Воспевая утреннюю звезду

ГЛАВА 12

Пип очень серьезно воспринял данное ему поручение охранять дом Вулфейна, пока остальные ищут Ллис. Именно поэтому всю ночь он только слегка дремал. А теперь, когда забрезжил рассвет, сна у него не было ни в одном глазу. Он устроился в том положении, к которому привык за время болезни. Он сел на матрасе и прислонился спиной к каменной кладке, выложенной вокруг камина.

Осторожно потрогав громадными руками больное колено, он обнаружил, что опухоль спала. Чтобы проверить, насколько он выздоровел, он осторожно поднялся на ноги. Хотя нога не окрепла, боль почти прошла.

Слуги, выполнявшие работу по дому, еще не появились, чтобы затопить угасший камин, и в зале было прохладно. Чувствуя себя неуклюжим и желая сделать что-нибудь полезное, Пип взял металлический прут и расшевелил угли, тлевшие в камине. Показались крохотные язычки пламени, и он положил поверх разгоревшихся углей несколько поленьев, сложенных рядом с камином. Он совершенно не учел, что производимый шум может кого-то разбудить.

– Доброе утро! – тихонько окликнула его Мейда из своего темного угла, где она чувствовала себя в большей безопасности.

Даже для того, чтобы заговорить, ей потребовалось собраться с духом и мобилизовать всю свою решимость. В недалеком прошлом за подобный поступок ее нередко награждали тумаками. Однако, проведя некоторое время в этом доме, она начала понимать, что подобное поведение вовсе не в обычае его обитателей… за исключением самозванки, которая пригрозила отомстить ей, если она расскажет то, что колдунья хотела скрыть. Мейда знала, что это не пустые угрозы, и держала язык за зубами.

Удивленный тем, что робкая девушка заговорила, Пип резко обернулся, так что больное колено запротестовало. Но через несколько мгновений резь в колене утихла, и на губах Пипа появилась веселая улыбка. Он понял, что это были первые слова, которые девушка сказала лично ему.

– Доброго утра и вам, миледи, – и он так галантно поклонился ей, словно она была королевой.

Мейда поняла, что он шутит, и на губах худенькой женщины, непривычной к ласковому обращению, появилась робкая улыбка.

Ободренный тем, что его слова были приняты так благосклонно, Пип попытался втянуть ее в разговор.

– Я от души надеюсь, что вам спалось лучше, чем мне.

Улыбка на губах Мейды угасла, и на ее бледном личике отразилась тревога. Пип пожалел о сделанном замечании. Оно казалось ему вполне невинным: он знал, что последние несколько ночей Мейда спала очень крепко. Пип подозревал, что из-за болезни ребенка или же из-за своего жестокого хозяина, она давно не высыпалась как следует. Он надеялся, что напоминание об улучшении ее жизни вызовет теплый отклик и можно будет немного поговорить, и страшно смутился, когда понял, что его слова восприняты совершенно иначе.

– Господи, как же я неловок! – Рыжие легко краснеют, вот и Пип покраснел так сильно, что это было заметно, хотя он стоял спиной к огню и его лицо освещал лишь ранний рассвет. – Прошу прощения за слова, вызвавшие неприятные для вас воспоминания.

Мейда была поражена тем, что этот человек стыдится того, что огорчил ее. На губах ее вновь появилась робкая улыбка. Она тихонько ответила на его вопрос:

– Я проснулась только один раз, когда появился ваш друг Седрик.

Похоже, что у такого громадного мужчины, как Пип, душа была нежной. А жизненный опыт Мейды говорил о том, что это большая редкость среди воинов, ведь она долгое время была слишком близко знакома с мужчиной гораздо меньше Пипа, но очень жестоким. Этот контраст был настолько очевиден, что девушка сделала вывод: рост мужчины и его жестокость никак не связаны.

Она неожиданно поняла, что задумалась и давным-давно пристально смотрит на мужчину, которому неловко от ее взгляда. Поэтому она рискнула задать важный вопрос, который, как она думала, должен был его отвлечь.

– А те, кто вернулся, принесли ли они какие-нибудь новости о Ллис?

В ответ Пип лишь печально нахмурился и отрицательно покачал рыжей шевелюрой. Из шести мужчин, отправившихся на поиски Ллис, вернулся только Седрик. Он вернулся темной ночью и надеялся, что другим повезло больше, чем ему. А обитатели Трокенхольта ждали вестей, и в них росло не только беспокойство за Ллис, но и за тех, кто ушел еще засветло. Уже был близок рассвет, а они все еще не вернулись.

Пип взглянул на закрытые ставнями окна. Сквозь трещины в досках пробивался все более яркий свет. Скоро взойдет солнце. Отсутствие известий о муже, приемных детях и дедушке лишь увеличит беспокойство леди Брины. Хорошо еще, что она пока спит. Она не легла до тех пор, пока не вернулся Седрик.

– Если бы что-то случилось, как бы вы об этом узнали? – спросила Мейда.

У нее были основания для беспокойства. О том, что опасность приближается к Трокенхольту, она была осведомлена гораздо лучше всех его обитателей, так уютно устроившихся в своих домах.

Пип видел, что его собеседница напряглась, и решил ее ободрить улыбкой.

– Тот, кто добьется успеха, дважды протрубит в охотничий рог. У лорда Вулфейна рог очень большой и очень громкий, его далеко слышно. У лорда Адама рог поменьше, и звук его выше. Люди, охраняющие палисад, и те, что расставлены по краю леса, все время настороже, они прислушиваются. Если от кого-нибудь из господ поступят три коротких сигнала, им на помощь выйдет вооруженный отряд.

– А откуда вы знаете, может быть, их уже услышали?

– Ну, мы бы уже знали об этом!

Пип подумал, что нужно ее успокоить, а для этого лучше всего перевести разговор на что-нибудь более приятное. Медленно приблизившись к девушке, чтобы не испугать ее, он протянул ей руку.

– Здесь, в углу, холодно. Идите погрейтесь у огня. Мейда не решалась принять это предложение и недоверчиво изучала протянутую ей руку. Ей довелось вынести столько побоев, что нелегко было довериться такому простому жесту.

Пип сумел совладать со своим обычным нетерпением и ждал, пока она рассмотрит его руку и убедится, что от него ей не стоит ждать ударов. В конце концов он победил, по крайней мере, девушка перестала бояться его. Она не съеживалась при его приближении.

Все еще настороженная, Мейда вложила свою худенькую руку в широкую ладонь Пипа и позволила отвести себя к огню, где Пип очень галантно устроил ее на своем мягком матрасе.

Желтые и оранжевые языки пламени, которое воскресил Пип, весело плясали, согревая комнату. Пип опустился рядом с девушкой, впитывая благодатное тепло. Девушка говорила мало, но Пип за словом в карман не лез. Весело смеясь, он рассказал ей несколько историй, приключившихся с ним, его восемью братьями и тремя сестрами.

– Мама у нас удивительно трудолюбивая, – говорил он, и в голосе его звучала неподдельная любовь к своим близким, к братьям и сестрам. – Даже в те годы, когда урожай очень плох, она умудряется поставить на стол довольно еды, чтобы утолить здоровый аппетит многочисленного семейства. Но, конечно, она следит за тем, чтобы ее дочери работали так же упорно, как и она сама. Если еды много, они засаливают мясо в бочках, сохраняют зерно и фрукты про запас. – Пип взглянул на девушку и увидел, что она увлечена рассказом о его домашних делах.

Мейда представила себе счастливое семейство, где все любят друг друга. Сама она никогда не знала любви. На душе у нее потеплело. Она жадно слушала рассказ рыжеволосого гиганта. Пип усмехнулся.

– У моего отца всегда одна и та же жалоба. Он постоянно ворчит, что его выводок сметает все со стола, оставляя ему лишь крохи, которых ему довольно только, чтобы душа держалась в теле. Но это всего лишь шутка, потому что у моего отца легендарный аппетит, под стать его комплекции, а он, ей-богу, раза в два больше меня.

В конце концов и Пип исчерпал темы для разговора. Он рассказал о себе так много, что ему уже трудно было сдержать свое любопытство. Ему не терпелось что-нибудь узнать о робкой девушке. Однако он благоразумно начал расспросы с того, что можно было рассматривать, как заботу о ней.

– Я слышал, как та женщина, которая выдавала себя за Ллис, разговаривала с вами, – начал Пип.

Мейда не ответила. Пип побоялся, что она испугается и снова спрячется в свою раковину, из которой она только-только показалась.

Ужасные воспоминания так встревожили Мейду, что она не замечала беспокойства Пипа. Ее внимание сосредоточилось на пальцах, которыми она разглаживала рваную юбку. Неожиданно ее поразило, насколько потрепанным было ее шитье. Она устыдилась своего наряда, да и страх еще не преодолела. Все это вместе побудило ее ответить, не задумываясь о последствиях.

– Я рада, что она ушла. Хорошо бы, чтобы ушла навсегда.

– Но она действительно ушла и не сможет причинить вам вреда, – Пипу хотелось успокоить девушку: ее дрожащие пальцы нервно мяли безобразное платье.

Мейда обеспокоенно взглянула в серьезное лицо собеседника.

– Ну нет. Она может. Она всегда может это сделать.

– Кто? – Пип заговорил громче. Он просто умолял девушку объясниться, хотя и знал, что она не захочет говорить об этом. – Да и как она сможет это сделать? Ее нет поблизости, к тому же, у нас везде расставлена охрана.

– О! Пип… Мейда… – у двери хозяйской спальни стояла разочарованная Брина. Она только что покормила Каба и укачала его. Теперь он спал так же спокойно, как Аня. Она услышала голоса, и ей так хотелось верить…

– Увы! Извините, что мы вас разочаровали. Пип тяжело поднялся и повернулся к леди Брине.

Под глазами у женщины легли темные круги, она мало спала в эту ночь и в последнее время. Пип сделал несколько шагов по направлению к Брине, но в этот момент внешняя дверь отворилась и их внимание привлекли странные слова, произнесенные на языке кимвров, так что ни Пип, ни Мейда их не поняли:

– Заклятие снято. – В дом владетеля Трокенхольта вошел Глиндор. На его седых волосах сияли лучи восходящего солнца. – Но снято оно не нашими усилиями.

Войдя в зал за наставником, Ивейн встретился взглядом с затуманившимися серыми глазами Брины.

– Очевидно, Ллис, узнав о заклятии, нашла в себе достаточно сил, чтобы его снять.

Мрачное лицо Брины просияло. Она испытала облегчение не только оттого, что с Ллис было снято заклятие, но и оттого, что оправдалось ее собственное предсказание, сделанное ею ранее: Ллис действительно обладала могучей связью с силами природы, и эта связь по силе не уступала той, что была у Ивейна.

– Теперь нет сомнений в том, что Ллис найдет дорогу домой, – Брина произнесла эти слова, чтобы ободрить окружающих, но при этом на ее прелестном лице отразилось беспокойство об остальных. – Надеюсь, что и другие благополучно вернутся.

– Ну, мы можем еще кое-что сделать, и мы это сделаем. – Ивейн немедленно повернулся к двери, чтобы уйти. Ему хотелось успокоить приемную мать. Но костлявая рука, необычайно сильная для человека преклонных лет, удержала молодого колдуна:

– Я уже обратился за помощью, чтобы обеспечить благополучное возвращение тех, кто отправился на поиски.

У Глиндора были свои методы, он знал, как отвлечь внучку от мрачных мыслей. На самом деле он хотел не просто отвлечь, он хотел передать ей сообщение, причем не просто сообщить ей некую весть. Эта весть несла ему успокоение, которого он давно ждал.

– Я также должен поделиться с вами одним предсказанием – предсказанием о моей кончине.

При этих словах Ивейн и Брина замерли. Старый колдун устало опустился на стул у камина. Он знаком подозвал своего ученика, не обращая внимания на то, что в зале было двое саксонцев. Глиндор не обратил ни малейшего внимания и на те две фигуры, что появились в дверях. И он, и Ивейн сознательно отключились от всего, кроме связи между ними и природой. Произносимые ими слова были понятны той, что пропала и вновь нашлась, но они ничего не говорили молодому золотоволосому воину, который, по мнению Глиндора, представлял такую же опасность для Ллис, как в свое время Вулф для его внучки.

– В течение многих часов я общался с силами природы. В это время мне открылось, почему, после того как я с честью выполнил свой долг и передал знания и тайны, которые были мне ведомы, я все еще живу на этом свете.

Глиндор сделал паузу, чтобы глубоко вздохнуть. Двое молодых людей воспользовались этой паузой, чтобы подойти и опуститься рядом с ним на колени. Ивейн догадывался, что его наставник предвидел нечто ужасное, если не рассказал об этом ему, Ивейну, когда они возвращались в Трокенхольт, а Брина думала о неизбежной близкой кончине деда.

В зале повисло гнетущее молчание. Казалось, сами стены с болью и тревогой ждали, когда старый колдун продолжит свою речь.

– Я должен совершить еще одно важное дело. – Голос Глиндора стал таким глубоким, что, казалось, это говорит сама судьба. – Еще одну большую битву нужно выиграть, и эта битва будет одной из самых важных в моей долгой жизни. – Старик повернулся сначала к внучке, потом к своему наследнику. В черных глазах его появились золотистые искорки. – Только после этой победы я буду свободен от обязательств, привязывающих меня к этой жизни.

– С кем же ты должен сразиться? – спросила Брина, стараясь подавить печаль в голосе. Ей было больно, потому что она была уверена, что дед наконец получит освобождение, к которому стремится.

– Когда? – спросил Ивейн о том, что считал самым главным.

Будучи друидом с обширными знаниями и обладая способностью бесстрастно и объективно воспринимать людей и события, Ивейн видел связь между битвой, в которой предстояло участвовать Глиндору, и опасностью, грозившей от друидов-перевертышей, использующих тайные знания друидов во зло. Он сознавал необходимость подготовки и задал вопрос, ответ на который был очень важен.

На губах Глиндора появилась ясная улыбка. Он откинул голову на спинку высокого стула и закрыл глаза, чтобы успокоиться и заснуть. Он знал, что его ученики не станут прерывать его сон. Разумеется, никто не стал ему мешать.

Адам стоял рядом с Ллис в дверном проеме. Он слышал все, что сказал Глиндор. Слова старика о предстоящей кончине и о переданных знаниях ничего ему не говорили. Однако он не меньше учеников старого колдуна желал знать ответы на те вопросы, которые они задали Глиндору. Для него самым важным было предупреждение о предстоящей великой битве.

– Ну нет, вы не можете просто так заявить о предстоящей смертельной битве, а потом спокойно заснуть. – Адам быстро прошел вперед. Его черный плащ развевался, как крылья. Скрестив руки на груди, он возвышался над сидящим стариком. Адам смело выступил против намерения Глиндора. Он говорил на языке кимвров. – Возможно, для колдунов-друидов сон и подходящее занятие при подобных обстоятельствах, но я воин, обученный для конкретных боевых дел. Я имею опыт в выборе тактики и знаю цену человеческой жизни. И я решительно настаиваю, чтобы вы больше рассказали мне о предстоящей битве.

Колдун нахмурился. Густые белые брови сошлись над открывшимися черными глазами, в глубине которых сверкнул огонь. Ллис видела этот зловещий признак ярости Глиндора и была слишком озабочена возможным конфликтом, чтобы удивиться тому, как легко пользуется саксонец языком, знания которого никто от него не ожидал. Она бросилась к Адаму, положила свою изящную руку на сгиб его могучей руки и слегка сжала ее. Но он, казалось, не чувствовал ее прикосновения.

– Вы можете настаивать, сколько вам будет угодно. Можете прокричать ваши требования небесам, если вам так хочется. – Глиндор понял, что этот саксонец раздражает его так же, как некогда раздражал Вулф. – Но я никогда не стану делиться знанием, которое дает мне мой дар, с высокомерным и не верящим незнакомцем!

Двое упрямых мужчин сердито смотрели друг на друга. В воздухе чувствовалось такое напряжение, словно вот-вот сверкнет молния.

Несмотря на растущую напряженность, Брина бросилась к Ллис и обняла ее:

– Я так рада, что ты благополучно вернулась в Трокенхольт, живая и невредимая.

Ллис пылко обняла ее в ответ. Взглянув через плечо приемной матери, она увидела радость в глазах брата-близнеца. Между ними существовала такая связь, что в словах не было необходимости. Она просто улыбнулась ему.

– Но где ты была? – услышав слова матери, к двери маленькой спаленки, которую она делила с братом, подошла Аня.

Девочка умела внимательно слушать, а ее присутствия обычно не замечали, так что она услышала и поняла многое из того, что произошло, пока она спала, наевшись ядовитых ягод.

Ллис была очень взволнована, увидев хрупкую малышку на ногах. Девушка не сомневалась, что именно Ивейн пробудил Аню от противоестественного сна, как не сомневалась в том, что он мог это сделать.

– Где ты взяла такое яркое платье? – Малышка слегка отодвинулась от Ллис, рассматривая темно-вишневую ткань.

– Кто-то забрал мое платье, – быстро ответила Ллис. – У меня не было выбора. Пришлось надеть то, что я смогла найти.

На этот вопрос ответить было нетрудно. Но с ответом на первый вопрос ребенка нужно было подождать. Хотя Ллис была уверена, что и Брина и Ивейн очень хотят его услышать. Ллис слишком хорошо понимала, что неприязнь, вспыхнувшая между Адамом и Глиндором, не исчезла за то время, пока она разговаривала с Бриной и Аней. Этот конфликт необходимо было разрешить, прежде чем поведать о том, о чем она уже рассказала Адаму.

Именно в это время и вошел озабоченный Седрик. Он редко был в состоянии понять глубоко запрятанные чувства других людей или то, что не было выражено словами или поступками. Вот и теперь он помедлил ровно столько, чтобы понять, где здесь Адам. Поглощенный необходимостью доставить Адаму неприятные известия, он не обратил внимания на царившее вокруг него напряжение. С обычной прямолинейностью он стремился лишь избавиться от неприятной обязанности, и ничего более.

Остановившись в шаге от своего господина, он выпалил без всяких предисловий:

– Жена одного крестьянина с дальней фермы принесла дурную весть.

Адам повернулся к своему грубоватому приспешнику, вопросительно подняв брови.

– Так что говорит эта женщина? Седрик немедленно ответил:

– Посыльный, направленный лордом Вулфом к королю Эсгферту, найден в лесу повешенным на вязе.

Сначала Ллис обрадовалась вмешательству грубоватого стражника, но услышав печальную весть о страшной гибели молодого человека, она почувствовала себя виноватой.

– Он был мертв уже несколько дней, но нашли его только вчера вечером. – Седрик вытащил из-за широкого кожаного пояса сильно помятый пергамент. – К веревке на его шее была прикреплена эта записка.

Он положил пергамент на ладонь и толстыми, похожими на обрубки пальцами пытался его хоть немного разгладить, прежде чем передать своему господину.

К удивлению Ллис, а также, по всей видимости, и к удивлению других, вместо того чтобы тотчас же прочесть записку, Адам вновь сложил ее.

Прищурив янтарные глаза, он внимательно осмотрел сломанную печать. Глаза его потемнели. Было очевидно, что оттиск на расплавленном воске был сделан тем самым кольцом, которое престарелый фермер Улфред пытался нарисовать куском угля.

– Саксбо.

В этом слове отразилось все отвращение, которое Адам испытывал к младшему сыну короля, того самого, которого Улфред описал как «молодого парня».

Ллис поставила Аню на пол и стала рядом с Адамом. Она видела оттиск на воске и признала в нем сходство с грубым рисунком старого фермера. И хотя она не называла имени Саксбо, рассказывая Адаму о своем побеге из монастыря, она вспомнила, что Адам и ее приемный отец называли этим именем человека, когда смотрели с холма на вооруженный монастырь.

Это же самое имя произнесла Мейда. Его не слышал никто, кроме рыжеволосого гиганта, который последовал за девушкой в темный угол, куда она поспешила, когда прибыли другие. Мейда произнесла его тихо, почти задыхаясь. Реакция ее была настолько болезненной, что Пип, желая ее успокоить, слегка обнял девушку. Она оцепенела от страха, но Пип так ласково гладил большой рукой ее упавшие на спину каштановые волосы, что она немного успокоилась и расслабилась, прислонившись к нему.

– Я больше никому не позволю вас обижать, – прошептал Пип в пушистые волосы у нее на макушке. – Я достаточно велик, чтобы сдержать это обещание.

– Вы не понимаете. – Мейда вскинула голову и покачала ею.

– Я могу не знать наверняка, но могу поспорить, что мои подозрения справедливы, – улыбка Пипа стала решительной. – И я обещаю вам, а это все равно что клятва, – умру, но не сдамся.

– Не говорите так! – воскликнула Мейда. – Мне от этого вдвое страшнее! Я боюсь и за себя, и за вас! Я боюсь, что вам придется заплатить за это обещание смертью. А я этого не стою. Вы не знаете, вы ведь не знаете…

Слова ее потонули в беззвучном плаче.

И снова Пип нежно обнял ее, рассердившись на себя. Он собирался утешить бедную девушку, а вместо этого лишь усилил ее горе.

Конфликт между друидским колдуном и саксонским лордом остался не разрешенным. Все были встревожены зловещей новостью, и никто не обращал внимания на разговоры Пипа и Мейды. Леди Брина, ее приемные дети и дед внимательно следили за Седриком и его господином.

– Так что же говорится в письме? – Брина двинулась в сторону гостя, к которому был обращен ее вопрос.

Адам кивнул приближающейся женщине. У хозяйки Трокенхольта были все основания потребовать ответа. Более того, послание касается благополучия всех здесь присутствующих, поэтому все они должны хорошо расслышать его содержание.

«Ни этот посланец, ни любой другой не сможет доставить ваше сообщение, поскольку очень скоро вас атакуют завоеватели».

Это сообщение ни в коей мере не уменьшило напряженность в зале. Вернее, оно только многократно усилило ее. Наступило мрачное молчание. В это время два колдуна стремительно покинули зал. Их темные одеяния развевались, словно в бурю. Они знали, что только саксонский воин мог попытаться помешать им уйти, но его мнение они проигнорировали.

Адам не стал тратить времени на раздумье о причинах их ухода. С его точки зрения, их уход был очень кстати, потому что они только мешали ему проанализировать события этого тяжелого дня, когда недобрые известия следовали одно за другим, увеличивая опасность, нависшую над Трокенхольтом. Ситуация усложнялась.

Ллис тихо стояла рядом с тем, кто охранял ее на обратном пути в Трокенхольт. Однако, даже оберегая ее, Адам оставался твердым и неуступчивым, как камень. Как могло случиться, что человек, разделивший с нею столь бурные и страстные минуты, стал таким далеким? Если бы только ее брат и его наставник знали, что произошло между нею и этим саксонцем всего лишь несколько часов назад, они навсегда отреклись бы от нее за то, что она любит человека, который бросил вызов старому колдуну. По правде сказать, она совершила постыдное деяние… Но сделанного не изменить. И сейчас она понимала, что у нее больше никогда не будет возможности испытать такое же счастье в объятиях возлюбленного.

При этой мысли взгляд ее затуманился от боли. Она посмотрела на Адама. Он был так близко от нее! И в то же время она знала, что он для нее потерян и она для него не существует.

Ллис думала, что он не может стать холоднее, чем был утром, но сейчас складка у его крепко сжатых губ показывала, что это возможно.

Несмотря на то, что внешне все выглядело иначе, Адам остро чувствовал обольстительную близость Ллис. Он находил, что она колдунья с необычайными способностями. И сейчас он понимал, что ей грозила новая опасность. Поэтому, пока он читал вслух угрожающую записку, в душе его крепла решимость сделать все, что от него зависит, чтобы автор и его приспешники потерпели поражение.

– Я прошу прощения, но дверь была открыта нараспашку.

После того, как Адам прочел записку, в зале воцарилось тяжелое молчание. Тем неожиданнее прозвучал нерешительный голос одного из жителей деревни, просунувшегося в открытую дверь.

– Новость настолько срочная, что вам нужно знать о ней немедленно.

Опять срочные новости? Адам нахмурился еще сильнее, но не больше, чем все остальные присутствующие в зале.

Пришедший понял, насколько нежелательным было его появление, он сделал шаг назад и почти повернулся, чтобы удрать. Это был простой человек, он никогда не считал себя слишком смелым. И лишь опасение, что если он убежит до того, как все расскажет, то навлечет на себя большие неприятности, придало ему мужества закончить дело.

– С южной стороны леса донесся тихий звук охотничьего рога. Сигнал повторили троекратно. Спустя некоторое время сигнал был повторен. Потом еще раз.

Недели растущей тревоги за жизнь Ани, потом беспокойство из-за Ллис, долгая ночь, проведенная в тревоге за Вулфа – все это было уже выше сил Брины. Услышав о последней ужасной новости, она покачнулась и упала бы, если бы Адам не успел ее подхватить.

Пока Адам укладывал свою не слишком тяжелую ношу на матрас, с которого не так давно встал Пип, Ллис побежала намочить в прохладной воде лоскут ткани. Благодаря ласковой заботе Ллис Брина вскоре пришла в себя.

Ей было стыдно за этот безотчетный приступ слабости. Она очень рассердилась на себя, приподнялась и села на матрасе, повернувшись к Адаму.

– Мы должны немедленно отправляться на помощь Вулфу!

– Нет, миледи, – стоя в шаге от нее и глядя сверху вниз на едва пришедшую в себя после обморока женщину, Адам формально отказался от предложенных ею действий. – Ваш муж не простил бы мне, если бы я позволил вам участвовать в подобном деле.

Он видел, как Брина выпрямилась, не соглашаясь с ним. Поэтому он предложил свой вариант:

– Мы с Седриком соберем небольшой отряд мужчин из Трокенхольта, чтобы выяснить, откуда поступил сигнал о помощи. Как только мы найдем тех, кого ищем, мы тотчас же привезем вам раненых, чтобы вы могли заняться ими. Помните… – Адам увидел, что на нежном лице Брины появилось выражение решимости. Он сделал еще одну попытку разубедить ее при помощи логических доводов: – Вулф не один, и нет никаких оснований считать, что именно он нуждается в помощи.

Брина горестно улыбнулась. Она знала, что этот человек сейчас не сможет понять, почему она так уверена в том, что жизнь Вулфа в опасности. Он сочтет, что она получила информацию от сил, которые для него не существовали.

– Это не так, – попыталась она убедить Адама. – Я чувствую боль Вулфа, и я просто должна сделать все возможное, чтобы он был здоров.

Опять это друидское колдовство? Адам слышал слишком много зловещих предсказаний о битвах и смертях. В ответ на ее просьбу губы его сурово сжались. Как воину-христианину ему было очевидно, что нельзя допустить, чтобы эта женщина с ее выдающимися способностями целительницы участвовала в столь опасной операции.

– Вы можете не признавать меня как колдунью, но не колдовство сказало мне, что Вулф в опасности, – Брина прижала свою маленькую руку к сердцу. – Я знаю это сердцем, знаю потому, что мы любим друг друга. – Янтарные глаза смотрели, не мигая. Казалось, Адама не тронули слова Брины. – Как жена Вулфа я имею право пойти к нему.

Адам нахмурился.

Благодаря любви к нему Ллис видела, что в душе воина зреет конфликт. Вероятно, причиной этого конфликта послужило то, что за все время общения с друидами он не смог понять их методов. Его подозрительность в данный момент была крайне несправедлива. Очевидно, ему трудно было поверить, что уверенность Брины возникла без помощи каких-либо мистических сил. И вновь Ллис сделала шаг и подошла к нему слишком близко. Этот человек отказывался даже взглянуть на нее со времени их возвращения. И тем не менее Ллис смело положила ладони на грудь Адама, невольно впитывая его силу.

– Брина говорит правду, Адам. Нам, друидам, чтобы получить ответ на такие вопросы потребовалось бы выполнить некоторые ритуалы с помощью белого кристалла и спеть несколько молитв, взывая к силам природы. Вы знаете наверняка, что Брина не творила никаких заклятий, и тем не менее она знает.

Глядя на ее одухотворенное лицо, в ее широко раскрытые глаза такого глубокого синего цвета, что он рисковал утонуть в них, Адам понял ее. Он понял ее потому, что не более суток назад сам чувствовал опасность, угрожавшую ей, Ллис. Ее волосы с их ароматом диких цветов были так близко от него, что Адам предпочел переключить внимание на леди Брину. Он молча кивнул, соглашаясь удовлетворить ее просьбу.

– Я хочу напомнить вам, Адам, что не в первый раз я прихожу на помощь Вулфу в минуту серьезной опасности. Он и теперь рассчитывает на мою помощь. И хотя вы говорили мне, что доставите его сюда как можно быстрее, есть такие раны, при которых очень опасно именно переносить больного. Подобная переноска может оказаться более роковой, чем сама рана. В таком случае я готова оставаться с ним на месте столько, сколько потребуется, чтобы вылечить его.

Золотистые брови вновь нахмурились.

– Вы действительно думаете, что он так плох? Брина видела, что он искренне озабочен состоянием друга. Она грустно улыбнулась ему и покачала головой с темными кудрями:

– Не знаю, но боюсь, что это так…

Близость Адама ободрила Ллис. У нее было такое ощущение, словно в стене, которую он возвел между ними, была пробита брешь. Но даже будучи уверена, что ее следующее требование нарушит это состояние – во всяком случае, она была уверена, что ее просьба ему не понравится, – она сказала:

– Дело в том, что лечение… и заклинания, которые необходимо сделать… Дело пойдет быстрее, если использовать две пары рук и два голоса. Поэтому я тоже поеду.

Нахмуренное, озабоченное лицо Адама стало сердитым. Он не желал бы, чтобы леди Брина, его хозяйка и жена его друга, подвергалась опасностям этого пути. Но при мысли, что подобной опасности подвергнется Ллис, он сразу же ощетинился.

– Спасибо, Ллис, – тотчас же ответила Брина. – Я благодарю тебя за помощь в этом деле. И я хотела бы верить, что она не понадобится, но боюсь, что понадобится. Важно вначале добиться того, чтобы лечение пошло должным образом. Потом ты должна будешь вернуться в Трокельхольт ради тех, кто нуждается в лечении болезней или ран.

Согласившись на просьбу леди Брины, он понял, что раз она нуждается в помощи своей приемной дочери и в ее обществе, он не может воспрепятствовать этому нежелательному добавлению в свой и без того странный по составу отряд. Хотя его лицо и было бесстрастной маской, напрягшиеся мускулы его крепко сжатых челюстей говорили о том раздражении, которое испытывал этот лорд, привыкший к полному повиновению.

Вынужденно улыбаясь, Брина сделала вид, что не так поняла причину его беспокойства.

– Вы зря беспокоитесь. Вулф не станет обвинять вас, если что-либо случится со мной или с Ллис. Он знает, как мы обе упрямы, и скорее пожалеет вас за то, что вам пришлось иметь дело с нашим своеволием.

Раздраженно пожав плечами, Адам отвернулся. Он больше не намерен был тратить время на споры. Он покинул дом, чтобы присмотреть за приготовлениями к отъезду.

Ллис удалилась в свою маленькую спаленку, чтобы сменить вишневое платье, которое было слишком открытым и в котором она чувствовала себя неловко, на более грубое, но более приятное платье ярко-зеленого цвета. Наскоро причесав спутанные волосы, из которых высыпалось немало душистых, белых, как воск, лепестков, она поспешила вернуться к Брине. Она была рада быть полезной. В сумку она упаковала лекарства и другие необходимые вещи.

Не отвлекаясь от работы, Ллис кратко рассказала Брине о том, как ее похитили, о том, что она узнала во время своего заключения и о побеге, но ничего не сказала о том, что случилось после ее спасения.

В это же время Адам подбирал добровольцев в свой небольшой вооруженный отряд, который должен был отправиться на помощь Вулфу. Люди Вулфа обожали своего господина, им не терпелось отправиться на его защиту, и было нелегко отобрать несколько человек, никого не обидев. Для этого потребовалось мобилизовать все дипломатические способности Адама. Эта задача была особенно трудна из-за того, что отсутствовал признанный деревенский лидер – кузнец Мелвин, который сейчас был вместе с Вулфом.

Несмотря на то, что Адам был еще больше обеспокоен необходимостью взять с собою в опасный путь младенца, которого Брина продолжала кормить грудью, отряд выступил удивительно скоро. Аню оставили на попечение Мейды, а Пипа их охранять.