Глава 6

Теперь, когда он знал происхождение этих звуков, они показались ему еще более зловещими. Алекс проснулся сразу, едва услышав вой и звон, и так же, как несколько дней назад, стоял у открытого окна, вглядываясь в ночную мглу. «Бешеные быки». Что на этот раз привело их в долину, спрашивал себя Алекс, нервно постукивая костяшками пальцев по подоконнику. Он опять почувствовал свою беспомощность. У него под носом творятся странные дела, а он не только не может положить им конец, но не в состоянии даже понять их.

Может, намечается очередной тайный сбор в горах и «бешеные быки» просто напоминают о себе, чтобы припугнуть тех, кто осмеливается сомневаться, подумал Алекс, прислушиваясь к ночной тишине. Он уже собирался вернуться в постель, как снова услышал вой, громкий и протяжный. У него по спине пробежали мурашки.

И вдруг его охватила злость. Это его земля. Его рабочие. Он их хозяин, но они не желают принимать его в расчет, словно он не имеет права голоса. Черта с два, сказал себе Алекс и, резко развернувшись, направился в гардеробную. Он немедленно пойдет туда и выяснит, что происходит.

Конечно, это небезопасно, думал он спустя несколько минут, уже одетый сбегая по лестнице. Но черт с ней, с опасностью. Он сумеет постоять за себя, если кто-нибудь решится хоть пальцем тронуть его. Эти мерзавцы уже второй раз поднимают его посреди ночи, наводят ужас на всю округу! Он будет даже рад, если ему представится возможность проучить хотя бы одного из них.

Вой то затихал, то возобновлялся, но, даже слыша его, было нелегко определить, откуда он исходит. Эхо окружало Алекса со всех сторон, отражаясь от склонов холмов, разбиваясь о камни, прячась на исходе в расщелины скал, наполняя собой все вокруг. Он плутал минут двадцать, прежде чем нашел лощину, из которой доносились эти звуки. Прячась за валунами, Алекс осторожно высунул голову и посмотрел вниз.

Он насчитал одиннадцать человек. Это было слишком много, чтобы выступать с претензиями, да и слишком зловеще они выглядели. Большие колпаки с прорезями для глаз скрывали их головы и плечи. У некоторых к голове поверх колпака были прикреплены рога. Только один из них был с непокрытой головой, и Алекс вскоре понял почему. Это была их жертва, и его, очевидно, привели сюда из Кембрана. Двое крепко держали его под руки. Насколько Алекс мог разглядеть при неверном лунном свете, человек этот был довольно хрупкого телосложения — почти мальчишка.

Проклятие! Гнев охватил Алекса. Он уже готов был, поддавшись порыву, броситься вниз, на помощь ребенку, но в последнюю секунду остановил себя. Слишком большая ответственность лежит на его плечах, чтобы поддаваться минутному порыву. Это было бы безумием. У него нет никаких аргументов, кроме кулаков, но они смогут убедить в лучшем случае одного негодяя, ну, может быть, двоих, но уж никак не всю компанию. Сейчас он ничем не может помочь несчастному. Ему остается только лежать и наблюдать за происходящим — и опять страдать от собственного бессилия.

Двое, державшие паренька, содрали с него рубашку и уложили на землю лицом вниз. Четверо других тут же привязали его руки и ноги — наверное, к кольям, вбитым в землю, которых Алекс не мог разглядеть в ночной темноте. Алекс стиснул зубы, на лбу у него выступила холодная испарина.

Неужели они собираются убить его? Алекс привстал, лихорадочно соображая, как бы ему незаметно спуститься поближе. Но нет, Барнс говорил, что они только наказывают непослушных, про убийство не было и речи.

Один из них заговорил — который именно, Алекс понять не мог. Колпак скрывал его лицо и приглушал голос, который к тому же звучал нарочито хрипло. Однако Алекс слышал все до последнего слова и не сразу сообразил, что речь произносится на английском языке.

— Йестин Джонс, ты, как и все мы, подписался под хартией. Но ты отказался участвовать в общей борьбе, ты не внес деньги в общую кассу. Ты трус, Йестин Джонс. И мы накажем тебя за трусость. Тебе полагается двадцать ударов, но ты еще молод и потому заслуживаешь некоторого снисхождения. Ты получишь десять ударов, всего десять.

Непроизвольно Алекс зажмурился, но затем заставил себя открыть глаза. Он почувствовал тошноту, когда увидел, как двое в колпаках, стоя друг против друга, поочередно взмахивают плеткой и опускают ее на голую спину жертвы. Экзекуция проходила в полной тишине, мальчик не издал ни звука.

Мерзавцы, грязные подонки! Алекс был в бешенстве. Но ничего, он найдет их и выведет на чистую воду!

Палачи, сделав свое дело, отошли в сторону, двое других развязали жертву, и затем мрачная компания с воем и улюлюканьем скрылась в темноте.

Алекс выбрался из укрытия и поспешил к неподвижно лежавшему на земле телу. Слава Богу, парень жив и даже не потерял сознания, с облегчением подумал Алекс, заметив, что тот пошевелил ногой.

— Да-а, — сокрушенно протянул Алекс, помогая ему сесть. — Досталось же тебе от мерзавцев. Но ничего, все уже позади.

Мальчишка едва дышал. Даже в темноте были видны на спине кровоточащие раны. И он был совсем юным, на вид лет пятнадцати.

Оглядевшись, Алекс нашел его рубашку и осторожно набросил ее ему на плечи, но даже это легкое прикосновение заставило мальчика вздрогнуть всем телом.

— Пойдем, — сказал Алекс. — Я провожу тебя домой. Ты сможешь идти?

— Сейчас… — Это было первое произнесенное им слово. Ночь была прохладной. Алекс снял с себя плащ и как можно осторожнее прикрыл им плечи несчастного.

— Ты держался молодцом. Как тебя зовут? — спросил Алекс. Тот, главный, называл имя, но Алекс не запомнил его.

Мальчик поднял глаза и посмотрел на Алекса, впервые за все это время.

— Ерунда, — проговорил он, — ничего страшного. Мне нужно немного отдышаться, и я буду в порядке. — Он поморщился и закрыл глаза.

— Но ведь это были «бешеные быки», — заметил Алекс. — Я уже достаточно долго живу здесь и слышал о них. А теперь узнал, чем они занимаются по ночам. И я, кажется, понимаю, почему ты не хочешь говорить о случившемся. — Он ободряюще потрепал паренька по макушке. — Ладно, собирайся с силами. Когда почувствуешь, что можешь идти, скажешь.

Неожиданно Алекс услышал шорох. Он поднял голову и увидел две темные фигуры, мужскую и женскую: они стояли наверху, глядя оттуда в лощину и как будто не решаясь спуститься, — возможно, они приняли его за одного из «быков». И все же спустя несколько мгновений мужчина двинулся вниз по склону и женщина поспешила следом за ним.

— Кажется, за тобой пришли родители, — сказал Алекс мальчику.

Мужчина, остановившись в нескольких шагах от них, хмуро сказал что-то на валлийском. По возрасту он никак не годился мальчику в отцы.

— Не беспокойтесь, — сказал Алекс, поднимаясь. — С ним все в порядке, он приходит в себя. Они влепили ему десять ударов.

— Йестин! — дрожащим голосом воскликнула Шерон Джонс. Она подбежала к мальчику и опустилась рядом на колени. Ладонью она убрала ему со лба волосы и принялась исступленно целовать, что-то шепча по-валлийски. Она, казалось, решила совсем не обращать внимания на Алекса.

— Я в порядке, Шерон, — ответил ей мальчик по-английски. — Всего-навсего десять ударов, ерунда. Сейчас, подожди, я чуток отдохну, и тогда пойдем.

— Ох, Йестин, — вздохнула она, тоже переходя на английский. — Глупый ты, храбрый мальчишка! Что мне делать с тобой? Я и горжусь тобой, и готова сама отколотить тебя! Ну почему, почему ты такой упрямый? — И уже не в силах сдерживаться, заплакала.

— Я тоже с удовольствием отдубасил бы тебя, братишка, — сказал мужчина. — Если б ты знал, что там сейчас творится дома! Дети хнычут, мать и Мэри рыдают в голос, отец рвет и мечет, он грозится, что, если ты останешься в живых, он убьет тебя собственными руками. И все из-за каких-то жалких грошей!

Мальчик слабо засмеялся.

— Мне приятно слышать, как вы любите меня, Хью, — сказал он. — Но может, мне лучше переждать здесь до утра.

— Ты хочешь сдохнуть здесь, да? — язвительно поинтересовался Хью. — Ты за свое упрямство заслуживаешь гораздо большего наказания. Им надо было назначить тебе не десять, а все двадцать ударов. Может, тогда бы они выбили дурь из твоей башки.

— Не слушай его, Йестин! — плача, воскликнула Шерон. — Хью говорит так от злости. Когда я прибежала к вам, он был просто вне себя от того, что не сумел уберечь тебя. Ох, Йестин, мальчик мой, что они сделали с тобой!

Казалось, все трое уже забыли о присутствии Алекса, хотя и продолжали говорить по-английски, но тут неожиданно Хью повернулся к нему.

— Вы-то здесь как оказались, сэр? — спросил он угрюмо. — Спасибо, что помогли моему брату. Это ваш плащ? Вам бы лучше забрать его, а то он запачкается кровью.

Шерон тихо всхлипнула.

— Я пришел, чтобы своими глазами увидеть этих животных, которых вы называете «бешеными быками», — ответил Алекс. — У нас в Англии таких нет. Мне неприятно это говорить, но должен признаться, что я не решился остановить их. Их было десять человек. И вот что для меня важно: может быть, ваш брат узнал кого-нибудь из них?

— Нет, — поспешно ответил за брата Хью, — никого. И я тоже не признал в них никого из нашей долины, когда они ворвались в дом. — Он повернулся к брату. — Ладно, Йестин, пора домой. Или ты действительно собираешься просидеть здесь всю ночь? Тебе-то, может быть, и тепло под плащом, а мы с Шерон уже замерзли.

Он нагнулся к мальчику и закинул его руку себе на шею. Тот тихо застонал, но, сжав зубы, привстал на одно колено, а затем, переведя дух, поднялся на ноги, опираясь на плечо брата. Его рубашка и плащ Алекса соскользнули на землю.

— Йестин, — прошептала Шерон, зажимая ладонью рот и полными ужаса глазами глядя на его кровоточащую спину. — Ох, Йестин, мальчик мой!

— Давайте наденем на него рубашку, — предложил Алекс. — Я помогу вам отвести его домой.

— Спасибо, сэр, — Хью нахмурился, — мы справимся. Я понимаю, что нам не поздоровится, но не собираюсь юлить и прятаться. Меня зовут Хью Джонс. А это мой брат Йестин. А Шерон — наша родственница, она была замужем за нашим братом, который три года назад погиб в шахте. Она тут ни при чем, она просто испугалась за мальчишку, вот и увязалась за мной в горы. Был бы Гуин жив, он бы просто выпорол ее за это. Пожалуйста, сэр, не надо ее наказывать. Я отвечу за все, что случилось здесь.

Пока он говорил, Шерон надевала на Йестина рубашку.

— Отвечать будете не вы, а «бешеные быки», — тихо произнес Алекс. — Спокойной ночи, мистер Джонс. До свидания, Йестин. Ты храбрый парень.

— Я доведу его, — сказал Хью, заметив, что Шерон закидывает свободную руку брата себе на шею. — Иди домой, Шерон. И запомни: если ты еще раз выйдешь на улицу ночью, я спрошу с тебя, как это сделал бы твой муж. Отправляйся, пока Эмрис не хватился тебя.

Он повел брата по тропе, и вскоре оба исчезли в темноте.

— Он прав, — сказал Алекс. — Даже мне потребовалось собрать все свое мужество, чтобы выйти из дома, а я ведь могу постоять за себя. Вы на самом деле так безрассудны?

Она резко обернулась, словно только сейчас вспомнила о его присутствии.

— Он просто мальчишка! — горячо заговорила она. — Нежный и очень умный мальчишка. Он делает только то, что считает правильным. Он просто не мог пойти против своей совести, хотя они прошлой ночью уже предупредили его, а он прекрасно знал, что бывает с теми, кто не считается с их угрозами. Я надеялась, что они пожалеют его, не тронут, ведь он совсем беззащитный перед ними. Я просила Оуэна вступиться за него, я умоляла его…

— Оуэна? — спросил Алекс.

В ее взгляде появилась растерянность, но уже в следующее мгновение она вновь была невозмутимо спокойна.

— Извините, — сказала она, — это все пустяки.

Она повернулась, чтобы уйти, но Алекс схватил ее за руку.

— Вы упомянули какого-то Оуэна. Это ваш… друг? Он как-то связан с «бешеными быками»?

Ее глаза чуть расширились, и Алекс разглядел в них страх.

— У меня нет… друга, — сказала она. — И я не знаю никого, кто имел бы отношение к «бешеным быкам». Никто в нашей долине не знает, кто они и откуда. — Она вся дрожала.

Алекс только сейчас заметил, что на ней нет даже шали.

Она была все в том же тоненьком ситцевом платье, в котором он видел ее прежде. Алекс поднял с земли плащ и, прежде чем она успела понять его намерение, набросил его девушке на плечи. На какое-то мгновение его рука задержалась на ее плече.

— Вы слишком легко одеты, так недолго и простудиться, — сказал он. — Пойдемте, я провожу вас домой. — Он обнял ее за плечи и повел по тропе.

От холода у нее зуб на зуб не попадал. Алекс чувствовал близость ее тела, ее мягкую грудь и крепкие бедра, и тепло волнами пробегало по его членам. Он потерял счет времени — наверное, было уже далеко за полночь.

— Вы, как я вижу, любите этого мальчика, — заметил он, смущенно кашлянув. — Сколько ему лет?

— Семнадцать, — ответила она. — Я познакомилась с ним, когда была замужем, тогда ему было двенадцать. И я полюбила его как своего ребенка.

— Где он работает? — спросил Алекс.

— На шахте. Так же как его отец, и Хью, и я. И Гуин тоже работал там.

— Расскажите, как погиб ваш муж?

— Его засыпало во время обвала в шахте. Вы должны знать — такое случается довольно часто.

Нет, этого он не знал. Он не знал ничего о жизни, пока не приехал сюда.

— Вы любили его? — спросил Алекс.

Дурацкий вопрос. Она пожала плечами.

— Он был моим мужем и ровесником. Вы не представляете, каким бледным может казаться мертвец, даже с черным от пыли лицом. — Ее опять охватила дрожь.

— Извините меня, — сказал Алекс. — Я действительно мало что знаю о жизни валлийцев. Я стараюсь вникнуть, стараюсь учиться, но понимание, к сожалению, приходит очень медленно.

Она посмотрела на него не то с подозрением, не то с любопытством. Алекс не понял, что выражает ее взгляд, но вновь поразился ее красоте. И кроме того, ее лицо было так близко.

— Где вы живете? — спросил он.

Она указала на ряд домиков, прилепившихся к подножию холма.

— Вон там, в крайнем доме, — сказала она. — Теперь я дойду сама. Спасибо вам. — Она повернулась к нему и повела плечом, как бы намекая, чтобы Алекс забрал свой плащ, но его рука оставалась лежать на ее плече. Она опять взглянула на него, и на этот раз в ее взгляде было удивление — и что-то еще.

Алекс почувствовал, как кровь застучала у него в висках. Иго рука, словно сама собой, стиснула плечо Шерон, и он не мог заставить свои пальцы разжаться. Он непроизвольно поднял другую руку и кончиками пальцев коснулся ее щеки.

— Они жестоко обошлись с нашим другом, — сказал Алекс, — но он держался молодцом. Он может гордиться собой. Насколько я понимаю, «бешеные» ограничатся этим наказанием и больше не тронут его?

— Надеюсь.

— Прошу вас, не ходите в горы, особенно когда там творятся подобные дела. Это небезопасно для женщины. Когда мужчины дают волю страстям, они не могут отвечать за свои поступки.

Она молча смотрела ему в глаза, и он вдруг сообразил, что сегодня эти слова относятся скорее к нему самому.

— Спасибо, что помогли Йестину, — тихо произнесла она. — Вы, должно быть, слышали, как Хью сказал, что Йестин подписался под хартией. Вы ведь не будете наказывать его за это?

— Я не вижу в этом ничего предосудительного, — ответил Алекс, — и не собираюсь наказывать за это никого.

— Тогда вы отличаетесь от мистера Барнса и от других землевладельцев. — Она умолкла, смущенно потупилась и, отстраняясь, положила руку ему на грудь. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Шерон. У вас очень красивое имя. Никогда раньше я не слышал такого.

— Это валлийское имя, — ответила она неловко.

Он улыбнулся. И не смог совладать с собой. Ему следовало бы сразу расстаться с ней, как только она попрощалась с ним. Или, еще лучше, когда она пыталась освободиться от его плаща. Надо было просто закутать ее в плащ и отпустить с Богом. Ему нельзя было подходить к этой женщине ближе чем на три шага, а он шел с ней рядом, обнимая ее за плечи. Как он может сдержаться теперь?

Он склонился и нашел губами ее губы.

Ему вдруг подумалось, что сейчас они стоят на том самом холме, где совсем недавно она стояла со своим возлюбленным. Тогда, глядя на них, он чувствовал себя бесконечно одиноким. А теперь он стоит с ней на том же самом месте. Мысль подействовала на Алекса возбуждающе, и он еще крепче обнял девушку. С удивлением и любопытством он отметил, что и она обняла его, обвив руками его шею.

Он разомкнул губы и провел языком по ее губам, но они были плотно сжаты и дрожали. Казалось, она не привыкла к таким поцелуям. Или не желала таких интимных ласк. Его руки скользнули вниз, мимо полных, теплых грудей, узкой талии, по крутым бедрам, по округлым, упругим ягодицам и затем поднялись по ее выгнутой спине. Она льнула к нему всем телом, от плеч до коленок, — или он так крепко прижимал ее к себе и она не противилась этому.

Алекс знал, что она, конечно же, не может не чувствовать всю силу его желания, тем более что на ней было лишь тонкое ситцевое платье. Он ее хозяин, она его работница. О, как ему хочется, чтобы она стала гувернанткой Верити и поселилась в его доме! Сделав над собой усилие, Алекс прервал поцелуй и, держа Шерон за талию, отстранился. Она открыла глаза и посмотрела на него затуманившимся взглядом.

Он медленно вздохнул. Такой взгляд бывает у женщины, изнемогающей от ласк любимого мужчины.

— Идите, — сказал он. — Я буду стоять здесь и смотреть вам вслед до тех пор, пока вы не будете в полной безопасности.

В безопасности! Он говорит ей о безопасности, тогда как опасность исходит от него самого.

Несколько мгновений она смотрела на него, покусывая губу, затем резко развернулась и пошла.

— Шерон, — окликнул ее Алекс. Она остановилась, не поворачиваясь. — Мое предложение остается в силе. Я буду ждать вашего ответа.

Она склонила голову, и Алекс вдруг испугался, что она возьмет и откажет ему прямо сейчас. Но она, немного постояв, пошла дальше.

Алекс шумно вдохнул холодный воздух. Он спрашивал себя: неужели он смог бы овладеть ею прямо здесь, на холодной, каменистой земле, — ведь он был так близок к этому? Да, пожалуй, он был бы не прочь попробовать и такое. Жаль, что обстоятельства против таких экспериментов.

Итак, любовница и гувернантка. В сущности, он уже предложил ей обе роли. Интересно, если она согласится исполнять одну, сможет ли он затем склонить ее ко второй? Он недоумевал, зачем он идет на это, зачем так усложняет свою жизнь. Кажется, он был готов попрать все свои принципы и завести роман с женщиной, которая не только ниже его по положению, но и зависит от него и обязана ему.

Однако Шерон Джонс необыкновенно привлекательна. Она волнует его. Какая-то часть его существа отчаянно стремится к ней. И не только для того, чтобы испить нектар страсти. Он не может найти объяснений этому, но он чувствует, она нужна ему для чего-то большего. Эта женщина странным образом воплощает в себе целый мир, прекрасный, загадочный и недостижимый, мир, который зовет и манит его.

«Хираэт». Он до сих пор помнил, как протяжно и печально звучала та песня. В ней как будто пелось о нем, о том, что он чувствовал сейчас.

Шерон Джонс скрылась из виду, и Алекс направился домой.

Господи, какая странная ночь! И как странно-непостижим этот мир, в который он невольно вступил, решив проведать свои уэльские владения.


Несмотря на ночные события, Йестин с утра вышел на работу. Он был бледнее обычного, но, как всегда, встретил Шерон улыбкой, когда она спустилась к нему в штольню. Шерон тут же отметила, что сегодня против обыкновения он работает в рубахе.

Шерон весь день с нетерпением ждала вечера. Ей не терпелось заглянуть в глаза Оуэна. Мир вокруг нее как будто стал нереальным. Ей казалось, что жизнь уже не может вернуться в нормальное русло и что сама она уже не сможет быть прежней. Она старалась не вспоминать события прошедшей ночи, но ни о чем другом не могла думать.

Они, как обычно, отправились гулять по окрестностям, но пошли другой дорогой. Они прошли через весь поселок, миновали церковь, завод, поднялись на холмы и направились к воротам Гленридского парка, чтобы пройти через него к следующей гряде холмов по другую сторону замка, с которых открывался вид на соседнюю долину.

Они шли, держась за руки, и болтали о пустяках. Но казалось, судьба сегодня решила подшутить над Шерон. Едва они с Оуэном вошли в ворота, как она тут же увидела графа Крэйла — он шел по дорожке навстречу им, держа за руку дочь. Они, очевидно, прогуливались перед сном. Избежать встречи было невозможно. Шерон, не останавливаясь, сухо кивнула им. Граф Крэйл в ответ слегка склонил голову.

В то же мгновение Шерон с отчужденной отчетливостью ощутила тепло руки Оуэна, почувствовала, как тесно ее пальцы переплетены с его пальцами.

— Миссис Джонс! — весело окликнула ее Верити. — Боа да. Ой, нет! Я, кажется, перепутала. — Она звонко рассмеялась, прикрывая рот ладошкой. — Это значит «доброе утро».

— Ноз да, — сказала Шерон. — Добрый вечер.

Они продолжили прогулку, но сердце Шерон забилось безотчетной тревогой. Она бездумно следовала за Оуэном, а он целеустремленно двигался вверх по тропе, ведущей в горы. Ее мучило чувство вины. Ей хотелось рассказать ему все, признаться во всем, но она не решалась. В конце концов, он ей не муж, даже не жених, говорила она себе. И это был всего лишь поцелуй.

Всего лишь! Нет, это был не просто поцелуй. Она чувствовала напряжение его тела, ощущала силу его желания, она понимала, что он хочет большего. И ее тело невольно отзывалось на его позыв. Еще не известно, чем кончилось бы дело, если бы граф не оборвал так внезапно свой поцелуй. Ее бросило в жар при мысли об этом. Ей вспомнились грубые слова Кэридван: «Я бы не прочь прогуляться с этим кобельком в горы. Что скажешь, Шерон?» — И краска стыда залила ее лицо. Она чувствовала себя грязной потаскухой. Разве она не захотела того же, о чем говорила Кэридван? И она чуть не получила то, чего хотела.

— Он еще раз предложил мне пойти в гувернантки к его дочери, — сказала она Оуэну. — Я встретила его вчера около церкви. Он дал мне неделю на раздумье.

— И ты еще раздумываешь? — откликнулся Оуэн. — Соглашайся, Шерон. Ты заслуживаешь лучшей жизни. Да и Барнсу мы немного утрем нос, если ты станешь работать у самого графа. — Он засмеялся.

Сказать начистоту, она уже не сомневалась. Она уже почти решила для себя, что примет предложение графа, даже если это и обернется для нее бедой. Она чувствовала, как неудержимо ее влечет к нему — она поняла это только вчера, — влечет, как не влекло еще ни к одному мужчине, в том числе и Оуэну, да простит ее Бог. Но он граф, а она? Да, она дочь землевладельца, но незаконнорожденная, и судьбой ей было положено таскать тележки с углем в шахте. Право, можно было бы посмеяться над всем этим, если бы это не пугало ее. Ведь скорее всего именно так все начиналось у ее матери.

Шерон не хотела повторить ее судьбу. Мысль об этом приводила в ужас. Несчастная женщина, изгнанная из семьи, проклятая Богом, людьми и церковью, лишенная любви и поддержки человека, который думал только о том, чтобы утолить свою похоть, насладиться ее теплом…

О нет!

— Не знаю, — сказала Шерон, — не знаю, Оуэн, хочу ли я этого.

— Но ты же не можешь всю жизнь работать в шахте. Попробуй поработать у графа. Его девчонка вроде бы резвая малышка.

— И очень одинокая, — грустно заметила Шерон. — У нее нет братьев и сестер, и она вряд ли когда-нибудь подружится с местными ребятишками.

— Да уж, разве дочка аристократа снизойдет до наших чумазых детей? — язвительно проговорил Оуэн. — Да ей, наверное, и не нужен никто. Подумай сама, разве дети, которые живут в довольстве и сытости, чувствуют одиночество?

— Чувствуют, — убежденно ответила Шерон. Она знала это по себе. У нее в детстве было все, о чем только может мечтать ребенок. Сэр Джон Фаулер не был скуп, он хорошо обеспечивал ее мать. У нее не было только друзей. И как остро она ощущала свое одиночество! Так, наверное, ощущает его сейчас маленькая леди Верити. — Им так же, как остальным детям, нужна компания, нужны шумные игры. Игрушки не могут заменить общение.

— Вот я и говорю, соглашайся, — сказал Оуэн. Он остановился и потянул ее за руку, приглашая сесть на землю. — Порадуй девчонку, Шерон. А заодно и себя. Да и мне будет спокойнее, когда я буду знать, что тебе больше не надо спускаться под землю.

Ох, если б он только знал, на что толкает ее! Впрочем, это не совсем так. Она вовсе не прочь стать гувернанткой Верити и, не раздумывая, взялась бы за эту работу, если бы не отец девочки.

В нем, именно в нем был и соблазн, и искушение.

— Ну что ж, — задумчиво проговорила Шерон. Она села на землю, обхватив руками коленки и опустив голову. — Может быть, я и соглашусь. Мне ведь и вправду хочется этого, Оуэн.

Она подняла голову и неожиданно для себя заметила, как высоко они поднялись в горы.

Загрузка...