Вне игры

Глава 7

Райан

Должно быть, прямо сейчас я самый везучий сукин сын на планете. Данни готова дать нам еще один шанс, и я чувствую себя так, будто только что выиграл «Кубок Стэнли».

Мы сидим на ее диване, закончив потрясающий завтрак, который Паула приготовила для Данни. Она не пошла на свою пробежку, и я рад. Не хочу пропустить с ней ни минуты сегодня.

Получается, Паула не так уж и плоха. Она может быть устрашающей — действительно устрашающей, — но это потому, что она защищает Данни, и я с ней согласен. Оказывается, все это время пока мы разговаривали, она стояла в коридоре, так что она слышала все. Паула вошла, когда мы целовались, давая мне знать, что она тоже меня простила.

Как благородно.

По крайней мере, я могу быть достаточно уверен, что она не отравит мои блинчики.

Паула уже уехала на работу, и теперь вся квартира предоставлена нам. У Данни сегодня редкий выходной ото всех ее обязанностей, и мы решили просто остаться здесь наедине. У нас было несколько дней, которые мы потеряли, и я хочу знать о ней все, чтобы наверстать упущенное.

Данни сидит на одном конце дивана, опираясь спиной на подлокотник и подогнув под себя ноги. На ней надета пара старых выцветших джинсов, которые подчеркивают ее правильные изгибы и демонстрируют дыру на коленке. Футболка удивительно обтягивает ее тело, я ничего не могу поделать и периодически поглядываю на принт, пересекающий верх ее груди со словами: «Поцелуй меня — я ирландка». Она босиком и пальцы на ее ногах окрашены в темно-фиолетовый цвет, который я нахожу невероятно сексуальным.

Я на другом конце дивана, а мои длинные ноги упираются по обе стороны от ее бедер.

— Ладно, обо всем по порядку... Данни — это сокращенно от чего?

Она смеется надо мной, и это музыка для моих ушей. Если бы я мог целый день слушать смех Данни, я бы это делал.

— Даниэлла. Но никто меня так не называет. Никогда, — говорит она с предупреждением.

— Почему нет? Это красивое имя.

Она пожимает плечами.

— Я не знаю. Оно всегда было Данни, это то, к чему я привыкла.

— Понятно. А что с фиолетовыми волосами и пирсингом?

Она берет прядь своих длинных волос, перебрасывает через плечо и задумчиво смотрит на нее.

— Тебе не нравится?

— Наоборот, я люблю это. Я имею в виду, я никогда не встречался с девушкой с крашеными волосами или кольцом в носу, но я должен признаться... это ужасно сексуально. Это то, что делает тебя уникальной. И я нашел новое пристрастие в уникальных вещах.

Она смеется надо мной.

— Это хорошо. Потому что я бы не изменила их ради тебя.

— А я бы не стал тебя просить.

Она ослепляет меня радостной улыбкой, которая настолько искренняя, что у меня перехватывает дыхание. Ее зубы ровные и ослепительно белые. Ее ямочки идеально украшают щечки, а губам можно посвятить целый том стихотворений.

Охренеть! Я становлюсь долбаным придурком, думая так. Тем не менее, должен признать, что считаю ее красоту немного очаровательной. Ладно, очень пленительной.

— Как ты попал в хоккей? — спрашивает она, врываясь в мои мысли, прежде чем они стали более интимными фантазиями, которые я так хочу, чтобы она проделала своими выразительными губками.

— Боже... дай подумать. Я начал играть, когда мне было около шести лет. Мой дядя играл в НХЛ еще в 80-х, и именно он изначально втянул меня в это. Я играл в молодежной хоккейной лиге, перед тем, как поступить в Северо-Восточный.

— Ты хочешь играть профессионально?

Я наклоняюсь вперед и хватаю обе ее щиколотки, выпрямляя ноги. Ее ноги находятся чуть дальше моей промежности, что очень даже хорошо. Я выбираю одну изящную ножку и начинаю ее массировать, обводя подушечкой большого пальца по изгибу ее стопы. Она издает тихий стон и закрывает глаза, и, черт возьми, это так сексуально. Я качаю головой, чтобы очистить свои мысли.

— Да, это моя мечта. Она противоречит всему, чего мои родители ожидают от меня, но это то, чего хочу я.

— Ты всегда делаешь то, что ожидают от тебя твои родители?

— Не всегда, но большую часть времени.

Я не уточняю, но она не собирается отступать. И честно, я не хочу, чтобы она делала это. Я хочу, чтобы она сама захотела узнать обо мне. Она толкает меня.

— И почему же большую часть времени ты делаешь то, что они ожидают, а не то, что ты хочешь делать?

— Мой отец — Алекс Бёрнэм.

Я наблюдаю за ее лицом, когда говорю и вижу, как наступает осознание.

— Ты имеешь в виду конгрессмена Алекса Бёрнэма?

Я киваю ей головой.

— Единственный и неповторимый. Он так глубоко погрузился в свою партию, что я жду, когда он в ней полностью увязнет. — Я знаю, что в моем голосе присутствует горечь, и она это сразу замечает. Мой отец сейчас пользуется популярностью у Республиканской партии, и он планирует попасть в Белый дом. Это главная причина, почему мои родители контролируют каждую минуту моей жизни. Они хотят выглядеть идеальной семьей, которая сможет выдержать атаку со стороны СМИ во время выборов.

— Это сильно давит на тебя, да?

— Ты понятия не имеешь. Это всегда было тем, что лучше для нашей семьи в глазах общественности. Наставляя меня на правильный путь получить хорошее образование, жениться в нужное время на девушке из высшего общества. — Я останавливаю свой рассказ и спускаю одну ногу вниз, поднимая другую. — Мой отец хочет, чтобы я пошел в юридическую школу после окончания университета.

Она молчит с минуту, а затем спрашивает:

— У тебя есть шанс попасть в НХЛ?

Я понимаю, что она должна была задать мне этот вопрос, потому что понятия не имеет, есть ли у меня шанс или нет. Я не люблю трубить об этом во всеуслышание, но хочу, чтобы она знала.

— Да, есть. Я пропустил запись на отбор в прошлом году, потому что большую часть сезона отыграл с травмированным плечом, но в данный момент оно полностью восстановилось. Я стану «неограниченно свободным агентом», когда окончу университет (прим. пер. в профессиональном спорте статус командного игрока, который не связан ограничениями при поиске нового клуба и заключении нового контракта. Хоккеист с истекающим контрактом приобретает статус «Неограниченно свободный агент» в следующих случаях: если ему не исполнилось 28 лет, и он не получил до 1 мая квалификационного предложения от своего прежнего клуба; если он достиг возраста 28 лет). Есть несколько команд, которые проявили интерес.

Я могу сказать, что она впечатлена. Чувствую, что мне нужно уточнить.

— Я не могу попасть на любую ледовую арену, а, возможно, сначала мне даже придется играть в низшей лиге, но сейчас у меня отлично ладится игра, поэтому постоянно звонят агенты.

— Тогда все понятно. Если у тебя есть даже самый маленький шанс осуществить свою мечту о карьере хоккеиста, ты должен использовать его сейчас. Юридический никуда не денется, но не хоккей.

Когда она говорит — это звучит так просто, но ей никогда не приходилось сталкиваться с последствиями того, что происходит, когда я иду против даже простых желаний моих родителей. Все-таки это довольно в бунтарском духе продолжать встречаться с кем-то вроде Данни, так может мне просто продолжать в этом духе.

— Я приму это к сведению, мисс Кросс.

Она улыбается мне, и мы оба погружаемся в короткий миг комфортного молчания. Массируя ее ноги еще минуту, я спускаю их вниз. Она смотрит на меня с нежностью во взгляде, и я сдаюсь, пробираясь по дивану ближе к ней. Ее глаза темнеют, когда она наблюдает за моим приближением.

— Не возражаешь, если отвлечемся от разговора? — спрашиваю я.

Она слегка качает головой, что заставляет меня улыбнуться. Она хочет моих ласк так же, как я хочу их подарить ей.

Когда я нависаю над ней, она откидывается назад и спускается немного вниз так, что теперь она лежит на диване. Я располагаюсь над ней, перемещая вес тела на локти. Мы просто смотрим друг на друга и в ту минуту, когда она смотрит на мои губы, мы словно окунаемся в нашу страсть с головой.

Я прижимаюсь губами к ее губам, и она испускает удивленный стон, открывая рот, чтобы впустить меня. Господи… она чувствуется словно блаженство, когда я проскальзываю языком между ее губ, и я не могу подавить стон, который вырывается из меня. Чистое наслаждение пронзает мое тело, и между ног я мгновенно становлюсь твердым. И она это прекрасно понимает, потому что мои бедра находятся между ее ног. Я держу свою нижнюю половину тела неподвижно, потому что не хочу превратиться в пятнадцатилетнего мальчишку, который кончит себе в штаны.

Я медленно углубляю поцелуй и исследую ее горячую глубину рта неспешно. Это хорошо, потому что в то время как моя похоть никоим образом не остывает, я получаю обратно совой контроль. Данни руками крепко держится за мои руки, впиваясь кончиками пальцев в мой бицепс, в тот момент, пока мы продолжаем сладко целовать друг друга. Я не могу дождаться того дня, когда эти пальцы будут сжиматься на моей заднице в то время, когда мы будем заниматься с ней любовью, но этот день не сегодня. Для нее я хочу сделать это медленно. Я понятия не имею, насколько она опытна и, честно говоря, мне плевать. Я хочу сделать все идеально для нас обоих, когда придет время, но наши отношения совсем недавно начались, поэтому сегодня явно не тот день.

Я отстраняюсь от ее губ, и она издает всхлип, оборачивая руки вокруг моей головы и пытаясь подтянуть меня обратно к своим соблазнительным губам.

— Данни, ты не облегчаешь мне задачу, — шепчу я.

Она отвечает мне хриплым смехом.

— Кто сказал, что я хочу.

Ох, Господи... я пропал, если не установлю дистанцию между нами. Я никогда еще не был так возбужден из-за девушки. Я оставляю быстрый поцелуй на ее губах и вскакиваю с дивана. На ее лице написано разочарование.

— Данни... я ничего не хочу больше, чем заняться с тобой сексом прямо сейчас...

— Но... — пытается она вставить хоть слово

— ...но я хочу, чтобы это было особенным. Я хочу, чтобы ты знала, что я готов ждать подходящего момента. Я хочу быть идеальным для тебя.

Она встает с дивана и дарит мне красивую улыбку, которая олицетворяет незабываемую красоту. Когда она смотрит на меня, на ее щеках образовываются небольшие милые ямочки. Она приближается ко мне, оборачивает руки вокруг талии и прижимается щекой к моей твердой груди. Мои руки оборачиваются вокруг нее и сжимаются. Я целую ее в макушку и прижимаюсь к ней подбородком.

Осматривая вокруг ее гостиную, я вижу несколько фотографий на конце стола. На одной мужчина в форме офицера полиции, который, я предполагаю, мог бы быть ее отцом. Я выпускаю ее из объятий и подхожу к подборке из фотографий.

Данни подходит и встает рядом со мной. Наклоняясь, она берет фотографию, на которую я смотрел.

— Это мой папа, Клейтон Кросс. Этот снимок был сделан за несколько лет до того, как его уволили.

Я смотрю на фото. Понимаю, что она унаследовала его ямочки на щеках, когда вижу, как он улыбается на камеру.

Она никак не реагирует на фотографию и заменяет ее другой. На ней красивая женщина далеко за сорок и нет никаких сомнений, что она мать Данни. Они выглядят как сестры.

Я беру фото из ее рук, чтобы взглянуть на него повнимательнее. Сходство поразительное.

— Тут не ошибешься, ты ее копия.

Она издает легкий смешок и берет снимок, нежно проводя по нему кончиком пальца.

— Так все говорят. Ее имя было Розалин.

Я ошеломлен в неверии.

— Было?

Я просто предполагал, что мать Данни была жива. Почему, я не знаю. Может, потому, что она рассказала мне, что ее отец умер, но никогда не упоминала свою мать. Очевидно, я предположил неправильно.

— Она умерла почти два года назад. Мультиформная глиобластома. Это наиболее частая и наиболее агрессивная форма опухоли мозга, которая в большинстве своем имеет летальный исход.

Я не знаю, что сказать. Ее слова наполнены грустью, но она не выглядит крайне опечаленной. Во всяком случае, она рассказывает с такой любовью о своей матери, что мне больно за нее, чтобы говорить об этом таким образом.

Она ставит фотографию своей мамы на стол и подхватывает другую, которую я не заметил. Это Данни. Она одета в длинное черное платье, которое облегает ее тело. У него короткие рукава и очень скромный вырез, который не дает никаких намеков. Волосы Данни немного короче, всего до плеч, и они с прожилками красного и черного цвета. У нее кольцо в носу и пирсинг в брови, а во всех других отношениях она выглядит так же.

Я вижу все, но не это самое интересное на данном снимке. Мне бросается в глаза и удерживает взгляд тот факт, что Данни держит скрипку в одной руке и смычок в другой.

Она играет на скрипке, и я поражен.

Я смотрю на нее, и она наслаждается шоком на моем лице.

— Фото было сделано, когда я училась на первом курсе в Джульярде[4].

Мой рот раскрывается в изумлении, и я возвращаюсь к фото.

— Ты была красивой и тогда, но мне кажется, что я неравнодушен к фиолетовым волосам, — бормочу я.

Ее смех заполняет мое сознание, она убирает снимок обратно, заканчивая обсуждение. Взяв меня за руку, она тянет меня на кухню.

— Позволь мне приготовить для нас обед, и ты сможешь задать мне любые вопросы, какие захочешь. Я вижу их на твоем счастливом лице.

Я сажусь за стойку и наблюдаю, как она вытаскивает из холодильника продукты, чтобы сделать бутерброды. Она поворачивается ко мне спиной, и я рассматриваю ее еще раз. Она такая красивая, неоднозначная и израненная в душе... и все же, с другой стороны, она самая радостная и щедрая как никто другой из тех, кого мне только доводилось встречать. Невероятно, но я понимаю, что мне есть чему поучиться у этой девушки. Присутствие Данни рядом, заставляет меня осознать, что моя жизнь была довольно унылой.

— Итак, расскажи мне больше о своей маме.

Она раскладывает все для приготовления сэндвичей, и улыбка озаряет ее лицо.

— Ох... давай я расскажу тебе... Розалин Кросс была нечто. Она была одной из самых забавных людей, каких я только знала. И она была красивая, добрая и умная.

Я наблюдаю, как Данни готовит наши бутерброды во время разговора. Она не пропускает ни одной детали, что подсказывает мне, что для нее вполне естественно и комфортно говорить о своей маме.

— Когда мой папа упал на самое дно, она поддерживала его как могла. Она неистово его любила. Но не собиралась позволять ему оказывать негативное влияние на мою жизнь, поэтому она заставила его уйти. — Она останавливается и смотрит мне в глаза. — Это был самый смелый поступок из всех, который я когда-либо видела в своей жизни.

Я даже не могу представить себе выбор, который пришлось сделать матери Данни, чтобы обеспечить своей дочери безопасность. Ума не приложу, что чувствовала Данни, любившая своего отца, который был на пути саморазрушения. Она и сейчас испытывает глубокую и неизменную любовь к ним обоим.

Пододвинув мне мой сэндвич, она разворачивается, чтобы вытащить из холодильника пиво и предлагает мне. Я киваю, она откручивает крышку и протягивает его мне.

— Не могу не заметить, как сильно вы двое похожи.

— Ага. Она всегда называла меня своей «мини-версией». — У нее на лице мечтательный взгляд, когда она погружена в счастливые воспоминания.

Данни откусывает от своего бутерброда, прожевывает и глотает.

— Я всегда буду очень сильно благодарна ей за то, что она признавала, что я — это я. Моя мама была спортивной, и я знаю, что она хотела, чтобы я занималась спортом. Но я любила музыку и, потому что мне это нравилось, она поддержала меня в моей страсти. Когда я захотела проколоть бровь, мне было шестнадцать, она позволила мне сделать это. Ведь она знала, что я жаждала индивидуальности. Я бы не была тем, кем являюсь сегодня, если бы не она.

— Тогда я в долгу перед твоей мамой, в неоплатном долгу, потому что нет ни одной частички тебя, которая не привлекала бы меня безумно.

Данни отвечает мне застенчивой улыбкой и продолжает есть.

— Итак, расскажи мне о Джульярде. И в частности, почему ты не там.

Данни кивает, пока продолжает жевать. После того, как она проглатывает, она берет свое пиво и делает глоток.

— Итак, я подала заявление и поступила туда. Я хотела получить высшее образование по своей специальности в музыке. И, ну... мне очень понравилось там, конечно. Музыка — это то, чем я хотела заниматься. Но когда мама заболела, мне пришлось все бросить и ухаживать за ней. Она сгорела на моих глазах всего за одиннадцать месяцев, после оглашения ее диагноза, но это было достаточно долго, так что я потеряла стипендию. И после… организация маминых похорон и всех ее медицинские расходы... возвращение для меня было нецелесообразно.

— Когда ты говоришь «нецелесообразно»... Ты имеешь в виду недоступно по цене?

— Да. Это просто не по карману сейчас. Я продала мамин дом и получила от его продажи немного денег, но я работаю, чтобы выплатить остальную часть долга за услуги врача. Я беру несколько классов и постараюсь вернуться в музыкальную школу, как только встану на ноги. Это не может быть Джульярд, но я найду что-нибудь другое.

Она отвечает мне кроткой улыбкой и снова... Я поражен ее позитивному настрою и мировоззрению. Кто в мире сотворил это неповторимое создание? Она пережила все лишения и преграды, которые встречались на ее пути. Потеряв обоих родителей, худшим из способов, а потом потерять свое музыкальное образование. Однако она улыбается и продолжает двигаться дальше в том же духе? Я имею в виду, кто так делает? Раньше я бы поразмыслил, разумно ли так жертвовать.

— Я могу помочь тебе, Данни. Оплатить расходы.

Она стреляет в меня глазами, и на мгновение я вижу в них страх. Когда он ускользает, она вызывает у меня искреннюю улыбку.

— Нет, ты не можешь. Это то, что я должна сделать. Но ты просто растопил мое сердце тем, что предложил.

Я стараюсь ответить ей улыбкой, но ничего не получается. Я не хочу, чтобы она делала это сама. Я хочу помочь... защитить ее... принести ей радость. И почему я чувствую себя таким образом? Я едва знаю эту девушку и все же... я чувствую себя ближе к ней, чем когда-либо чувствовал к Энджелин, хотя мы встречались два года.

Я встаю со своего стула и подхожу к ней. Ее глаза расширяются, когда я поднимаю руки и обхватываю ее затылок. Сегодня ее глаза больше зеленые, чем карие, и я смотрю в них, удерживая ее восхитительный взгляд.

— Я не просто так предлагаю это, Данни. В моем распоряжении есть баснословный целевой фонд, и если тебе нужна помощь, я отдам его. Даже если ты захочешь назвать его займом. С учетом сказанного я пойму, если для тебя это чересчур и тебе нужно сделать это по-своему.

Данни поднимает свою руку и проводит кончиками пальцев по моей нижней губе. Это удивительно приятный жест, который все еще имеет власть, практически опрокидывает меня на колени перед ней.

— Спасибо за понимание, — говорит она.

И затем она заменяет пальцы своими губами.