У врат филармонии, как обычно, дежурили два охранника – Эдик и Доберман. Толстый Эдик стоял у служебного входа, а Доберман, прозванный так за определённое сходство с данной породой собак, – у центрального.
Подходя к служебному входу, я заметила, что Эдик озабоченно разговаривает с кем-то по телефону.
– Нет, не подошла ещё, Виктор Никитич! – донеслось до моего слуха, и Эдик взглянул на безвкусные часы на своей волосатой лапе. – Шесть двадцать. До концерта десять минут. А вы ей звонили?..
В этот момент я лёгкой походкой подлетела ко входу, кивнула охраннику и взялась за ручку двери.
– Эй, вы куда?! – Рот Эдика раскрылся, как бездонная пещера, полная желтоватых прокуренных зубов.
– Добрый вечер! – ответила я, ослепительно улыбнувшись, и потянула дверь на себя. Она приоткрылась, я юркнула туда, но тут же силой Эдика выкатилась обратно.
– Вы куда, вам говорю?! – Надо мной, как два белесых шара, зависли два злых глаза навыкате.
Я, начиная выходить из себя, вырвала из рук охранника рукав шерстяного пальто.
– Эдик, ты что себе позволяешь?! Ты что, не видишь, я спешу!
Эдик, который, по моим понятиям, должен был, узнав приму, смутиться и извиниться, неожиданно громко заржал.
– Ты глянь, Николаич, спешит она! – Вместо извинений он показал меня подошедшему начальнику охраны Александру Николаевичу.
Я почувствовала, как щёки мои запылали.
Ну, сейчас «Николаич» ему задаст!..
Тот озабоченно наклонился надо мной.
– Вы что хотели, женщина?
Чувствуя, что мой рукав в безопасности, я поправила пальто и отошла на шаг назад.
– Александр Николаевич, Эдуард не пропускает меня на концерт!
Вопреки моим ожиданиям, Эдик ничуть не смутился, а Александр Николаевич по-прежнему смотрел на меня в непонимании.
– На концерт?.. Так вам нужен центральный вход, а это служебный! – разъяснил он.
Теперь уже я ничего не могла понять.
– Мне и нужен служебный, вы что, с ума все посходили?!
В этот момент у Эдика опять зазвонил телефон. Он достал аппарат и приложил его к уху. Я снова метнулась к служебному входу, но начальник охраны мягко развернул меня назад.
– У вас есть билет? – спросил он спокойно.
– Да какой ещё, к чёрту, билет?! Что здесь происходит?! – взорвалась я, не на шутку свирепея.
– На концерт Марины Обручевой. Вы же на концерт Обручевой пришли?
Я остолбенело воззрилась на него, потом на Эдика, невозмутимо вещавшего в трубку:
– Нет… Не подошла. Не знаю, что и думать.
Они что, разыгрывают меня?!
– Не смешно! Пропустите, Александр Николаевич! Я и так уже опаздываю.
Я снова дёрнулась к двери.
– Я не понял, милицию, что ли, вызывать?! – рявкнул, подходя, Эдик, и я невольно отпрянула. – Вам же сказано – с центрального входа!
Откуда-то из глубины пока ещё далёкой волной начала подниматься уже знакомая смутная тревога. Чувствуя, что происходит что-то не то, я не стала больше спорить и рваться, а отошла и остановилась в стороне. Может, они пьяны?.. А может, служебный вход по какой-то причине не работает, и нужно действительно зайти с центрального?.. Я попыталась вспомнить, не говорил ли на репетиции директор о перекрытии служебного входа, но ничего подобного на память не приходило.
Ещё раз окинув взглядом уже позабывших обо мне Эдика и его начальника, я, наконец, развернулась и медленно пошла навстречу Доберману.
Тот, не увидев в моей руке билета, без разговоров отшвырнул меня от входа чуть ли не за грудки.
Едва сдерживая закипающие от несправедливости слёзы, я, наконец, сообразила, что можно позвонить Виктору Никитичу и потребовать разобраться в вопиющей ситуации.
Тут же я вытащила мобильник и набрала его номер.
– Кто это? – резко спросил директор, услышав мой голос.
– Марина… – шепнула я.
– Марина? – с явным облегчением отозвался директор. – Ну, наконец-то! Ты где? Народ уже зал заполняет, я тебе обзвонился, дома никого, на сотовом – никого… Что случилось?! Хочешь до инфаркта довести старика? – Он рассмеялся.
– Меня не пускает охрана! – пожаловалась я.
– Не пускает? Как это, не понял? А что у тебя с голосом? Ты сможешь петь? – посыпались тревожные вопросы.
– А что у меня с голосом?.. – переспросила я, замечая вдруг, что голос, мой волшебный хрустальный голос, меня не слушается и начинает помимо воли дребезжать, как будто железом скребут стекло.
Волна смятения в душе приподнялась чуть выше.
– Спуститесь, пожалуйста, Виктор Никитич! – взмолилась я, чувствуя, что голос дребезжит ещё сильнее и мельче, и голова моя тоже вдруг затряслась вместе с голосом.
«Батюшки мои…», – испугалась я. Что это со мной?..
– Ты где? – спросил Виктор Никитич каким-то напряжённым тоном. Вопрос донёсся немного издалека, и я поняла, что он смотрит на экран своего телефона, на котором написано «Марина», и проверяет, я ли это.
– У центрального входа, – стараясь выровнять интонацию, произнесла я. И кажется, мне это удалось. Хрустальный голос вновь звякнул заливисто и легко. Я приободрилась, но Виктор Никитич не разделил моего оптимизма.
– Чёрт знает что такое… Не голос, а скрежет какой-то… Хорошо. Я сейчас спущусь, – строго сказал начальник, и связь прервалась.
Через две минуты, двигаясь наперерез толпе, из здания вышел Виктор Никитич в костюме и парадных туфлях. Я сделала неловкую попытку подойти к нему, но будто споткнулась о его взгляд. Он направил его прямо поверх моей головы, куда-то вдаль. Потом осмотрелся поблизости, словно перелистывая идущих и стоящих людей. Всё это время я была в непосредственном поле его видимости, но ни разу не попала в него.
Волна тревоги хлынула из меня мощной и неудержимой силой. Я стрелой подлетела к директору.
– Виктор Никитич!.. Здравствуйте.
Он перевёл на меня отсутствующий взгляд.
– Потом… потом… позже… – И он отскочил от меня куда-то в сторону, по-прежнему озираясь вокруг. Потом полез в карман за телефоном.
Сейчас он позвонит мне и увидит, как я возьму трубку!..
Но взять трубку мне не дал Доберман.
– Простите, но вы мешаете! – вежливо молвил он, беря меня под белы ручки и уводя подальше от директора. – Если вы на концерт, то проходите в зал, концерт скоро начнётся!
Похоже, он был не в курсе. Высокое начальство в образе Эдика не просветило его.
– Ты… ты что, не узнаёшь меня? – робко спросила я Добермана.
Он пристально всмотрелся в моё лицо.
– Простите, нет. Так вы идёте в зал?
– Нет… у меня здесь свидание… – почему-то отказалась я и брякнула первое, что пришло в голову.
– Свидание?..
Доберман окинул меня высокомерным взглядом с головы до ног, ухмыльнулся и отпустил мой локоть.
Я повернула голову. Директора у входа уже не было.
Сотового в кармане тоже не оказалось.
Я начала шарить в пальто и нащупала в глубине кармана ощутимую дыру. Когда она успела появиться?.. Ещё пару минут назад никакой дыры там не было…
Ощущая внезапную сухость в горле, я растерянно стояла у входа, а мимо меня быстро шли на мой концерт опаздывающие зрители. Один из пробегающих мужчин случайно зацепил меня плечом.
– Извините… – Он взглянул мне прямо в глаза, я откинула капюшон и умоляюще подалась к нему.
– Я не хотел. – Мужчина равнодушно прошёл мимо.
«Они не узнаю́т меня… – поняла я. – Но почему?.. Что со мной?»
Посмотрела вниз, на подол своего пальто, на свои стильные сапожки… Это была моя одежда, моё пальто, мои сапоги… Это была я! Но никто почему-то не узнавал меня во мне.
Народ всё прибывал и гудел возле моей афиши, как потревоженный улей.
Не замечая меня, одиноко стоящую прямо перед ними.
Никем не узнанная, я медленно развернулась и пошла к своей машине, оставленной недалеко от служебного входа.
В голове стоял полный туман.
Возле моего «Ниссана» уже собралась толпа, и Виктор Никитич, оказывается, тоже был там. Вокруг него возбуждённо бегал Эдик с выпученными глазами, а рядом, тихо переговариваясь меж собою, стояли мой администратор, растерянная гримёрша и несколько музыкантов оркестра.
Ну и чёрт с ними!.. Толкают, хамят, не замечают… Не нужна я им? Хорошо! Пусть тогда сами поют, а я поеду домой!
Я уверенно двинулась было вперёд… но, подходя ближе, невольно замедлила шаг. И в голове возникла странная, дикая мысль – а пустят ли они меня в МОЮ МАШИНУ?..
Заметив меня издалека, Эдик бешено сверкнул глазами, и я остановилась.
Сейчас достану ключи, невозмутимо подойду, сяду и уеду…
Происходящее казалось сценой из фантасмагории.
Я сунула руку в карман и снова нащупала там ту же дыру.
Потом судорожно заметалась рукой внутри сумки…
Они лежали там, сбоку, в кармашке.
Уже менее уверенно я вновь начала приближаться к толпе, обступившей «Ниссан».
– Пропустите! – дрогнувшим голосом попросила я, и на мою просьбу обернулся Виктор Никитич.
– Вы кто? – резко спросил он.
– Никто! – ответила я в тон ему и открыла дверь своего автомобиля.
– Э, э, откуда у вас ключи? – изумлённо крикнул Эдик. – Это же не ваша машина!
– Моя! А с тобой я не разговариваю, упырь! – разгневанно закричала я, но охранник отработанным жестом больно заломил мне руку, и ключи выпали и шлёпнулись куда-то в лужу.
– Пусти! – заверещала я, вырываясь. – Да как ты смеешь!
– Что это за тётка? – раздался недоумённый вопрос гримёрши, и я подумала, что если это страшный сон, то мне пора уже проснуться, иначе можно остаться в нём навсегда.
– Вызывай милицию! – приказал кому-то директор. И в этот момент я вырвалась из лап Эдика и побежала прочь.
– Да ну её… Больная… – отряхиваясь, отмахнулся Эдик, подобрал ключи из лужи и погрозил мне кулаком.
Я постояла ещё немного под осуждающими и насмешливыми взглядами коллег, и что-то сломалось во мне.
Крепко прижимая к груди сумку, я медленно пошла в сторону станции метро.
Я поеду к Вадиму. Может быть, он узнает меня?..