он, — и желаю тебе счастья. Но, к сожалению, не все зависит от меня.
— Я знаю, папочка, — кивнула Зита. — Хорошо бы Софи вышла за короля Максимилиана. Тогда нам бы не пришлось волноваться, что чудище Бисмарк проглотит Альдросс!
Герцог засмеялся.
— Аминь! — произнес он уже серьезно. — Душа моя, постарайся вести себя тихо, пока не приедет король. Пусть твоя матушка пребывает в хорошем расположении духа, а — Я постараюсь не попадаться ей на глаза, — пообещала Зита. — Мне кажется, я всегда ее Чем-то расстраиваю, но не пойму чем…
Герцог мог бы ответить одним словом — «ревность».
Но он промолчал, решив, что это нечестно.
Зита нежно поцеловала его и скрылась за дверью, а он еще долго сидел и думал о ней.
Дочь жила в замке, никуда не выезжая.
Постоянно одергиваемая матерью, она не осознавала своего очарования.
Она определенно способна сводить мужчин с ума.
Еще мальчишкой герцог замечал завороженные взгляды мужчин всех возрастов и рангов, которыми те провожали каждое движение его матери.
Зита была ее копией.
Если король Максимилиан действительно намерен жениться, то в Вальдестин он увезет не Софи, а Зиту. , ;
Софи уже исполнилось двадцать, ее нужно было срочно пристроить, иначе она рисковала остаться старой девой.
В окрестностях Альдросса не было ни одного молодого жениха королевской крови, кроме маркиза Баден-Бадена.
— Ну что я могу поделать, Луиза! — словно оправдываясь, говорил герцог жене. — Принцы ведь не растут как грибы. Все соседи уже давно женаты, а их дети еще в колыбели. Короля Вальдестина я в расчет не беру, он убежденный холостяк…
— На него рассчитывать нечего, — холодно ответила герцогиня. — Он прожигает жизнь с теми созданиями, которых и ты находишь привлекательными, но о них никто не посмеет даже заикнуться ни в одной приличной гостиной!
— А я слышал, будто у танцовщицы, которая живет у него в Вальдестине, такая великолепная фигура, что парижская публика лишалась дара речи, когда она выходила на сцену.
Но ему тут же пришлось пожалеть о сорвавшихся с языка необдуманных словах.
Луиза гордо выпрямилась и вышла из комнаты с высоко поднятой головой.
Герцог знал, что ему обеспечена парочка дней бойкота.
А также весьма холодная и натянутая атмосфера во время нескольких ближайших трапез.
Герцог поднял и расправил брошенную газету.
«Бедный Максимилиан, — подумал он, прежде чем снова погрузиться в чтение. — Если он женится, то окажется запертым в Вальдестине, тогда как все его красотки останутся в Париже!»
Зита сдержала слово, данное отцу, и старалась не попадаться на глаза матери.
Предпраздничная суета и приготовления к приезду короля Максимилиана, наполнившие замок особой атмосферой, были для нее тяжелым испытанием, потому что она не могла принять в них участие.
Софи понадобились новые платья, и прибыли портные.
Белые стены вымыли, позолоту начистили до блеска, с мебели сняли чехлы.
Из оранжерей принесли огромные корзины с цветами, и служанки так украсили все комнаты, что они стали похожи на благоухающие клумбы.
Замок выглядел как новенький.
— Не могу понять, папа, почему бы нам всегда не жить в такой красоте, — заметила Зита во время ленча, — вместо того чтобы лезть из кожи ради гостя. Он наверняка не будет так рад, как радовались бы мы.
— Твои слова не лишены смысла, — ответил герцог.
У них с Зитой существовал своего рода обычай: принимать в беседе противоположные точки зрения — но не для того, чтобы поспорить, а просто ради забавы, дабы позволить остроте ума осветиться новыми гранями.
Герцогиня никогда не понимала истинного смысла этой игры.
— В то же время, — продолжал герцог, — мы бы ничего не заметили, если б необычное стало обычным. И, безусловно, тоже не радовались.
У Зиты заблестели глаза, и она уже открыла рот, чтобы ответить отцу, но тут герцогиня не выдержала.
— Довольно абсурдных идей, Зита! Будь добра, не приставай к отцу с глупыми вопросами! У нас очень много дел, завтра приезжает его величество.
— Мама, а во сколько он приедет? — спросила Софи.
Поскольку вопрос был задан ее любимицей, Луиза ответила без промедления:
— Программа лежит у меня на столике, Софи. Полагаю, король уже в пути. Он переночует у друзей, их замок находится недалеко от нашей границы.
— А когда мы его увидим?
— Твой отец встретит его величество в гостинице «Золотой крест» завтра в одиннадцать часов и сопроводит его во дворец с эскортом.
— А где будем мы? — продолжала расспросы Софи.
— А мы будем ждать его здесь, — терпеливо сказала герцогиня. — Надень розовое платье, в нем ты будешь выглядеть совсем как розочка.
Зита с трудом подавила смех, потому что ни при каких обстоятельствах сестра не могла быть похожа на цветок.
Этому препятствовали неопределенного цвета волосы, которые она гладко зачесывала назад, и невыразительное лицо.
Зита переглянулась с отцом и сказала то, что, по ее мнению, было весьма полезным советом:
— Софи, попроси парикмахера, пусть он оставит несколько прядей волос свободными, чтобы они обрамляли лицо, и ты действительно будешь похожа на цветок, как сказала мама.
— Если мне понадобится твой совет, Зита, я сама тебя спрошу, — отрезала герцогиня.
С этими словами она поднялась из-за стола и жестом велела старшей дочери следовать за ней.
— Пойдем, Софи, — добавила она совсем другим тоном. — У нас с тобой масса дел. И никого, кроме меня, не слушай!
Они вышли, и Зита тихонько вздохнула, провожая их взглядом.
Отец и дочь молча посмотрели друг на друга.
Наконец герцог ласково положил руку ей на плечо.
— Не думай ни о чем, дорогая, — сказал он. — Лучше представь, как мы повеселимся с тобой в горах.
Уединившись в своей спальне — а это было единственное место, где ее не задевали приготовления к празднику, — Зита задумчиво подошла к окну.
Она не любовалась пейзажем, а раздумывала, как бы ей увидеть короля Максимилиана.
Герцогиня строжайше приказала ей оставаться наверху и не высовывать нос.
Ей предстояло провести дни праздников в комнате, которая когда-то была детской, потом классной, а теперь торжественно переименована в гостиную их высочеств.
Зита по-прежнему называла ее «детская».
Ей даже чудились игрушечные домики, в которых когда-то жили их куклы, деревянная лошадка Генриха и его детское оружие.
Генрих всегда ломал кукол, когда сердился, а к своим игрушкам сестер не подпускал.
Теперь в комнате стояла резная мебель, окна были занавешены дорогим муслином.
Зита думала о Софи.
Будет ли она счастлива в Вальдестине?
Там, где из-за каждого угла выглядывают тени красоток.
Хотя она вряд ли заметит, а вот король…
«Интересно, он разочаруется так же, как папа? И ему тоже придется уходить в горы и леса, вместо того чтобы ездить в Париж и наслаждаться жизнью, как сейчас?»
Трудно представить, что будет делать король Максимилиан, — ведь все, что Зита о нем знала, почерпнуто из газетных статей, обрывков слухов и двух размытых портретов в журнале.
Зита приняла решение.
Она увидит его во что бы то ни стало, и ей никто не сможет помешать.
— Даже если мне придется стоять в пыли у дороги, я все равно на него взгляну! — вслух сказала она.
И вдруг ее осенило.
Идея была довольно» дерзкой, но приключение обещало быть волнующим.
Мама, безусловно, пришла бы в ужас, но Зита не сомневалась, что все останется в тайне.
Накануне приезда короля Максимилиана на Зиту никто не обращал никакого внимания, но если б это кому-нибудь взбрело в голову, он бы удивился слишком спокойному выражению ее лица и некой отрешенности, словно она была глубоко погружена в собственные мысли.
И если б герцог был повнимательнее, он заметил бы особый блеск в ее зеленых глазах.
Такое выражение глаз бывало у его матушки, когда она замышляла что-то особенное.
Принцесса Илена, так ее звали до замужества, постоянно шокировала своими проделками старомодных придворных отцовского дома.
Но, несмотря ни на что, ее все любили за красоту и уважали за смелость.
А Зита пошла в свою бабушку-венгерку, женщину с несгибаемой волей.
«Я сделаю это!»— решила девушка.
Вечером, к величайшему облегчению матери, Зита рано ушла к себе, сославшись на легкое недомогание.
Если бы кто-то увидел, что она делает в спальне, то был бы весьма озадачен: на спинке кресла она аккуратно разложила костюм для верховой езды, а затем стала упаковывать в узел какую-то одежду.
Зита была слишком возбуждена, чтобы уснуть, поэтому не стала ложиться.
Дождавшись, когда из-за гор появились первые лучи рассвета, затмившие сияние ярких звезд, она подхватила узелок и вышла из комнаты.
Тихонько проскользнула мимо спящих привратников, вышла через парадный вход и незамеченной дошла до конюшни.
Как она и предполагала, там никого не было.
Она тихонько свистнула.
Издав радостное ржание, Пегас вышел из стойла поприветствовать хозяйку.
Зита потрепала скакуна по холке и угостила его сахаром, а затем принялась за дело.
Отец приучил ее к полной самостоятельности.
— Как ты можешь делать все это сама, без конюха? — спрашивала ее Софи.
Она удивлялась, с какой ловкостью сестра могла взнуздать и оседлать лошадь.
Зита привычно справилась со всеми приготовлениями, приторочила узел с одеждой и словно перышко взлетела в седло.
Проехала шагом по главной аллее и пришпорила коня, а оказавшись за воротами, галопом помчалась по лугам, избегая домов и виноградников.
Пегас мягко постукивал копытами, приминая сочную альпийскую траву, в которой пестрели разнообразные цветы.
По мере того как всходило солнце, освещая долину и золотя верхушки заснеженных гор, оттенки становились все ярче, и Зита любовалась ковром из голубых, алых, желтых, белых и розовых цветов со сверкающими капельками утренней росы.
Она так рано прискакала к гостинице «Золотой крест», что никого не встретила, кроме заспанного конюха, который не проявил к ней никакого интереса.
Он равнодушно отметил, что место ей знакомо, и продолжал сонно клевать носом.
Пегас был препровожден в стойло, и Зита вошла в гостиницу.
Она свернула в боковой коридор, где располагались комнаты хозяев.
Там царила тишина.
Зита постучала в дальнюю дверь и, не дожидаясь приглашения, вошла в комнату.
На кровати сидела миловидная девушка в длинной ночной рубашке.
Она была чуть старше Зиты.
Растрепанные волосы обрамляли ее персиковые щечки.
Она сонно потерла синие глаза.
— Здравствуй, Гретель!
— Не может быть! — воскликнула девушка. — Я не думала, что мы снова увидимся! Твой отец так давно у нас не был!
— А мне теперь не позволяют с ним ездить, — ответила Зита.
Она присела на краешек кровати и прибавила:
— Послушай, Гретель, мне нужна твоя помощь.
— Я сделаю все, что ты хочешь! — возликовала Гретель. — Какая же ты хорошенькая в этом костюме! Просто прелесть! Однажды я видела тебя в городе, ты так быстро промчалась верхом, что я не успела тебя окликнуть.
Но вблизи ты еще красивее.
— Спасибо, — улыбнулась Зита. — Правда, в этом есть недостаток: из-за своей красоты я не могу увидеть короля Максимилиана. Мне не разрешили спускаться вниз во время его пребывания во дворце.
— Не разрешили? Почему?
— Мама и папа надеются, что он женится на моей сестре.
Гретель засмеялась:
— Все понятно, можешь больше ничего не объяснять.
Когда Зита путешествовала с отцом, подразумевалось, что они простые горожане.
Конечно, все знали, кто они такие, но, чтобы доставить герцогу удовольствие, люди называли его «мой господин», а девочку просто Зита.
Они обожали герцога, этого доброго и симпатичного мужчину, Зита же была их любимицей.
Ее баловали самодельными игрушками, а мужчины носили на плечах.
— И что я должна сделать? — спросила Гретель.
— Я прочитала в программе, которую подготовила мама, что король Максимилиан остановится на часок в вашей гостинице.
Гретель кивнула:
— Да, мы приготовили для него самую лучшую комнату.
— Ту, что всегда оставляли папе?
Гретель снова кивнула.
— Я думаю, он приедет в своей обычной одежде, а здесь переоденется в парадную, — продолжала Зита. — Папа повезет его во дворец в открытой карете, поэтому они оба должны быть одеты по-королевски.
— Я об этом как-то не думала.
— Он наверняка закажет стакан вина или кофе. И я отнесу его вместо тебя.
Гретель изумленно уставилась на Зиту:
— Зачем?
— Это единственный шанс увидеть его вблизи, а не разглядывать из-за занавесок спальни. Оттуда я увижу только перо на шляпе.
Гретель засмеялась:
— Если он носит шлем с плюмажем, лица ты точно не увидишь.
— Вот именно! Поэтому ты должна мне помочь, Гретель. Платье у меня есть, я привезла его с собой.
Она развязала узел.
— Я попросила служанку купить это в городе. Из старой одежды, в которой мы ездили с папой, я уже выросла.
Внутри оказался женский костюм, обычный для этой части Европы: красная длинная юбка, из-под нее выглядывали накрахмаленные кружева нижних белых юбок, блуза с пышными рукавами, черный бархатный корсет на шнуровке и кушак из разноцветных лент.
— Когда король Максимилиан уедет, мы с папой снова отправимся в горы.
— О, Зита, как я за тебя рада! Только обязательно приезжайте к нам в «Золотой крест». Ты даже не представляешь, как мы вас любим.
— Как мы здесь веселились! Помнишь, я вылила громадную кружку пива на голову человеку, который хотел меня поцеловать?
— Да! — расхохоталась Гретель. — Он не знал, кто ты, поэтому и осмелился на такую наглость. Хорошо, что твой отец не видел. А этому мужику пришлось потом уйти, когда он узнал, что ты принцесса!
— А помнишь, — оживилась Зита, — как я танцевала? Мне было тогда лет девять. А люди бросали мне цветы и хлопали в ладоши.
— Ты танцевала прекрасно! Они были в восторге, и я тоже.
Зита засмеялась.
— Ты всегда была такой хорошенькой, вот в чем проблема.
— Да, — согласилась Зита. — И снова проблема в этом. Я не увижу короля Максимилиана, если только ты не согласишься мне помочь.
— А вдруг он узнает, кто ты?
— Откуда? — удивилась Зита. — Дома никто не станет упоминать обо мне. Софи хочет заполучить его. Но я должна хоть одним глазком взглянуть на него, прежде. чем он уедет восвояси.
Помолчав немного, она добавила:
— Это никому не повредит. Но ни одна душа в гостинице не должна знать, кто я такая.
— А кто видел, что ты приехала? — спросила Гретель.
— Только конюх. Я его не знаю.
— Наверное, это Карл, — задумчиво сказала девушка и заключила:
— Ничего страшного, к тому же он немного придурковат.
— Если кто-нибудь обо мне спросит, скажи, что я твоя подруга из города, — попросила Зита. — Пожалуй, на всякий случай я переоденусь прямо сейчас.
— И мне пора одеваться, — спохватилась Гретель. — Скоро приедет его величество, а я в ночной рубашке!
Девушки быстро переоделись.
Гретель залюбовалась стройной фигуркой Зиты в простом платье.
— Тебе не хватает фартука, — заметила она.
— Я знаю, — кивнула Зита. — Но я не могла попросить служанку купить его, это было бы довольно странно.
Гретель торжественно достала из шкафа свежевыглаженный кружевной фартук.
— Это тебе, Зита! Мой лучший. Тебе он понадобится больше, чем мне.
— Спасибо! — обрадовалась плутовка. — Тогда все чаевые, которые даст король, — твои!
— Если только они будут, — засмеялась Гретель. — Знатные господа уверены, что одно их присутствие драгоценно, поэтому редко оставляют нам монеты.
— Заодно проверим, жадный король или щедрый, — ввернула Зита.
Гретель озабоченно наморщила лоб.
— Если тебя разоблачат, у меня будут проблемы, — молвила она.
— Не бойся, Гретель. Никто не узнает, если мы сами не совершим глупость. А мы не совершим! — заверила ее принцесса.
«И я увижу его величество короля Максимилиана без охраны!»— подумала она про себя.