В течение трех недель сна Рейчел только смутно воспринимала приходивших к ней посетителей. Однажды она увидела Джейн, часто приходила Клэр и дети. В поле зрения появлялся расплывчатый силуэт доктора Прингла. Он держал в руках график с записью ее давления и улыбался. Когда она просыпалась, сиделки отводили ее в ванну.
– Похоже на постоянное опьянение, только без похмелья. Пробираясь шаткой походкой по коридору, она смеялась. Так медленно тянулась однообразная вереница дней, пока не наступила последняя неделя, когда доза лекарства стала медленно уменьшаться. К утру в пятницу Рейчел окончательно проснулась.
Она открыла глаза и осмотрелась. Она лежала все в той же палате, а рядом с ней находилась Сиси с улыбкой от уха до уха. Сиси встала.
– Отлично. Я снова готова к приему Джеймса. Рейчел недоверчиво покачала головой.
– Смотри, Сиси. Я поправилась. – Она стояла и смотрела на свои ноги. – Они больше не похожи на спички. Фантастика!
– Это проклятая больничная еда. Я с… пушечными ядрами за последние три недели. Ты еще можешь себе позволить прибавку в весе, а мне придется сразу идти в клуб здоровья и изводить себя тренировками, чтобы сбросить это безобразие. Ты только взгляни. – И Сиси ущипнула себя за складку на животе.
– У тебя такие роскошные формы, Сиси. Право, ты идиотка. Ты же вовсе не толстая.
– Ты могла бы быть красавицей, Рейчел.
– Перестань, Сиси. Не говори глупости.
– Да нет же. Я на полном серьезе. Если на твоих костях нарастить чуть-чуть мяса, из тебя получилась бы сногсшибательная модель.
Рейчел усмехнулась:
– Ненавижу возиться с одеждой. Сиси посмотрела на нее.
– Слушай, как только мы выйдем отсюда, хочу, чтобы ты обязательно связалась со мной. Тебе необходимо немного развеяться. Устроить для себя праздник.
– И правда, мне бы очень этого хотелось.
– Мы оставим Джеймса дома и пойдем в ночной клуб.
– Ты в самом деле способна на такое?
– А почему бы и нет? От Джеймса можно получить столько же удовольствия, сколько от тонюсенького кусочка жареной говядины. Итак, я укрываю его хорошенько одеялом, даю ему свежий номер газеты «Экономист», кладу его вставную челюсть в стакан с водой возле кровати, чтобы у него была хоть какая-то компания, и отправляюсь куда-нибудь. Иногда сама по себе, иногда – с любовником. Все зависит от моего настроения. Если тебе хочется раз и навсегда избавиться от своего старика, то бурный любовный роман – это как раз именно то, что тебе сейчас больше всего нужно. – У Рейчел был весьма скептический вид. – Если Честно, нет. Навести румянец на щеки и заставить себя чувствовать на миллион долларов.
– Думаю, я немного подожду, прежде чем познакомлюсь еще с каким-нибудь мужчиной, – горько рассмеялась Рейчел. – Не хочу попадать «из огня да в полымя».
– Не будь такой занудой, Рейчел. Все мужчины одинаковы. Вся женская проблема состоит именно в том, что мы воспринимаем их гораздо серьезнее, чем они нас.
– Сиси, признайся честно. Ты ведь остаешься с Джеймсом не только ради денег, правда? Таким девочкам подцепить богача – раз плюнуть.
– А зачем же я тогда с ним живу? Рейчел оценивающе взглянула на нее.
– Затем, дорогая Сиси, что несмотря на все твои разглагольствования, большую часть которых я забыла благодаря этим пилюлям, он – твой спасительный покров, твоя палочка-выручалочка.
– Точно. – Вмешался в разговор доктор Прингл. – Сиси, дорогая моя, уж теперь-то ты мне веришь?
Щеки Сиси зарделись.
– Знаю, но мое сердце принадлежит папочке… – она не закончила предложения.
– В самом деле, Сиси, – сказала Рейчел, – ты любишь его гораздо больше, чем допускаешь и можешь признаться.
Сиси хихикнула:
– Да, ты права. Но между нами сорок лет разницы. Мне трудно вести стариковский образ жизни. И все же, – ее лицо подобрело, – мне никогда не хотелось посвятить себя какому-нибудь другому парню. Смешно! Я ничего не имею против того, что люди думают, будто я живу с ним из-за денег. Пусть. Это выглядит как-то респектабельнее. Но допустить, что я люблю его… – она покачала головой, – всякому стало бы противно.
Доктор Прингл серьезно посмотрел на нее.
– Все зависит от того, какое значение имеют для тебя мнения других людей, разве нет? – Сиси кивнула. Доктор Прингл рассмеялся. – Думаю, вам обеим есть что рассказать друг другу. – Он продолжил обход больных.
– Пока мы играем с тобой в психиатров, позволь мне кое-что рассказать тебе, Рейчел.
– Что? – Рейчел лежала на спине.
– В тебе есть частичка, которой никогда не нравилось быть замужем.
– Как ты узнала об этом?
– Ну, видишь ли, ты не принадлежишь к обычному типу замужних женщин. Ты ни разу за сегодняшний день не заикнулась о стиральной машине или о детях.
Рейчел тотчас же ощутила чувство вины.
– Неужели ни разу? Правда? Сиси, мне кажется, что я всегда живу на двух уровнях. Я хотела выйти замуж, но не желала всего того, что вытекает из супружеской жизни. Столько лет я была абсолютно одинока. – К глазам Рейчел подступили слезы. – У меня никогда не получалось, чтобы все выходило без сучка и без задоринки. Если я убирала в доме, то напрочь сжигала ужин. Если у меня получался вкусный ужин, то забивалась канализация. – Слезы ручьями бежали по ее лицу. – Я знаю, что потерпела полное поражение в супружестве.
– Ты не потерпела поражения, милочка. – Сиси подсела к ней на кровать. – Ты не сумела выиграть. Взгляни на них. – Сиси жестом обвела палату рукой, показывая на всех женщин. – Все они, по крайней мере эти, восстали против рутины супружества и заслужили себе три недели каникул. А подумать о миллионах женщин, остающихся за дверью этой клиники и болтающих только о новых резиновых перчатках для стирки.
Рейчел кивнула.
– Все было именно так. Я с головой ушла в рецепты Джимми младшего. Даже если кто-то заходил ко мне на чашечку кофе, я должна была записать рецепт. Получалось, что если я смогу записать рецепт, то сразу превращусь в хорошую жену и добрую мать на целый день. А в том случае, если я пропущу рецепт, – она поморщилась – тогда депрессия будет подкрадываться в щель под дверью, просачиваться в трещины в окнах. И я буду сидеть за кухонным столом и наблюдать, как депрессия покрывает стены, пол, мебель. Это – дьявольское зелье, потому что оно лежит где-то до поры до времени и ждет. Оно знает, что я должна начать уборку заново. Я годами принимала валиум. Все снова встало на свои места, как только жизнь пошла кувырком.
Сиси крепко прижала Рейчел к себе.
– Рейчел, в один прекрасный день ты встретишь кого-нибудь снова.
– Хочется надеяться, но я только что смирилась с мыслью, что это будет не Чарльз.
– Представляю, насколько это ужасно. – Сиси глубоко и тяжко вздохнула. – Со своим первым мужем я прожила пять лет. Когда мы поженились, мне было всего шестнадцать. Я действительно любила его. Понимаешь, это хуже смерти. По крайней мере, если мерзавцы умирают, ты знаешь, что они не разгуливают по миру с кем-нибудь еще.
Рейчел улыбнулась:
– Ты помнишь случай с Розой Джонсон? Она застрелила своего любовника в голову. Это случилось всего в нескольких улицах от нашего дома. Самое смешное, что женщина, которая выступила инициатором сбора средств в пользу фонда защиты преступницы, оказалась любовницей Чарльза. А рассказала об этом Чарльзу я и еще показала ее фотографию в газете после того, как произошло убийство. Господи, какая же я идиотка.
– Не переживай, Рейчел. Никакая ты не идиотка. Ты же не подозреваешь других людей в том, чего не совершаешь сама. Я никогда не подозревала своего бывшего, а он меня надувал. Вот почему я никогда не выйду замуж за Джеймса. Просто буду жить с ним. А если уж зашла речь обо мне, то он знает о моих любовниках. Но мы друг друга не обманываем, ты понимаешь, о чем я говорю. Вот, что, по-моему, самое важное.
Пока они разговаривали по душам, день пролетел. Наступил вечер. Рейчел была рада повидаться с Сарой.
– Я заберу ее сегодня вечером, – лицо Джейн светилось от удовольствия. Так чудесно, что ты поправилась и прекрасно выглядишь.
Рейчел поцеловала ее.
– Джейн, как прекрасно видеть тебя улыбающейся вместо той буки, которая, как я раньше думала, была Джейн.
– Сара? – сказала Джейн. – Чего молчишь? Смелее.
– Мамочка, мне бы хотелось пожить у Джейн, пока ты не выйдешь отсюда и не заберешь меня к себе.
Рейчел посмотрела на Джейн.
– Это случится не раньше, чем через шесть месяцев. Очевидно, мне придется какое-то время относиться к себе с большой осторожностью. Нас всех выписывают отсюда в понедельник утром, как говорят медсестры. Думаю, первый месяц я проведу с Анной. Сегодня вечером собираюсь ей позвонить. Там, где она живет, очень тихое местечко, а Вера, ее мать, – милая и приветливая женщина. Она чем-то напоминает моих тетушек. Кроме того, Анна ожидает ребенка, поэтому я там не помешаю, поскольку ни у одной из женщин нет никакого опыта обращения с младенцем. Затем, скорее всего, я проведу несколько дней по своему усмотрению. Потом, боюсь, придется вплотную заняться делами: поискать дом, обустроить свою новую жизнь. В любом случае, Клэр говорит, что я могу оставаться в ее апартаментах в отеле «Савой», пока не подберу подходящее жилье для себя.
– Делай так, как твоей душе угодно, – засмеялась Джейн. – Все кажется таким интересным. Но не волнуйся. Я позабочусь о Саре. Так здорово для меня подержать у себя еще одного ребенка, не своего, а чужого, поскольку с ним все становится гораздо легче.
– Спасибо, Джейн. Ты так добра.
– Мы, женщины, должны держаться друг за друга. Кто знает? Может, в один прекрасный день и мне придется обратиться к тебе за помощью, хотя с Джерри мне, кажется, повезло. Убери руки от Роберта Редфорда: ты сейчас свободная женщина.
– Джейн, я собиралась попросить тебя об одном одолжении. Не могли бы вы с Сарой собрать всю мою одежду и украшения и положить их в «Вольво». Я не в силах сейчас встречаться с Юлией.
Джейн кивнула.
– Конечно, мы сделаем.
Последние дни Рейчел, проведенные в клинике, были терпимыми и проходили в обычной неторопливой размеренности больничной рутины. Рейчел могла посмеяться с Сиси и поговорить с кем-нибудь из женщин, лежавших в палате. Лиз Гордон, чья кровать находилась в углу, пережила ситуацию, которая сложилась точь-в-точь, как у Рейчел.
– Я не могу бросить его. У меня нет ни денег, ни профессии, – она плакала часами. – Мы были женаты двадцать пять лет. Для церкви он хочет оставаться в браке. Он – церковный служитель и никогда не пропускает службу по воскресеньям. Муж настаивает, чтобы я приняла и смирилась с его отношениями с другой женщиной. – Лиз безнадежно посмотрела на Рейчел. – Что мне делать? Если я уйду, у меня не будет даже крыши над головой.
– Он, по крайней мере, все еще хочет, чтобы ты оставалась в доме.
Маленькая худенькая женщина, сидевшая на кровати, стоявшей рядом с кроватью Сиси сказала:
– А меня выгоняют. Будто я какая-нибудь старая коробка от обуви. Несколько месяцев назад Майклу, моему младшенькому, исполнилось шестнадцать. Не успел Даниел явиться в дом к обеду, как я сразу поняла, что-то не так. Он никогда не приходил обедать домой. А тут что, нашему браку пришел конец? Он сказал, что брак закончился уже давным-давно, но он оставался со мной только ради детей.
– Не верится, – рассмеялась Сиси. – Когда слышишь, что мужчина слишком уж добродетелен, нужно заглянуть к нему под кровать и поискать порок там. Он только и дожидался, чтобы Майклу исполнилось шестнадцать, тогда ты не сможешь по закону предъявить иск. И теперь, если Майкл надумает пойти учиться, твой Даниел ни гроша не заплатит на содержание сына.
Маленькая хрупкая женщина сокрушенно развела руками.
– Не представляю, что нам с Майклом делать. Даниел платит аренду, и дом записан на его имя.
– Нужно поискать хорошего адвоката, голубушка. Вот. Я посоветую к кому обратиться, – сказала Сиси.
Поздно вечером Сиси сидела возле Рейчел.
– Что собираешься делать в понедельник?
– Поеду к подруге в деревню, – ответила Рейчел. – Ее мать, Вера, приедет сюда поездом, а обратно поведет мою «Вольву». Я пока не в состоянии вести машину сама. Сиси, как думаешь, ты вернешься сюда еще раз?
– Нет. – Сиси яростно затрясла головой. – Звучит смешно, но ты за последнее время оказала на меня такое сильное влияние, как никто другой до этого. Я наконец почувствовала в себе силы признаться, что люблю Джеймса, потому что ты оказалась гораздо проницательней и разрушила все мои доводы. – Она смолкла. – Моя любовь к нему вовсе не так отвратительна, как казалось на первый взгляд. Он – не мой отец, и мне не нужны его деньги. Мне нужен он. Ее лицо светилось добротой и нежностью. – Ты такая замечательная женщина, Рейчел. Не теряйся. Наступит день, когда ты полюбишь себя так же, как любят тебя твои друзья и единомышленники Клэр, Джейн и Сара, а также люди, на них похожие. Ты обещаешь не пропадать, ладно?
– Обещаю. – Они поцеловались, пожелав друг другу спокойной ночи.
Понедельник выдался чудесным. Рейчел высунулась на улицу из окна клиники. Вдалеке ей была видна Темза. Солнышко пригревало землю и голые ветви деревьев. Рейчел подставила свое лицо теплому солнечному лучу, нежно прикоснувшемуся к ее коже. Так не хочется уходить, подумала она, и мысль напугала ее. Как же я могу здесь оставаться, пристыдила она себя. В этот свежий февральский денек, не по зимнему теплый, Рейчел ощутила на своем лице порыв прохладного ветерка. Она вдохнула полной грудью. Как-то безопаснее и увереннее чувствуешь себя в палате клиники с центральным отоплением. Внешний мир показался ей чужим и враждебным. Понедельник, подумала она. Дети бы сейчас пошли в школу, а я зашла бы к Джейн на чашечку кофе. Она мысленно представила, как Джейн сидит у себя на кухне с неизменной бутылочкой валиума, стоявшей всегда под рукой. По крайней мере, Сара сейчас находится в безопасности. Вдруг Рейчел снова расплакалась.
– Я не… Я никогда не буду снова в безопасности. На плечо легла чья-то ласковая рука. Рядом стояла сиделка.
– Тебе необязательно уходить сегодня, Рейчел, – сказала она по-матерински.
Рейчел опустила голову.
– Если я не уйду сейчас, то, боюсь, не смогу сделать этого никогда.
Сиделка улыбнулась:
– Клиника кажется тебе убежищем, где ты чувствуешь себя в безопасности. А свое убежище ты потеряла, так? – Рейчел кивнула. Слезы хлынули из глаз с новой силой и побежали по щекам еще быстрее. – Позволь мне кое-что рассказать тебе. Я говорю это женщинам, которые потеряли своих мужчин, дома, а иногда даже – детей. Причина того, что ты очутилась в конце концов здесь, кроется в том, что ты вкладывала понятие своего безопасного места в образ своего супруга. Я верно говорю? Теперь тебе придется начинать все с самого начала. Рейчел, единственное безопасное место, которое тебе всегда пригодится и придет на помощь в трудную минуту, это то, которое ты создашь внутри себя.
– Я знаю об этом. – Рейчел вдруг вспомнила разговор, который состоялся много лет тому назад с тетей Беа. Теперь она словно снова слышала ее голос.
– Моя тетя предупреждала меня об этом. Вы знаете, она говорила, что мне всегда нужно хранить частичку себя отдельно.
– Она знала твоего мужа?
– Да.
– Ну, возможно, она лучше разбиралась в мужчинах такого сорта и оказалась гораздо проницательнее тебя. Если выходишь замуж за нарцисса, всегда окажешься у разбитого корыта и с израненной душой.
– Но как узнаешь? Чарльз казался таким любящим и добрым.
Сиделка пристально взглянула на Рейчел.
– Я пришла к такому выводу, прочитав историю твоей болезни. Все сердце кровью обливается за тебя, Рейчел. Со мной приключилась та же история. Мой первый муж оказался нарциссом и заядлым игроком. У меня ушли годы на то, чтобы убедиться в этом. Горе было ужасным, но вскоре я поняла, что самые крепкие узы связывают его с матерью. Он все делал под ее дудку, ублажая ее самолюбие и теша ее собственнический инстинкт. А я была только козлом отпущения. – Рассказчица сделала паузу, и Рейчел показалось, будто она видит все страдания, превратившиеся в морщины, избороздившие лицо сиделки. – Знаешь, я иногда думаю о женщинах, попадающих сюда как подраненные птички. Они снова и снова бросались на каменную стену, пока, в конце концов, не упали, истекая кровью и отдав последние силенки борьбе с глухой стеной. Многие из них усердно пытаются уцепиться за осколки их прежних отношений со своими мужчинами. Я вижу их здесь в первый раз, потом – во второй, в третий, а затем они обычно попадают из нашего отделения в руки психиатров, главным образом, мужчин, причем, как правило, женоненавистников.
– Могу себе представить. Мой семейный доктор как раз относится к этому типу. Вы знаете доктора Бернса? – Сиделка кивнула. – Вы знали, что он несколько раз отправлял меня в местный вендиспансер, так как, по его словам, я подцепила какую-то инфекцию. В одном случае – неспецифический уретрит, в другом – выделения. Он все время знал, что источником заражения был Чарльз.
Рейчел сцепилась с доктором Бернсом во время его последнего посещения клиники всего два дня тому назад, в субботу утром. Он поправил галстук своими холеными наманикюренными руками.
– Гм, Рейчел, дорогая, это вопрос профессиональной этики. Я не могу раскрывать информацию, даваемую моими пациентами. В этом случае нарушается профессиональная тайна.
– Только скажите мне, что это были за выделения? – Доктор Бернс взглянул на свои аккуратные ногти. – Я имею полное право знать об этом. В конце концов, мои собственные инфекционные заболевания не представляют секретную информацию, так?
– Но почему бы нам с вами не замять этот разговор? Разговор на столь неприятную тему не сулит вам ничего хорошего. Нам же нужно стремиться к тому, чтобы вы чувствовали себя как можно лучше. Маленькие каникулы, а затем – снова возвращение к счастливому семейству.
– Я не собираюсь возвращаться, поэтому вы вправе рассказать мне все, как есть.
Доктор Бернс прокашлялся.
– Именно в тот раз была гонорея.
– Гонорея? – Рейчел стало противно за себя саму, а еще больше за Чарльза. Она сказала сухо и натянуто: – Считаю вас самым аморальным типом из всех, кого мне когда-нибудь доводилось встречать, доктор Бернс. Не желаю больше иметь с вами ничего общего. Никогда и ни за что на свете. Уходите.
Доктор Бернс торопливо вышел. «Еще одна истеричка», – подумал он про себя.
Значит, в вендиспансере тоже лгали, отметила для себя Рейчел, как только доктор Бернс ушел, и она вспомнила улыбчивое лицо доктора из вендиспансера.
– Обычная инфекционная палочка. Беспокоиться не о чем, – успокоил ее доктор, когда она лежала на гинекологическом кресле, задрав ноги на широко расставленные перекладины, и думала, как же все-таки непристойно лежать одетой в такой позе. Одна часть выглядит абсолютно прилично, а другая – выставлена на обозрение всему миру. Молоденькие студенты входили за матерчатую ширму и выходили, обогатив себя практическим опытом распознавания еще одного инфекционного заболевания.
От одного только воспоминания ее бросило в жар. Сиделка ласково провела рукой по волосам Рейчел.
– Боюсь, такое частенько случается. Если встает вопрос, нужно ли посвящать женщину в тайну заражения ее партнера, то всегда склоняются к тому, чтобы защитить их взаимоотношения.
– Вы имеете в виду мужчину, – с горечью поправила Рейчел.
– Боюсь, что именно так, но все меняется. Развелось столько врачей-женщин. Много лет назад, еще задолго до того, как началась кампания в защиту женских прав, мы с несколькими подругами, тоже медсестрами, обязались работать в местах, где женщины являются наиболее незащищенными от посягательств докторов мужского пола. Некоторые из нас пошли в психиатрические клиники, другие – в родильные дома. К великому сожалению, с тех пор все сводится только к политике, а женское движение наносит стране только непоправимый вред, вместо реальных и конкретных добрых дел.
– Я очень хорошо вас понимаю, так как моя подруга Анна прошла через стадию, когда она, примкнув к женскому движению, возненавидела мужчин…
Сиделка с сожалением покачала головой.
– От одной ненависти ничего не изменится.
– Остается только надеяться, что мне повезет, и я встречу мужчину, который меня не предаст.
– Не волнуйся, ласточка. Все вполне возможно. Я нашла своего мужчину всего несколько лет назад. Мы очень счастливы вместе. – Матрона засмущалась, и щеки ее постепенно заалели.
У Рейчел мгновенной радостью вспыхнуло все лицо. Это так замечательно. Для меня это самая приятная новость, которую я услышала за бесконечно долгий период времени. Даже в том случае, если он – единственный, уцелевший в стране динозавров, одного только факта, что он существует, уже для меня достаточно. Сама я пока не готова для отношений с мужчиной… если вообще это когда-нибудь произойдет. Но мне нужно мечтать. Спасибо вам. Как только я узнаю, что хотя бы одна женщина счастлива в отношениях с мужчиной, так появляется слабенькая надежда еще для кого-нибудь.
– Помни, – улыбнулась сиделка. – Я тут всегда, Рейчел. Если захочешь поговорить со мной, просто позвони. Иногда тебе будет очень грустно, ты будешь подавлена. Но всегда помни, что в жизни есть не только печальные дни, столько же ждет впереди и радостных дней.
– Обязательно буду помнить, спасибо. Мне пора собираться. – Рейчел вдруг заметила, что вприпрыжку мчится по коридору. Я этого не делала с тех пор, как была маленькой.
– Слышишь, Сиси, ты знаешь, что наша сиделка очень счастлива со своим мужчиной. Я разговаривала с ней, и у нее был такой ликующий вид, когда она поделилась со мной своей радостью.
– Да, она рассказывала мне о нем. Он на двадцать девять лет моложе ее.
– Не может быть! – Рейчел на минуту задумалась. – Тебе это помогло в твоей душевной борьбе с возрастом Джеймса?
– Она заставила меня почувствовать, насколько Джеймс беззащитен. Я всегда исходила только из своих нужд и эмоций, типа того, что он умрет и оставит меня. Но никогда не задумывалась над тем, как же его волнует, что я могу найти его таким-сяким, разэдаким, просто отталкивающим или еще каким-нибудь в этом роде.
В палату вошел Джеймс в сопровождении своего шофера. Сиси вскочила и радостно бросилась ему навстречу. Рейчел смотрела на Джеймса.
– Дорогой, – Сиси взяла Рейчел под руку, – это Рейчел Хантер. Она пообещала, что не забудет меня и позвонит как-нибудь.
Джеймс улыбнулся Рейчел. Какие замечательные глаза, отметила про себя Рейчел. Он был небольшого роста, хорошо сложен.
– Это было бы просто замечательно, Рейчел. Сиси так нужны хорошие подруги. А я чуточку староват для нее, чтобы составлять ей компанию для ночных клубов, однако не хочу держать в клетке мою маленькую вольную птичку.
– Приятно слышать, что вы позволяете ей летать на свободе. «По крайней мере, хоть одна из птичек, о которых говорила сиделка, не окончит свой век покалеченной», – подумала Рейчел про себя.
Джеймс тут же стал серьезным.
– Всегда очень трудно, когда отношения столь необычны. Я так переживаю за тебя, Сиси, когда ты попадаешь сюда.
Сиси взяла его за руку.
– Больше я сюда не попаду, Джеймс. Просто буду заходить иногда проведать сиделку. Благодаря ей я не унываю и не опустила крылышки. Еще я преодолела нашу возрастную разницу и могу теперь любить тебя, без оглядки на чье-либо мнение.
Шофер вспыхнул и начал переминаться с ноги на ногу.
– Я заберу чемоданы.
Никто не услышал его. Джеймс и Сиси смотрели друг на друга с такой любовью, что Рейчел почувствовала повеявшее от них тепло. «Когда-нибудь…»– подумала Рейчел.
Вера Комптон улучила момент и вошла в комнату.
– А вот и я, Рейчел. Ты готова?
Рейчел с распростертыми руками бросилась Вере на шею.
– Как здорово, что ты приехала, я так рада тебя видеть. Пошли. Умираю от нетерпения, как мне хочется увидеться с Анной. До свидания, Сиси. До свидания, Джеймс. – Обязательно позвоню Сиси, как только снова вернусь в Лондон, – пообещала она себе.
Рейчел покидала клинику со странным чувством, к которому подготовилась заранее. Она тщательно все обдумала и предусмотрела. На прощание доктор Прингл сказал: «Помни, мы всегда здесь». Пока ехали в Шернборн, Рейчел молчала. Вера никогда не отличалась болтливостью, но водителем она была отменным. И самое лучшее качество Веры, которое для Рейчел стало просто целительным бальзамом, состояло в том, что Вера являла собой живую связь Рейчел с тетушками Беа и Эмили.
Жаль, что с Чарльзом все обошлось столь печально. Понимаю, как тебе сейчас нелегко, – рассуждала Вера. – Наверное, мне следовало бы тебе и раньше об этом сказать, но вряд ли от этого что-нибудь изменилось. Твоя тетушка Беа очень волновалась из-за Чарльза тогда. Она сразу же невзлюбила его мать.
Рейчел невольно рассмеялась:
– Могу держать пари, что тетя Беа сказала что-нибудь, типа «Помешана на тюлевых занавесках и копченой рыбе».
– Да. В самом деле так. Что-то наподобие этого. Тетя Беа отлично разбиралась в людях и давала им весьма точную оценку. – Вера вела машину очень внимательно и осторожно. – Как жаль, тетушек уж нет в живых… а тебе их так не хватает.
Рейчел удрученно покачала головой.
– У меня тоже возникала такая мысль, но теперь я понимаю, что если бы тетушки оставались по-прежнему живы, я бы вернулась к ним, не задумываясь, и больше бы никогда не покидала их уютный мирок. Анна нуждается сейчас в вашей помощи, потому что скоро появится ребенок, о котором надо будет заботиться. Кроме того, ваши отношения уже переросли в своего рода товарищеские. А я и не переставала быть ребенком, даже обзаведясь собственной семьей. Анна всегда была тверже, решительнее, быстрее приспосабливалась к жестким законам внешнего мира. А мне это всегда удавалось с большим трудом. Но во все времена вы со своими лошадьми и собачьими будками оставались частью этого большого мира. Вера рассмеялась:
– На самом-то деле этот мир вовсе не естественная среда обитания человека. Я часто задаюсь вопросом, а что, если я собственноручно лишила Анну всех шансов вести нормальную жизнь.
Рейчел на минуту задумалась.
– Не думаю, что это именно так, Вера. Анна есть Анна. Я всегда принимала ее такой, какая она была. Вспомни, сколько лет она оставалась лошадкой. Рейчел весело засмеялась. – Мы-то все притворялись, но для Анны это было по-настоящему. Спасибо, что приехали забрать меня. Я бесконечно благодарна. Ведь у Анны уже срок подошел рожать.
– Более того, она перехаживает, но я не устояла перед соблазном повести машину. – Вера вздохнула: – Не так уж мне много лет осталось жить на белом свете. Я – один из старейших водителей в нашем районе. – Древность. Не могу больше объезжать и тренировать лошадей, поэтому взялась за машины.
Вера включила в машине музыку. Зазвучало трио «Архидюк». Рейчел откинула кресло назад, устроившись поудобнее в машине.
– Это одна из самых любимых моих мелодий. – Музыка и дорога вскоре убаюкали Рейчел.
Анна дожидалась их приезда у парадного. Она посмотрела на побледневшее лицо подруги.
– По крайней мере, ты немножко поправилась, Рейчел, – пошутила она.
– А уж ты как поправилась! Там что у тебя слон? – Рейчел нежно похлопала Анну по животу.
Анна направилась прямиком на кухню. – Вы, наверное, очень устали, да, мам? Такое длинное путешествие.
Вера улыбнулась:
– Я хорошо выспалась в Вейнвартсе. Тебе передает привет Дженни, Анна. Переезд занял у нас только шесть часов. Движения было не очень много.
– От меня никакого проку не было: всю дорогу спала, как сурок. – Рейчел присела к кухонному столу.
– Анна, когда у тебя срок?
– Не знаю, – пожала плечами Анна. – Они все время ставят мне разные сроки. Сначала сказали, что я перенашиваю ребенка, теперь говорят, что сами ошиблись в сроках. Больницы! Если бы я была чуточку помоложе, я бы родила ребенка дома, но, полагаю, рисковать не стоит.
– Разумеется, Анна. – Вера хлопотала вокруг стула Анны.
– Ладно тебе, мам. Уж не собираешься ли ты водрузить меня на стол, – засмеялась Анна.
– Меня так и подмывает закричать: «Быстрее! Кипяток! Подайте нитку!»
– Ты ведь пойдешь со мной, правда, Рейчел? Мама останется здесь. В больнице уж знают, что надо делать.
Рейчел кивнула.
– Конечно, пойду, Анна.
После ужина Вера пожелала всем спокойной ночи и отправилась спать. Анна и Рейчел мыли посуду.
– Пошли посидим в гостиной. Ноги отекли – нужно положить их повыше и отдохнуть. – Анна захватила бутылку вина из кладовки. – Детеныш поикает немножко, но мне вино пойдет на пользу.
– Ты помнишь времена, когда ты могла выпить только чуточку пива? – спросила Рейчел. – А на меня ты ужасалась и говорила, что у меня буржуазный стиль жизни. А теперь ты… вяжешь. Ах, Анна, я думала такой день никогда не наступит.
Анна подобрала маленькую беленькую кофточку.
– Знаю, но у меня ушла уйма времени на то, чтобы понять, что для феминистки вполне нормально делать все, что ей нравится. Вот почему я это делаю, а вовсе не тем, чем я занята. Вязание очень успокаивает. Подумать только, – она усмехнулась, – ты помнишь, как я писала во все женские журналы и поливала их грязью за то, что они печатают узоры для вязания. – Она самодовольно усмехнулась. – Кстати, этот рисунок из женского журнала.
– Ты всегда, если уж занималась чем-то, то ударялась в крайности, а я стояла в сторонке и наблюдала, как ты идешь напролом.
– Таким образом ты не получила столько тумаков и шишек. – Анна посмотрела на Рейчел.
– Естественно, – согласилась Рейчел. – Но они все равно рано или поздно обрушиваются на голову. Возможно, если бы я была посмелее раньше, – я имею в виду других людей и взаимоотношения с ними – со мной не произошло бы этого срыва.
– Рейчел, – голос Анны был решительным. – Ничего бы не изменилось, кроме, скорее всего, того, что ты поняла бы, каким дерьмом был Чарльз с самого начала. Я это поняла.
– Знаю. Ты всегда недолюбливала его.
– Не только недолюбливала. Я его ненавидела, Рейчел.
– В самом деле? Даже так?
– Такие мужчины, как Чарльз, превращали моих подруг в истеричек. Многие из них были травмированы настолько, что могли только вопить от боли. Вот почему мне пришлось уехать из Лондона. Все вопли и плачи превращались в такую всеобщую ненависть к мужскому полу, что мне стало необходимо уехать и взвесить все самой. Самое ужасное, все чарльзы этого мира получают истинное удовольствие дать женщине зуботычину.
Рейчел кивнула.
– Ты знала про Антею? Анна немного смутилась.
– Да, знала, только потому что я была одной из активных сторонниц фонда защиты Розы Джонсон. Ты была для нее навязчивой идеей, которую ей во что бы то ни стало надо было претворить в жизнь.
– Так значит, Чарльз говорил ей обо мне. Анна кивнула.
– Это было частью игры. Я уверена, что, если бы ты встретила Чарльза сейчас, то он бы стонал, что изнывает от Антеи.
– Несколько недель назад я бы тебе ни за что не поверила, но, побывав в клинике, несмотря на то, что все мы были одурманены снотворным, я запомнила достаточно разговоров, чтобы у меня сложилась жуткая картина происходящего сегодня вокруг нас. Знаешь, – Рейчел сделала паузу, – я сделала вывод, насколько же унизительно вдруг обнаружить, как то, что считала уникальным способом общения, оказалось ни больше, ни меньше, как эпизод любовных похождений мужчины. Чарльз тайком у меня за спиной таскался по всему миру, трахался, потом нагло врал мне и вдобавок ко всему еще получал удовольствие от этого. На самом деле, если поразмыслить хорошенько, очень сомневаюсь, что он получал наслаждение от интимных отношений с женщинами. Думаю, что он больше всего упивался моментом, когда какая-нибудь дуреха говорила ему фатальные слова «Я люблю тебя». Тогда он тратил остальное время на то, чтобы хорошенько ей насолить. Как только можно быть таким жестоким? Мне иногда даже становится жаль Антею. Кстати, а что случилось с Розой?
– Ты все время была то без сознания, то на лекарствах, когда разворачивались все события этой драмы. – Анна поморщилась и вздохнула. – Бригада ярых участниц движения свела все наши усилия насмарку. Мы умоляли их не организовывать демонстраций. Но они настаивали, что дело не в Розе, а в причине. Судья пытался попасть в Олд Бейли, а они пикетировали его на улице и изводили присяжных. К концу третьего дня терпение у присяжных лопнуло. Они вынесли решение, что Роза является расчетливой экстремисткой, как улюлюкающая толпа у здания суда. Разве мог судья по-доброму отнестись к лозунгам, на которых было написано: «Все мужчины – насильники» или «Все мужчины – развратники». По-моему, ясно, что он скажет после этого в своей заключительной речи. Можешь представить, верно? – Рейчел кивнула. – Так или иначе, но присяжные признали ее виновной в совершении тяжкого преднамеренного убийства, и судья вынес приговор о пожизненном заключении.
– Вы подали апелляцию?
– Мы думали об этом, но с таким сборищем кто может поручиться, что не повторится подобное представление? Они никак не упустят шанса продемонстрировать еще разок свои лозунги. Все равно Роза спятила после суда. Обвинение зачитало письмо, которое она оставила Антее незадолго перед тем, как убить Стефана. Там был такой маниакальный бред. На самом деле она умоляла нас оставить ее в покое. Она говорит, что тюрьма Холлоуэй – великое совершенство реальной жизни.
– Ты шутишь.
– Да, нет же. Довольно странно, она говорит, что война между мужчинами и женщинами приняла столь внушительный размах и настолько ужасна, что ей нравится покой и тишина Холлоуэйя, потому что там ей не нужно сражаться с мужчинами.
– Могу представить. – Рейчел налила себе еще один стакан вина. Анна сидела на полу, привалившись спиной к обитому ситцем дивану. Рейчел смотрела на знакомые стены, увешанные картинами с изображением беговых лошадей и гончих. – Почему ты не рассказала мне про Антею?
Анна нахмурилась:
– Я давно еще думала тебе об этом рассказать, но потом поняла, что этим я сделаю то, что всегда делала для тебя: я буду предопределять твою жизнь. Я рассказала бы тебе, чем занимался Чарльз, а потом бы ты сама занялась этим. – Анна покачала головой. – Поверь мне. Гораздо тяжелее сидеть в стороне и ждать, пока он сам все расскажет тебе. Я знала, что ему придется тебе все рассказать, потому что Антея только и каркала об этом, поэтому ждать было бы недолго. Я действительно боялась, что, если вдруг расскажу тебе, ты можешь простить его и вернешься. Случившееся, я имею в виду, что он был вынужден сам во всем признаться, думаю, оказалось тяжелее для тебя, но в этом случае тебе самой пришлось принимать решение.
– Ты была абсолютно права. Видишь ли, может показаться довольно смешным, но одна фраза запала мне в память. Он сказал, что любит только меня, остальные женщины – пустышки. В то время я не очень задумывалась над смыслом этой фразы, но сейчас, по прошествии времени, поняла, что, если он так легко списывает всех этих женщин, для меня тоже остается мало надежды, в любом случае. Смешно, но, когда вижу в газетах фотографии крикливо-привлекательных обольстительниц, я смущаюсь.
Какая-то часть меня абсолютно ненавидит то, что они делают с большей половиной прекрасного пола, отпугивая огромное количество женщин. Но существует и такая частичка души, которая теперь понимает их боль и совершенно невольно примыкает к их движению под сенью их знамен. Мой лозунг: «Все мужчины – мерзавцы».
Анна заворчала. Она положила руку на живот.
– Ой, мой живот, так жмет.
Рейчел, свернувшись клубочком, сидела на диване. Услышав стоны Анны, она протянула руку и прикоснулась к ее животу.
– Здорово, там прямо футболист.
– Девочки тоже играют в футбол, – возразила Анна и вернулась к своей излюбленной теме. Если бы у меня сейчас было знамя, то я бы на нем начертала что-нибудь оптимистическое, типа: «Любите людей!»
Рейчел ухмыльнулась:
– Мы с тобой поменялись ролями, Анна. Обычно ты у нас выступаешь против мужчин.
Анна пожала плечами.
– Я прошла в жизни огонь, воду и медные трубы, а обрела покой сейчас только в себе. Если быть абсолютно откровенной, то мне пришлось столкнуться с фактом, что я не могу больше направо и напева костерить всех мужчин подряд за их грехи, скопище грехов, когда существуют и такие женщины, как Юлия, настраивающие своих сыновей против всего мира.
– Если ты считаешь Юлию ужасной, то тебе стоило бы познакомиться с мамочкой Майкла.
– Нет, уж, спасибо. Я не собираюсь терять свое драгоценное время даже на то, чтобы думать о них. Я хочу быть похожей на свою мать, которая в свои восемьдесят лет все еще может ориентироваться на дороге и организовывать фермерские хозяйства. Она просто потрясающа! Редко встретишь экземпляр такой породы.
– Полагаю, женщины, типа моих тетушек, обладают такой независимостью потому, что им долгие годы приходилось обходиться без мужчин вообще. Они все исчезли за время двух мировых войн. Поэтому, в самом деле, стоит задуматься, они были маленькими девочками во время первой мировой войны, когда женщинам приходилось бросать дома, чтобы управлять страной. И они были молодыми женщинами в самом расцвете сил, когда это повторилось вновь.
– Возможно, нам стоит обзавестись бомбой избирательного действия, которая сметет с лица земли только мужчин на большой территории, чтобы женщины обрели силы и научились отвечать за свои поступки. За это время мы научились бы вегетативному размножению, чтобы человеческая раса продолжала свою эволюцию. Затем через несколько сотен лет мужчин можно было бы вновь запустить в мир. – Анна выпрямилась. – Учти, – прибавила она, – мужчинам бы хватило только взглянуть одним глазом, испугаться и отказаться возвращаться в этот мир.
Рейчел улыбнулась:
– В данный момент мне абсолютно все равно. Кажется, что после стольких лет, пока я переживала свои проблемы, все мои друзья, на которых я могла бы положиться в беде, были всегда женщинами. В особенности ты, Анна. Могу объяснить, как я ущербно себя чувствовала. Все равно что не хватало одной половины моего тела. Я никогда не понимала до конца, что быть парой означает делать все вдвоем. Я часто ловила себя на мысли, что хочу рассказать об этом Чарльзу, или хочу поинтересоваться, что бы он хотел получить на ужин. Дни еще можно было бы вытерпеть, но вот ночи. Ночи просто ужасны.
Анна положила ладонь на колено Рейчел.
– О Боже, Рейчел. В плохих взаимоотношениях отражается частичка вселенской боли. Могу только успокоить тебя, что все меняется к лучшему. Если ты скрежещешь зубами, но отказываешься от валиума, значит, дела идут лучше. Ты принимаешь лекарство? – Рейчел кивнула. – Если ты не можешь обойтись без пилюль, это только затягивает процесс. Боль притупляется. Чтобы ты ни предпринимала, ты не можешь с ней справиться. Я привыкла сравнивать это с лошадью, бегущей по арене цирка. Там поднимают огромный горящий круг, и бедное животное прыгнет в него. Только мне пришлось прыгнуть и застрять посередине, в самом пекле. – Она покачала головой.
– Но я отдаю себе отчет в том, что привыкаю делать это. Снова и снова. Женщина за женщиной. Надеюсь, ты не будешь этого делать.
– Я не смогла бы… я не смогла бы заставить себя перешагнуть через это вновь.
– Хорошо. Просто не стоит. Если можно отыскать хорошие взаимоотношения, я была бы более, чем счастлива, но до этого компромисс обходится мне слишком дорого.
– Я очень много думала о себе, Анна. Ты когда-нибудь допускала возможность взаимоотношений с мужчиной?
– Не знаю. Мне привычнее думать о людях, как о людях вообще, а не подразделять их на мужчин и женщин.
– Боже мой, Анна, уже почти три часа ночи. Тебе следовало бы давно лечь спать. – Рейчел помогла Анне встать на ноги. – Пошли. Силы тебе еще, ой как пригодятся. Впереди очень трудное время.
Первая неделя прошла без особо выдающихся событий. Рейчел лежала в маленькой комнате для гостей, чувствуя себя абсолютно сбитой с толку. Одно дело быть в семье гостьей, которой есть куда вернуться, но совсем другое, когда ты становишься бездомной гостьей. Иногда она шла на кухню, чтобы приготовить себе чашечку кофе и замирала в полном недоумении. Бывали моменты, когда она переносилась в свою собственную кухню, где всегда под рукой находился красный кофейник. На подоконнике стояли ее кактусы с блестящими зелеными листьями, жадно ловившими солнечные лучи, устремлявшиеся светлым потоком в окно. Резко картина обрывалась, и она обнаруживала, что стоит возле белой кухонной плиты Веры, схватившись за старый чайник. Слезы застилали лицо Рейчел.
Анна была для нее скалой, к которой она все время причаливала в своем бурном плавании по морю чувств и страданий. Ей ни разу не пришлось оправдываться, и Анна никогда не упрекала ее просьбой держать себя в руках. Рейчел возила Анну на машине по всему Шерборну, потому что у Анны был слишком большой живот, чтобы самой сесть за руль. В самый первый день, когда они приехали на местный рынок, Рейчел потеряла Анну из виду и очутилась в самой гуще толпы двигавшихся во все стороны существ, которые и на людей-то были не похожи, так, какие-то смутные очертания человеческих фигур. Она начала кричать до тех пор, пока не почувствовала руки Анны и не увидела ее встревоженное лицо.
– Не знаю, что поделать с собой, Анна. – Она потихоньку и очень осторожно ехала домой.
– Возможно, ты не сознаешь, Рейчел, но с каждым днем тебе будет становиться все лучше и лучше.
– Надеюсь, я совершаю правильный поступок. Иногда меня мучает мысль: а может, стоит вернуться ради детей? Имею ли я право пренебречь своим браком, после того, как произвела в нем на свет двоих детей?
– Ты думаешь, если вернешься, что-нибудь изменится к лучшему?
– Нет. Я интуитивно чувствую, что ничего не будет абсолютно так же, как было у нас с Чарльзом прежде. У нас даже идеалы совершенно разные.
– Ну, тогда прекрати терзать себя мыслями о возвращении назад, подумай лучше о будущем.
Они прибыли домой, когда пришла вторая почта. Пришло письмо от Муни, адресованное Рейчел.
«Руфь написала мне несколько дней тому назад и сообщила, что ты ушла от Чарльза».
Уж тут не обошлось без Юлии, которая вывернула все наизнанку и преподнесла историю совершенно в другом свете, подумала Рейчел с раздражением.
«Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы понимать, насколько окончательное и бесповоротное решение вынесено с твоей стороны, поскольку ты очень серьезно относилась к своим брачным обязанностям и клятвам. Также я понимаю, что Чарльз был очень несчастным и растерянным человеком в последнее время, когда мы были вместе на похоронах Уильяма. Иногда, когда все вокруг кажется серым и тусклым, так приятно сделать кому-то подарок. Как ты отнесешься к тому, чтобы осчастливить своего старого друга приездом в Нью-Йорк? Я имею уютную квартирку в деревушке Гринвич. У меня сейчас идет седьмой год службы в храме, который я освободил себе для написания книги, поэтому есть уйма свободного времени. Пожалуйста, подумай серьезно над моим приглашением.
С любовью, Муня».
– Анна, это письмо от Муни. Он хочет, чтобы я приехала в Нью-Йорк. Ты помнишь его? Он – старый школьный приятель Чарльза по Бридпорту. Он стал раввином и живет, в основном, в Америке.
– Нет, я его не знаю, но думаю, это отличная мысль. Как только ты почувствуешь себя достаточно сильной в эмоциональном плане, чтобы пуститься в столь длинное путешествие, тебе бы следовало поехать.
Рейчел обрадовалась. Было бы так чудесно увидеться с милым, нежным Муней снова, подумала она.
В этот вечер у Анны начались схватки. Роды были долгими и тяжелыми. Вера и Рейчел по очереди дежурили в родовой палате. В конце концов доктор решил тащить младенца щипцами.
– Отцепись, – сказала Анна. – Не смей прикасаться к моему ребенку этими железками.
Доктор посмотрел на Анну.
– Я только спасаю вашего младенца от возможных осложнений, – сухо сказал он.
Анна разразилась такой бранью, что доктор вышел из палаты.
– Правильно, – одобрительно сказала акушерка. – Он только хотел выполнить свой долг. Ты ведешь себя замечательно, Анна.
В последние моменты родов, перед самым появлением ребенка на свет, Вера держала Анну за руки, а Рейчел придерживала голову роженицы.
– Давай! Тужься! – кричала Рейчел. Вера была вне себя от восторга.
– Мы побеждаем, родная! Мы стоим у истока прибавления в нашем доме. Ставлю два к одному, что это мальчик! – И вдруг он появился.
– Анна, мальчик!
Анна откинулась совершенно измученная.
– Он целый?
– Он замечательный. Ой, Анна, посмотри, какие у него крупные ножки!
Анна улыбнулась Рейчел, когда та взяла младенца у акушерки и приложила его к животу Анны. Младенец тут же потянулся к ее соску. Анна приподнялась на одной руке и положила его возле себя на столе. Она и смеялась, и плакала одновременно.
– Он великолепен, мама, посмотри только на его реснички. – Она покачала головой. – Какая несправедливость. Мальчикам всегда достаются такие длинные ресницы, правда, Рейчел?
– Да. – Она вспомнила, как смотрела на Доминика, когда ему было всего несколько часов от роду. По крайней мере, у этого малыша не будет такой слабовольной мамы, как я, и такой властной бабушки, как Юлия, подумала она.
– Трудно сказать пока, будет ли он твердо держаться в седле, чтобы стать прекрасным наездником, правда?
– Мамочка, дай ему шанс.
– О, конечно. – Вера одарила каждого лучистым взором.
– Пора домой, – в дверях показалась голова акушерки.
Рейчел отвезла Веру домой.
– Сегодня самый счастливый день в моей жизни. – Вера робко посмотрела на Рейчел. – Я не из тех, кто выставляет напоказ свои эмоции. Меня воспитывали, что это непозволительно, однако должна сказать, что в Анне сосредоточено все, что я бы хотела видеть в своей дочери. Знаю, может показаться странным для такой старомодной женщины, как я, но, несмотря на ее бунтарские замашки, она чудесная, отзывчивая, любящая женщина, и я чувствую себя счастливой, что живу возле нее.
– Вы обе просто прелесть. – Рейчел протянула Вере руку. – Если с тобой что-нибудь случится, знай, что об Анне я позабочусь.
Вера замолкла на какое-то мгновение.
– Спасибо, Рейчел, ты – очень чувствительная женщина. Это как раз то, о чем я собиралась тебя попросить.
Удержать Анну в больнице оказалось невозможно. Пока Рейчел ездила по городу и делала кое-какие покупки для Веры, Анна собрала свои вещи и приготовилась уйти из больницы. Рейчел рассчитывала только навестить Анну, однако, приехав в больницу, услышала, как Анна тут же грозно сказала:
– Проклятый концентрационный лагерь. Пошли, Рейчел. Забери меня отсюда. – В одной руке она держала завернутого младенца. – Я забрала только свою одежду, – обратилась она к старшей медсестре тоном, не терпящим возражений. – Она была у меня с собой, поскольку я заранее знала, что вы уж никак не обойдетесь без того, чтобы не превратить жизнь любому, сюда попавшему, в ад. – Она многозначительно посмотрела на другую медсестру, которая решительно загородила Анне дорогу, встав в дверях.
– Вы не можете уйти, госпожа Комптон. – Старшая сестра тоже встала в дверях.
Анна отодвинула ее в сторону.
– Барышня Комптон, во-первых, а во-вторых, я ухожу прямо сейчас, – зарычала Анна.
– Ваш младенец умрет. Анна повернулась к ней.
– Что? Да он умрет здесь, со всеми вашими дурацкими режимами. Возите его на тележках туда-сюда… держите в комнате, набитой другими орущими во все горло младенцами. Отчего это он, по-вашему, умрет. Изъясняйтесь конкретнее.
– Гипотермия, – брызгая слюной, зашипела сестра.
– А вы слышали когда-нибудь о центральном отоплении, сестрица?
У медсестры был совершенно растерянный вид. Анна гордо направилась в коридор, за ней следом – Рейчел.
– Вам нужно дождаться доктора, – воскликнула сестра.
– Пошел он, твой доктор… – заорала Анна. – Через несколько минут они уже сидели в машине. Анна широко улыбнулась Рейчел. – Получилось совсем как внезапная высадка десанта, – сказала она, довольная своими решительными действиями.
Рейчел немножко запыхалась.
– Анна, тебе бы надо немножко полегче с ними. Анна презрительно фыркнула.
– С шести до десяти часов утра, пока я находилась в этом курятнике, мне пришлось выслушивать, как мои соседки по палате только и говорили о своих морозильниках на кухне. Потом они перешли к обсуждению, какими пеленками лучше всего пользоваться. После этого начались бесконечные дебаты на тему сухого молока, перешедшие в соревнование по бахвальству, чей муж имеет самую лучшую машину. Я думала, что свихнусь. Затем мне пришлось облазить весь этаж, прежде чем я отыскала своего малыша. Какая-то идиотка-медсестра отвезла его посреди ночи невесть куда. Когда я обнаружила его, он орал благим матом, и был весь в слезах. Бедное мое дитя. Но те женщины, Боже мой, было такое ощущение, что меня заперли в сумасшедший дом.
– Как-то раз и я была одной из таких сумасшедших, Анна.
– Это в самом деле так ужасно? Рейчел утвердительно кивнула.
– Если ты живешь в мире ползунков и маленьких детей с мужем, которого, как правило, нет дома, твой мир сужается и сужается до тех пор, пока ты не почувствуешь себя способной говорить только о кухонной раковине и ни о чем больше. Может, и не у всех так, но у меня случилось именно так.
– Слава Богу, что у меня есть выбор не быть уважаемым членом общества. Возможно, существуют многочисленные фракции и комитеты, чтобы в будущем оградить таких людей, как я, от рождения детей, но, по крайней мере, у этого малыша не будет бешеной мамаши, впивающейся от скуки в него своими зубами и сосущей его жизненные соки, что придаст ей достаточное количество энергии, позволяющей измерить габариты своего холодильника.
Рейчел рассмеялась:
– Ты преувеличиваешь, Анна. Но, да, твоему малышу повезло. Дому приходилось тяжко: он вынужден был метаться между вредоносным баловством Юлии и моим образом жизни, одурманенным валиумом. Если бы я начала все с самого начала, то никогда бы не стала жить в доме только с мужчиной.
Ни за что в тот период, когда ты растишь детей. Именно тогда тебе больше всего нужно общение с людьми.
Анна крепко прижала младенца к своей груди.
– Крошечка ты моя, – тихонько пробормотала она себе под нос.
– Привет, милая, – сказала Вера, ничуть не возмутившись их неожиданным появлением.
Анна засмеялась:
– Ты догадывалась.
Рейчел взглянула на кухонный стол. Вера накрыла стол на троих. Анна покачала головой.
– Ты непредсказуема, мама. Давайте подумаем, как нам назвать крошку. У меня уже было приготовлено имя для девочки. Я собиралась назвать ее Джоанна, но совсем не пыталась придумать имя для мальчика. А получилось все довольно глупо. Однако, чему быть, того не миновать, поэтому нет абсолютно никакой разницы.
Весь обед они втроем подбирали имя.
– Как вам нравится Жиль? – предложила Вера.
– Нет, – отклонила Анна. – Слишком уж на французский лад.
Наконец Вера сказала:
– А что, если Сэм?
– То, что надо! – обрадовалась Анна. – Просто Сэм. Пойду принесу его. Слышу, как он уже заливается оттуда.
Медленно Рейчел выздоравливала и восстанавливала душевное равновесие. Некоторые дни она умудрялась провести, ни разу не всплакнув. Случалось, что строки из книги или сцены по телевизору, или просто вид двоих людей, обменивающихся рукопожатием на улице, оказывалось вполне достаточным, чтобы выбить ее из колеи. Однако постепенно боль утихала и становилась терпимой. Она каждый вечер разговаривала с Сарой, иногда – с Домиником, когда заставала его дома. Юлия спрашивала ее о мебели.
– Я обговорю это с Чарльзом, когда вернусь из Нью-Йорка.
По голосу Юлии она определила, что та была вне себя, услышав об этом.
– Нью-Йорка?
– Да. Я собираюсь пожить там какое-то время, – елейным голоском пропела Рейчел. – Погощу у Муни.
Юлия повесила трубку.
– Не знаю, что происходит с этой взбалмошной девицей. Она, видите ли, собирается в Нью-Йорк, Чарльз.
Чарльз нахмурился.
– Она же не в том состоянии, чтобы куда-нибудь ехать. Я же говорил доктору Принглу, что, если что-нибудь с ней случится, я во всем обвиню его. Представить только, прервать мои обязательства. Какая халатность. Она промотает все свои денежки и снова сядет на мою шею.
Чарльз позвонил Муне в тот вечер.
– Слышал, что Рейчел собирается у тебя погостить, Муня.
– А, это ты, Чарльз. Да, я ее пригласил. Думаю, смена обстановки пойдет ей на пользу.
– Ты в курсе, что она ушла и бросила меня.
– Да, Руфь мне все рассказала.
– Думаю, мне следует предупредить тебя, что у нее не все в порядке с психикой. Она же была в клинике для душевнобольных.
Муня рассмеялся:
– Да ладно тебе, Чарльз. Что ж здесь плохого, что Рейчел ушла от тебя, да и мамочка твоя тоже не подарок. Какое от вас лечение.
– Не понимаю, что ты хочешь этим сказать.
– Тогда придется тебе все растолковать. Мне хотелось сказать это давным-давно, но все как-то случай не подворачивался. Чарльз, ты стал отъявленным первоклассным мерзавцем.
– Нет… – Чарльз был задет за живое. – Просто я пытался ввести тебя в курс дела и нарисовать тебе картину в целом.
– Я сам неплохо рисую, спасибо, Чарльз. Не знаю, что вы там сделали с Рейчел, должно быть, нечто отвратительное. Она воспринимала свой брак очень серьезно.
– Я и хочу, чтобы она вернулась, Муня.
– Чувствую, что слишком поздно, Чарльз.
– И я тоже. – Чарльз положил трубку. Он готов была расплакаться. «Несправедливо, подумал он про себя. – Он же мой друг».
– Анна, – Рейчел убаюкивала Сэма. – Пожалуй, на следующей неделе я поеду в Лондон погостить у Клэр. Затем возьму билет до Нью-Йорка. – Она взглянула на малыша, который боролся с дремотой и никак не хотел закрывать глазки. – Я чувствую себя гораздо лучше.
Анна посмотрела на нее.
– У тебя дела идут на поправку. Уже прошло три месяца, так? А ты все еще здесь. Сначала мне никак не верилось, что ты сможешь отказаться от Чарльза. Думала, проявишь малодушие и вернешься к нему.
– Знаю, что ты вполне могла так думать. Но единственное обстоятельство, которое сделало процесс таким окончательным и необратимым, состоит в том, что я осознала свое желание жить по своему усмотрению и делать что-то для себя. Я могла бы умереть в объятиях Чарльза – идеальный финал счастливой супружеской жизни – однако душа моя все равно была бы уже давно мертва. Теперь мне еще нет сорока. Мне повезло больше, чем большинству других женщин. Вот-вот я должна вступить в наследственные права и получить много денег, поэтому могу позволить себе вести тот образ жизни, который меня больше всего устраивает. Многие женщины, которые ставят на подобную игру, делают это одновременно с социальным обеспечением одного или двух детей.
– Большинство женщин с незаконнорожденными детьми не имеют мамы, которая принимает их в доме с распростертыми объятиями.
Повисло неловкое молчание.
– Но ты же не запишешь в графе о профессии отца Сэма то, что есть на самом деле, так ведь? – Рейчел усмехнулась.
– Я думала над этим. – Анна засмеялась. – Юлиан хочет указать там свое имя, чтобы Сэм знал своего отца. На самом же деле он вносит деньги на счет в банке, чтобы собрать сумму для обучения Сэма и мне присылает кое-что на текущие расходы. Он собирается скоро приехать, чтобы взглянуть на малыша. Юлиан в самом деле замечательный человек. Надеюсь, Сэм унаследовал его мозги. Юлиан очень умный.
– И уж, конечно, он унаследовал чьи-то крепкие мышцы, – сказала Рейчел, когда Сэм весело помахал своим маленьким сильным кулачком.
Клэр выглядела, как обычно, изумительно. Она дожидалась Рейчел в фойе, где в «Савое» подавали коктейли. На ней были восхитительные серьги с квадратными изумрудными вставками. Они вспыхивали зелеными огнями в ореховых глазах Клэр.
– Господи, откуда только у тебя такая прелесть? – спросила Рейчел.
– От Майкла. Это своеобразный подарок в знак того, что он просит прощения. Все подвалы в моем банке забиты дарами такого рода. – Она грустно посмотрела на Рейчел. – Он теперь не отходит от своей матери. Печальный конец наступит вот-вот. Она и в самом деле не стала сопротивляться распространению раковой опухоли, поэтому умирает очень быстро. Смотреть страшно, что творится с Майклом. Он чувствует себя настолько беспомощным. Сидит возле нее в спальне в огромном кресле-качалке. Заворачивает ее в одеяло. Когда она приходит в себя, он садится в это кресло, качается и поет ей. Не могу выносить этих сцен. Я пытаюсь привыкнуть к этому, приезжаю на выходные, но они оба отгородились в своем собственном мире, куда запрещен вход остальным. Ума не приложу, что он будет делать, когда она умрет. Тоже чувствую свою беспомощность… и бесполезность. Тем не менее он забрасывает меня дорогими подарками. Но как бы там ни было, мне тоже проблем хватает. А как у тебя дела?
Рейчел посмотрела Клэр прямо в глаза.
– Мне думается, что начинаю приходить в себя полностью. Не знаю, какие первые симптомы нормального самочувствия, но я снова могу смеяться.
Клэр кивнула.
– Это, пожалуй, основной симптом. Давай-ка устроим праздничный обед по этому поводу.
– Какие у тебя планы, Рейчел? – Они после обеда пили кофе в Речном зале.
Рейчел расслабилась. Она подняла рюмку коньяка и произнесла:
– Ну, я приняла решение продать дом в Девоне. Всю мебель сдала на хранение. Фактически, я отдала дом в распоряжение агентов там, на месте. Найт, Фрэнк и Рутли ищут покупателей и в Лондоне, хотя все-таки надеюсь, что купит дом кто-то из местных. Священник очень расстроился, что еще один большой дом превратится в охотничий для воскресных наездов. Как только я вернусь из Нью-Йорка, начну подыскивать себе походящее место для жилья.
– Какого типа, если не секрет? Рейчел улыбнулась.
– Ты не представляешь себе, Клэр, сколько я потратила времени на обдумывание. Чуть голову не сломала. Ведь это для меня очень важно. Дело в том, что как только я найду себе жилище, перееду туда, это будет означать для меня вступление во взрослый мир. Знаешь, ведь мне ни разу в жизни не приходилось платить по счетам. Самая ответственная задача, с которой я справлялась, это делать покупки на неделю. Если Чарльза не было дома, он оставлял все счета, аккуратно заполненными на столе. Чеки оставались незаполненными, и мне нужно было только поставить там сумму. Мысль обо всей этой ответственной процедуре приводит меня в ужас.
Клэр рассмеялась:
– Это не продлится слишком долго. Я всегда вела катастрофические счета своих предков. Занимаю у Питера, чтобы заплатить Полю. Затем одалживаю денег у всей деревни, чтобы расплатиться еще с кем-то. Подобная практика жутко не нравилась тамошним властям. Вот почему мне все здесь нравится. Не приходится ни о чем беспокоиться.
– В этом есть свои привлекательные стороны. Я не могу позволить себе жить здесь постоянно, но у меня всегда есть ты. – Рейчел широко улыбнулась своей подруге. Вспомни только, в Эксетере бывали дни, когда мы оказывались нищими настолько, что не могли позволить себе даже сходить в кино. Тогда и в мыслях не было, что наступит время, когда у нас будет столько всего, как сейчас.
– А я думала об этом. Всегда знала, что обязательно буду богатой.
Клэр улыбнулась:
– Ты постоянно была романтичной глупышкой.
– Наверное, Клэр, ты права. Ты поможешь мне справиться со всем этим?
– С превеликим удовольствием. Пока ты будешь в Нью-Йорке, я получу несколько прейскурантов от агентов по продаже домов. Какой бы район тебе хотелось выбрать?
– Право, не знаю… Мне хотелось бы жить поблизости, примерно в пяти минутах ходьбы, от реки. Может быть, где-нибудь в Челси. Мне там очень спокойно и удобно. Это место уже вышло из моды.
– Ладно. Пошли наверх, отдохнем. Я пригласила к нам на ужин нескольких гостей. Тебе будет полезно показаться в обществе и пообщаться.
Рейчел как раз приготовилась спуститься вниз к ужину, но зазвонил телефон.
– Это тебя, Рейчел, – сказала Клэр.
Голос на другом конце провода был весьма агрессивным.
– Это госпожа Рейчел Хантер? Недоумевающая Рейчел ответила:
– Да, но я что-то не знаю, кто вы.
– Я – Антея Валтерс.
– О… о, да. – Рейчел вспомнила миловидную женщину со страницы газеты. – Как вы узнали, где я?
– Чарльз мне сказал. Именно об этом я и собираюсь поговорить с вами.
– Ох… – Рейчел замолчала. – Но нам особо не о чем с вами разговаривать, верно?
– Да, пожалуй. Однако мне необходима ваша помощь.
Рейчел невольно улыбнулась:
– Необходима моя помощь? По-моему, вы до сих пор прекрасно справлялись своими силами.
Антея сменила тон.
– Пожалуйста, я не отниму много времени. Знаю, что не имею права просить вас даже разговаривать со мной, но я такая несчастная.
Рейчел покачала головой. «Бедняжка», – подумала она.
– Хорошо, Антея. Послезавтра я вылетаю в Нью-Йорк, но смогу встретиться с вами завтра в обед здесь, в отеле, внизу, в гриль-баре.
Она почувствовала, как на другом конце провода у Антеи вырвался вздох облегчения.
– Благодарю вас, Рейчел. До свидания, – тон Антеи стал заискивающим.
– Клэр, это была Антея. Она хочет со мной встретиться. Ума не приложу, зачем?
– Стратегия по захвату Чарльза. Думаю, он затеял с ней новую игру, а она не справляется. Вот тогда-то женщины подобного типа и обращаются к прежним женам, обивая их пороги и уповая на их помощь.
Рейчел кивнула.
– Скорее всего, ты права, но мне ее искренне жаль, как и всех, кто попадает в лапы Чарльза.
– Ну ты, Рейчел, даешь! Просто фантастика! – Клэр улыбнулась подруге, восхищенно осматривая ее вид.
Рейчел взглянула на себя в зеркало, которое висело над камином.
– Правда? – Она смотрела на свое отражение. Волосы мягко спадали на плечи. Благодаря неделям хорошего питания и отдыха она выглядела намного свежее и краше, чем за все прежние годы. Возможность погостить у Клэр предоставила ей немыслимую роскошь тратить часы на праздное времяпрепровождение, когда она сосредотачивала все свое внимание только на собственной персоне. В результате у нее отросли ногти, и она смогла сделать великолепный маникюр. Волосы, благодаря стараниям парикмахера Жана, чей салон располагался в вестибюле отеля, приобрели золотисто-каштановый оттенок и блестели.
– Я всегда была слишком худой. – Она сделала легкий пируэт в центре комнаты. – Ты научила меня всему, что я знаю об одежде и косметике, Клэр. Это благодаря твоему изысканному вкусу. – Рейчел была одета в изумрудно-зеленый шелковый кафтан с ниткой жемчуга.
– Ты быстро осваиваешь науку красоты. Пошли, нас ждут внизу.
– Майкл придет?
– Не знаю. – Лицо Клэр помрачнело. – Он вчера говорил со мной. Возможно, приедет, если доктор позволит отлучиться. Он страшится, что вдруг Глория умрет, а его рядом не будет. – Они спустились к ужину в лифте. Вдруг Клэр вцепилась в руку Рейчел. – Я ужасно боюсь, как бы он не убил себя, когда она умрет.
Почему Клэр отличалась способностью терять свое самообладание в самых неподходящих местах, для Рейчел оставалось загадкой. В маленькой кабине лифта было полно народу. Она подумала, какого черта, и обняла Клэр.
– Ты должна быть там обязательно, когда Глория умрет. Если ты будешь рядом с Майклом, он этого не сделает. Уверяю тебя.
Клэр слабо улыбнулась:
– Надеюсь, ты права, Рейчел. Я тоже так думаю.
Двери лифта распахнулись. Люди устремились в просторный холл. Какой-то француз внимательно смотрел на них, когда они выходили. Какая досада, подумал он. Порок англичан. Такая потеря двух очаровательных женщин. Он осуждающе покачал головой.
Семейство Скотт-Монткриф, давнишних приятелей Клэр, уже поджидало их в фойе. Клэр представила Рейчел.
– Полина и Джордж, позвольте представить вам Рейчел Хантер.
Рейчел запнулась на фамилии Хантер. Про себя она выругалась. Больше я не желаю носить эту фамилию. Она принадлежит Чарльзу и его гнусной старой карге. Она улыбнулась Клэр.
– На самом деле я решила вернуть свою прежнюю фамилию. Дело в том, что я недавно оставила мужа, – пояснила она, обращаясь к Джорджу и Полине, – поэтому считаю лицемерием использовать его имя. Познакомьтесь с Рейчел Кавендиш.
Брови Клэр изумленно подпрыгнули вверх.
– Отлично, Рейчел. Кавендиш звучит намного приятней.
– Понимаю, насколько это нелегко. – Полина тут же прониклась симпатией к Рейчел. Он был вашим первым мужем?
Рейчел засмеялась:
– И последним.
Полина выразительно посмотрела на Джорджа.
– Я тоже так когда-то говорила. А теперь я со своим третьим и последним. – Джордж ответил ей преданным и влюбленным взором. – Полина рассмеялась. – Полагаю, Скотт-Монткриф звучит гораздо лучше фамилии Шварцкопф, принадлежавшей моему первому прежнему муженьку, или Блум, как звали второго. Трудности возникнут, когда будете менять чековую книжку. Ваша рука сама собой будет выводить Хантер. – Она вздохнула. – Джордж просто свирепеет, когда я называю его Джерри.
– Джерри… Джерри, по крайней мере, умер, любовь моя. Это когда ты называешь меня Ленни, который живет всего в двух кварталах от нас.
Полина ласково похлопала его по руке.
– Представь себе, после стольких лет бедняга Ленни все еще ждет, когда я вернусь к нему.
Рейчел передернуло.
– Не могу себе представить такого, – возразила она. – Надеюсь, Чарльз не способен на подобное самопожертвование.
К ним присоединился холеный, безупречно одетый молодой человек.
– Это Лиам О'Рьян, Рейчел, – сказала Клэр. Он работает в одном отделе с Майклом.
Рейчел подала молодому человеку руку. Он задержал ее руку в своей дольше обычного. Рейчел зарделась. Она взглянула на Клэр, которая злорадно улыбалась.
– Клэр говорила мне, что вы интересная женщина, однако умолчала о вашем очаровании.
– Берегись Лиама, – предостерегла Клэр, – в него влюблена добрая половина Лондона, а вторая половина пьет успокоительное.
– Это моя ирландская лесть, – улыбнулся Лиам Рейчел.
Сама того не желая, Рейчел попалась на явный изысканный шарм. Они уже начали ужинать, когда прибыл Майкл. Боже, подумала Рейчел, как он ужасно выглядит.
Клэр чмокнула Майкла в щеку.
– Она без сознания, – сказал Майкл потерянным голосом. – Доктор говорит, что она будет нормально себя чувствовать в течение нескольких последующих дней. Завтра я поеду в офис.
Клэр сжала его руку.
– Дорогой, ты выглядишь таким усталым. Хочешь остаться со мной вечером?
Майкл шел рядом с Клэр между столиками.
– В самом деле, Клэр?
– Да.
– Благодарю, – тяжко вздохнул Майкл.
Они все устроились за столом. Как приятно побыть в Речном зале отеля «Савой» с привлекательным мужчиной, подумала Рейчел, поглядывая на Лиама. Вдруг она пожалела, что уезжает в Нью-Йорк.
К этому времени к столу подкатили сервировочный столик, уставленный свежими фруктами и шоколадными пудингами. У Рейчел немного кружилась голова от вина и смеха. Даже измученное лицо Майкла немного смягчилось и расслабилось. Полина рассказывала скандальные истории про известных людей.
– Его называют «Репей Генри», потому что он вечный ловелас. Стоит ему прицепиться к какой-нибудь женщине, от него очень трудно избавиться.
У Рейчел глаза на лоб полезли.
– Но ведь он – священник. Я видела его по телевидению.
Полина усмехнулась:
– Это все бичевание.
– Хватит, Полина, – настаивал Джордж. Лиам посмотрел на Рейчел.
– Внешность бывает, порой, обманчива. Рейчел опустила взгляд на великолепный свежий маникюр на руках.
– Знаю, – ответила она.
– Могу ли я подлечить сердечко, которое совсем недавно было разбитым. – Лиам посмотрел на нее с сочувствием.
– Да, но я положила всему этому конец.
– Что же вам теперь нужно? – спросил Лиам, подаваясь всем телом вперед. – Романтическое увлечение каким-нибудь красавцем, типа меня.
Вдруг Рейчел несказанно обрадовалась, что уезжает в Нью-Йорк.
– Я послезавтра уезжаю в Нью-Йорк. Лиам опустил глаза.
– Уезжаете? Как только наши пути пересеклись во всей вселенной? Подумайте еще раз, моя прекрасная Рейчел, с такими удивительными таинственными карими глазами.
Рейчел беспокойно заерзала на стуле.
– О, Лиам, угощайтесь пудингом.
– Хочется с наслаждением вкушать ваши меренги, жадно поглощать ваш шоколадный мусс, зарыться головой в вашу вазочку со свежей клубникой.
– Лиам, – вмешалась Клэр, – что ты говоришь Рейчел. – Рейчел, будучи не в силах предпринять что-нибудь, смеялась. – Не говори, Рейчел, что я не предупреждала тебя, какой он опасный сердцеед. Лиам опасен для любой женщины до девяноста лет.
– Лиам хитро посмотрел на Клэр.
– Не смотри на меня так, Лиам. Меня этим не проймешь. Я слишком хорошо тебя знаю.
Лиам вздохнул:
– Единственная женщина в Лондоне, абсолютно не поддающаяся влиянию моих чар. Именно поэтому я и обожаю ее. Обещайте мне, Рейчел, – он картинно прижал сложенные руки к груди. – Обещайте, что поужинаете со мной завтра.
Рейчел поколебалась.
– Но…
Голос Лиама зазвучал громче.
– Рейчел, вы должны обязательно отужинать со мной. – Люди за соседними столиками обратили на них внимание и начали усиленно перешептываться.
– Лиам, завтра мой последний вечер перед вылетом в Нью-Йорк.
Лиам громко взвыл.
– Пожалуйста, Рейчел, пожалуйста, – подобострастно умолял он.
Весь зал повернулся и устремил взоры на Рейчел. Теперь Лиам выхватил цветы из стоявшей на столе вазы и встал перед Рейчел на колени.
– Пожалуйста, Рейчел, скажите мне «да»… умоляю, пожалуйста.
Рейчел обвела взглядом Речной зал. Выхода у нее не было. Все, кто сидел в ресторане, повернулись в ее сторону, ожидая, что же произойдет дальше.
– Ах, ладно, Лиам.
– Весь зал зааплодировал. Рейчел не знала, куда деться от смущения. Она покраснела до корней волос.
Лиам поднялся с колен. Он вынул из букета лилию и отдал ее Рейчел.
– В знак моего восторга вашей красотой, – воскликнул он и прикоснулся губами к цветку.
– Господин Сванн? К телефону, сэр. – Старший официант, который знал Майкла много лет, счел своим долгом сообщить о звонке лично. Он знал, как и все остальные служащие, что Глория умирала, поэтому шестым чувством уловил, что наступил конец.
Сиделка говорила по телефону очень взволнованно.
– Я должен уйти, – сказал Майкл, вернувшись к столу. – Сиделка сообщила, что послала за доктором. Маме стал намного хуже.
– Я тоже еду, Майкл.
Он строго посмотрел на Клэр.
– Нет. Лучше, если я сделаю все сам.
– Я не дам тебе заснуть. Дорога в Аксминстер очень длинная.
Майкл увидел, что Клэр решительно настроена ехать с ним.
– Хорошо. Пойду подгоню машину. Извините. – Майкл посмотрел на всех сидевших за столом. – Рейчел, позаботься о гостях вместо нас.
– Разумеется.
Клэр уже вышла, чтобы успеть прихватить кое-какие вещи. Полина грустно и задумчиво покачала головой.
– Глория, надо же, какая властная женщина. Моя последняя свекровь была точно такой же. Я думала, что только еврейские матери могут быть такими сильными. – Она скривила губы.
– Это повсеместно, – обобщила Рейчел.
– Но жизнь-то от этого не кончается. Мой второй муж умер десять дней спустя после старой кошелки. Обширный инфаркт. Доктор сказал, что ее кончина подорвала его сердце. – Она умолкла. – Нам так повезло с твоей мамой, Джордж.
Джордж добродушно улыбнулся:
– Шотландские матроны слишком заняты своими замшелыми замками со сквозняками, чтобы волноваться о своих сыновьях. Так или иначе, но я был воспитан охотниками и рыбаками на свободе.
Полина взглянула на него с обожанием.
– Он самый скромный и непритязательный мужчина из тех, кого я знаю. Дайте ему собаку, ружье, отправьте на реку удить рыбу, и он будет бесконечно счастлив.
Джордж смущенно пожал плечами.
– Не понимаю, что ж в этом плохого?
– Действительно, – Полина засмеялась, – мне потребовалось три раза выйти замуж, чтобы понять, что в этом ничего плохого нет. Я неустанно наблюдаю за этим чувствительным всезнающим новым существом, которое зовется «абсолютно раскрепощенный человек».
– И что же вы успели заметить? – Рейчел нетерпеливо подалась вперед.
– Ну, мой первый супруг был нежным, чувствительным и себе на уме. Он даже пользовался моей косметикой, но через некоторое время он мне разонравился. Он был в розовых шелковых ночных рубашках. Я думала, что так и надо, когда он одевался в розовый передничек и голубые перчатки для мытья посуды. Второй понимал меня от и до. Но это настолько приелось в конце концов… все эти многозначительные молчания. Джордж не понимает меня абсолютно.
– Мне хватает того, что я просто люблю ее, – улыбнулся Джордж.
– Вот так, видите, Рейчел? – Полина улыбнулась Рейчел. – Не понимаю, какое удовольствие Джордж получает, стоя чуть ли не по пояс в ледяной воде или на взмыленной лошади, преследуя несколько миль подряд какую-нибудь облезлую лисицу. Но тогда это не имеет ровным счетом никакого значения.
Джордж положил руку на плечо Полины.
– Пока ты окончательно не заморочила Рейчел голову, нам лучше уйти. Рейчел, сделайте одолжение, позвоните нам, как только получите какие-то известия о Глории. – Он нацарапал номер телефона.
Полина поцеловала Рейчел в щеку.
– Приходи к нам, как только вернешься. Я просто кладезь мудрых советов о супружеской жизни.
– На этот раз вы, кажется, не ошиблись и получили то, что хотели.
Глаза Полины засветились счастьем.
– Мне повезло.
Рейчел провожала их взглядом, когда они выходили из полупустого зала. Официанты бесшумно убирали со столов. Сутолока в зале, на фоне которой сновали шустрые официанты, за кем зорко наблюдали старшие метрдотели, важно прохаживавшиеся между столиками, сменилась тихим разговором последних посетителей, сидевших кое-где за столиками.
– На мой взгляд, – Лиам прервал ее задумчивость, – не осталось ни малейшего шанса соблазнить вас сегодня вечером. – Он пошевелил бровями. – Видите? – сказал он, указывая на них, – они ходят ходуном.
– Чтобы не рисковать и не разочаровывать ваши брови, я действительно не склонна быть очарованной. – Рейчел осталась довольна.
Лиам кивнул.
– Это спрашивали только мои брови. Просто подожду, пока вы почувствуете полную силу моего магнетизма.
– Замечательно, Лиам, но мне нужно уходить. Уже поздно.
Сейчас они остались последней парой, сидевших в зале посетителей.
– Как насчет глотка коньяка и вкуснейшего кофе? Послушаем… – Лиам приложил к уху ладонь. – Слышишь, – сказал он. – Они играют нашу песенку.
Из фойе до слуха Рейчел донеслись звуки пианино. Лиам начал тихонько мурлыкать себе под нос: «…когда они начнут…»
– Нет. Спасибо. Кофе не надо, – непреклонно сказала Рейчел.
– Провожу вас до двери.
– Нет, благодарю вас, Лиам. Я сама справлюсь.
– Вы не доверяете мне, Рейчел? – Он был слегка обижен.
Рейчел улыбнулась:
– Увидимся завтра. «Я не доверяю себе», – подумала она при этом.
Лиам проводил ее до лифта.
– Вы совершенно правы в том, что не доверяете мне! – воскликнул Лиам, когда дверь лифта открылась. – Не успеем мы подняться до второго этажа, как я превращусь в сексуально развращенное чудовище. – Он поцеловал ее в губы. Это был крепкий, чувственный поцелуй. – Спокойной ночи, моя прекрасная Рейчел! Позвоню тебе завтра и опишу заколдованную поляну. Я принесу свою свирель, а ты – кувшин вина.
Рейчел улыбнулась ему, и двери захлопнулись. Он немножко смахивает на мифологического Пана, мысленно отметила она.
Войдя в спальню, Рейчел взглянула на себя в зеркало. «Я и правда мила», – подумала она. Продолжая смотреть в зеркало, она заметила, как щеки постепенно заливал румянец, а глаза засияли. «Он сказал, что я красива». Рейчел сняла одежду и направилась в ванну. Встав под яркие бра, она закинула руки на затылок.
– Неплохо, – пробормотала Рейчел. Зеркало отражало ее блестящие глаза и напрягшиеся гранатики сосков. Она наклонилась к зеркалу и поцеловала свое отражение.
Сон застал Рейчел в раздумьях обо всех новых людях, вошедших в ее жизнь. Сиси была бы в восторге от Лиама. Впервые за все долгое время она совершенно не подумала о Чарльзе.
Клэр с Майклом мчались сквозь ночь. Лицо Майкла было мертвенно-бледным. Клэр попыталась разговорить его, но он не слушал. Они остановились выпить по чашечке кофе. Но даже и после этого Майкл упорно молчал. Клэр поняла, что он уже предчувствует смерть матери. Она снова ощутила свою беспомощность. Они прибыли на место почти на рассвете. Мглистые тени, окружавшие изысканный Григорианский дом, начинали таять, уступая место утреннему свету. Машина подъехала к парадному, и на дорожку тут же выскочила сиделка.
– Поторопитесь, господин Сванн. Она так быстро угасает.
Майкл бросился из машины. Он опрометью побежал в спальню матери. Клэр – следом за ним. Едва она добежала до спальни, дверь с резким стуком захлопнулась у нее перед носом. Лучше оставить его в покое, подумала она. Спустившись в библиотеку, она принялась смиренно ждать. Майкл подошел к спальне. Дежурная медсестра сидела возле кровати Глории. Все огни в спальне были выключены, за исключением бра, которым освещалась картина Шагала, висевшая на стене напротив кровати. Глория называла ее «Моя волшебная картина». Даже, когда тело Глории терзала боль, ей нравилось лежать, устремив взор на мирно пасущихся коров и петушков, изображенных на фоне лазурно-голубого неба.
– Я чувствую на лице ласковое прикосновение солнца, когда смотрю на эту картину, – восторженно говорила она Майклу.
Он улыбался ей и нежно отводил пряди ее длинных волос со сморщившегося впалого лица. Он наклонялся и осторожно целовал ее в сухие, потрескавшиеся губы.
– Когда тебе станет немного получше, любимая, мы с тобой найдем солнце.
В глазах Глории появлялся яркий блеск, и она уносилась в мечтах к неизведанным голубым далям. Вместе они придумывали приключения и захватывающие истории: то на аудиенции Папы Римского, то на завтраке, накрытом на крыше отеля «Форум» в Риме, то на консультации у Оракула Дельфийского.
– Мы поедем на Крит паромом?
Майкл мягко поднимал ее и усаживался в кресло-качалку.
– Думаю, к этому времени мы немножко устанем. Давай лучше туда полетим самолетом.
Она зарывалась лицом на его груди.
– Хорошо, дорогой. Тебе лучше знать. Сегодня вечером до его сознания дошла тяжелая реальность того, что приключений и путешествий больше не будет. Он поднял Глорию на руки. Дежурная сиделка попыталась слабо возразить.
– Отстань, – одернул он ее. Едва прикасаясь к истощенному маленькому тельцу, Майкл нежно завернул Глорию в голубое кашемировое покрывало и понес в стоявшее у окна кресло-качалку. Деревянные ставни были открыты. В окно струился серый свет хмурого утра. Майкл тихонько позвал Глорию. – Мама. Мама.
На мгновение глаза Глории широко распахнулись.
– Майкл. Мой Майкл… – шепнула она. Слезы покатились по его лицу.
– О, мама, не оставляй меня. Пожалуйста, не оставляй меня. – Его тело содрогалось от рыданий.
– Никогда не оставлю тебя, мой Майкл. Никогда… – Она погрузилась в абсолютную темноту.
Около часа спустя ее дыхание участилось. Затем на какое-то мгновение лицо просветлело. Она открыла глаза и посмотрела в глаза Майкла.
– Я всегда буду здесь, Майкл. Всегда. – Перед ним вновь оказалась юная и трепетная девочка.
Майкл крепко прижал ее к себе.
– Во веки веков, мама, – произнес он. Она глубоко вздохнула.
– Синее море, – пробормотала она. – Глубокое синее море. – Дыхание прекратилось.
Рыдания Майкла были слышны по всему дому.
– Не покидай меня! Боже, не покидай меня!
Слуги замерли на месте: некоторые – в кухне, некоторые – в столовой. Старшая медсестра бросилась к телефону.
– Доктор, скорее! Госпожа Сванн умирает.
Клэр сидела в кресле в библиотеке. Она обхватила руками свое тело, чтобы успокоиться. Слезы боли за Майкла лились по ее лицу. «Я не в силах помочь тебе, Майкл». Клэр молилась.
– Господи, не оставь его. Пожалуйста, помоги мне, не дай ему потерять рассудок. – Она молилась горячо и страстно впервые за многие годы.
Весь дом сотрясался от агонии человека, потерявшего единственное существо, ради которого он жил. Боль была похожа на ураган, с ревом сметавший все на своем пути. Зазвенели люстры. Боль вырвалась в коридор, промчалась в узкие чердачные проемы. Она хлопала дверями и скрипела окнами. Затем, когда боль свершила свою скорбную тризну, то все, что осталось от нее, – был человек с бескровным лицом, сидевший в кресле-качалке и безутешно плакавший над маленькой, скорчившейся женщиной, чье бездыханное мертвое тело он держал в своих объятиях.
– Позвольте мне взять ее. – Доктор Розен положил руку на плечо Майкла. – Крепись, Майкл.
Они выросли вместе. Майкл изводил Джона Розена в школе.
Джон поднял Глорию, осторожно взяв ее тело из рук Майкла.
– Пойдем, помоги мне. – Майкл безропотно пошел за Джоном к кровати. Джон бережно опустил неподвижное тело на постель. – Там. Смотри, Майкл. Она обрела вечный покой. – Майкл послушно посмотрел на свою мать. Глория и в самом деле была похожа на маленького ребенка. Морщины на ее лице разгладились, руки были сложены так, словно она ожидала очередного подарка от Майкла. – Ты видишь, Майкл? Боль больше не терзает ее. В некоторых случаях смерть бывает единственным избавлением.
Майкл отрешенно кивнул.
– Майкл? – Голос Джона стал пронзительным и резким. – Майкл! – Клэр услышала возгласы доктора. Он уже кричал на Майкла в полный голос. – Ради Бога, Майкл, вернись. – Когда Клэр стремительно влетела в комнату, доктор изо всех сил колотил Майкла по щекам, пытаясь привести его в чувство. Джон посмотрел на Клэр и в отчаянии сказал: – Лучше пригласить психиатра.
Но оказалось уже слишком поздно. Та часть Майкла, которая делала его человеческим существом, ушла. Умчавшаяся вдаль, недосягаемая и свободная частичка его человеческой души путешествовала в неведомых сферах и волшебных мирах вместе с матерью. Взявшись за руки, они ожили в шагаловской лазури и осенних дымках пейзажа Тернера. Все, что досталось Клэр, была вежливая функциональная оболочка.
– В любом случае, это все, что у меня, собственно говоря, и было всегда, – сказала она Рейчел по телефону и заплакала.
– Мне отказаться от Нью-Йорка и приехать? – встревоженно спросила Рейчел.
– Нет, лучше нам справиться одним. Возможно, это просто шок. Но, Рейчел, его глаза… Они абсолютно пустые. Кажется, ты заглядываешь в темную комнату, за окном которой – глухая кирпичная стена.
– Клэр, не принимай так близко к сердцу. Это пройдет. Вспомни, сколько времени я не могла прийти в себя. Любой теряет себя, если переживает такие душевные потрясения.
– В том-то и проблема, Рейчел. Как только Джон Розен ушел, с Майклом было все вроде бы нормально. Он сейчас разговаривает по другому телефону, договариваясь с похоронным бюро. Может показаться, что он говорит о ком-то абсолютно чужом.
– Бедняжка, Клэр. Уверена, что он полностью войдет в нормальное жизненное русло через какое-то время.
– Рейчел, не сочти за труд, позвони, пожалуйста, Скотт-Монтрифам. Попроси их обзвонить всех наших друзей. Пусть лучше они узнают о случившемся по телефону, нежели прочтут некролог в «Таймс».
– Хорошо, Клэр. Я сделаю это прямо сейчас.
– Благодарю.
– Жаль, что я сейчас не рядом с тобой, – взволнованно говорила Рейчел. – Позвоню завтра, чтобы попрощаться перед отъездом. Береги себя, Клэр. Крепко обнимаю тебя. – Рейчел положила телефонную трубку и грустно покачала головой. – Надеюсь, Майкл вернется к нам.
Она вспомнила картины потустороннего мира. Затем вспомнила тигрицу.
– Прочь, – гневно сказала она вслух.
Она заглянула в шкаф. «Пожалуй, надену-ка я свое черное платье, – подумала она и улыбнулась. – Никогда бы не подумала, что придет день, когда я буду одеваться ради того, чтобы произвести впечатление». – Она налила себе полную горячую ванну. Аромат масла для ванн «Савой» наполнил помещение приятным запахом. Рейчел расслабленно лежала, глядя на ногти на ногах. «Даже мои ножищи стали выглядеть куда более привлекательно с ухоженными и накрашенными ногтями». Она посмотрела на пушистый островок между ног, наполовину залитый водой и подумала о Лиаме. Но сначала Антея… Интересно, чего она хочет?
Антея вела себя прямолинейно. Она была застигнута немного врасплох ее вновь обретенным чувством собственного достоинства. Куда подевалась костлявая домохозяйка с обгрызенными ногтями, чей день был известен уже наперед своим скучным однообразием с утра до вечера. Вместо этой замызганной бабенки перед Антеей возникла красавица, на которую устремились взгляды всех сидевших в Американском баре мужчин, когда она входила туда. Антея уже успела заказать себе напиток у стойки. Она наблюдала, как Рейчел прошла по бару, и вдруг осознала ничтожность своего собственного заученного изящества.
Рейчел, одетая в плотно облегающее серое платье, дополнявшееся бриллиантовыми серьгами, опустилась на табурет возле Антеи.
– Привет, – улыбнувшись, сказала она Антее. Ее огромные карие глаза приветливо устремились на огорченное лицо Антеи.
– Я узнала вас по фотографии в газете. Антея еще больше помрачнела.
– Какой фарс. Я думала, во благо, но получилось – во зло.
Рейчел покачала головой.
– Нет. Это были не вы. Это были те фанатичные дамочки. Как ваша подруга?
Антея улыбнулась:
– Последнее, что я слышала, она готовилась к экзамену на степень по зоологии. Она сказала, что выбрала зоологию вместо социологии, потому что человеческие существа больше не стоят того, чтобы заботиться о сохранении их как биологического вида. И когда наступит конец света, то он произойдет не от взрыва бомбы, а вследствие того, что мужчины и женщины предадут и покинут друг друга. – Антея засмеялась. – Она думает, что Господь сотрет человеческую расу с лица земли и обратит ее снова в животных.
Рейчел серьезно посмотрела на нее.
– Действительно, Антея, не так уж она далека от истины. – Рейчел обвела взглядом помещение бара. Там было полно разодетых в пух и прах мужчин, несдержанно оравших друг на друга. Она содрогнулась от столь неприятного зрелища. Рейчел ненавидела гриль-бар. Он очень здорово напоминал мужское отхожее место. Однако она выбрала для ланча именно его, потому что хотела сохранить тишину и покой Речного зала только для себя.
– Они – динозавры, – сказала она Антее.
– Но у нас и нет лучше! – воскликнула Антея. Она закурила сигарету и предложила одну Рейчел. – Вы курите?
– Курила и получала от этого удовольствие, но отвыкла, пока была в больнице. Поэтому благодарю.
– Рейчел, – Антея выдохнула огромный клуб дыма. – Мне надо поговорить с вами.
– Ваш столик, мадам, – прервал ее подошедший официант.
– Спасибо, – ответила Рейчел. Антея потушила сигарету, и женщины направились к своему столику, проходя мимо столов, за которыми сидели только мужчины, смотревшие им вслед жадными похотливыми глазами.
– У блондиночки прелестные ножки, – услышала она реплику одного из мужчин.
– А мне больше по душе нежные грудки, – ответил его приятель. Взрыв хохота из-за их столика на мгновение заглушил все разговоры.
Антея начала говорить сразу же, как только они сели за стол.
– Знаю, довольно непривычно просить о встрече бывшую жену своего приятеля.
Рейчел холодно взглянула на нее.
– Но, Антея, именно это ты и грозилась сделать весь минувший год. Чарльз ни за что бы не решился открыться мне во всем, если бы не ты.
Голос Антеи стал агрессивным.
– Ну, ты же все равно его не хотела. Рейчел изумилась.
– Это он тебе такое сказал?
– Но это ведь правда, так? Взгляни на себя. Ты же совершенно другая женщина. Когда ты была с Чарльзом, ты была пугалом.
Рейчел улыбнулась:
– Да, однако я отнюдь не знала, что не хотела его. Не сердитесь на меня, Антея. Существует многое, за что я обязана именно вам. Если бы не вы, я, возможно, оставалась бы с Чарльзом до самой смерти. – Она умолкла. – Нет… Не думаю, что это продлилось бы довольно долгое время. Скорее всего, я рано или поздно очутилась бы в психиатрической клинике и пробыла бы там до конца своих дней, запертая в замшелой палате, бормочущая себе под нос, так никогда и не понявшая, что к чему и почему все пошло наперекосяк. – Она посмотрела на Антею. – Честно, Антея, я и в самом деле вам очень благодарна.
– Вы хотите сказать, что действительно он вам больше не нужен?
– Пожалуйста, Антея, забирайте Чарльза себе. Ему же нужен кто-то, о ком бы он стал заботиться. Он вовсе не настолько неисправим, как может показаться на первый взгляд. – Она вздохнула. – Юлия очень дурно влияет на него… на всех них.
Антея недоуменно посмотрела на Рейчел.
– Видите ли, я не могу пристегнуть Чарльза к себе, потому что он говорит, что вы обязательно вернетесь к нему.
Рейчел покачала головой.
– Обещаю вам, нет. Я не смогла бы этого сделать. Я ничего не имела лично против вас. Меня возмутила ложь. – Рейчел засмеялась. – В любом случае, это не только вина одного Чарльза. Полагаю, я тоже не создана для супружества.
Антея сухо поджала губы.
– А я – напротив. Хочу выйти замуж. Очень хочу замуж за Чарльза.
Рейчел еще раз покачала головой.
– Свежо преданье… Антея вдруг смягчилась.
– Так любезно с вашей стороны, Рейчел… согласиться встретиться со мной. Вы так добры. Смешно, но я мучилась из-за вас целых три года. Знаете, совсем непросто быть «другой женщиной».
Рейчел коснулась руки Антеи.
– Могу себе представить. Должно быть, это чертовски трудно. Это вы звонили по телефону и молчали?
Антея кивнула.
– Извините за это. Я в то время была в жутком отчаянии.
– Я тоже. Видите ли, я давно ощущала, происходит что-то неладное. Не смогу объяснить доступно, но это было какое-то чувство пустоты. Внутри у меня разверзлась громадная пропасть. И Чарльз тут был совершенно ни при чем. Все дело было во мне. Я не имела нормальной семьи, поэтому нужно было искать причину внутри себя. А душа моя состояла из разнородных осколков, как говорил Чарльз. – Она сделала кислую мину. – Естественно, он не очень высоко ценил меня. Однако под этой ложной оболочкой моей натуры, той Рейчел, которая имела идеального супруга, двоих детей, «Вольво», скрывался огромный неведомый континент. – Она широко улыбнулась Антее. – Вот что – самое захватывающее во всей этой истории. Как только я избавилась от внешних склеившихся осколков, так смогла свободно и беспрепятственно исследовать саму себя. – У Рейчел вновь мелькнула мысль о Лиаме. – А это занятие оказалось весьма веселым и увлекательным.
– Вам повезло, – с горечью в голосе заметила Антея. – У вас есть дети. А у меня время подходит к роковой черте. Мне нужно поторопиться успеть сделать то, что уже сделали многие мои подруги. Забота о своих детях – бледное подобие той заботы, которой окружает вас любящий мужчина все эти беззащитные годы одиночества. Ладно, как бы там ни случилось, дети не отвечают за грехи своих родителей и не просятся на этот свет жалкими ублюдками.
Рейчел вздрогнула.
– Я была незаконнорожденной. – Она открыто посмотрела на Антею.
– О, извините… я… и не знала… Рейчел покачала головой.
– Нет. Это ужасно гнусное слово, но вы правы. Сколько времени потребовалось, чтобы смириться с мыслью о том, что мой отец почувствовал меня всего как быстрый оргазм где-то украдкой на картофельном поле. А вот она я, здесь, знаете, ведь я – наполовину американка.
Антея не смогла скрыть удивления.
– Неужели?
– Да. Не знаю, кто мой отец, но он был летчиком. – Она свободно откинулась на спинку стула. – Ну, ладно. Хватит обо мне. Хотите кофе?
– Да, пожалуйста. – Антея закурила сигарету. Рейчел на мгновенье задумалась.
– Послушайте, давайте я напишу вам письмо для Чарльза. Расскажу, как мы вместе пообедали и я дала вам ясно понять, что и речи не может быть о моем возвращении к нему. Адвокаты Клэр говорят, что мы можем развестись совершенно легко. Поскольку я не хочу от него ничего, кроме своей мебели и всяких мелочей, принадлежавших моим тетушкам, проблемы возникать не должно. Над детьми мы оформим совместную опеку. Все, что от нас требуется, это послать соответствующие бумаги судебным чиновникам, а затем явиться на суд и убедиться, что мы все сделали по закону без ущемления прав детей. И можно выпить за то, что все окончено.
Антея вздохнула.
– С вашими кусочками все ясно, а как же я?
– Я не смогу приказать Чарльзу жениться на вас, Антея, – засмеялась Рейчел. – Однако Чарльз – создание весьма неугомонное, но любит комфорт, о чем прекрасно заботится Юлия.
Антея опустила глаза.
– Об остальном позаботилась ваша прислуга.
– Мари-Клэр? – Рейчел посмотрела на Антею. – Да, вполне возможно. Он успевает удовлетворять свои потребности, не выходя из дома, а Юлии даже не приходится волноваться и подолгу дожидаться его.
– Что такого, если он женится на Мари-Клэр? – с болью спросила Антея. – Многие мужчины именно так и поступают.
Рейчел пожала плечами.
– Ну, Антея, вы должны допускать, заигрывая с мужчинами, которые надувают своих жен, что и с вами может повториться то же самое. Поэтому воспринимайте это как должное.
– Вопрос не в том, чтобы заигрывать и увиваться за женатыми мужчинами, Рейчел. Просто других мужчин вокруг и не существует. Если они одиноки, то они гомики. Мало радости быть уродиной возле извращенца, хотя многие мои подруги делают это. Или… – она тяжко вздохнула, – они такие ужасные дурнушки, что никто не женится на них. Не такой уж богатый выбор.
Рейчел взглянула на часы.
– Боже мой! Уже три часа. Я должна собираться, Антея. Ведь мне уезжать сегодня вечером.
– Везет вам. А мне сидеть возле телефона. Рейчел допила кофе.
– Это так было привычно для меня раньше… Я имею в виду, мне привычно было сидеть возле телефона, дожидаясь, пока позвонит Чарльз. – Рейчел проводила Антею до двери и усадила ее в такси.
– Счастливо. Желаю удачи. Антея мрачно улыбнулась.
– Без нее мне просто не обойтись. Возвращаясь в отель, Рейчел задержалась в фойе и купила в киоске «Космополитэн». Она взяла глянцевый журнал наверх. «Смешно, – подумала она, – я и не представляла, что когда-нибудь буду находить для себя здесь интересные статьи. В журнале «Дом и сад» никогда и не упоминалось об обольстительных мужчинах».
Она все еще читала журнал, сидя возле телефона и дожидаясь звонка Лиама. Около семи часов трепет ожидания и предвосхищение восторженных наслаждений потихоньку угасли. Она взглянула на маленькие часики, стоявшие на тумбочке возле кровати. Уже было восемь часов. Он не придет, подумала она. Горничные приходили приготовить постели. Рейчел в сердцах швырнула журнал. Медленно она прошла в гостиную и посмотрела на себя в зеркало. Золотистая накидка на ее платье переливалась под ярким освещением гостиной, она распустила волосы, которые так аккуратно и тщательно укладывала днем. Она смотрела на свое лицо, обрамленное темными густыми локонами.
– Проклятый идиот, – сказала она и отправилась в ванну.
Вдруг откуда ни возьмись появилась тигрица. Она бросилась на Рейчел без всякого предупреждения. Рейчел закричала от внезапно пронзившей ее боли и скатилась на кровать.
– Чарльз! Чарльз! – неистово звала она на помощь. Она плакала и искала защиты в его родных объятиях. Их кровать. Их жизни, которые невозможно отделить друг от друга. Несколько часов спустя она стояла у окна и смотрела на Темзу, бесшумно струившую свои воды неподалеку. Вода всегда успокаивала ее. Она представила ладьи Елизаветы I, величаво плывущие посередине реки. Рейчел видела богато и пышно одетых людей, мерцанье бриллиантов, слышала музыку. Темза была символом бесконечности и бессмертия для нее. Рейчел поежилась от прохладного ночного ветерка. Незачем было возвращаться назад. Она заставила себя вымученно улыбнуться. Все равно, если я вернусь сейчас назад, мне придется стоять в очереди. Особого восторга от мысли, что ей пришлось бы делить Чарльза с Мари-Клэр и Антеей, Рейчел не испытывала.
Высплюсь в самолете, подумала она. Интересно, а если бы я сказала Лиаму «да» вчера вечером, он бы позвонил мне сегодня? Она пожала плечами. Слишком плохо… и думать (она была слегка шокирована), думать, что я кладу Мицуко возле колен. Рейчел покраснела. И между ног, призналась она. О, Рейчел, а что бы сказала Преподобная госпожа настоятельница? Она засмеялась. Вдруг она ощутила внезапный зверский голод.
– Будьте любезны, пришлите мне бутылку шампанского «Дом Перигнон» и салат с цыпленком.
Ночной официант привез заказанный ужин и умышленно опустил глаза на тот случай, если дама окажется не одна. Однако Рейчел была совершенно одна в гостиной и, свернувшись калачиком, читала журнал. «Какая жалость, – вздохнув, подумал про себя официант, – видеть столь красивую женщину в одиночестве».
Когда он ушел, Рейчел принялась смаковать шампанское. Я теперь так много знаю о еде и винах, признала она, но совсем ничего об отношениях. Она перелистывала страницы журнала. Мммм…майонез очень приятный… «Сорок способов усиления оргазма», – прочла она вслух. Не оргазма мне не хватает, пробормотала она. Цыпленок оказался немного пряным на вкус и таким нежным, что таял во рту. Мне не хватает мужчины… настоящего мужчины…
Она взглянула на бутылку шампанского, стоявшую в ведерке со льдом.
– Тост, – произнесла она, поднимая бокал. – За Нью-Йорк, – сказала она, вставая. Рейчел взглянула в свое отражение. На ней все еще было вечернее платье. Чудесная темноволосая женщина в зеркале стояла с поднятым для тоста бокалом. Они поддержали друг друга. – За Нью-Йорк.
Когда Рейчел прибыла в Нью-Йорк, ее американская половина чувствовала будто возвращается домой.
– Муня, – сказала Рейчел, стоя на его кухне, – тебе можно жить в холодильнике. Он такой огромный.
Муня засмеялся.
– Мне, как старому скучному холостяку, именно это больше всего нравится в американской жизни. Все здесь огромных размеров. Внушительнее, чем сама жизнь, правда. Если сравнить даже кухонную утварь, то мамина кухня кажется такой допотопной.
Рейчел с интересом заглядывала в кухонные ящики.
– А это что за штука такая? – она помахала пластиковым предметом.
– Это ложка для спагетти. Подцепляешь ею спагетти, и потом ловишь вот этими зубчиками.
– Ты хочешь сказать, что с этой ложкой их больше не придется гонять по всей кухонной раковине?
Муня засмеялся.
– Общий замысел именно таков. Знаешь, Рейчел, ты оказалась гораздо лучше, чем я ожидал. Я внутренне подготовился, что заберу в аэропорту нервную развалину.
Рейчел улыбнулась ему.
– В самом деле, Муня, я пережила такой крах, что мне самой пришлось сомневаться, выживу ли я, причем, делать выбор самой и очень быстро: или я одолею болезнь, или мне придется провести остаток дней, выпуская из себя, время от времени, агонию по частям, типа того, как из старых кукол частями высыпаются опилки. Многим женщинам не удается преодолеть себя и собраться с силами. – Она сделала паузу. – Многие ждут этого от сиделки или доктора Прингла… или еще кого-то, кто придет и склеит их в единое целое. – Она покачала головой. – Я сразу сделала вывод, что собирать себя должна я сама. Не забывай, у меня есть Анна и Клэр… и ты.
– Слушай, позволь мне пригласить тебя куда-нибудь на обед. Здесь, через дорогу, есть очень уютный ресторанчик.
Рейчел посмотрела на него.
– Это так мило, Муня, но мне хотелось бы сначала освоиться в твоей квартире.
– Это не квартира, Рейчел, – Муня весело засмеялся. – Американский английский – совершенно другой язык. На самом деле это называется «чердак» или верхний этаж торгового склада. Когда-то весь район за пределами площади Вашингтона был забит всевозможными складами. Эту огромную территорию использовали под складские помещения. Затем политические веяния сменились, наступили шестидесятые годы, время хиппи, и вдруг эти здания стали жутко модными.
– Муня, только не говори мне, что ты претенциозный раввин!
Муня пожал плечами.
– Мне очень нравится мой чердак. Видишь ли, еще в Еврейской теологической семинарии я сделал для себя вывод, что не смог бы мошенничать и прикрывать религией свои гомосексуальные наклонности. Поэтому я дал обет безбрачия. – Рейчел понимающе кивнула. – Это нелегко сделать раввину. Видишь ли, раввины, не то, что христианские священники, им обязательно нужно жениться. Поэтому члены конгрегации постоянно берут меня в оборот и знакомят с очаровательными еврейскими принцессами. – Он засмеялся. – Ты восстановишь мою репутацию в конгрегации. Но в любом случае, я не собираюсь жениться или иметь детей. У меня очень приличное жалование в моей новой конгрегации, потому что непосредственно этот храм собирает много верующих самого различного уровня достатка. Здесь, в этих зданиях, живут банкиры, адвокаты, врачи, потом есть здесь и бедные семьи, живущие в однокомнатных хибарках, набитых как бочки с селедкой, эти блоки расположены там, внизу. Итак, мои отношения с людьми определяют мой уровень жизни.
Рейчел прошла из громадной просторной кухни во внушительную гостиную.
– Здесь так красиво, Муня. – Она восхищенно обвела взглядом натертые до блеска деревянные полы, на которых, словно изысканные драгоценности, тут и там лежали персидские молитвенные коврики. Огромные, стоявшие вдоль стен диваны, дышали комфортом. Из стены выступала старая голландская печь, выложенная бело-голубой плиткой, контрастно дополнявшей кремовые глубокие кресла. – Такое спокойствие. – Рейчел подошла к большим французским окнам мансарды. – Можно выйти?
– Да. Я укрепил запасной выход на случай пожара.
Рейчел открыла окна с двойными рамами. Шум Нью-Йорка тут же испугал ее. Она снова вошла в помещение.
– Там кипит жизнь. Муня кивнул.
– Это еще одна причина, по которой я очень люблю свой чердак. Если у меня подавленное настроение или депрессия, я просто выхожу туда и стою, ощущая бурный и могучий поток жизни простирающегося подо мной города. Депрессию как рукой снимает. Рейчел, я заказал для тебя пиццу, сейчас принесут прямо сюда. У нас это в порядке вещей, причем, пиццу готовят не так, как в Англии, просто пальчики оближешь, настолько вкусно.
– Я никогда не испытывала особого восторга перед пиццей, – ответила Рейчел, – однако полагаюсь на твой вкус.
– Это было просто восхитительно, – Рейчел вытерла рот и ощутила в животе непривычную тяжесть. – Должно быть, я поправилась сразу на пять фунтов.
Муня взглянула на нее с противоположного конца стола.
– Подожди, ты попробуешь еще ужин.
Всю вторую половину дня он получал истинное наслаждение от того, что преподносил ей бесчисленные милые сюрпризы.
– Нет, Рейчел. Нечего сидеть дома. Это твой первый вечер в Нью-Йорке, и я хочу, чтобы он остался незабываемым. – Он проводил ее в одну из свободных комнат. – Устраивайся, чувствуй себя как дома и прими душ.
Рейчел тут же влюбилась в комнату. Она выглянула в окно. Внизу по улицам всюду сновали маленькие точечки. А здесь и в самом деле очень грязно, отметила она. Рейчел оглянулась. Мебель стояла прочная и массивная. Кровать была сделана из вишневого дерева. Она любовно провела ладонью по богатой ажурной резьбе. Ковер был пятнистым, просто сине-зеленым. Письменный стол у окна был сделан из сосны и отполирован. Викторианской эпохи шезлонг завершал убранство спальни. Интересно, а где же шкафы? Должно быть, в ванной. Она открыла дверь. Боже мой! Какая роскошь! Муня позаботился о масле для ванн и множестве больших пушистых полотенец кремового цвета. Вот они где, шкафчики. Рейчел увидела целую стену шкафов и полок.
У нее всегда особую любовь вызывали ванные комнаты. Пол был выложен мраморной плиткой. Рейчел вдруг почувствовала острое желание принять душ. После самолета на коже остался неприятный кисловатый запах.
Как только первые струи воды ударили по ее телу, она поняла, что обнаружила новую восхитительную игрушку. Так вот о чем рассказывала Джейн. Она ухмыльнулась. Попробуем, насколько это приятно. Она отцепила лейку и направила тугую струю душа между ног и тут же засомневалась, стоит ли продолжать это занятие. «Нет, пожалуй не стоит, – подумала она, – слишком устала. Как бы не уснуть за ужином. Но если я не найду мужчину, то обязательно прихвачу такую штучку с собой в Лондон, – пообещала она. – Возможно, – с надеждой подумала она, – я заимею обоих».
– О, Муня, здесь просто чудесно. – Рейчел стояла в дверях. Муня подобострастно и благоговейно воссоздал интерьер английской столовой. Рейчел словно очутилась во времени своей юности, когда сидела за неторопливыми трапезами с тетушками Беа и Эмили. Глаза наполнились слезами. Муня уже зажег свечи. В мягком свете благородно мерцал изящный шератон, обеденный стол из атласного дерева. Стулья, обитые полосатой парчой эпохи принца Регента, чинно стояли в ряд, дожидаясь своей очереди.
Муня улыбнулся.
– Мне очень нравится эта комната. Знаешь, как маленький еврейский школьник, я всегда свято верил, что наступит тот день, когда я поселюсь там, где ко мне, по крайней мере, будут терпимо относиться, и обязательно заведу вот такую комнату.
– Те картины просто великолепны.
Муня взглянул на тихий уголок английского сельского пейзажа.
– Вот такой я люблю вспоминать Англию, – сказал он. – Эти картины написаны малоизвестными художниками Норфолкской школы, – он поспешно добавил: – Под «малоизвестными» я подразумеваю тех художников, которые не так знамениты, как Констебл, например. – Муня прекрасно помнил, во сколько ему обошлась каждая из этих картин.
– Попробуй рыбку, – сказал Муня за ужином. Рейчел уже съела тарелку сытного борща со сметаной.
– О, это ужасно.
– Тактичность никогда не была одной из твоих добродетелей, Рейчел, – хихикнул Муня.
Она сморщила носик.
– Знаю, все равно, ты же хихикаешь. – Она попробовала круглый рыбный шарик с веджвудской тарелки. – И в самом деле замечательно. – Она удивленно посмотрела на Муню.
– Отлично. Рад, что тебе понравилось. В Нью-Йорке полно всяческих изысканных еврейских деликатесов.
Они беззаботно болтали до конца трапезы, и каждый по-своему наслаждался вкусом поданных блюд.
После ужина Рейчел лежала на одном из огромных диванов в гостиной. Муня растянулся на полу, положив под голову мягкую бархатную подушечку. Они слушали Бетховена. Покой нарушался только звуком работающей на кухне посудомоечной машины.
– Я-то думал, – начал Муня, – что придется часами выслушивать всякие небылицы про Чарльза.
Рейчел посмотрела на него.
– Не волнуйся. Я их все уже выговорила Анне и отчасти – Клэр. – Она повернула голову и посмотрела на Муню. – Я приехала сюда ради своего удовольствия. Больше не хочу себе в нем отказывать и желаю наслаждаться жизнью.
– Так и будет, дорогая. Пошли. Пора спать. Завтра ударим по городу.
– Завтра я буду осматривать все достопримечательности, которые здесь показывают туристам, – Рейчел сладко зевнула.
– Ладно. Идет, – ответил Муня. – Мы так и сделаем.
– Я никогда больше в жизни не захочу осматривать небоскребы. О, мои бедные ноги.
Рейчел сняла под столом туфли. Муня улыбнулся.
– Ты же сама сказала, что все посмотрим. Рейчел обиженно поморщилась.
– Но я же вовсе не имела в виду, что за один день. Мы посмотрели… Сейчас вспомню… Статую Свободы, 5-е авеню… – Она вздохнула. – Вообразить только, что я – Рейчел Кавендиш у Тиффани и в Линкольн-центре…
– Мы завтра опять пойдем туда, – сказал Муня. – Я попросил парочку друзей присоединиться к нам. Купил билеты на «Богему».
Рейчел захлопала в ладоши.
– Я никогда еще не бывала в опере. Чарльзу это не нравилось. Как замечательно! О, Муня! Смотри, какой вид открывается отсюда.
Они сидели возле окна в Радужном зале, высоко над Рокфеллер Плаза.
Муня проследил за взглядом Рейчел.
– Да, мы на уровне шестьдесят шестого этажа.
– Все похоже на страну из волшебной сказки. Отдел шоколада Блумингдейл, Всемирный торговый центр – все эти деловые маленькие вертолетики. Они похожи на пчел, садящихся на гигантские бетонные цветки. – Она тяжело вздохнула. – Мне никогда и в голову не приходило, какая я, оказывается, провинциалка. Эти нью-йоркские женщины просто потрясающие.
Повсюду, где бы они ни были, она обращала внимание на окружавших их женщин. Она заметила, как громко они разговаривают, где попало, стряхивают пепел от сигарет и сильно размахивают руками.
– Пожалуй, они излишне раскованны, – согласился Муня. Те женщины, кого ты, в основном, видела во всех посещенных нами местах, несгибаемые деловые дамы, которые не уступают мужчинам в ведении дел.
– А где же тогда мужчины? Муня осмотрелся по сторонам.
– Понятно, что ты имеешь в виду. Подобным женщинам и не нужны мужчины, они уже много лет тому назад перешагнули свою черту, поэтому, если они с мужчиной, то он, как правило, гомосексуалист.
Рейчел снова потихоньку огляделась. Тут и там сидели весьма солидного вида мужчины с женщинами, женами или любовницами, кто их там разберет, подумала она, и еще – очень много женоподобных мужчин. Женщины же, в основном, ужинали или в одиночестве, или в компании еще одной женщины.
– Учти, – пояснил Муня, – женщины в этой стране вышли на рабочий рынок задолго до того, как это случилось в Британии с англичанками.
Рейчел взглянула на него.
– Боже, Муня. Надеюсь, в Англии такого не произойдет.
– Почему же? – Муня поднял брови. – Большинство мужчин не желают иметь ничего общего с, так называемыми, раскрепощенными женщинами.
Рейчел кивнула.
– Верно. Такие, как Чарльз, – безусловно. О, Муня, – она резко повернулась к нему. – Какого черта, ты превратился в гомосексуала? Это такая потеря. Из тебя получился бы замечательный муж и добрый отец.
Глаза Муни затуманились болью.
– В моем конкретном случае, в этом виноваты сложившиеся отношения с Руфью. – И Рейчел, и Муня пили «Том Коллинз», фирменный напиток этого ресторана. Муня уже пил третью порцию. – Ты не можешь себе представить, насколько клаустофобными были эти отношения. Когда отец уезжал по делам, она обычно спала на свободной кровати со мной в спальне. Когда мне исполнилось 13, я осознал, что даже ее запах в комнате по утрам возбуждает меня. Я отправлялся в ванну и сидел там с этой проклятой эрекцией. В конце концов, – Муня взглянул на Рейчел, – однажды я заперся от нее, она очень обиделась, но я не смог ей объяснить, почему закрыл дверь с тех пор стал держаться от нее, как можно, дальше.
Рейчел была в недоумении.
– Но она же и в мыслях не держала никакого злого умысла против тебя. Я помню ее очень любящей и всецело поглощенной только заботой о тебе.
– В том-то все дело. Именно в этом корень всего зла. Она безумно любит меня и пришла бы в неописуемый ужас… – он поправился, – придет в неописуемый ужас теперь, если узнает, что я гомосексуалист. Она все еще надеется заполучить в невестки жену раввина, внучат. – Муня смолк, как только официант принес им мясо.
– Я никогда ничего подобного не пробовала, – сказала Рейчел, с удовольствием впиваясь зубами в свой кусок. – Надо, какого размера! Так что же, Муня, продолжай! Почему ты считаешь ее собственницей по отношению к себе?
Муня усмехнулся.
– Таких женщин, как она, – море. Она очень властная, смышленая и бесконечно занудная. Руфь с Юлией – замечательная парочка, похожи, как две капли воды.
Рейчел думала о Чарльзе.
– Знаешь, Муня, по-моему, Чарльз тоже не особо любит женщин.
Муня думал об этом. Проглотив прожеванное мясо, он сказал:
– Тяжело не испытывать страха перед другими женщинами, когда первой предала тебя собственная мать.
– Что ты имеешь в виду? – Рейчел отпила из своего бокала.
– А вот что. На мой взгляд, мать считала отца невероятным занудой. Он ни о чем больше не мог думать, кроме своего бизнеса, поэтому она целиком и полностью обратилась ко мне. В детстве она была мне матерью, а потом стала любовницей просыпавшемуся во мне мужчине. Вот здесь-то я и пришел в ярость. Мать целует своего сына с любовью, а не с исступленным сладострастием.
В голосе Муни зазвучала такая боль, что Рейчел решила сменить тему для разговора. Они уселись в такси и доехали до площади Вашингтона, а оттуда прошлись пешком до своего чердака. Рейчел была напугана. Водитель-негр долго и колоритно рассказывал о жестоких убийствах, произошедших за последнее время в этом районе. От канализационных люков на дороге поднимался пар и окутывал ей ноги до лодыжек. Мимо проходили праздношатающиеся бродяги с бумажными сумками, наполненными спиртным и еще всяким загадочным содержимым. Весь тротуар был завален старыми картонными коробками. Когда они наконец добрались до угла Бикер-стрит, Рейчел бесконечно обрадовалась. Муня открыл дверь.
– Входи. Всего шесть лестничных пролетов, – сказал он. Рейчел, отдуваясь, забралась наверх.
– Приготовлю кофе по-ирландски и принесу тебе чашечку в постель, – крикнул Муня из кухни.
– Хорошо. Просто чудесно, – Рейчел направилась в свою комнату и облачилась в ночную сорочку. Она сидела в кровати, положив подбородок на согнутые колени, когда Муня внес два серебряных кубка. Они дружелюбно сидели, попивая крепчайший горячий кофе с виски и продолжая беседовать.
– Ты и сливки сюда добавил. Я бы не смогла так сделать, – сказала Рейчел. Муня вдруг показался ей таким усталым и беззащитным. Рейчел допила кофе и очень решительно посмотрела на него.
– Ты можешь провести ночь в моей постели, Муня, – она интуитивно чувствовала, как он расстроился, излив ей всю свою душу. Он был очень домашним человеком. Она улыбнулась. – А я вовсе не хищница. Мы только убаюкаем друг друга.
Муня посмотрел на нее.
– Я так надеялся, что ты попросишь меня об этом.
Он снял с себя одежду абсолютно без всякого стеснения и скользнул к ней в кровать. Они лежали обнявшись, и Муня заплакал.
– Все хорошо, – шептала Рейчел. – Я здесь, с тобой. – Вскоре они быстро уснули, продолжая крепко обнимать друг друга.
Рейчел проснулась раньше Муни. Она потихоньку встала и пошла на кухню. Заглянув в холодильник, достала оттуда шесть рогаликов, лежавших в пакетике, приготовила кофе и понесла все на подносе в спальню.
Муня уже проснулся. Вид у него был как у беззащитного маленького ребенка.
– Знаешь, Рейчел, – сказал он, и при этом его глаза широко распахнулись от удивления. – Ты – первая женщина, с которой я провел ночь.
Рейчел рассмеялась.
– Ну, а ты для меня – только второй мужчина. Разве это ужасно?
– Не говори глупостей, Рейчел. Так приятно прильнуть к другому человеческому существу, которое тебя понимает. Это великое чудо!
Рейчел кивнула.
– Мне тоже этого не хватает. Я так привыкла засыпать рядом с теплым живым телом. – Она поставила поднос с завтраком на кровать и снова забралась в постель. Муня взял рогалик. Рейчел с чувством воскликнула: – Возможно, наступит день, когда мужчины и женщины смогут ложится в кровать и просто расслабляться.
Муня с тоскливой задумчивостью ответил:
– Возможно, придет такое время, когда люди будут ложиться в кровать, не требуя ничего друг от друга. Знаешь, Рейчел, я не о сексе тоскую, я всегда, если захочу, смогу увидеть эротический сон. Гораздо больше мое сердце тоскует по сердечному и любящему партнеру.
– Я понимаю, о чем ты. Я тоже истосковалась по нему. Теперь, когда я вдруг оказалась предоставлена сама себе, моя душа натыкается на огромные айсберги одиночества.
Рейчел откусила свой рогалик и добавила:
– Иногда, когда гуляю по улице, меня охватывает необъяснимое волнение. Такое безотчетное чувство! Я словно птичка, попавшая в сети и стремящаяся выбраться оттуда изо всех сил. Наступает момент, когда кажется, что небо обрушивается на мою голову. Я стрелой влетаю в магазин, – она засмеялась. – Люди думают, что я сошла с ума.
– Нет. Большое количество людей испытывают то же самое. Я успокаиваю многих заблудших членов сегрегации. То, что ты описала, точь-в-точь совпадает с их переживаниями, только у всех свои образы. Так чудесно, когда ты успокаиваешь меня, Рейчел. – Они улыбнулись друг другу. – Какие планы на сегодня?
Рейчел задумалась.
– Я бы хотела просто побродить где-нибудь здесь, поблизости, заглянуть в магазинчики.
– Ладно. Пойду приму душ, и мы отправимся на прогулку по окрестностям. Днем нужно будет обязательно отдохнуть: вечером вернемся очень поздно.
– Ах, да, опера…
Они провели целый день, заглядывая во все маленькие магазинчики района, во многих витрины были завешены циновками из душистой травы.
– Устрицы, – заметила Рейчел и затащила Муню в маленький рыбный бар. – Они здесь гораздо дешевле, чем в Англии. – Они посидели за бутылкой «Пуйлли Фьюзе», закусывая парой дюжин крупных, остро пахнувших морем, устриц.
– Превосходно, – Рейчел жадно вдыхала аромат. – Просто восхитительно! Сижу здесь, в центре Гринвич Виллидж, и поедаю устриц. – Она набрала две огромных сумки футболок фирмы «Биг Эппл» и джинсов для Сары и Доминика.
Рейчел сидела в огромном оперном зале Линкольн-центра. К тому времени, как Мими страдала, стоя над мрачной могилой, Рейчел расстроилась окончательно.
– Муня, – сквозь слезы говорила она. – Ты не сказал мне, что люди отваливают такие деньги, чтобы терзать свою душу такой скорбью.
Ли, одна из приятельниц Муни, нежно обняла Рейчел.
– Тс-с, – шепнула она ей, смеясь. – Я представляла всех англичанок бесчувственными и холодными.
Она сильно, отнюдь не по-дамски, засопела, шмыгнула носом и промокнула глаза.
– Мне достаточно заглянуть в «Ридерз Дайджест» и я тут же вою. А уж «Лесси», – она выразительно мотнула головой, – напрочь выбивает меня из колеи.
– На этот раз, по-моему, вам повезло. Вот. Возьмите мой носовой платок. Ваш – совершенно мокрый.
– Спасибо, Ли, – Рейчел благодарно взглянула на нее.
Ли была молодой особой с поразительно яркой внешностью. Худенькая, по последней моде, с большим крючковатым носом и смоляными волосами. Но больше всего внимание Рейчел привлек сверкающий огонь ее глаз. Несмотря на то, что глаза были глубоко посажены, они отнюдь не казались маленькими. Более того, взгляд был живым и проницательным. Выражение лица Ли тут же запало Рейчел в душу. Оно излучало такую нежность! Рейчел опустила глаза на свой смятый платок. Где-то в глубине сознания шевельнулось смутное воспоминание.
Несколько дней спустя Рейчел лежала в объятиях Ли.
– Я знаю, что это, – сказала Рейчел. – Я всегда с нетерпением ожидала этого момента, когда в детстве любила лежать возле своей тетушки Эмили. – Она вздохнула. – С тех пор жизнь никогда не казалась мне простой или безопасной. – Она приподнялась на локте. – Ли, я не помню, что произошло прошлой ночью. – Рейчел смутилась. – Совершенно не привыкла к американским коктейлям.
Ли засмеялась и потянулась.
– Ну, милая, – Ли, обнаженная, лежала поверх своего пухового одеяла. – После ужина все ушли. Муне ты сказала, что хочешь остаться и поговорить со мной. Поэтому он пошел домой, а ты попросила меня заняться с тобой любовью.
Внезапно все отчетливо проступило в сознании Рейчел. Она ухмыльнулась.
– Да. Теперь припоминаю. Мы много смеялись. Ли, в свою очередь, улыбнулась Рейчел.
– Ты испытала такой бурный и восхитительный экстаз, – Ли покачала головой. – Затем ты открыла глаза, посмотрела на меня очень серьезно и сказала: «Благодарю тебя, Господи, за это». Я спросила, что ты подразумеваешь под этим. Но ты уже уснула. Ты только умудрилась пролепетать, что предпочитаешь заниматься этим с мужчинами, а потом отключилась и захрапела.
Рейчел чуть не провалилась на месте от стыда и ужаса.
– Ли, – наклонилась она к подруге, крепко поцеловав ее в губы. – Я вовсе не хотела тебя обидеть.
Ли нежно отстранила ее.
– Ты вовсе не обидела меня, Рейчел. Я все понимаю. Скорее всего, ты была замужем за человеком, который все время твердил тебе, что ты или фригидна, или лесбиянка, если не можешь отвечать на его ласки. Такое со многими женщинами случается. Как твое самочувствие сейчас?
– Здорово, хотя это и забавно. – Рейчел села. – Мне всегда было непонятно, как же можно заниматься любовью с другой женщиной. Теперь поняла.
– Ну и как это? – весело спросила Ли.
– Все равно, как я делала это сама, только не так одиноко. Мне приятна была мягкость твоей груди, но… – она запнулась.
– Ты можешь сказать мне, Рейчел. Мы же теперь подруги, помнишь? – Ли взяла Рейчел за руку.
– Мне не хватает мужского отличия. Хочу сказать, что возникает такое чувство, будто какой-то важный компонент – думаю, это слово подходит точнее всего – отсутствует.
Ли кивнула.
– Я имела те же ощущения, когда была замужем. Долгие годы боролась с чувством, словно то, что я сексуально разделяю с мужем, было слишком совместимым, приевшимся. Я искала разнообразия в ком-то другом, – Ли сцепила руки на затылке. Ее темно-оливковое тело с совершенными линиями и формами вытянулось поверх желтого пухового одеяла. – Я попробовала других мужчин даже во время нашего брака, но не нашла ничего пикантного. В конце концов, мы прекратили наши интимные отношения. Затем я повстречалась с Кейт, – ее лицо просветлело от одного только воспоминания. – Вот тогда-то я и постигла истинную суть любовных отношений.
– Что случилось с Кейт? – спросила Рейчел.
– Она умерла. – Ли устремила взгляд на противоположную стену, где висела фотография ее любовницы. – Она была издательницей. Мы познакомились через моего мужа. Полюбили друг друга. В те дни подобные отношения еще не вошли в моду, не то, что сейчас. – Она печально покачала головой. – Я потеряла опеку над своими двумя детьми, так как судья сказал, что лесбиянки не могут быть достойными матерями.
Она содрогнулась, вспомнив, как держась за Кейт, кричала в суде: «Верните мне детей!». Два подростка с серьезными лицами и взрослыми взглядами смотрели на нее с отвращением.
– Ладно, по крайней мере, это все в прошлом. Дети проводят много времени здесь, однако в душу им тогда здорово наплевали. И все-таки Кейт – это десять восхитительных лет моей жизни! На день Благодарения исполнится два года, как она умерла.
– Ты знаешь, почему отдаешь предпочтение женщинам? – спросила Рейчел.
Ли поднялась на ноги.
– Подожди. Возьму сигарету. – Она вернулась в комнату, закурив «Мальборо». – Я много лет ломала голову над этим вопросом, но, когда ответ нашелся, меня он уже больше не волновал. Моей избранницей стала Кейт. Не потому что она была женщиной. Это вполне мог оказаться бы и мужчина, с равным успехом. В Кейт заключалось нечто уникальное только для меня. То же она испытывала и по отношению ко мне. Для нас не имело существенного значения, какую форму имеют наши гениталии. Вот почему для нас явилось тягчайшим испытанием вмешательство других людей в наши отношения. Они принадлежали исключительно нам, и были сугубо личными. – Голос ее стал сердитым.
– А как же группировки мужчин – гомосексуалов?
Ли замолчала и посмотрела на Рейчел.
– Нельзя выхватить интимные отношения и превратить их в политическое движение. Ничего не выйдет. Посмотри, что творится между мужчинами и женщинами. – Рейчел закатила глаза. Ли горько засмеялась. – В Америке лелеют несбыточную надежду, что мужчины якобы изменят что-то вокруг женщин, изобретут новые взаимоотношения, и это позволит женщинам занять полноправное место в мире. А на деле все происходит так, что мужчины настолько враждебны к женщинам, от них исходит такая угроза, что большинство женщин, достигших независимости, оказываются в одиночестве. Или же, от этого я тоже не в восторге, они устремляются друг к другу в поисках душевного покоя, а затем приходят к единодушному мнению, что мужчины – их враги. Однако врага-то не существует, Рейчел. Ты понимаешь это?
Рейчел совершенно некстати засмеялась.
– По-моему, не огорчаться и не сердиться на Чарльза – дело весьма трудное.
«Не говоря уже о Лиаме», – подумала она.
– Подумай, Рейчел. Ты выбрала Чарльза, и, держу пари, совершенно ошибочно. Женщины не могут загонять мужчину вить себе гнездышко, а затем вопить о том, что они не изменились.
– А почему, собственно говоря, они должны меняться? Чарльз пальцем о палец в доме не ударил. У него есть мама, Антея, прислуга, выполняющая любую его прихоть, – резко сказала Рейчел. – Ему даже сморкаться самому не приходится.
– Да, но кто обеспечивает систему поддержки его отвратительного махрового нарциссизма.
– Полагаю, другие женщины.
– Точно. Порядок наводить надо начинать с дома каждой конкретной женщины. Слишком много наших сестер выкладываются, чтобы обустроить мир на всей планете, но забывают о дерьме, которым завален собственный задний двор.
– Ты абсолютно права, – засмеялась Рейчел. – И все-таки, Ли, знаешь, мне очень хочется теплых любовных взаимоотношений с кем-нибудь. После минувшей ночи, я поняла, что в основе моей лежит сексуальное влечение к мужчинам, а не к женщинам, – она задумалась. – Действительно, я не только поняла, что не извращенка, но вычистила множество негативных ощущений в душе. Все они были порождены Чарльзом. Кроме того, я поняла, что для меня отрезан путь в какие-то группировки или объединения гомосексуалистов. Это совершенно неприемлемо как альтернатива. Жаль, но снова передо мной безбрежные просторы одиночества. И все-таки, в качестве друзей я предпочтение отдаю женщинам. Существуют единицы мужчин, которые интересны и искренни в той же степени, как и женщины. – Рейчел вдруг загрустила по Джейн.
– Бедные мужчины, – сказала Ли. – Они такие эмоциональные калеки. Однако нехорошо нам выбивать у них костыли. Иначе они поднимут их против нас. Ладно, Рейчел. Нью-йоркцы так болтливы. Хватит философствовать. Давай вставать. Я свожу тебя на прогулку в центральный парк. С Муней мы встретимся за обедом. Я знаю один приятный китайский ресторанчик. Держи. Одолжу тебе джинсы и свитер.
Рейчел всячески избегала вопросительных взглядов Муни. Втроем они сидели в ресторане «Пенг», расположенном на 44-й улице восточной части города.
– Попробуй пирог с голубятиной и водяными каштанами, – посоветовал Муня.
– Нет, по-моему, Рейчел стоит попробовать блюдо «Дракон и феникс» – настояла Ли.
– А что это?
– Это особое блюдо, приготовленное из цыпленка и омара.
– Но, – Муня невинно посмотрел на Ли, – Рейчел уж наверняка понравится бамбуковая корзиночка, на которой подают пирог.
Рейчел утвердительно кивнула. Ли засмеялась.
– Сдаюсь, но вино буду выбирать я.
– Подумать только, я спала в одной кровати с Муней и занималась любовью с женщиной, – тихонько прошептала Рейчел.
Ли весело поинтересовалась.
– Что, Рейчел, замечталась?
Рейчел покраснела и понадеялась, что Ли не прочтет ее мысли: довольно странно сидеть за одним столом с одетой Ли, когда всего несколько часов назад обе лежали в постели абсолютно голыми. И к Муне, и к Ли, Рейчел испытывала почти что родственные теплые чувства.
Ресторан был переполнен. Рейчел никак не могла привыкнуть к этому шуму.
– Американцы всегда так кричат? – спросила Рейчел у Муни.
– Нет, Рейчел, только нью-йоркцы.
– Мы все много вопим, – вставила Ли.
– Перебиваем друг друга, – поддразнил ее Муня. – В самом деле, Ли, тебе стоило бы немного позаимствовать сдержанности от англичан.
Ли покачала головой.
– Слушай, Муня, я буду восторгаться вашими прекрасными старинными зданиями, но отнюдь не вашими эмоционально оцепенелыми мужланами. – Она передернула плечами. – Однажды я провела в Англии целое лето. Дождь шел не переставая…
– Так уж и не переставая, – засмеялась Рейчел.
– И, – продолжила Ли, – в картинной галерее мне сделал предложение мужчина без подбородка и выступавшими, как у кролика, зубами.
– Неужели? – удивилась Рейчел. – А я-то думала, что ты до смерти была запугана англичанами.
Ли рассмеялась.
– Вообрази, можно ли получить наслаждение с человеком, который говорит: «Позвольте, не будете ли вы так любезны отобедать со мной?» – она весело передразнила своего потенциального соблазнителя.
– Я думала, такое бывает только в кино.
– К сожалению, не только в старых фильмах, – сухо сказала Рейчел. – Наша английская система школьного образования на самом деле поставляет своеобразных евнухов. Положение дел немного улучшилось с тех пор, как я закончила школу, но, честно, Ли, какое это испытание для маленького мальчика. Французы или итальянцы, по крайней мере, позволяют своим детям визжать, а мы должны держать все в себе наглухо застегнутым. Женщины в Англии страшатся, что прослывут агрессивными или крикливыми. Мэгги Тэтчер называют «Железная Леди», и вряд ли она умеет повышать свой голос. Она призналась, что однажды кричала. Газеты подняли такую шумиху!
– Вот почему я выбрал жизнь в Нью-Йорке, – Муня посмотрел на Рейчел. – Теперь ты поняла, почему?
Рейчел кивнула.
– Словно ты находишься в бутылке с шампанским, – она слегка захмелела. – И я чувствую себя одним из маленьких золотистых пузырьков, вырывающихся вместе с сотнями других пузырьков.
– Эй, что вы хотите делать сегодня? – спросила Ли.
– Как насчет Таймс-сквер?
– О, Рейчел, – запротестовал Муня, – если честно, то это не лучшее место в мире. Там гораздо хуже, чем в Сохо в феврале.
– Неважно. Тебе следует помнить, что почти все мои представления об окружающем мире были твореньем кинотеатра в Лайм Реджис. Многие фильмы были американскими. Ей богу, мы не танцевали под джазовую музыку в кладовке. У нас в спортивном зале устраивался рок-н-ролл, а монахиня-надзирательница караулила, чтобы все было пристойно.
– А в наши дни в моде были подплечики и русские чайни, – засмеялась Ли.
– Отличная идея, – сказал Муня. – Пошли отсюда. Хочу показать Рейчел настоящую русскую чайню, – он посмотрел на Рейчел. – Это недалеко от Карнеги-Холл.
– Чудесно, но мне нужно вовремя вернуться домой, чтобы позвонить Клэр и детям.
– Сделаешь это завтра. Ты же вчера только звонила, помнишь? – напомнил ей Муня.
– Если честно, Муня, то не помню. Забыла. Мне бы попить. Целую бочку бы выпила.
– Ты можешь это повторить, – согласилась Ли. Все трое рассмеялись.
Таймс-сквер оказалась именно такой, какой ее представляла Рейчел.
– Все равно, – обратилась она к Ли. – Вот я стою возле Таймс-Тауэр. Ты не можешь себе представить мои чувства. Знаешь, мне всегда хотелось быть Дорис Дей, – Рейчел пальцем приподняла кончик носа. – Я сто лет потратила на то, чтобы сделать свой нос чуточку вздернутым, как у американок.
– Если ты это сделаешь, то будешь больше похожа на английскую мужеподобную женщину, – пошутила Ли.
– Ли, до меня только сейчас дошло. Я же оставила свое вечернее платье у тебя. Я одета в твои джинсы, а мы собираемся вечером в русскую чайню. Мне нужно прийти в себя и собраться с мыслями, как вы говорите в Нью-Йорке.
– Ладно, поехали ко мне, – сказал Муня. Он остановил такси.
Муня предложил обеим женщинам выпить чаю. Пока он возился на кухне, Ли положила руки Рейчел на плечи и серьезно посмотрела на нее.
– Как ты себя сейчас чувствуешь, Рейчел?
– Немного странно, – призналась Рейчел. – Немного растерянно… Пойти в постель с другой женщиной, как я полагаю, всегда считалось в моей жизни чем-то из ряда вон выходящим. Если Чарльз выходил из себя, то самое обидное оскорбление, которое он мог придумать, так это обозвать меня и моих подруг лесбиянками. Когда он сердился на кого-то из мужчин, то называл их «извращенец» или «гомик». Так трудно сделать что-то, за чем бы скрывалась любовь и сердечное тепло… – она замолчала. – Я хочу, чтобы ты знала, Ли, это была не только терапия моей души. Пребывание с тобой прошлой ночью вернуло мне множество хороших чувств. Я вновь почувствовала себя ребенком, каким была до встречи с Чарльзом. Ли нежно улыбнулась.
– Не нужно извиняться, Рейчел. Каждый должен определять свои сексуальные пристрастия сам. Проблема состоит в том, что слишком многие люди отказываются принимать на себя груз ответственности за это. Вместо этого они зарываются носом в книги или смотрят фильмы, пытаясь найти там ответ на свой вопрос. Я долгие годы воображала себя Лорен Бакол, и мне нравилось раздавать своим мужчинам оплеухи.
Вошел Муня с восхитительным японским чайником.
– Мне всю жизнь хотелось быть Джеймсом Дином, – сказал он.
Ли убрала руки от Рейчел и села на диван.
– Вынужденные обстоятельства, – сказала она. – Я позволю Муне быть мамой и разлить чай.
Муня ухмыльнулся.
– Я-то думал, что ты не любишь стереотипов. Рейчел засмеялась.
– Замолчите, вы. Похожи на престарелую семейную парочку. Брюзжите точно так же.
– А мы и так давно знаем друг друга, правда, Муня?
Он кивнул. Рейчел взглянула на них.
– Надеюсь, я всегда буду знать, что вы оба в Нью-Йорке, даже в том случае, если не смогу видеться с вами довольно часто. Мысленно я всегда смогу представить, что с вами, когда только захочу. Знаете, как только я вернусь в Лондон, займусь поисками квартиры. Что-нибудь, типа вот этой, оказалось бы для меня идеальным вариантом. Когда устроюсь, вы вдвоем обязательно приедете ко мне в гости.
Ли поморщилась.
– Не выношу Англию. Говорила же, что там жуткий холод. Мне так и хочется щипать там всех прохожих, чтобы посмотреть, какая будет реакция. Должно быть, я – единственная американка, которая не пришла в восторг от мысли поехать в Лондон. Но все равно, большое спасибо. Запомню. Нет ничего лучше шести недель дождя для усовершенствования моего повествовательного стиля.
Муня и Ли пустились в долгий литературный спор. Рейчел это скоро наскучило. Она пошла в свою комнату и прилегла отдохнуть. «Жду не дождусь, когда смогу рассказать Клэр», – подумала она. Рейчел представила лицо Анны. Преподобной матушки-настоятельницы. Затем ее сморил сон.
Остальное время Рейчел воспринимала сквозь дымку. Если Муня был занят, то ее вывозила куда-нибудь Ли. Иногда они собирались все втроем. Одно событие запечатлелось в памяти Рейчел навечно. Ли пригласила их с Муней поужинать в кругу своих друзей. Мужчина, Поль Горовиц, оказался известным писателем. Его жена Эмили тоже состояла «при искусстве». Рейчел никогда раньше не приходилось видеть подобные картины.
– Что это? – простодушно спрашивала Рейчел.
– Это мужской член, – просияла Эмили. – Видите? Это написала Франц, моя приятельница. Она намеревалась выразить мужское превосходство. Видите? Это Белый Дом.
– А, да. – Рейчел подошла к картине вплотную и еле-еле разглядела знаменитое здание, угнездившееся где-то среди волос мошонки.
– Ли, вы помните идеологическую борьбу, которую мы вели по поводу того, должен ли член вписываться в какую-то окружающую обстановку или нет?
– Слава Богу, большинство из нас переросло эту стадию, – рассмеялась Ли.
– Кто же победил? – не унималась Рейчел, которую разбирало любопытство по столь животрепещущему вопросу.
– О, конечно же, Франц, – ласково рассмеявшись, ответила Эмили. Она была крупной и на вид очень сердечной женщиной. – Пошли, Рейчел. Пора к ужину.
Рейчел чуть было не забыла о существовании внешнего мира, пока она кружилась в вихре развлечений Нью-Йорка, увлекаемая энергичной Ли или нежным и предупредительным Муней. Втроем они жили среди кипящего люда Нью-Йорка, используя толпу в качестве театрального задника в своем наслаждении обществом друг друга. Внезапно Рейчел, сидя за безупречно накрытым столом, осознала, что волшебному времени подходит конец. В мире живут не только такие как Анна, Клэр, Муня или даже Ли. Девяносто пять процентов населения всего мира составляют такие люди, как Поль Горовиц.
– Мы здесь очень беспокоились о вашей Лейбористской партии, – заявил Поль. – Я все время следил за левым крылом, – он умолк. – Единственный выход для вашей страны – социалистическое правительство, которое эффективно перераспределит состояние нации.
Рейчел охватил страх.
– Надеюсь, этого не произойдет, – сказала она. – Все деньги достались мне по наследству.
Ноздри Поля алчно зашевелились.
– Вы голосуете за консерваторов?
– Я не голосую вообще, – Рейчел начала потихоньку выходить из себя. – Я стараюсь избегать политики. Наслышана, что существует правая оппозиция и левая оппозиция, но остальные, причем, их большинство, скромных и самых лучших, остаются в тени. – Она самодовольно рассмеялась.
Поль и Эмили посмотрели на нее.
– Поль, – вмешалась Ли. – Оставь свои политические амбиции при себе. Я же знаю, что ты республиканец, но скрываешь это от всех. Сколько стоили эти хрустальные бокалы? – она подняла изысканный бокал для вина Григорианской эпохи.
Рейчел заговорила, прежде чем Поль успел ответить.
– Могу сказать, что в Англии это стоило бы сто двадцать фунтов за каждый. Именно этот рисунок очень редкий, – Рейчел взглянула на Поля. – У вас есть полный набор? – Поль кивнул. – Тогда вы можете удвоить цену.
– Сто двадцать фунтов… за каждый? – Муня присвистнул. – Целое состояние!
Вечер подходил к концу. Складывалось такое впечатление, что Поль и Эмили знали каждую собаку в Нью-Йорке, а все время проводили в ресторанах и театрах. Поль сидел рядом с Рейчел, поэтому в какой-то момент ему не оставалось ничего, кроме как поддерживать с ней разговор. Между Муней, Ли и Эмили разгорелась жаркая баталия по поводу новой книги о феминизме, а Рейчел, которая вдоволь наслушалась о феминизме от Анны и была сыта этими разговорами на всю жизнь, обрадовалась предоставившейся возможности передохнуть.
– Вам нравится в Нью-Йорке? – Поль говорил очень тихо, поэтому Рейчел пришлось наклониться к нему, чтобы расслышать вопрос. Она улыбнулась и утвердительно кивнула. – Вы очень красивая молодая женщина, знаете ли. – Он не улыбался. – Молодым красавицам вовсе не обязательно разбираться в политике. С них довольно того, что им известно, как нужно ублажать мужчин. – Рейчел выпрямилась. Поль продолжил. – Я тоже знаю, как доставить удовольствие женщине. – Он в упор посмотрел на Рейчел. – Уверен, что Эмили каждый вечер засыпает после восхитительного чувственного экстаза. Что вы об этом думаете?
Рейчел опешила. У нее даже язык не поворачивался, чтобы ответить на столь откровенный вопрос. Не могла же она ему ответить то, что думала на самом деле – какая скука, сидеть за его собственным столом.
– Пожалуй, я выпью еще немножко вина, – сказала она наконец. Она, кажется, здорово напивалась.
Муне и Ли пришлось тащить ее в такси. Рейчел заливалась от смеха.
– Что ж здесь смешного? – спросил ее Муня, усадив в машину.
– Поль устраивает Эмили оргазм каждый вечер… Бедняжка Эмили!
Ли улыбалась.
– Поль не ведает, что у Эмили есть подружка.
– Франц? – спросил Муня, взглянув на Ли. Та ухмыльнулась. – Так он никогда об этом не догадывался, глядя на картину?
– Нет. В том и вся соль. Рейчел взглянула на Ли.
– Выходит, все кругом обманывают?
Ли нежно потрепала Рейчел по плечу. Она прекрасно понимала, что смех Рейчел может мгновенно превратиться в слезы.
– Почти все, Рейчел. Относись ко всему проще, и самой станет легче. Люди обманывают друг друга не потому что они плохи, а просто оттого, что им бывает грустно.
– Пожалуй, так и есть, – Рейчел обхватила голову руками. – Кажется, меня сейчас стошнит.
Ли придерживала ладонью лоб Рейчел, когда они вместе высунулись в окно. Муня был тоже рядом. Водитель такси с отвращением сказал:
– Уплатите по двойной таксе, я не вожу в своей машине пьяных дамочек.
– Мне так стыдно, Ли, – пробормотала Рейчел в перерывах между приступами рвоты.
– Не думай об этом, – сказала Ли. – Наклонись еще немножко подальше. Вот для чего нужны друзья.
Рейчел завороженно смотрела на рождественское убранство. Вся атмосфера русской чайни восхищала ее.
– Как здорово, когда Рождество круглый год! – воскликнула она.
– Попробуй сибирских пельменей. Их подают только сегодня, – сказал Муня.
Наступил последний вечер Рейчел в Нью-Йорке. Прощальный ужин в русской чайне был устроен по ее выбору, потому что ей очень понравился ужин здесь в первый раз. Муня мелкими глотками пил какой-то экзотический напиток.
– Что это? – спросила Рейчел.
– «Харви Уолбангер».
– Мне так понравились американские коктейли.
– Я хочу борщ и блины, – заказала для всех Ли.
Один из казаков, обслуживавших зал, подошел к их столику.
– Глаз не отвести от вас, красавица, – сказал он Рейчел. – Приготовлю коктейль лично для вас, для вашего милого ротика, – Рейчел улыбнулась. – Ах, – бармен протянул к ней руки. – Какие зубки! А улыбка! Как у мадонны… – он жестом указал Муне и Ли. – Перед такой красотой мое сердце не устоит. – Он стремглав бросился к стойке бара.
– Я мигом! – бросил он через плечо.
– Он в самом деле русский, Ли? – Рейчел слегка взволновалась.
– Нет, итальянец, но с русским акцентом. Не волнуйся, они все себя так ведут, – Ли улыбнулась Рейчел.
Расторопный официант через мгновение подлетел к столу вновь.
– Как вас зовут? – спросил он у Рейчел.
– А ваше имя? – осторожно спросила она.
– Джорджио, – наклонился он к ней.
– Рейчел Кавендиш, – растаяла она от его улыбки.
– Выпейте, – предложил он, ставя перед ней стакан.
Она пригубила бокал.
– Чудесно, Джорджио. – Рейчел передала Ли напиток для дегустации.
– Коктейль Кавендиш, – объявил Джорджио на весь ресторан. Посетители смолкли. Народ смотрел на Джорджио. Официант поднял бокал. – Новый коктейль – мы все пьем за самую красивую женщину Нью-Йорка.
Рейчел смутилась. Все посмотрели на нее. Ли и Муня были в восторге.
– Каковы ощущения Королевы бала? – спросила Ли.
– Весьма странные! – воскликнула Рейчел. – Я столько лет оставалась жалким ничтожеством. Джорджио, – обратилась она к официанту. – Как ты готовишь мой напиток?
– На ваших губках – клубничный ликер, – улыбнулся он. – Водка – для задора, а апельсиновый сок – за вашу чистоту.
Рейчел рассмеялась.
– Продолжай, Джорджио. Он весело улыбнулся.
– Я режу клубничку, добавляю кусочки льда. Вдруг он залихватски крикнул и пустился лихо отплясывать между столиками. Еще один бармен и официанты присоединились к нему. Некоторые посетители повскакивали со своих мест, и весь ресторан наполнился буйным весельем. Люди кружились и пели.
«Только в Нью-Йорке», – подумала Рейчел. Ли улыбнулась и положила руку на плечо Рейчел.
– Мы будем скучать по тебе, – грустно сказала она.
Комок подкатился к горлу Рейчел.
– Ли, ты никогда не узнаешь, как много для меня сделала.
Ли кивнула.
– Верю, что людские пути пересекаются. Можно сотворить другому человеку добро или причинить зло. Нам всем недостает умения прощать. Большинству из нас труднее всего научиться расставаться. – Она улыбнулась.
Рейчел кивнула.
– У меня в душе борьба все еще продолжается. Физически я уже избавилась от Чарльза, но эмоционально он все еще незримо довлеет надо мной, боюсь, в основном, осуждает.
Ли покачала головой.
– Без его осуждения тебе еще очень долго не обойтись, Рейчел, если ты думаешь об этом. Многие женщины позволяют своим мужьям осуждать их, потому что в том случае, если они чувствуют свою никчемность, им не придется изо всех сил бороться, прокладывая себе путь к освобождению из этой трясины. У меня было нечто похожее очень долго.
– Иногда бороться за свое освобождение оказывается сложнее, чем смириться и плыть по течению, – вздохнув, ответила Рейчел. Если бы Чарльз никогда не признался мне, я бы все еще находилась в Ричмонде. Это мертвая хватка…
Ее прервал Джорджио.
– Танцуем, моя прекрасная леди! Танцуем! – он стремительно закружил ее по залу.
Клэр послала лимузин из «Савоя», чтобы встретить Рейчел, к аэропорту Хитроу. Роскошные мягкие сидения располагали к философским размышлениям. Рейчел задумчиво смотрела в окно. Никогда и не предполагала, как отвратителен автомобильный подъезд к Лондону со стороны Хитроу. Ей вдруг стало грустно от того, что люди, со всего света стекающиеся в Англию, должны видеть Лондон как красавицу, одетую в замызганную юбчонку. «Ничего, – успокаивала она себя, – «Савой» – это отдельный город. Как только я попаду внутрь отеля, снова окажусь в безопасности». Рейчел вдруг удивилась, насколько вновь стала уязвимой, как только покинула теплую компанию Муни и Ли.
Сидевший рядом с ней в самолете мужчина беспрестанно задавал вопросы, пока Рейчел не повернулась к нему спиной. «Слава Богу, что я могу себе позволить лететь первым классом», – подумала она. Она вспомнила, в каких стесненных условиях один раз была с Чарльзом и детьми, когда они летели во Францию. Промелькнула мимолетная мысль. Интересно, как бы все обернулось, если бы у нее на пальце сейчас было одето обручальное кольцо. «Оно спасло бы меня от всяких неотесанных мужланов», – подумала она. Но затем вспомнила об упоительной свободе, которую ощутила, вручив кольцо Чарльзу. С рабством теперь покончено. Она взглянула на палец, на котором до сих пор оставался след от долгих лет ношения широкого золотого кольца.
«Я принадлежу сейчас только себе», – подумала она, когда машина бесшумно подкатила к отелю и въехала во внутренний двор.
– С возвращением, мадам. Добро пожаловать! – швейцар подхватил чемоданы и прошел следом за ней в регистрационный зал. «Надо же, какая перемена», – подумал он. – Прошло всего пять месяцев, и серая мышка превратилась в великолепную принцессу». Рейчел вызывала у него особый восторг. Глядя на нее, он весь просиял.
– Чудесная погода для этого времени года, – заметил он.
Рейчел улыбнулась, вспоминая комментарий Ли по поводу того, что все англичане – эмоциональные калеки.
– Я очень по вас соскучилась.
Глаза швейцара подернулись влажной дымкой. Он смущенно прокашлялся.
– Благодарю вас, мадам, – сказал он, убирая в карман чаевые. Женщин, размышлял он, возвращаясь на свое место снаружи парадного входа, никогда нельзя предугадать, что они скажут дальше. Он замер, тупо уставившись в пространство перед собой. «Она скучала без меня». Он задумался и позабыл придраться к новому швейцару.
«Старик совсем спятил», – отметил про себя мужчина, что помоложе. – Скоро я получу его место».
Он помчался к следующей машине такси, сигналившей на подъезде.
Когда Рейчел вошла в номер, Клэр читала в гостиной.
– Милая! Как замечательно выглядишь!
– Правда? – Рейчел глянула в зеркало, висевшее над камином. – Я так великолепно провела время, Клэр. Мне сейчас кажется, что я пробыла там целую вечность. Находиться в Нью-Йорке – все равно, что бежать за странствующим цирком, – она остановилась и посмотрела на Клэр. – Ты выглядишь ужасно. Майклу лучше?
Клэр отрицательно покачала головой.
– Слишком рано говорить, но, думаю, он поправится в том смысле, какой вкладывают в это понятие во всем мире. Но для меня или людей, знавших его хорошо, Майкл, человек, которого мы привыкли считать Майклом, умер в тот день. Он ушел из Министерства иностранных дел и говорит, что собирается жить в предместье.
– А ты что собираешься делать, Клэр? Клэр на мгновение задумалась.
– Останусь с ним, Рейчел. Как только устану от сельского пейзажа, и мне потребуется передышка, буду приезжать и оставаться здесь столько, сколько захочу. Я не желаю похоронить себя в деревне. Майкл может заниматься охотой или рыбной ловлей, но я не принадлежу к тому типу женщин, которые млеют от жизни в деревне. Мы с Майклом привыкли друг к другу, – она улыбнулась бледной зимней улыбкой.
Рейчел опустилась на колени возле стула Клэр.
– Неужели ты не истосковалась по любви? Я имею в виду по тому, чтобы тебя обнимали и целовали? – Она вспомнила душевное тепло, которое ощущала от Муни и Ли. – Я не могу без этого, Клэр. Мне обязательно нужно чувствовать чью-то любовь и привязанность. Знаю, Чарльз не платил взаимным чувством, но мне просто необходимо дарить кому-то любовь без всяких условий. Теперь я ясно поняла это. – Рейчел засмеялась. – Буду коротать остаток своих дней с четырьмя зловонными пуделями и чайной грелкой на голове. Клэр улыбнулась.
– Я не такая, как ты, Рейчел. Никогда столь страстно не относилась к жизни или Майклу. Мы заботимся друг о друге, и этого для меня достаточно. Иногда, если я вижу прекрасную картину или безупречной огранки бриллиант, во мне просыпается какое-то чувство, но люди… – Клэр брезгливо покачала головой. – Я напрочь отказалась от них еще с тех пор, когда была маленькой девочкой. Ты, Рейчел, естественно, в это число не входишь, – поспешно добавила Клэр. – Всегда отличалась и выделялась среди остальных. Это в самом деле так. – Она улыбнулась вытянувшейся возле нее Рейчел. – Ты на меня благотворно влияешь, ты и твое сумасбродство. Твои чувства опускают меня на землю и не дают вознестись.
Рейчел положила голову на сложенные ладони.
– Чувства, – резко оборвала она. – Сколько месяцев мне потребовалось, чтобы выпутаться из клубка этих пресловутых эмоций. Знаешь, когда я была в Нью-Йорке, то переспала с женщиной.
Клэр удивленно подняла брови дугой.
– Неужели, Рейчел? И как ощущения?
– Восхитительно, – сказала Рейчел и вздохнула. – Знаешь, Клэр, было бы гораздо легче послать всех мужиков к черту и жить с кем-нибудь, типа Ли. Загвоздка не в сексе, а в том душевном комфорте, который я испытываю. – Она замолчала. – Если бы мы с Ли были вместе, то подходили друг другу идеально, в особенности я успела заметить это, когда мы с ней вместе готовили. Если Чарльз оказывался на кухне, он все время путался под ногами, и мне стоило больших трудов не наступить на его собственное «Я». Теперь, оглядываясь на свое прошлое, я сознаю, что моя жизнь была похожа на минное поле. Ничего удивительного, что я грызла ногти. Клэр кивнула.
– Я часто ловила себя на мысли о том, что сама отнюдь не прочь позаниматься любовью с женщиной. Смешно, но всегда думала, что на это отважусь первой именно я, а не ты. Я многое попробовала в жизни. Возможно, меня всегда останавливало то, что я могу обнаружить в себе. А мне нужна моя крепость.
– В самом деле, я для себя после этого многое прояснила. С одной стороны, грустно. Мысль о том, чтобы состоять в интимных отношениях с женщиной, всегда успокаивала меня. Однако той ночью с Ли я поняла, что нахожу больше эротики в мужском теле, – Рейчел передвинулась на пол.
– По-моему, я всегда жаждала ласк тетушки Эмили, – вздохнула она. – От ее мягкой груди веяло умиротворением и спокойствием.
Клэр сидела выпрямившись в своем кресле. Лицо ее было хмурым, а кулаки – сжаты.
– У тебя, по крайней мере, была тетушка Эмили, – сказала она.
Следующие месяцы оказались беспокойными. Клэр и Рейчел были все в хлопотах, прочесывая улицы Челси в поисках подходящей квартиры. Рейчел продала дом в Девоне за 268 000 фунтов стерлингов. Большую часть содержимого дома она продала с аукциона, что принесло ей еще 100 ООО фунтов стерлингов. В конце концов она решилась приобрести одну из очень мрачных, похожих на подземелье, квартир на улице Бофор.
– Там все-таки четыре спальни, и она стоит не таких баснословных денег, как все эти новомодные квартиры, кроме того, если встать на цыпочки и высунуться из окна, можно увидеть реку, – рассказывала Рейчел Анне по телефону. – Как дела у Сэма?
– У него режутся зубки, и он много кричит, – ответила Анна. – Скорее покупай квартиру. Умираю, как хочу приехать и повидаться с тобой. Юлиан просил разрешить ему взять Сэма на выходные, поэтому у меня будет свободное время вновь почувствовать себя человеком. Рейчел рассмеялась.
– Я же говорила тебе, что это работа с утра до ночи. Помнишь, сколько раз ты ворчала на меня из-за того, как скучно и утомительно быть просто домохозяйкой.
– Перестань, Рейчел. Не напоминай мне об этом, – засмеялась она. – Знаешь, я поймала себя на мысли, с каким удовольствием рассказываю одной из служащих о том, что Сэм кушает морковку. Мне… стало не о чем поговорить, кроме как о пристрастиях своего ребенка в еде. Я все время била себя кулаком в грудь и говорила, что скорее убью себя, чем сделаю подобное. Мамочке везет больше. Она только и делает, что лодырничает и обожает Сэма. А мне постоянно приходится иметь дело с двумя его концами, которые все время текут, – ее голос стал мягче. – Но знаешь, Рейчел, у него такая сказочная улыбка. Проклятье, слышу, как он вопит. Должна идти, Рейчел, он упал.
Рейчел улыбнулась, положив трубку. Она вспомнила Эшли Роуд и времена, когда тоже торопливо бросала трубку на полуслове. Такая драгоценная связь с внешним миром! Она пробежала пальцами по волосам. Теперь нет крошек, подумала она. Рейчел до сих пор без содрогания не могла видеть на полке банки с тушеной фасолью. И несмотря ни на что, в воспоминаниях была своя прелесть: как приятно, когда дети, искупавшиеся и готовые лечь спать, сияли своими чистенькими мордашками и тянулись пухлыми ручонками, требуя поцелуя. Она улыбнулась про себя.
Квартира пришлась по вкусу даже привередливому Доминику.
– Отец говорил, что купишь нечто слишком дорогое. – Он осмотрел пустую кухню. – Немножко темновато, но зато в самом центре. Могу иногда оставаться здесь. Такая тягомотина тащиться поздно вечером в Ричмонд.
Сара с топотом носилась из одной спальни в другую.
– Мамочка, можно мне выбрать вот эту? Рейчел посмотрела на нее.
– Нет, Сара. Это моя комната. Во-первых, она самая большая, а во-вторых, из этой комнаты открывается хороший вид на реку. Почему бы тебе не занять комнату рядом?
– Мне хочется большую, мамочка. – Сара состроила умильную физиономию.
– Сара, – Рейчел оставалась непреклонной, и голос звучал настойчиво, – это моя квартира, и та комната будет принадлежать мне. Договорились?
Сара посмотрела на нее.
– Ладно. Можно мне тогда взять кресло-качалку?
– Конечно, – улыбнулась Рейчел.
– Вот будет здорово! – Сара посмотрела на Рейчел. – Можно Жилю у нас оставаться?
– Разумеется, дорогая. – Рейчел задумалась над тем, какие шторы купить.
– Я имею в виду на ночь в моей спальне. Рейчел была ошарашена.
– То есть, хочешь спать с ним в твоей постели? Сара кивнула.
– В их доме мне это разрешают. – Сара запнулась. – Бабушка умрет, если узнает… Однако все это делают, мамочка. Правда.
– Сара! – Рейчел была страшно расстроена. – Так вы уже спали с Жилем?
Сара опустила глаза.
– Нет еще, но он уже просил меня об этом. – Она дерзко посмотрела на мать. – Доктор Бернс дал мне пилюли.
– Даже так? – подбородок Рейчел задрожал. Сара подошла к Рейчел.
– Я бы обязательно рассказала тебе, мамочка, но ты же была в Америке, а Жиль так настаивал.
– О, Сара, – Рейчел привлекла дочь к себе. – Ты и в самом деле хочешь интимных отношений с Жилем?
Сара посмотрела на мать.
– Да не особо, но он не останется со мной, если я не соглашусь, мам. Всегда найдется сексапильная девица, которая готова подстелиться под любого, – она вздохнула. – Жизнь такая тяжкая для девушек типа меня. Все равно, – Сара просветлела, – мне пока не стоит беспокоиться об этом, потому что я собираюсь жить с тобой. Оставаться дома у меня просто нет никаких сил. Бабушка стала невыносима. Мари-Клэр с ней все время дерется, а папочке наплевать на все. На самом деле он, наверное, наслаждается их борьбой за его внимание. Потом – Антея… Знаешь, мне ее так жаль, мамочка. Она сама не своя от горя. Слышала, как папа кричал на нее по телефону.
– Неужели? – заинтересовалась Рейчел. – Что он сказал?
– Он сказал: «Здесь никогда не будет госпожи Хантер. Не понятно?» Но она не понимает, бедняжка.
Рейчел сочувственно покачала головой.
– Какой резон твоему папочке жениться еще раз? Как ни крути, а он получил в жизни все, чего хотел.
– Там всегда целый список телефонных звонков от его страстных поклонниц, которые ждут не дождуться, когда он соблаговолит удостоить их чести своего внимания, – Сара кивнула.
– Еще бы! – Рейчел ощутила внезапный резкий укол боли. – В любом случае ты можешь переехать в «Савой», если хочешь, и пожить там до тех пор, пока квартира не будет закончена. В моей комнате есть свободная кровать.
Сара обняла мать и побежала в гостиную. Доминик измерял для Рейчел окно.
– Отныне я собираюсь жить с мамочкой, – сказала Сара Доминику.
– Ага, ты такая же неряха, как и она.
– Слышала это, Доминик! – закричала Рейчел из спальни. Она быстро пошла в гостиную. – Вовсе я не такая! – Рейчел вдруг разозлилась. – А не находишь ли ты, что пора посмотреть, какой я стала теперь, самому, а не повторять столетней давности впечатления твоего отца.
Доминик беспокойно завозился.
– Не будь истеричкой, мама.
Рейчел пожала плечами и вышла из комнаты.
– Кстати, – сказал Доминик, выходя из машины и торопясь на поезд до Ричмонда, – можно мне взять ключ от квартиры?
– Нет, – отрезала Рейчел. – Это моя квартира. У Сары будет ключ, потому что она будет жить со мной, но ты должен будешь предупреждать, когда пожелаешь остаться. – Она посмотрела на своего сына. – Видишь ли, Доминик, люди могут меняться. Я изменилась. И мне вовсе не нужно твое осуждение и упреки. До тех пор, пока ты не усвоишь – возможно, ты не усвоишь никогда, – что существуют и другие образы жизни, а не только такой, каким привык жить ты. Кроме того, у тебя нет никакого права навязываться и обманывать меня.
Доминик не слушал. «Интересно, какими таблетками пичкают в сумасшедших домах», – подумал он.
– Мне стоит поехать на Рождество к папочке? – Сара сидела на кровати у Рейчел в спальне новой квартиры.
– Не стоит, если ты не хочешь, родная. Однако здесь тебе будет немного скучновато. Я пригласила на рождественский обед наших соседей – семейство Гелб, кроме того, к нам подъедут Джейн и Джерри с детьми в канун Рождества.
– Ладно, – сказала Сара. – Лучше я встречусь с ним на второй день Рождества, а то здесь намечается такая грандиозная суматоха.
– Но только не в этот год, – улыбнулась Рейчел. – После Рождества на несколько дней приедет погостить Анна, а вечером на День Подарков мы с Клэр отправимся в гости. Пожалуй, тебе лучше остаться в этот день с Чарльзом, а вернуться на следующий день.
– Его не будет дома. В особенности – на День Подарков, – Сара вздохнула. – Доминик отправится с ним, а мне придется остаться с Юлией. Но, – она улыбнулась, – ты столько времени никуда не уезжала. Тебе это пойдет на пользу, мам. Ты становишься домоседкой.
Рейчел хихикнула.
– Мне нравится сидеть дома. Ты представляешь, Сара, что впервые у меня есть свое собственное место, – она откинулась на подушки. – Это всегда оставалось несбыточной мечтой. Моя спальня, в моей квартире…
Рейчел все еще не могла привыкнуть к тому, что можно вставить ключ в замок, войти в квартиру и остаться одной. Бывало, в какие-то дни это было настолько весело. Она вступала в роскошную тишину, наслаждаясь моментом, когда откроет дверь спальни. Там, ожидая ее прибытия, стояли книги, уставленные ровными рядами в изголовье кровати. Обычно возле кровати бесстыдно красовалась пустая кофейная чашечка, а на пушистом светлом ковре были разбросаны утренние газеты. А в другие дни бывало, ее охватывало одиночество и боль. Путь в спальню казался бесконечным. Кофейная чашка и разбросанные газеты были безмолвными соучастниками ее беспорядочного образа жизни. Без списков, которые прежде составлял Чарльз, она постоянно забывала покупать туалетную бумагу. Если она помнила о туалетной бумаге, то забывала купить масло.
Самым тяжким испытанием для нее стали счета. Счет на газ был в союзе со счетом на электричество. Им бы сменить конверты, когда она не смотрела. Банковские бумаги казались вообще непостижимыми, и подписанные ею портфельные инвестиции можно было выбрасывать в мусорную корзину. Господин Гардинер из Мидленд банка отнесся к ней с исключительным пониманием.
– Мисс Кавендиш, – сказал он. – Не отчаивайтесь, вы – не первая и не последняя, кто теряется перед этими бумагами. Поверьте мне. – Рейчел тут же успокоилась. – И, – продолжил он, – это относится не только к женщинам, но и к мужчинам, которые не в состоянии проследить все операции с их деньгами. Пусть это вас не угнетает. Я присмотрю за вашими акциями и позвоню, если нужно будет купить или продать. – Она улыбнулась. – Так-то лучше.
Рейчел отправилась пешком до своей квартиры. Какой милый человек, подумала она. Теперь чувство уверенности восстановилось в ней снова. Она позвонила в фирму, занимавшуюся центральным отоплением. «Почему это, – думала она, пока ждала ответа на звонок, – я могу справиться теперь с настоящим стихийным бедствием, однако подтекающий радиатор кажется мне концом света?»
Когда пришел вызванный представитель фирмы, занимающейся центральным отоплением, Сара находилась в школе.
– Живешь одна, лапонька? – спросил он, копаясь в батарее отопления.
– Нет. С дочерью. – Сначала Рейчел отвечала на его беззаботную болтовню. Ей было довольно одиноко. – Сделать вам чашечку кофе? – спросила она.
Вскоре он сидел за столом на кухне.
– Еще одна чашечка бы не помешала. – К этому времени он уже начал действовать ей на нервы. Рон, так представился слесарь, обхватил хрупкую чашечку своими грубыми толстыми пальцами. – Должно быть, тоскливо сидеть-то тут одной?
– Нет, что вы! У меня прекрасные соседи. Рон многозначительно посмотрел на нее.
– А по ночам?
– Моя дочь дома, – смущенно сказала Рейчел.
– Не скучаешь немножко по прежнему… – он сжал кулаки и изобразил весьма непристойное движение.
Рейчел покраснела.
– Пожалуй, вам лучше уйти.
Рон поднялся из-за стола. Неторопливо подойдя к Рейчел, он наклонил ее назад. Его толстые противные губы впились в ее рот. Он достал своим языком чуть ли не до горла Рейчел. Она слишком была занята сопротивлением, чтобы заметить, как его правая рука оказалась на ее юбке. Он уже запустил свои мерзкие пальцы ей в трусики.
Как раз в этот момент зазвонил телефон. Рон резко отпрянул.
– Черт побери! – воскликнул он, ощупывая свои брюки.
Рейчел помчалась к телефону.
– В чем дело, Рейчел? – сказала Джейн. – У тебя такой голос, будто ты мчалась вверх по лестнице. – Рейчел расплакалась. – Ну же, Рейчел. Не плачь. Расскажи, в чем дело. У меня день свободный. Сейчас приеду.
– Нет! Нет! Ни в коем случае не делай этого. Я сама приеду, – Рейчел бросила трубку и рванулась к двери.
– Эй! – Рон размахивал бумажкой ей вслед. – Эй! Вы не оплатили счет.
Рейчел скатилась по лестнице, истерично рыдая. Ей в память врезались его покрытые табачными пятнами зубы и зловонное дыхание. Она все еще тряслась от страха и отвращения, когда такси подвезло ее к дому Джейн.
Джейн заплатила таксисту и повела Рейчел к себе в дом.
– Вот, – сказала Джейн, протягивая подруге пару таблеток.
Рейчел отстранила ее руку.
– Нет. Я поклялась. Больше никогда в рот не возьму транквилизаторы. Обними меня, Джейн. Обними меня. – Ей необходимо было чувствовать чье-то тепло, нетребовательную любовь и душевную поддержку.
Джейн обняла ее.
– Ох, Рейчел, – все, что она смогла сказать, когда дослушала историю, рассказанную Рейчел, до конца.
– Может, я сделала что-нибудь не так? – Рейчел тревожно посмотрела на нее. – То есть, может, я как-то невольно попросила его об этом, намекнула или еще что-нибудь сделала, не знаю.
Джейн покачала головой.
– Не будь простофилей, Рейчел, он же не имел никакого права прикасаться к тебе. Не вешай на себя ответственность за его гнусное поведение.
Рейчел вздохнула.
– Ты, пожалуй, права, оставлю все невзгоды в старом году.
– Вот и хорошо. Пойдем, выпьем кофе. Рейчел взглянула на Джейн.
– Тебя что-то беспокоит?
Джейн, по своему обыкновению, чадила как паровоз.
– Я не собиралась тебе об этом рассказывать, Рейчел. У тебя своих хлопот полон рот, но, – Джейн загадочно улыбнулась, – я поняла, что ты – единственный человек, которому я смогу рассказать. – Она раскраснелась и вдруг впервые за столько лет расцвела: ее глаза сияли, и она смущенно хихикала.
Рейчел проницательно посмотрела на нее.
– Другой мужчина?
– Как ты узнала? – Джейн была потрясена. Рейчел засмеялась.
– Ты сияешь, как рождественская елка. Ага, мне то-то было невдомек, где это ты пропадала все лето. Кто он?
Джейн опустила голову.
– Это Лизин учитель.
– Ты имеешь в виду Джона Филдза? Преподавателя изобразительных искусств в ее колледже? Тот, о котором она уже все уши прожужжала?
Джейн кивнула. Рейчел присвистнула от удивления.
– Он великолепен, – Джейн стала пунцовой.
– А как же Джерри?
Джейн пожала плечами в недоумении.
– Вот в том-то и проблема. Джон хочет, чтобы я ушла от Джерри… Но всякий раз, как уже соберусь уходить, Джерри делает что-то приятное, и я передумываю. А потом – дети. Они любят отца, и у них нет ни малейшего желания, чтобы семья распалась. Так или иначе, но я не представляю, как можно развестись с Джерри. Он ничего не сделал плохого, кроме того, что надоел мне до смерти. Вообрази, как судья скажет: «Вряд ли, мадам, причиной развода может служить скука, навеваемая вашим партнером». А должно бы, – Джейн стукнула кулаками. – Скука смертная должна следовать за безрассудным поведением. Ты знаешь, – ее мысли вдруг внезапно переключились на другую тему, – я снова начала покупать себе красивую одежду? Вот, – она подставила руку Рейчел под нос. – Запах. «Шалимар». Нравится?
Рейчел широко улыбнулась.
– Жаль Джерри, но за тебя я в восторге.
– Мне придется выбирать и принимать решение, – сказала Джейн. – Находится в подвешенном состоянии невозможно. Это меня доконает. Не нравится изменять Джерри. Это не в моем характере. Поэтому, – она зажгла сигарету, – я решила или отказаться от Джона и вновь превратиться в преданную домохозяйку, – в этом случае буду настаивать, чтобы мы вновь вернулись в Штаты, – для меня пыткой будет жить в такой непосредственной близости к Джону, или попрошу Джерри развестись со мной.
Рейчел посмотрела на Джейн.
– Неужели ты смогла бы вновь вернуться в свою клетку?
Джейн повращала глазами.
– Иногда мне кажется, что не смогла бы, а затем думаю, эта клетка с четко обозначенными границами. Жизнь с Джоном тоже не пряник. Он получает не так уж много, и, – она сдвинула брови, – дети, наверняка, не пойдут со мной.
– Однако с Джоном ты могла бы быть гораздо счастливее. По крайней мере, у него вид доброго, отзывчивого, любящего человека. Знаю, Джерри любит тебя, Джейн, тем не менее, женат он на своей работе.
– Не знаю. Правда, не знаю, Рейчел. Скажу тебе в канун Рождества, ладно?
Рейчел поднялась.
– Джейн, мне надо возвращаться домой. Я же оставила там этого человека. Вдруг, он украл серебро?
– Мне поехать с тобой?
Какое-то мгновение Рейчел колебалась: предложение было слишком соблазнительным.
– Нет, благодарю тебя, Джейн. Так мило, с твоей стороны, предложить мне свою помощь, однако я пытаюсь заставить себя быть дисциплинированной и независимой. – Она рассмеялась. – Я каждый день пытаюсь совершать какой-то независимый поступок, например: прогулка или ресторан, где я бываю абсолютно одна. Пока не очень преуспела. Наверное, по натуре я человек, привыкший к зависимости. Знаешь, я всегда завидовала Клэр. Она так непринужденно и самостоятельно ведет себя все время. Одна ходит на вечера, этим летом ездила в Рим. – Рейчел вздохнула.
Джейн поцеловала подругу на прощанье.
– Понимаю, что сейчас творится у тебя в душе. Я тоже безнадежна. Даже несмотря на то, что иногда могу казаться весьма агрессивной, независимой американкой, все-таки ненавижу делать что-либо самостоятельно. Увидимся перед Рождеством.
– Мамочка, – Сара помогала Рейчел наводить порядок на кухне после Рождества. – Это было самое лучшее Рождество со времен моего золотого детства.
– Правда, Сара? – Рейчел осталась довольна. – Мне было очень хорошо, честное слово, – Рейчел улыбнулась Саре. – Даже и не устала. Обычно к этому моменту я бы насквозь провоняла индюшачьим жиром, а голова бы раскалывалась от жуткой боли.
– Семья Гелб – замечательные люди, то есть, мы можем провести весь день, лениво слоняясь в ночных рубашках и пялясь в телевизор. Мне всегда этого страстно хотелось… и не выключать телик во время всего праздничного ужина, – с ликованием воскликнула Сара. – Мне постоянно приходилось пропускать рождественский фильм.
– Чувствую, что сама останусь сварливой старой леди, – засмеялась Рейчел. – Не смогла отказаться от всех этих свобод.
– Ты совсем не скучаешь по папочке?
– Какая-то моя частичка скучает. В конце концов, мы столько рождественских вечеров провели вместе. Некоторые оставили неплохое впечатление. Елку брали из «Крабтри Лейн», сыр-стильтон выбирали в магазине «Фортнум энд Мейсон»… Действительно, многое нас связывало. Но, – она улыбнулась, – существует большое «но», Сара, а именно: до меня дошло, какую бездну времени я тогда была жутко несчастлива. В те годы это была не я. Это был робот.
– Джейн тоже такая же, – поделилась своим наблюдением Сара. – Джейк говорит, что у нее, возможно, приближается климакс.
– Но она же еще очень молода, Сара. Нет, у Джейн просто свои проблемы.
– Джейк сказал, что боится, как бы его родители не развелись, как вы. Джейк сказал, что в этом случае убьет себя.
– Знаю, что он вполне на это способен, – лицо Рейчел стало суровым. – Маленький негодник, думающий только о себе.
– Мамочка… – Сара посмотрела на Рейчел. Рейчел вспомнила отчаянное лицо Джейн в кухне в канун Рождества…
– Не могу этого сделать, Рейчел. Они все без меня пропадут.
– Но любят ли они тебя? – спросила Рейчел.
– Какое это имеет значение? Это своего рода любовь. В любом случае, Джерри согласился поехать домой.
– О, Джейн, – Рейчел обняла ее. – Мне тебя будет очень не хватать….
– Извини, Сара, – Рейчел нажала кнопку посудомоечной машины. – Я вовсе не хотела упрекать кого бы то ни было. Просто рада, что ты мне не сказала этого, когда я уходила от Чарльза.
– Это совершенно другое, мам. Он, – отныне я буду называть его Чарльз, – я не могла думать о нем как об отце, так вот – он имел целые вереницы любовниц. Кроме того, никогда не одобрял тебя. Джерри безумно любит Джейн и делает все, чтобы только угодить Джейн.
«Кроме того, чтобы просто поговорить с ней по-человечески», – подумала Рейчел.
– Думаю, Сара, пора бы тебе собрать кое-какие вещи на завтра. Я подвезу тебя перед ланчем.
Сара потянулась.
– О Боже. Мне придется вставать еще до завтрака, а бабушка будет крутить носом и говорить, что я потакаю дурным привычкам.
– Как относится Чарльз к тому, что называешь его по имени?
Сара засмеялась.
– Ему это очень нравится. Люди думают, что он закрутил роман с молоденькой подружкой. Хочешь, я буду называть и тебя по имени.
– Нет, – сказала Рейчел. – Я – твоя мама. Кто-то же должен у тебя остаться.
Рейчел лежала в своей собственной постели с оглушительной головной болью. О нет, думала она, должно быть, слишком много выпила. Она застонала. Вдруг она услышала громкий храп. «Проклятье, кто это еще», – спросила она себя. Рейчел смутно помнила, как с грохотом пробиралась по коридору, усердно уговаривая себя попасть в спальню, а затем отключилась и рухнула на кровать. Следующая картина проступила в ее сознании чуть ярче: два обнаженных тела корчились на постели, затем – одно тело поверх нее пыхтело как паровоз. В тот момент она даже не могла приставить к телу голову или – имя к лицу. Бесполезно. Нужно выйти в туалет. Она очень медленно выбралась из кровати и попыталась встать прямо на ноги. Потолок тут же обрушился ей на голову.
– Ой, – застонала она, поддерживая голову за уши.
На другой стороне кровати села фигура.
– У вас все в порядке?
– Я еле-еле сдерживаюсь, чтобы у меня из ушей не полилось. – Фигура рассмеялась. Рейчел обозлилась. – Прекратите шуметь.
– Приготовлю вам кофе. Где хранится аспирин? – фигура звучала довольно самоуверенно. (Наверняка, с ним такое не впервой, подумала Рейчел). – Закройте глаза, – сказал он. – Хочу включить свет.
– Нет, не надо. На мне же совершенно нет никакой одежды, – Рейчел пошатнулась было к кровати.
– Немного поздновато для проявления излишней скромности.
Загорелся свет, и Рейчел увидела перед собой светловолосого и голубоглазого молодого человека.
– Боже мой! Сколько тебе лет?
Рейчел была в ужасе. Парень был приблизительно в возрасте Доминика.
– Мне – двадцать четыре, – он нахмурился. – А к чему это? – Рейчел нырнула под одеяло. – Сейчас в моде и в порядке вещей, если женщина старше, а мужчина моложе.
– Ну и ну, похоже, что я украла у кого-то колыбель.
– О прошлом вечере этого не скажешь.
– Я не помню вчерашнего вечера совершенно.
– Ну, я могу… Хотя это совсем не тот разговор, который мы могли бы с вами сейчас вести.
– Нет? – спросила Рейчел, откидывая с лица край простыни. – Чем же тогда прикажете заниматься?
Мужчина потянулся.
– Наступило время признаний. Вы рассказываете мне о своем муже, а я расскажу о моем лишае.
– Лишае? – в голосе Рейчел прозвучал панический страх.
– Успокойтесь. У меня сейчас стадия ремиссии. Вам ничего не угрожает. Все равно черт не так страшен, как его малюют. Мы не можем вступать в интимные отношения только тогда, когда у меня на коже выступают волдыри.
– О! – Рейчел не знала, что и сказать.
– Прежде всего, – молодой человек сидел возле нее с улыбкой победителя, – давайте познакомимся. – Меня зовут Питер. А вас?
Рейчел подумала о том, чтобы сказать ему вымышленное имя. «Что толку, – подумала она. – Он знает, где я живу».
– Я – Рейчел Кавендиш. – Она протянула руку. Питер радостно пожал ее.
– Ну, – сказал он, оглядывая комнату. – А у вас тут ничего, хорошенькое местечко.
– Вы этим часто занимаетесь? – полюбопытствовала Рейчел.
– Как получится, – засмеялся Питер. – У вас разве раньше не бывало любовника на одну ночь?
– О, нет. Это так отвратительно. Питер выскочил из постели.
– Подождите, сейчас приготовлю кофе, принесу побольше аспирина и сытный завтрак, – он ухмыльнулся. – Вам сразу же полегчает, поверьте.
– Кстати, – воскликнул он из кухни. – Господин Кавендиш не собирается возвратиться с пистолетом, а?
– Нет, – крикнула Рейчел.
Пока Питер находился в кухне, Рейчел стояла под душем в ванной, ей требовалось время, чтобы собраться с мыслями. Скоро ведь вернется Сара. Что она скажет, если обнаружит мужчину? Не просто мужчину, а мужчину гораздо моложе, причем в постели с матерью. Пожалуй, нужно выпроводить этого Питера поскорее. До нее дошло, что она не имеет ни малейшего понятия о том, каким образом Питер попал в ее квартиру? Вечер или то, что она от него помнила, был рядовым Хэмпстедским событием. Клэр, как она теперь начала припоминать, танцевала с Джеромом, своим старым приятелем. Питер, как сообразила Рейчел, приходился сыном хозяйки квартиры.
– Боже мой, – пробормотала она. – Он же там даже не должен был и присутствовать.
– Я видел, как вы пришли, – Питер жевал громадный тост, когда Рейчел выходила из ванны. – Большинство приятельниц моей мамы выглядят как гнусные жабы, однако, увидев вас, решил с вами обязательно поболтать.
Рейчел невольно рассмеялась.
– Питер… – Он выглядел абсолютно бесшабашно и был невероятно доволен собой. – И часто ты вот так болтаешь со взрослыми дамами?
– Все время, – он усмехнулся. – Они гораздо интереснее молоденьких глупых девчонок. Кроме того, они не стремятся выскочить за тебя замуж. Так ведь? – Он вдруг встревожился. Рейчел отрицательно покачала головой. – Кроме того, у них, как правило, бывает свой уголок. Однако поверьте, у меня никогда не было столь сказочной женщины, как вы, Рейчел.
– Честно? – Рейчел взглянула на него. – Ты просто так это говоришь.
– Нет, не просто так. Вы в самом деле необыкновенно прекрасны, а прошлой ночью были невероятно забавны.
– Когда прошлой ночью? – подозрительно спросила Рейчел.
– Когда мы танцевали. Вы помните, как вы отплясывали казачок?
– Нет.
– Впрочем, плясали все и побили немало бокалов.
– О Господи, – завопила Рейчел.
– Знаете, вы для своего возраста слишком наивны.
– Знаю, – кивнула Рейчел.
«Но я учусь, – и очень скоро освоюсь», – подумала она.
– Позволь мне остаться, прелестная Рейчел, – Питер наклонился к ней. – Пожалуйста, позволь мне остаться.
Рейчел, насытившись кофе и тостами, вдыхала свежесть его тела. «Так давно это было», – подумала она.
– Хорошо, – ответила она ему.
Питер поставил подносик на пол и обрушился на Рейчел. Они покатились по всей кровати.
– Эй! Какие мы сильные! Рейчел сидела поверх него.
– Ты хочешь сказать, что для женщины моего возраста? – Рейчел тяжело дышала. Питер повалил ее на спину и принялся неистово целовать. Тело Рейчел наполнилось страстным желанием, рвавшимся наружу. Сознание стало куда-то пропадать, становилось все слабее, слабее и исчезло совсем.
– Сделай еще разок так же, Питер, – простонала она. Он смиренно подчинился. Они вместе пережили высший миг блаженства. Потом уснули в объятиях друг друга, как уцелевшие после катастрофы странники.
Рейчел проснулась, услышав на кухне Сару. Быстренько она накинула банный халат и вышла предупредить ее. Не успела она и рта раскрыть, как откуда ни возьмись вынырнул Питер.
– Привет, – дружелюбно сказал он. – Меня зовут Питер.
Сара покраснела и уставилась на мать.
– Он же не твоего возраста, – буркнула она. Питер улыбнулся.
– Нет. Она более, чем моего возраста.
Рейчел беспомощно стояла посреди кухни. Сара вышла и хлопнула дверью. Питер вздохнул.
– Переживет. Она же не привыкла делиться тобой с кем-то еще, так?
– Нет, не привыкла. Да и я как-то тоже не привыкла делить себя еще с кем-то, – Рейчел взглянула на Питера.
– Вот именно поэтому я просто находка, – Питер поздравил себя. – Я вовсе не из тех молодчиков, что обычно рыскают в поисках женщин, которым осточертело все, и они рады завести себе любовника на одну ночь для разнообразия. Я же делаю это ради удовольствия. Мы можем даже вместе выходить куда-нибудь. Держу пари, вы не часто появляетесь в свете.
– Почти совсем там не бываю.
– Отлично. Придется разработать программу совершенствования Рейчел Кавендиш. Начнем с завтрашнего дня. Я появлюсь, и мы проведем весь день сумасбродно.
Брови Рейчел подпрыгнули.
– Сумасбродно?
– Да, это мой рецепт, а в нем всего три действия на букву «С»: сумасбродничать, сачковать и смеяться. Теперь завтра я принесу подарок тебе, а ты приготовишь подарок для меня.
Рейчел сдвинула брови.
– Понятия не имею, что тебе может понравиться.
– Мы отправимся в Тернбул и Ассер, и я там выберу сам. Ладно? Ты не спросила, где я проведу ночь.
– А надо ли? – удивилась Рейчел.
– Да, надо. Потому что у меня есть женщина, с которой я живу. Я не могу бросить ее, потому что нашел тебя.
– Ты ей верность сохраняешь? Я имею в виду – обычно?
– Не всегда, но и она тоже.
– Мне бы хотелось, чтобы ты рассказал ей обо мне, – Рейчел была абсолютно серьезна. – Я бесконечно счастлива, что получила с тобой безумное наслаждение, Питер, однако не хочу причинять боль ей.
– Хорошо, хорошо. Обещаю ей рассказать.
Рейчел нежно улыбнулась ему.
– Самое замечательное в сексе с наслаждением то, что он все сглаживает, оставляя только приятные ощущения. Сейчас я чувствую абсолютную гармонию.
– Ты прекрасно выглядишь Рейчел. Секс идет тебе на пользу.
– Знаю. Мне так этого не хватало последнее время. Уже было свыклась с мыслью, что вечно буду существовать только я и моя правая рука.
Питер рассмеялся.
– Теперь у тебя есть еще и я, – он обнял Рейчел. – Придется привязать твою правую руку за спину.
Рейчел понюхала пальцы.
– Я могу все еще пахнуть тобой. – Она оттолкнула его. – Нет, Питер… Мне нужно поговорить с Сарой.
Сара оставалась неумолимой.
– Все будут смеяться, – сказала она, нервно расхаживая по комнате из угла в угол.
Рейчел пожала плечами.
– Меня больше абсолютно не волнуют «все», Сара. В своей жизни я слишком долго оглядывалась на мнение других людей.
– Ты собираешься позволить ему жить с нами? – Сара остановилась, с тревогой ожидая ответа.
– Нет, милая, – Рейчел отрицательно покачала головой. – Питер – прекрасный друг и любовник, однако он слишком молод. Собственно говоря, я ничего не имею против его возраста. Куда денешься от своих лет, если человек уже вырос. Питер очень веселый и большой выдумщик. Он великолепно мне подходит. Мне же нужно появляться в свете.
Сара смягчилась.
– Ладно, если уж он не переедет сюда на постоянное жительство, думаю, придется мне поделиться с ним тобой.
Рейчел обняла дочь.
Питер знал в Лондоне всех, кого нужно было знать. Он бережно лелеял Рейчел, словно драгоценный цветок. Она, в свою очередь, пышно цвела.
С тех пор как оставила Чарльза, Рейчел осознала себя как свободную личность в омуте безрассудной любви и сексуальности Питера. Они гонялись друг за другом по парку Кенсингтон-Гарденс, останавливались рядом со статуей Питера Пэна.
– Это я, – гордо сказал Питер. Рейчел купила для него первое издание книги «Питер Пэн в Кенсингтон-Гарденз». – Я тоже, как и Питер Пэн, никогда не стану взрослым и уведу тебя в сказочный мир Страны Никогда-Никогда.
Выходные они проводили в маленьких деревушках, вынюхивая старинные серебряные вещицы. Питер купил Рейчел сахарные щипчики Григорианской эпохи. Для Рейчел это было сонное, насквозь пронизанное солнцем, лето, и ей было совершенно все равно, что о погоде в тот год думали остальные англичане.
В очень жаркую погоду они лежали на одеяле в Холланд-Парк.
– Прекрати, Питер. Я устала для раздеваний в общественных местах.
– А я нет. – Питер продолжал покусывать ее плечо.
Рейчел рассмеялась.
– Правда, Питер. Ты когда-нибудь думаешь о чем-то, кроме секса?
Питер напустил на себя важный вид.
– Нет. Ну, может, еще о еде. Однако в этом случае как о другой форме секса. В самом деле, все, что человек делает, сексуально, если делать это правильно. – Он вдруг набросился на Рейчел.
– Перестань! – завизжала она. Питер натянул одеяло поверх их тел.
– Нет, Питер. Не будь идиотом. Нас же арестуют.
Питер захихикал.
– Тогда им придется взять мой член в свидетели. – Он боролся с трусиками-бикини, в которых была Рейчел. – Лучше не сопротивляйся, милая Рейчел. Чем дольше ты сопротивляешься, тем скорее нас схватят.
Она ощущала жаркие ласки его языка, завоевавшего ее укромное местечко между ног. Рейчел лежала на спине, знакомое, бьющее горячим ключом, наслаждение охватило ее. Что бы сказала преподобная матушка-надзирательница? Эта мысль промелькнула в ее голове последней, прежде чем она погрузилась в бескрайний океан блаженства.
Клэр обрадовалась, когда Рейчел привезла Питера на выходные в Аксминстер. К счастью, Питер умел ловить рыбу и оказался сносным стрелком, поэтому Майкл был счастлив потаскать его по бескрайним вересковым зарослям, где они бродили с собаками.
– Этот человек, знаешь, не в себе. – Питер отмокал в ванной после одной из подобных прогулок. – Я, наверняка, притащил на себе полтонны девонского чернозема.
Рейчел посмотрела на него. Мокрые волосы Питера свисали слипшимися прядями. «Он похож сейчас на тюленя», – подумала Рейчел.
– Знаю, Питер, но я же тебя предупреждала.
– Бедняжка Клэр, – сочувственно произнес Питер.
Рейчел вздохнула.
– Она сама обрекла себя на это. Я часто говорила с ней о Майкле, однако Клэр предпочитает оставаться с ним. По крайней мере, после смерти матери он прекратил свои интимные отношения с другими мужчинами.
Питер посмотрел на Рейчел.
– Ты в курсе, что он спит в комнате, увешанной ее фотографиями.
Рейчел кивнула.
– Эта комната и принадлежала ей.
На следующий день Рейчел и Клэр пили чай на аккуратно постриженной лужайке возле дома.
– Английские пчелы даже жужжат по-особенному, не так как, например, греческие или итальянские пчелы, – поделилась своими наблюдениями Клэр. – У них исключительно сдержанное английское жужжание. – Обе женщины прислушались. – Стоял необыкновенно жаркий день. Две кошки мраморной расцветки, разомлевшие от жары, лежали на раскаленных плитах дорожки, как недоеденные бутерброды. Даже собакам, тоже уморившимся от пекла, лень было их прогнать. – Поняла, – Клэр привстала. – Английские пчелы жужжат в унисон. А если бы ты побывала в Греции, Рейчел, – она рассмеялась, – то заметила бы, что там каждая пчела носится, как сумасшедшая, сама по себе.
– Как чудесно было бы поехать в Грецию или Италию, или еще куда-нибудь.
Клэр посмотрела на нее.
– Ну, так в чем же дело?
Рейчел широко улыбнулась и потянулась.
– Мне и здесь неплохо. Знаешь, я все еще не могу поверить в свое счастье. Жизнь сейчас похожа на светящийся пузырек, восхитительно переливающийся всеми цветами радуги, – она засмеялась. – Боюсь, что пузырек вырвется с пробкой наружу, а я окажусь в пустой бутылке на дне.
– Да нет же, не окажешься, – Клэр наклонилась к Рейчел. – Что бы ни произошло между вами с Питером, у тебя все будет замечательно. Ты ведь теперь совершенно другой человек, не та, что была прежде.
– Знаешь, забавно, – Рейчел подлила себе еще чаю, – я всегда думала, что виновата была я, то есть, считала, что была плохой любовницей, однако, побыв с Питером, поняла, что тогда это вовсе была не я. Чарльз был отвратителен, – Рейчел пришла в полное негодование. – Он превратил это замечательное и веселое занятие в утомительную обузу. – Она поморщилась. – Фу, как только вспомню те жуткие дни…
Клэр взяла ее за руку.
– По крайней мере, сейчас это тебе стало известно.
Рейчел заметила боль, отразившуюся на лице Клэр.
– Ты все еще сохраняешь свой обет целомудрия, Клэр? Не могу себе представить, как можно прожить всю жизнь и ни разу не попробовать позаниматься любовью.
Клэр улыбнулась.
– Ну, я пыталась несколько лет тому назад заводить интрижки, только ради того, чтобы насолить Майклу, но они не доставили мне абсолютно никакого наслаждения. Вся эта тайна и неосознанное чувство или увлекают тебя в свой водоворот страстей, или напрочь отвергают, воздвигая перед тобой глухую стену отвращения. Для меня оказался приемлемым именно второй вариант. Поэтому я определенно выбрала целомудрие и воздержание от интимных отношений с кем бы то ни было и как бы то ни было.
Рейчел изумленно посмотрела на подругу.
– Ты хочешь сказать, что блюдешь свое целомудрие, не поддаваясь соблазну даже собственных пальцев?
Клэр кивнула.
– Действительно, столько чепухи понаписано о сексе в последнее время. Целомудрие – совершенно комфортный способ существования. Все равно я никогда не получала наслаждения от секса. – Клэр привередливо сморщила носик. – Вся эта возня и запах рыбы. Я совсем перестала думать о сексе. Просто наслаждаюсь жизнью. На следующей неделе выезжаю в Нью-Йорк. Гарри Уинстон продает бриллиант, к которому у меня возник кое-какой интерес.
У Рейчел загорелись глаза.
– Передашь от меня посылочку Ли.
– Разумеется, передам.
– Я так по ней соскучилась, – Рейчел вздохнула. – Смешно, если ты встречаешь кого-то, Общаешься с ними всего каких-нибудь две недели, а чувство испытываешь, словно ты знала их всю жизнь. В прошлый раз, когда я ей звонила, Ли сказала мне, что Муня перебирается жить в Израиль. А в начале нового года она приедет ко мне погостить. Все куда-то едут, – Рейчел внезапно охватила грусть. – На прошлой неделе попрощалась с Джейн.
Клэр закурила сигарету.
– Как у нее дела?
– Ужасно. Она слезы льет ручьями. Я могу предложить ей только свою поддержку, не в состоянии понять, почему бы ей не бросить Джерри. Джон действительно любит ее – а в Джерри она только нуждается. Думать не могу, что она поедет в Америку. Джерри будет вращаться в деловых кругах, а Джейн засядет на кухне с бутылочкой валиума. – Рейчел удрученно покачала головой. – Не понимаю ее.
Клэр посмотрела на яркое голубое небо.
– А я могу ее понять, – смиренно проговорила Клэр. – Знаешь, Рейчел, на то, чтобы уйти, требуется гораздо больше мужества, нежели на то, чтобы остаться. Люди привыкают к своим цепям.
– Представляю. Я так рада, что освободилась.
– Учти, Рейчел, у тебя были деньги. У Джейн не было ни гроша. На мизерном жаловании художника далеко не уедешь.
Рейчел нахмурилась.
– Если мужчина и женщина любят друг друга, то их чувству ничто не в силах помешать.
Клэр, запрокинув голову, весело рассмеялась и похлопала Рейчел по коленке.
– Рейчел, я думала, ты давно выбросила из головы всю романтическую чепуху. Мужчина и женщина не любят друг друга – они могут только друг друга терпеть. Покажи мне хотя бы одну счастливую пару.
Рейчел задумалась.
– Ну, я могу назвать счастливых одиночек, типа Анны и ее матери.
– Верно. Обычно это мужчина или женщина, кто обрел подходящий образ жизни. Однако обычно это означает, что каждый из них сам за себя.
– Перестань, Клэр. Ты наводишь на меня тоску.
– Ладно. Не буду тем, от кого твой пузырек может лопнуть. Вперед. Пошли переодеваться к обеду. Повар изобрел новый фантастический рецепт для лососины.
Их голоса гулко отдавались о плиты дорожки. Одна из собак лениво потянулась и, нарушив тишину, с рычанием бросилась на развалившихся на дорожке мраморных кошек.
Гремела музыка. Вечеринка казалась ужасной. Рейчел была уже на грани того, чтобы окончательно вычеркнуть вечер как впустую потраченное время, пока не столкнулась с Сиси.
– Рейчел! – закричала она, увидев подругу и протискиваясь сквозь толпу к ней поближе. – Как здорово, что я тебя увидела. Что ты тут делаешь? Ты подружка Тони?
– Нет. Я пришла сюда с Питером. Тони – его приятель. Я так рада снова тебя увидеть, – Рейчел обняла Сиси. – Чувствую себя очень виноватой, что потеряла тебя из виду.
– Ничего страшного. Понимаю, тебе все это время было не до меня. – Сиси подмигнула Питеру. Тот улыбнулся ей в ответ. – Давай позавтракаем завтра где-нибудь, Рейчел.
Рейчел взглянула на Питера.
– Ты свободен? – спросила Рейчел.
– Я всегда свободен, – Питер широко улыбнулся Сиси.
– Ладно, – сказала Рейчел. – Что скажешь о ресторанчике «Голубой Якорь», что на Хаммерсмит Бридж?
– Прекрасное местечко, – ответила Сиси. – До встречи тогда.
Сиси растаяла в толпе.
– Клянусь, она просто потрясающая, – сказал Питер Рейчел.
– Да. Еще и веселая, – Рейчел засмеялась. – Она меня здорово поддерживала в больнице.
– Что она там делала?
– Ой, это длинная история. Она вышла замуж за человека, которому сейчас около восьмидесяти лет.
– Восьмидесяти? Как отвратительно! Рейчел посмотрела на него.
– Питер? А я-то тешила себя мыслью, что возраст не имеет значения, если речь идет о взаимоотношениях.
– А как же у нее обстоят дела с сексом?
– Думаю, есть любовники, однако она любит Джеймса и никогда его не оставит.
– Не мог ли я вас прежде где-то встречать? – Рейчел обернулась на звук раздавшегося голоса. Он принадлежал коренастому застенчивому мужчине. – Я бы никогда не осмелился обратиться к кому-то из посторонних, – смущенно сказал он. – Однако определенно где-то вас уже видел.
Рейчел посмотрела на него очень внимательно и отрицательно покачала головой.
– Должно быть, вы меня с кем-то путаете.
– Извините. У меня ужасная память на имена, однако я четко запоминаю лица. Позвольте представиться. Меня зовут Адам Трехерн. Вы живете недалеко отсюда?
– Да. Мое имя Рейчел Кавендиш. Живу по адресу: квартира 4, Бофор-стрит, Челси, Лондон СВ 6, Англия, Вселенная, – продекламировала она.
Адам засмеялся.
– Обычно я писал нечто подобное на своих школьных тетрадях. – Он вздохнул. – Терпеть не могу торчать в Лондоне в такую хорошую погоду.
– Понимаю. По вечерам здесь так душно.
– Откуда вы приехали? Рейчел улыбнулась.
– Я выросла в Аппотери.
– Правда? – лицо Адама просветлело. – Я с севера Девона. Мы жили в Хартланд Пойнт, – его глаза подернулись дымкой. – Собираюсь вернуться туда, как только подыщу работу, – он ухмыльнулся. – Доктор по профессии – по грехам и мука. Однако мне хочется стать врачом общей практики и поработать в сельской местности.
Питер подошел к Рейчел сзади. Он обнял ее и прижался носом к затылку.
– Это Адам, дорогой, – Рейчел отвела от себя его руки.
– Привет. – Мужчины уставились друг на друга.
«Он очень мил», – подумала Рейчел.
– Извини, Адам. Вынужден утащить ее. Нам пора ехать домой.
Адам пожал плечами.
– Ладно. Буду надеяться, что наши дорожки когда-нибудь пересекутся еще раз, Рейчел.
– Буду тоже надеяться на это, – бросила Рейчел, обернувшись к Адаму, в то время как Питер тянул ее прочь. – Это мерзкая вечеринка, но нам не стоит сейчас уходить, Питер.
– Он вскружит тебе голову, – резко сказал Питер.
– Ты в этом уверен? – Рейчел было приятно услышать это от Питера.
– Абсолютно.
На следующий день Сиси встретила Питера и Рейчел в «Голубом Якоре». Ее очередной любовник обвивал ее, как констриктор удава. Сол был невероятно черным и необыкновенно сердитым.
– Полегче, Пупсик, – обратилась к нему Сиси. – Не будь таким грозным. – Сол так рыкнул, что некоторые из сидевших поблизости повскакивали со своих мест. – Обещаю, что никогда больше этого не сделаю.
– Что ты натворила, Сиси? – Рейчел сгорала от нетерпения узнать, в чем же причина такого неистовства спутника Сиси.
– Ничего особенного. Просто Сол очень ревнивый. Вот и все.
– Сиси… – засмеялась Рейчел. – Не скрытничай, расскажи.
– Ну, просто я чуть-чуть задержалась.
– Ага, и я дал ему такого пинка под зад, что он не сможет сидеть целую неделю.
– Озорник, – Сиси погладила его по запястью. – Не стоит давать пинка послам. Тебя могут выслать обратно на твою Санта Лючию.
Сол улыбнулся, вспомнив о своем родном острове.
– Эй, ты! Питер, принеси-ка дамам чего-нибудь выпить! – приказал он.
– Безусловно, – Питер направился в бар. Рейчел потащила Сиси в дамскую комнату.
– Где только ты откопала этого Сола? Сиси ухмыльнулась.
– Он работает в Главном Почтовом Управлении, поэтому мне не надо даже из дома выходить, – она захихикала. – Просто приходится часто чинить телефоны.
– Сиси, ты ни капельки не изменилась.
– Никогда и не изменюсь. Ты тоже постаралась и времени зря не тратила. Питер просто картинка. А ты, Рейчел, великолепно выглядишь.
Рейчел засмеялась.
– Я здорово себя чувствую.
Не так далеко от них, в пивной, вместе со своими приятелями сидел Адам. Лицо Рейчел не давало ему покоя. Он твердо был уверен, что точно видел ее где-то. Как раз в этот момент к стойке бара, пыхтя и отдуваясь, подошел любитель бега трусцой. Адам взглянул вниз. Ноги. Вот в чем дело: ступни. Теперь он все вспомнил. Распухшие и стертые в кровь ступни. Так и есть. Вдруг он вспомнил совершенно другую Рейчел, лежавшую без сознания в его палате женского госпиталя в Челси. Довольный собой, он заказал еще одну кружку пива. Не успел он взять в руки большую тяжелую кружку и поднести ее к губам, ощутившим вкус невесомой пенки, как внезапно его пронзило страстное желание и странная тоска по Рейчел. Чувство не отпускало его, преследовало всю дорогу до дома, в крошечную квартирку в Фулеме, и не ослабевало до тех пор, пока он, оставив свою книгу, не вышел на улицу.
Адам заказал дюжину роз у госпожи Райт, местной цветочницы, с доставкой для госпожи Кавендиш по адресу: квартира номер 4, улица Бофор, Лондон, СВ 6, Англия, Вселенная.
Госпожа Райт несказанно удивилась. Она слишком давно знала Адама. Он отнюдь не принадлежал к тем вертопрахам, которые посылали розы незнакомкам, однако цветочница оставила свои мысли при себе. Когда Адам вышел из магазина, госпожа Райт вздохнула и сказала своему мужу:
– Что-то с ним не то.
– Что именно?
– Ты не поймешь, если я и расскажу тебе, – резко оборвала она.
– Тогда не болтай попусту, – и он хлопнул дверью.
– Для тебя есть цветочки, – поддразнивая, сказала Сара.
Рейчел подошла к кухонной раковине. Она улыбнулась.
– Дюжина роз. – Все ее знакомые сквозь землю бы провалились, прислав ей столь банальный знак внимания. Она поставила цветы в вазу. «Должно быть, Адам», – подумала она, когда увидела адрес. Рейчел вспомнила его проницательные синие глаза. Карточка, вложенная в букет, просто гласила:
«Если мы не можем стать любовниками, то будем друзьями.
Адам».
– Я говорил, что ты вскружила ему голову, – сказал Питер, когда позвонил ей, чтобы пожелать ей спокойной ночи.
– Не беспокойся, Питер, мне бы он прекрасно подошел в качестве друга, тем более, что Клэр почти все время проводит в Аксминстере. Мы, уроженцы Девона, льнем друг к другу.
Питер фыркнул.
– Вряд ли ты сможешь это сказать о Сент-Джонз-Вуд.
Рейчел засмеялась.
– Анна собирается провести здесь несколько дней, и я буду занята, так что увидимся на будущей неделе.
– Ладно. Позвоню тебе в следующий четверг, Рейчел. Может, куда-нибудь выберемся на выходные.
– Было бы просто замечательно. – Рейчел положила телефонную трубку.
Розы стояли в углу комнаты и наполняли ее необыкновенным сиянием и свежестью. Рейчел подошла к вазе. Она потрогала плотные лепестки.
– Они чудесны. – Рейчел погрузилась в тонкий сладкий аромат. – У-мммм… – Она села и написала Адаму записку.
«Дорогой, Адам,
Друзья – чудесно! Рейчел».
В дверь порывисто вбежала Анна. Она с приветственным криком промчалась по коридору и бросилась к Рейчел на кровать.
– Ни пеленок, ни горшочков, ни их содержимого! Три дня выходных!
Она крепко обняла Рейчел.
– Ты – мое убежище, мое единственное убежище… – запела она.
Рейчел поморщилась.
– Ну, твое пение нисколько не стало лучше. Анна ухмыльнулась.
– Конечно, однако прежде ты всегда была к нему неравнодушна.
– Как там Юлиан с Сэмом? – спросила Рейчел некоторое время спустя, когда накрывала кухонный стол.
– Как всегда, прекрасно. Он прямо все знает, нисколько не уступая мне. Он предложил мне жить в одной квартире с ним, поскольку обожает Сэма, и Сэм его тоже любит. Но, – Анна покачала головой, – не знаю, как быть, Рейчел. Он страшно много времени проводит со своими любовниками, а мне бы не хотелось, чтобы он и Сэма приучил к этому. Мне бы хотелось, чтобы Сэм пожил в спокойном доме, пусть хотя бы в детстве.
– По-моему, это разумно, – Рейчел помешивала в кастрюле.
– У Сэма есть отец, и он проводит с ним много времени. Когда Юлиан берет к себе Сэма, у него не бывает в это время его любовников. Таков заключенный между нами договор, – Анна рассмеялась. – Бедный Юлиан. Он все время попадается на крючок ужасно ничтожным потаскушкам, которые его нещадно колотят, а потом обкрадывают. Мне уже надоело говорить ему, что, если он хочет заняться перевоспитанием людей, его место – среди служащих социальной сферы. Я так беспокоюсь, Рейчел. Сэму предстоит нелегкая жизнь. Мать – лесбиянка, А Юлиан – гомосексуалист.
Рейчел попробовала жаркое.
– На самом деле, Анна, когда ты задумаешься над вопросом, что же делает людей счастливыми и любящими, ответ будет один и тот же: быть любимыми по-настоящему. Понимаю, что мой разрыв с Чарльзом причинил много боли детям, однако каждый из нас любит их по-своему. Я искренне верю, что каждый случай уникален. Некоторым благополучным парам не следовало бы вообще заводить детей. То же касается и извращенческих пар. Все зависит от качества любовной привязанности. Фактически, сейчас я могу уделять Доминику гораздо больше времени, и мне с ним стало намного проще, чем в то время, пока я была идеальной женой и матерью.
Анна кивнула.
– Мне нравится проводить время с Сэмом. Сейчас я гораздо счастливее, чем когда-либо прежде. Несмотря на то, что мне очень одиноко, я не хочу вступать ни в какие отношения с другой женщиной, которая открыто заявляет, что извращенка, а потом напрочь разбивает мне жизнь, потому что все ее действия – ничто иное, как игра с выставлением напоказ своего собственного порока, а мною она пользуется в качестве всего-навсего временного пристанища. Нет, для себя я решила, что будут ждать до тех пор, пока не найду кого-нибудь, кто действительно остановит свой выбор на мне. Я не хочу быть такой, как Юлиан – своего рода отстойник для сброса эмоций.
Рейчел облокотилась на холодильник.
– Сейчас у меня прекрасная веселая пора. Однако она не продлится вечно, и я знаю, что смогу жить сама по себе и радоваться этому. Когда Сара выпорхнет из гнезда, я продам дом, вернусь в Девон и буду бездельничать.
– Безделье всегда было твоим главным занятием, – поддразнила ее Анна.
– Эй, я хотела тебе рассказать, – Рейчел захихикала. – Мы с Питером были тут на одной вечеринке, где известный антрополог напился и преподнес нам ужасную лекцию. Он сказал, что когда женщины обращают свои сексуальные устремления в сторону мужчин, которые намного моложе их, наступает конец цивилизации в том смысле, который мы вкладываем в это понятие. Я целых два дня была не способна к интимным отношениям.
– Серьезно, Рейчел, антрополог не изложил своей аргументации до конца, тем не менее, он затронул суть проблемы. Женщины говорят, что в том случае, если все, что есть в наличии, это мужчины типа Чарльза, тогда, конечно, молодые мужчины, выросшие в более просвещенное время, будут пользоваться явным преимуществом. Это не разрушит цивилизации, – она ухмыльнулась. – Однако все по горло сыты такими отношениями с мужчинами, уклоняющимися от определенных профессий и выбирающих жизнь и работу подальше от дома, а потом вдруг – бац! Далее идет патриархат.
– Ну и ну, – Рейчел была потрясена, – Анна, ты в самом деле такая умная. Ты сама до всего этого додумалась?
– Нет, я поддерживаю отношения с женщинами из Америки. Они пишут о женщинах. Таких, как мы, они называют «Женщины нового века».
– Правда? А что это означает?
– Ну, просто это означает, что ты сама берешь на себя ответственность за свою жизнь.
Рейчел замерла.
– Это так очевидно. Анна посмотрела на нее.
– Сколько времени ты позволяла Чарльзу отвечать за тебя?
– Всю свою супружескую жизнь, полагаю так.
Анна кивнула.
– Большинство женщин сами сваливают себя на плечи мужчинам, причем, чем быстрее, тем лучше.
– Я никогда больше этого не сделаю. – Рейчел подумала о Джейн. – По-моему, я теперь ближе стала к женщинам нового века, нежели к феминисткам.
Анна засмеялась.
– Ты никогда не понимала феминизма, Рейчел. Ты всегда предпочитала прятаться на задворках жизни.
– В шкафах с банками кошачьих консервов, – согласилась Рейчел.
Анна вздохнула.
– Весь этот гнев был необходим. Без него все бы скатилось обратно и вернулось на круги своя, а мы бы по-прежнему умоляли докторов о контрацептивах.
Рейчел подумала о докторе Бернсе.
– О Боже. Это было бы ужасно. Как женщины нового века относятся к мужчинам? Не выношу эту феминистскую злобу.
– Никак.
– Что значит «никак». То есть совсем не занимаются любовью? – Рейчел испугалась.
Анна покачала головой.
– А теперь послушай, глупышка. Все очень просто.
– Подожди, я возьму джин. Я люблю со льдом и с лимоном. А тебе что?
– Я буду коньяк с содовой.
Рейчел вынула бутылки из бара в гостиной. «Не будет красных роз», – подумала она. Бросила виноватый взгляд на цветы. Они по-прежнему величественно покоились на своем месте.
– Теперь, – сказала Анна, – не перебивай меня, как ты это обычно делаешь.
– Ладно. – Рейчел сделала глоток джина.
– Большинство женщин, которые со мной состоят в движении, сейчас пришли к единодушному выводу о том, что мы должны вести свои собственные жизни, верно? Поэтому я выбрала для себя женщину-доктора, бухгалтера – тоже женщину. У нас есть пробел – нет женщин среди управляющих банками. В моей местности, по крайней мере, я не знаю ни одной. Однако мы считаем это только временным упущением. Постепенно вокруг нас окажется достаточное количество женщин, чтобы мы не чувствовали себя ущемленными в правах. Пока будут продолжаться какие-то отношения с мужчинами, пусть, но для меня например, это не составляет особой проблемы. Однако многие мои подруги, которым приходится иметь дело с мужчинами, должны отказываться от интимных связей с мужчинами и вести себя воздержанно. Конечно, существуют и такие мужчины, которые сами хотят стать активистами движения «Новый век». Это замечательно.
Рейчел немного расслабилась.
– То есть, если мужчина по-настоящему захочет вступить в ряды этого движения, он сможет?
– Это не такое движение, глупенькая. – Анна допила свою порцию. – Все гораздо сложнее, чем просто отношение. Тебя не просят делать ничего особенного, просто ты живешь обычной ежедневной жизнью. А это, скажу тебе, черт возьми, труднее.
– Но, – лицо Рейчел загорелось, – я впервые от тебя слышу, что мужчинам не возбраняется участвовать в этом движении.
Анна улыбнулась.
– Я не хотела бы жить в мире, где исключается Сэм, верно? – Анна вздохнула. – Сейчас такая неразбериха. Феминистки старого толка со всей своей неистовостью продолжают ненавидеть мужчин. Ты только ненавидишь, пока крепко привязана к нему.
Рейчел кивнула.
– Знаю. Я ненавидела Чарльза несколько месяцев, а потом осознала, что это меня только привязывает к нему. Поэтому отказалась.
– Правильно. Более современная часть движения хочет работать с мужчинами, причем, всеми мужчинами, без исключения.
– По-моему, в этом случае все обречено на провал.
– Да, однако об этом пока рано говорить. Очень мало женщин находятся у власти.
– Я не хотела бы быть облеченной властью. Мне хочется просто быть счастливой.
– Прекрасно, – согласилась Анна, – однако существуют и такие женщины, которым хотелось бы, например, иметь голос в правительстве. Ты можешь протянуть им руку помощи.
– Безусловно. Я же никогда не голосую.
– Ах, Рейчел, ты невозможна. Я не собираюсь испортить весь вечер разговорами о политике. Ты должна остановить меня. Просто я не хочу ни с кем говорить на политические темы дома. Вера, Господи, помилуй ее сердце, не может понять, откуда у женщин возникают проблемы.
Рейчел засмеялась.
– Но ведь она всегда несла бремя ответственности за себя сама. Если задуматься, то все думали, что тетя Беа всегда отвечала за тетушку Эмили, однако, если копнуть поглубже и хорошенько разобраться, то на поверку выходит, что обе они были в равной степени ответственными за себя.
Ложась в тот вечер в постель, Рейчел размышляла об Анне. «Ах, дорогая, вряд ли я сгожусь для какого бы то ни было движения, – подумала она, – но я буду голосовать». Она засыпала, лихорадочно пытаясь припомнить, за кого же нужно голосовать. Ей не нравилась ни одна партия.
В последний день пребывания Анны в Лондоне Рейчел позвонил растерянный и убитый горем Доминик.
– Отец умер, – сообщил он. Рейчел побледнела.
– О нет, Доминик.
– Они готовили рассказ в Борнео, – еле сдерживая рыдания, говорил Доминик, – и вертолет упал. О, мама… – Он больше не смог справиться со своими эмоциями. – Ты мне так нужна, мама.
– Еду. Только разыщу Сару и буду у тебя.
– Плохие новости? – спросила Анна.
– Да. Чарльз погиб. Вертолет разбился. Бедный Доминик. – По щекам Рейчел текли слезы.
Рейчел все еще плакала, когда отыскала Сару.
– Ну, теперь мы, по крайней мере, отправим старую каргу восвояси, в Бридпорт. – Сара сидела в машине, гордая и непреклонная, с чувством собственного превосходства.
– Не говори так, Сара. Это вовсе не обязательно. Сара посмотрела на нее.
– Почему ты плачешь? Я думала, ты не любила отца.
– Я плачу не по нему, – попробовала защититься Рейчел, – а по Доминику.
Однако ей было интересно, сколько же еще дней придется плакать по Чарльзу.
Дом в Ричмонде был полон людей, пришедших выразить свои соболезнования. Почти все газетчики были в полном составе. Телевизионные камеры и репортеры были расставлены возле дома и на кладбище. Пятеро погибших превратились в героев – людей, которые в поисках правды доблестно пали за честь своей страны.
Рейчел чувствовала себя в ужасно идиотском положении. Она стояла на лужайке перед домом, обнимая одной рукой Доминика, а другой – Сару. Юлия стояла возле Доминика.
– Смотри в камеру, – сказала ей Юлия сквозь зубы.
Рейчел вспомнила дом, стоявший в нескольких улицах отсюда. В тот раз это была Антея… «Бедная женщина», – подумала Рейчел. Мари-Клэр тут же улетела на родину, услышав о смерти Чарльза. «По крайней мере, она еще довольно молода, чтобы начать все с самого начала», – подумала Рейчел. Но Антея…
– Госпожа Хантер? – печальным голосом обратился к ней репортер. – Расскажите нам, какие чувства испытывает супруга погибшего героя.
Рейчел абсолютно лишилась дара речи. Она зашевелила губами, но они совершенно не хотели ее слушаться. Ничего не выходило.
«Здесь имеем полное ничтожество, – подумал про себя репортер. – Попробую расспросить старую кошелку, стоящую позади нее».
– Думаю, вы – мать Чарльза Хантера? – Юлия кивнула.
«Отлично, – подумал репортер. – Плачущая старушка…»
– Как вы восприняли смерть своего сына? Юлия гордо подняла голову и расправила плечи.
– Мой сын всегда был и будет героем для меня и его семьи, которая была ему исключительно предана, – слезы побежали по ее щекам.
Рейчел искоса посмотрела на нее. «Она даже плачет аккуратненько», – отметила Рейчел.
Все вчетвером они стояли словно звери в зоопарке, пока вокруг щелкали затворы фотоаппаратов и мягко стрекотали телекамеры.
– Я видела сообщение в колонке светской хроники, – пробивная репортерша из «Миррор» была намерена безукоризненно выполнить свою работу. – Газеты пестрят сообщениями о том, что вы жили отдельно от своего мужа. Будьте любезны прокомментировать данное сообщение, госпожа Хантер.
Рейчел было открыла рот для ответа, однако вмешалась Юлия.
– Госпожа Хантер, – ответила она настырной журналистке, – жила отдельно от семьи по совету доктора. – Юлия положила руку на плечо Рейчел. – К сожалению, она несколько недель провела в клинике для душевнобольных. Ей требуется длительное время, чтобы полностью прийти в себя.
– Вы думаете, госпожа Хантер, – теперь это был корреспондент «Экспресс», – что между переживаниями по поводу болезни жены и аварией вертолета прослеживается какая-то связь? Юлия на мгновение задумалась.
– Нет, – продолжила она очень гладко. – Думаю, Чарльз был профессионалом до мозга костей, поэтому не мог позволять личным переживаниям оказывать какое-то влияние на службу во благо общества.
«Старая корова, очевидно, все заранее отрепетировала». Рейчел рассвирепела.
В доме Юлия обратилась к Рейчел.
– Надеюсь, ты не будешь распространяться о том, что ушла от Чарльза и оставишь эту информацию только для себя, а не выставишь на публичное обсуждение. Думаю, ты не собираешься больше позорить семью. Наверное, твой новый молодой кавалер где-нибудь здесь поблизости?
Рейчел отрицательно покачала головой.
– Нет. Я была занята детьми, к тому же он все равно не знал Чарльза.
Юлия фыркнула.
– Учти, ты обещала Доминику держать себя в рамках. В конце концов, ты все еще госпожа Хантер.
Рейчел сморщилась.
– Полагаю, это так только с юридической стороны. Как ужасно. – Юлия поджала губы.
К Юлии подошла Клэр и выразила свои глубокие соболезнования. Она отвела Рейчел в сторонку.
– Жаль, что он умер, однако не могу избавиться от ощущения, что он по-прежнему здесь герой! Это ему, наверняка бы, понравилось. Тем не менее, ему бы больше всего пришлось по душе, если бы он умер от разрыва сердца в момент интимной близости с какой-нибудь хорошенькой блондиночкой.
Рейчел хихикнула.
– Я тоже об этом подумала, – она вздохнула. – Устроили такой фарс.
– Как Юлия принимает все это?
– Очень плохо, – Рейчел посмотрела в сторону свекрови, стоявшей на другом конце комнаты. – Главным образом, плачет, когда думает, что ее никто не слышит. Смешно, но Анна, кажется, нашла с ней общий язык. Юлия даже перестала презрительно называть Анну «эта твоя подруга со странностями». – Рейчел улыбнулась.
Сквозь толпу к ним протискивался Муня.
– Муня! – Рейчел пришла в восторг. – Как замечательно! – Она горячо обняла его.
– Это же похороны Чарльза, – зашипела Юлия, проходя мимо них.
Рейчел прикусила губу.
– Ты в порядке? – спросил Муня у Рейчел.
– Да, хотя довольно странно. Я горевала по былым дням, по тому Чарльзу, которого знала прежде и считала таковым. Теперь все позади.
– Ли осталась в отеле. Она приехала со мной. – Муня взглянул на толпу. – Боже мой, неужели Чарльз знал такое множество людей… Все равно мы какое-то время побудем здесь, а потом она со мной поедет в Израиль, чтобы помочь мне там обжиться.
– Здорово. Слушай! – Рейчел притянула его поближе. – Давай уйдем отсюда после погребения как можно скорее, как только предоставится возможность уйти. Мы заберем Ли и вместе отправимся на квартиру, если вы, конечно, захотите. Посмотрим, захочет ли с нами Доминик, а так мы немного отдохнем.
Муня улыбнулся.
– Я приготовлю кашу – это отличная еда на случай похорон.
Внезапно все закончилось. Лужайка опустела точно по мановению волшебной палочки. Все, что осталось от схлынувшей толпы газетчиков, это горы окурков. Люди заполнили машины и поехали в церковь. Снова заработали камеры и растревоженными кузнечиками застрекотали фотоаппараты. Рейчел прижимала к себе Сару, пока гроб опускали в землю. Она плакала на всех похоронах, которые уже пережила: Уильяма, тети Беа, тетушки Эмили, а теперь вот – Чарльза. Доминик поддерживал истерически рыдавшую Юлию. Рейчел знала, что за спиной у нее стоит Муня. Она очень удивилась, услышав его всхлипывание. Рейчел повернулась к нему. Нежное лицо Муни исказилось от боли.
– Сколько у нас было радости, когда мы вместе катались на велосипедах, – прошептал Муня.
Рейчел кивнула.
– Хорошие были времена. – Она чувствовала, как закапали слезы.
Перед тем как Рейчел уехать из дома в Ричмонде, к ней подошел Доминик и увел ее в отцовский кабинет.
– Мама, я поговорил с поверенным отца. Папа даже не потрудился изменить свое духовное завещание. Ты считаешься основной наследницей, и кое-что предусмотрено для Юлии. – Он сидел в кресле Чарльза, закинув ноги на письменный стол. Сын вдруг снова превратился в мальчишку. – Все, что я хочу от тебя, это то, чтобы ты позволила мне жить с Юлией. Пожалуйста, мама. Мои друзья здесь, и мне нравится жить с Юлией. – Он опустил глаза. – Не думаю, что мы с тобой будем ладить, если останемся в одном доме.
Рейчел посмотрела на него.
– Действительно Доминик, я жить могу с твоим порицанием, поэтому оно меня нисколько не смущает. Я даже и не задумывалась над тем, как сложится будущее, однако мне не нужны ни деньги Чарльза, ни его дом. Конечно же, ты сможешь оставаться там с Юлией, и, как только вы с Сарой достаточно повзрослеете, я разделю эти деньги между обоими. Уверена, что именно так захотел бы поступить сам Чарльз.
– Здорово! – Доминик радостно вскочил на ноги. – Я могу занять отцовскую спальню?
Рейчел утвердительно кивнула.
– Сейчас мне пора. Ты уверен, что не захочешь приехать сегодня в нашу квартиру?
– Абсолютно. Считаю своим долгом остаться с Юлией.
Она потрепала его по затылку.
– Ты и в самом деле добрый парень, Дом. Он улыбнулся.
– Теперь я – единственный мужчина в семье, верно?
– Думаю, так. – Рейчел засмеялась и пошла искать Муню.
Доминик посмотрел на Юлию.
– Все в порядке. Я все выяснил с мамой. Ты можешь остаться.
Ноздри Юлии раздувались, как только ее обжигала мысль о том, что придется жить на птичьих правах в доме, которым владеет Рейчел.
– Не ходи ни в ночной клуб, ни в ресторан – никуда, где тебя могут увидеть с этим жиголо, – предостерегла Юлия Рейчел, когда та выходила из дома.
– Он не жиголо, Юлия. У него гораздо больше денег, чем у меня.
– И совсем нет мозгов.
Рейчел вздохнула. Она все еще сердилась на Юлию. Рейчел пожала плечами. «Полагаю, она потеряла единственную вещь, о которой всегда заботилась». Рейчел успокоила себя тем, что и у Юлии тоже есть потеря.
– Доминик, куда ты идешь? – спросила Юлия поздно вечером.
– Куда-нибудь отсюда подальше. Отцу бы не понравилось, если бы я сидел и распускал нюни.
Юлия осталась в доме одна. Она чинила джинсы Доминика, при этом без конца смахивала наворачивающуюся слезинку.
Доминик слизывал кокаин с сосков Тины Джеймсон.
– Мы сможем пользоваться моей комнатой, как только уляжется вся эта суматоха.
– А твоя старушенция возражать не будет? – спросила его Тина.
– Не посмеет, – Доминик улыбнулся. – Теперь это мое место.
Увидев Рейчел, Ли обрадовалась.
– Только для тебя, милочка. Только ради тебя. – Она обняла Рейчел. – Лондон ничуть не изменился, все такой же ужасный. Отель… – она брезгливо передернула плечами.
Клэр, которая задержалась, чтобы выпить с Муней, сказала:
– Если бы я знала о вашем приезде заранее, вы бы смогли воспользоваться моими апартаментами в «Савое». Завтра мы возвращаемся снова в деревню. Переезжайте, если вам станет совсем уж плохо в вашем отеле или тут будет слишком много народу.
Рейчел засмеялась.
– Ли, как бы я ни хотела, чтобы ты осталась у меня, ты будешь только ворчать. В любом случае, если захочешь остаться в апартаментах, я все равно буду постоянно рядом с тобой. Там у меня второй дом.
– В «Савое»? – Ли удивленно свесила голову чуть набок. – Возможно, я и смогла полюбить Лондон.
– Я – бедный еврейский мальчик – и в «Савое»? О! – воскликнул Муня.
– Питер? – сонным голосом сказала Рейчел.
– Ты видела газеты? – спросил он.
– Нет. Нас никого не было в квартире с утра.
– Я звонил тебе целую неделю, но тебя все время не было дома.
– Знаю, Питер, извини. Я носилась везде как угорелая.
– Когда мы сможем увидеться? – в голосе Питера слышалась тревога. – Мне бы хотелось с тобой поговорить.
– Ну, сегодня я занята. Это срочно?
– Несомненно.
– Ладно. Приходи вечером, часиков в десять. К тому времени постараюсь быть дома. А что там в газетах? – Рейчел разобрало любопытство.
– Ах да, они наперебой кричат о том, какая славная у него мамаша, а ты – только что из психушки.
Рейчел пришлось рассмеяться.
– Юлия была очень умна и предусмотрительна. Она никак не хотела, чтобы кто-нибудь усомнился в совершенстве ее сына. Она все отмела в сторону… Проклятье.
– В чем дело?
Рейчел вдруг вспомнила про Антею.
– Давай встретимся завтра вечером.
– Ладно.
– Я действительно должна пойти и повидаться с Антеей, Питер. Мне ее так жаль, – она чмокнула трубку и осторожно положила ее.
Антея была пьяна и не особо обрадовалась приходу Рейчел.
– Ты выиграла в конце, – Антея держала бутылку виски. – Пришла посмотреть, глотаю ли я таблетки? Так смотри – нет.
Рейчел прошла в маленькую, застеленную белым ковром, гостиную. На столе увидела горы газет.
– Честно, Антея, если ты читаешь весь этот бред, так там только про Юлию. А обо мне написано, что я – женщина, не оправившаяся от воздействия препаратов клиники для душевнобольных. Ты же знаешь, как англичане относятся к умалишенным. Где бы я сегодня ни появилась, люди шептались у меня за спиной и показывали пальцем. Я все слышала, – Рейчел поморщилась. – К вечеру меня начала преследовать одна и та же навязчивая мысль.
В самом деле Рейчел попыталась было пойти по магазинам, но тут же отказалась от этой попытки, отправившись выпить чашку чая в «Савое», чтобы успокоиться…
– Ужасно, – сказал, увидев ее, Франсуа, официант на этаже. – Надеюсь, мадам помнит о том, что королевская семья тоже страдает. – Рейчел развеселилась и успокоилась…
– Пожалуйста, Антея. Я покончила с этим, оказавшись в больнице, а ты, если не будешь проявлять умеренность в выпивке, превратишься в законченного алкоголика. Неужели же мужчины стоят такой боли? – Антея бросилась в кресло. – Все равно, – Рейчел пристроилась возле нее на корточках, – я не собираюсь жить в этом доме или прикасаться в его деньгам. Кроме того, – она заколебалась, – мне не хотелось бы, чтобы ты восприняла это как жест милосердия, но там огромная сумма денег, поэтому я пришла поинтересоваться, примешь ли ты небольшое наследство. Думаю, тебе следует устроить себе хороший отдых.
Антея начала было возражать. Рейчел настаивала.
– Послушай, Антея, то, что скрасило мою нищету, были именно деньги. Нью-Йорк заставил меня осознать, сколько в жизни существует всего, что проходит мимо нас совершенно незаметно. Пожалуйста, возьми деньги и потрать их. – Она проницательно посмотрела на Антею. – Кроме того, могу поспорить, ты потратила за последние три года все деньги, которые имела, на Чарльза. Антея кивнула.
– Да. Потратила.
Рейчел укоризненно покачала головой.
– У него весьма дорогие привычки. Тогда смелее. Все равно они твои.
Антея встала.
– Жаль, что я не могу питать к вам ненависть или свалить все случившееся на вас.
Рейчел засмеялась.
– Знаю. Однажды я пыталась вас ненавидеть, однако скоро отказалась от этой затеи. У меня ничего не получилось. – Она выписала чек и вручила его Антее.
– Десять тысяч фунтов стерлингов? – Антея посмотрела на Рейчел. – Теперь я смогу выбраться из этой квартирки и год пожить в Греции. Мне всегда этого так хотелось.
– Так в чем же дело, поступай так, как тебе хочется. Позвони, когда вернешься.
– Обязательно. Обещаю.
Рейчел крепко обняла Антею на прощанье и ушла. Антея вернулась в квартиру и посмотрела на едва заметное пятнышко на ковре в гостиной. Она вспомнила ту ночь и заплакала по Чарльзу.
Питер говорил без обиняков, напрямую.
– Пока ты была занята, я встречался с Сиси.
– О, понятно, – самолюбие Рейчел было задето. – Ты хочешь сказать, встречался, то есть, виделся или спал с ней?
– Спал с ней.
Рейчел повернулась к нему спиной. «Надо бы выбросить розы», – подумала она. Питер взял ее за плечи.
– Мне нужно было это сказать тебе, потому что я не хочу лгать. – Он серьезно посмотрел на нее. – Ты же знаешь, что я обычно лгу. Однако какое это имеет для нас значение? – Он горько рассмеялся. – В конце концов ты же сама заставила меня все рассказать старушке Анджеле, когда мы с тобой встретились в первый раз, а она собралась и ушла. Рейчел покачала головой.
– В самом деле, Питер, я не собираюсь делить тебя с Сиси. Я слишком стара. Или недостаточно раскрепощена, если такая формулировка тебе больше по вкусу. Думаю, тебе лучше остаться с Сиси. – Она заметила облегчение в глазах Питера и тихонько подтолкнула его к входной двери. – Мы с тобой провели замечательное время. Я всегда буду благодарна тебе за то, что ты вновь научил меня смеяться. – Она поцеловала его. – Сиси очень веселая, однако не обижай Джеймса.
– Не буду, – пообещал он. Питер наклонился и поцеловал Рейчел. – Как-нибудь позвоню.
– Ладно. – Рейчел закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Она глубоко вздохнула и пошла на кухню. Взяла бутылку бренди и направилась в ванну. Она начала пить. После того, как было опорожнено примерно полбутылки, боль поразила Рейчел. – Дрянь, – сказала она и прикончила всю бутылку. – Когда наберешься достаточно, боль успокоится. – Рейчел свернулась на кровати клубочком.
– Привет подружка, – сказала она вслух, отпивая из другой бутылки, делая глоток за глотком. Наконец она так набралась, что можно было рискнуть и выпустить боль наружу. «Слава Богу, Сара осталась ночевать у Джейн», – подумала она. Будучи в квартире одна, она могла позволить себе рычать и вопить, выпуская боль. Рейчел корчилась на кровати до тех пор, пока здоровенная тварь не убралась восвояси. Она поднялась на ноги, и ее тут же вырвало. Тотчас же Рейчел почувствовала себя лучше.
– Теперь, – пробормотала она, – продолжительная горячая ванна, а затем несколько дней постельного режима.
«Могу даже других учить», – подумала она. Покончить с Питером равняется бутылке бренди, двум часам воплей и одной горячей ванне. Она убрала за собой возле кровати. Два дня в постели, пока все вокруг суетятся и волнуются, и со мной будет полный порядок. Она поискала масло для ванн. Проклятье. Оно, наверное, кончилось. Рейчел нетвердой походкой потащилась в гостиную. Осторожно перенесла увядшие розы в ванную комнату и наполнила лепестками ванну. Потом добавила детское масло для ванн. Рейчел лежала в горячей ароматной ванне до тех пор, пока у нее не побелели и не сморщились кончики пальцев на ногах. В итоге она вытерлась и пошла в спальню.
К концу подходил второй день ее вынужденного отдыха, когда позвонил Адам.
– Я не звонил, увидев в газетах всю эту шумиху, потому что подумал, наверняка вокруг тебя толпа народу. А сейчас позволишь мне навестить тебя? После похорон люди обычно очень нуждаются в поддержке надежного друга.
– Мне тоже нужен друг, – Рейчел залилась слезами.
– Прекрасно. Только позволь, и через полчаса я буду возле тебя.
Рейчел положила телефонную трубку.
– Сара, – сказала она. – Сюда сейчас приедет Адам, он хочет навестить меня. Ты впустишь его? – Рейчел вернулась к кровати.
– Для женщины твоего возраста ты пользуешься у них просто невероятной популярностью.
Однако Рейчел совсем не слышала ее. Мысли были заняты тем, чтобы решить, стоит ли ей переодеваться или остаться в старенькой ночной рубашке.
– Нет уж, – решила она, – если он собирается стать моим другом, то должен привыкать меня видеть и в самом плохом виде.
Адам принес ей еще одну дюжину роз и коробку конфет. Рейчел рассмеялась.
– Знаете, Адам, вы поддерживаете мою дурную репутацию. Розы и коробки конфет – это столь романтично, а романтизм вышел из моды.
Адам улыбнулся.
– Не могу ничего с собой поделать. Мне нравится быть романтиком, и я люблю все вещи, которые относятся к этому понятию: костры, ситцевые занавески.
Рейчел кивнула.
– На самом деле у меня тоже такие же пристрастия.
– Знаете, Рейчел, я с вами действительно раньше встречался.
Брови Рейчел удивленно подпрыгнули вверх.
– Где же?
– Вы были без сознания в тот момент. Когда полиция нашла ваше тело возле реки, они привезли вас в карете скорой помощи в женский госпиталь в Челси. А я как раз был там главным врачом. – Адам заметил резкую перемену в ее лице. Он нежно похлопал ее по руке. – Не волнуйтесь. Сейчас с вами все в порядке.
– Знаю, – сказала она и улыбнулась широкой счастливой улыбкой.
«Я мог бы вечно купаться в этих глазах», – подумал Адам.
Вскоре прибыли Ли и Муня.
– Муня, Ли, познакомьтесь, это – Адам.
– Ты зря время не теряешь, – пробормотала Ли на ухо Рейчел, когда склонилась, чтобы поцеловать ее.
Рейчел откинулась на подушки и, словно кошка, потянулась.
– Не в этот раз, Ли… Мы с Адамом собираемся писать мемуары. Впервые между мужчиной и женщиной будет описана дружба, незапятнанная ни сексом, ни ревностью… – она посмотрела на Адама.
– Соперничеством, – добавил он.
– Да, чем еще? – Рейчел больше ничего не могла придумать.
– А как же я? – у Муни был обиженный вид. – Я же тоже твой друг.
– Знаю. Однако, Муня, мы же не хотим зарекаться от секса, верно?
– Верно. Ладно, я дам вам недельку.
– Муня, не будь таким циником.
– Хорошо, три дня.
На самом же деле, прошло два месяца, прежде чем Рейчел затеяла разговор о сексе.
Недели потекли одна за одной. «Он похож на пару удобных калош», – подумала Рейчел, вернувшись после выходных, проведенных на его даче в Девоне.
Муня оставался по-прежнему скептиком. В аэропорту Хитроу он, поцеловав на прощанье Рейчел, сказал:
– А ты уверена, что он не… – Муня потер свое запястье, – один из нас?
– Целиком и полностью уверена, – твердо сказала Рейчел.
Ли крепко обняла ее.
– Слушай, милочка, он очень даже ничего. И угадай, что еще?
– Что? – Рейчел недоуменно посмотрела на нее.
– По-моему, Лондон – просто сказка.
– Погоди, Ли. Ты еще не была в «Савое».
– А кому здесь нужно в «Савой»? – она оглушительно рассмеялась. – Я никогда в жизни столько не ела. А люди… невероятно… Поблагодари Клэр от меня.
– Обязательно. – Рейчел дождалась, пока самолет поднялся в воздух.
Сэм тотчас же принял Адама. Анна наблюдала за тем, как они вместе играли.
– Рейчел, он гораздо лучше Питера, – неохотно признала Анна.
Рейчел рассмеялась.
– Действительно, я никогда не встречала никого, кто бы был хотя бы чуточку на него похож.
– Ты влюбилась в него. – Анна весело посмотрела на Рейчел.
– Нет.
– Да, я же вижу.
– Тогда, если это по-твоему «влюбиться», откуда такая напряженность?
– Потому что ты можешь его потерять, – Анна пожала плечами. – Другая женщина, поезд, автобус…
– О нет, Анна. Я бы этого больше не вынесла.
– В том все и дело. Это и есть любовь. Запомни мои слова: «Я смотрю, как Рейчел превращается в госпожу Трехерн».
– Должно быть, ты шутишь. Нет, я совсем не готова к какому-то постоянному чувству привязанности. Сомневаюсь, получится ли это у меня когда-нибудь вообще. И с кем?
– Реальность неотвратима. От нее никуда не денешься, Рейчел. Ты выйдешь за него замуж. Точно тебе говорю. Учти, ты можешь причинить себе, как я полагаю, гораздо большую боль.
– Премного благодарна, Анна. Но это отнюдь не так. Вот увидишь.
Анна засмеялась.
– Нет, Рейчел. Посмотрим.
Рейчел не могла поверить, что Адам не делал ни малейшей попытки вступить в какие бы то ни было интимные отношения. Сначала она нашла, что весьма спокойно и приятно проводить время с мужчиной, который получает удовольствие только от общения с женщиной. Однако после трех недель Рейчел начала беспокоиться. «Возможно, он не влюблен в меня», – подумала она.
Она пригласила Адама в Аксминстер навестить Клэр. Адам прекрасно общался с Майклом. Они говорили о бизнесе и политике. Майкл по-настоящему улыбался.
– Для тридцатилетнего мужчины он прекрасно начитан, – сказала Клэр.
Рейчел кивнула.
– Его мама умерла, когда он был еще очень молод, поэтому он вырос в библиотеке своего отца. Он всегда хотел быть доктором, как и его отец. Сейчас он подыскивает себе работу в северном Девоне. Знаешь, Клэр, я очень буду скучать без него. С ним настолько легко. Я раньше никогда и ни с кем не чувствовала себя так спокойно.
В действительности, она должна признаться себе, что ей не нравилось видеть, как он уходит от нее по вечерам. Она ложилась в постель, опьяненная лишь легкой дымкой прощального поцелуя.
– Глупая корова, – говорила она себе, глядя в зеркало.
– У меня есть для тебя подарок, – сказал Адам несколько дней спустя. Он стоял перед дверью квартиры Рейчел, просунув внутрь только голову.
– Как восхитительно, – воскликнула Рейчел. – Чего же ты ждешь? Входи и давай мне свой подарок.
– Подожди. Это гораздо сложнее. Мне нужно втащить его по всей лестнице наверх. – Через несколько минут он вернулся, поднял что-то тяжелое и переступил порог квартиры Рейчел с полными руками.
– Ах, Адам, это так чудесно, – сказала Рейчел, глядя на тяжелый деревянный глобус.
– Я у отца к нему так привык. Настоящая реликвия, знаешь. Он очень старый. Тогда почти весь мир принадлежал Британии.
Вместе они отнесли глобус и поставили его в угол гостиной. Полированное дерево было покрыто розовыми пятнами, показывающими простиравшуюся без конца и края английскую империю.
Рейчел приготовила кофе. Вдвоем они сидели на полу и восхищались прекрасной подробной картиной.
– Обычно я часами напролет просиживал возле него, – сказал Адам, – только слегка поворачивал его и представлял места, по которым путешествовал.
– Наверняка, это было восхитительно, – сказала Рейчел.
– Ну, думаю, нормально. Немножко одиноко, но мне нравилось.
– Нет, я не это имела в виду. Я хотела сказать, что, наверняка, прекрасно снова вернуться в прошлое. Все те же места, куда ты мог поехать в те дни. Я могла путешествовать в Индию на пароходе, затем сесть в поезд и отправиться к Сиамскому заливу. Я всегда жила идеей путешествий.
Адам засмеялся.
– Боюсь, я стал ужасно приземленным с тех времен моих детских фантазий. Это настолько в английском духе. Наверное, покажусь утомительно скучным тому, кто хотя бы раз побывал в Нью-Йорке.
Рейчел улыбнулась.
– Адам, ты никогда никому не можешь наскучить. По-моему, я ни с кем никогда в жизни столько не болтала, даже с Анной. Знаешь, у нас не так много времени, когда дома Сара. Сейчас мы одни впервые за сто лет.
– Понимаю, – Адам вздохнул. – С тех пор как мы встретились, жизнь, кажется, неудержимо мчится вперед. Собирайся. Если мы выйдем прямо сейчас, то успеем прогуляться до наступления темноты.
Они прогулялись по набережной под сенью высоких осенних деревьев.
– Взгляни на эти деревья, – сказала Рейчел. – Листья только-только начинают менять свою окраску. Я люблю этот момент, когда листва еще насыщена зеленью, однако появляются золотистые островки.
Адам наморщил нос.
– Чувствую дыхание осени, ее аромат. Как было бы здорово, если бы оказались сейчас в Девоне. Это время года пахнет прелой землей и дымком костра.
Рейчел рассмеялась.
– Знаешь, а во Франции сейчас подошел к концу сбор урожая винного винограда.
Адам посмотрел на нее.
– У тебя мощные ступни, так? Рейчел утвердительно кивнула.
– Наверное, так, куда ж от них деться. Я уже сто раз говорила Клэр, что мне бы так хотелось поехать в Грецию или в Италию. Я всегда хотела увидеть Рим. Возможно, в этом сказывается влияние монастыря. Нас учили, что если увидишь Папу Римского, одно это тебя освятит.
– Ну, – Адам остановился, – мы бы могли поехать, если тебе так этого хочется. Хотя пока смогли бы поехать, пожалуй, только до Рима. У меня осталось всего две недели каникул. Если у тебя есть желание уехать от всего, то я с удовольствием смог бы составить тебе компанию. Если, конечно, ты не против моего присутствия.
Рейчел посмотрела ему в лицо.
– Ах, Адам. Я бы с превеликим удовольствием поехала. Мне бы очень хотелось путешествовать с тобой. Только представь, в Риме мы могли бы остановиться в отеле «Бернини-Бристоль». Он пятизвездный. Клэр мне всегда твердит, какие там роскошные комнаты. Просто сказка.
– Рейчел, – лицо Адама было непроницаемым и серьезным, – мы не сможем остановиться в отеле «Бристоль», каким бы распрекрасным он там ни был. Я не могу этого позволить. Я же не частник. Национальная Служба Здравоохранения не думает, что ее служащие остановятся в пятизвездном отеле.
– О, – Рейчел поколебалась. – Но могу же заплатить я, Адам. Честно. У меня много денег.
Адам отрицательно покачал головой.
– Нет. Спасибо. Не хочу чувствовать себя как жиголо, поэтому, если ты заплатишь по счетам, я буду чувствовать себя отвратительно. Знаю, это довольно старомодно, но ничего не могу с собой поделать. Я исключительно счастлив поехать с тобой. Фактически, я ни о чем не могу думать, что бы мне пришлось еще более этого по душе, однако мы должны отправиться тем способом, который окажется самым дешевым.
– Ну, в этом случае, думаю, нам резонно бы было взять «Вольво» и останавливаться в самых дешевых гостиницах.
– Действительно, – улыбнувшись, сказал Адам, – а как насчет кемпинга?
– Кемпинга? – Рейчел нахмурилась. – Я никогда раньше не жила в палатках. Однако, возможно, это совсем неплохо. Что ты скажешь?
Рейчел очертя голову бросилась в римское приключение. Клэр недоуменно пожала плечами, когда Рейчел рассказала ей обо всем по телефону.
– О Боже. Если уж гордость ему не позволяет взять твои деньги, то ты, по крайней мере, могла бы останавливаться в отеле одна, позволив ему разбивать палатку среди коровьего навоза.
– Ладно, Клэр. Я же не настолько избалованна, что не смогу себе позволить провести несколько ночей в палатке.
– А я избалованна, – фыркнула Клэр. – Учти, не забудь продезинфицироваться, прежде чем придешь ко мне с визитом после своей вылазки. Возьми с собой побольше еды и шляпную булавку. Итальянская канализация ужасна, а мужчины так и липнут.
Накануне их отъезда, вечером, позвонила Анна.
– Ты все собрала?
Рейчел взглянула на два распухших чемодана.
– Да. Должна признаться, я собрала все наобум. Поэтому взяла всего понемногу. А Адам позаботился о палатках и всем, что нужно для лагеря.
– Одна или две палатки? – лукаво спросила Анна.
– Две, я думаю. Я вообще-то не спрашивала.
– В одной уютнее, – поддразнила Анна.
– Ах, Анна. Я же говорила тебе. Это платоническое чувство. Все равно я должна идти. Еще столько всего нужно переделать.
– Ладно. Веселитесь.
Рейчел схватила чемоданы и попыталась закрыть их.
– Черт побери, – выругалась она. – Придется позвать Сару, чтобы она села на них… Одна палатка или две? – Ей вдруг очень захотелось, чтобы была только одна палатка, а не две. «Одной мне, пожалуй, будет очень страшно», – подумала она.
Почти всю дорогу до пролива Рейчел молчала.
– О чем ты думаешь? – спросил Адам.
– Не знаю. Надеюсь, Саре не очень плохо будет с Юлией. В последнее время я не очень беспокоилась за нее: она уже достаточно взрослая, чтобы справиться с Юлией, и Доминик перестал вести себя так нагло и дерзко, и…
– Рейчел, а что тебя мучает на самом деле?
– Ну, полагаю, может, не стоит импровизировать: вдруг ты оставишь меня одну где-нибудь в безлюдном месте, откуда я не смогу добраться до дома.
– Ах, Рейчел, ты действительно совсем не доверяешь мужчинам, так?
Рейчел опустила голову.
– У меня с Чарльзом были такие тяжелые времена, что мне понадобится целая вечность, чтобы поверить мужчине вновь.
– Я не могу ждать, – сказал Адам. – Обещаю, что не сделаю ничего, что может тебе причинить боль. Никогда. – Он положил свою мощную ладонь на колено Рейчел. – Ты научишься доверять мне. Обещаю.
– Почему ты так уверен? – Рейчел улыбнулась.
– Потому что… Мне можно доверять на все сто процентов. Как британской шерсти.
– Ты не умчишься от меня вслед за какой-нибудь роковой женщиной, как только мы переправимся на территорию Франции?
– Рейчел, – с усмешкой произнес Адам. – В этом огромном прекрасном мире существуем только мы с тобой. Все остальные люди – просто иллюзия. Взгляни! – Адам взмахнул рукой. – Вокруг – море.
Через час они были уже на борту морского парома. Медленно паром отчалил в море. Рейчел стояла у перил, не отрываясь, глядя на серо-голубые волны. Адам стоял возле нее, оглядываясь на седые утесы Дувра.
– Теперь мне понятны чувства, которые испытывали наши мужчины во время войны, – сказал он. – С этого расстояния они действительно кажутся белыми. – За паромом неотступно следовали чайки.
– Что за чудесный корабль вон там? – Рейчел показала в сторону роскошного белого судна.
– Это «Британия», корабль королевы. Смотри. Видишь там флаг? Это означает, что Ее Величество сейчас находится на борту. Да благословит ее Господь.
Рейчел засмеялась.
– Ты и в самом деле такой патриот.
– Знаю. Я все еще встаю, когда кто-нибудь исполняет «Боже, храни Королеву».
– Я тоже признаюсь: всегда слушаю ее речь на Рождество.
– И я тоже. Полагаю, ты вполне можешь сказать, что я ретроград и консерватор.
– Консерватор, возможно, но никак не ретроград, – Рейчел потянула его за руку. – Я ужасно проголодалась. Пошли, купишь мне чего-нибудь поесть.
Спустя несколько часов они причалили в Кале.
– О Боже, – сказала Рейчел. – Клэр предупредила меня, что в Кале отвратительно. Нам следовало бы причалить в Булони.
– Ничего. – Адам пытался придерживаться правой стороны на дороге.
Огромный грузовик мчался прямо на них, бешено сигналя.
– Болван! – закричал водитель, грозя Адаму кулаком.
Рейчел съежилась от страха.
– Что ты сделал не так?
– Что я сделал не так? Это он – идиот! Ему не надо было так быстро ехать… Извини, Рейчел. Мне тоже не надо было зевать. Здесь же вести машину нужно наоборот. – Дальше они ехали в напряженном молчании.
Площадка для кемпинга была унылой и битком набитой туристами, возвращавшимися в Англию.
– Посиди в машине, а я через минуту поставлю палатки.
Рейчел пережила миг, когда почувствовала себя абсолютно несчастной. «В конце концов две палатки», – думала она, наблюдая за Адамом через окно.
– О, проклятье! – Адам сунул в рот палец, по которому нечаянно ударил молотком.
– Помнится, ты говорил, что силен в подобных делах, – засмеялась Рейчел.
– Ну да, так оно и есть… обычно. Послушай, а почему бы тебе не прогуляться, а к тому времени, как ты придешь назад, палатки уже будут готовы.
– Ага, – поддразнила Рейчел. – А будут ли они выглядеть так же хорошо, как вон те? – она показала на две чистенькие палатки с безукоризненно разложенным вокруг них снаряжением.
– Конечно, – сказал Адам. – Иди и сделай еще что-нибудь полезное, например, поищи, где здесь туалеты.
Рейчел неторопливо побрела в направлении душевого блока. Дойдя до него, она решила первый раз пописать на французской земле.
– Что за чертовщина такая? – сказала она женщине, которая мыла руки в раковине.
– Здесь нужно присаживаться на корточки. Вам лучше потерпеть и найти где-нибудь местечко получше. Две последних недели у меня был запор. Видите, где отметки для ног? Ну, так вы поворачиваетесь лицом к двери, садитесь на корточки и метитесь в дырку. Если не попадете, то замочите свои туфли… или того хуже.
Рейчел сокрушенно покачала головой.
– Пожалуй, я лучше подожду. Обе женщины рассмеялись.
– Вам рано или поздно придется на это решиться, поскольку во всех кемпингах такая же история.
Рейчел направилась снова к Адаму, посмотреть, как у него продвинулись работы по обустройству.
– Адам, ты знал про такие туалеты?
– Да» – сказал он. – Друзья мне сказали об этом. Привыкнешь. Ладно, доставай продукты, а я поставлю плитки.
Рейчел вытащила из машины еду и кухонные принадлежности.
– Вот и все, – сказал Адам, гордо остановившись в проеме двери и глядя на сооруженную им кухню.
– А что это за идиотские синие штучки? Я не смогу ничего на них приготовить.
– Сможешь. Я уже делал это не раз. Не волнуйся, я тебе помогу.
Рейчел молчала.
– Рейчел, – Адам положил руку ей на плечо. – В чем дело?
Глаза Рейчел наполнились слезами.
– Я чувствую себя такой беспомощной. И машину не вела, и готовить ты собираешься мне помогать. Подумать только, я, оказывается, совершенно не гожусь для кемпинга.
– Не будь идиоткой, Рейчел. Кемпинг и приготовление еды на этих маленьких плитках требует небольшого навыка и привычки. Послушай, мы оба устали. Почему бы нам не плюнуть на все и не поискать какой-нибудь ресторанчик? Наверняка, здесь есть прямо на площадке. А с завтрашнего дня мы позаботимся о домашней еде.
– Ладно, – Рейчел повеселела. – Умираю, как хочу попробовать французскую кухню.
Ресторанчик походил на пещеру и был абсолютно пуст. Туристский сезон подходил к концу, и настроение хозяйки отнюдь не располагало к радушному приему.
– Чего надо? – небрежно спросила она. Адам ответил на хорошем французском языке, и мадам смягчилась. Адам заказал отбивную и чипсы.
– Думаю, мы поступим весьма мудро, если воздержимся от остальной части меню, – сказал он Рейчел. – Здесь не очень чисто.
Рейчел согласилась.
– Здесь воняет чесноком и немытыми подмышками. И тем не менее, это уж, наверняка, Франция.
Мадам принесла две тарелки с огромными кусками мяса на каждой.
– Салат просто восхитительный, – сказала Рейчел. – Но, слава Богу, что мы будем спать в разных палатках. Чесноком теперь будем благоухать еще неделю.
– Ммм… – ответил Адам, уплетая отбивную. – Очень вкусно.
Когда мадам вернулась с тарелкой хлеба, Адам сделал ей комплимент по поводу еды. Она окончательно растаяла.
– Конина, – сказала она с гордостью.
– Конина? – Рейчел перестала жевать. – То есть «лошадь»?
Мадам утвердительно кивнула, вся просияв.
– Да, «лошадь».
– Кх, – Рейчел поперхнулась. Адам продолжал есть.
– Вкус замечательный.
– Благодарю, месье, – сказала мадам, возвращаясь на кухню и вытирая о передник свои большие красные руки.
– Ах, Адам, ты же не можешь вот так спокойно есть лошадь.
– Почему же? Я ем оленину. Даже ел барсука. Почему же нельзя конину?
– Потому что… ну, лошади – это совсем другое дело. Они как собаки.
– В Китае и собак едят.
Рейчел начала сердиться.
– Ты еще один бесчувственный и неотесанный мужлан. Я иду в палатку. Спокойной ночи.
Адам замер, когда Рейчел порывисто вышла из ресторана. Он посмотрел на кусок мяса, безжизненно распластавшийся на его тарелке. Вдруг он увидел теплые карие глаза отцовской кобылы.
«Черт возьми! – подумал он. – Я так хочу есть».
Мадам выскочила из кухни и засуетилась. Адам объяснил ей, что его спутнице стало нехорошо, и он должен пойти за ней присмотреть.
Мадам обдала его сильной волной чеснока.
– Ах, месье, эта женщина – не ваш друг. Она очень особенная. Разве нет?
Адам рассмеялся.
– Нет, – сказал он, отчаянно тряся головой. – Мы всего-навсего друзья.
Мадам хитро подмигнула.
– Ненадолго, месье, – сказала она. – Очень ненадолго.
Вернувшись, Адам обнаружил, что палатка Рейчел наглухо застегнута. Рейчел слышала, как он возился снаружи. Однако она все еще злилась.
– Завтра я еду домой, Адам! – крикнула она. – Так дальше не пойдет. Я чуть не провалилась в дырку в туалете, мне не нравится лежать на земле, кроме того, у меня в палатке огромный паук. Кемпинг – не для меня. Надо быть мазохистом, чтобы наслаждаться всем этим, – она смолкла, пытаясь услышать ответ Адама. Она услышала только шорох его возни.
– Что ты там делаешь.
– Выйди и посмотри.
Рейчел решила подуться на него еще немного, однако было еще только девять часов, и спать ей вовсе не хотелось.
– Ладно, – ответила она. – Но все равно завтра утром я поеду домой. Где же твой обещанный комфорт?
– Здесь удобно, – сказал Адам.
– Возможно, для людей твоего возраста и удобно, но никак не для меня. Ты забыл, что я теперь женщина средних лет, слишком старая, чтобы спать на жесткой земле и заглядывать в бездонные выгребные ямы.
– Боже мой, ты говоришь о себе так, словно одной ногой уже стоишь в могиле, – Адам дал ей дымящуюся кружку кофе и здоровенный ломоть французского хлеба, жирно намазанного маслом. – Сюда, – он похлопал по земле возле себя. – Сядь здесь, возле лампы, рядышком со мной, и мы вместе подумаем, что можно сделать, чтобы создать для тебя еще больший комфорт.
Рейчел отпила глоток горячего кофе.
– У-м-м-м… Чудесно. Что в нем?
– «Фундадор». Очень дешевый испанский коньяк, но он очень нежный и прекрасно сочетается с кофе и сгущенным молоком. Выпив несколько кружек такого напитка, уснешь как младенец.
Рейчел обхватила ладонями теплую кружку.
– Прекрасно, – она улыбнулась Адаму. – Может, подумаем вместе. Но прежде всего нам нужно купить переносной туалет. Я больше не смогу пользоваться этим кошмарным допотопным заведением.
– Обещаю, – Адам засмеялся. – Завтра сходим в специальный магазин, где продается все для кемпинга.
Вдруг Рейчел почувствовала навалившуюся на нее усталость.
– Мне нужно лечь, Адам.
– Спокойной ночи, – сказал он, чуть наклонившись вперед, чтобы нежно поцеловать ее в губы.
Она почувствовала в его поцелуе вопрос, кроме того, в голову слегка ударил коньяк, поэтому Рейчел не знала, что ответить.
– Спокойной ночи, Адам, – сказала она.
На следующее утро Рейчел на четвереньках выползла из палатки. День обещал быть ясным и солнечным. Адам уже собирал все свои принадлежности и упаковывал их в машину.
– Как спалось? – спросил он.
– Замечательно. Надо бы принять душ.
– Вперед. А я займусь твоей палаткой и приготовлю кофе.
– Отлично. Посмотри в салоне внизу. Там где-то есть хлеб и джем.
Рейчел подхватила полотенце на плечо и направилась к душевому блоку. У нее было удивительное ощущение легкости, как будто в любую секунду она могла взлететь. «Странно, – подумала она, – должно быть, впервые я сама по себе и не чувствую никаких обязательств». Ей понравилось это чувство. Приняв душ и помыв волосы, она неторопливо возвращалась к машине, возле которой увидела Адама, наводившего порядок после минувшей ночи.
– Давай, – сказала она. – Давай я помою посуду. Нужно же мне чувствовать себя полезной.
– Ты полезна, просто незаменима, злюка. Однако я хочу, чтобы ты полностью отдохнула.
Рейчел засмеялась.
– Ты избалуешь меня.
– Ты этого заслуживаешь. Лучше сейчас тронуться в путь. Нам предстоит весь день провести за рулем.
Рейчел изучала карту, пока они выезжали на дорогу.
– По шоссе поведу я, – решительно сказала Рейчел.
– Тебе не стоит браться за руль, – успокоил ее Адам.
– Нет, я должна, – Рейчел была непреклонна. – Не могу позволить, чтобы меня развозили везде. Я позволила это Чарльзу, и очень скоро оказалось, что мне повсюду запрещалось вести машину.
– Рейчел, не воспринимай все с позиций Чарльза. Я ни капли на него не похож, верно?
– Думаю, что так, – Рейчел усмехнулась. – Но я могу сказать, что тебе не нравятся женщины за рулем автомобиля.
– Это абсолютно верно. Я никого не могу терпеть за рулем, кроме самого себя. Мне нравится водить машину. Еще в детстве всегда хотелось быть или врачом, или водителем грузовика, перевозящего грузы на дальние расстояния.
– Тебе в детстве было очень одиноко, да? Адам кивнул.
– Да. Мой отец был все время занят, но у меня имелись книги. Потом я научился играть на пианино. Я играл часами. Мне было безумно одиноко, тем не менее, и в одиночестве умел находить свою прелесть. Я был по-своему счастлив, если ты понимаешь, о чем я говорю.
– О, конечно. Для меня оставаться один на один с собой – жизненно необходимо. Хорошо, что мы взяли две палатки, поэтому можем не надоедать друг другу и не тесниться.
– Да, теперь можно еще добавить, у нас масса времени быть предоставленными самим себе.
Вскоре они выехали на окружную дорогу Парижа. Рейчел радовалась как дитя. Ее глаза сверкали, она висла на окне, показывая то на одно, то на другое здание.
– Там – Святое Сердце! Адам засмеялся.
– Рейчел, мы разобьемся, если я не смогу сосредоточиться.
Вокруг них ревел мощный поток транспорта. Рейчел занялась расшифровкой всевозможных дорожных указателей.
– Боюсь, что мой французский не такой безупречный, как твой.
– Ничего. Смотри на указатель в сторону Лиона. Ладно? – И они нырнули в следующий тоннель.
Через некоторое время шумный Париж остался далеко позади, и их взору открывались умиротворенные пейзажики сельской местности. Рейчел понравились станции обслуживания, где было вдоволь сыров и вина.
– Почему в Англии не так? Адам на мгновение задумался.
– Полагаю, англичане не ратуют за комфорт так, как французы. Правда, печально! Должен сказать, что сервис произвел на меня тоже неизгладимое впечатление.
Они улыбнулись друг другу широкими улыбками. К вечеру погода начала портиться.
– Давай остановимся в «Шалон-сюр-Саон», – прочла Рейчел в справочнику по кемпингам. Городок кажется очень милым, и кемпинг расположен возле реки.
– Ладно, но думаю, нужно поужинать в ресторане. Похоже, собирается дождь.
– Позволь об этом сегодня позаботиться мне самой, – сказала Рейчел. – Хочется настоящей французской еды. Горю желанием попробовать улиток. А ты?
– Нет. Определенно, нет. Мне никогда не хотелось попробовать улиток или лапки лягушек.
– Ладно. Тебе ничего такого. Но, Адам, пожалуйста, позволь мне заплатить. Скажи: «да». Тогда мы сможем заказать что-нибудь по вкусу, что не подорвет наш бюджет.
– Рейчел, ты только что истратила целое состояние в магазине для кемпинговых принадлежностей, потом купила стеганое пуховое одеяло и кучу подушек.
– Знаю. Однако, если я собираюсь жить в палатке, то должна чувствовать себя удобно. Все равно у меня сейчас полно денег. Когда мы с Чарльзом поженились, я была очень бедной, а теперь хочу наслаждаться.
Адам нахмурился.
– И все-таки, мне очень трудно принять деньги от женщины, ты же знаешь.
– А я не женщина, – напомнила ему Рейчел. – И не понимаю, почему это всегда привилегия женщины принимать деньги от мужчины, и уж никак не наоборот. Какая разница, кому принадлежат деньги?
– Полагаю, что ты права, если речь идет о супружеской паре, где он и она любят друг друга и вместе работают на общее благо. Но это имеет немаловажное значение в том случае, когда один из двоих ничего не делает ради того, чтобы иметь деньги, и живет за счет другого. – К тому времени они въехали в центр городка.
– Ты вовсе не живешь за мой счет. Просто я умираю от голода. Пошли сюда и не будем больше спорить на эту тему. Смотри «Меркурий» на проспекте Европы… Ого, вот он как раз здесь, – она показала вперед.
Они припарковали машину и вошли в переполненный ресторан. Пока стояли в дверях, дожидаясь метрдотеля, который отвел бы их к столику, в комнате вдруг воцарилась тишина. Рейчел мгновенно поняла, что все взоры прикованы к ним. Вдруг за многими столиками быстро заговорили по-французски.
– Вряд ли это ее сын… он слишком уж взрослый.
– А она ничего, красивая, – громко сказал мужчина справа от Рейчел.
– Красивым женщинам не обязательно держать возле себя молоденьких кавалеров, – прошипела его жена.
Рейчел достаточно понимала по-французски, чтобы уловить адресованные ей комплименты.
– Я чувствую себя извращенкой, – прошептала она на ухо Адаму.
– По крайней мере, ты чистенькая извращенка. А я даже душ не принял сегодня утром. Знаешь, наверное, нам следовало бы переодеться, прежде чем заявиться сюда.
– Адам, по-моему, они смотрят на нас не из-за одежды.
– Нет? А, понял, на что ты намекаешь. Да, пожалуй, ты права.
– О, действительно, Адам.
– Не волнуйся, дорогая, – Адам широко и обворожительно улыбнулся. – Давай дадим им пищу для разговоров. – Он обнял ее за талию, и они под прицелом множества глаз вальяжно прошли следом за метрдотелем, который проводил их к свободному столику.
– Тебе надо отрастить усы. А то даже и на 30 не тянешь.
– Усы меня слишком состарят, – пошутил Адам. Посетители снова занялись своими делами.
– Должно быть, тебя все это абсолютно не трогает. Разве тебя не задевает, что они все приняли тебя за мужчину на содержании?
– Нисколько, – Адам покачал головой, открывая меню. – Меня это заденет, если я сам буду о себе так думать, или ты почувствуешь это. Мнение остальных меня абсолютно не интересует.
– Замечательно, Адам, – Рейчел засмеялась. – Я очень долго пыталась искоренить в себе привычку считаться с мнением посторонних.
Адам прикрыл ладонью ее руки.
– Не волнуйся. Я буду всегда рядом и скажу, что с тобой все в порядке. Ты никогда больше не почувствуешь себя одинокой.
Рейчел улыбнулась.
– Спасибо, Адам. Это очень здорово.
– Мадам, месье, что пожелаете? – официант улыбнулся им.
– Улитки, – сказала Рейчел Адаму.
– Хорошо, если ты настаиваешь. – Адам заказал улиток и цыпленка в вине. – По крайней мере, это не звучит слишком по-иностранному, – сказал он.
– Бутылку «Лез Амурье», – сказала Рейчел официанту.
– Хорошо, мадам, – услужливо ответил тот.
– Я ничего не знаю о вине, – сказал Адам, когда официант забрал у них меню.
– А я разбираюсь, – похвастала Рейчел. – Первые азы мне преподала Клэр, а продолжил мое образование официант из отеля «Савой». Тебе очень понравится это вино. Обещаю. Чудесная бутылка, и год хороший.
Улитки были очень вкусными. Рейчел жевала чуть жестковатые кусочки и макала хлеб в густой коричневый соус.
– Мне понравился соус, – сказал Адам. – Но к вкусу улиток я как-то не привык.
– Почему? Ты можешь спокойно есть конину, а почему же улитки вызывают у тебя сомнение?
– Пока не могу себя пересилить.
– Придется заняться твоим перевоспитанием, – Рейчел улыбнулась.
Они закончили ужин коньяком пятидесятилетней выдержки. Напиток был бледного цвета и с очень нежным вкусом. Они вышли из-за стола, слегка опьяненные отличной едой и вином.
– Это было восхитительно, – сказала Рейчел Адаму.
– Гм, – многозначительно ответил он, засыпая на ходу.
Спустя некоторое время, после того как Адам кое-как умудрился установить палатки, несмотря на кромешную тьму и густой туман, поднимавшийся со стороны реки Саон, Рейчел лежала одна в своей палатке. Ей было очень удобно лежать на пуховых одеялах и мягких французских подушках, сознавая, что за машиной у нее есть замечательный синий переносной туалет. Единственная проблема состояла теперь только в том, как им воспользоваться таким образом, чтобы Адам не услышал ее в соседней палатке. «Позабочусь об этом завтра», – подумала она.
На следующее утро она проснулась от громовых раскатов.
– Адам, черт побери, что ты там делаешь?
– Испражняюсь, – ответил он. – Я собирался предоставить тебе возможность первой обновить наш туалет, но мои улитки так и просятся наружу.
– Ах, Адам. Ты разбудишь весь лагерь.
– Тогда я буду громко петь, – и Адам принялся во все горло распевать гимн бейсбольной команды. Рейчел рассмеялась, лежа на полу своей палатки. – Знаешь, настоящими друзьями становятся тогда, когда перестают стесняться пукнуть в присутствии друг друга, – весело воскликнул Адам.
– Пожалуй, ты прав, – Рейчел немного смутилась. – Может и так, однако Чарльз в моем присутствии никогда не пукал.
– Никогда? – недоверчиво переспросил Адам. – Бедняга. Упустил самые упоительные мгновения жизни.
– Прекрати, Адам.
К тому времени Адам выбрался из своей палатки и принялся кипятить чайник.
– Нет, в самом деле. Я заявляю на полном серьезе. Очень многие мои пациенты, выросшие и получившие воспитание в городе, слишком привередливы в отношении основных жизненных функций: быть здоровым физически и сексуально, – он потянулся. – К счастью, у меня ни одной из этих проблем не возникало.
Рейчел вдруг почувствовала острое желание выскочить из своей палатки и крепко прижаться к этому теплому милому человеку. Адам стоял на коленях, и его светлые волосы упали ему на лоб. Он поднял глаза, и взгляды их встретились. Глаза его были синими-синими, и в них горело сильное пламя, которое Рейчел раньше не замечала.
– Адам, – сказала она.
Он отвернулся и зажег плитку.
– Да?
– О, ничего… так. Куда мы сегодня поедем?
– Через туннель горы Мон-Блан и дальше – вниз, в Италию.
Волшебный миг пролетел, но Рейчел отдавала себе полный отчет в том, что в Адаме есть могучая внутренняя сила, полная уверенность и самообладание, которые помогают ему в любой ситуации. Именно это и делало его столь привлекательным для Рейчел. Интересно, а находит ли он меня сексуально привлекательной?
Адам задумчиво загружал машину. «Как бы я умудрился отважиться на эту поездку без ее поддержки», – спрашивал он себя. Он почти всю ночь не сомкнул глаз. Что тридцатилетний, без гроша в кармане, врач общей практики, с годовым доходом в 9 ООО фунтов стерлингов, может предложить красивой, утонченной, богатой женщине, Рейчел Кавендиш?
– Я не должен принимать поспешных решений и поступков ни в чем, – успокаивал он себя снова и снова в течение всех месяцев их знакомства. – Она перенесла такую душевную травму. Она должна полностью удостовериться в том, что может положиться на мужчину вновь, – внушал он себе. Однако тело его отказывалось подчиняться доводам рассудка, и все сны Адама были наполнены страстными, романтическими объятиями с Рейчел. Иногда он просыпался и чуть было не плакал от разочарования, когда не находил ее в своих объятиях. Иногда в машине атмосфера между ними электризовалась настолько, что они начинали изощряться в шутках, чтобы хоть как-то разрядиться и ослабить напряженность своих чувств.
Они взбирались вверх по густо поросшим лесами горным перевалам, разделявшим Францию и Италию. Оба были в восторге от увиденных чудных пейзажей. Временами поездка становилась весьма опасной для двух новичков, не привыкших к французам-водителям грузовиков, которые обожали играть в игры со смертью в особо узких и крутых местах. Адам в такие моменты становился непроницаемым, а Рейчел полностью зависела только от его сноровки. Ему не нужно было вести машину агрессивно, достаточно было только иметь хорошую реакцию на ситуацию на дороге.
– Знаешь, а ты – прекрасный водитель, – воскликнула она после одного из виражей, от которого волосы стояли дыбом у обоих.
– Да, знаю. Я шесть месяцев работал в палате травматологии, залатал там столько изуродованных тел, что поклялся себе, что никогда в жизни не буду рисковать. Знаешь, Рейчел, ты оказалась тоже неплохим водителем, гораздо лучше, чем я ожидал. – Рейчел смутилась. Адам улыбнулся. – Ты все еще не умеешь принимать комплименты, так?
Рейчел взглянула на кончики своих пальцев и покраснела.
– Тогда точно, – сделал вывод Адам. – Давай споем.
Как ступали Его ноги
По зеленым, по долам.
По зеленым, по долам
Да в былые времена.
Рейчел подхватила мелодию гимна «Иерусалим»:
И взирали Его очи,
Как пасется святой Агнец,
Агнец божий, Агнец чистый,
На английских на лугах.
Голос Адама очень нравился Рейчел. У него был густой бархатистый бас. Они пели всю дорогу, пока ехали до Италии. После пересечения границы широкая трасса, окруженная живописными желтовато-коричневыми оттенками осени, плавно спускалась в долины Тоскании.
– В Италии я чувствую себя совсем как дома! – воскликнула Рейчел. – Люди здесь такие сердечные, а женщины дородные, словно уже одним видом показывают, как они любят своих мужей и детей.
На отдых они остановились в Аосте, на безукоризненно чистенькой площадке. Рейчел, позвонив Саре и Доминику и убедившись, что с ними все в порядке, неторопливым шагом вернулась к машине и приятно удивилась, увидев их аккуратно установленные маленькие палатки, освещенные лучами итальянского заката.
– Я так привыкла быть рядом с тобой, – сказала Рейчел Адаму, когда они устроились возле походной газовой плиты и принялась уплетать тушеное мясо в винной заливке.
– А мне очень нравится, как ты готовишь. Рейчел поморщилась.
– Боюсь, налила слишком много воды.
– Рейчел, – сказал Адам слегка резковатым голосом. – Прекрати. Не нужно все время умалять свои достоинства и превращаться в жертву. Если бы в жаркое было налито чересчур много воды, я бы тебе об этом сказал. Ты должна избавиться от своей ужасной привычки унижаться и выставлять себя в невыгодном свете. Я прекрасно понимаю, что ты делаешь это ради того, чтобы оказаться первой и не позволить кому-то унизить тебя, однако я никогда не позволю себе подобное. Я не хочу и не испытываю необходимости причинить тебе боль.
– Я знаю, – Рейчел посмотрела на него. – Мне очень трудно поверить, что ты действительно не собираешься уязвить меня.
– Обещаю, Рейчел. Обещаю и впредь никогда этого не делать. Пошли спать. Завтра у нас впереди Флоренция.
Адаму хотелось увидеть галерею Уффици. Рейчел сочла совершенно невыносимым шум и суматоху, куда они попали после их спокойного и уединенного отдыха вдвоем. Если оставаться справедливой, то она признавала неоспоримую уникальность живописных полотен, однако они были представлены в таком невообразимом множестве, что глаза разбегались, и невозможно было каждую картину удостоить того зрительского внимания, которого по праву заслуживал любой выставленный шедевр живописи.
– Продолжай осмотр экспозиции, – сказала она Адаму, который, казалось, был просто очарован волшебной красотой полотен, – а я постою здесь, у окна, и посмотрю на город. Отсюда открывается чудесный вид.
Адам затерялся в глубине многочисленных маленьких залов, которые в центре галереи образовывали запутанный лабиринт, похожий на медовые соты. Рейчел выглянула из открытого окна с тяжелыми ставнями. В лицо ей подул свежий вечерний ветерок. Красные и оранжевые черепичные крыши придавали городу неповторимый мягкий колорит. Коричневатые и розовато-багряные оттенки вечернего неба смешивались с пестротой толпы, наводнившей улицы вдоль реки Арно. Какая сложная натура, подумала Рейчел об Адаме. В нем столько от истинного, исконно английского характера, под которым скрывается теплота и нежность, сочетающиеся с врожденной музыкальностью и любовью к искусству. Она обернулась, чтобы поискать его, и невольно улыбнулась, увидев, как он спешит ей навстречу.
– Я не заставил тебя долго ждать, верно? – поинтересовался он.
– Нет. Мне очень понравилось смотреть из окна. Взгляни, какой вид. – Они стояли бок о бок. Адам обнял ее за талию.
– Замечательный вид! – воскликнул он. – Я поистине счастлив, – он улыбнулся ей.
– И я тоже, – согласилась Рейчел, она ждала.
– Пошли. Давай вернемся на нашу стоянку, пока совсем не стемнело, – предложил Адам.
Рим целиком и полностью оправдал ожидания Рейчел. Даже Адам обычно столь невозмутимый, разрывался между попыткой провести машину в беспорядочном и опасном движении потока транспорта и желанием, пусть мельком, взглянуть на потрясающе-восхитительные статуи, выстроившиеся вдоль городских дорог. В первый вечер, проведенный в Риме, они отыскали крошечный ресторанчик, где было всего несколько стульев на тротуаре. Они заказали телятину в красном вине с наливными и сочными черными маслинами.
– Райское наслаждение, – восторженно заявила Рейчел.
Адам вытер подбородок огромной, хрустящей от крахмала, полотняной салфеткой.
– Давай убежим и никогда больше не вернемся на родину. – В его глазах появился лихорадочный блеск. – Мы бы подыскали маленькую белоснежную виллу, увитую виноградной лозой.
– Ах, да, – перебила Рейчел. – И мы сможем держать цыплят. Мне всегда хотелось развести кур.
Адам засмеялся.
– Рейчел, куры – твари безмозглые, давай лучше заведем поросенка.
– Хорошо. Мы заведем и кур, и поросят, а со временем научимся выращивать все, что требуется, для того, чтобы прокормить себя самостоятельно. Ах, Адам, какая могла бы быть замечательная жизнь!
Адам налил себе бокал вина.
– Согласен, Рейчел, но я тебе изрядно надоем.
– Нет, ни за что, Адам. Ты никогда не сможешь надоесть. Мне очень нравится быть рядом с тобой.
По пути к кемпинговой площадке они остановились у мощных стен Колизея. Рейчел вздрогнула.
– Кажется, что здесь витает дух всех погибших в этом месте людей, растерзанных львиными когтями.
Когда они возвращались к машине, Адам держал ее за руку.
– Рим такой древний город, – сказала Рейчел. – От каждого камня буквально веет дыханием веков. Часть его истории очень жестокая и кровавая, а большая половина истории насквозь пропитана религиозными чувствами.
Пока Адам вел машину до кемпинга, Рейчел разглядывала белевшие в лунном свете статуи на Виа Вените. Улицы были абсолютно пустынными.
– Понятно, почему Рим называют «Вечным городом».
Адам улыбнулся.
– За весь день город сейчас впервые погрузился в тишину. Никак не могу к ней привыкнуть. Я никогда не замечала, чтобы где-нибудь люди так кричали друг на друга, как здесь. Рим больше похож на вечно шумливую торговку рыбой.
Рейчел засмеялась.
«Проклятье», – подумала она, лежа в своей палатке несколько часов спустя. – Я не почистила зубы… Я очень легко могу привыкнуть к цыганскому образу жизни».
Засыпая, она мечтала об Адаме.
Рейчел мгновенно разочаровалась, обнаружив, что статуя Девы Марии с мертвым младенцем на руках была защищена стеклянной стеной. Ей так хотелось прикоснуться к белому мрамору. Они стояли в базилике Святого Петра, очарованные красотой искусно высеченной «Пиеты». В сердце Рейчел образовался бездонный колодец великой скорби. Она смахнула слезинки. Адам полез в карман за платком.
– Не могу, надо же, с какой потрясающей проникновенностью передано горе Марии, скорбящей о смерти Иисуса, – сказала Рейчел, вытирая глаза.
– Ну, она же знала, что предсказанной ее сыну участи суждено сбыться. Поэтому, полагаю, смогла принять его смерть.
– Знаешь, Адам, из всех трагедий, возможных на земле, самой страшной является потеря ребенка. Это самое ужасное, что может случиться.
– Мне трудно судить, поскольку у меня еще ни одного не было. Однако в том случае, когда среди моих пациентов есть маленький умирающий ребенок, мне трудно оставаться объективным.
– Слышу, вон там начинается месса. Пойдем послушаем.
Держась за руки, они ступали, едва касаясь пола, охваченные трепетным восторгом. Вокруг в серебряном и золотом исполнении запечатлелись века поклонения Богу. Огромные черные мраморные надгробия хранили в себе останки богатства и ритуальной церемонии. Люди двигались в величественном безмолвии: склоненные головы, пальцы, перебирающие четки. Чистые высокие сопрано оттенялись густыми басами. Рождавшиеся звуки поднимались вверх, смешиваясь с облачком ладана над Высоким Алтарем, исчезали в таинственных уголках позолоченных сводов. Адам и Рейчел присоединились к группе, стоявшей вокруг Высокого Алтаря. Совершенно непроизвольно Рейчел вдруг начала страстно молиться.
– Пусть он полюбит меня, – молилась она. Рейчел взглянула на застывшее лицо Адама.
Его глаза были закрыты.
– Господи, будь милостив, не позволяй мне чем-либо причинить ей боль или страдание.
Месса закончилась, и внезапно вся базилика наполнилась колокольным звоном. Адам и Рейчел присоединились к толпе, устремившейся к главному входу храма. Служители Ватикана незаметно теснили людей на ступени. Рейчел показалось, словно они с Адамом проплыли по внутреннему двору и очутились во все еще теплом, золотистом от заката, вечере. Наконец они пришли отдохнуть в маленький ресторанчик с названием «Марио».
– Завтра поедем домой, – напомнил ей Адам.
– Знаю. – Рейчел грустно покачала головой. – Просто не верится, что мы вместе провели столько волшебно-сказочного времени. Мне бы хотелось путешествовать с тобой вот так бесконечно.
Адам засмеялся.
– Одно мы с тобой теперь знаем наверняка: мы оба – отличные путешественники. Я не могу придумать что-нибудь лучшее для проверки, нежели провести столько времени только вдвоем.
Рейчел кивнула.
– Знаешь, мы с тобой ни разу по-настоящему не сцепились и не поругались, так ведь?
Брови Адама изумленно подскочили вверх.
– Нет. Если я в чем-то и был не согласен с тобой или начинал сердиться, мы ведь всегда могли договориться, а потом инцидент был исчерпан сам по себе.
Рейчел заправским жестом накручивала на вилку спагетти.
– С Чарльзом все обстояло совершенно иначе. Он и дня не мог прожить, чтобы не поспорить со мной по какому-нибудь поводу. В конце концов, я тоже привыкла к этому, и перебранка входила в наш ежедневный распорядок как сам собой разумеющийся пункт. Ни за что не хочу повторять эту ошибку. Иногда я действительно боюсь снова наткнуться на точно такого же мужчину.
Адам укоризненно покачал головой.
– Нет, Рейчел, этого не произойдет. Я сам прослежу, – он говорил настолько эмоционально, что Рейчел совершенно удивилась. – Как бы там ни было, а мне сегодня нужно загружать машину. Завтра выезжаем в обратный путь очень рано.
Хозяин ресторанчика, Марио, подошел и склонился над их столиком.
– Все в порядке? – спросил он.
– Замечательно! – в один голос сказали они.
– Хорошо, хорошо, – ответил он и широко, по-итальянски, улыбнулся им, – для такой влюбленной парочки особенно. Пусть вино сделает вашу постель сегодня помягче. Доброй ночи. – Он кивнул и отправился выписывать счет.
Путешествие в обратном направлении к Англии было сплошным слившимся пятном впечатлений от мелькавших кемпинговых площадок, пикников на обочинах, смачных и обильно сдобренных чесноком итальянских колбасок с хлебом; на итальянской границе – помидорок, размером со сливу, артишоков, устриц и французского хлеба по всей территории Франции. Бутылки превосходного вина из каждой области смывали пыль и грязь с Рут Националь. К тому времени, как они достигли Кале, Рейчел поняла, что страшится момента, когда им нужно будет попрощаться друг с другом.
– Я могу посадить тебя в поезд, который идет в Эксетер, – сказала она, когда пароход причалил в Дувре.
– Отлично. Просто замечательно. – Адам как раз покупал билеты на пароходе. – Рейчел, мне хочется, чтобы ты приехала ко мне в выходные.
– С удовольствием. Я так надеялась, что ты попросишь об этом.
Адам крепко прижал ее к себе, поцеловал в лоб и сказал: – Спасибо за чудесные каникулы. Рейчел улыбнулась.
– Поедем в следующий раз в Грецию. Раздался свисток.
– Всем пассажирам приготовиться к выходу.
Рейчел было как-то странно возвращаться в Англию. Ей было грустно расставаться с чувственной теплотой Европы. Англия показалась ей бедной жалкой сестренкой. Рейчел посадила Адама на поезд. Когда состав медленно тронулся от перрона, она бросила прощальный взгляд на лицо Адама, а затем только махала рукой. Она доплелась до машины и горько расплакалась. Всю следующую неделю у нее было такое чувство, словно ей не хватало одной своей половины.
Рейчел приехала в загородный дом Адама вечером в пятницу. Всю неделю она мучилась над проблемой, как убедить Адама. Он может только сказать «нет», убеждала она себя. Поужинав, они уселись возле камина.
– Адам, меня все время терзала мысль… Он читал.
– Гм? – Он даже не поднял глаз.
– Интересно, а могут ли друзья превращаться в любовников?
Адам звонко захлопнул книгу.
– Рейчел, а как же наш договор?
Рейчел потупила взор, уставившись на свои коленки.
– Ну, это же было несколько месяцев тому назад. Адам ухмыльнулся.
– Я столько времени ждал, когда же ты об этом спросишь.
– То есть, ты тоже хотел, чтобы мы стали любовниками?
Адам вдруг заговорил очень серьезным тоном.
– Только в том случае, если ты выйдешь за меня замуж.
Рейчел открыла от удивления рот. Она была застигнута врасплох.
– Адам, для этого вовсе не обязательно сейчас вступать в брак. По крайней мере, до тех пор, пока не поживем какое-то время вместе.
– Понимаю. Я сам жил несколько месяцев с женщиной, но мне не интересны временные обязательства. Я хочу жениться на тебе. Не жить с тобой. Хочу получить твердую гарантию того, что до конца жизни мы вместе станем трудиться на благо и процветание нашего брака. Мне тоже хочется завести пчел, чтобы я мог выходить к ним по ночам и рассказывать, как мы счастливы.
Рейчел совершенно растерялась.
– Но я больше не хочу иметь детей. У тебя же не будет сына.
Адам пожал плечами.
– Я не хочу детей. Я хочу тебя.
– А я не хочу, чтобы в моей постели постоянно кто-нибудь был. Единственное, что я твердо для себя усвоила, так это то, что обязательно нужно оставлять хотя бы капельку времени для самой себя.
– Мы можем иметь дополнительную спальню на тот случай, когда ты захочешь побыть одна. Обещаю, что не буду докучать тебе.
– Я терпеть не могу мыть посуду, – Рейчел пошла напролом и принялась выкладывать все без утайки.
– Я буду мыть посуду, если ты будешь готовить.
Рейчел посмотрела на него.
– Ты в самом деле хочешь жениться на мне? Честно?
– Подожди-ка. – Адам вышел из комнаты. Она услышала, как он пошел в сад. Вдруг он вернулся. Адам смотрел на нее лучистым взглядом сквозь пышную охапку травы и цветов. – Вот, – сказал он и опустился на одно колено. – Выйдете ли вы, Рейчел Кавендиш, замуж за меня, Адама Трехерна?
Рейчел опустилась на пол возле него.
– О да. Выйду, конечно, выйду.
Адам вынул из кармана маленькую бархатную коробочку.
– Я столько времени ждал момента, когда смогу подарить тебе вот это.
В коробочке лежал обыкновенный бриллиант. Он надел кольцо ей на палец. Тишину в комнате нарушало только потрескивание огня в камине. Адам начал:
– Будешь ли милостив, покинув всех других, хранить только нас до конца дней наших?
Рейчел подхватила:
– Любить и поддерживать отныне и во веки веков, в радости и в горести, в богатстве и в бедности, в болезни и во здравии, любить и лелеять, пока смерть не разлучит нас.
– Моя любимая Рейчел, – сказал Адам. – Этим кольцом мы сочетаемся в браке. – Он нежно поцеловал ее в губы.
– О, Адам, – Рейчел взглянула на него. Слезы бежали светлыми потоками по ее щекам. – Навсегда, навсегда, Адам?
Он заключил ее в свои объятия и нежно привлек к себе.
– Навсегда, навсегда, Рейчел.
Поздним вечером Рейчел, умиротворенная и довольная, лежала возле Адама, прислушиваясь к его тихому мелодичному похрапыванию.
– Боже мой, – вдруг подумала она, – что же я скажу Анне?