Внезапная пылкость

Глава 5

На следующее утро после визита Витора Эшли позвонила местному чиновнику и справилась о своем патенте. Ее попросили подождать, и после долгого бормотания чиновник сообщил, что, к сожалению, ее заявление не было пока рассмотрено. Однако его все же нашли, и скоро она получит патент. Ей стало легче. Но через несколько дней, когда она уже ответила вежливым отказом на письменное предложение Витора, ее снова охватило беспокойство. Теперь, когда его планы расстроены, не собирается ли он нагрянуть в самый неожиданный момент и снова атаковать ее? В таком случае она поведет себя непринужденно и весело, но напористо. Или он задумается над внешностью Томаса и вернется приглядеться к нему? Но прошел месяц, Витор не появлялся, и Эшли начала расслабляться. Он решил, подумала она, что мой бизнес не станет той помехой, которой он опасался, и оставил свои намерения. Нечего тревожиться и по поводу Томаса. Слава Небу.

Если шеф строительной компании и не показывался, через два дня на окружающей ее усадьбу земле появилась бригада рабочих. Они энергично взялись за расчистку участков, неизменно проявляя при встречах дружелюбие по отношению к ней и Томасу. Под живыми изгородями они обнаружили массу пустых банок из-под краски, обрезки древесины и тому подобного. Эшли и не подозревала о таком количестве мусора и в изумлении наблюдала, как один за другим наполняются большие мусорные баки.

Однажды, когда они с Томасом вернулись с пляжа, она обнаружила в почтовом ящике листок бумаги, и все ее опасения внезапно ожили. Может, приезжал Витор и оставил предупреждение о том, что вскоре вернется? Не повернуть ли ей назад и не поискать ли убежища на пляже? Но это оказалась квитанция о доставке. Она собиралась расписывать сцену с водопадом, которой будет украшен бассейн в новом жилом комплексе в Прае-ду-Карвуэйру, и ей доставили специальные изразцы с выдавленными волнистыми линиями, которые послужат основанием панно. Эшли быстро огляделась, но не увидела их. Бог с ними. Изразцы она найдет после обеда, когда Томас, у которого уже потяжелели веки, будет уложен в постель.

Позже, когда дневной жар смягчился и закат окрасил небо восхитительными оттенками розового и золотистого, Эшли обыскала все вокруг дома и вдоль подъездной дорожки, но доставленный товар словно сквозь землю провалился. В расстройстве она даже зарычала. Эти изразцы она ждала целый месяц, и, если придется делать новый заказ… Проклятие!

На другой стороне дороги перед домом стоял один из ящиков, в которые строители собирали всякий мусор. Эшли подошла к нему. Все остальное она уже осмотрела и, хоть шансов на успех почти не было, решила заглянуть и в него. Склонившись, женщина разглядела под старыми дощечками, полиэтиленовыми пакетами и чем-то вроде подножки швейной машинки завязанный в плотную бумагу пакет. Эшли наморщила свой носик. Ну, хорошо, она нашла дюжину изразцов, но теперь ей придется достать их.

Выбросив одну доску, она взялась за другую.

— Ой! — вскрикнула Эшли, уколов подушечку большого пальца о гвоздь. С большей осторожностью на этот раз она сделала еще одну попытку, но нижние толстые концы досок заклинило. Эшли попыталась высвободить их. Женщина тянула и толкала. Она разгорячилась, раскраснелась и вспотела. Но сдвинуть доски не смогла, а изразцы продолжали оставаться недосягаемыми. Смахнув пот с бровей, она постаралась по-новому взглянуть на проблему. Если удастся зацепить пакет, возможно ли протянуть его между досок?

Эшли висела на кромке ящика, бесполезно протянув вниз руки, когда услышала, как сзади нее захлопнулась дверца машины. Вдруг сообразив, как коротки ее шорты и как неэлегантна ее поза, она резко выпрямилась и соскользнула с ящика. Сердце екнуло. От черного «БМВ» к ней шагал Витор д'Аркош, выглядевший, как всегда, безупречно в бледно-голубой рубашке и темном в полоску костюме. Правда, пиджак он снял и небрежно набросил на одно плечо.

— Boa noite, — приветствовал он ее, широко улыбаясь.

Витора, несомненно, позабавило зрелище.

— Boa noite. — Эшли обтерла руки о заднюю часть своих шорт. — Чему обязана? — поинтересовалась она, напоминая себе, что должна быть веселой и непринужденной.

— Завтра я собираюсь осмотреть несколько участков, которые, по мнению Паулу, стоило бы купить под застройку, — объяснил Витор. — Час назад я приехал в Карвуэйру и снял комнату в гостинице. И в такой очаровательный вечер, — он взглянул на ярко расцвеченное небо, — не удержался от соблазна навестить тебя.

— И сообщить, что передумал относительно моей мастерской? — с надеждой спросила Эшли.

— Нет. Я все еще намерен убедить тебя продать дом.

— Убедить в смысле «вколотить в меня повиновение»? — с улыбкой спросила она.

— Убедить в смысле «сделать для этого все, что можно», — ответил Витор и кивнул на мусорный ящик. — Копалась в отбросах? — спросил он так, словно совершенно не удивился, застав ее погруженной по пояс в кучу всякого мусора.

Ее улыбка поувяла.

— Да вот, пыталась достать принадлежащие мне вещи, — сказал она и, когда он шагнул к ящику, показала пальцем. — Видишь этот продолговатый сверток? В нем изразцы. Полчаса пыталась их вытащить, но никак.

— Подержи-ка. — Витор отдал ей свой пиджак, ухватился обеими руками за брусок и одним махом вытянул всю кучу деревяшек, потом нагнулся еще раз и в следующее мгновение протянул ей пакет, забрав предварительно свой пиджак.

Глядя на него широко открытыми в благоговении глазами, Эшли спросила:

— Как тебе удалось?

— Так я занимаюсь поднятием тяжестей. Вернее, занимался. Давненько уже не был в спортивном зале, — ответил Витор, нахмурившись, словно только что осознал свое упущение. — А как изразцы попали сюда?

— Понятия не имею. — Она посмотрела на него с подозрением и, в свою очередь, спросила: — Уж не начало ли это твоей кампании?

— Кампании?

— Может, ты велел своим людям сделать жизнь здесь невыносимой для меня в надежде, что мне все надоест и я приму твое предложение? Какой следующий шаг? — Светло-карие глаза Эшли засверкали, она все более проникалась этой мыслью. — И они постараются побольше шуметь, пылить и вообще мешать мне? Накопают канав, чтобы мне было не выбраться из дома? Случайно-специально отключат водопровод или электричество?

Совершенно не тронутый проявлением ее вспыльчивости, Витор погрозил пальцем и упрекнул:

— Как нехорошо! Неужели ты думаешь, что я совершу такую глупость и толкну своих рабочих на действия, которые вызовут пересуды и смогут повредить репутации компании?

Она чиркнула мыском шлепанца по пыли и признала:

— Пожалуй, нет.

— А где они находились до того? — поинтересовался он.

— Не знаю. Мне лишь стало известно, что они доставлены.

— Так что водитель мог оставить их и у парадной двери?

— Пожалуй, — согласилась она.

— Упаковка не фирменная, — продолжил Витор, рассматривая бумагу. — Может, сверхаккуратный парень увидел, что валяется пакет на дороге, и решил прибрать его.

— Возможно.

— Вероятно, — поправил ее Витор.

Эшли стало стыдно за свои подозрения. Их можно было объяснить «коленным рефлексом», а проще дрожью в коленках, вызванной неожиданным появлением Витора.

— Мне не следовало быть такой… враждебной, — пробормотала она.

— Это уж точно. Ведь ты сама предложила, чтобы мы стали друзьями. — Протянув руку, Витор коснулся светлой пряди, выскользнувшей из узла на макушке и свесившейся на оголенную шею. — Что меня вполне устраивает, — прошептал он, наматывая прядь на свой палец.

Нечаянная интимность его жеста подействовала на нее соблазняюще, как и хрипловатый тембр его голоса. Вместо вколачивания в меня повиновения не решил ли он попытаться подействовать на меня своим сладкоречием? Витор д'Аркош может уговаривать. Еще опаснее то, что он знает, что умеет уговаривать. Я не нуждаюсь в его расположении.

— Хочешь выпить? — осведомилась Эшли, напоминая себе, что должна быть веселой и непринужденной, и радуясь тому, что Томас спал.

Витор изогнул брови дугами в пародийной надменности.

— Что-то ты сегодня уж очень любезна?

— Подумала, что утомленный путник опять страдает от обезвоживания организма.

— Еще как, спасибо. Если ты жаждешь приступить к рисованию, я с радостью захвачу свою выпивку в твою студию, — уже на ходу проговорил Витор.

Эшли покачала головой:

— Половина вечера уже пропала, да я и не отстаю от графика. Так что сегодня воздержусь от работы.

— Ну и счастливая же ты. В гостинице меня ждет куча бумаг, которые обязательно нужно просмотреть. — Он скорчил гримасу. — Надеялся посмотреть их в самолете, но до самых важных руки так и не дошли.

— На каком самолете? — удивилась она.

— Из Бразилии. Я прилетел в Лиссабон в час ленча.

— И сразу поехал сюда? — снова удивилась Эшли, впуская его в гостиную.

— Не сразу. — Витор отделался от пиджака, уселся в глубокое мягкое кресло, потянулся и зевнул. — Сначала позвонил в контору, чтобы узнать последние новости.

Только сейчас Эшли обратила внимание на его осунувшееся лицо и темные круги под глазами. Он действительно выглядел очень утомленным.

— Ты спал в самолете?

— Да, часа два, но бумаги требовали моего внимания, так что… — Его плечи устало поднялись и опустились.

— Что тебе налить? Есть легкое пиво, как в прошлый раз, охлажденное белое вино и…

— Вино будет в самый раз, спасибо.

— Ты часто бываешь в Бразилии? — крикнула Эшли, открывая в кухне бутылку.

Ответа не последовало. Вернувшись в гостиную, она нашла Витора растянувшимся на кресле и посапывающим во сне.

Поставив стакан на низенький кофейный столик, Эшли тихо присела в уголке дивана. Пряди темных волос упали на его брови, а ресницы трепетали. Витор казался удивительно уязвимым во сне. И очень похожим на Томаса. Ее сердце сжалось.

С нервной дрожью Эшли сделала глубокий вдох. Простая порядочность побуждала ее сказать ему, что у него есть сын. Он имел на это полное право, а она слишком долго скрывала это от него. Слишком долго. Но если она откроет ему глаза, что потом? Признает ли он публично Томаса своим сыном или предпочтет не знать ничего о его существовании? Поиграть с ребенком минут пять — одно дело, и совсем иное — взять на себя ответственность за отпрыска на всю жизнь.

Эшли сделала большой глоток вина. Если Витор все же проявит интерес к сыну, к чему это приведет? Удовольствуется ли он тем, что Томас останется на ее попечении, навещая его время от времени, или постарается взять в свои руки судьбу ее… его… их сына? Узнав о своих генах в ребенке, не попытается ли он обратиться в суд, чтобы отобрать его у нее? Пальцы Эшли с силой сжали стакан. Выиграет он тяжбу? Его адвокат, не отрицая того факта, что она законная и любящая мать, укажет на необходимость принять во внимание и другие обстоятельства. Например, состояние Витора. Миллионы, выигранные им в соревнованиях Формулы-1, плюс те деньги, что он делает сейчас, могут обеспечить Томасу «железную» финансовую безопасность и первоклассное воспитание. И шикарную, подобающую знатоку коллекцию игрушечных машинок, с горечью подумала Эшли. А я, хоть и не совсем бедная, всегда вынуждена буду считать каждый пенни.

Если Витор обратится в суд, то сделает это в Португалии, где я всего лишь иностранка, а он имеет огромные связи и вес. Эшли зажмурилась. Может, продать ему дом и рвануть первым же рейсом обратно в Англию? Будут ли они с Томасом в большей безопасности там? Она уставилась в свой стакан. Столько вопросов, и все безответные. Столько «если». Столько «но». Ее охватило чувство обреченности. Необходимость известить Витора о его отцовстве подстерегала ее со дня рождения Томаса, а теперь «дышала ей в затылок». И горячо дышала. Ее врожденное чувство долга подсказывало: она должна сказать, несмотря на весь риск, несмотря на опасность.

— Что-нибудь не так?

Услышав вопрос, она тряхнула головой и увидела, что Витор проснулся и теперь хмуро смотрит на нее.

— Да ничего, — торопливо возразила Эшли, помолчала, потом неуверенно улыбнулась. — Сидела и думала о Томасе.

Витор подошел к дивану и присел рядом.

— Он не заболел?

— Нет, нет, абсолютно здоров, — заверила Эшли.

Что еще сказать? Выложить все начистоту или попытаться подойти к мучившему ее вопросу издалека, чтобы дать шанс Виторудогадаться самому? В конце концов почему ему не придет в голову — хоть раз, — что Томас мог родиться и в результате их игр на сеновале?

— Воспитывать ребенка одной, должно быть, нелегко, — сказал Витор. — У тебя, наверное, полно забот.

— Да.

— Ты и сейчас озабочена?

Если бы ты только знал до какой степени! — подумалось ей.

— Да, — тускло отозвалась она.

— Не бери в голову. Томаш отличный паренек, и крепкий. Конечно, он переболеет всеми детскими болезнями и не раз попадет в трудное положение, но выдержит все, — с подбадривающей улыбкой произнес Витор.

— Сама знаю. И не этим я озабочена. Я…

Эшли внезапно замолчала, не в силах выдавить из себя те слова, которые могли бы подвергнуть опасности их с Томасом жизнь, разрушить эмоциональное равновесие ребенка, которое она так старалась уберечь, могли отнять его у нее.

Витор обнял ее и нежно сказал:

— Воображение страшнее действительности.

— Всегда?

— Всегда. — Подняв руку, он провел суставами по ее щеке. — Так что не унывай!

Эх, если бы он не был таким добрым, таким нежным, даже если он всего лишь обхаживал ее с одной-единственной целью: уговорить продать свой дом. И ей хотелось отложить признание до завтра. Или до следующей недели. Или до следующего года. Но не могла же она откладывать это постоянно.

— Стараюсь, — промямлила она.

Витор изобразил плутоватую улыбку.

— Вот-вот, старайся, — попросил он, забирая у нее стакан с вином и ставя его на столик, потом придвигаясь к ней ближе.

Эшли прижалась головой к его плечу. Она понимала, что поступает нелогично, но она жаждала его объятий, утешения. Страстно желала его силы и основательности. Хоть на минуточку.

Вздохнув, она заговорила вновь:

— Насчет моего воображения… Я…

— Ш-ш-ш. — Он поцеловал ее в бровь. — Забудь о нем.

— Но…

Витор поцеловав кончик ее носа.

— Я же сказал «забудь», и забудь.

Эшли сделал еще одну попытку:

— Витор, ты не понимаешь…

— Все я понимаю, Эшли, — слегка насмешливо возразил он, — перестань хмуриться, — приказал он, целуя еще раз ее бровь, — и улыбнись.

Словно желая помочь ей изогнуть губы в улыбке, он поцеловал ее сначала в один уголок рта, потом в другой. Когда он чуть отстранился, задержав взгляд на ее губах, Эшли поняла, что он, едва сдерживается от искушения поцеловать ее еще раз… Ее сердце колотилось все сильнее. Лейф говорил о ее нуждах, и сейчас она нуждалась в том, чтобы Витор поцеловал ее. Очень. И хотела, чтобы он раздел ее и любил страстно-страстно. Наверное, думала она, я не попадусь в ловушку, считая, что хочу Витора, и только Витора. После двух лет воздержания от мужских объятий я очень уязвима, и мне сгодится любой достаточно привлекательный и решительный мужик.

Эшли наклонилась вперед и взяла свой стакан с вином. Эти два года также сделали меня мудрее и осторожнее, поэтому какой бы уязвимой я ни была, ни в коем случае не рискну на еще одну интимную схватку. Это оглушение моментально разгорающегося огня могло бы захватить меня врасплох месяц назад, но сейчас ему это не удастся, Чувство к Витору — мое слабое место, но я не собираюсь быть слабой.

— Ты спрашивал, если ли у меня друзья-мужчины, — весело проговорила Эшли. — Так вот — я дружу с Лейфом.

— С Лейфом? — Витор нахмурился. — Это еще кто?

— Симпатичный датчанин, занимающийся оборудованием кухонь. Я тебе говорила, что выполняю его заказы. — Эшли сообщила кое-какие подробности.

— Он приглашает тебя на свидания?

— Не совсем так. Трудно найти няньку для ребенка. Но мы встречаемся три-четыре раза в неделю. — Эшли сделала глоток вина и умышленно напомнила ему о его подружке. — Как поживает Селешта?

— Неплохо, как я слышал. — Витор тоже взял стакан.

— Вы разошлись?

— Разве Саймон не сказал тебе?

— Саймон? Уж не хочешь ли ты сказать, что расстались еще до гибели Саймона?

Витор кивнул:

— Я оставил ее вскоре после розыгрыша «Гран-при» в Португалии. Два года назад.

Эшли бросила на него взгляд из-под ресниц. Другими словами, он разорвал с манекенщицей после их мимолетной связи.

— Селешта, должно быть, сильно переживала, — заметила Эшли.

— Только до того момента, пока не подхватила другого гонщика, — сухо бросил Витор.

— Но она казалась такой…

— Селешта никогда не была влюблена в меня, она любила лишь представление обо мне. И путешествия, и романтический ореол Формулы-1. — Он посмотрел ей в глаза. — На тебя-то не производили особого впечатления ни гонки, ни я в роли гонщика, а?

Эшли покачала головой и спросила, в свою очередь:

— Почему ты ушел из Формулы-1? — Она заколебалась, понимая, что задает вопрос, чреватый опасностью для нее самой. — Из-за гибели Саймона?

Вытянув ноги, Витор хмуро смотрел на свои туфли.

— Она ускорила мое решение об уходе, но я давно уже шел к нему. Мне никогда не нравился интерес прессы к гонкам, вызывавший у меня ощущение золотой рыбки в аквариуме. Я был благодарен поклонникам, но их постоянное посягательство на мою частную жизнь надоело мне. Главная же причина крылась в том, что я чувствовал себя выдохшимся, отработанным. Радость ушла. Я скрывал это ото всех. — Увидев, как в удивлении изогнулись ее брови, он добавил: — Долгое время я скрывал это от самого себя. Теперь-то ясно, что я был слишком предан гонкам, слишком погружен в них, не отдавайся я им так безрассудно, радость продлилась бы гораздо дольше. — Он отхлебнул из стакана и усмехнулся. — Как бы то ни было, нынешнее мое занятие действует на меня более возбуждающе, делает более стоящей мою жизнь. Как и ты, я наслаждаюсь своим бизнесом.

— Раз ты был слишком предан гонкам, не опасаешься, что теперь будешь слишком предан своей строительной компании? — предположила Эшли.

Он покачал головой:

— Нисколько.

— Подумай. Ты сам говорил, что давненько не был в спортивном зале. Когда в последний раз ты был в театре, в гостях, в отпуске?

Витор поджал губы, потом признал:

— Давненько. Уже два года.

— Однажды я совершила ту же ошибку. Но тебе-то следует расширить свои интересы, поменьше ездить, поручать некоторые дела другим. Ты выдохся. Вполне возможно, что сейчас ты чувствуешь усталость, но через год-два…

— Лучше последи за собой, — сухо бросил Витор, — ты размягчаешься. — Осушив свой стакан, он встал. — Спасибо за угощение, но меня ждут мои бумаги.

Упоминание гибели Саймона не вызвало потока обвинений на мою голову, размышляла Эшли, когда уезжал ее гость. Пусть даже Витор продолжает винить меня, но уже налицо определенный прогресс. Я должна разъяснить все насчет Саймона. Ее светло-карие глаза затуманились. И я должна, должна сказать ему правду о Томасе.

Решив, что в напряженном рабочем расписании Витора времени для нового посещения Праи-ду-Карвуэйру не найдется раньше, чем через месяц, Эшли сильно удивилась, когда всего лишь через две недели у ее дома остановился его черный «БМВ». Она стояла на подъездной дорожке, заканчивая обсуждение с Лейфом нового заказа на кухню, и почувствовала сильнейшее возбуждение при виде Витора, вылезающего из машины. Его появление с неизбежностью напомнило ей, что две недели назад ему удалось отвлечь ее от рассказа о Томасе, или она сама испугалась сделать это, но откровения ей не избежать.

Если Эшли держалась настороженно, ее сын не знал тормозов. Он спокойно играл на террасе, но, увидев «БМВ», поспешно вскарабкался на ноги и с воплем: «Красивая машинка!» — понесся по подъездной дорожке с максимальной скоростью, с которой могли только нести его маленькие ножки. Витор заулыбался и широко развел руки, и Томас очутился в его объятиях.

— Привет, мое несчастье! — поздоровался Витор, приподнимая его вверх и щекоча его попку. — Ты хочешь посидеть в моей машине?

Ребенок пришел в полный восторг и попросил: «Пожалста».

В горле Эшли образовался ком, и ей пришлось сморгнуть слезы. Какие бы трудности ни ждали впереди, сейчас ее тронула до глубины души встреча сына с отцом.

— Что за парень? Родственник? — резко спросил Лейф, когда Витор сел на сиденье водителя и усадил ребенка на колени.

Эшли в испуге взглянула на сына. Если Томас и унаследовал ее нос и подбородок, его сходство с Витором проглядывало в форме и цвете глаз, в линии рта. У нее их родство не вызывало сомнений, но это потому, что она знала о нем. И вот Лейф заметил это сходство.

— Родственник? — отозвалась она эхом с почти панически забившимся сердцем.

— Томас, похоже, хорошо его знает, вот я и решил, что он твой кузен или еще кто.

Она нервно рассмеялась:

— Нет, это Витор д'Аркош. Помнишь, я говорила тебе, что его компания строит здесь виллы?

— И бывший член команды Саймона? Да. Я должен был догадаться, но я давно уже не видел его фотографий. — Лейф нахмурился, глядя, как радостно вцепился малыш в рулевое колесо. — Томас расположен к нему дружелюбнее, чем ко мне.

Это потому, что ты не дружелюбен с Томасом, подумала Эшли. Теплое приветствие Витора не шло ни в какое сравнение с сухим «Хеллоу», которое бросил ему Лейф перед тем, как сосредоточить все свое внимание на ней.

— Томасу очень нравится его машина, — успокаивающе сказала она.

— Как часто здесь бывает этот д'Аркош? — заинтересовался Лейф, словно почувствовав в нем претендента на ее любовь.

— Да был раза два. Я же говорила, что он хочет купить мой дом. Спасибо, — сказала Эшли уже Витору, подошедшему по подъездной дорожке, с подпрыгивающим перед ним Томасом, — вы осчастливили маленького мальчика.

— Всегда готов, — усмехнулся Витор.

— Это Лейф. Лейф Харальдсен. — Она познакомила двух мужчин.

— Еще что-нибудь терялось в мусорных ящиках? — спросил Витор после обмена рукопожатием с датчанином.

Эшли стыдливо улыбнулась:

— Нет.

— Вы намерены предложить Эшли новую цену за дом? — резко спросил Лейф.

Витор нахмурился, как бы осуждая такой натиск и вообще то, что датчанин был в курсе ее дел.

— Как раз за этим я и приехал.

— И каково же новое предложение? — поинтересовалась Эшли.

По взгляду, брошенному на нее Витором, она поняла, что он предпочел бы обсудить этот вопрос наедине. По правде говоря, она и сама так считала. Ни к чему ей, чтобы Лейф влезал в ее дела, — хотя он обязательно забросает ее вопросами, как делал это и раньше, — но она ведь уверила Витора, что они двое были близки.

Витор назвал еще большую сумму.

Она улыбнулась:

— Спасибо, но ответ прежний.

— Ты отказываешься от такой суммы? — запротестовал Лейф, в изумлении уставившись на нее. — Да если ты получишь столько за дом, а я продам свою квартиру, у нас хватит денег на свадьбу и на покупку… — Он смолк, и сквозь его загар проступила краска стыда — он, очевидно, сообразил, что зарвался и может выглядеть небескорыстным, поэтому спешно сверился со своими часами. — Через пятнадцать минут у меня деловое свидание в Лагоа. Мне пора трогаться.

Улыбнувшись Эшли, вежливо кивнув Витору и совершенно забыв о Томасе, он поспешил к своему фургону.

— Ты вроде называла его красивым, — заметил Витор, когда датчанин отъехал.

— Он красив.

— Угу, своими голубыми глазами, загаром и улыбкой, типичной для рекламы зубной пасты, он напоминает мне хозяина охотничьих угодий. — Витор кивнул в сторону Томаса, который присел на корточки на террасе и разглядывал что-то у корня лозы. — Да и малыш невысокого мнения об этом парне.

— Может, и так, — сдержанно ответила Эшли. — Что бы ты ни говорил, он мне нравится. Что такое? — воскликнула она, когда Томас вдруг громко хихикнул.

Она подошла поближе, и в этот момент на божий свет выполз тот, кто пробудил живой интерес ребенка. Эшли в ужасе уставилась на волосатого черного паука, а сгоравший от любопытства Томас протянул свой миниатюрный пальчик.

— Не надо! — завопил Витор.

Стремительно бросившись к ребенку, он подхватил его с земли и передал Эшли. Потом огляделся, поднял валявшийся садовый совок и шлепнул им ползущего по каменной плите паука.

— Это же тарантул! — воскликнула Эшли, не отрывая глаз от маленького трупика и с силой прижимал к себе Томаса. — Малыш мог умереть!

Витор покачал головой:

— Слишком маленький, чтобы причинить большой вред ребенку.

— Но на его месте мог быть и большой паук, — испуганно возразила она, представив себе, что могло случиться.

— Но этот ведь не большой, — попытался он успокоить ее. — Объясни Томасу, что он не должен прикасаться к подобным тварям, а бежать к тебе с известием о находке. Тогда ему не будет угрожать какая-либо опасность.

— Пожалуй, — нехотя согласилась Эшли.

Приподняв одну бровь, он сказал:

— Ну же!

— Ну же что? — удивилась Эшли.

— Разве ты не собираешься взвалить вину на меня? Не будешь утверждать, что паука потревожили при сборе мусора и, значит, все случилось из-за меня? — не без горечи вопрошал Витор.

Эшли взглянула на него. Нет, больше она не станет делать поспешные и сомнительные выводы. Она отказывается выступать с дикими и несправедливыми утверждениями. Прежде можно было считать Витора заведомым чудовищем, но сейчас она постепенно меняла свое мнение о нем.

— Если я так поступлю, ты скажешь, что во избежание подобных неприятностей мне лучше уехать? — поинтересовалась она, в свою очередь.

Он покачал головой:

— Не скажу.

— Ну и я не обвиняю тебя. Прошло уже больше недели, как закончилась очистка территории, и появление паука — чистая случайность. — Эшли поколебалась немного. — Но я была бы признательна, если бы ты осмотрел корни лоз и убедился, что там нет других.

— Хорошо, — согласился Витор, осмотрел виноградную листву и землю под ней и доложил: — Все чисто.

— Спасибо. Ты в джинсах? — вдруг заметила она.

— Пятерку за наблюдательность, — сухо отозвался Витор. — Я так же ношу спортивные рубашки и шорты, как и ты. А сегодня я так оделся потому, что заранее ожидал получить отказ на свое предложение и решил пригласить тебя с Томасом позавтракать на пристани Портимана.

Меня с Томасом — это другое дело, подумала Эшли. В тех редких случаях, когда Лейф пытался назначить ей свидание или пригласить, скажем, на ленч, малыша он не упоминал.

— А как же твоя работа?

— Ты сама говорила, что я слишком предан ей и должен расширить свои интересы, вот я и расширяю. Как ты насчет того, чтобы прокатиться в моей машине? — обратился он к Томасу. — Я приобрел для тебя сиденье безопасности и установил его сзади. — Он перевел взгляд на нее. — Так как насчет ленча?

— Ну, раз ты обо всем позаботился, было бы нелюбезно ответить отказом.

Витор ухмыльнулся:

— Это было бы чертовски досадно.

И, усадив ликующего, расплывшегося в улыбке Томаса в специальное детское кресло, они помчались.

— Паулу сообщил мне, что сегодня утром в Карвуэйру отмечается Феста-де-Баркос — благословение лодок, — сказал Витор, разгоняя машину. — Видела церемонию?

Эшли покачала головой:

— Нет, только слышала о ней, но и не подозревала, что это отмечается сегодня.

Как в любой другой стране, в Португалии есть свои традиции, фестивали, особые праздники — например, годовщина Независимости от Испании, завоеванной в 1640 году, или празднование дня более недавней революции, но Эшли никак не могла запомнить все эти даты.

— Может, заскочим посмотрим? — предложил Витор. — Праздник вот-вот начнется.

— Да, пожалуйста, — улыбнулась она.

На возвышении над Праей-ду-Карвуэйру с видом на море стояла небольшая белая местная церквушка. По обочинам узкой дороги, ведущей от нее вниз к деревне, брели толпы любопытных зрителей, и, как только Витор нашел место для парковки, они присоединились к ним. Они прибыли как раз вовремя, так как через минуту-две на вершине холма появилась процессия, начавшая медленно спускаться вниз.

Витор взял Томаса на руки.

— Видишь священников? И Мадонну? — Он кивнул в сторону статуи Девы Марии, возвышавшейся над головами верующих.

— Донна, — повторил ребенок, широко раскрыв карие глаза.

Перед ними уже проходили участники хора в длинных, до пят, хламидах, за ними следовали одетые в свои праздничные наряды приходские детишки с тщательно отмытыми мордочками и опрятно причесанными головами. Дальше шли их гордые родители и остальные верующие. Португальцы очень любят детей, размышляла Эшли, поглядывая на Витора, который рассказывал Томасу все о церемонии.

— А сейчас главный священник произнесет молитву о лодках в бухте, — объяснял он, когда они вместе с другими зрителями присоединились к процессии и последовали за ней через площадь на пляж.

Деревня располагала флотом в дюжину или около того небольших рыбацких лодок, которые Эшли видела под парусами, возвращавшихся ночью со своей скользкой серебристой добычей. Все лодки были свежевыкрашенными по случаю в яркие цвета, и рядом с ними стояли мускулистые обветренные хозяева. Пока хористы негромко напевали псалмы, священник переходил от одной лодки к другой, молясь Богу, чтобы он уберег рыбаков от беды, и прося обильного улова на следующий год. Эшли церемония показалась простым и все же трогательным напоминанием о первооснове жизни.

— Спасибо, я получила большое удовольствие от участия в таком замечательном спектакле, — поблагодарила она, когда процессия двинулась в обход деревни, возвращаясь к церкви.

— Ну, нагуляла аппетит, чтобы отведать улов местных рыбаков? — осведомился Витор.

— Еще какой!