Ворон

ГЛАВА 25 МАККЕНЗИ

Я просыпаюсь и на кровати рядом со мной никого. По крайней мере, подушка Лаклэна все еще пахнет им. Переворачиваюсь, зарываясь в нее лицом, и вдыхаю этот пьянящий аромат. Мой сумасшедший бандит так обалденно пахнет.

Мне пришлось попросить Ронана помочь мне затащить задницу Лаклэна в постель после того, как я закончила промывать ему раны и латать его шкуру. Он потерял много крови, но порезы выглядели хуже, чем казалось на самом деле. Я могу только представить, как сейчас выглядят парни, которые сделали это с ним.

Я закрываю глаза и выдыхаю воздух из легких. Может быть, это и должно беспокоить меня, но это не так. Я сразу поняла, что в этом мире нет ни черного, ни белого. Кто-то пытался убить меня сегодня. Ронан не сказал мне, кто это был, но я знаю, что он был русским. Кто бы это ни был, он сбежал после того, как Ронан всадил ему пулю в ногу. А потом Лаклэн вернулся домой как после бойни. Я не знаю, чем они занимаются. Но я знаю, что кто-то нацелился на них, и на данный момент мне плевать, кто устраивает перестрелки. Если они стреляют в Лаклэна или меня, то они представляют угрозу. Все очень просто.

Я справляюсь с болью, вызванной железной логикой, и медленно плетусь на кухню походкой ковбоя.

Поиски в кухонных шкафах не приносят должного результата. Ронан ходил по магазинам, но у него точно нет вкуса на что-нибудь сахаросодержащее.

Тогда кукурузные хлопья.

Я хватаю миску и сажусь за стол напротив Ронана, который уже сверлит меня неодобрительно взглядом по неизвестной мне причине. Он в прекрасной форме сегодня утром.

— Где Лак? — интересуюсь я.

— У него возникли дела.

— Он почти не спал, — бормочу я с набитым хлопьями ртом.

— Добро пожаловать в его жизнь, — сухо отвечает Ронан.

Он продолжает смотреть, как я ем, пока винтики в его маленькой голове крутятся, а глаза превращаются в узенькие щелки. К тому времени, как моя ложка с грохотом ударяется об опустевшую миску, я готова запустить ею в него.

— У тебя есть, что мне сказать, Ронан?

На самом деле, я не жду, что он ответит. Большую часть времени, которую я провела с ним, я слышала лишь ворчание.

— Что Шон сказал тебе прошлой ночью? — спрашивает он.

Его голос спокоен и тих, но все его тело напряжено больше обычного. Могу себе представить, почему.

Сомневаюсь, что Лаклэн одобрит этот разговор.

— Как обычно, — честно отвечаю я. — Сказал, что Лак - кобель, которому я быстро надоем, и о том, что в стае есть крыса... а еще, что армяне умыкнули деньги из клуба. Хотя, полагаю, это были русские.

Ронан смотрит на меня, но не произносит ни звука. Я не могу сказать, что происходит в его голове, но знаю, что чтобы там не было, для меня это нехорошо. И мне не стоит знать ничего об этом. Но Шон сказал мне все это не просто так, и мне любопытно узнать почему.

— Он также сказал, что люди Лаклэна не доверяют ему, — добавляю я.

Ронан хлопает кулаком по столу, и я вздрагиваю от удивления. Он один из тех пугающе спокойных парней, которые выглядят как серийный убийца или профессор, и не могу решить, на кого же он больше похож. Хотя он всегда немного задумчив, я никогда не видела его сердитым. Но сейчас он, скорее, похож на неповоротливого громилу катастрофических размеров.

— Это бред сивой кобылы, — огрызается он. — Эти парни не просто верны Синдикату, они верны Кроу.

— Хорошо, Ронан, — говорю я ему. — Только не кипятись. Не хватало тебе еще из-за этого заработать инфаркт.

Он сердито смотрит на меня, а я продолжаю в том же духе.

— Я знаю, что парни верны Лаку, и тебе нет необходимости меня в этом убеждать. Верность очень много значит, об этом я знаю не понаслышке.

Инстинктивно мои пальцы тянутся к ожерелью, но его там нет. Мое сердце подпрыгивает к горлу, когда я обшариваю шею в панике.

— Что такое? — спрашивает Ронан.

— Мое ожерелье! — Я отталкиваю свой стул и рывком вскакиваю на ноги. — Его нет.

Ничего не могу поделать со своей реакцией на то, что моего ожерелья нет на мне. Это единственное, что когда-либо имело для нее значение. Последний мостик, ведущий к Талии. Я мчусь назад по коридору и начинаю переворачивать все в комнате Лака, чтобы найти ожерелье. Я быстро и тяжело дышу, когда кто-то позади меня входит в комнату.

— Мак? — Лаклэн кричит мне.

— Мое ожерелье, — задыхаюсь я. — Я не могу найти свое ожерелье!

— Оно у меня, — говорит он мне.

Я оборачиваюсь к нему, уставившись на него в недоумении. Конечно, серебряная цепь болтается между его пальцами.

— Сегодня я попросил Конора взять его, чтобы почистить. Его нужно было почистить.

— Вообще-то это не тебе решать! — Я вырываю ожерелье у него из рук и сжимаю его дрожащей рукой.

Он смотрит на меня, как на сумасшедшую, и я понимаю, что слезы текут по моему лицу. Меня это не волнует. Пусть думает, что я слабачка. Когда взглядом скольжу по контуру кулона в форме сердца в моей руке, я хочу кричать о моем разочаровании. Все выглядит по-другому. Это совсем не одно и то же. Оно блестяще чистое и выглядит новым, но Талия оставила его не таким.

— Ты не должен был делать этого! — ору я. — Если что-то не сломано, не пытайся это починить. Разве тебе никто этого не говорил?

Не знаю, чего ожидать от него, но уж точно не того, что он подкрадывается ко мне, заключает меня в объятия и прижимает к своей груди. Он потирает мою спину, прижимается ко мне так близко... и утешает меня.

Все слишком сюрреалистично, чтобы поверить в реальность происходящего.

— Иди сюда, милая.

Он тянет меня на кровать и позволяет свернуться калачиком у него на коленях. Я до сих пор хлюпаю носом, и мне стыдно. Боже, не могу поверить, насколько сильно мои эмоции взяли надо мной вверх. Лаклэн сцеловывает мои слезы, и он неожиданно нежен со мной.

— Этого больше не повторится, — говорит он. — Я думал, что сделаю тебе нечто приятное.

Часть меня чувствует вину за напряженность, проскальзывающую в его голосе. Это была своеобразная демонстрация доброго ко мне отношения, но он не понимает, что это ожерелье значит для меня. Как будто теперь от Талии ничего не осталось. Все старое ушло, а я этого не хотела. Она не была блестящей и идеальной. Она была запятнана, как и я. Но я не могу винить Лаклэна за то, что он этого не знал.

— Прости меня, — говорю я ему.

Лак вытирает мои слезы и качает головой.

— Прими душ, дорогая, — говорит он. — Сегодня я приглашаю тебя на свидание.