Восторг

Что на самом деле произошло под тем сараем для лодок?

– Мэлс? Ты там?

Она сжала телефон чуть сильнее, хотя едва ли могла уронить штуковину.

– Да, мам, здесь.

Какой была бы эта ночь, если бы все сложилось иначе?

Волна страха прошлась по ее костям, заменяя костный мозг фреоном[141], и внезапная дрожь заставила ступню притаптывать под стулом, а пальцы – постукивать по столу рядом с пустой тарелкой еды.

Она посмотрела на дверь ванной, гадая, чем Матиас там занимался. Какое-то время оттуда доносился глухой шум, будто был включен душ, но сейчас – тишина.

– Мэлс? Ты по-странному тиха… ты в порядке?

Я чуть не умерла этим вечером…

Окей, очевидно, хладнокровие, которым она блистала после того, как вытащила себя из Гудзона, стало следствием шока: сейчас она была на грани истерики.

Но она не разобьется вдребезги, говоря по телефону с мамой.

– Мне правда очень жаль… Я просто… хотела услышать твой голос.

– Это так мило с твоей стороны.

Потом они сказали еще что-то, еще более хорошее и нормальное, а затем Мэлс услышала, как объясняет, что будет дома поздно.

– Я сейчас в центре, в «Мариот»… у меня с собой телефон, он всегда под рукой.

– Я правда рада, что ты позвонила.

Мэлс посмотрела в зеркало над столом. Слезы катились по ее лицу.

– Я люблю тебя, мам.

Повисло молчание. А потом эти три слова раздались в ответ, удивленным голосом, сопровождаемым слезами по ту сторону трубки.

Дважды за день. Когда такое случалось в последний раз?

Когда ее мама повесила трубку, Мэлс чудом попала пальцем по кнопке «завершение». Следующий шаг – взять салфетку с колен, разложить ее на руках и наклониться, прижимая мягкую ткань к лицу.

Рыдания охватили ее, плечи перестали держать вес, заставляя кресло заскрипеть. Невозможно остановить истерику, не было мыслей, никаких образов вообще.

И эмоциональный срыв был связан не только с рекой или Матиасом; он уходил далеко в прошлое, к смерти ее отца.

Она ревела, потому что скучала по нему, потому что он погиб молодым. Она плакала из-за своей матери и из-за себя.

Она плакала, потому что чуть не умерла сегодня… и потому что отъезд Матиаса был равносилен пониманию того, что любимый человек скоро должен умереть…

Мэлс подняла голову, почувствовав теплую руку на плече. В зеркале она увидела, что Джим Херон стоял позади нее…

– Ты сияешь, – сказала она, нахмурившись. – Ты…

Крылья.

Над его плечами возвышались крылья, красивые, из тонкой паутинки, они повисли в воздухе, придавая ему вид анг…

Она резко обернулась, чтобы встретить мужчину лицом к лицу, но его не было рядом. Он по-прежнему лежал под покрывалами на кровати недвижимой, безмолвной горой.

Повернувшись, она увидела в зеркале только себя.

В этот момент открылась дверь в ванную.

Матиас медленно вышел, для равновесия одной рукой ухватившись за дверной косяк.

Он подошел к ней аккуратной, осторожной поступью, будто побывал на лодке, и его ноги до сих пор считали, что он в открытом море.

Потом дверь в коридор открылась и закрылась, напарник Джима покинул комнату.

– Матиас?

Приблизившись к ней, он опустился на колени. Когда ее взгляд опустился на него, Мэлс ахнула…

***

Джим выбрал этот момент, чтобы прийти в себя. Гнев лучше времени прочистил его разум и дал ему сил для движения. Его тело все еще было загрязненным, но с него хватит отлеживания в ожидании, когда он снова почувствует себя в норме.

Сбросив покрывала, он со стоном выпрямился.

Он голый – плохие новости. Желудок тоже не говорил ничего хорошего.

– Я могу позаимствовать кое-что из одежды? – спросил он, зная, что Матиас и Мэлс были у стола.

Кто-то прокашлялся. Матиас.

– Эм, да… в мешке у твоих ног.

Нагнувшись, он поднял его. Он была из сувенирного магазинчика в вестибюле, и Джим, открыв его, приказал желудку повременить с самодеятельностью. Внутри лежала пара черных спортивных штанов и футболки с логотипом Колдвелла.

– Ты уверен, что в состоянии ходить? – спросил Матиас.

– Ага… где Эд?

– Только вышел.

Джим прислушался к инстинктам… его приятель был в коридоре, прямо у двери. Хорошо.

Проблема с обнаженкой была исправлена из положения «сидя», поэтому он не мелькал задницей перед дамой. Футболка оказалась немного тесной, а штаны – короткими, но будто его сильно заботил его гардероб?

Встав на ноги, он закачался и уперся рукой в стену.

– Ты уверен, что не хочешь еще немного поспать? – спросил Матиас.

– Ага.

– Твои сигареты, телефон и бумажник у телевизора.

– Ты спаситель. – Потому что, блин, он смог сделать глубокий вдох только когда увидел красную пачку и свою черную зажигалку. Подхватив жизненно необходимое, он затолкал набор в карман штанов и направился к двери. Он не оборачивался… просто не мог.

Он был слишком взбешен для разговоров.

– Позвони, если я понадоблюсь… Эд знает номер, – пробормотал он на выходе.

Оказавшись в коридоре, он оглянулся по сторонам.

– Эдриан, – рявкнул он.

Ангел принял видимость напротив него, его мощное тело прислонилось к набору телефон-стол-цветы, взгляд уперся в пол, брови были опущены так, будто его мучила головная боль.

– У меня назначена встреча, – сказал Джим. – Я вернусь.

Парень коротко махнул ему и кивнул.

– Не торопись.

– Заметано.

Джим не озаботился выходом из гостиницы… он оставил ботинки и носки в комнате Матиаса.

Ангельские авиалинии доставили его в нужное место.

Назад, в сарай для лодок.

Ночь уже накрыла город, и внешнее освещение было достаточно ярким, чтобы подсвечивать внутри сарая, неровные тени были повсюду, птицы на карнизах следили за ним со своих гнезд подозрительными глазками.

Подойдя к пустому доку, в который «упала» Мэлс, он был готов убить своего врага.

Вот вам и новая страница, которую перевернула эта сука. Создатель мог наказать ее, вернув Матиаса, но, очевидно, урок не помог.

Не удивительно.

Закрыв глаза, он призвал демона, требуя, чтобы она пришла к нему.

И пока он ждал, его тело набрало полную силу, словно гнев был аккумулятором, а ее неизбежное появление – проводами для прикуривателя.

Разумеется, Девина не торопилась показываться, и, прогуливаясь взад-вперед на пристани, босиком по холодным доскам и со сжатыми в кулаки руками, он мог лишь думать о том, что Матиас сказал о Сисси в Колодце Душ… и том, как внешность тех двух мертвых женщин была подбита под его девочку…

Не то, чтобы она была «его».

Боже, он мог представить, как мама Сисси берет в руки газету и видит главную полосу «ККЖ». Будто потерять свою дочь самым ужасным из всех возможных способов было недостаточно? Она вынуждена читать про убийцу-подражателя?

– Ты звал, – сказала демон отвратительным и резким голосом.

Джим резко повернулся и первым делом обратил внимание на ее одежду: его враг была упакована в свое изумительное поддельное тело в голубом платье, в котором была до этого.

Ну, картинка для «Холлмарк». В этом платье она была в ту ночь, когда они впервые встретились в клубе в центре… и он помнил ее в нем, стоящую под потолочным освещением, ослепительно красивая ложь, являвшаяся рафинированным злом.

С точки зрения календаря, та встреча произошла всего несколько недель назад. С точки зрения опыта, прошло много, много жизней.

Благодаря ненависти член затвердел, возбуждение не было связано с тем, что он находил привлекательным, скорее с тем, что таковым не считал.

Он хотел разорвать Девину на части и слушать ее крики. Хотел, чтобы она познала на себе – каково быть беспомощным и во власти кого-то, кому, в сущности, глубоко наплевать.

Он хотел, чтобы она умоляла…

И она будто почувствовала, что с ним творилось, демон улыбнулась, словно ей вручили подарок на день рождения.

– Ищешь что-то конкретное, Джим?

Глава 42

Мэлс услышала, как дверь захлопнулась за Джимом Хероном, но не обратила внимания ни на него, ни на его уход. Она не сводила глаз с лица Матиаса. Каким-то… чудом, мужчина преобразился… целиком и полностью: цвет его кожи впервые с момента их знакомства был теплым, а не серым от переживаемой боли. Шрамы исчезли. А его глаза…

Его глаза.

Тот, что всегда был мутным, сейчас прояснился, будто проблемой была некачественная линза, и он ее вытащил.

Но дело не в браке у «Бауш энд Ломб»[142], ведь так?

– Что… – Все, что она смогла вымолвить, голос пропал от каши в голове.

– Я не знаю. – Матиас покачал головой. – Я… понятия не имею…

Она протянула руку и коснулась едва различимых шрамов.

– Ты исцелился.

Как такое возможно…

Взгляд Мэлс резко переместился к зеркалу, изображение Джима Херона, стоявшего позади нее, вернулось с поразительной точностью.

А потом она услышала голос Матиаса… «Я верю в ад… потому что был там…»

О, Боже… буквально…

– В этом есть нечто большее, ведь так? – сказала она натянуто. – И это связано с Хероном.

Матиас повернул голову и в поцелуе коснулся губами ее ладони. Все, что она получила в ответ.

В последовавшей тишине Мэлс думала о том, что говорил ее отец годами. Тогда она была типичным подростком, спорила со всем и всеми: когда они ехали из церкви, она заявила, что не верит в Бога, Рай или Ад… так с чего ей портить себе каждое воскресное утро?

Ее отец посмотрел в зеркало заднего вида и сказал:

– Просто потому, что ты не веришь, еще не значит, что этого не существует.

Смотря в лицо любимого мужчины, она не верила произошедшим переменам… и все же, могла провести пальцем по его коже, сейчас не отмеченной шрамами.

И, развивая мысль, Мэлс пришла к выводу, что плохо понимала все это: ни то, как все началось за пределами кладбища… ни тех двух мужчин, сопровождавших Матиаса… ни то, что произошло с ней под водой… это тоже.

Но, как сказал ее отец, это еще не значило, что все нереально.

– Я хочу поцеловать тебя. – Матиас не сводил взгляда с ее губ. – Это все, что я знаю.

Она понимала его. В водовороте замешательства и послешоковом состоянии, для нее было важно лишь одно… лишь одно казалось реальным… что она хотела быть с ним любым способом, каким только возможно.

Губы Мэлс замерли в дюймах от его, и она прошептала:

– Мне кажется, что сейчас кровать освободилась.

Матиас сократил дистанцию, легко касаясь ее губ. Потом он поднялся на ноги и поднял ее, запустив одну руку под колени, а вторую – под руки.

– Подожди, я слишком…

Она не успела произнести «тяжелая». Он поднял ее с кресла и, уверенно держа над полом, отнес к кровати нехромающей походкой.

– Что произошло в ванной? – снова спросила она.

Вместо ответа он уложил ее на покрывало, а потом оседлал ее бедра, нависая над ней.

– Я не знаю… и это правда. Я вошел внутрь и… Эдриан… слушай, давай не будем об этом сейчас. Давай… займемся другим… описав произошедшее словами, понятней при этом не станет.

У нее возникло чувство, что он прав. Все бессмысленно, кроме нужды быть с ним… и утверждение приобрело особенную правоту, когда он провел пальцем вниз по ее горлу и до выреза на кофте.

– Где ты достала это платье.

– Это плащ. Складной… я всегда ношу его в сумке.

– Без молнии?

– Да.

Он слегка улыбнулся, но потом вновь помрачнел… будто вспоминал, почему ей пришлось сменить одежду.

– Не думай об этом, – сказала она ему. – Не сейчас.

В конце концов, оба могут играть в игру «Забудь об этом».

– Как я могу, – сказал он серьезно. Но потом наклонился и поцеловал ее, нависая над ней, его руки потянулись к поясу, который удерживал две половины плаща вместе…

– На тебе под этим ничего нет? – выдохнул он.

– Абсолютно.

Он слегка отстранился.

– Не могу решить, это либо самая сексуальная вещь, которую я когда-либо слышал…

– Либо?

– Либо я хочу убить любого, кто увидит тебя в таком виде.

– Я ничем не сверкаю.

– Это тут не причем.

Собственническая нотка в его глубоком голосе заставила ее улыбнуться… особенно когда он распахнул плащ и скользнул своими большими ладонями по ее телу. Его рот повторил путь, губы были мягкими, а зубы острыми – когда нежно прикусывали кожу, задерживаясь на каждой груди, пока сосок не становился напряженным.

Она остановила его прежде, чем он зашел слишком далеко.

– Я бы хотела принять душ… присоединишься ко мне?

– Думаю, все и так хорошо, – заблестел из-под ресниц его взгляд.

– Пошли со мной.

Когда она села, он скатился в бок.

– Я посмотрю, как насчет этого?

– Если это то, чего ты хочешь.

В ответ донеслось «да, мадам», самое громкое из всех возможных… и она была намерена начать представление раньше: обнаженной встав с кровати, она намеренно медленно потянулась руками за головой и выгнула спину, груди были напряжены.

Особенно когда она обхватила их руками и потерла пальцем соски.

– Черт… возьми, – простонал он.

Мэлс неспешно обошла кровать, позволяя Матиасу разглядывать ее тело, когда ее руки скользнули по бедрам и ягодицам. Была в этом уединении свобода, в том, как свет лампы на столе падал на нее сбоку, в том, как его горячий взгляд преследовал каждое ее движение.

– Ты со мной? – спросила Мэлс.

– Да… – Он собирался сесть, но потом нахмурился, посмотрев с замешательством на свое тело. – О… да.

– Ты можешь не раздеваться, – сказала она мягко, не желая смущать его. – И в ванной полно свободного места.

Матиас покачал головой, будто пытался прояснить мысли.

– Да. – Он неловко рассмеялся. – Кстати, кажется, это – предел моего словарного запаса в настоящий момент.

Снова повернувшись к нему спиной, она услышала, как Матиас с шорохом поднялся с кровати, а потом его теплые ладони легли на ее талию, и он прижал ее к себе. Целуя ее плечо, руками обхватывая груди, приподнимая их, лаская.

– Мэлс… Боже, так приятно касаться тебя. – Он потерся носом о ее затылок и ухо. – Ты…

– Не желаете взглянуть, насколько талантливой я могу быть в обращении с мылом?

– О, черт.

– Приму за «да».

В ванной, она наклонилась и включила душ, в это время Матиас опустил стульчак и сел на унитаз, потирая челюсти так, будто был голоден и с нетерпением ждал трапезы.

– Разумеется, ты не станешь задергивать ее, – сказал он.

– Шторку?

– Да.

– А если задерну?

– Я сорву ее с креплений.

Она отодвинула перегородку с дороги.

– Ну, нельзя допустить, чтобы ты начал крушить этот номер.

Мэлс зашла под теплые струи и снова выгнулась, становясь под воду. Потом она повернулась и намочила волосы, запрокинув голову, поток воды касался ее, словно руки.

Его руки.

Мыло было предоставлено гостиницей, небольшой брусок, стертый Матиасом, и, намочив его, Мэлс почувствовала имбирь, душный воздух принес этот аромат прямо к ее носу.

Так скользко.

По шее и грудям, потом ниже, по животу и бедрам… она водила мылом повсюду, пузыри покрывали ее кожу, а потом соскальзывали вниз изумительными струйками… некоторые из них устремлялись между ее ног.

Матиас сидел, не шевелясь, поедая ее взглядом, будто то, что он видел, было сверх меры…

На мгновение она сбилась с ритма, загадка его исцеления снова завладела ее мыслями… но потом он сказал:

– Помочь со спинкой?

Хриплость в его голосе привлекла ее внимание:

– Терпение.

– Чего нет – того нет.

– Придется научиться. – Когда он выругался, грязно и тихо, Мэлс улыбнулась и наклонилась к ногам, влажные и полные груди покачнулись при этом. – Оно благотворно влияет на душу.

– Как и ты. И, ради всего святого… не останавливайся.

С удовольствием подчинившись, Мэлс не спеша провела по икре и голени, ее соски покачивались из стороны в сторону, касаясь бедер…

– Позволь я продолжу. – Он наклонился и выхватил мыло. – О, милостивый Боже… Я должен прикоснуться к тебе.

Она не собиралась отказывать ему. Ни в чем.

Он намочил руки в каскаде воды, формировавшемся от ее бедра; а потом прижался к ее плоти, шелковая пена усилила эффект от прикосновения, когда он прошелся по задней стороне ее ноги и замер в непосредственной близи к лону… прежде чем спуститься по внутренней стороне бедра, поглаживая, кружа, от чего она разгорячилась, и это было связано не с температурой воды или воздуха в помещении.

Мэлс закрыла глаза.

Она была в своем теле и одновременно освободилась от него, стояла на плитке и парила в воздухе, растянутая между невероятной нуждой в этой бесконечной божественной пытке… и отчаянным желанием получить разрядку, которая уже сейчас грозила свалить ее на колени.

– Дай мне другую ногу.

Открыв веки, Мэлс положила руку на его плечо для равновесия и подняла вторую ногу.

Она могла думать лишь о его голове между своих ног.

– Ты становишься мокрым, – сказала она хрипло.

Его пылающий взгляд нашел ее.

– Надеюсь, это применимо к нам обоим. – Когда она кивнула, он гортанно рассмеялся. – Скажи это для меня.

– Сказать что?

– Насколько ты влажная, вот здесь… – Его рука прошлась по ее лону, длинные пальцы погрузились в жар, потирая, вырывая крик из ее горла... потом ослабляя давление. – Скажи это.

Он выбрал это мгновение, чтобы открыть рот и запустить туда пальцы, которыми прикасался к ней, его щеки впали, когда он посасывал их, из его груди вырывались одобрительные стоны.

– Скажи это, – приказал он.

Мэлс могла лишь простонать что-то отдаленно напоминающее «Я такая влажная…».

Он улыбнулся улыбкой плохиша, замышляющего грязные делишки.

– Вымоешь для меня свои волосы?

Говоря, он не сводил глаз с ее грудей, будто представлял, как они будут двигаться вверх-вниз, когда она будет работать над своей головой.

Да. Без. Проблем. А потом, будем надеяться, они смогут приступить к другому делу…

Схватить бутылочку – секундное дело. Крышечка уже была снята, и Мэлс налила в ладонь жидкость, плотную как мед и золотисто-желтого цвета.

Взгляд Матиаса не отрывался от ее грудей, когда она потянулась к макушке. Без сомнений, ритмичные движения достигли того, чем он был так пленен, и она знала, что оказывала на него эффект потому как, каждый раз, когда он проводил рукой от ее лодыжки до бедра, он поднимался все выше.

Пока он не оказался там, где она хотела его видеть.

Когда его влажные пальцы снова прикоснулись к ее лону, она дернулась от удовольствия… и сейчас настало самое время смывать пену. Пока вода уносила прочь шампунь с ее волос, Матиас дразнил и ласкал, трение уносило ее к краю.

– Я хочу, чтобы ты кончила, – приказал он.

Без проблем. Звука его голоса вкупе с тем, как он проникал в нее, было более чем достаточно, чтобы головой вперед толкнуть Мэлс навстречу сногсшибательному оргазму, ее ладонь билась о мокрую плитку, когда напряжение в ее лоне взорвалось, прокатившись по телу.

Что-то вылетело из ее рта… его имя, да, это было оно… и она произнесла его дважды.

Пока она отходила от оргазма, воду выключили, а ее саму завернули в полотенце.

– Ты достаточно чиста по твоим стандартам? – спросил он, поднимая ее.

Она вполне была уверена, что ответом служило «да»… по крайней мере, это было у нее на уме. Одному Богу известно, что она на самом деле сказала…

Матиас требовательно прижался к ее губам и скользнул языком в ее рот, вытирая ее при этом махровой тканью. А потом он отнес ее на кровать.

Когда Матиас положил ее на покрывала, она решила, что он снова собирался поцеловать ее и закрыла глаза, поднимая подбородок.

Матиас поцеловал ее. Но не в губы.

Он устремился прямо к ее сердцевине, широко раздвигая бедра, впиваясь в ее лоно, посасывая. Прикосновения влажного рта к ее влажной плоти снова перебросили Мэлс через грань, ее тело охватил оргазм, который лишь наполовину состоял из разрядки.

Вторая его часть включала вулкан желания.

***

В лодочном сарае на берегу реки Девина буквально чувствовала волны жара, исходящие от ангела, стоявшего перед нею… и, слава милостивым богам, этот жар был вызван не только гневом.

Он хотел ее.

И, что еще лучше, он ненавидел себя за это: он целиком и полностью презирал эрекцию, так явно выпирающую из этих богомерзких штанов.

Комбинация действовала лучше полыни и устриц, от этого афродизиака она почти забыла, что он облапошил ее в прошлом раунде.

Почти. Она по-прежнему слышала его слова.

«Я солгал».

И, вот так внезапность, с ее стороны ярость также столкнулась лбом с любовью, две противоположности усиливали друг друга.

Голос Джима раздался восхитительным рычанием, тон, низкий и полный злобы, сочился силой, заключенной в его теле.

– Девина, я хочу, чтобы ты прекратила это дерьмо.

– О чем именно ты говоришь, Джим? – произнесла она, не скрывая урчание в голосе, потому что оно там было… и потому, что это разозлит его.

Тот факт, что она тоже возбуждалась, станет очередным пинком под яйца для него.

Боже, кто мог знать, что из всех ночей их свидание случится именно сегодня? Она бы уделила больше времени своей прическе.

– Я хочу, чтобы ты оставила репортера в покое.

– Какого репортера? Брайана Уилльямса? Диану Сойер? Или же кого-то из прессы?

Рука Джима, резко взметнувшись, ухватила ее за волосы, дергая так сильно, что Девина чуть не кончила на месте.

Наклоняясь вперед, он выглядел так, будто собирался укусить ее.

– Забавно, мне кажется, твои методы работают против тебя самой.

– Первая победа над Матиасом по-прежнему принадлежит мне, – выплюнула она, наклоняя голову на бок.

– Но не душа, ага.

– Небольшая жертва ради триумфа в войне.

– Вот к чему, по-твоему, ты подошла вплотную? – Он приблизился, наклоняя ее еще сильнее. – Потому что мне все видится в совершенно ином свете.

Они оба были напряжены, лица близко друг к другу, тела тесно переплелись. А вокруг царила тишина… но не потому, что их окружала тьма. Он наложил заклинание… даже в гневе и охватившей его ненависти, ему хватило мозгов удостовериться, чтобы любопытные людишки не помешали им.

Весьма романтично.

И на этой ноте, она вырвалась из его тисков, оставляя в его руке прядь черных волос.

Окей, это больно. И, отчасти, весело.

– Ты хочешь меня, – сказала она, проведя рукой над облысевшим местом и заново отращивая идеальные волны.

– Чтобы ты умерла. О, да.

– Во-первых, я бессмертна. И, во-вторых, позволь преподать тебе небольшой урок, Джим…

– Мне ни черта от тебя не нужно.

Она с улыбкой демонстративно уставилась на его член… который словно башня выпирал из самых отвратительных штанов, которые она когда-либо видела.

– Сильно сомневаюсь в этом. И, послушай внимательно, на твоем месте… ты здесь новичок. Я и Создатель? Мы знали друг друга, когда тебя еще в проекте не было. Он создалменя, Джим. Я также драгоценна для него, как и твой начальник Найджел. Я – равновесие… без меня не будет Рая, добра, мирской романтической чуши, потому что когда дело доходит до свободной воли, необходимо иметь контраст прежде, чем даровать что-то. Я – егоЗамысел.

Ангел скрестил руки на груди.

– Поэтому игра направлена на твое уничтожение?

– Скорее на уничтожение Найджела. – Она скользнула по нему взглядом, оценивая его тело, это большое, мускулистое тело, которое она поимела столькими способами, по желанию… и без оного. – Знаешь, я ведь тоже выбрала тебя… не только твой «босс». В самом начале всего этого, я согласилась с Найджелом, что ты должен выйти на поле. Ты был наполовину злом, наполовину – добром, в наиболее равной степени из возможной. – Девина подошла к нему. – Поэтому если тебя возмущает то, что происходит с вспомогательными инструментами вроде той журналистки, то это твоя гребаная вина.

– Моя?

Она ткнула пальцем в его грудь.

– Ты должен быть середина-на-половину, добром и злом… хотя, вынуждена признать, ты разочаровал меня и в меньшей степени представил мою сторону. По этой причине ты не оставил мне иного выбора кроме как вести себяв соответствии с тем, какой меня создали…

Когда его рука снова взметнулась в воздухе, она схватила его запястье мертвой хваткой.

– Тронешь еще раз мои волосы, и я врежу тебе… вместо того, чтобы хорошенько трахнуть.

– Я не хочу тебя… меня тошнитот тебя.

– Да ладно? – сказала она, опустив руку на его челн и сжав.

В этот раз Джим разорвал контакт, отталкивая ее, отступая назад. Его голос стал внезапно спокойным, но это была ложь.

– Девина, блондинки на меня не действуют. Ты зря тратишь время.

– Да? Или ты хочешь, чтобы я просто поверила в это. – Она ступила вперед, снова становясь вплотную, вновь соединяя их тела. – Думаю, последнее верно.

– Меня это не волнует, демон. – Он снова придвинул губы ближе. – И это твои похороны, если ты откровенно пренебрежешь правилами… или ты думаешь, второй шанс для одной из твоих душ – худшее, что твой Создатель может сделать с тобой? Мне вот так не кажется. – Джим наклонился еще ближе, их губы почти соприкасались. – Я думаю, он способен на нечто посерьезнее.

Просто чтобы побесить его, она вцепилась в его губу, пробуя вкусную кровь.

Он даже не зашипел.

Нет, просто повернул голову и сплюнул. Потом снова взглянул на нее… будто хотел убить голыми руками.

Как. Восхитительно. Это. Было.

Боже, она была более чем готова для добротного, старомодного траха без ограничений, от которого остаются отметины, а тело болит на протяжении нескольких дней.

И в этой напряженной, почти-добилась-своего тишине, она рассматривала варианты. Продолжить нотации. Продолжить подколы.

Или… она может достать спичку и поджечь его бомбу.

– На твоем месте, я вела бы себя милее по отношению ко мне, – сказала она, слизывая языком свежевыступившую кровь на его нижней губе. – Потому что у меня есть то, что тебе нужно, не так ли… и все может пойти весьма скверно с твоей девочкой, если будет на то моя воля. Как там ее зовут? Сисси, точно…

Ба-бах!

Глава 43

Опустившись на свою женщину, Матиас лишь отчасти думал о сексе. Другая часть его мозга была занята, сообщая об улучшениях южнее талии.

Похоже, член был твердым как доска два на четыре[143]… и таким же длинным.

Лаская лоно Мэлс, посасывая ее плоть, глубоко проникая языком, он не мог поверить в то, что его эрекция сейчас, в это мгновение, наслаждалась трением, зажатая между его животом и матрасом.

Сюрприз!

Он заметил изменения в своем теле, как только уложил Мэлс – обнаженную – на кровать. Один взгляд на ее идеальные груди, и он ощутил, как шок прострелил вплоть до головки члена.

Он опустил взгляд на свои бедра и решил, что окончательно лишился рассудка.

Но потом, когда он встал с кровати и проследовал за Мэлс в ванную, то мог поклясться, что движение в штанах означало весьма специфичное «привет-а-вот-и-я».

И сейчас, когда Мэлс кончала у его лица, ее лоно, открытое для его рта, ее вкус ощущался на задней стенке его горла, он знал, что невозможное оказалось возможным.

Потянувшись вниз, он запустил руку между ног.

Он застонал у ее лона.

Он был твердым.

Твердым, как скала.

И, очевидно, отчаянно жаждущим: потому одно-единственное, мимолетное касание к позаимствованным кожаным штанам, и он был вынужден рухнуть на ногу Мэлс, шок, благодарность и…

Логика заткнула за пояс все эти «я-хуууу!», напомнив, что одно наличие эрекции не значило, что он сможет закончить дело.

– Матиас?

Когда он прокашлялся, Мэлс поняла, что что-то происходит, его женщина приподнялась на подушках.

– Что такое?

Выпрямляясь, он забрался на матрас, держа равновесие на одном колене. Потом он взял ее ладонь и потянул на себя. Матиас не доверял своему голосу, но, с другой стороны, слова здесь лишние. Она поймет его, как только почувствует.

Вспоминая то сумасшествие с Эдрианом в ванной, он по-прежнему не понимал, что произошло… но, вернув ко всему прочему зрение, сейчас он был твердым, и более чем жаждущим… и, благодаря парню, казалось, что сейчас, после столького времени, он был способен.

Он практически разрыдался.

Быть с ней, на самом делебыть с ней…

Мужчина был ангелом, способным на чудеса.

Матиас прижал ее ладонь к себе. В это самое мгновение, его бедра устремились вперед, член прижался к ней, он стиснул зубы от шокирующего удовольствия.

Мэлс напряглась… оно и ясно.

«Говори, придурок», – пнул он себя. Скажи что-нибудь.

Вместо это, он мог лишь тереться о ее руку, вращая бедрами… что считалось за мольбу, решил он.

И, о, Господи Боже… Мэлс перешла к делу, ее лицо было восхищенным, глаза сияли, когда она обхватила его сквозь штаны. Накренившись на бок, он позволил ей заявить о своих правах на него, его тело таяло, когда Мэлс села между его ног и потянулась к ремню брюк, которые Эдриан дал ему.

– Ты не против? – спросила она.

Он был благодарен ей за то, что она проявила чуткость по отношению к его шрамам. Но потом… сейчас они не были такими глубокими?

– Нет, если ты…

Она отмахнулась от этой проблемы, ослабив шнур, обвязанный вокруг его талии.

– Интересный ремень.

– Он черный.

– Значит, подходит к штанам, – сказала она одобрительно.

А потом он оказался обнаженным, не считая нижнего белья.

Забавно, наслаждаясь сейчас видом ее грудей, он мог не иметь рук, и ему было бы плевать. Но потом он посмотрел вниз, и не потому, что проверял наличие ног.

Окей, это не его воображение: его член был напряжен за тонким хлопком его боксеров, будто был готов прорвать в них дыру, чтобы добраться до Мэлс. И это было странно… этот длинный, толстый ствол, казалось, не принадлежал ему, когда был в рабочем состоянии… может, это результат его прошлого; кто знал, кого это вообще волновало. Но сейчас, чертова штука казалась даже живее, чем его разум.

И все же он должен предупредить Мэлс, что это может закончиться не так хорошо…

В мгновение, когда она коснулась его, в секунду, когда ее теплая ладонь обхватила его через ткань, его тело ответило мощно, его рот раскрылся, выпуская очередное проклятье.

Когда он снова открыл глаза – не осознавая, что вообще закрывал их – он увидел ее лицо перед собой.

– Как ощущения? – хрипло спросила она. Прекрасно зная сама.

А потом она окончательно раздела его.

Матиас рывком схватил ее плечи и притянул Мэлс к своим губам, жестко целуя. Когда она начала основательно ласкать его, ее ладонь двигалась вверх-вниз по стволу, поначалу медленно, потом быстрее, каждый раз обводя головку и слегка сжимая ее.

Матиас абсолютно потерялся в том, что она делала с ним, и в этой изумительной дезориентации он облизывал губы Мэлс, погружался в ее рот, зарывшись рукой в ее густые волосы на затылке. Больше… ему нужно больше…

Он быстро прижал ее к своей груди и перекатился на нее, забираясь сверху.

– Я хочу войти в тебя, – сказал он напротив ее губ.

Она тут же кивнула.

– Давай я посмотрю, что у меня есть.

Быстро поцеловав его, она встала с кровати и подошла к сумке. Она копалась в ней и бормотала молитвы.

– Слава тебе Господи.

Когда она повернулась, в ее руке лежало два презерватива.

– Для ясности, они принадлежат моей подруге… и я ношу их для нее, когда мы гуляем вместе. Это правда.

И он поверил ей.

Но, хватит с них разговоров.

– Иди сюда, – потребовал он, протягивая руку.

Все развивалось со сверхзвуковой скоростью, когда они позаботились о необходимом; они снова оказались там, где были, ее бедра были раскрыты, он устроился у ее лона.

Пока он целовал ее, играя с мягкими губами, она своими талантливыми руками направила его прямо в свое лоно. Дальше он действовал сам. Мощным рывком его бедра двинулись вперед, и он почувствовал проникновение всем своим нутром, ее влажный жар принял его до упора, сжал его в хватке, от которой он стал еще тверже.

Мэлс в ответ вскрикнула, ногтями впившись в его спину, ее тело взмыло вверх, к его, ее лоно сжималось во время оргазма.

– О, Боже, – простонал он, прижимая ее к своей груди и начав двигаться посреди ее разрядки.

Он собирался быть медленным. На самом деле.

Но когда она скрестила ноги вокруг его бедер и принялась тереться о него, что-то сломалось. Он мгновенно обрушился на нее, его бедра свободно двигались, желание достигло высот, так что он начал буквально вбиваться в нее.

И, Боже благослови ее, Мэлс была с ним, каждую секунду, желая всего, что он мог дать, принимая его, когда он кончил…

Разрядка сокрушила его так же, как и тот взрыв в пустыне… разнесла его в клочья, унося высоко в небеса.

Разница в том, что вместо того, чтобы погрузить его в ад на земле, оргазм вознес его в рай…

***

Чувствуя содрогания члена Матиаса внутри себя, Мэлс прижимала мужчину к себе, впитывая его оргазм, и обретая свой собственный. Обнимая Матиаса, она уткнулась лицом в его шею и плечи, чувствуя его мощь, когда тело, бывшее сломанным, вновь стало целым.

Это было… чудо.

Иного слова не подобрать.

Когда она, наконец, собрала свои мысли, то заметила, что он смотрит на нее, его лицо было серьезным… если не мрачным.

– Я в порядке, – сказала она с улыбкой. – Ты не сделал мне больно.

Он открыл рот, будто собирался сказать что-то, но потом просто нежно поцеловал ее.

Он по-прежнему был возбужден.

Перекатившись, он не разрывал соединения.

– Я не хочу, чтобы это заканчивалось, – сказал он хрипло.

Она тоже не хотела этого.

Они быстро разобрались с деталями, надев на него второй презерватив ее подруги.

В этот раз, Мэлс была ведущей.

И она хотела оседлать его.

Устроившись на его бедрах, она положила руки на его плечи и начала двигаться на нем, его член входил и выходил из ее тела, снова разжигая огонь. Темп нарастал, и они шли синхронно, секс набирал обороты сам по себе.

Они кончили одновременно, его разрядка дошла до нее, ее лоно выжимало его, удовольствие было столь резким и долгим, что приносило некую боль…

А потом, после, как казалось, вечности, все кончилось.

Мэлс упала на него; потом устроилась на боку, так, чтобы они лежали вместе.

– Ты невероятна, – сказал он, заглядывая в ее глаза.

– Ты ошибся с местоимением.

Он пригладил прядку за ее ухом. А потом, нежно, пальцем провел по ее лицу, будто запоминал ее с помощью касания.

– Ты уедешь этим утром, ведь так? – прошептала она, испытывая внезапный ужас.

Он медленно и уверенно кивнул.

Мэлс закрыла глаза и откинулась на подушки. Положив руку под голову, она уставилась на потолок.

Блин… так больно…

– Я люблю тебя, – сказал он хрипло.

Ее голова резко повернулась. Матиас все еще смотрел на нее, его взгляд был спокойным и пронизывающим, мужественное лицо – смертельно серьезным.

В какое-то мгновение умопомрачения ей захотелось ударить его. Он собирался свалить из города, чтобы никогда не возвращаться, и при этом вываливает на нее это?

Да пошел он.

– Я просто хотел, чтобы ты знала.

– Перед твоим отъездом, – пробормотала она.

– Некоторые слова должны быть сказанными.

Она повернулась к нему и обняла себя руками… инстинктивно.

– Если это правда, тогда почему ты уезжаешь?

– Это зависит не от меня.

– Значит, кто-то купит тебе билет и заставит пуститься в бега? – Боже, она говорила как стерва. – О, черт… слушай, я не хочу, чтобы ты уезжал. Но ты знаешь это… так что, мы там, где мы есть.

Он любил ее.

И, когда она смотрела ему в лицо, ее чувства были кристально-ясными.

Протянув руку, она дотронулась до его щеки… и не с целью ударить, дать пощечину.

– Что мне делать без тебя?

И, п.с., как может кто-то, с кем она встретилась совсем недавно, значить так много? Она ведь не подросток в разгаре полового созревания, когда каждый встречный парень может привести к трагедии масштабов Ромео и Джульетты. И тем не менее. Вот она, хочет разрыдаться от того, что у нее совсем не осталось времени с ним.

– Я когда-нибудь услышу о тебе? – спросила она.

Он ответил ей поцелуем, и в этот момент глаза так сильно защипало от слез, что пришлось резко заморгать.

В этот раз секс был медленным и нежным, но не менее опустошающим, чем предыдущая страсть: когда он прикасался к ней, снова вошел в нее, когда они двигались, словно одно целое, она приказала своему мозгу запомнить каждый вздох и стон, каждое движение и шорох.

Этим воспоминаниям придется жить до скончания времен.

Глава 44

Сидя без штанов на пристани, у доков, Джим достал сигареты из кармана куртки трясущимися руками. То же самое было и с зажигалкой. И, поднося огонь к сигарете, он также не блистал координацией.

В это время шум Гудзона, чьи волны плескались в пустых доках, притеснял его, создавал ощущение, будто его окружают решетки.

– На самом деле, она не ключ к этому, – сказала Девина позади него.

Блин, его слух был слишком острым: ее застегивающийся замок криком звучал в его голове, а нога, скользнувшая в туфли на высоких шпильках, вообще не должна быть слышна.

– Та журналистка, – пояснила демон, будто ожидала ответа. – Матиас зашел слишком далеко, ничто его не спасет.

Джим постучал по сигарете, наблюдая, как пепел слетает в воду.

Девина была права в одном: она смогла заставить его чувствовать себя хуже, чем раньше. Он был полностью загажен, изнутри и снаружи… от своего гнева, секса, всей игры.

Спаситель не должен терять надежды… но вот он, растерявший последние остатки оптимизма.

Новомодные каблуки Девины прошли вперед и замерли на периферии его зрения, от ярко-голубых туфель из крокодила или кого-там зажгло глаза.

Он не собирался трахать ее.

Но трахнул. Дважды.

Противостояние было библейских масштабов… оно и видно, гребные шлюпки, ранее аккуратно расставленные, сейчас болтались повсюду, пришли в негодность после того, как он лицом швырнул Девину на них.

Буйки валялись повсюду. Множество спасательных жилетов было разорвано, их наполнитель, словно кровь, отмечал поле боя.

Казалось, что ураган налетел на Гудзон.

Может, это произошло три раза?

Демон села рядом, навязывая свою идеальную маску на лице.

– Джим? Ты здесь?

Он сильно сомневался в этом.

– Мы подходим к концу раунда, – сказала она мягко. – Может, после мы сможем устроить совместный отдых? Отправиться куда-нибудь в жаркое место и сделать его еще жарче?

– Я лучше умру.

Она улыбнулась, на самом деле улыбнулась, будто ее это вполне устраивало.

– Тогда заметано.

Демон выпрямилась, и он последовал взглядом, когда она встала в полный рост. Такая красивая и такая злая.

– Ты хочешь, чтобы я оставила эту журналистку в покое? – спросила она. – Окей. Я оставлю. Потому что я думаю, что раунд уже выигран… просто перестраховывалась с ней. Какова правда об этой женщине? Матиас и его прошлое сами позаботятся о ней… в конце концов, он – один из моих. Матиас – лжец с манией величия, его решения оттолкнут ее, даже если ты попытаешься уболтать его и урезонить моралью… черт, даже если ты выкинешь аргумент о добре, используя ее образ. Ты не очистишь его душу, а его прошлые поступки вернутся, будут преследовать его.

Джим еще раз затянулся.

– Просто помни, что мы можем повторить, – сказала она довольным тоном. – Когда будешь нуждаться в своей тренировке. Ну а сейчас прощай, враг мой.

Девина испарилась, оставляя его наедине с рекой и холодом ночи.

Выкинув окурок в воду, он подумал о защитниках окружающей среды, которые бы взбесились тем, что он засоряет реку.

Он всего лишь достал вторую.

Выкурил.

Потянулся за третьей.

Выкуривая «Мальборо» за «Мальборо», он не знал, как долго просидел с яйцами на ветру, выдыхая кольца дыма и чувствуя к себе отвращение. Но реальность, однако, крылась в том, что произошедшее недавно было в разы хуже ее пыток в Колодце Душ.

Сейчас он отдался добровольно. По крайней мере, в предыдущий раз это было против его воли.

Выглядывая из шлюпочного слипа на реку внизу, он наблюдал, как лунный свет щекотал легкую рябь Гудзона, течение или может ночной ветер приносили воде достаточно беспокойства, чтобы освещению было с чем поиграть.

Так красиво, несмотря на то, что вода была грязная от стоков весеннего дождя. Несмотря на его отвратное настроение. Несмотря на то, что он ненавидел себя и эту игру настолько, что его подмывало бросить все…

Этот свет – чистая благодать воде…

Принимая роль спасителя, он даже представить не мог, что работа будет поедать его живьем. Черт, годами работая в спецподразделении с и на Матиаса, он думал, что повидал худшие свои стороны… и человечества.

Он не представлял, что можно так низко пасть.

Ему нужно одно – верить во что-то.

Что-то существенное, что-то более великое, чем бессмертие его матери… и его собственное.

Поднимаясь на ноги, он чувствовал груз лет, когда потянулся за штанами Матиаса маленькими ему на два размера. В какой-то момент Девина сорвала их с него, и в итоге они оказались под одной из проклятых шлюпок. По крайней мере, они не угодили в реку.

Подхватив сверток, он взял штаны за пояс и хорошенько встряхнул, чтобы привести в носибельное состояние…

Что-то вылетело из заднего кармана. Он понял, что это, сразу же как увидел… даже в темноте он знал.

Он натянул штаны и подошел поднять листок.

Свернутая газетная статья приземлилась в каком-то дюйме от воды, чуть не потерянная.

Он не хотел смотреть на нее. Не желал видеть фотографию, которую запечатлел в памяти. Не хотел оценивать ни слова того текста, который знал наизусть.

Но у его рук были другие соображения на этот счет.

Следующее, что он осознал – то, что смотрит на лицо Сисси, это красивое, умное молодое лицо. Будучи не в состоянии отвести взгляда, он сказал себе, что его так пленила эта фотография потому, что она была символом всего, что он ненавидел в Девине.

Но дело в другом. Не только в этом.

Скользя пальцами по сочетанию черных и белых пикселей, он прикоснулся к изящной золотой цепочке, которую сейчас носил на своей шее, ту, что дала ему мама Сисси… и он вспомнил мгновения, когда он был со своей девочкой, рассказывал ей о псе, пытался дать ей что-то, за что можно держаться, во что можно верить в моменты, когда кажется, что лучше уже никогда не будет…

В мгновение жестокой ясности он осознал, что Девина выигрывала. Несмотря на два-один в его пользу, дерьмо, которое она вытворяла с теми блондинками, цепляло его, помещая горечь и ярость за Сисси на передовую его разума.

Превосходная стратегия.

Эта девочка действительно была его Ахилесовой пятой.

Джим перевел взгляд на реку, на свет. Потом опять на распечатку.

Девина не изменится. Она будет продолжать использовать его слабость; это – как она сказала – ее предназначение.

Значит, меняться нужно ему.

Выругавшись, он свернул вырезку и пошел вдоль слипа. На дальнем краю, выйдя из-под крыши сарая, он замер в лунном свете.

Взяв листок за верх, он начал рвать кусок бумаги надвое, одна рука дергала в сторону, противоположную другой…

Он зашел не далеко, прежде чем остановиться.

– Черт возьми, – пробормотал он. – Сделай это… просто, мать твою, сделай!

Но что-то мешало его нервным окончаниям, приказ мозга был перенаправлен в другое русло.

Пропустив руку сквозь волосы, он хотел отпустить Сисси. На самом деле.

Буквально молился об этом.

Единственное, что до него дошло, – реальный факт, что Сисси не просто страдала в той почивальне демона. Она была во власти Девины… и значит, не была в безопасности.

Его враг способна на все.

Что ему нужно – так это вытащить Сисси оттуда.

Глава 45

Пробуждение Мэлс было резким, темнота, окружавшая ее, привела ее назад в реку и, задыхаясь от воды…

Реальность вернулась в мгновение, когда она увидела напротив полоску света на уровне пола. Гостиничный номер. Матиас…

Повернувшись к нему лицом, она обнаружила его крепко спящим, его грудь под одеялом медленно поднималась и опускалась.

Он лежал на спине, руки сверху покрывала, вдоль тела. Казалось, он был готов вскочить с кровати в любое мгновение.

Либо так, либо он лежал словно в гробу.

Радостная мысль.

Боже, ну и ночка.

Спасибо, что она быстро смоталась в круглосуточный сувенирный магазин, и вечер прошел так же, как и предыдущий с ним, мгновения эротического единения перемежались с таким сном, который бывает только когда вырубаешься от усталости.

Ну, не считая того факта, что в этот раз они зашли намного дальше.

Внезапно, он открыл глаза.

– Ты в порядке?

– Откуда ты знаешь, что я не сплю?

Он повел голым плечом.

– Я почти не сплю.

– Я заметила.

Когда Матиас отвел взгляд и уставился на потолок, он совсем не шевелился, казалось, что он даже не дышал… и только тогда она поняла, что они были вместе в последний раз. Но, будто их аэробные упражнения способны изменить его решение?

«С другой стороны, это – нечто большее, чем просто секс», – подумала она. По крайней мере, с ее стороны…

В повисшей ужасной тишине, она разрешила себе чувствовать утрату, и Матиас, будто бы зная, о чем она думает, нашел ее руку и сжал.

– Я быстро приму душ, – сказал он.

Он наклонился и коротко поцеловал ее, но потом так быстро встал на ноги, что Мэлс отшатнулась.

Говоря про чистый лист. Казалось, будто он вообще никогда не хромал. Особенно пока он шел в темноте к ванной.

Спустя мгновение включился свет, а за ним и душ.

Беглый взгляд на часы подсказал, что было семь утра.

Время ехать домой, принять свой собственный душ и переодеться. Если будет на то удача, ее мама окажется на пилатесе, и они обе избавят себя от ее позорного возвращения домой… не то, чтобы Мэлс жалела об этой ночи. Ее просто совсем не радовало утро.

Но от того, что все закончилось, а не потому, что она жалела, что это вообще произошло.

Поднявшись с теплой постели, она подошла к столу и включила лампу… и вспомнила, что, вот так радость, у нее не было нижнего белья или адекватной одежды.

Боже, казалось, что то падение в реку произошло с кем-то другим… по крайней мере, пока она не почувствовала боль в ребрах и предплечьях после того, как она вытащила себя из Гудзона.

Повернув голову на звук бегущей воды, она подумала, что стоит присоединиться к нему… нет, это будет выглядеть так, будто она пытается подкатить в надежде изменить его решение.

У нее было чувство собственного достоинства.

Но она возьмет его боксеры. Она ни за что на свете не вернется домой в одном плаще и без белья.

Подойдя к сумке, в которой копался Джим Херон, она нашла боксеры и натянула их по ногам до талии. Они были в самый раз… минуточку, там была вторая пара тренировочных штанов, а также несколько футболок.

В итоге она надела штаны и футболку, все было в черном цвете, и, надев туфли и плащ, она чувствовала себе шлюхой намного меньше, чем раньше.

Матиас все еще был в душе.

Ее подмывало сбежать и спасти их обоих от неловкости и, поглядывая в сторону двери, она накинула сумку на плечо. Она всегда может оставить записку.

Нет. Она не будет вести себя как трусиха.

Из ее сумочки донесся приглушенный звук будильника на телефоне.

Запустив туда руку, она покопалась и выловила свой телефон. От знакомого, раздражающего пиканья ее кожа съежилась, но в этом и смысл. Что-то более дружелюбное она не услышала бы во сне.

Выключив телефон, она посмотрела на открытую дверь ванной. Ожидание раздражало ее, и она проверила голосовую почту, чтобы скоротать время. Там оказалось три сообщения…

– Привет, это Дэн из «Авто Колдвелла». Мы посмотрели твою машину и, честно говоря, она разбита почти что в хлам. Авто такого возраста и с такими повреждениями? Мы можем отремонтировать ее, но я не ручаюсь, что она не развалится через неделю. Советую взять страховую выплату и купить что-нибудь поновее. Позвони мне…»

По какой-то причине, узнав, что ее машина погибла, ей захотелось разреветься.

Черт, ей нужно взять себя в руки.

Второе сообщение было из ее парикмахерской, напоминание о записи к Пабло.

Третье было от…

– Привет, это друг Тони. Из отделения полиции. Джейсон. – Интонация парня превратила утверждения в вопросы, будто он сомневался в собственном имени. – Слушай… нам нужно поговорить как можно скорее. Пуля, которую ты нашла. Она подходит… она была выпущена из того же оружия, из которого стреляли в «Мариот»… – Холодок, зародившийся на ее затылке, распространился по всему телу, – … и значит, ты должна приехать к нам и все рассказать. Сейчас десять вечера, и мне нужно поспать немного… завтра с утра первым же делом я должен буду раскрыть это и твою…

В это мгновение шум душа в ванной затих.

Наклонившись в бок, она наблюдала, как Матиас вышел из ванной. Сейчас он казался намного крупнее, и, опустив взгляд, она увидела зажившие шрамы на нижней части тела, ничего, чтобы вызвало стыд. Или хромоту.

Друг Тони продолжал говорить, когда Матиас отвернулся, чтобы достать полотенце, оставленное на бачке унитаза…

Мэлс почти выронила телефон.

Его спину, с вершины плеч и до талии покрывала огромная, черно-белая татуировка старухи с косой, стоявшей посреди поля с надгробными костями… а под тату упорядоченно располагались десятки зарубок.

Точно такую же татуировку ей показал Эрик…

На выход. Быстро.

Мэлс бросилась к двери, но не успела вовремя.

Она только начала бежать, когда Матиас вышел из маленькой душевой, встав прямо на ее пути.

***

Матиас занялся душевой рутиной не потому, что хотел быть чистым, но потому, что должен был прочистить голову. Он не особо стремился к прощаниям… по крайней мере раньше так было от того, что он ни к кому не чувствовал эмоциональную привязанность.

Сейчас причина в том, что было чертовски больно покидать Мэлс.

Что ему сказать? Как позволить ей выйти за эту дверь?

Обернув полотенце вокруг бедер, он вышел из ванной и…

Мэлс резко замерла прямо перед ним, будто резко затормозила посреди бега. Одетая в одежду, которую он достал в сувенирном магазине, она выглядела так, будто за ней гнались.

– Мэлс…

– Отойди от меня! – Она запустила руку в сумочку, и он понял, что у нее есть пистолет, прежде чем она его достала.

Дуло уверенно направили на центр его груди.

Он поднял руки вверх, ладони в ее сторону.

– Что происходит?

– Классная тату… кстати, я только что выяснила, что это ты пристрелил мужчину в этой гостинице. Пуля идентична.

– Какая пуля?

– Которую я нашла возле гаража… когда приехала к тебе в первый раз. Ты помнишь, ведь так? Ну вот, я отдала гильзу человеку, который занимается баллистическим сравнением… и твой пистолет – оружие, которое участвовало в той стрельбе.

Матиас закрыл глаза. Черт, этот патрон, должно быть, выпущен из пистолета Джима, того, который он позаимствовал, которым, да, стрелял в того оперативника в том подвале.

– Это ты украл тело из морга? Похоже на то, судя по аналогичной татуировке, вы как-то связаны… но не напрягай себя деталями. Я все равно не поверю ни одному твоему слову. – Мэлс покачала головой, отвращение было видно не только в ее лице – во всем теле. – Это ложь, все было ложью… ведь так? Амнезия… хромота… эти чертовы шрамы, твой глаз. – Она грязно выругалась. – Господи Иисусе, это были гребаные линзы, да… и какой-то макияж, придающий скверный вид старым шрамам. О, Боже… – Она отпрянула. – Импотенция тоже? Похоже, ты решил, что перепих стоит риска быть раскрытым. Или тебе просто надоело поддерживать образ?

Умирая прямо на ее глазах, Матиас мог лишь скрестить руки на груди, принимая все, что она говорила ему. Он не винил ее за эти выводы: чудеса неспроста считаются невозможными, а заключения, к которым она пришла, хоть и ранили его, тем не менее, казались единственно возможными объяснениями, будь он на ее месте…

Когда Мэлс, наконец, замолчала, он открыл рот; потом захлопнул его, осознав, что не может добавить ничего стоящего. Ему было ненавистно врать ей… значит, она не услышит этого.

Черт, она вполне могла спустить курок. Определенно он чувствовал себя так, будто был смертельно ранен… но, честно говоря, это – его вина, целиком и полностью: хотя прошлое частично оставалось туманным, он знал, что такой итог ждал их обоих.

И в конце, единственное, что он мог сделать, это отойти в сторону и выпустить ее… и, может, это было к лучшему. Она больше никогда и ни за что не станет искать с ним встречи.

В это же мгновение Мэл устремилась к двери, не спуская с него прицела, и, оказавшись в коридоре, она оглянулась.

– Я одного не понимаю. Какое тебе дело? Что у меня есть такое, что нужно тебе? – прошептала она безжизненным голосом.

«Все», – подумал он.

– Значит, все это – всего лишь игра? – выплюнула она. – Ну, не знаю, что ты считал призом… но сейчас я запрещаю тебе приближаться ко мне, ни при каких обстоятельствах. О, и прямо сейчас я позвоню в полицию и расскажу им все, что мне известно о тебе. Хотя, интересно, как много я о тебе знаю?

А потом она ушла, дверь захлопнулась за ней по инерции.

Матиас закрыл глаза и привалился к стене.

Он знал, что оставить ее будет больно… Но чтобы настолько? Когда она считает его манипулятором и обманщиком?

Но с другой стороны, в глубине души он знал, что она права. Он всегда был искусным лжецом.

Интриганом.

Манипулятором…

Его мгновенно охватила головная боль, и, как выяснилось, она была последней… но не потому, что он умер, а потому, что к нему вернулись воспоминания… все до одного прямо на этом гостиничном ковре с коротким ворсом, прямо перед дверью, которой по назначению воспользовалась Мэлс.

От рождения и до смерти, все злые деяния в промежутке, его память накатила с ревом, срывая крышку с того, что было спрятано, все вылезло наружу с шумом столь громким, что было удивительно, как люди на улице не услышали его.

Это как цунами, накрывшее берег, смывшее под чистую последние дни относительной невинности с Мэлс, разрушившее ландшафт, который он сам возвел для нее, обнажая голую землю под чувствами, которые он испытывал к ней.

Это в разы хуже того кошмара об Аде.

Потому что, когда он увидел, кем был, вблизи и в деталях, без теней, укрывавших уродство, он понял, что в какую бы игру его не втянули, она закончится плохо.

Его душа прогнила насквозь.

И он уже знает – что посеешь, то и пожнешь.

Глава 46

Оказавшись дома, Мэлс приняла самый долгий душ в своей жизни: потерев кожу мыльной мочалкой, она стояла под струями, пока горячая вода не закончилась, сменившись ледяной.

Выйдя из душа и обернувшись полотенцем, она подумала, что ей действительно не стоило говорить Матиасу о намерении позвонить в полицию. Конечно, он уже выехал из отеля… хотя, учитывая его вечную паранойю, он наверняка все равно бы так поступил, теперь, когда ложь раскрыта.

По крайней мере, она поступила правильно. Она позвонила детективу Де ла Крузу из такси… ему домой, ни много ни мало. И рассказала ему все, хотя ей казалось, будто своим поведением позорит отца.

По крайней мере, Де ла Круз взялся за дело, прекрасно выполняя свою работу: в номер Матиаса неизбежно нанесут визит… возможно, его уже нанесли…

Проклятье. Ей правда следовало остаться и убедиться, что Матиас встретится с полицией, но уходя, она волновалась о собственной безопасности.

Боже милостивый, она чувствовала себя грязной… совершенно мерзкой, а эмоции пребывали в полнейшем беспорядке.

Ирония, разумеется, заключалась в том, что журналист в ней был уверен – она чувствовала бы себя лучше, если б только знала «почему»: почему она? Почему сейчас?

Чего он добивался на самом деле?

С другой стороны, может, этот подход был таким же умным, как, например, спросить мнение вышедшего из-под управления автобуса о том, какого пешехода ему «хочется» переехать.

В спальне она одевалась дольше обычного и пятнадцать минут потратила на завивку волос – неслыханно.

В последний раз она пользовалась плойкой на свадьбе друга, примерно полтора года назад.

Макияж тоже казался хорошей идеей, и она даже надела туфли.

Собравшись с силами, Мэлс оценила свое отражение в зеркале на двери шкафа.

Дерьмо. Все еще она.

Похоже, она надеялась увидеть в зеркале кого-то другого, кого-то, кто не провел прошлую ночь, трахаясь с незнакомцем, которого знала всего пару дней… и который оказался жестоким преступником.

– О, Боже…

Мэлс с отвращением отвернулась от своего отражения, спустилась по лестнице и приступила к варке кофе. Однако она не дошла до буфета за чашкой. Вместо этого она прилипла к стулу около кухонного стола, несмотря на то, что процесс варки кофе становилось громче, и цикл подходил к концу.

В угнетающей тишине дома ее разум проигрывал все заново. Кино «Матиас» – все с момента аварии около кладбища до ее последующего визита в больницу… с того, как она проследила за ним до гаража, до их пребывания в гостинице… с первой ночи до последней…

Все это время ее терзали сомнения, и поглядите, как все обернулось.

– Такая дура… непроходимая дура…

Опустив голову на руки, Мэлс потерла виски большими пальцами, гадая, сколько времени пройдет, прежде чем она перестанет винить себя за этот сумбур.

Много. Может, целая вечность.

Какой-то ее части просто хотелось повернуть время вспять и вернуться в ту ночь, когда Дик подошел к ее столу и завел свою шарманку. Если бы только она решила пойти домой чуть раньше, скажем, часов в пять, вместе с остальными репортерами, то смогла бы избежать разговора с приставучим боссом… и всего, что последовало за этим.

Если бы только…

Мэлс сидела в жизнерадостной кухне своей матери, а минуты шли, солнце, согревавшее спину, теперь пекло лицо и тело сбоку. И вместе с солнцем продвигались глубокие размышления, самоанализ сместился с Матиаса к другим аспектам ее жизни: карьере, тому, каково было жить в этом доме, и как быстро пролетели последние несколько лет после смерти отца.

Глядя на все, стало ясно, что ей нужна была эта встряска. Мэлс была так энергична, но все же безучастна: жила дома, но не была рядом с матерью, горевала по отцу… и даже не осознавала этого.

Но серьезно. Если ее жизни требовалась перекалибровка, то почему она не сменила прическу, завела собаку, устроила что-то менее радикальное, чем интрижку с катастрофическими последствиями?

У которой, возможно, есть проблемы с законодательством.

Опустив руки, она откинулась на спинку и уставилась на стул, на котором всегда сидела ее мама. Струящийся в окна солнечный свет нагревал дерево, объясняя, почему женщине нравилось то место за столом.

К тому же, оттуда виден каждый угол кухни – на случай, если что-то готовилось на плите.

Нахмурившись, Мэлс поняла, что выбрала стул отца, стоявший слева от стула матери, напротив коридора, ведущего к входной двери.

Будучи ребенком, она всегда сидела напротив отца.

Она пошла по его стопам во стольких смыслах, не так ли.

На самом деле… возможно, что она бросила работу в «Пост»[144] на Манхэттене, дабы вернуться сюда и быть со своей мамой.

Чем больше она думала над этим, тем больше это казалось правдой. Во-первых, свою роль сыграли последние слова отца, его предсмертное беспокойство о жене. А после похорон ее мать была так одинока, потеряна. Как и любая хорошая дочь, Мэлс заполнила пустоту, как, считала она, того хотел бы отец… но жертва сводила ее с ума – из-за нее она злилась на маму, свою работу в «ККЖ», жизнь здесь, в Колдвелле.

Лучшие намерения. Но не такой хороший – или очевидный – исход. Никто не просил ее так поступать. Ни отец, ни мать. И осматривая кухню, столовую, выглядывая через раздвижные стеклянные двери на крыльцо и сад…она видела, что все в порядке.

Однако не потому, что она устроила ремонт: обо всем позаботилась мать.

Качая головой, Мэлс задумалась, как произошла смена pater familias,[145] а она даже не заметила этого. С другой стороны, она действительно задавала себе этот вопрос после дерьма с Матиасом? Очевидно, межличностные отношения – не ее конек…

Вслед за раздавшимся звуком ключей в замочной скважине последовало открытие входной двери, и когда в коридоре включился свет, миниатюрная фигура ее матери была освещена сзади. Закрывая за собой дверь и идя по коридору, она держала в руках коврик для йоги и разговаривала по телефону.

– … о, я знаю, и я действительно верю в лучшее в людях… пока они не обманывают мои ожидания. Поэтому, да, думаю, тебе следует прекратить это и перестать с ней разговаривать. – Ее мама остановилась, чтобы приветственно помахать и положить вещи на столик у холодильника. Затем она нахмурилась, словно почувствовала неладное с Мэлс. – Слушай, Мария, давай, я тебе перезвоню? Ладно, спасибо. До связи.

Она повесила трубку и положила мобильный рядом с брезентовой сумкой с надписью «Go Organic!».

– Мэлс, что не так?

Мэлс откинулась на спинку, и вспомнила, как отец делал точно так же. Стул всегда скрипел под его весом, но с ней он не издал ни звука.

– Могу я задать тебе очень странный вопрос? – сказала она матери. – И, пожалуйста, знай, что я не хочу тебя обидеть.

Ее мама медленно села рядом.

– Конечно.

– Помнишь, когда папа все еще был с нами… как он сидел здесь и оплачивал счета? – Мэлс постучала по деревянной поверхности перед собой. – А перед ним лежала открытая чековая книжка, большая, с тремя чеками на странице? Он сидел здесь и выписывал чеки, клал их в конверты и записывал все в журнал учета.

– О, да, – грустно произнесла ее мама. – Каждый месяц. Как часы.

– Он надевал очки для чтения… они съезжали к кончику носа и чертовски его раздражали. И все это время он щурился, будто пальцы его ног были зажаты в тиски.

– Он ненавидел это дело… но всегда доводил его до конца. Каждый месяц.

Мэлс прокашлялась.

– Как ты… то есть, теперь ты платишь по счетам. Но где? Когда? Я ни разу не видела, чтобы ты выписывала чек.

Ее мама чуть улыбнулась.

– Твой отец хотел все делать вручную. Он не доверял банкам… всегда думала, что ежемесячный ритуал был физическим выражением его недоверия к «Первому национальному банку и Трастовому фонду». Я не такая. Все от платы за машину до счетов за электричество и страховки автоматически снимается со счета. Мои счета связаны онлайн… я проверяю их раз в неделю и таким образом все отслеживаю. Штампы, бумажная работа и визиты на почту не нужны. Так более эффективно.

Мэлс почувствовала, как ее пронзило удивление… но, ладно. Ее мама давно не ребенок.

– А что насчет… ну, работ на лужайке? Обычно папа подстригал газон, кто занимается этим сейчас?

– Сразу после его смерти я спросила соседей о том, как они решают эту проблему. У кого-то за двориком ухаживают мужья или сыновья, но, очевидно, для меня это не было вариантом. Попробовала сама, но это уйма работы, и я решила, что лучше кому-нибудь заплатить. Я обратилась в профессиональную службу, потому что не хочу каждую неделю волноваться о том, займется ли кто-то газоном… к тому же они убираются осенью и весной. Мэлс, тебя что-то беспокоит?

– Да, вообще-то. – Она вновь провела рукой по столу, по тому месту, где отец по-своему решал эти вопросы. – Я… меня беспокоит, что я провела последние несколько лет, пытаясь быть для тебя папой, и у меня не только не получилось… я во многом тебя не поддерживала. А ты смогла хорошо позаботиться о себе.

Повисло долгое молчание.

– Знаешь, я гадала, – пробормотала ее мама, – почему ты осталась. Ты была здесь так несчастна… и очевидно, что ты на меня обижена.

– В этом нет твоей вины…это все я, только я. – Мэлс постучала по столу. – Я просто… он бы хотел, чтобы я присматривала за тобой. Или кто-то еще.

– Так на него похоже. – Она медленно покачала головой. – Он всегда был старомоден, настоящий мужчина с очень традиционными ценностями. Я любила его, поэтому позволила ему любить меня так, как он считал правильным.

– Но тебе это не было нужно, не так ли.

– Мне был нужен он. Я была очень счастлива с ним, – сказала ее мама с грустью в глазах. – Он принадлежал к тому типу мужчин, кто должен все контролировать, и я вышла за него и родила тебя, когда была молода. Но я выросла.

– С этим были… проблемы? – Боже, такой личный разговор.

Наступила долгая тишина.

– Я любила его, он – меня… и в итоге ничто этого не меняло.

– Мне так жаль.

– О чем?

– Что он умер и оставил тебя одну.

– Я не одна. У меня жизнь, полная друзей и любимых дел. И что волновало меня больше всего, так то, что это не происходит с тобой. Настало время тебе заниматься тем, чем хочешь, преуспеть в своем деле, избрать собственный путь. Именно так я поступила с твоим отцом… и была рада, что не колебалась, потому что мы с ним прожили почти тридцать счастливых лет. Ты заслуживаешь того же счастья, кого или что бы ты не любила, или где.

На глаза навернулись слезы.

– Не знаю, почему я поняла это только сейчас. Я журналист… должна была разобраться в основах своей жизни.

– Вещи не всегда так просты и понятны. – Ее мама протянула руку и накрыла ею ладонь Мэлс. – Последние несколько лет были очень тяжелыми. Но я строю свое место в этом мире… и думаю, тебе следует поступить так же.

– Ты, безусловно, права. – Мэлс смахнула слезы со щек и чуть засмеялась. – Знаешь, над чем я работала эти несколько месяцев?

– Расскажи.

– Статья о пропавших людях. Я ничего не узнала… просидев много часов за столом, глядя на статистику, выискивая источники, анализируя и пересматривая все, я приблизилась к сути не больше, чем другие журналисты.

– Может, однажды ты найдешь ответы?

Мэлс встретила взгляд матери.

– Думаю, вместо этого мне стоило посмотреть в зеркало. Это прозвучит странно, но… с тех пор, как он умер, я потерялась в собственной жизни. Не знаю, есть ли в этом смысл?

– Конечно. Вы были как две капли воды… уверена, ты это знаешь, но он очень гордился тобой.

– Забавно… в детстве я всегда гадала, предпочел бы он мне сына.

– О, нет, что ты. Он хотел тебя. Он часто говорил, что ты была для него идеальным ребенком. Ты делала его гордым и счастливым, как никто другой, и это одна из главных вещей, за что я любила его. Связь между отцом и дочерью так важна, я знаю. Я была папенькиной дочкой… и хотела для тебя того же, что у вас с ним и было. Я жалею лишь о том, что вам не было отведено больше времени.

– Боже, мам, я люблю тебя. – Мэлс вскочила со стула и подошла к матери. Упав на колени, она обняла женщину. – Я так сильно тебя люблю.

Почувствовав, что ее обняли в ответ, Мэлс подумала, что изо всех дней, когда она нуждалась в этом, сегодня – самый подходящий.

Находясь в залитой солнечным светом кухне, в объятиях матери, Мэлс и подумать не могла, что поймет, осознает, что отец был не единственным замечательным человеком в семье – и у нее возникло ужасное чувство, что если бы он не умер, этот момент мог никогда не наступить.

Как здесь не задуматься о том, что Господь не закрывает дверь, не открыв при этом окно.

Мэлс отстранилась и вновь вытерла под глазами.

– Что ж. Ну и дела.

– Твой отец так говорил, – улыбнулась ее мама.

– Он был добр к тебе так же, как и ко мне?

– Был таким же прекрасным человеком. Твой отец – один на миллион, и его смерть этого не изменила. Никогда не изменит.

Мэлс встала на ноги.

– Я, эм, недавно сварила кофе. Хочешь?

– Да, пожалуйста.

Развернувшись к кофеварке и конторке, Мэлс подумала, что, по крайней мере, не все потеряно. Как бы она ни сокрушалась о Матиасе, это предоставило ей толику мира.

И заставило задуматься о ее нынешнем положении.

Она, может, и не нашла всех пропавших без вести, но наконец обрела себя в этой жизни.

Глава 47

В центре города, в гостинице «Мариот», Эдриан из первого ряда наблюдал, как уходит журналистка: сидя в коридоре, он смотрел, как женщина вышла из номера Матиаса, ее походка, говорившая «я сваливаю отсюда», явно указывала на то, что она не была счастливым постояльцем.

Ииииии пистолет в ее руке – еще одна неопровержимая улика.

Похоже, Эд пожертвовал своей половой жизнью зря.

Когда она зашла в лифт, Эдриан захотел вскочить на ноги… и впервые в жизни у него не получилось моментально принять вертикальное положение.

Его тело просто отказывалось верно функционировать, боль в коленях замедляла его, отсутствие глубинного восприятия создавало проблемы с равновесием…

– Какого черта с тобой происходит?

Эд обернулся налево. Джим появился во всей своей красе – или, в этом случае, во всем своем занудстве. Парень выглядел так, словно его на заднице протащили через розовые кусты, волосы торчали в разные стороны, одежда помята, мешки под глазами были достаточно большими, чтобы вместить багаж семьи, собравшейся на отдых.

Ангел застыл в тот же миг, как их взгляды встретились.

– Что ты наделал?

Эд позволил парню самому прийти к заключению. Ничего сложного… и надо же, Джим начал догадываться: его голова медленно повернулась к двери в номер Матиаса.

– Он здоров?

– Ты сказал, она – ключ… поэтому я дал ему возможность стать ближе к ней. Так сказать.

Эд потер затылок и приготовился к нотациям или даже ярости. Говоря по правде, у него не было сил для еще одной драмы.

– Ты в порядке? – резко спросил Джим.

– Да, просто мышцы затекли… и недостаток глубинного восприятия можно превозмочь. Я все еще смогу выходить на поле…

– Мне наплевать на сражения. Я хочу знать, в порядке ли ты. Так будет всегда?

Эдриан моргнул.

– Эм, возможно.

– Иисусе… – Парень снова посмотрел на дверь в номер. – Ты действительно сильно нам помог.

Восхищение и уважение в голосе ангела заставило Эда опустить взгляд на свои ботинки.

– Сильно не радуйся… ничего не вышло.

– То есть?

– Она ушла примерно полторы минуты назад… и не за бубликом, копченым лососем и выпуском «Таймс». Что бы ни произошло между ними, это было не совсем душевно-расчудесным.

– Дерьмо. – Джим кашлянул. – Ну, я поговорил с Девиной. Сказал ей отстать от журналистки.

– И как прошло?

Когда другой ангел скрестил на груди руки и сжал губы, Эдриан подумал, «о, черт возьми…»

– Ты снова был с ней, не так ли, – произнес он мрачным голосом.

Джим прокашлялся.

– Я был зол… как и она. Это просто… знаешь, случилось.

– Да уж, отличный способ поспорить. Кто победил?

– Не в соперничестве дело.

В этом Эд не был так уверен.

– Где сейчас эта сука?

– Не знаю.

Парень посмотрел на лифт, словно волновался о женщине Матиаса, и Эд кивнул.

– Иди, проверь Мэлс… я присмотрю за Прекрасным Принцем.

– Я буду недалеко.

– Не торопись. У меня все под контролем. – Вынув из ножен хрустальный кинжал, он поднял его, чтобы прозрачное лезвие поймало свет. – Доверься мне.

Джим колебался.

– Позвони, если понадоблюсь.

– Не понадобишься, но позвоню.

В мгновение ока Херон испарился.

Эдриан прихромал к двери, постучал костяшками и открыл ее. Матиас замер с наполовину натянутыми штанами.

– Я стучал, – сухо сказал Эдриан.

Парень закончил начатое, затянул шнурок на спортивных штанах и натянул свою футболку «Красные крылья Колдвелла».

– Тебе повезло, что я не пристрелил тебя.

Разумеется, пистолет лежал неподалеку, и Эд точно знал, что его перезарядили после шоу в лесу. Но все же сороковка могла причинить ему не больше неудобств, чем простое раздражение.

– Куда-то собрался? – спросил Эд.

Двигаясь быстро, мужчина сел на край кровати и сунул ноги в черные «Найки».

– Ты всегда так хорошо обращаешься с дверьми?

– Я хорош во многом.

Матиас остановился.

– Ты хромаешь… в курсе?

– Подвернул ногу, – пожал плечами Эд.

– Брехня.

– Я сказал все, что собирался.

Матиас выругался, вставая, чтобы взять бумажник и ветровку.

– Ладно, пускай. Но нам нужно уходить… копы в пути. Или скоро будут.

– Почему?

– Прямо сейчас к ним направляется Мэлс… она выяснила, что мы с Джимом были кое-чем заняты в здешнем подвале той ночью. Ко мне вернулась память, кстати.

– Целиком?

– Ага.

Дерьмо.

– Поздравляю.

– На самом деле, не с чем. – Мужчина говорил быстро и кратко. – Слушай, Джим сказал, я окажусь на перепутье?

Эд кивнул.

– Что случилось с твоей девушкой?

– Она узнала, кем я был на самом деле.

– Это нам не поможет.

– Ну, правда помогла ей, и это важнее. Мне вообще не стоило с ней встречаться.

На этой ноте Матиас замолчал, и да, вау, здесь запахло жареным.

– Я знаю, что должен сделать, – сказал он спустя пару секунд. – Это единственный способ… все исправить. Я точнознаю, что делать.

Эд позволил голове запрокинуться от разочарования. Этой ситуации определенно ненужны были новые гениальные идеи.

– Нам надо сматываться отсюда, – сказал Матиас, решительно направляясь к двери. – Но сначала немного проникновения со взломом по пути на выход.

– Разве это не оксюморон?

Когда парень просто вышел в коридор, Эдриан выругался и схватил трость, лежавшую около встроенного в стену телевизора.

Вещица пришлась кстати – вид старичка прибавил скорости. Однако сложно привыкнуть к тому, что тебе нужна трость.

Вообще не в его стиле.

***

Когда Матиас вышел на лестницу через запасной выход и начал спускаться по бетонным ступенькам, его преследовал голос Мэлс.

«Это ложь, все было ложью… ведь так?».

Одно предложение снова и снова, будто повторяющиеся выстрелы ружья… или пулемета… и он уже начинал молиться, чтобы вернулась амнезия.

Самое трагичное заключалось в том, что его чувства к ней были настоящими. То же и с его прошлым физическим состоянием, а также с воспоминаниями о том, где он побывал… и куда вот-вот мог вернуться.

А по поводу его жизненного пути? Проклятье, да, всех обманов и не сосчитать.

И именно об этом он собирался позаботиться.

Расставшись с ней таким образом и полностью вернув себе память, он не может оставить нетронутой паутину лжи и зла, которую так долго плел.

Это – действительно та расплата, которую он заслужил, и Матиас чертовски точно заплатит цену… и поступит правильно. Наконец-то.

Продолжая быстро и тихо спускаться по лестнице, он вдруг осознал, что его напарник по преступлению, так сказать, скорее всего, не успевал за ним. Что было безумно некстати. Обернувшись через плечо, он…

Матиас замер на месте и схватился за перила.

Ублюдок парил в трех дюймах над лестницей, зависнув над ней, словно на нем была обувь с системой антигравитации.

– Что ты такое? – выдохнул Матиас.

Ботинки мужчины тут же оказались прижаты к земле.

– Ничего особенного.

– Чушь собачья.

– Мы разве не бежим от копов? Ты, правда,хочешь обсудить это сейчас?

Парень верно говорил, но на кону было многое. И если б только в департаменте психического здоровья.

– Просто ответь мне на один вопрос. На чьей ты стороне? И пока ты не устроил мне очередной раунд «да забей», я знаю, где был… и говорю не о Ближнем Востоке.

– Я на стороне, считающей себя хорошей.

– Это ни о чем мне не говорит. Даже дьявол верит, что он прав.

– Она ошибается.

– Она, значит. – Когда парень пожал плечами, будто они говорили о спорте… или машинах… или программе «NBC»[146] на четверг. Матиас тихо выругался. – Так ты знаешь дьявола, будучи обычным парнем. Ты перенял на себя все мои травмы, внутренние и не только, не представляя собой что-то особенное.

Сосед снова поднял одно плечо, и выглядел совершенно равнодушным к выносу мозга, который устроил Матиас.

«Это ложь, все было ложью… ведь так?».

– Знаешь, – резко сказал Матиас, – я слышал о дьяволе… что он… что она– великий лжец.

– Это единственное, чему ты можешь верить.

– Значит, в этом мы с ней похожи.

– Да, но времена меняются, так ведь.

– Как Джим Херон в это вписывается?

Эдриан выдохнул, словно был древним.

– Беспокойся о себе, Матиас. Это единственный совет, который я могу тебе дать… просто поступай правильно, даже если это причиняет боль.

Матиас сосредоточился на мутном глазе… который был его собственным всего двенадцать часов назад.

– Говоришь, исходя из собственного опыта?

– Не совсем. А теперь, не должны ли мы бежать от копов?

Вдруг он подумал о ночи с Мэлс. Дерьмо закончилось так плохо, но ночь… и все, связанное с ней… помогло ему обрести душу. Без этого, без нее он бы оставил Колдвелл… и прошлое… позади.

– Спасибо, – пробормотал Матиас. – Я у тебя в долгу.

– Не знаю, что за чушь ты несешь.

Очевидно, он стучал в дверь запертую, снабженную засовом, цепями и решеткой. Ладно. Он знал, каково это – благодарность, порой, вынести тяжелее, чем боль.

По крайней мере, он знал, что делать. Оставалась лишь еще одна вещь…

– Джим такой же, как ты? – требовательно спросил он.

Парень выглядел так, словно ему надоело говорить, он был готов закричать, но сдержался.

– Скажи мне, – рявкнул Матиас. – Я должен быть в чем-то уверен.

Эдриан потер подбородок.

– Можешь поговорить об этом с Джимом… когда все закончится, ладно? Прямо сейчас моя работа состоит в том, чтобы ты остался жив, дабы совершить правильный поступок, когда придет время. Не могу сказать, насколько это важно. Просто поступи правильно хоть раз за свое жалкое существование.

– Заметано, – сказал Матиас, отворачиваясь и продолжая спускаться.

Глава 48

В нескольких кварталах от «Мариота», в отделе новостей «ККЖ», Мэлс сидела на своем музыкальном стуле, качаясь взад и вперед в такт «Янки Дудл».[147] На монитор компьютера был выведен ее почтовый аккаунт, периодическая автопроверка входящих писем пару раз обновила папку. Заставка тоже включалась через равные интервалы, и каждый раз, когда появлялись шарики всех цветов радуги, она протягивала руку, шевелила мышкой, не давая компьютеру перейти в спящий режим.

Единственный звонок, который она сделала, придя сюда, был знакомому Тони в лаборатории криминалистики. Она сказала ему, что позвонила детективу Де ла Крузу и сделала заявление.

Она надеялась, что в любую минуту зазвонит телефон с новостями, но Де ла Круз со своей командой, несомненно, был занят в гостинице, обыскивая пустой номер.

Матиаса давно там нет…

– Псс.

Встряхнувшись, она посмотрела в другой конец прохода. Тони, сидя на своем стуле, наклонился вперед с «Динь Доном» в ладони, предлагая кружок химического шоколадного чуда, словно он был бриллиантом.

– Похоже, тебе это нужно.

– Спасибо. – Мэлс натянула улыбку с мыслью «Какого черта». Может, заряд сахара и консервантов выведет ее из этого ступора. – Сегодня сама не своя.

– Это видно. Ты уже час сидишь здесь, уставившись на монитор.

– Нужно прочитать много писем.

– Тогда почему ты не читала их?

Мэлс открыла упаковку «Хостес» и вонзила зубы в сладость, обертка раскрылась, и крошки посыпались ей на колени. Пока они не растаяли и не соединились на молекулярном уровне с тканью ее брюк, она подняла их и бросила в корзину для бумаг.

Боже, «Динь-Дон» просто божественны на вкус.

Лучше чавкать химией.

– Слушай, Тони… знаю, мы никогда особо не разговаривали о карьере, но для тебя эта газета – эндшпиль[148]? То есть, ты планируешь работать здесь до самой пенсии?

Ее приятель пожал плечами.

– Я об этом не задумываюсь. Просто работаю над своими статьями, докапываюсь до правды… я спокоен за будущее. Если это – все, что у меня есть? Меня устраивает. – Он взял рулетики себе и раскрыл упаковку. – Но я ждал, когда ты уедешь.

– Из Колдвелла? Серьезно?

– Да, – сказал он, откусив батончик. – Ты так и не устроилась. Не завела связей. Не поддерживала их.

Конечно же, он был прав. И, может, поэтому она не достигла всего, чего хотела, за последнюю пару лет. Да, Дик был козлом и почетным членом клуба закоренелых придурков, но возможно, что она пряталась за этим извинением из-за того, что не прилагала достаточно усилий.

– Думаю, я хочу вернуться в Нью-Йорк. – Вообще-то, слово «думаю» нужно вычеркнуть, вдруг поняла она. – Пришло время.

С матерью все в порядке; именно Мэлс нуждалась в четком направлении. И ей казалось, оно будет южным.

– Ты чертовски хороший журналист. – Тони откусил батончик. – И тебя здесь недооценивают… и думаю, Дик это знает.

– Нам с ним так и не удалось поладить.

– То же самое можно сказать о нем и женщинах в принципе. – Тони скомкал обертку и выбросил ее в корзину. – Так что планируешь делать? Есть связи на Манхэттене?

Открыв свой шкафчик, она взяла карточку, которую затолкала туда, когда заняла этот стол. На ней было написано «Питер У. Ньюкасл, редактор отдела»… а сверху – логотип «Нью-Йорк Таймс».

Когда-то она встречала Питера на Манхэттене, и он все еще работал в «Таймс». Мэлс видела его имя в прошлое воскресение.

– Да, думаю, есть, – пробормотала она. – Кстати об уходе, я кое-что хочу тебе передать.

– Ланч, я надеюсь?

– Печально, но нет, – слегка засмеялась она.

Выбравшись из ступора, Мэлс открыла электронный документ, в котором хранились все ее исследования по делам пропавших без вести. Глядя на набранные слова, сделанные таблицы, указанные ссылки, она не могла не думать о том, что занималась всем этим до того, как на ее жизнь обрушился шторм.

Воспоминания о Матиасе появились словно шипы, прорывающиеся через кожу, от боли стало тяжело дышать.

На секунду закрыв глаза, Мэлс сказала себе собраться.

– Отправила по почте, – угрюмо сказала она.

Тони закинул в рот «Твинки»[149] и повернулся к экрану компьютера.

Секунду спустя она услышала, как он бормочет что-то себе под нос, а после развернулся к ней.

– Это… невероятно. Совершенно невероятно… никогда не видел… Как долго ты собирала эти данные? И какова твоя точка зрения? Кто твой… погоди, ты ведь не передаешь мне этот эксклюзив, так ведь?

Мэлс грустно улыбнулась и кивнула.

– Считай это моим прощальным подарком. Ты был щедр со мной с первого дня моей работы. Может, у тебя получится продвинуться дальше. – Она посмотрела на его экран, глядя на проделанную ею работу. – Я застряла, но у меня чувство, что с тобой эти материалы окажутся в хороших руках. Если кто-то и сможет докопаться до правды, скрытой за этими исчезновениями, то это ты.

Когда глаза Тони расширились еще больше, Мэлс поняла, что совершила верный поступок… по отношению к себе, к нему… и, что самое важное, по отношению ко всем пропавшим парням, этим душам, которые каким-то необъяснимым образом исчезли в Колделловской ночи.

Тони найдет ответы. Как-нибудь.

***

Шагая по покрытому ковром коридору цокольного этажа, части гостиницы, предназначенной только для персонала, Матиас держал голову высоко поднятой и небрежно размахивал руками. Проходя мимо открытых дверей, он читал небольшие дощечки, расположенные рядом друг с другом, и смотрел на представителей администрации, отдела кадров и бухгалтеров, все они усердно работали, говорили по телефону, набирали текст на компьютерах.

Заняты, заняты. Идеально, если нужно внедриться туда, где тебе не место. Главное – идти с целью, словно тебя ждет встреча, устанавливать зрительный контакт обыденно, скучающе. Такое сочетание было даже важнее костюма с галстуком: не хочется давать рабочим пчелкам повода или возможности поднять задницу и встать у тебя на пути.

Слава Богу, Эдриан согласился подождать в фойе. Кто-то вроде него с этими пирсингами в данной ситуации сразу будет бросаться в глаза.

Идя дальше, он знал, что рано или поздно найдет то, что ищет: свободный компьютер, подсоединенный к большой базе данных Матиаса. И надо же, «бинго» нашлось через три двери в форме пустого кабинета с полной установкой на столе: маленькая дощечка с указанием, кому он принадлежал, была вынута из держателя, на столе не было личных вещей, в углу не висело пальто… окон тоже не было. Решение оказалось даже лучше того, что он ожидал.

Скользнув внутрь и закрыв дверь, он подумал, что сейчас неплохо было бы иметь доступ к ресурсам спецподразделения… ничто не поможет замять все расспросы так, как бейдж с фотографией и должностью в сфере ИТ. Но прямо сейчас в его распоряжении находился заряженный пистолет с глушителем.

Сидя на мягком кожаном офисном стуле, он отчасти прекрасно осознавал, что незаменимых нет, что если кто-нибудь войдет сюда, пока он занят, Матиас застрелит их и затащит тело под стол.

Но, боже, он молился, чтобы до этого не дошло, и причин было несколько.

Наклонившись, Матиас включил процессор и не дал запуститься начальной загрузке прежде, чем на экране появилось неизбежное окно с требованием ввести пароль. Оказавшись внутри, избежав радара системы, он взял контроль, засекретил IP-адреса и вышел во Всемирную паутину.

Компьютерная система спецподразделения была монолитом, установленным лучшими экспертами, которых он смог нанять, будь то выпускники MIT[150], самонадеянные пятнадцатилетние задроты или хакеры из разных стран… и каждому из этих больших мозгов заткнули рот хорошим вознаграждением… или холодными объятиями земли.

В конце концов, строители твоего замка знали секретные выходы… и он очень не хотел, чтобы кто-либо в организации был в курсе потайных троп в сети, которыми он сейчас пошел.

В итоге кто-то наверняка узнает, что он вошел и вышел из сети, используя призрачный профиль администратора, но это займет недели, месяцы… может, не случится вообще…

Он внутри.

Быстрый взгляд на часы в углу экрана подсказал, что у него есть не больше шестидесяти секунд, пока он не подвергнется риску быть опознанным в качестве постороннего пользователя.

Ему нужно меньше тридцати.

Сунув руку в карман, Матиас вытащил флэшку «SanDisk», которую купил по пути из сувенирного магазина. Воткнув ее в USB-порт впереди, он запустил скачивание данных, гигантских по значению, но относительно небольших, если измерять в байтах.

В конце концов, оперативников не так много, и их задания коротки и по существу.

И кстати о внутренней информации… файлы были ключевым моментом его защитной стратегии ухода: он установил обширную кэш-память, а также функцию автоматического ее обновления, как только заработала компьютерная система спецподразделения. Это было так же важно, как и оружие с наличностью, которые он спрятал в Нью-Йорке. И Лондоне. И Танжере. И Дубаи. И Мельбурне.

В его деле император оставался на троне лишь до тех пор, пока мог удерживать свою власть… и нельзя знать наверняка, когда основание начнет разрушаться.

На самом деле, возвращение памяти рассказало ему все о том, как он оберегал свое влияние, накапливал его, растил, выживал и все контролировал… пока не начал источать зловоние своих дел; пока его душа… или то малое от нее, что у него было… не увяла и не умерла; пока он не стал настолько бесчувственным, что практически превратился в неодушевленный объект; пока не осознал, что смерть – единственный выход, и лучше, чтобы он выбрал время и место.

Например, в пустыне, на глазах у свидетелей… с бомбой, которой он доверил сделать работу.

Похоже, он контролировал далеко не все, потому что Джим Херон не оставил его лежать там, поэтому он не умер согласно графику.

С другой стороны, не вмешайся Херон, он бы в итоге не встретил Мэлс.

И не стал бы использовать эту информацию так, как собирался.

Это казалось даже лучшим исходом.

За исключением потери Мэлс.

Как раз перед тем, как выйти из системы, его одолело неимоверное любопытство. Быстрым маневром он вышел из своего теневого аккаунта и небольшого секретного шкафчика с информацией… и зашел под настоящим аккаунтом, установленным им для одного из администраторов примерно шесть месяцев назад.

Все еще активен. И пароль не сменился… глупо.

Зайдя в базу персональных данных, он ввел имя и запустил поиск.

В середине серого экрана медленно повернулись крошечные песочные часы, и этот невесомый поворот, казалось, занял вечность. На самом же деле, на это ушло меньше пары секунд. Рядом с профилем Джима Херона появились данные, и Матиас быстро просмотрел аккуратные записи.

Матиаса не волновало, что его активность отследят… что непременно сделают. Оперативники появятся у этого самого компьютера очень скоро.

Естественно, они поймут, что это он, и не будут удивлены.

Следующим он просмотрел собственный профиль, и затем вернулся к делу Херона прежде, чем выйти из системы. Он был не совсем уверен, что не так, но что-то прицепилось к нему, то, что не увязывалось. Однако выяснять это не было времени… по крайней мере, не в этом кабинете.

Матиас выхватил флэшку и сжал ее в кулаке. Выключив компьютер, он приоткрыл дверь, посмотрел налево и направо и вышел в коридор. Уходя, Матиас…

– Я могу вам помочь? – требовательно спросил женский голос.

Он остановился и развернулся.

– Я ищу отдел кадров. Я туда зашел?

Женщина была невысокой и коренастой, стояла, опершись на края посудомоечной машины или шкафчик с картотекой. Она была одета в строгий серый костюм, а волосы подстрижены до линии подбородка, словно ей казалось, будто она постоянно должна доказывать свою деловую хватку.

– Я возглавляю отдел кадров, – сказала она, прищурившись. – К кому именно вы пришли?

– Я по поводу вакансии официанта в ресторане. Отдел регистрации послал меня сюда.

– Да бога ж ради. – Мисс Вице-президент выглядела так, словно сейчас закипит от негодования. – Снова? Я же говорила им не посылать вас сюда.

– Да, знаю… мне разве не нужно встретиться с руководителем службы приема или…

– Идите по этому коридору до фойе. Затем мимо ресторана… пока не окажетесь у запасного выхода. Там есть дверь с надписью «Офис»… спросите Бобби.

Матиас улыбнулся.

– Спасибо.

Она развернулась и зашагала в противоположном направлении, и, судя по бормотанию, уже жаловалась кому-то по телефону.

«Повеселись», – подумал он, уходя.

Глава 49

– Ты в порядке, здоровяк? – спросил Джим, неся Пса вверх по лестнице к квартире над гаражом.

Паренек охранял место всю ночь, поддерживая порядок, его глаза были такими же яростными, какой не была его шерсть.

Наверху, в студии, Джим опустил животное на пол и пошел на кухню.

– Утром только сухой корм, приятель. Прости. Но я принесу тебе сэндвич с индейкой, лады?

Пес одобрительно запыхтел, и Джим подумал, что покупные сэндвичи – не лучшая диета, но жизнь слишком коротка, чтобы не наслаждаться чем-то настолько простым, как любимая еда. А Пес любил сэндвичи.

Включив воду в раковине, он сполоснул маленькую красную миску и вновь наполнил ее. Поставив чашку на пол рядом с миской и половиной «Еканубы»,[151] Джим отошел и позволил Псу все обнюхать, попробовать и заняться своим завтраком.

Пока тот ел, Джим подошел к двери и вытащил сигареты. Закурив на площадке, он выдохнул, взявшись одной рукой за перила.

Журналистка была на работе; он проведал ее, как только покинул «Мариот». А учитывая, что нигде не было следов Девины, и отслеживающее заклинание действовало и на Матиасе, и на его женщине, Джим решил вернуться сюда и убедиться, что все хорошо.

Теперь он не был уверен, что делать… лишь слушать, как хрустит Пес.

Где-то далеко, на другом конце поляны, на ровной скорости по дороге ехал грузовик. Уже ближе, на сосновых лапках друг на друга каркали вороны. Позади Пес продолжал работать челюстью.

Все было настолько спокойно, что он был готов выпрыгнуть из кожи.

На второй сигарете Джим понял, что ждал появления Найджела. Британский дэнди, похоже, всегда показывался в критические моменты, а сейчас как раз был такой: Джим поверить не мог в то, что сделал Эдриан. Самопожертвование, ответственное задание, возмужание. На каком-то уровне это было непостижимо.

Эдди бы очень гордился парнем.

Но что им делать сейчас? Джим все еще не знал, где перепутье, и Девина, несомненно, к чему-то готовилась.

– Найджел… приятель, – пробормотал он на выдохе. – Где ты?

Вместо королевского визита он располагал лишь пеплом, который нужно стряхнуть с кончика «Мальборо», и Джим начал задумываться, не было ли эффекта обоюдоострого меча в том, что Создатель поставил Девину на: похоже, архангелы в этом раунде тоже отсиживались.

Справедливо…

Только он повернулся, как в поле зрения попала другая машина, ехавшая на противоположной стороне поляны. Та ехала быстро… и у нее была компания, точно такой же автомобиль.

Копы.

И надо же, они поворачивали налево и гнали по тропинке.

– Пес, у нас гости, – пробормотал он, туша окурок в пепельнице на поручне. – Иди сюда, дружище. Давай вместе исчезнем и посмотрим шоу.

Когда он нырнул внутрь, пара патрульных машин резко остановилась у двойных дверей, от того, что колеса затормозили по мелкому гравию, поднялась пыль.

Естественно, у него зазвонил телефон, когда копы выходили из машин. С животным подмышкой, он тихо ответил на звонок, наблюдая за происходящим через занавески.

– Эд, я занят.

– Ты где?

– В гараже. Только что показалась полиция…обрадуй меня и скажи, что вы избавились от тела?

– Мы отправили его на дно реки вместе с машиной, на которой он приехал. Они ни черта не найдут.

– Тогда почему копы сейчас здесь?

– Я не знаю… подожди. – Слышался приглушенный разговор. – Матиас со мной. Он говорит, это из-за пули, которую Мэлс подобрала, когда была у гаража… ее проанализировали, и, разумеется, она совпала с гильзой из подвала «Мариота». Дальнейшие умозаключения сделай сам.

– Блеск.

– Кстати, – голос Эдриана тоже опустился до шепота, – твой бывший босс шарит в компьютерах.

– Что он задумал?

– Думаю, он предаст гласности все операции спецподразделения.

– Он сделает что? – Джим едва не забыл говорить тихо. – Откуда ты знаешь?

– Мы вместе ушли из номера отеля, и по пути он сделал заход на территорию «Тошиба»[152]. У него есть флэшка с кучей информации… я стоял прямо позади него, когда он ее скачивал.

Что он собирался….

Журналистка, подумал Джим. Он отдаст флэшку ей, чтобы она сделала свою работу.

Боже, говоря о кардинальных переменах. Матиас посвятил жизнь тому, чтобы скрывать деятельность спецподразделения. Он убивал ради этого, пытал людей, сдавал друзей и союзников. Он согнул в бараний рог Белый Дом[153] и держал в страхе лидеров мировых держав; использовал деньги и секс; лицемерил и обманывал, и хоронил живых и мертвых.

И теперь он собирался раскрыть все это?

– Мы это сделали, – выдохнул Джим. – Вот оно, перепутье.

– Похоже на то, – голос Эда вновь стал нормальным. – В любом случае, он волнуется за тебя… не хочет, чтобы тебя загребли, и сказал мне позвонить.

Еще одна неожиданность.

– Поблагодари его от меня, я позабочусь обо всем здесь. Куда он направляется?

– Не говорит, и он хочет уединения.

– Ну, предоставь его, но оставайся поблизости.

– Само собой, босс.

Джим нажал на «завершить» и потер лицо. Похоже, он выиграл раунд… потому что перепутьем могло быть что угодно, требующее выбора или решения, раскрывавшего качество души на кону.

И тот мужчина оставлял свое место в злодействе… не просто передавая его кому-то другому, а уничтожая его к чертям.

Джим отколол бы что-нибудь у линии ворот… но не хотел расстраивать гостей: копы внизу все обшаривали, осматривали закрытые двери, за которыми стояли «F-150», «Эксплорер» и «Харлеи». Затем они поднялись по лестнице, и пока те приближались, он испытал благодарность за то, что Пес сидел смирно.

Тук. Тук.

– Полиция Колдвелла, – раздался крик. – Есть кто?

Тук. Тук.

– Полиция Колдвелла.

Один из двух полицейских сложил ладони и прислонился к стеклу, заглядывая внутрь.

Джим поднял свою невидимую ладонь и слегка помахал парню, просто чтобы проявить дружелюбие… но на самом деле ему хотелось показать им средний палец. Этот визит, скорее всего, означал, что ему с парнями нужно сматывать удочки… тишина и покой будут невозможны после этого, особенно когда вслед за полицией нагрянет арендатор.

Но на данный момент у него другие проблемы.

Особенно когда полиция решила плюнуть на гражданские права и взломала замок.

***

– Мэлс Кармайкл. – Мэлс нахмурилась. – Алло?

Когда ответа не последовало, она повесила трубку и посмотрела на часы. Где-то час. Схватив пальто, она встала на ноги и помахала Тони.

Уходя через переднюю дверь отдела новостей, она гадала, стоило ли оторвать приятеля от телефона и взять его с собой. Покинув офис в прошлый раз, она чуть не умерла.

С другой стороны, сейчас она не собиралась встречаться с Монти где-то возле реки. И сколько людей собирается в городском «Барнс&Ноубл»?[154]

Переступая через порог, она оценила трафик и температуру и решила пройтись пешком, а не ловить такси: Монти хотел встретиться в том же торговом центре, в котором она встречалась с Мистером Баллистикой днем ранее, и он всего в пяти кварталах отсюда… кроме того, прогулка может помочь развеять голову.

Нет.

Всю дорогу она оглядывалась через плечо, думая, не следят ли за ней.

Из плюсов – ничто не заставляет собрать все силы после полудня так, как хороший приступ паранойи. Он даже лучше кружки эспрессо, и, к тому же, бесплатен.

На рынке кипела работа, люди купались в апрельском солнечном свете, толкаясь между магазинчиками и сетью ресторанов, где за пятнадцать баксов можно съесть как огромную тарелку еды, так и простой десерт. Книжный магазин находился в дальнем конце, и, зайдя внутрь, она обыденно прошла между полок.

Один довод «за» то, чтобы уехать из Колдвелла, – ей никогда не придется иметь дело с Монти, его тупостью и псевдошпионажем.

Как было оговорено, Мэлс пошла в заднюю часть магазина, прошла секцию с журналами, поднялась по трем ступенькам в отдел с романами и фантастикой, а затем направилась дальше, в секцию, посвященную военной тематике.

Естественно. Потому что, делая вид, что делишься информацией, касающейся национальной безопасности, идти в отдел Здоровья и Красоты не захочется: фон, состоящий из изображений оружия и войн, гораздо мужественнее. Ага.

– Ты здесь, – раздался приглушенный голос.

Повернувшись к Монти, Мэлс собралась с духом… но это на самом деле оказался он. Тот же высокий лоб, те же поджатые тонкие губы, верная пара солнцезащитных очков, которые он не стал снимать… ведь нося нечто подобное в помещении, становишься гораздо незаметнее. Еще один прекрасный план.

Боже, ее «Рей-Бэны»… Матиас оставил их себе, не так ли?

– Так что у тебя для меня есть? – резко сказала она, заставляя себя включиться в разговор.

Было так сложно сосредоточиться. Ссора с Матиасом хорошо ее встряхнула, все, что произошло до нее, казалось древней историей. Но те две женщины все еще были мертвы, а она твердо решила закончить историю перед отъездом из города.

Монти взял книгу об авиации времен Второй мировой войны и лениво пролистал ее.

– Помнишь жертву, которую нашли на ступенях библиотеки? Мои фотографии сходны с тем, что было на ее животе.

– На нем тоже было что-то вырезано?

– Ага.

– Что ж, это интересно. – И очень подозрительно. – Но они не совпадают с телом первой жертвы… в этом и проблема.

– Не кажется любопытным, а? Две мертвые женщины с идентичными надписями на коже, на том же участке живота… и убиты они одним и тем же способом.

– Уверен, что хочешь, чтобы я начала делать из этого выводы?

– В смысле?

– Ну, по крайней мере, одно заключение немного напрягает. Может, ты и есть убийца.

Он повернул голову так быстро, что очки зашатались у него на носу.

– Ты что несешь?

– Давай взглянем на все с самого начала. Истинная «первая» жертва – та, с рунами, которую нашли в карьере. Она блондинка, молода, и ей перерезали горло. Жертва номер два – проститутка, она красит волосы, выпрямляет их, а затем ей перерезают горло. Третья? Цвет. Выпрямление. Убита так же. И вот он ты, посреди всей заварухи, показываешься с фотографиями второй жертвы, на которых есть отметины, сделанные на животе – прямо как на первой и третьей жертвах. Дальше, эта вторая мертвая девушка – проститутка… идеальна для начала, если хочешь стать подражателем в реальной жизни. Снимаешь ее, убиваешь, вот только тебе помешали, и ты не успел сделать отметины на нужном месте. Ты делаешь фотографии, редактируешь в фотошопе и показываешь мне, поскольку тебе надо, чтобы кто-то увидел твою работу… кто-то кроме самого тебя.

Монти захлопнул книгу и снял очки. Его взгляд был чертовски серьезен.

– Все было совсем не так.

– Тогда как ты объяснишь то, что передал мне?

– Кто-то поработал над ней. Я тебе говорю.

– Без обид, но это бред. Шрамы не могут просто взять и исчезнуть с кожи.

Как только Мэлс произнесла эти слова, она подумала о Матиасе… а затем напомнила себе, что магии не существует. А вот косметика – хоть отбавляй. Она замазала ей собственные синяки. Как и он.

Монти наклонился вперед.

– Я больше не дам тебе никакой информации. У меня было кое-что, что тебе захотелось бы узнать, но можешь катиться ко всем чертям… и попрощайся с работой. Я могу сделать так, что с тобой никто кроме как о погоде разговаривать не станет.

Мэлс закрыла глаза и прикусила язык.

По правде говоря, на самом деле она не думала, что Монти кого-то убил. Самовлюбленные люди не обязательно должны быть убийцами… и она выдала этот монолог, потому что устала от того, что ей морочат голову.

– Прости, – сказала она через несколько секунд. – Ты прав… – Ублажаем эго, ублажаем эго, извиняемся… строим глазки. – Не хотела перегнуть палку и обидеть тебя.

– Тебе надо научиться, как это делается, – проворчал Монти.

– Очевидно. – Научи же меня, большой парень… как отвратно. – Так… что еще у тебя для меня есть?

Он ответил не сразу, и ей пришлось приложить еще немного усилий, чтобы сгладить обиду. Однако, в конце концов, он сдался.

– Кто-то принес гильзу, которая совпадает с той, что нашли в подвале «Мариота».

– Серьезно? – спросила Мэлс, подняв брови.

– Ага. Источник конфиденциален, это понятно… но криминалисты установили, что она действительно от пистолета, использованного в том убийстве. И вот что странно. Знаешь, кто владел этим оружием? Мертвый парень по имени Джим Херон.

Ладно, она немогла поверить, что он делится с ней ее собственной треклятой историей.

Монти наклонился ближе.

– Вопрос в том, как из пистолета мертвого парня кого-то пристрелили в отеле, спустя добрую неделю или больше с тех пор, как тот умер?

– Кто-то присвоил оружие себе, – решительно сказала она. – И воспользовался им.

Монти пожал плечами.

– На последний известный адрес Херона послали копов, чтобы узнать побольше. И мне не нужно тебе говорить, что любая ниточка, ведущая к исчезнувшему телу из «Мариота», важна.

– Верно… – Черт, по крайней мере, она знала, что сдвинула дело с мертвой точки. И ей пришлось сдать Джима Херона во время разговора с Де ла Крузом: несмотря на то, что парень спас ей жизнь… дважды… преступник все равно оставался преступником, а препятствие правосудию – не только уголовное преступление, но и нарушение норм морали, с ее точки зрения.

– Может, я дам тебе знать, что из этого выйдет, – сказал Монти. – В зависимости.

– От чего?

– Буду ли я все еще зол на тебя.

Когда он, не спеша, ушел, Мэлс выругалась и захотела врезать по стопке книг рядом с собой. Отличная манера общения со своим источником – обвинить его в убийстве.

Заметка для себя… высказывать оскорбления послетого, как получишь информацию.

Хотя, если подумать, что он ей дал?

Упершись локтем о трехтомник курсов полета НАТО, она наклонилась вперед и выругалась…

– Не оборачивайся.

Глава 50

Стоя позади Мэлс, Матиас знал, что ему стоит говорить побыстрее. Она не захочет дышать с ним одним воздухом и спокойно сможет уйти… или что еще хуже.

– Знаю, ты не хочешь меня видеть…

– Или говорить с тобой, – выдавила она сквозь зубы.

– Но у меня есть кое-что для тебя…

– Не нужно. – Более того, судя по ее напряженным плечам, она наверняка подумывает о том, чтобы ударить его. – Мне ничегоот тебя не нужно.

Наклонившись, Матиас положил флэшку на полку на уровне ее глаз и подтолкнул в поле ее бокового зрения.

Держа кончик пальца на черной пуле, он сказал:

– Ты веришь, что я стрелял в человека. Так поверь в содержимое этого. – Он постучал по пластиковой оболочке. – Здесь вся история.

– Автобиография лжи? Фантастику я не читаю.

– Это не фантастика, – сказал Матиас, снова постучав по карте. – Здесь вся правда… все, что я сделал, все, что я скрыл.

Ее голова медленно повернулась к книжным полкам, и он буквально упивался ее профилем: при виде нее чувства пронзили его до самой кости, ему хотелось прикоснуться к ней, прижать к себе, уткнуться лицом в ее волосы и вдыхать ее запах.

Вместо этого Матиас ближе пододвинул флэшку.

– Все здесь. И я даю это тебе.

– Почему.

– Потому что, прочитав все это, подтвердив информацию – и я знаю, ты проверишь ее – тебе придется поверить тому, что я сейчас тебе говорю. Когда дело касалось тебя, нас с тобой, я всегда говорил правду… это были настоящие, единственные настоящие чувства, которые я испытывал. Я уезжаю и должен был сказать тебе это перед отъездом…

– Будь ты проклят, мне не нужно твое признание, и я никогдане поверю ни единому твоему слову…

– Возьми. Открой. В папках легко разобраться. – Он сделал шаг назад. – Одно предостережение… не просматривай файлы на компьютере с доступом в Интернет. Воспользуйся ноутбуком… не подсоединенным к Сети. Так безопаснее.

Мэлс замотала головой:

– Ты с ума сошел, если думаешь, что я…

– Ты хочешь сенсацию всей жизни? Ты ее получила. – Матиас прокашлялся. – Однако не забывай, что информация в этих файлах очень скандальна, поэтому осторожно выбирай, с кем ты ей поделишься.

– Я не собираюсь ее просматривать.

– Просмотришь. Тебе придется. Ради всеобщего блага, просто открой те файлы.

Матиас поднял руку и задержал ее над волосами Мэлс, распущенными и слегка кудрявыми. Опуская ладонь, словно поглаживая шелковистые локоны, Матиас затем убрал руку… и исчез в глубине магазина.

Спецподразделение не станет искать Мэлс: это он встроил в организацию протокол самоуничтожения. Если когда-нибудь информация попадет в прессу, все разбегутся, будут все отрицать и растворятся в населении любой страны, в которой захотят обосноваться.

В конце концов, не стоит ждать, что убийцы, чьи преступления всплыли наружу, во всем признаются и примут наказание как послушные детки. Если они сплотятся, займут твердую позицию или – и это самое главное – отплатят за изобличение, то рискнут провести в тюрьме всю жизнь или же быть казненными за тяжкие преступления против человечества.

Кроме того, если они вздумают взбеситься из-за отнятого образа жизни, то выберут в качестве цели доносчика, а не репортера.

Нутро подсказывало Матиасу, что все будет хорошо… и он никогда не ошибался, когда был так уверен. Никогда.

Он не вышел из магазина.

Вспоминая годы тренировок и опыта, он постарался выглядеть как еще один сопляк с натянутой на нос бейсбольной кепкой, в капюшоне и книгой перед лицом.

На самом деле, он был профессиональным убийцей, не оставлявшим отпечатков ног, следов, доказательств того, что вообще когда-либо был в магазине.

Он не отрывал взгляда от Мэлс.

Особенно когда она зажала в руке тот «СанДиск».

***

Стоя в отделе военной литературы, Мэлс схватила флэшку, твердая пластмассовая оболочка врезалась в ладонь. Она ненавидела звук его голоса, и более того, она совершенно презирала то, как ее тело узнало Матиаса, хотя разум был полон различных эпитетов.

– Да пошел ты, Матиас. Можешь забрать ее и…

Она развернулась, даже намереваясь бросить устройство ему в лицо.

Его не было.

Попрыгав возле полок, возвышавшихся до самого потолка, она посмотрела вдоль прохода перед собой… на стопки справа и слева… на людей, блуждающих по магазину.