Вне времени

Часть четвертая

— Вы полагаете, что надо более тщательно осмотреть место на утесе и поискать оставленные следы? — своим низким густым баритоном Баррик мог втереться к ней в доверие. Сильвия только слегка кивнула, затем повернулась, оперлась на парапет и пристально оглядела все вокруг. То, что она обнаружила в церкви, все еще волновало ее. В течение недели после этого она мало что сделала, чтобы прояснить ситуацию: смотрела со стен на окрестности, ходила на гряду утесов, на берег моря и рассматривала то, что виднелось вдали. Она по-прежнему бранилась с Анной, которая до сих пор еще не вымылась и называла ее этим дурацким именем — силки. Она не огорчилась, когда попытавшись вычистить комнаты в замке, встретила сопротивление, большее, чем ожидала. Она пожаловалась барону. Он был единственным ее утешением в этот период жизни: всегда добр и отзывчив, всегда готов выслушать. И часто было достаточно взглянуть на него, чтобы настроение улучшилось. Иногда, однако, сильно пахло лошадьми и потом. Она вздохнула. Не похоже, что он сильно отличается от всех здешних обитателей чистотой и личной гигиеной.

— Я изменила образ жизни, — сказала она. — Я попытаюсь сама зарабатывать себе на пропитание.

— Ваше пропитание?

— То есть платить за постель, где я сплю, и за пищу, которую я ем.

— Это моя постель, и я подарил вам ее, пользуйтесь ею. Кроме того, вы так мало едите. Слишком мало. Поэтому вы такая костлявая.

— Костлявая? Я не костлявая! Стройная!

— Да, так лучше.

Она сузила глаза, когда поняла, что он смеется, поддразнивает ее.

— Я полагаю, что могу что-то сделать для вас, например, подыскать какую-нибудь работу. Мне сказали, правда, что вы чистите и скребете все щеткой или заставляете это делать…

— Да, а что, я перешла границы дозволенного?

— Нет, просто ваша настойчивость в этом ставит многих из нас в затруднительное положение.

— Ваша склонность жить в грязи ставит меня в более затруднительное положение.

— А что, было очень чисто там, откуда вы пришли?

Сильви сложила руки на груди и слегка улыбнулась ему. Чем больше она узнавала его, тем он больше ей нравился. Он был такой разный, так приятно выглядел, делал такие усилия, чтобы понять ее. Его образ жизни был для нее не так уж неприемлем, она видела, что он достаточно либерален для рыцаря двенадцатого столетия. Она сопротивлялась его попыткам очаровать ее, зная из истории, что он может жениться только на женщине его круга. Но, по правде говоря, она ничего не знала о его круге знакомых, только раз пыталась заглянуть в прошлое его рода.

— Вы понятия не имеете, откуда я, — ответила она с намеком на то, чтобы он рассказал ей о себе, но тут же сосредоточилась на другом, оставив мысли о его материальном положении. Она сказала: — Вернемся, однако, к чистоте. Есть грязные места на земле, но, в основном, людям свойственно стремление к чистоте. Это несомненно было бы лучше для здоровья.

Баррик осторожно коснулся широкого черного галуна, который украшал рукав ее платья.

— Мне хотелось бы знать, откуда вы родом.

— Вы не поверите мне. Или не дадите возможность подробно все рассказать. Условимся, что не будете задавать вопросов. Даже после того, что я здесь видела доказательства прошлого времени, я не могу рассказать вам всю историю, поскольку вы все равно не сможете этого всего понять, — она вздохнула, когда его лицо приняло немного сконфуженное выражение, которое означало для нее, что он опять что-то не понимает. — Я что — лунатик, сумасшедшая?

— Нет, я не верю, что вы сумасшедшая. Я видел ваше падение с неба. Я наблюдаю за вами, я слушаю вас. Ваш разговор — разговор вполне нормального человека, даже если то, что вы говорите, непонятно и звучит как невозможная вещь. Но если вы и сумасшедшая, то вполне безвредная. И кроме того, все, что я видел, все мои беседы с вами, это тоже тогда участие в сумасшествии. Я не могу в него поверить.

— Хорошо, может быть, вы во что-нибудь поверите. Но во что точно? И даже если вы готовы верить, это будет очень трудно для вас. Я почти на девять столетий от моей страны, моей прежней жизни, моего народа. Даже если я стану рассказывать, мне трудно это сделать. Кроме того, из научно-фантастических книг и просто из фантастики, прочитанной мною, я знаю, что нельзя что-либо пересказать заново, переделать историю, — она пожала плечами и потерла подбородок. — В таком случае мое пребывание здесь должно иметь смысл, если нет, то мне придется попытаться вернуться назад.

— Нет! — он внезапно схватил ее за руку, несмотря на ее протестующий взгляд. — Вам придется остаться здесь. Если то, что вы объяснили, как вы попали сюда, верно, тогда… Возвратиться означает — умереть, разбиться о скалы.

— Я знаю это. Это нетрудно понять, я пыталась все нарисовать в моем воображении, но ничего хорошего не получается.

— Итак, вы остаетесь, — он совсем приблизился к ней, прижимая ее к парапету. — Это то, чему вы сейчас принадлежите, а следовательно, вы не можете это покинуть, — он поцелуем коснулся ее щеки.

Сильвия на самом деле хотела испытать его нежное обольщение. У нее никогда не было такого красивого мужчины, пытавшегося поцеловать или соблазнить ее. К сожалению, даже тогда, когда губы нежно коснулись ее, вызывая горячую волну в груди и в животе, его запах заглушил и зачеркнул все. Она уперлась руками ему в грудь и с силой оттолкнула его назад.

— Пока я не могу принять такой аромат. Я боюсь, но мне придется сказать вам, что необходимо сначала принять душ, — она одобрительно улыбнулась ему, когда он отступил от нее.

— Принять душ? — спросил он.

— То есть вычиститься, помыться, выкупаться.

— Выкупаться? Но прошла всего неделя с того времени, когда я достал вас из воды. А плавание так же хорошо, как и купание, — он выглядел таким ошеломленным, таким сконфуженным и немного нерешительным, что Сильви почти рассмеялась, но щадя его чувства, в последний момент сдержалась.

— Это одна из тех вещей, которые вам придется понять. Вы пахнете, как конь.

— Да, мне приходится ежедневно помногу скакать и много работать.

— Хорошо, в моем мире мужчина должен вымыться, чтобы удалить запах, перед тем как будет обниматься и целовать женщину, — она хотела бы знать, что скрывается за этими суженными зелеными глазами, когда он пристально глядел на нее. — Я не обидела вас? Я не хотела этого.

— Нет, я не обиделся, — он слегка поклонился и начал спускаться по каменным ступенькам вниз со стены. Когда она последовала за ним, он предупредил ее, обернувшись: — Будьте осторожной, спускаясь по лестнице, вам очень неудобно в этой юбке.

Сильвия на мгновение остановилась и изумилась, как широка была у него спина, затем продолжила путь. Она думала, что своей репликой уязвила его гордость лорда. Она испытывала угрызения совести. И не была уверена в том, желала она или нет, чтобы он поцеловал ее после того, как выкупается. Анализируя реакцию своего тела на его нежные прикосновения, обнаружила, что они оказались бы «смертельными» для нее, если бы он был чист и имел благоуханный запах.

Баррик в десятый раз натягивал, снимал свой костюм и пристально смотрел на дверь своей спальни. Он слышал сухой кашель и вздохи сумасшедшей Анны. Она чем-то была напугана. Дело в том, что он нуждался в старой женщине, в ее советах, как вести себя с этой женщиной. Наконец он выпрямился и постучался в дверь.

Легкий крик удивления вырвался у Сильвии, и она выронила красивый костяной гребень, которым расчесывала волосы. Она чувствовала, что была вся погружена в красивые грезы о себе и лорде Баррике. Теперь они бесследно улетучились, и она поняла, что, вероятно, все они были навеяны фильмом с участием Эррола Флинна. Стряхнув остатки грез, она встала с постели и поспешила к двери.

— Ах, сэр Баррик! — приветствовала она его, открыв дверь. — Вы пришли, чтобы проводить меня в большой зал к завтраку?

— Нет, — он двинулся к ней, шагнув навстречу, затем закрыл за собой дверь и запер ее на задвижку.

— Тогда почему вы здесь?

— Для объятий и поцелуев.

— Извините?

— Но час назад, когда мы стояли на стене замка, вы сказали, что мужчина должен бы вымыться перед тем, как придти обниматься и целоваться. Я вымылся и удалил запах, который был для вас так мучителен, — он схватил ее, прижал к груди и поднял в воздух.

Сильвия еще раз вскрикнула, но не от опасности, а скорее от удивления.

— Хорошо. Я не ожидала, что вы так меня поймете…

Так было велико ее удивление, когда он подошел к кровати, откинул покрывало и опустил ее на постель, что она не издала ни звука, а вскоре решила, что не будет сопротивляться. Впервые за свою короткую жизнь она была так глубоко и неистово увлечена мужчиной. Ощущения давления его тела на нее вызвали у нее учащение дыхания. Какой-то разжигающий огонь шел из его зеленых глаз, проникая прямо в ее кровь.

— Вы пахнете значительно лучше, — прошептала она почти беззвучно.

— Когда вы объяснили мне, что мужчины делают в вашем мире, то кто больше выиграет от этого — мужчина или женщина? — он медленно приблизил свое лицо к ней и пристально смотрел, изучая ее реакцию на его слова и ласки.

— В большинстве своем, оба, когда разделяют поцелуи и ласки.

— Вы тоже? — волна ревности, которая захватила Баррика, заставила его отстраниться от нее на некоторое время. Сильвия увидела блеск гнева в его глазах.

— Ох, я понимаю. Это век чистых женщин и нечистых мужчин. А что касается выяснения, какой род лучше, так это занятие для дураков.

«Трудно сохранить ощущение какого-то насилия, когда такой великолепный мужчина покусывает ухо», — решила Сильви.

— Я это понял, — он охватил ее маленькое лицо своими ладонями и улыбнулся ей. — Я не безрассудный человек. Я знаю, что вы из другого мира, где другие обычаи, которые отличаются от наших. Я не виню за то, что было до этого.

Но когда он задержал взгляд на очаровательной впадине на ее шее и представил, как другой мужчина ласкал ее, сильное чувство ревности охватило его снова.

— Взгляни на меня, — попросила Сильвия и почти засмеялась, когда он сделал это: Баррик выглядел весьма глупо и растерянно. — Ты шокирован этими словами, не так ли?

— Я высказал их.

— О, я ни минуты не сомневалась. Я просто полагала, что для вас это будет трудно сделать. Это неудивительно. Двадцатый век! Я могла бы не знать некоторых исторических деталей, но знаю, что вы не были наиболее либеральным народом. Вероятно, это хорошо, что я ужасно образованная.

Баррик вздохнул и осторожно коснулся своим лбом ее. Когда она рассказывала о том, что сейчас чувствует, это несколько сконфузило его. Хуже того, он иногда чувствовал себя глупо, хотя хорошо знал, что это далеко не так. Некоторые различия речи он освоил весьма быстро, но когда она рассказывала, что представляет ее мир на самом деле, то он просто не мог такого представить. Логика и все, чему он был обучен в жизни, говорили ему, что все сказанное ею следует понимать как бред сумасшедшего. И все, во что она верила, и вещи, о которых она говорила, были чистое сумасшествие или происки дьявола. Но он не мог верить в то, на чем настаивала Анна, что она — творение моря, он знал, что Сильвия из таких мест, которых он никогда не видел. Он был бы очень рад, если бы удалось найти общую основу для взаимопонимания. Когда он пристально смотрел в ее глаза с отливом меди, с длинными ресницами, то осознавал ясно, что очень хочет, чтобы это осуществилось.

— Каждый раз, когда вы рассказываете, я пытаюсь найти что-нибудь такое, нас объединяющее, — проговорил он почти печально.

Сильвия согласилась с ним:

— У нас действительно много общего. Я постоянно думаю, как это найти, как это должно проявиться, — она нежно погладила его поднимавшуюся от сильного дыхания грудь, и выражение его лица, которое появилось, привело ее в состояние возбуждения.

— Это правда — обычаи разные, нет здесь никаких удобств и комфорта, которым бы я пользовался, и мне надо много сделать, чтобы научиться этому, а также многим другим вещам. — Она сначала нахмурилась, но потом затрепетала, когда он нежно коснулся ее шеи губами. — Пока мои люди только жалуются на все эти перемены.

— О да, но затем для них это будет очень хорошо, будет меньше недовольства. Они начнут замечать преимущества новой жизни.

Глаза Сильви расширились, когда он поднял ее тонкую руку и рукав платья соскользнул вниз, обнажая ее и позволяя ему целовать нежную внутреннюю поверхность руки от кисти до локтя. Это было для нее так необычно, так приятно, что у нее пошла голова кругом.

— Да, может быть, вы и правы, — прошептал Баррик, целуя ее ладошку. — Вы вкуснее и пахнете лучше.

— Лучше, чем что? — вымолвила она.

— Лучше всего на свете, — он нежно коснулся ее губ своими и обнял ее шею. Даже сейчас, когда большая часть его тела была плотно прижата к ней, ей хотелось более тесного контакта. И когда он глубоко вдавил в поцелуе свои губы в ее, она радостно приняла его. Она не сопротивлялась, когда он коснулся кончиком языка ее губ, как бы спрашивая разрешения на вход. Сильвия открыла рот и жадно взяла его ласкающий язык. Никогда до этого она не испытывала такого потрясающего ощущения от поцелуев. Ни одна часть ее тела не оставалась неподвижной. Сильвия сползала вниз до тех пор, пока не обвила своими ногами его бедра. Это глубоко отозвалось в его голодном паху, когда их тела слились в интимном сближении, подражая акту, которого оба желали.

Баррик заставил себя прервать поцелуй, хотя для него это было невыносимо трудно. Он пристально посмотрел на ее пылающее лицо, и укол ревности снова стал проникать ему внутрь.

— Вы очень искусны в поцелуях для женщины, которая лишь несколько раз целовалась в жизни.

— Чтобы научиться, достаточно сделать это один-два раза. Все зависит от того, кого целовать, — его приступ ревности показался ей интригующим. — Вы и сами делаете это очень неплохо.

— Тогда мы прекрасная пара и хорошо подходим друг другу. Может, сумасшедшая Анна не такая уж и сумасшедшая и глупая.

— Что вы говорите? — ей было трудно сосредоточиться в то время, как он нежно гладил ее. — Прошу извинить меня, но я думаю, что Анна немного странная.

— Это верно, но иногда она оказывается права в том, что говорит.

Сильвию не особенно интересовала Анна. Ей хотелось более интимных поцелуев, но Баррик сейчас не понимал этого. В какой-то момент он стал целовать ее с таким жадным натиском, что у нее даже пальцы на ногах непроизвольно согнулись. Затем он покусывал ее губы, заставляя ее двигаться все сильнее и сильнее и требовать все более и более интенсивных поцелуев, которых она желала страстно.

Затем он внезапно изменил свое положение на ней и начал ритмически двигать своим животом и бедрами напротив ее живота. Было ясно, что мужчина хочет от нее, и Сильвия стремительно усвоила его азбуку телодвижений. Что больше всего ее поразило, так это то, как жадное тело реагирует на близость. Оно нетерпеливо требовало чего-то такого, в чем было ему отказано в течение двадцати лет. Она немного удивилась на себя, как будто невольно ожидала всего этого.

— Вы собираетесь меня по-настоящему целовать или нет? — потребовала она наконец хриплым шепотом.

— Я буду, когда вы ответите «да» на мой вопрос.

— Только-то, хм? Что вы собираетесь спросить?

— Выполните ли вы предсказание сумасшедшей Анны и станете моей женой?

Сильвия удивленно уставилась на него.

— Выйти замуж за вас?

Он кивнул, и она целую минуту не могла сообразить ничего, хотя выдержала его пристальный взгляд, когда сотни различных мыслей вихрем пронеслись у нее в голове. Но одна ясная мысль упорно задержалась у нее в мозгу — она была совершенно одна в этом мире и от его поцелуев вся просто таяла. Затем подумала о том, что ее жизнь поделилась на два периода после падения, разделенных столетиями временной разницы. Но после того, как он нежно поцеловал ее в губы, она перестала концентрироваться на этих мыслях.

— Да, я выйду замуж за вас.

Она наслаждалась его жарким поцелуем, но он оказался очень коротким. Он оборвал его очень рано, быстрее, чем она хотела, оставил ее руки, поднялся и направился к двери.

— Вы куда собираетесь?

— Переговорить со священником, — сказал он уже через дверь. — Если я задержусь здесь, то мало смогу сделать для подготовки к свадьбе.

Сильвия покачала головой и огорченно что-то проговорила. Она теперь лицом к лицу столкнулась с двумя проблемами. Одна была связана с мужчиной, который имел силу воли, чтобы практиковать сдержанность. Другая — согласие выйти замуж за человека, которого она едва узнала в течение недели и который в любой момент может оказаться вымыслом, плодом воображения. Было ясно, что когда она падала во временной разрыв, то оставила свой разум в девяностых годах двадцатого столетия.