Возлюбленная Пилата

XI ЧИСТОТА НАМЕРЕНИЙ

Комната была обшарпанная и душная. В одном углу лежало несколько мешков, набитых соломой, а поверх них кожаное покрывало. Это была постель. На шатающемся столике рядом с двумя крохотными масляными лампами стояли кувшин и тазик. Глаука наполнила кувшин водой из колодца и принесла его наверх. Оконный проем, у которого находилась убогая постель, был почти наглухо закрыт кожаной занавеской.

Клеопатра налила в тазик воды, разделась и помылась. Мытье показалось ей таким же убогим, как и постель, комната и вся гостиница. Потом она мысленно добавила: «И вся страна». Песок и камни, песок и жара, песок и горы, песок и верблюды, горячие камни, песок в пище… и плохое общество. По сравнению с обществом верблюды казались обходительными, а камни плодородными.

Женщина погасила одну из ламп. Обнаженная, она подошла к оконному проему, подняла кожаный занавес, выглянула в ночь и стала обсыхать, наслаждаясь прохладным воздухом. Вдалеке она увидела несколько огней и очертания крепости на фоне звездного неба. Загон, в котором находились животные и грузы, был с другой стороны здания. Клеопатра пыталась убедить себя, что должна быть довольна представившейся возможностью хоть немного расслабиться и отдохнуть, пусть даже в таких условиях. Но все было бесполезно.

Она старалась думать об Александрии, Мемфисе, о просторных прохладных помещениях и роскошных банях. О мраморных стенах. И быть может, о последних она вспоминала слишком настойчиво, потому что ее мысли соскальзывали, как с мраморной поверхности, к тем событиям, о которых она не хотела думать. Притеснения, ложь и поражения. С огромным трудом она оторвалась от прошлого, стараясь переключиться на светлые мечты о будущем. Но настоящее мешало ей. Гостиница, песок, верблюды, усталость. И стук в дверь, скорее похожий на царапанье кончиками пальцев. Она подумала, что это Арсиноя хочет ей о чем-то сообщить, или Глаука, или Таис. Она подошла к двери и сняла запор с бронзового крючка.

Вошел Руфус.

— Отличный прием, — сказал он, окинув ее взглядом. Потом ухмыльнулся и запер дверь.

Клеопатра подошла к столу, взяла накидку и завернулась в нее.

— Что тебе нужно?

— Жаль, что ты так быстро лишила меня возможности лицезреть твои прелести. Хотя при тусклом свете этой лампы их трудно рассмотреть. Но мы можем поменяться. Мои скромные прелести в обмен на твои плохо различимые при таком освещении. — Он подошел к столу и начал раздеваться.

Клеопатра села на кожаное покрывало постели. Она прислонилась к стене под окном и нащупала одну из своих дорожных сумок.

— Что тебе нужно? — повторила она. — Что это все значит?

— Вместо того чтобы мыться внизу в корыте, я хочу помыться здесь, у тебя. И для тебя.

— Ты мог бы спросить, хочу ли я этого.

Руфус рассмеялся.

— Я должен тебе кое-что напомнить. И тогда мой вопрос по поводу твоих желаний покажется излишним. Поэтому с моей стороны было бы глупо вообще задавать его.

Он быстро разделся, облил водой лицо и верхнюю часть туловища. Не стесняясь, помыл свое мужское достоинство.

— Твоя чистоплотность была бы похвальной, если бы ты проявил ее где-нибудь в другом месте.

— Приводить себя в порядок рядом с прекрасной женщиной доставляет больше радости, чем в присутствии грубых мужчин. — Он взял полотенце. — Я помню обещания, которые ты давала мне, когда мы были в Адене, смею тебя заверить.

Клеопатра тихо вздохнула.

— О чем ты говоришь?

— Я имею в виду обещания, данные кончиком твоего языка на моей ладони, и о том, что их можно было бы перенести на другие части тела.

— Взаимные услуги или плата за то, что еще не сделано.

Руфус приблизился к постели. Со смешанным чувством неловкости и сладострастия она рассматривала поднимающийся член перед своим лицом. Руфус был, конечно, видный мужчина, а от ее последнего любовника ее отделяли месяцы и моря. Но она устала. Кроме того, если бы ей пришлось выбирать среди мужчин каравана, то Руфус был бы далеко не первым.

— Ты говорила о возможностях долгого путешествия. Не я. А так как мы должны поговорить о продолжении путешествия, то нам бы следовало насладиться этими возможностями.

— Что значит — насчет продолжения путешествия?

Руфус протянул руку и хотел положить ее на голову Клеопатры. Она уклонилась и отодвинулась дальше в угол.

— Все идет слишком медленно, — протянул Руфус. — И у нас с тобой, и наше путешествие.

— Как ты хочешь его ускорить?

— Можно было бы отделиться от каравана и с меньшим количеством верблюдов и грузов быстрее идти дальше.

— Ты, твои люди, мои спутницы, я. И кто еще?

Руфус уперся руками в бедра и склонил голову набок.

— А зачем кто-то еще?

— После того что произошло сегодня ночью, я поручила Арсиное немного позаботиться о Деметрии. Постараться улучшить его настроение. Разузнать, как ему нравится путешествие, чем он не совсем доволен, есть ли у него дополнительные сведения, касающиеся убитых.

Руфус улыбнулся.

— Не беспокойся, она сообщит тебе. Но мы еще не выяснили оба наших вопроса.

— Хорошо. Кто еще?

— Повторяю: зачем еще кто-нибудь?

— Деметрий — хозяин каравана. Это его товары и большей частью его верблюды.

— У Мухтара тоже есть верблюды и грузы.

— Ты с ним говорил?

Руфус пожал плечами.

— Мы все хорошо знаем, как он любит чужестранцев. Хоть Деметрия, хоть меня. Он будет поступать так, как выгодно ему.

Клеопатра колебалась. Она знала, что должна принять какое-то решение, потому что от нее тоже кое-что зависело.

— Твое тело кажется чище, чем твои намерения. Что касается каравана…

— Эту часть разговора мы можем отложить на потом, — сказал Руфус вполголоса, — а сначала давай уладим другую.

— Какую — другую?

— Я хотел порадовать твои уши и насладиться твоими устами. — Руфус наклонился вперед и погрузил пальцы своей правой руки в ее волосы. — И доставить наслаждение тебе.

— Отпусти меня, — сказала она не особенно настойчиво.

— Не хотелось бы. Скорее наоборот.

— Не стоит преждевременно требовать выполнения обещаний. И не следует насиловать македонских княгинь.

— Иногда насилие доставляет удовольствие. — Он притянул ее голову ближе к своему члену.

Клеопатра что-то искала в своей дорожной сумке.

— Без насилия, — повторила она. — Македонские княгини никогда не бывают безоружными.

Руфус отпрянул и отпустил ее голову, когда почувствовал прикосновение холодного клинка к своему телу.

— Ты… — зарычал он, и ей не потребовалось много воображения, чтобы понять: следующее слово отнюдь не было бы лестью.

— Уходи. И больше не приставай ко мне.

Медленно, с видимой неохотой он подошел к столу и сгреб свою одежду.

— Никогда больше? Ни во время долгого путешествия, ни после него?

Она постаралась придать своим словам более-менее дружелюбный тон:

— Я позову тебя, когда буду готова.

Руфус отпер дверь и бросил через плечо:

— Что касается меня, то тогда, возможно, будет поздно.

— Я буду проливать горькие слезы, если это случится.

— А как насчет более быстрого путешествия?

— Это было бы непорядочно. И я не настолько спешу.