Лэсситер сидел у подножия парадной лестницы и смотрел вверх, на расписной потолок, что возвышался над ним почти в три этажа. Он изучал рисованные облака среди изображенных верхом воинов, и, наконец, нашел тот образ, который так искал, но не хотел видеть.
Велси была на дальнем краю пейзажа, ее образ стал еще более компактным, женщина, словно вся сжалась, окруженная полем серых камней.
По правде говоря, он начал терять надежду. Вскоре Велси отдалится настолько, что ее вообще станет невозможно разглядеть. И вот тогда все будет кончено: ее не станет, его не станет... Тора не станет.
Ангел считал, что Ноу-Уан была ответом. И, что интересно, еще в начале осени, он радовался тому, как все удачно разрешилось. В ту ночь когда Тор, наконец, лег в постель с женщиной, как и положено, она спустилась к обеденной трапезе с непокрытой капюшоном головой, одетая не в обычную ужасную робу, а в платье, платье василькового цвета, которое было слишком велико для нее, но, тем не менее, смотрелось прекрасно, и волосы ее падали на плечи светлым каскадом.
Они, наконец, достигли той степени согласия, что наступает между двумя людьми, которые раньше жили как кошка с собакой.
Тогда он почти упаковал чемоданы. Ходил из угла в угол. Мерял комнату шагами в течение нескольких часов, ожидая, когда Создатель призовет его к себе.
Когда солнце снова зашло, он списал все на административную задержку. Когда солнце поднялось еще раз, он начал беспокоиться.
Затем смирился.
А сейчас он был просто в панике...
Сидя на заднице, он смотрел на образ мертвой женщины и ловил себя на мысли, которая очень часто посещала и Тора.
Что еще хотел получить Создатель?
– На что ты смотришь?
Когда глубокий голос прервал его раздумья, он вопросительно взглянул на мужчину. Тормент, очевидно, вышел из потайной двери под лестницей: он был одет в черные шорты для бега и обтягивающую майку, его тело и волосы были влажными от пота.
Во всем остальном парень выглядел великолепно. Но так случается со всеми, кто хорошо ест, спит и не болеет.
Когда их глаза встретились, бодрый вид Брата слегка угас. И значит, внутри его съедало такое же беспокойство, оно задержалось навечно, перейдя в хроническое.
Тор подошел и сел рядом, вытирая лицо полотенцем.
– Поговори со мной.
– Она тебе еще снится? – Не было оснований называть «ее» имя. Для них двоих только одна женщина имела значение.
– Последний раз – неделю назад.
– Как она выглядит? – Будто он сам не знал. Он же смотрел на нее прямо сейчас, в этот самый момент.
– Она стала еще дальше. – Тор закинул полотенце на шею и крепко обхватил края кулаками. – Ты уверен, что она таким образом не уходит в Забвение?
– Как по-твоему, она выглядит счастливой?
– Нет.
– Вот и ответ на твой вопрос.
– Я делаю все, что в мои силах.
Лэсситер посмотрел на него и кивнул.
– Я знаю. Я знаю, что это так.
– То есть, тебя это тоже беспокоит.
И этот вопрос ответа не требовал.
Они сидели в тишине бедром к бедру, свесив руки с колен, метафорическая кирпичная стена, перед которой они оказались, блокировала весь горизонт.
– Я могу тебе кое в чем признаться? – спросил Брат.
– Попробуй.
– Я боюсь. Я не знаю, что делаю не так. – Он снова протер лицо полотенцем. – Я мало сплю и никак не могу решить, это потому, что я боюсь того, что могу увидеть, или же опасаюсь того, что не увижу вообще ничего. Я не знаю, как она держится все это время.
Если вкратце, то да, она держалась с трудом.
– Я говорю с ней, – тихо сказал Тор. – Когда Осень спит, я сижу на кровати и смотрю в темноту. Я говорю ей...
Когда голос парня дрогнул, Лэсситеру хотелось закричать – и не потому, что он считал Тора нытиком и слабаком. А потому, что ему самому было безумно больно слышать агонию в его голосе.
Вот дерьмо, в прошлом году у него, скорее всего, проснулась совесть или что-то на нее похожее.
– Я говорю ей, что все еще люблю ее, что всегда буду любить, и что сделал все возможное, дабы... нет, не заполнить ту пустоту, что осталась после нее, потому что это просто невозможно. Но, по крайней мере, я стараюсь жить хоть какой-то жизнью...
Пока мужчина продолжал говорить мягким, грустным голосом, Лэсситера внезапно накрыл ужас от того, что он направил парня не совсем на тот путь, что он... черт, он не знал. Облажался, совершил ошибку, послал этого бедного, вызывающего жалость придурка в неверном направлении.
Он проанализировал все, что знал о ситуации, начиная с самых истоков, поднимаясь уровень за уровнем, восстанавливая картину того, где они пребывали сейчас.
Но никак не мог найти никаких ошибок, никаких оплошностей. Они оба сделали все, что могли.
В конце концов, оказалось что это – единственное утешение в данной ситуации, отчего на душе становилось еще хреновее. Сама мысль о том, что он мог, хоть и непреднамеренно, навредить этому достойному мужчине, была даже хуже его личной версии чистилища.
Не надо было ему на все это подписываться.
– Черт, – выдохнул он, закрывая уставшие глаза. Они продвинулись довольно далеко, но словно гнались за движущейся мишенью. Чем быстрее бежали, тем дальше казалась цель.
– Я просто должен стараться еще лучше, – сказал Тор. – Это единственный ответ. Я не знаю, что еще могу сделать, но я что-нибудь придумаю.
– Да.
Брат повернулся к нему.
– Ты ведь все еще здесь?
Лэсситер бросил на него взгляд.
– Если ты говоришь со мной, значит да.
– Ладно... хорошо. – Брат поднялся на ноги. – Тогда у нас еще есть немного времени.
Юх-ху. Фантастика. Как будто это имело какое-то значение.
***
Выйдя из хижины, Хекс в одиночестве стояла на берегу Гудзона, подошвы ее ботинок погрузились в снег, дыхание облаками пара вырывалось из носа, которые затем уплывали куда-то за ее плечи. Закат персикового цвета обрушился на замороженный пейзаж позади нее, цвета отражались в вялых волнах реки.
Открытой воды было немного – с берегов нарастал лед, угрожая задушить поверхность, а сезонные холода постепенно накрывали остальной пейзаж вокруг нее.
Без каких-либо команд ее симпатские щупальца пронзили сумерки, невидимые щупальца, которые исследовали тонкий холодный воздух. Она не ожидала получить какой-либо отклик, но уже настолько привыкла быть по-симпатски восприимчивой в последние пару месяцев, что ее темная часть жаждала растянуться и разрастись просто для разминки.
Она не нашла логово Ублюдков. Еще нет.
Верная кандидатура для подобной работенки, ага. Честно говоря, происходящее дерьмо приводило ее в замешательство.
Впрочем, причин для того, чтобы действовать осторожно было не мало: слишком многое зависело от того, возьмет ли она ублюдков на мушку и сделает ли это как можно тише и незаметней… по крайней мере, Король и Братья это понимали.
Джон тоже поддерживал ее миссию. Терпеливо. Готовый обсуждать любой подход или же вовсе не касаться этой темы, когда она бывала в особняке – что происходило теперь регулярно: визиты к матери, обмен новостями с Братством и Королем, или же просто чтобы провести там немного времени – получалось, что она посещала резиденцию два или три раза в неделю.
Тем не менее, что касалось Джона, дальше совместных трапез не заходило.
Даже несмотря на то, что он прожигал ее взглядом.
И Хекс знала, почему так происходит. Он был верен своему слову, держался в стороне, пока она не проникнет в Шайку Ублюдков, он хотел доказать, что настроен серьезно. Но, как бы глупо это не звучало... она хотела быть с ним. И не отделенной обеденным столом. А быть рядом.
По сравнению с тем, что творилось между ними летом и осенью, несомненно, наметился прогресс – но, конечно же, все равно не достаточный.
Переключив внимание, она продолжала прощупывать окрестности, темнота опускалась быстро, поздний декабрь слово высасывал свет в присущей ему манере – тот сбегал, словно холод преследовал и кусал его за пятки.
Слева от нее, в особняке на полуострове, зажегся свет, так неожиданно, будто Эссейл одновременно и резко поднял все ставни: в какой-то момент особняк был погружен в темноту, и вдруг он весь засветился как футбольный стадион.
Ах да, джентльмен Эссейл... нет, таковым его не назовешь.
Он удерживал над наркотическим бизнесом в Колдвелле практически непоколебимый контроль, не осталось никого значимого, кроме той крупной рыбы, поставщика по имени Бенлуи. Одного она понять не могла: кто именно состоял в его армии? Он не мог управлять подобным бизнесом в одиночку, и все же, в доме кроме него никто не появлялся.
Опять же, почему он не пускал соратников в свои личные владения?
Чуть позже, на подъездную аллею выехал автомобиль. Его «Ягуар».
Черт, этому ублюдку нужно купить себе бронированный «Рэнж Ровер». Или, на худой конец, «Хаммер» как у Куина. Яг был быстр и подходил ублюдку, но все равно, немного сцепления с заснеженной дорогой ему не помешало бы.
Спорткар замедлился и остановился возле нее, клубы выхлопных паров сияли в свете красных задних фонарей, словно на сцене перед выходом фокусника.
Стекло опустилось, и раздался мужской голос:
– Наслаждаешься видом?
Первым желанием Хекс было послать его в далекое эротическое турне, но она удержала свой средний палец в кулаке и пошла по хрустящему снегу прямо к нему. На данный момент, Эссейл, по сути, считался лишь «подозреваемым», он не сделал ничего дурного, и даже помог Братству вывезти Рофа, когда на него совершили покушение. Но, тем не менее, нападение произошло в его доме, и ей было интересно, кто финансировал Кора: у Эссейла деньги водились еще до того, как он решил стать наркобароном, а для войны нужно много наличности.
Особенно, если ты решил сражаться с Королем.
Сфокусировав свою симпатскую сущность на мужчине, она считала его сетку и увидела много... эммм, похоти. Он хотел ее, но Хекс была готова поспорить, что дело было не конкретно в ней.
Эссейл любил секс с женщинами. Вот и все.
Под всплеском тестостерона, однако, она обнаружила жажду власти, и это интересно. Речь здесь шла не только о свержении Короля. Это была...
– Читаешь мои мысли? – протянул он.
Если бы он только знал, с кем сейчас разговаривает.
– Ты удивишься, узнав, что я могу выяснить о людях.
– То есть ты знаешь, что я хочу тебя.
– Предлагаю не касаться этой темы. Я замужем.
– Я наслышан об этом. Но где твой мужчина?
– Работает.
Он улыбнулся, и огни приборной панели осветили черты его лица, выгодно подчеркивая их, делая еще более привлекательными. Но он не был простым смазливым парнем: в его глазах горела печать зла.
Опасный мужчина. Хотя и выглядел как типичный ухоженный от и до представитель Глимеры.
– Ну, – тихо сказал он, – как это обычно бывает – от разлуки любовь горячее…
– Скажи мне вот что. Ты видел Кора?
Вопрос заставил его замолчать. И прикрыть глаза.
– Я без понятия, где он, – сказал он спустя мгновенье. – Почему ты спрашиваешь об этом меня?
– О, да ладно?
– Серьезно, я не в курсе.
– Я знаю, что произошло в твоем доме осенью.
Последовала еще одна пауза.
– Я и не думал, что Братство смешивает приятное с полезным. – Когда она просто посмотрела на него, он пожал плечами. – Если честно, я не могу поверить, что они все еще ищут его. На самом деле, удивительно, что эта сволочь еще дышит.
– То есть ты видел его буквально недавно?
В этот момент его сетка засветилась в одном конкретном секторе – блокировка. Он что-то скрывал от нее.
Она холодно улыбнулась.
– Не так ли, Эссейл?
– Послушай, я дам тебе бесплатный совет. Знаю, ты носишь кожу, ты крута и самодостаточна, но не советую тебе связываться с этим парнем. Ты видела его? У тебя есть красавчик Джон Мэтью, тебе не нужен…
– Я не собираюсь трахаться с ублюдком.
Ее нарочито грубое высказывание заставило его моргнуть.
– Вот как. А, тем лучше для тебя. Что же касается меня, то я его не видел. И даже в ту ночь, когда напали на Рофа.
Лжец, подумала она.
Эссейл продолжил очень тихим голосом:
– Оставь этого мужчину в покое. Лучше не вставать у него на пути – он еще менее милосерден, чем я.
– То есть ты думаешь, только большие мальчики могут иметь с ним дело?
– Ты все правильно поняла, дорогуша.
Когда он включил передачу, она отступила назад, скрестив руки на груди. Почему одно лишь наличие члена заставляет мужчин считать себя самыми сильными и смелыми?
– Увидимся, сосед, – протянула она.
– Я вполне серьезно насчет Кора.
– О, не сомневаюсь.
– Ну как знаешь, – покачал он головой. – Это твой смертный приговор.
Когда он уехал, она подумала: неверное местоимение, приятель. Черт возьми, абсолютно неверное.
Осень спала мертвым сном, когда кто-то лег с ней рядом, но даже в этом глубоком, почти болезненном спокойствии, она знала, чьи руки прикасаются к ее коже, спускаются ниже, к бедрам, гладят живот. Она точно знала, кто обхватил ладонями ее груди и перевернул на спину.
Для того чтобы заняться сексом.
Холодный воздух коснулся кожи, когда с нее откинули покрывало, и она инстинктивно раздвинула ноги, готовая к встрече с единственным мужчиной, которого когда-либо принимала в себя добровольно.
Она была готова для Тормента. Казалось, что в последние недели она была готова для него постоянно.
Всегда под рукой – как сказал бы он. И сам всегда был готов для нее.
Ее великий воин нашел путь меж ее бедер, раздвигая их своими… нет, это были его руки, словно он решил поменять планы…
Его рот нашел ее лоно, прижался к плоти, прошелся языком.
Ее глаза были все еще закрыты, а разум словно заволокло дымкой, в пограничном состоянии между сном и пробуждением удовольствие было настолько сильным, что она толкалась навстречу и сильнее прижималась к его языку, отдавая себя полностью, пока он посасывал ее плоть, дразнил, проникал...
Только вот оргазм никак не наступал. И не важно, насколько сильное удовольствие он ей доставлял.
Она изо всех сил старалась достичь пика наслаждения, но безуспешно. Удовольствие обострялось до грани агонии, но все равно кульминация не наступала, даже когда ее кожа покрылась бисеринками пота, а дыхание с хрипом вырывалось из горла.
В отчаянии она обхватила ладонями его голову и сильнее прижала к себе.
Только вот он вдруг исчез.
Это было сродни кошмару, подумала она и протестующе вскрикнула. Мучительный сон с эротическим подтекстом…
И тут Тормент навис над ней, и на этот раз все его тело прижалось к ее собственному. Обхватив ее руками под колени, он развел ее ноги так широко, что почти свернул ее в клубок своим большим весом.
А затем вошел в нее, быстро, резко и глубоко.
Вот теперь она кончила. В тот самый момент, когда он заполнил ее своей длиной, ее тело ответило ошеломляющим взрывом, оргазм был настолько сильным, что Осень прикусила губу собственными клыками.
Когда выступила кровь, он замедлил движения и слизал ее. Но она не хотела медленно. Охватив ладонями его руки, она нашла свой собственный ритм против его члена, направляя его, вбирая его... пока снова не оказалась на грани.
На пороге в никуда.
В начале, ей было так легко получать с ним в постели то, что ей нужно. Но в последнее время, становилось все труднее и труднее...
Осень напряглась под ним, все быстрее и быстрее толкаясь вперед, сходя с ума от раздражения.
Она его укусила.
В плечо.
Отметила его. Ногтями.
Эта комбинация должна была его остановить, потребовать более цивилизованного поведения. Вместо этого, вместе с ее кровью, проникающей в его рот, Тор испустил рык, такой могучий, что звук раскатом грома прокатился по всей комнате, казалось, разрушая стены.
Затем он кончил. И спасибо дражайшей Деве-Летописеце за это облегчение. Он толкнулся в нее, его напряженный член дернулся, и она, наконец, поймала этот ритм сама, ее тело качалось вместе с ним, изголовье кровати билось о стену.
Кто-то закричал.
Она.
Снова послышался грохот.
Лампа...?
Когда они, наконец, успокоились, Осень была вся мокрая, между ног пульсировало, тело ослабло и стало вялым, словно лишенным костей. Одна из прикроватных ламп действительно упала на пол, и, взглянув на противоположную стену, Осень увидела, что настенное зеркало треснуло.
Тормент поднял голову и посмотрел на нее. В свете, падающем из ванной, она увидела раны на его плече.
– О... Господи... – Она приложила ладонь ко рту, в ужасе от зияющих ран. – Мне так жаль.
Он осмотрел себя и нахмурился.
– Ты шутишь?
Снова посмотрев на нее, он улыбнулся с мужской гордостью, что абсолютно не имело никакого смысла.
– Я причинила тебе боль. – Ей хотелось заплакать. – Я…
– Тсс. – Он вытер влагу с ее лица. – Мне понравилось. Мне это чертовски понравилось. Царапай меня. Впивайся. Кусай. Это так хорошо.
– Ты... чокнутый. – Она использовала услышанное где-то разговорное выражение.
– Я многогранный.
Только вот когда он задвигался в ней, она поморщилась. Он сразу замер.
– Черт, секс был грубым.
– Он был прекрасным.
Тормент приподнял свою широкую грудную клетку на руках и выскользнул из нее так медленно и осторожно, что она едва почувствовала это. И все же внутри что-то содрогнулось. Или, может, это был еще один оргазм? Трудно понять, когда тело настолько переполнено ощущениями.
В любом случае, эта усталость была приятной. Они так хорошо познали друг друга, секс был таким комфортным, а невероятная глубина и насыщенность ощущений, которых они добились, были результатом преодоления барьеров, постижения свободы... и доверия, которое они обрели.
– Давай, я провожу тебя в ванную комнату и вымою.
– Все нормально. – Она улыбнулась ему. – Я хочу отдохнуть здесь, пока ты принимаешь душ. А потом уже это сделаю я.
По правде говоря, Осень не доверяла самой себе, чтобы находиться с ним рядом в ванной комнате обнаженной. Она запросто могла укусить его в другое плечо, и как бы она ни ценила полученный от него карт-бланш в этом плане, все же предпочитала не злоупотреблять этой вольностью.
Тормент выскользнул из вороха смятых простыней и на мгновенье навис над ней, изучая прищуренными глазами.
– Ты уверена, что в порядке?
– Клянусь.
В конце концов, он кивнул и отвернулся…
– Твоя спина! – Он выглядел так, словно его кожу разодрала кошка, темные красные полосы покрывали все тело вдоль позвоночника.
Он оглянулся через укушенное плечо и гордо улыбнулся.
– Замечательные ощущения. Выйдя сегодня вечером на улицы, я буду вспоминать тебя каждый раз, как почувствую тянущую боль.
Когда он скрылся в ванной, она покачала головой. Мужчины были... ну, такими чокнутыми.
Закрыв глаза, Осень сбросила покрывала и раскинула руки и ноги в стороны. Воздух в комнате был прохладным, возможно, даже холодным, но после секса ее тело напоминало печь, остатки страсти практически испарялись из пор.
Пока Тормент принимал душ, порыв постепенно проходил, как и пульсирующие ощущения после занятий любовью. И вот, наконец, она нашла покой, который искала; ее тело расслабилось, напряженность и боль ослабли.
Потянувшись, что было еще приятнее делать обнаженной, она улыбнулась в потолок. Никогда еще она не знала такого счастья…
Из ниоткуда повеяло странным холодом, который она уже не раз ощущала с тех пор как наступила осень, предчувствие, которое никак не удавалось определить, предупреждение без контекста.
Замерзнув, она закуталась в одеяло.
Одна в постели, Осень чувствовала преследование судьбы так же, как если бы оказалась в лесу, ночью, и слышала вой волков, но не видела их из-за густых зарослей деревьев.
Волков, готовых к прыжку.
***
В ванной комнате Тормент высушил тело полотенцем и наклонился к зеркалу. След от укуса на плече начал исчезать, кожа исцелялась на месте колотых ранок, все как положено. Плохо – он хотел, чтобы ранки ненадолго задержались на коже.
Такими отметинами можно только гордиться.
Тем не менее, вместо майки под куртку он решил надеть футболку «Хэйнс». Не обязательно Братьям видеть эти следы. Эта хрень была слишком личной, только между ним и Осенью.
Черт возьми... эта женщина была просто невероятна.
Несмотря на испытываемый им стресс, несмотря на тот разговор с Лэсситером на лестнице, несмотря на то, что он прикоснулся к ней лишь потому, что чувствовал, что должен был это сделать, и, в конце концов, как обычно бывает, дело в самом сексе, чистом, животном сексе – Осень, как всепоглощающий вихрь захватила его в свой эротический плен, который затем выбросил его на поверхность, в воздух... чтобы потом захватить его еще раз.
Тем самым он начал жить дальше, подумал он с тоской.
Ему было больно признавать, что время от времени, когда они лежали вместе, восстанавливая дыхание и охлаждая покрытые испариной тела, знакомая старая боль снова обострялась в груди, словно ее протыкали кинжалом.
Ему казалось, что он будет чувствовать это вечно.
И все же, каждый рассвет он искал Осень рядом с собой, овладевал ею... и желание повторить не покидало его последующие двенадцать часов.
Выйдя из ванной, Тор обнаружил, что она все еще в постели. Осень свернулась калачиком в сторону окна и лежала на боку, завернувшись в покрывало.
Он видел ее обнаженной.
Абсолютно. Черт возьми. Обнаженной.
От этого образа, его тело мгновенно возбудилось, член устремился вверх. И Осень, словно почувствовав его возбуждение, издала полный эротизма стон, похожий на мурлыканье. Отведя руку назад, она отбросила покрывала и притянула колено вверх, к груди, обнажая блестящее лоно.
– О, черт, – простонал он.
Его тело направилось к женщине совершенно бездумно, сконцентрировавшись только на ней, до такой степени, что он мог бы убить любого, кто попался бы сейчас ему на пути: просто растоптал, а разобравшись с ней, убил.
Взобравшись на матрас, Тор взял член в руку, прижался к Осени сзади и устроил головку у ее лона. Он проник в нее осторожно, на случай если она все еще испытывала боль, а затем подождал, замерев над ней, чтобы убедиться, что она его снова хочет.
И когда она удовлетворенно простонала его имя, он позволил бедрам двигаться.
Влажная, гладкая, горячая...
Он взял ее без предисловий, и ему нравилась свобода, с которой он это сделал. Осень была хрупкой и невысокой, но сильной, и в последние несколько месяцев он научился отпускать себя, потому что знал, что ей это нравится не меньше, чем ему самому.
Положив руку на ее бедро, он изменил наклон ее тела, чтобы войти еще глубже. И, конечно же, у этой позиции было еще одно преимущество: он мог видеть, как входит в ее тело и выходит из него, видел край головки, прежде чем та проникала глубоко, чтобы вскоре вернуться обратно. Она была большая, розовая, и сам член был тверд и блестел от влаги…
– Черт, – выдохнул он и снова кончил.
И кончая, он продолжал в нее входить, чувствуя, что Осень тоже накрывает оргазм, мышцы ее лона плотно обхватили его. И он смотрел на происходящее, пока глаза не закрылись, и в этом не было ничего плохого – потому он все еще видел ее образ, отпечатанный на обратной стороне его век.
Когда все закончилось, он чуть не рухнул на нее, но вовремя остановил себя. Опустив голову, он обнаружил, что ртом почти прижался к ее спине, и, воспользовавшись близостью, провел губами по ее коже.
Зная, что должен дать ей отдохнуть, он заставил себя отпрянуть назад и выскользнуть из ее тела. Только вот оказавшись на свободе, ему пришлось стиснуть зубы при виде того, как она по-прежнему была для него готова.
Положив ладони на ее идеальные ягодицы, он раскрыл их для своего рта. Боже...
этот вкус, смешанный аромат, принадлежавший им обоим, ощущение ее гладкого, лишенного волос лона...
Когда она начала возбужденно двигаться, как будто снова подошла к краю, но не достаточно близко, он облизал три пальца и скользнул ими внутрь, продолжая ласкать ее языком. Сработало. Она выкрикнула его имя и дернулась назад, навстречу его лицу, он улыбнулся и помог ей пережить пульсацию, что сводила сейчас ее тело.
А затем пришло время остановиться. Окончательно.
За последнюю неделю или около того, он ее измучил, что и стало причиной его сегодняшнего похода в тренажерный зал. Она выглядела усталой, и в чем причина? Она настаивала на том, чтобы работать ночью, и в течение дня он не мог оставить ее в покое…
Осень перевернулась на живот, а затем отвела колено в сторону и выгнула спину. Требуя еще.
– Господи, – простонал он. – Как мне оторваться от тебя?
– Не надо.
Его не пришлось просить дважды. Он снова взял ее сзади, приподняв за бедра, сжав их ладонями и наклонив так, чтобы войти до упора. Затем обнял Осень одной рукой за талию, удерживая вес своего тела другой, и работал на ней, загоняя член все глубже, их тела ударялись друг о друга, а кровать скрипела и стонала. Он кончил, выкрикнув проклятье. Оргазм был подобен взрыву, словно у него не было секса месяцами.
И все же он снова хотел ее. Особенно после того, как она кончила.
Когда все успокоилось, он обернулся вокруг нее всем телом и вжал в матрас своей тяжестью, удобно прижав Осень к себе. Уткнувшись носом в ее волосы на шее, он думал о том, как обращался с ней в постели.
Она как будто почувствовала, что он нуждается в некотором успокоении, потянулась и погладила его по волосам.
– С тобой так хорошо.
Возможно. Но он все равно чувствовал вину за то, что так много требовал от ее тела.
– Теперь позволишь мне приготовить тебе ванну?
– О, это было бы просто чудесно. Спасибо.
Вернувшись в ванную комнату, Тормент подошел к глубокой пузатой джакузи, включил воду, а затем достал из шкафчика соли для ванн.
Проверил температуру воды, немного ее подрегулировал, и вдруг понял, что ему нравится заботиться об Осени. Также он понял, что открыл много вариантов заботы о ней. Он всегда находил причины, чтобы отвести ее наверх и покормить обедом наедине. Покупал ей одежду в интернете. Всегда заходил в «Уолгринс»[1] и «CVS»[2], чтобы купить там ее любимых журналов – «Vanity Fair»[3], «Vogue»[4] и «New Yorker»[5].
Всегда следил за тем, чтобы не заканчивались «Pepperidge Farm Milanos»[6], в случае, если вдруг она их очень захочет.
И он был не единственным, кто присматривал за ней и открывал новые вещи.
Хекс приходила повидаться с ней раз или два раза в неделю. Они вместе ходили в кинотеатр неподалеку, смотрели фильмы. Или отправлялись в лучшую часть города, так что Осень могла посмотреть на красивые дома. Пропадали в магазинах, работающих допоздна, где покупали вещи на те деньги, что Осень получала за свою работу.
Наклонившись, он проверил воду, снова повозился с настройкой температуры, и приготовил полотенца.
Его немного раздражало, что она бывала в городе, в окружении человеческих психопатов и убийц-лессеров, под сенью ненадежного ветра судьбы. Но, в конце концов, Хекс была прирожденной убийцей, и он знал, что она будет защищать свою мать, даже если кто-то просто чихнет в их сторону.
Но всякий раз, когда мать и дочь куда-то уходили, Осень всегда возвращалась с улыбкой на лице. Что, в свою очередь, вызывало улыбку у него самого.
Господи, они оба зашли так далеко со времен прошедшей весны. Они стали совсем другими.
Так что же еще было не так?
Вспенивая ладонью воду в ванной, он отчаянно задавался вопросом, что именно он упустил...
[1] «Уолгринс» - самая крупная аптечная сеть в США, на 31.12.2012 насчитывалось 8 тыс. 300 аптек во всех 50 штатах и округах. Основана в 1901г.
[2] «CVS» - крупная аптечная сеть в США. Занимается продажей не только лекарств, но и всего необходимого для дома - посуда, парфюмерия, различные сладости, сок, бытовая химия и, как не странно для аптек, сигареты и алкоголь и пр.
[3] Vanity Fair(англ. «Ярмарка тщеславия») -американскийжурнал, посвященный политике, моде и другим аспектаммассовой культуры. Издаётся компаниейCondé Nast Publications.
[4] Vogue(Вог,фр. мода) -женский журнало моде, издаваемый с1892 годаиздательским домомCondé Nast Publications.
[5] The New Yorker (рус. Нью-Йо́ркер) - американский еженедельник, публикующий репортажи, комментарии, критику, эссе, художественные произведения, юмор, комиксы и поэзию. Издаётся с 1925 года. Хотя основной упор делается на культурную жизнь Нью-Йорка, журнал весьма популярен и за пределами «Большого яблока».
[6] Печенье
Двумя ночами позже, Хекс проснулась от странного ощущения. Как будто она проглотила свой будильник, и теперь он сработал где-то в желудке.
Предчувствие. Тревога. Страх.
И выключить этот будильник не получалось.
Она встала и приняла душ, но ее все еще преследовало ощущение, что где-то объединяются невидимые, непознанные силы, ландшафт вот-вот начнет смещаться, люди, словно шахматные фигуры, будут пермещены чьей-то могущественной рукой в места, которые совсем не входили в их планы.
Беспокойство не отпускало ее во время короткой поездки в Колдвелл, и осталось даже когда работа вовсю закипела в «Железной Маске».
Не в силах больше это терпеть, она сняла скобы и вышла в город на несколько часов раньше, чем обычно. И перемещаясь с одной крыши на другую в поисках Ублюдков, она почувствовала, что... сегодня была та самая ночь.
Но для чего?
Тяжесть вопроса давила к земле, и она с особой осторожностью старалась избегать мест, где обычно сражались Братья.
Тот факт, что она держалась от них на расстоянии, возможно, и был главной причиной того, что она так долго не могла обнаружить то оружие. Шайка Ублюдков выходила сражаться каждую ночь, но так как стычки с Обществом Лессенинг, как правило, происходили лишь в пустынной части города, трудно было подобраться к ним близко, сохраняя приемлемое расстояние до Джона и Братства.
Да, появилось несколько новых сеток в ее коллекции, но было трудно выделить, которая из них принадлежит Кору. И хотя все это не столь важно, потому что на самом деле ей нужно, чтобы один из его солдат ошибся, получил травму, и его сразу перевезли в логово на машине, которую она могла бы отследить… она все равно хотела знать как можно больше о своей главной цели.
Выведать все его секреты.
Она так ничего и не обнаружила, и это сводило ее с ума. Братья тоже не особо радовались, хотя и по другой причине: они просто хотели свести счеты с Ублюдками. Роф также сменил тактику: сначала нужно добыть ружье, потому что Король объявил, что группа предателей неприкасаема, пока он не получит доказательства, в которых нуждался. Если мыслить логически, это имело смысл – нет ничего хорошего в том, чтобы сначала поубивать ублюдков, а затем пытаться успокоить Глимеру оправданиями типа «да они первые начали стрелять в Короля». Но с каждой ночью сдерживаться становилось все труднее.
По крайней мере, одна вещь была в их пользу: вряд ли оружие уничтожено.
Конечно же, Шайка решила сохранить его как трофей.
Но в любом случае пришло время положить этому конец. И, может, ее предчувствие означало, что она, наконец, сможет это сделать.
На этой ноте, и в соответствии с теорией, что делать одно и то же снова и снова, ожидая другого результата, было чистейшим безумием, Хекс решила прекратить поиски Кора.
Нет, сегодня вечером единственным, за кем она станет следить, будет Эссейл, и удивительное дело – она почувствовала его след в театральном районе... в «Художественной Галерее Бенлуи», разумеется.
Она быстро спустилась на тротуар и оказалась в самом разгаре коктейльной вечеринки.
Так как наряд настоящего модного художника мог включать в себя кожаную одежду, которая в какой-то мере даже считалась деловым стилем, она проскользнула внутрь…
Жарко. Тесно. Повсюду эхо эгоцентрических акцентов.
Черт побери, в таких местах было сложно разобраться даже в половой принадлежности – словно стая птиц, все здесь одинаково взмахивали руками с одинаково накрашенными ногтями.
В двух шагах от двери ей тут же предложили бокал шампанского, словно все собравшиеся здесь хвастуны с замашками Уорхола[1] работали на Вдову Клико[2].
– Нет, спасибо.
Официант, симпатичный парень в черном, слегка кивнул и исчез, и она чуть не притащила его обратно хотя бы просто для компании.
Дааа, ничего себе, сколько здесь выгнутых бровей и задранных вверх носов. Интересно, эти люди самих себя-то одобряли? И быстрый взгляд на «искусство» сказал ей, что надо прийти сюда с матерью, чтобы Осень получила представление о том, каким отвратительным и вычурным может быть самовыражение некоторых.
Бестолковые людишки.
С мрачной решимостью она пробивала себе путь между телами, туда-сюда, обходя официантов. Она не стала прятать лицо. Рив все дела проворачивал лично или с помощью Трэза и айЭма, так что здесь никто не мог ее узнать.
И довольно быстро она определила путь в офис Бенлуи. Это было просто чертовски очевидно: два головореза, одетые, как официанты, но не разносящие подносы, стояли по обе стороны от цельной двери, врезанной в покрытую тканью стену.
Эссейл был на втором этаже. Она чувствовала его очень четко...
Но добраться до него было не просто: сложно дематериализоваться в неизвестном пространстве. Возможно, существовала лестничная клетка по другую сторону от охраны, но она не хотела превратиться в швейцарский сыр, приняв форму в центре нее.
Кроме того, она всегда могла поймать парня на выходе. Скорее всего, он вошел с черного хода и уходить соберется точно также: он был скрытен, и его визит вряд ли связан с искусством.
Что было огромным плюсом, потому что сложно рассматривать как произведение искусства изображение ватной палочки, прилипшей ко дну пластикового контейнера, что стоял на крышке унитаза.
Уходя глубже внутрь здания, она выскользнула за служебную дверь и очутилась на складе с бетонными стенами и потолком, пахнущим мелом и графитом. Высоко наверху горели решетчатые флуоресцентные лампы, на потолке виднелся открытый воздуховод, а из балок торчали электрические провода, похожие на прорытые кротами каналы в газоне. Столы и шкафы были убраны в стороны, центральное пространство осталось свободным, как будто сюда регулярно ставили большие конструкции, загоняя их с заднего переулка.
Двойные двери прямо перед ней были стальными и на них виднелись датчики охранной сигнализации.
– Я могу Вам чем-нибудь помочь?
Это был не просто вежливый вопрос.
Она развернулась.
Один из вышибал последовал за ней внутрь и принял стойку, широко расставив ноги, и с распахнутым пиджаком, словно под ним был пистолет.
Закатив глаза, она махнула рукой и ввела его во временный транс. Затем, поместив ему в голову мысль, что не происходит ничего необычного, она отправила его обратно на свой пост, где он доложит об этом своему другу-громиле.
Не надо быть гением, чтобы провести подобную манипуляцию с разумом хомосапиенса. Но для полной уверенности она вывела из строя камеры видеонаблюдения, когда направилась к задней двери. Дерьмо. Один взгляд на то, как сварены стальные панели, и она решила не спешить и не рисковать встречей с полицией.
Если она хотела оказаться в переулке, ей придется слегка напрячься.
Выругавшись, она направилась обратно на вечеринку. Ей понадобилось минут десять, чтобы проложить путь через всех обладателей сомнительного вкуса и гипертрофированного эго, и, оказавшись на свежем ночном воздухе, она сразу же дематериализовалась на крышу и пошла на ее дальний край.
Автомобиль Эссейла был припаркован вниз по переулку, капотом наружу.
И она не одна сейчас на него смотрела...
Срань... Господня...
В тени скрывался Кор, он тоже ждал Эссейла.
Это должен был быть он – кто бы это ни был, но его внутреннее ядро было блокировано до такой степени, что практически не считывалось: по привычке или в результате травмы, или вероятнее всего по обеим причинам, все три измерения так вросли друг в друга, что представляли собой корявую, плотную массу, и она не могла просмотреть сквозь нее ни одну эмоцию.
Боже, время от времени она сталкивалась с подобным. Обычно это означало реальную проблему и то, что человек способен на все.
Например, для того, чтобы напасть на Короля требовалась именно такая завязанная узлом эмоциональная структура.
Вот ее цель, Хекс это знала.
И теперь, замкнув внимание на этой искаженной сетке, она отступила назад и дематериализовалась на крышу высотного здания через квартал от галереи. Она не хотела спугнуть сукиного сына, подобравшись слишком близко, а отсюда она все еще могла хорошо видеть припаркованный Яг.
Вот дерьмо, если бы только у ее радара был более обширный охват: симпатские щупальца могли вытягиваться почти на милю, но это максимум, ее инстинкты были сильны лишь на ближнем расстоянии. Что, если он дематериализуется? Она не хотела потерять его из виду...
Ожидая, она снова задумалась о связи между Кором и Эссейлом. К несчастью для аристократа, если он финансировал нападение, даже не напрямую, то он ставил себя под прицел.
Не самая приятная позиция.
Через полчаса Эссейл вышел с черного входа галереи и огляделся.
Он знал, что рядом был другой мужчина... и бросил какой-то комментарий в ту сторону, где стоял Кор.
Холодный ветер и городской шум заглушили слова, которыми обменялась пара, но ей не требовался дубляж, чтобы уловить суть: эмоции Эссейла витали вокруг, она ощутила неприязнь и недоверие, которое он испытывал к тому, с кем разговаривал. Закрытый мужчина, естественно, никаких эмоций не проявил.
Затем Эссейл уехал. Вторая эмоциональная сетка тоже.
Она попыталась отследить последнюю.
***
В ретроспективе многие вещи в жизни имели смысл. То, что случилось с Осенью около одиннадцати вечера, тоже было логично. Ключи к разгадке были известны уже многие месяцы, но зачастую, когда идешь по жизни, время от времени ты выбираешь неверные ориентиры, неправильно читаешь показания компаса, путаешь элементарные вещи.
И попадаешь в пункте назначения, который, как оказывается, никогда не выбирал, и из которого тебе уже не выбраться.
Она была внизу, в учебном центре, вынимала горячие простыни из сушилки, когда грянула гроза.
Позже, гораздо позже, почти жизнь спустя, она будет вспоминать с ясностью это ощущение, этот мягкий жар по всему телу, тепло в глубине живота, от которого лоб покрылся капельками пота.
Она будет вечно помнить, как повернулась в сторону и положила мягкие белые простыни на стол.
Потому что когда она сделала шаг назад, жаждущий период наступил второй раз в ее жизни.
Сначала все было так, будто она продолжала держать простыни, чувствовать тепло, как и тяжесть в районе живота, словно в ее руках был значительный вес.
Когда пот закапал с ее лба, она взглянула на термостат на стене, с мыслью, что он неисправен или установлен на слишком высокую температуру. Но нет, он показывал всего двадцать один градус.
Нахмурившись, она окинула себя взглядом. И хотя на ней была только футболка и то, что все называют «штаны для йоги», она чувствовала себя словно в парке, которую одевала, когда выходила на прогулки с Хекс…
Судорога скрутила нижнюю часть живота, желудок словно сжало кулаком, ноги подкосились, и у нее не осталось другого выбора, кроме как опуститься на пол. Это было хорошо, по крайней мере, временно. Бетон был холодным, и она растянулась на нем – пока ее снова не скрутило.
Прижав руки к низу живота, она сжалась и напряглась, откинув голову назад в попытке сбежать от ощущений, что охватили ее тело.
А затем началось это.
Ее лоно, которое все еще слегка пульсировало с тех пор, как они с Тором занимались грубым, почти животным сексом, словно приобрело собственное сердцебиение, все ее естество молило о том единственном, что могло дать облегчение.
О мужчине.
Сексуальное влечение накрыло ее так яростно, что она даже не могла встать, не могла ни о чем думать, не могла произнести ни одного внятного слова, как бы этого ни хотела.
Это было гораздо хуже, чем тогда, с симпатом.
И это была ее вина... это она во всем виновата...
Она давно не бывала в Святилище. Прошло уже... дражайшая Дева-Летописеца, прошло уже несколько месяцев с того момента, как она была на Другой Стороне, чтобы отрегулировать свой цикл. В самом деле, не было необходимости возвращаться туда, чтобы избежать кормления, потому что Тор давай ей свою кровь, и она не хотела упустить даже мгновения, что могла провести с ним.
Она должна была знать, что это произойдет.
Стиснув зубы и задыхаясь, она пережила еще один пик. Когда немного отпустило, и она собралась позвать на помощь, дверь широко распахнулась.
Доктор Маннело резко остановился, на его лице появилось смущенное выражение.
– Что за…
Он привалился к дверному косяку, и быстро прикрыл пах ладонями.
– Ты в порядке…
Когда жажда снова начала нарастать, она мельком увидела расплывчатый, шаткий образ там, где он стоял, но затем ее веки закрылись, челюсть сжалась, и Осень потеряла сознание.
Словно издалека она услышала, как он сказал:
– Я позову Джейн.
В поисках прохлады, Осень перевернулась на спину, но так как не смогла полностью выпрямить ноги, контакта с поверхностью пола было недостаточно. Обратно на бок. Затем на живот, хотя ее колени так и хотели прижаться к груди.
Толкнувшись руками назад, она пыталась взять ощущения под контроль и манипулировать своим положением, найти другую позу или по-другому вздохнуть, вытянуть руки и ноги и бедра так, чтобы стало легче.
Ничего не помогало. Она словно оказалась в логове льва, острые зубы жажды кусали, разрывали плоть, ломали кости. Это была кульминация тех приступов жара, которые она ошибочно принимала за острые импульсы страсти, и всплески озноба, что она приписывала дурному предчувствию, и приступы тошноты, которые она считала последствием сытных обедов. Вот чем объяснялась ее усталость. Дикий аппетит. И вероятно, горячий секс, который у них был в последнее время с Торментом.
Простонав, она услышала, как кто-то произнес ее имя, и подумала, что этот кто-то пытается с ней разговаривать. Но пока приступ жажды не пошел на спад, она не смогла открыть глаза и увидеть… что да, она была не одна.
Док Джейн стояла перед ней на коленях.
– Осень, ты меня слышишь?
– Я...
Бледная рука врача убрала с ее лица спутанные пряди волос.
– Осень, я думаю, у тебя наступил период жажды… я права?
Осенью кивнула, пока волна гормонов не захлестнула ее и не смыла все, оставив лишь подавляющую необходимость немедленного сексуального облегчения.
Которое, как знало ее тело, могло исходить только от мужчины.
Ее мужчины. Того, которого она любит.
Тормент...
– Хорошо, хорошо, мы позовем его…
Осень резко выбросила и схватила руку женщины своей. Заставив себя открыть глаза, она жестко потребовала:
– Не зовите его. Не ставьте его в подобное положение.
Это убьет его. Обслужить ее в период жажды? Он никогда не сделает этого – секс это одно, но ведь он уже когда-то потерял ребенка.
– Осень, дорогая... это будет его выбор, тебе не кажется?
– Не зовите его... не смейте его звать.
[1] Э́нди Уо́рхол (англ. Andy Warhol; настоящее имя - Андрей Вархола, словацк. Andrej Varhola, русин. Андрій Варгола,англ. Andrew Warhola; 6 августа 1928 - 22 февраля 1987) - американский художник, продюсер, дизайнер, писатель, коллекционер, издатель журналов и кинорежиссёр, культовая персона в истории поп-арт-движения и современного искусства в целом.
[2] Вдова́Клико́(фр.VeuveClicquot) - всемирно известная компания-производитель шампанских вин и бренд, находится в городе Реймс,Франция. Фирма основана в 1772 году ФилиппомКлико-Муирон.
Куин ненавидел ночи. Он их абсолютно презирал.
Он сидел на кровати, уставившись в телевизор, который не был включен, и его вдруг осенило, что он пялится в темный экран уже больше часа. Тем не менее, взять в руки пульт и переключать каналы казалось делом чертовски хлопотным и бесполезным.
Черт возьми, ведь столько миль можно пробежать в тренажерном зале. Столько всего можно найти в интернете. Столько раз можно было сходить на кухню.
Ага, последний пункт особенно актуален, учитывая тот факт, что Сэкстон все еще использовал библиотеку в качестве своего личного кабинета. Эти «сверхсекретные дела Короля» видимо, длятся бесконечно.
Либо так, либо его часто отвлекают. Кое-кто с огненными волосами…
Окей, об этом стараемся не думать. Нет.
Куин взглянул на часы. Одиннадцать.
– Черт возьми.
Семь тридцать завтрашнего вечера казалось вечностью.
Переведя взгляд на стену напротив, он был готов держать пари, что Джон Мэтью сейчас был рядом, запертый в такой же клетке. Может, им стоит сходить куда-нибудь выпить.
Опять же, угу. Он что, действительно готов потратить время и усилия на сборы лишь для того, чтобы просто попить пиво в окружении разгоряченных алкоголем людей? Буквально недавно эта мысль показалась бы ему заманчивой. Теперь перспектива связаться этими жалкими, сексуально озабоченными существами ввергала его в уныние.
Ему не хотелось сидеть дома. Не хотелось никуда идти.
Господи, если на то пошло, он даже сомневался в том, хочет ли сражаться. Война казалась немногим интересней апатии и безделья.
Да что с ним, черт возьми, происходит…
Позади него раздался сигнал телефона, и он взял его без всякого интереса. Сообщение не имело смысла: «Всем мужчинам оставаться в главном доме. В учебном центре не появляться. Спасибо заранее, доктор Джейн».
Чего?
Он встал, схватил одежду и пошел к Джону. На стук сразу послышался свист.
Просунув голову в дверь, он обнаружил своего приятеля в том же положении, в котором сам находился несколько минут назад – вот только телевизор у Джона работал. «1000 способов умереть» на Spike TV[1]. Какая прелесть.
– Ты получил сообщение?
«Какое?».
– От Дока Джейн, – Куин потряс своим телефоном. – Идеи?
Джон прочитал и пожал плечами. «Понятия не имею. Но я уже тренировался. А ты?»
– Я тоже. – Он прошелся по комнате. – Господи, дело во мне, или это время так долго тянется?
Свист в ответ звучал как полное согласие.
– Не хочешь проветриться? – спросил он с энтузиазмом кого-то, собравшегося на маникюр.
Движение на кровати привлекло его внимание: Джон вскочил на ноги и направился к шкафу.
На спине, глубоко в кожу было врезано имя его шеллан на Древнем Языке:
ХЕКСАНИЯ
Бедняга...
Когда парень надел черную рубашку и прикрыл голую задницу кожаными штанами, Куин пожал плечами. По ходу, они собираются попить пива.
– Я переоденусь и сразу вернусь.
Выйдя в коридор, он нахмурился... и последовал за непреодолимым инстинктом вниз, на открытую площадку, что выходила в фойе.
Склонившись над золотыми витыми перилами, он прокричал:
– Лейла?
Когда имя эхом отразилось от стен, женщина вышла из столовой.
– О, привет. – Ее улыбка была автоматической и бессмысленной, экспрессивный эквивалент глухой стены.
– Как ты поживаешь?
Он натянуто рассмеялся.
– Ты поражаешь меня своим счастливым видом.
– Мне очень жаль. – Она, казалось, немного отвлеклась от своих мыслей. – Я не хотела показаться невежливой.
– Не волнуйся, ничего страшного. Что ты здесь делаешь? – Он тряхнул головой. – В смысле, тебя кто-то призвал?
Кто-то ранен? Может быть, Блэй ...
– Нет, меня никто не призывал. Я просто болтаюсь без дела, выражаясь твоими словами.
Если подумать, с начала осени она только и делала, что просто бродила по округе, бесцельно слонялась, словно кого-то ожидая.
Она изменилась, вдруг подумал он. Он никак не мог понять, в чем именно, но Лейла определенно изменилась в последнее время. Хмурая. Неулыбчивая. Серьезная.
Если говорить человеческим языком, все то время, что он ее знал, она была девушкой. Теперь же она становилась женщиной. Не было больше наивных, широко распахнутых глаз, смотрящих на все, что происходило на этой стороне. Не было светящегося энтузиазма. Не было...
Черт, она выглядела как они с Джоном. Измотанная этим миром.
– Эй, не хочешь пойти с нами? – спросил он.
– Пойти? То есть…
– Мы с Джоном собираемся пойти что-нибудь выпить. Может, пару бокалов пива. А может и больше. Я думаю, тебе стоит сходить с нами. В конце концов, несчастье любит компанию.
Она скрестила руки на груди.
– Это так очевидно?
– Ты все еще очень красива.
Лейла засмеялась.
– Ты мне льстишь.
– Ты же сама знаешь, что надо делать, когда леди в печали. Пошли с нами, давай просто убьем время.
Она посмотрела вокруг. Потом приподняла подол платья и поднялась по лестнице. Добравшись до вершины, она посмотрела на него.
– Куин... Могу я тебя кое о чем спросить?
– Что угодно, кроме таблицы умножения. Я ничего не смыслю в математике.
Она рассмеялась, но быстро стала серьезной вновь.
– Ты когда-нибудь думал о том, что жизнь будет такой ... пустой? Иногда мне кажется, что я могу захлебнуться этой пустотой.
Господи, подумал он. Да, он чувствовал то же самое.
– Подойди ко мне, – сказал он. Она шагнула к нему, а Куин прижал ее к своей груди и уткнулся подбородком ей в макушку. – Ты такая хорошая, ты знаешь об этом?
– Ты снова мне льстишь.
– А ты снова грустишь.
Она расслабилась в его руках.
– Ты так добр ко мне.
– Как и ты ко мне.
– Знаешь, дело не в тебе. Я больше по тебе не страдаю.
– Я знаю. – Он по-братски погладил ее по спине. – Скажи мне, что ты идешь с нами, но предупреждаю: я могу запросто заставить тебя рассказать мне, по кому ты так скучаешь.
То, как она отстранилась и опустила глаза, подсказало, что да, здесь был замешан мужчина, и нет, она не собиралась добровольно делиться информацией.
– Мне нужно переодеться.
– Давай пройдем в гостевую. Уверен, мы там что-нибудь найдем. – Он обнял ее за плечи и повел по коридору. – А что касается твоего рокового мужчины, обещаю не бить ему морду, если только он не разобьет тебе сердце. Тогда мне, возможно, придется слегка подкорректировать ему линию челюсти.
Интересно, кто это может быть? – подумал он. Все в этом доме уже заняты.
Возможно, это был кто-то, кого она встретила на севере, на вилле Фьюри? Но кто бы пустил туда постороннего парня?
Может быть, это один из Теней? Хм... эти ублюдки были мужчинами достойными, конечно, они определенно могли вскружить голову любой женщине.
Боже, ради нее же самой, он хотел, чтобы это был кто-нибудь другой. Любовь – тяжкое бремя, даже если в нее вовлечены хорошие люди.
В гостевой комнате он нашел для нее черные джинсы и черную кофту. Ему не нравилась даже сама идея о том, чтобы она одела какую-нибудь кошмарную мини-юбку и не только потому, что это могло задеть его деликатные чувства, но еще и потому, что ему очень не хотелось, чтобы Праймэйл опробовал на нем свои навыки в челюстно-лицевой хирургии.
Когда они вышли, Джон ждал их в коридоре, и если и был удивлен тем, что к ним присоединилась Избранная, то виду не показал. Вместо этого, он был с Лейлой очень любезен, беззвучно обменялся с ней вежливыми фразами, пока Куин набрасывал на себя верхнюю одежду.
Минут через десять они втроем приняли форму в центре города, но не в районе баров: ни он, ни Джон не хотели вести Избранную в «Скример» или «Железную Маску». Вместо этого, они оказались в театральном районе, в кафе, которое работало до часу ночи и где подавали ликеры, какие-то свернутые шоколадные штуки, покрытые непонятной съедобной хренью, выложенные на неизвестной заварной фигне. Столики были небольшими, стулья тоже, и они сели в глубине зала, рядом с запасным выходом, низко наклонив головы, пока официантка продолжала болтать о специальных акциях, ни одна из которых не была привлекательной.
А пивная карта была милосердно коротка и составлена по существу.
– Два резаных пива, – сказал он. – А для леди?
Когда он посмотрел на Лейлу, она покачала головой.
– Не могу определиться.
– Бери все, что нравится.
– Ладно... Я возьму крем-брюле и мун-пай[2]. И капучино, пожалуйста.
Официантка улыбнулась и все записала в блокнот.
– У вас прелестный акцент.
Лейла вежливо склонила голову.
– Спасибо.
– Только не могу понять, французский или немецкий? Или... венгерский?
– Те два пива были бы очень кстати сейчас, – сказал Куин твердо. – Мы умираем от жажды.
Когда женщина ушла, он настороженно рассмотрел других посетителей, запоминая лица и запахи, вслушиваясь в разговоры, проверяя, не исходит ли от кого-то из них угроза. Джон делал то же самое. Потому что, да, когда с тобой Избранная, особо не расслабишься.
– Мы не самая лучшая компания, – сказал он Лейле немного позже. – Прости.
– Да и я тоже. – Она улыбнулась ему, а затем Джону. – Но мне нравится бывать за пределами дома.
Вернулась официантка с заказом, и все отвлеклись от наблюдения за соседними столиками, пока за их собственным расставляли бокалы, тарелки, чашки и блюдца.
Куин взял свой высокий бокал, когда рядом больше никого не было.
– Ну, рассказывай о нем. Нам можно доверять.
Джон выглядел так, как будто кто-то ущипнул его за задницу, особенно когда Лейла покраснела.
– Ну же, – Куин сделал глоток пива. – Очевидно же, что дело в мужчине, и Джон никому ничего не расскажет.
Джон посмотрел на нее и что-то показал жестами, а затем показал Куину средний палец.
– Он говорит, что конечно не скажет – он же немой, – перевел Куин. – И если ты не знаешь, что означает мой последний жест, я не собираюсь объяснять.
Лейла засмеялась, взяла вилку и разломила ей твердую верхнюю часть крем-брюле.
– Ну, на самом деле, я с нетерпением хочу увидеть его снова.
– Так вот почему ты часто появляешься на этой стороне.
– Это плохо, да?
– Боже, нет. Мы всегда рады тебя видеть, ты же знаешь. Ну и кто этот счастливчик?
Или смертник, все зависит от...
Лейла глубоко, словно собираясь с силами, вздохнула и пару раз осторожно надкусила первый десерт, словно тот был водкой с тоником.
– Обещайте, что об этом не узнает ни одна живая душа.
– Клянемся, и пусть Господь покарает нас, если обманем и все такое.
– Он... один из ваших солдат.
Куин опустил бокал на стол.
– Что, прости?
Она подняла чашечку и отпила.
– Помните, когда этой осенью одного из воинов привезли в учебный центр – он сражался с вами бок о бок против лессеров? Он был тяжело ранен, и вы позаботились о нем?
В этот момент Джон тревожно выпрямился, а Куин постарался проглотить ругательство и спокойно улыбнулся.
– О, да. Мы помним его.
Тро. Второй лейтенант в Шайке Ублюдков.
Срань Господня, если она думает, что влюблена в него, у них большие проблемы.
– Ииииии, – протянул он, заставляя голос звучат ровно. Хорошо, что он поставил Гинесс на стол – а то от стресса давно бы раздавил бокал в руках.
С другой стороны, все могло быть еще хуже. Тро никак не мог до нее добраться…
– Он призвал меня к нему.
В этот момент Лейла увлеклась мун-паем, и хорошо, поскольку они с Джоном оба обнажили клыки.
Люди, напомнил он себе. Они были в общественном месте с людьми... Сейчас не время демонстрировать зубы. Но, черт...
– Как? – Прошипел он, чтобы спрятать клыки. – Я имею в виду, у тебя же нет мобильного телефона. Как он с тобой связался?
– Он призвал меня, – когда она махнула рукой, как будто в этом не было ничего особенного, он приказал пещерному человеку внутри себя замереть. Будет время разобраться со всеми «как» и «почему» позднее. – Я пришла, и там оказался другой солдат – серьезно раненый. Боже, он был так сильно избит.
Щупальца чистейшей паники скользнули по затылку, спустились ниже, на грудь, проникая в сердечно-сосудистую систему. Нет... Вот дерьмо... только не…
– Я не понимаю, почему мужчины такие упрямые. Я попросила перенести его в клинику, но они сказали, что он просто нуждается в кормлении. У него были проблемы с дыханием, и... – Лейла уставилась на мун-пай, словно на экран, как будто вспоминая каждую деталь произошедшего. – Я кормила его. Я хотела позаботиться о нем и потом, но другой солдат, казалось, очень спешил увезти его. Он был... мощный, такой мощный, хоть и раненый. И когда он смотрел на меня, я чувствовала, будто он касается меня. Ничего подобного я раньше не испытывала.
Куин бросил взгляд на Джона не поворачивая головы.
– Как он выглядел?
Может быть, это был совсем другой. Может, совсем не…
– Трудно сказать. Его лицо было очень сильно поранено, эти лессеры так жестоки. – Она приложила пальчики ко рту. – Глаза у него были синие, а волосы темные... а верхняя губа вывернута…
Она продолжала говорить, но Куин почти ничего не слышал.
Он протянул и положил руку на ее, останавливая ее речь.
– Малышка, подожди. Тот первый солдат позвал тебя куда именно?
– Это был луг. Огромное поле за городом.
Когда последний пивной хмель выветрился у него из головы, Джон начал беззвучно произносить различные ругательства, и был чертовски прав. Сам факт, что Лейла была ночью, одна, беззащитная, причем даже не с Тро, а с самим зверем?
Более того... срань Господня. Она кормила врага.
– Что случилось? – услышал он ее вопрос. – Куин..? Джон..? В чем дело?
[1] Spike TV – американское кабельное телевидение.
На другом конце города, в районе, забитом цехами по переработке мяса, Тор достал свои кинжалы и приготовился к сражению. Зи и Фьюри были примерно в квартале от него, но звать их сюда причин не было, и не потому, что он жаждал принять весь огонь на себя.
Двое лессеров перед ним страдали от фантастического случая ничегонеделанья – они просто прогуливались, словно у них не было занятия лучше, чем стаптывать подошвы своих ботинок.
Общество конкретно лажало в плане вербовки новобранцев, подумал он, и все глубже погружалось в пучину злобных социопатических расстройств. После посвящения сукины дети уже не получали достаточного обучения и поддержки…
В боковом кармане завибрировал телефон. Это пришло сообщение, но он его проигнорировал, переходя на легкий бег. Снежный покров помогал приглушить стук ботинок о мостовую, и благодаря тому, что холодный воздух дул в его направлении, запах никак его не выдавал, так что эти придурки не могли его почувствовать.
Но в последний момент они развернулись, словно что-то привлекло их внимание.
А большего ему и не требовалось.
Он попал убийцам прямо в глотки, вспорол сонные артерии, открывая под подбородками вторые рты. Они взмахнули руками, а он, мгновенно преодолев пространство, оказался между ними и развернулся вокруг своей оси, приготовившись отправить их в полный нокдаун, если понадобится…
Но нет. Придурки уже сами упали на колени.
Засвистев сквозь зубы, он подал знак остальным и достал телефон, чтобы позвонить Бутчу и позвать его на уборку…
И застыл на месте. Сообщение было от Дока Джейн: Мне нужно, чтобы ты вернулся домой прямо сейчас.
– Осень...? – Когда из-за угла показались его братья, он поднял голову. – Я должен исчезнуть.
Фьюри нахмурился.
– Что-то случилось?
– Не знаю.
Он мгновенно дематериализовался, направляясь на север. Она ушиблась или поранилась? Может, во время работы в клинике? Или... черт возьми. Что, если она была в городе с Хекс, и кто-то напал на нее?
Когда он вновь принял форму на ступеньках особняка, то чуть не выломал двери в вестибюль. Хорошо, что Фритц исключил необходимость в услугах плотника тем, что быстро ответил на звонок.
Тор сломя голову пронесся мимо дворецкого. Он был чертовски уверен, что парень пытался ему что-то сказать, но не уловил слов, как и всего остального. Вломившись в потайную дверь под лестницей, он галопом понесся по подземному туннелю.
Он начал осознавать, что что-то не так, когда выскочил из шкафа в офис.
Его тело потеряло контроль, сигналы мозга оказались отрезанными от реальности какими-то помехами, и фокус сменился, что не имело никакого смысла: эрекция, твердая и длинная уперлась в молнию кожаных штанов, а в голове возникла внезапная, сокрушающая все потребность добраться до Осени и…
– О, черт... нет... – вырвалось у него, когда он услышал крик, прогремевший из комнаты вниз по коридору. Высокий и полный ужаса, такой издает женщина, страдающая от невыносимой боли.
Его тело мгновенно ответило, задрожало от острой необходимости. Он должен был добраться до Осени, и если только он не обслужит ее, она проведет следующие десять-двенадцать часов в аду. Ей нужен мужчина – он – внутри нее, он должен позаботиться о ней…
Тор бросился к стеклянной двери, руки вытянуты, ладонь приготовилась отодвинуть прозрачный, хрупкий барьер в сторону.
Он остановил себя, как только открыл путь.
Какого черта он это делает? Какого черта?
Эхо очередного крика донеслось до его ушей, и он почти сполз на пол, когда волна сексуального инстинкта почти повергла его на колени. Его разум снова затмило, и мышление застопорилось – все, о чем он мог думать, это лишь о том, чтобы накрыть Осень своим телом и ослабить ее мучения.
Но как только гормоны слегка угомонились, его мозг снова начал работать.
– Нет, – рявкнул он. – Нет, черт побери, ни за что.
Заставляя себя отойти от двери, он пятился назад, пока не ударился о стол и не вцепился в него руками, готовясь к следующей волне.
Образы Велси в период ее жажды, в тот самый раз, когда они зачали своего ребенка, мелькали в голове, натиск столь безжалостный и неоспоримый, как и порывы его тела. Его Велси так страдала от боли, такой сильной, невыносимой боли...
Он пришел домой как раз перед рассветом, голодный, усталый, думая о том, чтобы насладиться хорошей едой и скучным телевизором, прежде чем они заснут друг рядом с другом... но как только он вошел в гараж, то почувствовал такой же порыв, с которым сейчас пытался бороться: подавляющее желание овладеть.
И лишь одно могло вызвать такую реакцию.
За шесть месяцев до этого, Велси заставила его поклясться самой основой их священного брака, что когда настанет ее следующая жажда, он не будет давать ей лекарства. Боже, они сильно повздорили по этому поводу. Он не хотел потерять ее при родах, как многие другие связанные мужчины, он бы предпочел остаться бездетными на всю свою долгую жизнь, но вместе с Велси, чем остаться одному.
«А что насчет твоих сражений?» – кричала она на него. – «Ты сам сталкиваешься с подобием родового ложа почти каждую ночь!»
Сейчас он не мог вспомнить, что сказал ей тогда. Без сомнения, пытался успокоить, но это не работало.
«Если с тобой что-то случится, у меня ничего не останется», – говорила она. – «Ты думаешь, я не прохожу через это суровое испытание каждую гребаную ночь?»
Что он сказал ей в ответ? Черт его подери, он не помнил. Но он представлял ее лицо ясно, как день, когда она смотрела на него.
«Я хочу ребенка, Тор. Я хочу частицу тебя и меня, общую. Я хочу иметь причину жить, если вдруг тебя не станет – потому что мне придется. Мне придется заставлять себя жить дальше».
Тогда они не знали, что это он останется один. И о том, что не ребенок послужит причиной ее смерти. Не знали, что все, из-за чего они так ругались той ночью, не стоит их волнений.
Но такова жизнь. И как только Тор вошел в свой дом, то сразу захотел позвонить Хэйверсу, даже подошел к телефону. Но, в конце концов, и, как это бывало обычно, он не смог ей отказать.
И вместо кровотечения, которое должно было прийти после жаждущего периода, Велси обнаружила, что беременна. Ее радость была ярче лампы накаливания.
Следующий крик был таким громким, удивительно, что стеклянная дверь не разлетелась вдребезги.
В офис ворвалась Джейн.
– Тор! Слушай, мне нужна твоя помощь…
Он вцепился в край стола, чтобы удержать себя на месте и тряс головой, как сумасшедший.
– Я не буду делать этого. Я не стану обслуживать ее, ни в коем чертовом случае. Я не сделаю этого, я не сделаю, не сделаю этого…
Он лепетал, как чертов младенец. Даже не слышал собственных слов, когда начал поднимать стол и с хлопком опускать его вниз снова и снова, пока что-то тяжелое громко не упало на пол.
Где-то в глубине сознания, он смутно осознавал, какая же это нелепость – он снова что-то теряет именно в этой комнате.
Именно здесь он узнал о смерти Велси.
Джейн подняла вверх ладони.
– Нет, подожди, мне нужна твоя помощь, но не та, о которой ты подумал…
Еще одна инстинктивная волна заставил его стиснуть зубы и согнуться пополам, и он выругался.
– Она просила тебя не звать.
Тогда почему он здесь? Ох, черт возьми, это влечение...
– Тогда почему ты прислала мне сообщение?!
– Она отказывается от лекарств.
Тор покачал головой, только на этот раз для того, чтобы не ослышаться.
– Что?
– Она отказывается от лекарств. Я не могу получить ее согласие, и не знаю, кого еще позвать. Я не могу дозвониться до Хекс, а ближе нее никого нет. Она страдает…
– Все равно вколи ей…
– Она сильнее меня. Я даже не могу вернуть ее в кровать без борьбы. Но дело не в этом: с этической точки зрения, я не могу лечить тех, кто мне этого не позволяет. Я не буду этого делать. Может, ты поговоришь с ней?
В этот момент зрение Тора все-таки сфокусировались, и он, в конце концов, смог взглянуть на женщину. Ее белый халат был порван, один лацкан висел, словно лоскут белой кожи. Очевидно, ее порядком потрепали.
Тор подумал о Велси в период ее жажды. Когда он добрался до их комнаты, то обнаружил, что та напоминала поле боя. Тумбочка и все, что на ней стояло, перевернуто и разбито. Радиочасы валяются на полу. Подушки попадали с кровати, простыни порваны.
Он обнаружил свою женщину в дальнем углу, на ковре, в агонии. Она была голая, но кожа ее покраснела и покрылась капельками пота, несмотря на прохладу.
Он никогда не забудет, как она посмотрела на него тогда, сквозь слезы умоляя о том, что он мог ей дать.
Тор овладел ей, даже не раздеваясь.
– Тор...? Тор?
– Ты изолировала других мужчин? – пробормотал он.
– Да. Мне даже пришлось отослать Мэнни. Он...
Да. Парню, вероятно, пришлось вызвать Пэйн с поля боя. Либо так, либо он проводит сейчас время со своей левой рукой: как только мужчина попадает под действие этих флюидов, стояк не проходит еще долгое время, даже если несчастный покинет опасную зону.
– Я также поговорила с Эленой – сказала, ей тоже надо держаться подальше. Как я понимаю, иногда цикл одной женщины может влиять на других? И никто поблизости не жаждет беременности.
Тор положил руки на бедра и склонил голову, пытаясь собраться с мыслями. Он внушал себе, что он не какое-то животное, чтобы наброситься и овладеть Осенью. Он не...
Вот дерьмо, насколько он доверял собственному решению? И о чем, черт возьми, она думает? Какого хрена она отказывается от лекарств?
Может быть, это была уловка. Чтобы заставить его обслужить ее.
Могла ли она быть столь расчетливой?
Следующий крик был душераздирающим – и обозлил его. В порыве просветления, он заставил себя развернуться к шкафу и пойти – только вот оставить Дока Джейн он не мог. Конечно же, она предпримет еще одну попытку помочь Осени и снова пострадает.
Он посмотрел на врача.
– Давай пойдем туда вместе, и меня не волнует, согласится она или нет. Ты облегчишь ей страдания, даже если мне придется приколотить ее к гребанному полу.
Тор пару раз вздохнул, собираясь с силами, поправил кожаные штаны.
Джейн что-то говорила ему о этической стороне дела, но он не слышал.
Эта прогулка по коридору казалась бесконечной: с каждым шагом, потребности его тела становились все сильнее, превращая его в бомбу начиненную инстинктами. К тому времени как он добрался до двери в послеоперационную палату, где находилась Осень, он согнулся пополам, хватаясь за пах на глазах у Дока Джейн. Его член пульсировал, бедра напряглись…
Он открыл дверь.
– Чеееерт...
Его почти разорвало напополам – одна половина ринулась вперед, а другая вцепилась, удерживая тело на месте, в дверной косяк.
Осень лежала на кровати, на животе, одно колено притянула к груди, другая нога вытянута под неестественным углом. Сорочка туго закрутилась вокруг талии, мокрая от пота, волосы беспорядочной массой опутали тело. Вокруг рта была кровь – вероятно, она прокусила губу.
– Тормент... – услышал он ее прерывающийся голос. – Нет... уходи...
Он ринулся к кровати и приблизил свое лицо к ее.
– Пришло время это остановить…
– Уходи... прочь. – Ее налитый кровью, расфокусированный взгляд встретился с его, слезы текли по ее лицу – гормоны придали коже красивый персиковый оттенок, и она словно сошла со старомодной, вручную расписанной фотографии. – Уходи…нет…
Стон, оборвавший ее слова, перерос в еще один крик.
– Доставай лекарство, – рявкнул он в сторону врача.
– Она не согласится.
– Доставай! Возможно, тебе нужно ее согласие, но мне оно не требуется.
– Сначала поговори с ней…
– Нет! – закричала Осень.
И начался ад, все кричали друг на друга, пока не пришла следующая волна и не накрыла его и Осень, они оба снова словно прогнулись под ее прессом.
Появление Лэсситера зарегистрировалось в мгновенье между затихающей волной жажды и новой волной споров. Ангел подошел к кровати и протянул ладонь.
Осень мгновенно успокоилась, глаза закатились, руки и ноги ослабли. Тор расслабился хотя бы потому, что, по крайней мере, ее страдания прекратились. Он все еще был охвачен жаждой, но, по крайней мере, Осень перестала наносить себе серьезный вред.
– Что ты с ней сделал? – спросила Док Джейн.
– Просто ввел в транс. Но долго он не продлится.
Тем не менее, эта хрень впечатляла. Вампирский разум был сильнее человеческого, и тот факт, что ангел смог вызвать у нее подобную реакцию в ее состоянии, предполагал, что Лэсситер скрывал в рукаве серьезные трюки.
Лэсситер посмотрел на Тора.
– Ты уверен?
– На счет чего? – рявкнул тот. Черт возьми, он был на грани сумасшествия.
– Насчет того, чтобы не обслуживать ее.
Тор холодно рассмеялся.
– Ни за что. Никогда.
Словно в доказательство, он потянулся вправо, где на подносе в режиме ожидания лежали шприцы, явно предназначенные для Осени. Выбрав два, он всадил их себе в бедро и ввел в мышцу то, что в них было.
Раздались крики, но он слышал их не долго. Коктейль из лекарств, каким бы он не был, дал немедленный эффект и заставил его упасть на пол.
Последнее, что он увидел перед тем, как окончательно вырубиться, – затуманенный взглядом Осени, остановившийся на нем.
Когда Куин и Джон посмотрели на Лейлу с неестественно нейтральными выражениями лиц, и она выпрямилась на жестком стуле, на котором сидела.
Оглянувшись по сторонам, она увидела только людей, которые спокойно наслаждались маленьким кондитерскими прелестями, вроде тех, что лежали на ее тарелке, так что было трудно понять, что произошло.
– Что-то не так на улице? – прошептала она, наклонившись вперед. Вообще, она обнаружила, что люди были очень похожи на вампиров, они просто пытались жить своей жизнью без каких-либо помех. Но эти двое парней думали иначе.
Куин посмотрел на нее и улыбнулся, но во взгляде веселья не было.
– После того как ты покормила мужчину, что ты сделала? Что сделали они?
Она нахмурилась, желая, чтобы они все же сказали ей, в чем дело.
– Ах... ну, я пыталась уговорить их отвести его в учебный центр. Я подумала, что раз там лечили его товарища, то и его тоже можно вылечить.
– Ты не думаешь, что его раны могли оказаться смертельными?
– Если бы я прибыла туда не вовремя? Да, я думаю так и было бы. Но он выглядел лучше, когда я их покидала. Его дыхание значительно улучшилось.
– Ты кормилась от него?
Теперь тон Куина стал тяжелым. И если бы к этому времени границы их отношений не были так хорошо установлены, она могла бы подумать, что он ревновал.
– Нет, не кормилась. Ты единственный, с кем я это делала.
Последовавшее молчание сказало ей больше, чем предыдущие его вопросы. Проблема не в людях вокруг них или на улице.
– Я не понимаю, – сказала она сердито. – Ему требовалась помощь, и я ему помогла. Ты последний из всех должен дискриминировать подобное лишь потому, что он солдат, а не аристократ.
– Ты кому-нибудь говорила о том, где была той ночью? И что ты делала?
– Праймэйл дал нам полную свободу действий. Я кормлю и забочусь о солдатах уже долгое время – это то, что я должна делать. Это моя цель. Я не понимаю…
– Ты общалась с ними с тех пор?
– Я надеялась... по правде говоря, я надеялась, что один из них или они оба появятся в особняке по какому-нибудь официальному поводу, так чтобы я могла увидеться с раненым солдатом еще раз. Но нет, я их больше не видела. – Она отодвинула от себя тарелку. – И все-таки, что не так?
Куин поднялся на ноги и достал деньги. Отделив от пачки пару двадцаток, он бросил купюры на стол.
– Мы должны вернуться в особняк.
– Почему ты… – Она понизила голос, когда на них посмотрели несколько человек. – Почему ты так себя ведешь?
– Пошли.
Джон Мэтью встал, его лицо исказила ярость, руки сжаты в кулаки, челюсть напряжена.
– Лейла, ты возвращаешься с нами. Сейчас же.
Чтобы избежать сцены, она встала и последовала за ними на холодный воздух. Но она не собиралась следовать приказам и дематериализоваться, как положено послушным девочкам. Если они оба собрались и дальше вести себя подобным образом, то им придется объясниться перед ней.
Ступив на покрытый снегом тротуар, она посмотрела на парней.
– Что с вами обоими происходит?
Год назад она была бы потрясена, услышав подобный тон голоса из собственных уст. Но Лейла уже далеко не та, что была раньше.
Ни один из них ей не ответил, и она покачала головой.
– Я не двинусь с места, пока вы не поговорите со мной.
– Мы не будем этого делать, Лейла, – отрезал Куин. – Я должен…
– Если вы не скажете, что здесь происходит, и в следующий раз, когда кто-то из солдат свяжется со мной, поверьте, я откликнусь на их просьбу…
– Тогда ты тоже станешь предателем.
Лейла моргнула.
– Прошу прощения… что значит предателем?
Куин взглянул на Джона. Когда мужчина пожал плечами и вскинул обе ладони вверх, последовал длинный поток проклятий.
А потом земля ушла у нее из-под ног.
– Судя по всему, мужчина, которого ты кормила, солдат по имени Кор. Он является лидером банды солдат, которых все называют Шайкой Ублюдков. И осенью, примерно тогда, когда ты его кормила, он совершил покушение на жизнь Рофа.
– Я... извините. Что...? – когда она осела на ослабевших ногах, Джон шагнул к ней и поддержал. – Но как ты можешь быть так уверен...
– Я был тем, кто наставил ему эти синяки на лице, Лейла. Я выбил из него кучу дерьма, так, чтобы Роф смог благополучно вернуться домой и залечить огнестрельное ранение. Это наш враг, Лейла, такой же, как Общество Лессенинг.
– Но другой… – ей пришлось откашляться, чтобы прочистить горло. – Другой солдат, тот, кто привел меня к нему. Он был в учебном центре. Фьюри привел меня кормить его…вместе с Вишесом. Они сказали, что он был честным солдатом.
– Они так сказали? Или позволили тебе поверить в это?
– Но... если бы он был врагом, зачем они позволили кормить его?
– Его зовут Тро, он помощник Кора. Его оставил умирать его босс…и будь мы прокляты, если бы позволили ему скончаться на наших глазах.
Джон свободной рукой достал свой сотовый телефон и быстро начал писать, но Лейла ничего не видела. Ее легкие горели, голова кружилась, живот скрутило.
– Лейла?
Кто-то звал ее, но накрывшая паника была единственным, что она в этот момент воспринимала. Сердце билось как сумасшедшее, рот широко открылся в попытке глотнуть воздуха, на нее опускалась темнота…
– Черт возьми, Лейла!
***
Путешествуя с крыши на крышу, Хекс держалась от Кора на расстоянии, отслеживая его передвижения от переулка до переулка, из района в район, пока он не наткнулся на лессеров. Из того немногого, что она смогла увидеть, было ясно, мужчина – невероятно сильный боец, и его коса способна на серьезную работу.
Чертовски жаль, что он страдал манией величия и был одержим жаждой власти.
Все это время она держалась на расстоянии квартала от него. Не было резона испытывать судьбу и подвергать себя риску быть замеченной. Но все же, ее не покидало ощущение, что вампир обо всем знал. Если то, как он обращался с врагом, можно было считать неким индикатором, то значит, он был достаточно умен, чтобы понимать, – Роф и Братство зашлет своих людей следить за ним, и не похоже, чтобы он прятался. Он был вампиром с эмоциональной сеткой в пределах ограниченного географического пространства: он сражался в Колдвелле. Каждую гребаную ночь.
Привет-привет.
Когда в воздухе закружили снежинки, мужчина сменил позицию и перешел на легкий бег. С ним был его правая рука, Тро. Не упуская их из виду, она дематериализовалась на крышу соседнего здания. Потом другого. И третьего. Куда они направляются? – подумала она, когда они покинули боевой сектор.
Через полмили или чуть позже, Кор остановился на перекрестке, явно пытаясь решить, куда повернуть – налево или направо. Тро стоял рядом, и они обменялись гневными репликами. Может быть, потому что Тро понял, что они двигаются в неправильном направлении?
Пока они спорили, она взглянула на небо. Потом на часы. Дерьмо. Кор дематериализуется под утро, и тогда она его точно упустит. Так как ее симпатские щупальца могли простираться лишь на ограниченное расстояние, то он выйдет из диапазона их действия как только растворится в воздухе.
Но, по крайней мере, теперь она знала его эмоциональную сетку. И рано или поздно, либо он, либо один из его солдат получит травму, и им придется убраться из города. Это было неизбежно, и именно так она собирается их вычислить. Рассеянные молекулы она отслеживать не могла, но автомобиль, фургон, грузовик, внедорожник – запросто. И, черт побери, они медлили с травмами уже почти что месяц.
Внезапно Кор снова двинулся вперед и обошел здание, на крыше которого она находилась, что снова призвало ее к действию. С мрачной целенаправленностью, она передвигалась по хрустящей снежной корке на крыше, следуя за ним, перебегая между вентиляционными отверстиями и другими механическими устройствами. Добравшись до противоположной стороны, она…
Джон Мэтью.
Черт, ее Джон неподалеку. Что за хрень?
Он сказал ей, что останется дома сегодня вечером, потому что остался вне дежурства.
С кем он был? Куин завязал со своими похотливыми похождениями... да это и не та часть города для подобных занятий. Это был театральный район.
Материализовавшись на краю здания, она посмотрела вниз. Через улицу, в начале переулка, в тени стояли Джон, Куин и... Лейла. Которая находилась в объятьях последнего, словно потеряла сознание.
Чееееерт. Здесь происходила какая-то драма. Большая драма – из тех, что угрожала полностью сломать эмоциональную сетку Избранной.
Рассеяв свои молекулы, Хекс вновь приняла форму рядом с Джоном, удивив всю компанию.
– Она в порядке?
«Мы ждем Бутча», – показал Джон жестами.
– Он уже едет?
«Он на зачистке на другом конце города. Но нужен нам прямо сейчас».
Ясно. Случилось что-то из ряда вон выходящее.
– Ты бы не мог меня отпустить? – мрачно попросила Лейла.
Куин только покачал головой и продолжил держать ее над покрытым снегом тротуаром.
– Послушайте, здесь неподалеку айЭм. – Хекс достала свой мобильный. – Может, мне позвать его?
– Да, было бы неплохо, – ответил Куин.
Набирая номер Тени, она пристально посмотрела на Джона.
– Хэй, айЭм, как ты? Да. Ага…как ты узнал? Да, мне нужны колеса в районе театров, немедленно... Ты настоящий друг, айЭм. – Она закончила вызов. – Готово. Будет здесь минут через пять.
«Спасибо», – показал Джон.
– Что такое? – спросил Куин, когда Лейла вдруг напряглась.
Хекс прищурилась и внимательно посмотрела на лицо Избранной – ее эмоциональная сетка горела... возбуждением. И стыдом. И болью.
– Он здесь, – прошептала Избранная. – Он здесь, совсем близко.
Джон и Куин мгновенно потянулись за оружием, что особенно хорошо получилось у последнего… учитывая, что он все еще держал Лейлу на руках.
О ком она говорит, черт побери.
– Кор, – выдохнула Хекс, когда посмотрела в том же направлении, куда смотрела Избранная. И сложив дважды два, подумала вслух: – Господь Всемогущий... Кор?
АйЭм выбрал нужный момент, чтобы подогнать BMW X5, и секундой позже вышел из машины, оставив дверь открытой.
Куин бросился к внедорожнику, и Лейла даже не сопротивлялась, когда он затолкал ее внутрь, словно инвалида.
– Берите машину, – сказал айЭм парням. – Пользуйтесь как своей.
После быстрого спасибо от Куина, последовал краткий момент «и-что-теперь?», когда Джон посмотрел на Хекс.
Сдерживая желание стукнуть себя кулаком в грудь, она почти выругалась.
«Мы заберем ее отсюда», – показал Джон. – «А ты оставайся здесь и делай то, что должна».
И они сели во внедорожник айЭма и уехали.
– Тебе помощь нужна? – спросил айЭм.
– Спасибо, но нет, – пробормотала она, смотря вслед красным огням задних фар, пока они не скрылись за углом. – Сама справлюсь.
Кор почувствовал Избранную за несколько кварталов. Притягиваемый ею, он изменил направление и устремился в ее сторону, пока Тро не встал у него на пути, пытаясь его отговорить.
Что, по правде говоря, было очень хорошо. Это значило, что парень оставался верным своей клятве, что никогда не попытается увидеть ее снова.
Кор же такого обещания не давал, так что продолжил свой путь, действуя быстрее своего помощника. Это была судьба, ведь он провел в койке много дней, уставившись на клубки паутины над головой, гадая, где она и что делает. И как у нее дела.
Если Братство когда-нибудь узнает, к кому она отправилась тогда, на то поле, они будут в ярости, а Роф, Слепой Король, уже давно известен силой своего гнева. Вот почему Кор так сожалел, что его помощник вовлек девушку в эту неразбериху. Она была так наивна, так невинна, искренне стремилась помочь, а они сделали из нее предателя.
Она заслуживала лучшей участи.
В самом деле, он чувствовал безумную потребность молиться о том, чтобы враг проявил к ней снисхождение. Он так и делал. Он молился, чтобы Роф пожалел ее, если правда вдруг всплывет на поверхность.
Приближаясь к ней, он, конечно, не осмелился бы подойти слишком близко... и нашел ее под крышей маленького кафе, стоявшего в тени, в которую, как ни напрягал он глаза, не мог проникнуть.
Она была не одна, под охраной солдат – двое из них мужчины, одна – женщина.
Почувствовала ли она его? – задавался он вопросом, сердцем понимая, что за ним следят. Расскажет ли она им, что он рядом…
К группе подъехал черный автомобиль, и из нее вышло создание, о котором раньше лишь ходили слухи. Это Тень? Живая, настоящая Тень?
У Братства, конечно, были достойные союзники, это точно…
Очень быстро Избранную отнес на руках к машине один из солдат, тот, что сражался с ним той ночью, возле особняка Эссейла.
Кор обнажил клыки, но оставил недовольство при себе. То, что к ней прикасался этот мужчина, бесило до глубины души. А то, что ей могли причинить вред? Пугало до дрожи.
В последний момент, перед тем как исчезнуть на заднем сидении автомобиля, она посмотрела в его направлении.
И в этот момент время словно замедлило свой ход, пока все не превратилось в отдельные кадры, фотографические снимки, что делал его разум один за другим – абсолютно все, начиная со снежинок, что падали с неба, до мигания неоновой вывески рядом с Избранной и той скорости, с которой ее увозили из виду.
Она была не в белой мантии, а в вполне человеческой одежде, которая ему не нравилась. Волосы также собраны высоко на затылке, что акцентировало внимание на потрясающих чертах ее лица. И когда он вдохнул, ноздри загудели от ее свежего, тонкого аромата.
Она была именно такой, какой он ее помнил. Только теперь она явно попала в беду, ее кожа была слишком бледна, глаза слишком широко распахнуты, руки тряслись, когда она подносила их к горлу, словно пытаясь защитить себя.
Его мощная ладонь потянулась к ней, будто он мог сделать что-то, что смогло бы облегчить ее страдания, как если бы мог чем-то помочь.
Это был жест, который навсегда останется в тени. Она чувствовала его присутствие, и, вероятно, именно поэтому они увозили ее.
И теперь она его боялась. Скорее всего ей открылось, что он – ее враг.
Мужчины забрались в машину вместе с ней, тот, что повыше сел за руль, а солдат, с которым он дрался, заскочил к ней на заднее сиденье.
Совершенно бессознательно его ладонь скользнула за пазуху и нашла пистолет. Искушение материализоваться прямо перед автомобилем, убить двух мужчин, и забрать то, что он так хотел, было настолько велико, что он даже направился вниз по улице.
Но он не мог так поступить с ней. Он не был похож на своего отц… на Бладлеттера. Он не станет мучить ее совесть до конца дней подобным насилием, потому что она наверняка поймет все по-своему и будет винить себя за их смерть.
Нет, если она когда-нибудь и будет ему принадлежать, то лишь по своей доброй воле. Что, конечно, было нереально.
Так что... он позволил ей уйти. Не встал на пути машины, чтобы пустить пулю в лоб водителя. Он даже не кинулся, чтобы пристрелить того, кто сидел на заднем сиденье, и не развернулся, чтобы убить женщину-солдата, что находилась в настоящий момент прямо за ним примерно в половине квартала. Он не стал проникать в автомобиль, запираться в нем вместе с Избранной и увозить ее в теплое и безопасное место.
После чего он бы снял с нее ту ужасную человеческую одежду... и заменил своим обнаженным телом.
Опустив голову, он закрыл глаза и сменил направление мыслей, сдерживая их, направляя прочь от подобных фантазий. В самом деле, он даже не стал бы использовать ее, чтобы выйти на Братьев: этим он бы точно подписал ей смертный приговор.
Нет, он не будет использовать ее в качестве инструмента в этой войне. Он и так ее уже достаточно скомпрометировал.
Развернувшись на снегу, он направился к той, что была неподалеку. То, что солдаты уехали вместе с Избранной вместо того, чтобы бороться с ним, было вполне логичным. Такая женщина очень ценилась, и они наверняка вызвали мощное подкрепление для путешествия туда, куда сейчас направлялись.
Интересно, тот солдат, что остался здесь, был женского пола. Должно быть, они предполагали, что он ринется в погоню.
– Я чувствую тебя ясно как день, женщина, – выкрикнул он.
К ее чести, она вышла на свет, падающий со стороны входа в переулок. С короткими волосами, плотного мощного телосложения, одетая в кожу, она определенно была женщиной-воином.
Да, ночь полна сюрпризов: если она связана с Братством, то он признавал исходящую от нее опасность и понимал, что скучно не будет.
И все же, встав прямо перед ним, доставать оружие она не стала. В полной боевой готовности; однако, на самом деле, ее поза говорила ему о том, что действовать женщина будет лишь по необходимости. Нападать первой она не собиралась.
Кор прищурил глаза.
– Истинные леди не дерутся?
– Не мне забирать твою жизнь.
– Так кому же она принадлежит? – Когда она не ответила, он понял, что ведется какая-то игра. Вопрос в том, какая именно. – Нечего ответить, женщина?
Он сделал шаг в ее сторону. И еще один. Просто чтобы проверить, где были обозначены границы. Конечно же, она не отступила, но вместо этого медленно расстегнула куртку, словно готовясь достать оружие.
В воздухе кружил снег, женщина стояла в ореоле света, ногами твердо упираясь в покрытую белым, пушистым покрывалом землю. Ее темная фигура смотрелась очень эффектно. Но она не привлекала его как женщина, – хотя, возможно, лучше, если бы было наоборот. Лишь тот, кто обладал присущей ей суровостью, мог достойно столкнуться лицом к лицу с его... лицом.
– А ты довольно агрессивна, женщина.
– Если ты вынудишь меня убить тебя, я это сделаю.
– Ах. Ну, я постараюсь не забыть об этом. Скажи, ты здесь ради удовольствия моей компании?
– Насчет удовольствия я сильно сомневаюсь.
– Ты права. Я не славлюсь манерами.
Она следит за ним, подумал он. Именно по этой причине она здесь. На самом деле, ему еще в начале ночи показалось, что за ним словно следует какая-то тень.
– Боюсь, мне пора, – протянул он. – Но у меня возникло стойкое ощущение, что наши пути вновь пересекутся.
– Можешь быть уверен.
Он склонил голову... и быстро исчез. Независимо от ее навыков слежения, она не могла следовать за молекулами. Никто не был настолько хорош.
Даже его Избранная не способна на подобное, и он благодарил за это Судьбу. По правде говоря, уже давно в его голове держалась мысль, что она могла бы найти его, если бы хотела, ее кровь в нем словно маяк, за которым она может следовать еще долгое время.
Но она этого не сделала, и не собирается. Она не имела отношения к войне…
Его телефон зазвонил в тот момент, когда он принял физическую форму на берегу Гудзона неподалеку от центра города. Достав устройство, он посмотрел на экран. Картинка с изображением старомодного денди возникала вместе с буквами и цифрами, которые он не мог расшифровать, что говорило ему о том, что с ним пытается связаться Глимера.
Он нажал на кнопку с надписью зеленого цвета.
– Как приятно слышать тебя, Элан, – тихо произнес он. – Как твои дела в это прекрасное утро? Серьезно? Ну надо же. Да. Я немедленно направляюсь в ваше месторасположение, но прямо сейчас можете сказать им «да». Мы встретимся с ними как можно скорее.
Прекрасно, подумал он, нажимая на красную кнопку. Отколовшаяся часть Глимеры желает с ним личной встречи. Дело, наконец, сдвинулось с мертвой точки.
Давно пора.
Глядя на реку, он выпустил на свободу свою агрессию, но приступ длился недолго. Мысли неизбежно вернулись к его Избранной и выражению ужаса на ее лице.
Она узнала, кто он.
И, как все женщины, она сочла его чудовищем.
***
Сидя на заднем сидении внедорожника айЭма, Куин внимательно смотрел во все окна, на случай, если кто-то сел им на хвост. Он также позвонил Ви и Рейджу, чтобы те прикрыли фланги, на всякий случай.
Не то, чтобы он рассказал им, что его беспокоили Ублюдки. Парни решили, что дело в лессерах, и он не стал разубеждать их.
Джон вел машину не в особняк, причин возвращаться домой не было. Вместо этого, они собирались отправиться в пригород и навернуть там пару кругов, оставаясь в пределах человеческих окрестностей, в ожидании пока Лейла восстановится и сможет дематериализоваться обратно в особняк.
На этой ноте он посмотрел на нее. Она сидела рядом, уставившись в окно, ее грудь судорожно поднималась и опускалась.
Да уж, узнать о том, что ты помогала врагу, и, вероятно, спасла ему жизнь, не та новость, которую может выдержать каждый.
Он наклонился и положил руку ей на ногу, слегка сжимая.
– Детка, все в порядке.
Она даже не провернулась. Просто покачала головой.
– Как ты можешь так говорить.
– Ты не знала.
– Он остался в городе. Он не стал нас преследовать.
Хорошая новость.
– Дай мне знать, если что-то изменится.
– Конечно, – сказала она мертвым голосом. – Сразу же.
Куин выдохнул ругательство.
– Лейла. Посмотри на меня.
Когда она этого не сделала, он положил указательный палец на ее подбородок.
– Эй, ты не знала, кто он такой.
Лейла закрыла глаза, как будто хотела вернуться в ту ночь, когда она встретила того мужчину, чтобы все изменить.
– Иди сюда, – сказал он, притягивая ее в объятия.
Она не сопротивлялась, но была напряжена, и когда он погладил ее по спине, то почувствовал напряжение в каждой ее мышце.
– Что, если Король прогонит меня? – сказала она, уткнувшись в его грудь. – Что, если Фьюри…
– Они не сделают этого. Они все поймут.
Как она снова вздрогнула, он посмотрел на Джона в зеркало заднего вида и покачал головой. Беззвучно выговаривая слова, он сказал одними губами: «Давай отвезем ее домой. Кор остался в городе».
Джон приподнял бровь, а затем кивнул.
В конце концов, кровь не лгала, хотя, к сожалению, это был обоюдоострый меч. Хорошей новостью было то, что мис, который Ви набросил вокруг особняка не даст никому ее обнаружить – вот почему Тро кормили именно там. И, по крайней мере, эта связь с Лейлой ослабевала с каждой ночью, несмотря на всю чистоту крови Избранной.
– У меня нет ничего своего, – хрипло сказала Лейла. – Ничего. Даже мое служение могут отобрать у меня.
– Шш, этого не случится. Я не позволю.
Господи, он молился, чтобы это оказалось правдой. И им, черт возьми, придется рассказать обо всем Королю и Праймэйлу, как можно скорее: сначала они отвезут ее к доку Джейн, а затем отведут в кабинет к Рофу. Эти двое просто обязаны понять, почему так произошло – ею просто манипулировал враг, воспользовался как инструментом, заставив сделать то, что она ни за что и никогда не сделала бы по доброй воле.
Жаль, что он не убил Кора, когда была такая возможность.
Полчаса спустя, Джон завернул к задней дороге к учебному центру, и еще через десять минут они, наконец, въехали в гараж.
Первое осознание того, что что-то происходит, пришло к Куину, когда он ступил на пол: кожу мгновенно стянуло, кровь в жилах закипела без уважительной причины. А потом появилась гигантская, пульсирующая эрекция.
Нахмурившись, он огляделся. И Джон сделал то же самое, когда вышел из-за руля и хлопнул дверью.
Стоянку словно накрыла какая-то сексуальная аура. Что за хрень?
– Так, окей, давай отправим тебя к Доку Джейн, – сказал Куин, беря Лейлу под локоть и убедившись, что бедра прикрыты полами кожаной куртки.
– Я в порядке. Честно…
– Тогда это именно то, что скажет тебе наш врач…
Когда Джон открыл дверь в центр, и все они вошли внутрь, Куин потерял ход мыслей. На него рухнула стена гормонов. Глядя вниз, на бедра, он никак не мог поверить, что вдруг оказался на грани оргазма.
– У кого-то начался период жажды, – объявила Лейла. – Не думаю, что вам нужно туда идти…
Дальше по коридору, из одной из смотровых на них практически выпрыгнула Док Джейн.
– Джон, Куин, вы должны уйти…
– Кто? – Куину пришлось закрыть глаза и задержать дыхание: от движений его член терся о молнию штанов, угрожая взорваться оргазмом. – Кто…
Когда волна усилилась, он потерял способность говорить.
Черт, он словно только пережил превращение и попал в окружение голых женщин во всевозможных завлекающих позах.
– Это Осень, – сказала Джейн, подбегая к ним и выталкивая их обратно на стоянку. – Ты в порядке, Лейла?
– Да, я…
– Ее нужно осмотреть, – пробормотал Куин, поворачиваясь к машине Тени. – Она только что чуть не упала в обморок. Лейла, напиши мне, когда закончите, ладно?
Джон тоже шагал как манекен, напряженно и теряя координацию. Опять же, когда у тебя в штанах что-то наподобие бейсбольной биты, вряд ли получиться изображать Фрэда Астера.
Когда тяжелая стальная дверь за ними закрылась, стало немного легче, и к тому времени, как они проехали через ворота, он чувствовал себя более-менее вменяемым, если не считать мощнейшего стояка.
– Господи, – выдохнул Куин. – Если это дерьмо можно было бы разливать по бутылкам, то производители Виагры просто разорились бы.
Джон за рулем согласно просвистел.
Пока Джон вез их вдоль дома к главному входу в здание, Куин весь извелся под своей кожаной одеждой.
Он не занимался сексом с тех пор как... дерьмо, уже почти год, в последний раз с тем рыжим парнем в «Железной Маске». После этого у него не возникало большого интереса к чему-либо или к кому-либо, мужчине или женщине. Его даже утренние стояки не мучали.
Черт, принимая во внимание длительность его воздержания, он начал думать, что просто перегорел: учитывая, сколько он трахался после своего превращения, подобное дерьмо казалось возможным.
Но вот он здесь, корчится в кресле.
Рядом с ним, Джон делал то же самое, ерзая на месте. Туда-сюда.
Когда особняк, наконец, появился из миса, Куин побоялся войти внутрь. Не было ничего, даже отдаленно сексуального или хоть в какой-то мере привлекательного в том, чтобы отправиться в свою комнату одному, пару раз там дать волю рукам, а затем возобновить бдения перед темным экраном.
У меня нет ничего своего. Ничего. Даже мое служение могут отобрать у меня.
Лейла была невероятно права: хотя все в особняке были рады ему, на заднем плане всегда мелькала мысль – ему разрешено быть здесь лишь потому, что он служит Джону. Является его аструкс нотрамом.
Как и Лейлу, его могли уволить в любой момент.
А что касается его будущего? Он, конечно, никогда не женится, потому что не станет вынуждать ни одну женщину жить с ним в союзе без любви, и у него никогда не будет детей, хотя, учитывая его разного цвета глаза, может, это и к лучшему.
В итоге, он оказался перед лицом бесконечных веков, без настоящего, без своего дома, без настоящей семьи, без своей кровной линии.
Куин провел рукой по волосам, гадая, существует ли хоть какая-нибудь возможность того, что его член просто волшебным образом отсохнет... и понимал, что именно имела в виду Избранная, когда говорила о пустоте.
Хекс была нужна информация. Срочно.
Кор дематериализовался и исчез с ее симпатских радаров в течение нескольких секунд. И да, она могла отследить его перемещения, но лишь в том случае, если ублюдок не решит закамуфлировать путь к своему убежищу.
Конечно же, она следовала за ним, сколько могла и оказалась на берегу Гудзона, недалеко от своего дома: на этом месте след остывал, и не потому, что его остужал холодный северный ветер с реки.
Она пнула ближайший сугроб и начала вышагивать вокруг. Вернулась обратно в театральный район. Путешествуя с крыши на крышу, просканировала остальную часть города.
Ничего.
В итоге Хекс снова оказалась на вершине того здания, с которого заметила Джона и его друзей. Она шагала из угла в угол и материлась как сапожник. В отсутствие других весомых улик, она была вынуждена работать с тем единственным, что у нее было: драма у кафе.
Достав телефон, она отправила сообщение Джону и стала ждать. Ждать. И... ждать.
Они попали в засаду по пути домой?
Она послала еще одно сообщение. На этот раз Куину – ответа не последовало.
Черт побери, что если с ними что-то случилось? То, что Кор покинул город, не означало, что он не мог свернуть по пути и пересечься с внедорожником айЭма. А она в это время была здесь, в погоне за собственными следами, как полная идиотка.
Как только Хекс собралась писать панические сообщения по второму кругу, Джон ответил: «дома в без-ти. прсти был в клнике».
Нажав кнопку, чтобы ответить, она глубоко вздохнула и написала: «Нам нужно поговорить о Лейле. Давай я приеду в особняк».
Вполне возможно, что Куин не захочет оставить Избранную в таком состоянии одну, и Хекс не хотела, чтобы Джон тащил своего аструкс нотрум на встречу ради простой болтовни.
Не дожидаясь ответа, она перенеслась к особняку, поднялась вверх по лестнице и прошла в вестибюль. Внутренняя дверь открылась сразу же, а на пороге стоял измученный Фритц.
– Добрый вечер, леди.
– Что-то случилось?
Дворецкий поклонился и отступил назад.
– О, воистину. Кого вы желаете видеть?
А когда-то этот вопрос был неуместен.
– Джона. Он в клинике?
– О... нет. Определенно нет. Он наверху.
Хекс нахмурилась.
– Какая-то проблема?
– О нет. Пожалуйста, проходите, мадам.
Да хрен бы не так, здесь явно что-то произошло. Она пересекла изображение дерева на мозаичном полу и вбежала вверх по лестнице, перепрыгивая через несколько ступенек. Добравшись до второго этажа, Хекс замерла в нерешительности.
Даже в коридоре она уловила запах секса, причем какого-то смешанного – в смысле, им занимались в нескольких местах. В буквальном смысле.
И от этого ее даже слегка замутило.
Приблизившись к двери комнаты Джона, она напряглась, готовясь к тому, что могло ждать ее по другую сторону. Лейла обучалась искусству эроса, и Куин был готов в этом плане на многое – и может, их разлука толкнула ее супруга в объятья других.
С помертвевшим сердцем, она громко постучала в дверь.
– Джон? Это я.
Закрыв глаза, она представила, как замирают обнаженные тела, люди в спешке озираются, Джон судорожно ищет, чем прикрыть себя. Хекс не стала читать эмоциональные сетки, так как была слишком растеряна, чтобы заниматься этим. Даже запахи не стала сортировать – она и так еле держалась на ногах, потому что знала, что, по крайней мере, один из них принадлежит Джону.
– Я знаю, что ты там.
Вместо открытой двери, она получила сообщение: немнго занят. Могу найти тебя пзже?
Да хрен бы не так.
Хекс так сильно схватилась за ручку, что чуть не сломала ее, и толкнула дверь.
Срань. Господня.
Джон был один, в своей кровати, он лежал поверх покрывал, его обнаженное тело блестело в свете, падающем из ванной комнаты. Одна рука была между ног, его массивный кулак сомкнулся на большом члене... оскалив зубы, он вцепился другой рукой в спинку кровати, мышцы плеч и шеи ярко выступили под кожей, напряженные до предела.
Чеееерт. Нижняя часть его живота была во влажных пятнах от спермы, а он, казалось, все еще жаждал освобождения.
Его лихорадочный взгляд встретился с ее, и рука на мгновенье замерла. «Уходи», сказал он одними губами. «Пожалуйста».
Она быстро вошла в комнату и закрыла за собой дверь. Нельзя, чтобы такое видел кто-то еще.
«Пожалуйста!», потребовал он.
Воистину пожалуйста, подумала Хекс, ее собственное тело ответило на призыв, а кровь быстрее побежала по венам.
Переступая через разбросанную, смятую одежду, которая была на Джоне в том театральном районе, она могла думать лишь о том, насколько же скучала по плотской стороне их отношений. Она словно пребывала взаперти все эти долгие месяцы – и да, сейчас для нее было бы гораздо лучше покинуть его комнату, оставив хеллрена один на один с возбуждением, и вернуться к разговору позднее.
Но Бог свидетель, она скучала по своему супругу.
«Я не смогу остановиться», сказал он одними губами. «У Осени период жажды – а ты слишком близко».
А. Это все объясняет. Только вот...
– Моя мать в порядке?
«Она с Джейн, и да, в порядке».
Боже, бедная женщина. Снова страдать, и это после всего того, что она пережила. Но, по крайней мере, Джейн должна облегчить страдания – если, конечно, Тор не…
Окей, на эту территорию она заходить не будет.
«Хекс, тебе надо... уйти».
– А что, если я не хочу?
Его тело тотчас завибрировало, словно она прикоснулась к нему, и в тот же момент он бурно кончил, продолжая двигать рукой вверх вниз, а новые капли спермы упали на живот.
Ответ был очевиден: он тоже ее хотел.
Хекс приблизилась к краю кровати и, протянув руку, пробежала пальцами по его дрожащему бедру. Этого легкого контакта было достаточно, чтобы усилить оргазм, бедра толкнулись вверх, член дернулся, а накачанное тело содрогнулось, пронзаемое удовольствием.
Наклонившись, она убрала его руку в сторону и, обхватив плоть своим ртом, стала посасывать, помогая достигнуть оргазма правильным способом, и заставляя всем телом содрогаться на простынях. И как только это произошло, он замер лишь на наносекунду прежде, чем сел на кровати и притянуть ее к себе.
Она последовала за ним с легкостью, целуя его сразу, как только он положил ее поверх своего тела. Его руки, большие, знакомые руки, бродили повсюду... пока не остановились на ее ягодицах, и не дернули вверх, чтобы он мог прижаться лицом к ее груди…
Сверкнув клыками, он впился ими в ткань ее черной майки, и, прильнув к соску, посасывал его, лизал, а она помогала ему, сбрасывая с себя куртку и оружие, и…
Джон перевернул ее на спину и беззвучно зарычал на оставшиеся на ней кожаные штаны.
Им тоже не повезло – и, учитывая то, что тряпка была сшита из воловьей кожи, тот факт, что Хекс почти мгновенно оказалась обнаженной о чем-то да говорил. По крайней мере, Джон понимал, что с ее шиповаными скобами так поступать нельзя.
Завершив приготовления, он одним резким движением толкнулся в нее, и даже жжения от ощущения растянутости было достаточно, чтобы привести ее на грань крышесносоного оргазма. Джон последовал за ней, их тела терлись друг о друга, она не могла сдерживать крики.
Джон продолжал двигаться, и это непрерывное вторжение давало именно то, что ей так требовалось.
Обнажив клыки, Хекс подождала, пока он на мгновение не застыл, а потом впилась в его кожу. Сильно кусая, она одновременно перевернулась и толкнула Джона на спину, заставляя мужчину растянуться на матрасе так, чтобы она могла его оседлать. Удерживая его за плечи и прильнув к горлу, она продолжила двигаться на нем, ее бедра приподнимались и опускались, тело полностью принимало в себя его возбужденный член.
Капитуляция Джона была безоговорочной. Раскинув руки в стороны, он отдавал ей свои силы, его тело принадлежало ей одной, пока она пила его кровь и почти полностью иссушала его из горла и внизу, между бедрами.
Пока она брала его, Джон не отводил от ее лица взгляда, который светился любовью так сильно, что глаза стали похожи на два солнца, которые излучали тепло.
Как она вообще могла жить без него?
Временно оставив его горло, Хекс уткнулась лицом Джону в плечо и пережила еще один оргазм, такой сокрушительный, что не было возможности удерживать клыками его горло. Но она знала, что может взять его вену в любой момент, как только оргазм закончится...
Боже, жизнь сложная штука. Но истина проста.
Он был ее домом.
Именно ему она принадлежала.
Перекатившись в сторону, она потянула Джона за собой, и он последовал за ней послушный, как вода, и одновременно горячий, словно огонь. Настала его очередь кормиться... и, учитывая то, как его взгляд сконцентрировался на ее горле, он был с ней абсолютно согласен.
– Давай, я сначала запечатаю ранки, – сказала она, потянувшись к следу своего укуса.
Он удержал ее, обхватив запястье, и покачал головой. «Нет, я хочу, чтобы моя кровь текла для тебя».
Хекс закрыла глаза, у нее свело горло.
Трудно было сказать, куда это заведет их, потому что даже их расставание она в свое время предвидеть не смогла. Но было так чертовски здорово оказаться дома... даже если совсем ненадолго.
***
Шли часы, ночь рассеивалась, и приближался рассвет, а потом от самого края горизонта стало подниматься солнце, стремясь к полуденной вершине, омывая заснеженные горные вершины своим светом.
Осень этого не чувствовала – и не важно, где она находилась, внизу ли в клинике или наверху в особняке, или... на улице среди снега.
Она с таким же успехом могла стоять под прямыми лучами солнца.
Ее охватил огонь.
Испепеляющий жар в ее утробе напомнил о том, как она рожала Хексанию – агония поднимала ее на такие высоты, что было удивительно, как смерть до сих пор не забрала ее с собой, но потом давление ослабевало, чтобы она могла отдышаться и подготовиться к следующему пику. Как и при родах, динамика не снижалась, моменты затишья становились все реже и реже…
Подобного с ней еще не происходило. В плену у симпата жажда не была и наполовину такой сильной как сейчас...
И такой долгой...
И спустя немыслимое количество часов продолжающихся пыток, у нее кончились слезы, стоны и судороги. Она просто лежала в тишине, еле дыша, сердце билось медленно и вяло, глаза закрылись, а тело все еще пребывало во власти гормонов.
Трудно определить наверняка, когда настал переломный момент, но постепенно пульсирующая боль между ног и жжение в тазу стали исчезать, дрожь от жажды сменилась непреходящей болезненностью в суставах и мышцах от перенесенного напряжения.
Когда она, наконец, смогла поднять голову, шейные позвонки громко хрустнули, и Осень застонала, уткнувшись лицом в некое препятствие. Нахмурившись, она попыталась сориентироваться... о, действительно, она лежала у края кровати, прижавшись к невысокой доске.
Она откинула голову назад. Жар постепенно спадал, она даже начала мерзнуть и попыталась нащупать возле себя простыню или одеяло, хоть какое-то покрывало. Но ничего не нашла – все валялось на полу: она лежала обнаженная на голом матрасе… во время жажды даже умудрилась сорвать простыню под собой.
Собрав то малое количество энергии, что у нее оставалось, Осень попыталась оторвать тело от кровати и поднять голову. Но достигла немногого. Ее словно приклеили к кровати.
В конце концов, она все-таки встала.
Поход в ванную комнату был тяжелым и опасным, как восхождение на гору, но вот она с радостью добралась до душа и включила его.
Средней температуры вода щедро полилась из вделанной в стену лейки, Осень села на плиточный пол и крепко обхватила колени руками, наклонив голову, и нежный поток уносил в никуда соль ее слез и пота.
Потом началась адская дрожь.
– Осень? – раздался из комнаты голос Дока Джейн.
Зубы стучали и мешали ответить, но душ дал необходимую подсказку: женщина появилась в дверях, затем вошла в ванную, отдернула занавес и опустилась на колени, чтобы встретиться с ней взглядом.
– Как ты себя чувствуешь?
Внезапно, Осень прикрыла лицо, потому что начала плакать.
Трудно сказать, почему… может от того, что жажда, наконец, закончилась, или потому, что от усталости не осталось никаких сил... или потому, что последнее, что она помнила, прежде чем все стало размытым, – это Тор, который вколол себе два шприца препарата и рухнул на пол.
– Осень, ты меня слышишь?
– Да... – прохрипела она.
– Я хочу, чтобы ты вернулась в постель, если ты закончила с душем. Там тепло, и меня беспокоит твое кровяное давление.
– Я з-з-з-амерзла.
– У тебя жар. Сейчас я выключу воду, окей?
Она кивнула, потому что на большее просто не было сил.
Теплый дождь прекратился, и дрожь стала усиливаться, когда прохладный воздух окутал ее нежную кожу. Но вскоре она почувствовала на плечах мягкое полотенце.
– Встать можешь? – Когда Осень снова кивнула, ее потянули вверх, одели во что-то светлое и доставили обратно в кровать, которая волшебным образом оказалась заправлена свежим бельем.
Вытянувшись на постели, она чувствовала только слезы, которые собирались в уголках глаз, бесконечный, медленный поток, такой горячий в контрасте с ее холодными щеками.
– Шшш, ты в порядке, – произнесла целительница, присев рядом на край матраса. – Ты в полном порядке, все закончилось...
Рука нежно гладила ее по влажным волосам, а голос Джейн успокаивал лучше самих слов…
А потом Осень почувствовала, как к ее рту приставили соломинку, торчащую из банки с каким-то напитком.
Один глоток этого холодного, сладкого нектара, и Осень прикрыла глаза.
– О... благословенная Дева-Летописеца... что это?
– Имбирный эль. И не за что… эй, не так быстро.
Выпив все до дна, она снова откинулась назад, на руку ей одели манжету тонометра. Потом к груди несколько раз прижали прохладный металлический диск. Просветили маленьким фонариком зрачки.
– А можно еще имбирного эля, пожалуйста? – попросила она.
– Твое желание для меня закон.
Целительница спешно удалилась и вернулась не только с еще одной холодной банкой и соломинкой, но и простыми, почти безвкусными печеньями, которые показались для желудка райской пищей.
Она быстро покончила с едой и лишь после этого поняла, что целительница все это время, молча, сидела в кресле напротив.
Осень прекратила жевать.
– У Вас нет других пациентов?
– Всего одна, но с ней был полный порядок, даже когда ее сюда привезли.
– О. – Осень взяла еще одно печенье. – Как они называются?
– Соленые крекеры. Из всех препаратов, которые здесь есть, порой крекеры – самое лучшее средство.
– Они замечательные. – Осень положила слоеный, соленый квадратик в рот и раскусила. В наступившей тишине она сказала: – Вы хотите знать, почему я отказалась от лекарств.
– Это не мое дело. Но думаю, тебе нужно поговорить с кем-нибудь об этом.
– В профессиональном плане?
– Ага.
– Нет ничего плохого в том, чтобы позволить природе действовать в своем естественном порядке. – Осень посмотрела вокруг. – Но я просила Вас ничего ему не говорить. Я просила его не звать.
– У меня не было выбора.
Снова подступили слезы, но Осень заставила себя их сдержать.
– Я не хочу, чтобы он видел меня в таком состоянии. Велси…
– Что Велси?
Осень удивленно вздрогнула, рассыпав крекеры и пролив напиток. В дверях стоял Тормент, большая темная тень, полностью заполнившая собой проем.
Док Джейн поднялась.
– Я пойду, проверю как там Лейла. Твои жизненные показатели в норме, и чуть позже я принесу тебе нормальной еды.
И они остались наедине.
Он не подошел к кровати, так и остался стоять у двери, облокотившись спиной о стену. Он хмурился, скрестив руки на груди, был сдержан и одновременно на грани срыва.
– Что, черт возьми, это было? – спросил он грубо.
Осень отложила в сторону крекеры и банку с элем, занялась тем, что начала складывать и раскладывать край одеяла.
– Я задал тебе вопрос.
Осень откашлялась.
– Я просила Дока Джейн не звать тебя…
– Ты рассчитывала, что, узнав о твоих мучениях, я приду и помогу тебе?
– Ни в коем случае.
– Ты уверена в этом? А что, по-твоему, должна была сделать Джейн, когда ты отказалась от медикаментов?
– Если ты мне не веришь, спроси у целительницы. Я строго запретила ей звать тебя. Я знала, что это слишком для тебя… да и как иначе, ведь ты…
– Моя шеллан не имеет к этому отношения. Она тут вообще не причем.
– Не уверена…
– Уж поверь мне.
Тор замолчал. Просто стоял, напряженный, глядя на нее тяжелым взглядом, как будто видел впервые.
– О чем ты думаешь? – тихо спросила она.
Он покачал головой из стороны в сторону.
– Ты вряд ли захочешь об этом знать.
– Я хочу.
– Я думаю, что обманывал себя все эти месяцы.
Почувствовав дрожь, словно только что вышла из теплого душа, она поняла, что разница температур здесь была не причем. Не в этот раз.
– В смысле?
– Сейчас не время это обсуждать.
Когда он повернулся, чтобы уйти, у нее возникло очень четкое ощущение, что больше она его не увидит. Никогда.
– Тор, – сказала Осень хриплым голосом. – Я ни в коем случае не манипулировала тобой, ты должен мне верить. Я не хотела, чтобы ты услужил мне, я бы никогда не заставила тебя пройти через это.
Спустя мгновение он оглянулся через плечо, и взгляд его был мертвым.
– Знаешь что? Да провались оно все в преисподнюю. Это даже хуже, что ты не захотела, чтобы я был с тобой в период твоей жажды. Ведь это означает, что ты психически больна.
– Прошу прощения, – Осень нахмурилась. – Но я абсолютно вменяема.
– Нет, это не так. Если бы ты была таковой, то ни за что не заставила бы себя пройти через подобное…
– Я просто не хотела, чтобы меня накачали лекарствами. Твои предположения крайне…
– Да ладно? Ну, приготовься, тебе действительно не понравится мой следующий вывод. Я начинаю думать, что ты со мной, чтобы наказать себя.
Она отшатнулась так резко, что шейные позвонки снова хрустнули.
– Я, безусловно, не…
– Нет наказания лучше, чем быть с мужчиной, который любит другую.
– Нет, я с тобой совсем не по этой причине.
– Откуда ты знаешь? Осень, ты веками строишь из себя мученицу. Ты была служанкой, горничной, прачкой… и трахала меня в течение последних нескольких месяцев, что возвращает нас к моему мнению о твоем безумии…
– Как смеешь ты судить о моих прегрешениях, – прошипела она. – Ты ничего не знаешь о том, что я думаю или чувствую!
– Чушь собачья. Ты влюблена в меня. – Он повернулся к ней лицом и поднял ладонь, чтобы не дать сказать. – Не надо отрицать… ты говоришь мне это во сне каждый день. Давай определимся с диагнозом. Тебе явно нравится наказывать себя. И ты прекрасно знаешь, я с тобой лишь для того, чтобы вытащить Велси из Небытия. Так что в твоем понимании я очень подхожу на роль…
– Убирайся, – рявкнула она. – Убирайся вон.
– Что, не хочешь, чтобы я остался, и таким образом, причинить себе очередную порцию боли?
– Ты ублюдок.
– Ты все поняла правильно. Я использовал тебя, и ты единственная, кому это на руку – Бог свидетель, меня это ни к чему не привело. Хорошая новость: все это, – он указал пальцем на нее, затем на себя – дает тебе потрясающее оправдание для того, чтобы мучить себя и дальше – О, даже не трать время на возражения. Тот симпат был твоей виной. Я тоже твоя вина. Мир жесток тоже по твоей вине, и все потому, что тебе нравится чувствовать себя жертвой – в этом ты вся.
– Убирайся! – закричала она.
– Знаешь, это твое возмущение немного трудно принять всерьез, учитывая, что последние двенадцать часов ты провела в страданиях…
– Убирайся!
– … которых могла избежать.
Она бросила в него первое, что было в пределах досягаемости – банкой с элем. Но у него были отличные рефлексы – он просто поймал ее своей большой рукой... а потом отнес и поставил обратно на столик на колесиках.
– Ты должна признать, что ты мазохистка. – Тор поставил банку на стол с нарочитой аккуратностью, как будто искушая кинуть ее в него снова. – И в последнее время я был твоим наркотиком. Но я больше не буду в этом участвовать... и ты тоже, по крайней мере, не со мной. Это дерьмо между нами... оно вредно для меня. Для тебя. И это все, что между нами есть. И все, что было между нами с самого начала. – Он выругался тихо и грязно. – Послушай Осень, мне очень жаль. За все херню, что произошла – я действительно сожалею. Я должен был остановить это давно, задолго до того как все зашло так далеко, и я могу исправить ситуацию только тем, что прекращу все прямо сейчас. – Он покачал головой, его взгляд стал смертельно печальным. – Однажды я уже был частью того, что тебя уничтожило и слишком хорошо помню волдыри на своих руках, которые рыли твою могилу. Я не сделаю этого снова. Я не смогу. Я всегда буду сочувствовать тому, что ты пережила, но мне хватает в жизни собственного дерьма.
Когда он замолчал, она обхватила себя руками. И сказала шепотом:
– И все это лишь потому, что я не захотела, чтобы меня накачали лекарствами?
– Речь не только о жажде. Ты и сама об этом знаешь. На твоем месте, я бы последовал совету Джейн и поговорил с кем-нибудь. Может быть... – Он пожал плечами. – Я не знаю. Я ни хрена не знаю. Единственное, в чем я уверен, это в том, что так продолжаться не может. От этого нам обоим хуже некуда.
– Ты испытываешь ко мне что-то, – сказала она, вскидывая подбородок. – Я знаю, это не любовь, но все же ты чувствуешь…
– Мне жаль тебя. Вот что я чувствую. Потому что ты просто жертва. Ты всего лишь жертва, которая любит страдать. Даже если бы я мог влюбиться в тебя, в тебе нет ничего, к чему я бы мог по-настоящему привязаться. Ты всего лишь призрак, который на самом деле не здесь... даже в большей степени, чем я. А в нашем случае, два минуса не дают плюса.
Закончив, Тормент повернулся к ней спиной и ушел, оставив ее свернувшейся в клубок от боли и чувства потери, оставив ее противостоять извращенным видениям из прошлого, настоящего, будущего... оставив в одиночестве, которое не имело ничего общего с тем, что теперь она осталась сама по себе.
Дверь за ним бесшумно захлопнулась.
Тор вышел в коридор, обезумевший, дезориентированный, на грани мощного срыва. Господь Всемогущий, он должен выбраться отсюда, уйти подальше от Осени. И это ее он назвал безумной?
На данный момент настоящим психом был он сам.
Когда он поднял глаза, то прямо перед ним стоял Лэсситер.
– Не сейчас…
Ангел размахнулся и врезал ему так сильно, что у Тора перед глазами не просто звезды замелькали – он увидел всю чертову галактику.
Он врезался спиной в стену позади себя, и Ангел схватил его за грудки, а затем снова впечатал в бетон, встряхнув в нем каждую молекулу.
Когда зрение немного прояснилось, украшенное пирсингом лицо перед ним напомнило демоническую маску, искаженную гневом, который могла стереть только смерть.
– Ты мудак, – рявкнул Лэсситер. – Ты чертов мудак.
Тор наклонился в сторону и сплюнул кровь.
– Это Мори и Эллен научили тебя разбираться в людях?
Длинный палец ткнулся ему в лицо.
– Слушай меня очень внимательно, потому что я не собираюсь повторять дважды.
– Разве ты не врежешь мне еще раз? Уверен, от этого мне будет больше пользы…
Лэсситер снова швырнул его об стену.
– Заткнись. И слушай меня. Ты победил.
– Что?
– Ты получил, что хотел. Велси обречена на вечные муки.
– Что за…
Его оборвал третий удар.
– Все кончено. Все. – Он указал на закрытую дверь в комнату Осени. – Ты только что окончательно упустил свой шанс, когда морально растоптал ее.
Тор окончательно потерял самообладание и взорвался эмоциями.
– Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, черт тебя подери… ты же ни хрена не знаешь. Ни хрена ни о чем не знаешь – ни обо мне, ни о ней, ни о том, что должен был сделать. Что ты сделал за последний год? Ничего! Протирал штаны, смотрел ток-шоу, в то время как моя Велси исчезала! Ты просто впустую потратил время!
– Да ладно. Хорошо. Ты один такой чертовски умный. Как тебе вот это? – Лэсситер отпустил его и отступил назад. – Я ухожу.
– Ты не можешь уйти и все бросить…
Лэсситер показал ему средний палец.
– Я только что это сделал.
Ангел развернулся и пошел по коридору.
– Ты решил свалить! Здорово, просто охрененно! А еще твердишь о том, чтобы оставаться верными себе самому, ты, эгоистичный сукин сын!
Ответом ему послужил еще один жест в виде среднего пальца.
Грязно выругавшись, Тор сначала решил последовать за парнем, но затем остановился. Развернувшись, он ударил кулаком по стене, пробивая бетон и чувствуя, как ломаются костяшки. Но надо же, пульсирующая боль в руке не шла ни в какое сравнение с агонией, пылавшей в груди.
Он весь был словно открытая рана. Снаружи и внутри.
Выбрав направление, противоположное тому, в котором исчез ангел, он чуть позднее понял, что оказался у тяжелой стальной двери, ведущей на стоянку. Не имея понятия, что делает и куда идет, он толкнул ее так, что она чуть не слетела с петель, вышел на холодный воздух и повернул направо, направляясь вверх по склону, проходя мимо пустых пространств, разграниченных желтой краской.
Он прошел до самого конца, до самой дальней стены и, устроив задницу на холодном, жестком асфальте, прислонился плечами к влажной бетонной стене.
Он тяжело дышал и чувствовал себя так, будто находился в проклятых тропиках, виной чему был, видимо, остаточный эффект жаждущего периода Осени в его теле. И хотя Тор был в отключке под действием лекарств, она все равно подействовала на него: яйца болели, как если бы побывали в тисках, член по-прежнему стоял, суставы ломило, как будто он не смог расслабиться даже в морфиновом угаре.
Стиснув зубы, он сидел в одиночестве, уставившись прямо перед собой, в темноту.
Для него на данный момент это было единственное безопасное место.
И вероятно, так будет еще какое-то время.
***
Когда Лейла услышала крики, она высунула голову из спортзала, чтобы посмотреть, кто кричал, и тут же нырнула обратно. Тор и Лэсситер дрались, а в такое она бы ввязываться не хотела.
Ей хватало своих проблем.
Несмотря на жаждущий период Осени, она осталась внизу в клинике на ночь, помня, что недавно провела какое-то время наверху, в Святилище, так что не было никаких оснований беспокоиться о цикле. Но если честно, ей просто некуда было податься. Куин и Джон, без сомнения, общались с Королем и Праймэйлом в особняке, и вскоре ее призовут, чтобы сообщить о дальнейшей судьбе.
Столкнувшись с угрозой изгнания или – того хуже – смерти за пособничество предателю, она часами ходила кругами по медового цвета полу тренажерного зала, мимо трибун и скамеек, дверей в залы физподготовки и выходов в коридор. А потом мимо них по кругу снова и снова.
Тревога напоминала крутящееся веретено, его жесткие нити обматывали горло, спускаясь ниже по телу, доходя до самого желудка.
Мысли неуклонно возвращались к Кору и его помощнику. Они оба использовали ее, особенно последний. Кор ведь не хотел брать ее вену. Он сопротивлялся, и когда она проигнорировала его нежелание, в его глазах застыло глубокое сожаление, потому что он точно знал, в какое положение поставит ее. Другой солдат об этом не задумывался.
Да, в самом деле, она винила Кора – что бы ни пало сейчас на ее голову, это было его виной. Быть может, она перевоплотится в призрака и сможет преследовать его ночами... конечно, в том случае, если ее предадут смерти. А если нет, что она будет делать? Конечно же, ее лишат обязанностей и самого статуса Избранной. Куда она пойдет? У нее не было ничего своего, ничего, что не было бы дано ей по приказу Короля или Праймэйла.
Она продолжала ходить по кругу, снова и снова думая о пустоте своих дней и задаваясь вопросом, какой цели будет служить в будущем?
С противоположной стороны зала открылась дверь, и она остановилась.
Все четверо пришли за ней: Король, Праймэйл, Куин и Джон Мэтью.
Выпрямив спину, она пересекла зал прямо по центру, смело выдерживая их взгляд. Подойдя достаточно близко, она присела на пол и не стала ждать, когда ей разрешат говорить. Хорошие манеры интересовали ее сейчас меньше всего.
– Мой Господин. Я готова принять всю ответственность…
– Встань, Избранная. – Рука появилась перед ее глазами. – Встань и не бойся.
Когда она охнула и подняла глаза, улыбка короля была ласковой, и он не стал дожидаться ее ответа. Наклонившись, мужчина взял ее ладони в свои и помог подняться из молящей позы. И когда она взглянула на Праймэйла, его взгляд был до невозможного добр.
Она лишь покачала головой и обратилась к Рофу:
– Мой господин, я кормила врага…
– Ты знала об этом в то время?
– Нет, но…
– Ты была убеждена, что помогаешь раненому солдату?
– Да, но…
– Ты искала новой встречи с ним?
– Конечно же нет, но…
– Ты на самом деле рассказала Джону и Куину где он, когда вы покинули город прошлой ночью?
– Да, но…
– Тогда хватит этих «но». – Король снова улыбнулся и, несмотря на слепоту, нашел ладонью ее лицо и легонько потрепал по щеке. – У тебя большое сердце, и они это знали. Они воспользовались твоим доверием, использовали тебя.
Фьюри кивнул.
– Я должен был сказать тебе, кого ты кормила тогда, в первый раз, но война штука грязная, я не хотел, чтобы ты запачкалась. Мне и в голову не могло прийти, что Тро будет искать тебя, но удивляться нечему. Шайка Ублюдков крайне беспринципна.
Она спешно приложила свободную руку ко рту, сдерживая рыдание.
– Мне очень жаль, клянусь вам обоим, я понятия не имела…
Фьюри подошел и привлек ее к себе.
– Все в порядке. Все в порядке... Я не хочу, чтобы ты снова думала об этом.
Она склонила голову на его широкую грудь, но знала, что это невозможно. Осознанно или нет, она предала свою единственную семью, и от этого нельзя просто отмахнуться, даже если ее глупость была прощена. И эти последние напряженные часы, когда ее судьба висела на волоске, и одиночество показалось во всей своей полноте, и это тоже не сбросишь со счетов.
– Единственное, о чем я тебя попрошу, – произнес Роф. – Если он свяжется с тобой снова, да и любой из них – сразу сообщи об этом нам.
Она отстранилась и протянулась к руке Короля. Роф, как будто знал, чего она хочет, и с готовностью подал ей свою ладонь, большой черный бриллиант сверкнул на пальце.
Склонив голову и прижав губы к символу королевской власти, она произнесла на Древнем языке:
– Я клянусь всем, что у меня есть, и всем, чем сама являюсь.
Она заключила с Королем это соглашение в присутствии Праймэйла и еще двух свидетелей, а перед ее глазами в этот момент стоял образ Кора. Она помнила каждую черточку его лица и изгиб воинского тела…
И вдруг, из ниоткуда, ее тело пронзило тепло.
Но это не имело значения. Ее тело могло вести себя как предатель, но не сердце и душа.
Выпрямившись, она посмотрела на Короля.
– Позвольте мне помочь вам найти его, – услышала она свой голос. – Моя кровь в его жилах. Я могу…
Куин прервал ее.
– Ни в коем случае. Ни в коем чертовом случае…
Она проигнорировала его слова.
– Позвольте мне доказать свою верность.
Роф покачал головой.
– Ты не обязана. Ты достойная женщина, и мы не станем подвергать твою жизнь опасности.
– Согласен, – сказал Праймэйл. – Мы разберемся с ними сами. Ты не должна из-за них волноваться, а теперь я хочу, чтобы ты о себе позаботилась. Ты выглядишь очень усталой, и наверняка голодна… тебе надо поесть и отдохнуть.
Роф кивнул.
– Я сожалею, что мы так долго не приходили к тебе. Мы с Бэт были на Манхэттене, немного развлеклись, и вернулись лишь с наступлением темноты.
Лейла кивнула и согласилась со всем, что было сказано, но только потому, что внезапно почувствовала ужасную усталость, она еле держалась на ногах. К счастью, Король и Праймэйл скоро ушли, а затем Куин с Джоном отвели ее обратно в особняк, на кухню, усадили за стол и распахнули дверь холодильника и кладовой.
Было так мило с их стороны ухаживать за ней, особенно учитывая, что они понятия не имели даже о том, как сварить яйцо. Но от одной только мысли о еде живот скрутило, и ее начинало подташнивать.
– Нет, пожалуйста, – попросила она, отмахнувшись от остатков Первой Трапезы. – О, Дева Дражайшая... не надо.
Когда они поставили перед собой тарелки с индейкой, картофельным пюре и салатом из брокколи, она постаралась не смотреть на еду и не вдыхать ее запах.
– В чем дело? – спросил Куин и скользнул на стул рядом с ней.
– Я не знаю. – Она должна была чувствовать облегчение от того, что Роф и Фьюри так снисходительно отнеслись к ее преступлению. Вместо этого, ей стало еще тревожней, чем когда-либо. – Я чувствую себя некомфортно... Я хочу помочь. Я хочу загладить свою вину. Я…
Джон, стоя у микроволновки, начал что-то показывать жестами – но что бы то не было, Куин покачал головой и не стал переводить.
– Что он говорит? – потребовала она. Не получив никакого ответа, она положила руку на плечо мужчины. – Что он говорит, Куин?
– Ничего. Ни черта Джон не говорит.
Его друг тоже не оценил этого игнора, но не стал спорить, а просто приготовил еще одну тарелку с едой, без сомнения, для Хекс.
После того, как Джон извинился и их, чтобы покормить свою шеллан, тишину на кухне нарушал лишь стук серебряных приборов о тарелку Куина.
Она буквально готова была выпрыгнуть из собственной кожи, и чтобы не закричать, начала ходить по кухне кругами.
– Тебе на самом деле надо отдохнуть, – тихо сказал Куин.
– Вряд ли я смогу успокоиться.
– Поешь.
– О, Дева Милосердная, нет. У меня в желудке творится непонятно что. И здесь так жарко.
Куин нахмурился.
– Да не сказал бы.
Лейла просто продолжала ходить кругами все быстрее и быстрее, или ей так казалось потому, что она пыталась сбежать от образов в собственной голове: Кор смотрит на нее. Кор берет ее вену. Большое тело Кора... массивное тело воина, лежит перед ней, он возбужден от вкуса ее крови…
– О чем ты думаешь, черт возьми? – мрачно спросил Куин.
Она на мгновенье остановилась.
– Ни о чем. Ни о чем вообще.
Куин заерзал на стуле, а потом резко отодвинул от себя тарелку с едой.
– Мне надо уйти, – сказала она.
– Да без проблем. По ходу, я тоже на взводе.
Когда он встал из-за стола с посудой, ее взгляд опустился вниз по его телу и глаза расширились. Он был... возбужден.
Как и она.
Остаточное влияние жаждущего периода Осени, это ясно…
Ее обожгла волна жара, так внезапно, что она едва успела ухватиться за гранитную столешницу, чтобы удержаться на ногах, и не смогла ответить даже когда услышала, как Куин словно откуда-то издалека прокричал ее имя.
Жажда охватила ее тело, сжимая чрево, заставляя изогнуться под силой гормонального напора.
– Ох... Дева Дражайшая, – Лейла почувствовала, как ее лоно раскрылось, и это не имело никакого отношения ни к Кору, ни к Куину, ни к какой-то другой силе.
Возбуждение поднималось изнутри ее собственного тела.
Ее жажда...
Не достаточно. Посещения Святилища было недостаточно, чтобы ее не застала врасплох жажда Осе…
Следующая волна почти заставила ее упасть на колени, но Куин был рядом, чтобы поймать ее прежде, чем она рухнула на твердую плитку. Когда он подхватил ее на руки, Лейла осознала, что у нее осталось немного времени, чтобы мыслить рационально. она поняла, что решение, которое внезапно пришло ей в голову, было совершенно неправильным, но бороться с ним было невозможно.
– Услужи мне, – сказала она, отсекая все то, что он собирался ей сказать. – Я знаю, ты не любишь меня, и знаю, что мы никогда не будем вместе, но услужи мне так, чтобы у меня было хоть что-то, что принадлежит мне. И у тебя тоже будет что-то, принадлежащее тебе.
Кровь отлила от его лица, а разноцветные глаза широко распахнулись, но она продолжила говорить, быстро и сбивчиво:
– У нас обоих нет настоящей семьи. Мы оба одиноки. Услужи мне... услужи, и все изменится. Услужи мне, чтобы у нас обоих появилось будущее, которое хотя бы частично будет принадлежать только нам... Услужи мне, Куин... умоляю... Услужи мне...
Куину казалось, что он попал в параллельную вселенную. Потому что в ином случае у Лейлы не должен был начаться жаждущий период... и, тем более, она не могла просить его помочь ей пережить это время.
Ни за что.
Это было просто зеркальное отражение реального мира – мира, в котором биологически чистый индивид воссоединялся с другим таким же чистым и они вместе создавали биологически чистое, и посему улучшенное молодое поколение.
– Услужи мне и подари нам то, что будет принадлежать только нам… – гормоны в ней перескочили на новый, более высокий уровень, заставляя голос прерваться. Но вскоре он вернулся, но слова были все те же. – Услужи мне...
Он начал задыхаться, и было неясно, в сексе ли дело, в его крови или головокружении, словно он повис над обрывом.
Конечно же, ответ будет отрицательным. Нет, совершенно точно нет, ни в коем случае, никаких детей, никогда и ни за что, и конечно, не от женщины, которую он не любит, и тем более не от девственной Избранной.
Нет.
Нет...
Черт, нет, вот дерьмо, нет же, Господи, нет, черт побери, только не это...
– Куин... – простонала она. – Ты – моя единственная надежда, а я твоя...
Ну, на самом деле, все не так, по крайней мере, первая часть ее мольбы. Любой другой мужчина в этом доме или на этой планете может о ней позаботиться. И, конечно, сразу после, этому мужчине придется объясняться с Праймэйлом.
А вот подобной беседы Куин предпочел бы избежать.
Только вот... Лейла была права насчет второй части. В бреду, в отчаянии, она озвучила то, о чем он думал уже несколько месяцев. Как и у нее, у него не было ничего, что действительно принадлежало бы ему, никакой перспективы настоящей любви, не было причин встречать закат, не считая участия в войне. Что это была за жизнь?
Ох, да ладно, сказал он сам себе, тогда иди и купи себе собаку. Ложиться в постель с этой Избранной не выход из подобной ситуации.
– Куин... пожалуйста...
– Послушай, давай я отнесу тебя к Доку Джейн. Она позаботится о тебе должным образом…
Лейла затрясла головой.
– Нет. Мне нужен ты.
Из ниоткуда у него вдруг возникла мысль о том, что дети – это будущее своих родителей. Если любить их и заботится о них, они никогда тебя не бросят, – и никто не отнимет их у тебя, если ты как следует побеспокоишься об их безопасности.
Черт, если Лейла забеременеет, то даже Праймэйл не сможет ничего сделать, потому что Куин станет... отцом. Что, по вампирским меркам, считалось огромным козырем в глазах Короля, и Роф не станет вмешиваться в столь личные дела.
С другой стороны, если она не забеременеет, скорее всего они просто отобьют его драгоценные яйца за то, что он позарился на священную женщину…
Минуточку. Он на самом деле рассматривал такую возможность?
– Куин...
Он бы полюбил ребенка, подумал Куин. Любил бы его без памяти, больше всего на свете. Любил бы так, как не любил никого – даже Блэя.
На мгновенье закрыв глаза, он вернулся в прошлое, в тот момент, когда умер и отправился в Забвенье. И подумал, что увиденный им образ, та маленькая девочка...
О, Боже...
– Лейла, – сказал он хрипло, поднимая ее на ноги. – Лейла, посмотри на меня. Посмотри на меня.
Он встряхнул ее, и казалось, она пришла в себя, сфокусировала взгляд на его лице и впившись ногтями в его плечи.
– Да...
– Ты уверена? Ты готова пойти на это – ты должна быть уверена…
В какой-то краткий момент, что-то совершенно ясное и древнее проявилось сквозь ее искаженные мукой прекрасные черты.
– Да, я уверена. Давай сделаем то, что должны. Ради будущего.
Он внимательно вглядывался в ее лицо, просто чтобы убедиться. Фьюри будет зол как черт, но все-таки даже Избранные имели право выбора, и Лейла выбрала его, прямо здесь, прямо сейчас: все, что он видел на ее лице – это непоколебимую уверенность, поэтому Куин кивнул, снова взял ее на руки и вышел из кухни.
И, поднимаясь по главной лестнице, он думал лишь о том, что ждет их обоих в ближайшие несколько часов, о том, что оба, мать и ребенок переживут все: беременность, роды, и критические часы после.
Он и Лейла приведут в этот мир свою дочь.
Светловолосую девочку с глазами как у него, цвет которых сначала будет как у Избранной, но постепенно станет зелено-голубым, как у отца.
У него будет своя семья.
Его собственное будущее.
Наконец.
***
Выходя из душа, Хекс уже знала, что Джон вернулся, потому что уловила его запах, а также аромат чего-то чертовски вкусного. Снова надев скобы, которые сняла перед тем, как привести себя в порядок, она, завернувшись в полотенце, вернулась в спальню.
– О, Боже, индейка, – выдохнула она, когда Джон поставил для нее поднос.
Джон взглянул на нее, и его взгляд задержался на ее теле, будто он хотел ее съесть, он лишь улыбнулся и вернулся к пище, которую принес им обоим.
– Очень вовремя, – тихо сказала она, присев на кровать. – Я умираю с голоду.
Разложив все как положено, начиная с завернутых в салфетки серебряных приборов и заканчивая бокалами и укрытыми тарелками, он принес поднос и поставил ей на колени. Затем отошел в другой конец комнаты, чтобы заняться собственной едой, сидя на кушетке.
А разве он не хочет покормить ее с рук, думала она, пока они ели в тишине. Мужчины-вампиры любили это делать... но у нее никогда не хватало для этого терпения. Еда была лишь источником энергии для организма, а не способом поиграть в День Влюбленных.
Тем более, что они оба могли доминировать, не так ли. И что-то произошло: его эмоциональная сетка была противоречива, до такой степени, что эмоции практически застыли.
– Я пойду, – грустно произнесла она. – После того, как проверю маму. Я пойду…
«Тебе не обязательно уходить», – показал он жестами. – «Я не хочу этого».
– Ты уверен? – Когда он кивнул, у нее все равно остались сомнения, в таком уж состоянии были его эмоции.
Да и что говорить, пара часов горячего секса не сократят ту пропасть, что образовалась между ними в последнее время…
Внезапно, он глубоко вздохнул и перестал играть с тем, что было на тарелке.
«Послушай, мне нужно тебе кое-что сказать».
Она положила вилку и подумала о том, насколько больно будет услышать то, что он скажет.
– Окей.
«Лейла кормила Кора».
– Что за х… извини, я правильно тебя расслышала? – Когда он кивнул, Хекс подумала что знала, что в театральном районе произошла какая-то драма, но ей и в голову не приходило, что все так серьезно.
«Она не знала, кого она кормит. Тро обманул ее… призвал и привел к Кору».
– Господи... – Требовалась ли Королю еще одна причина для того, чтобы убить подонка?
Вот в чем дело. Она хочет помочь найти его – с ее кровью в его венах... она сможет это сделать. Она знала, где он был вчера вечером – чувствовала его ясно как день. Она могла бы реально помочь им.
Хекс забыла о еде, адреналин закипел в ее венах.
– О, Боже, если бы она была в пределах моей досягаемости... Как давно она кормила его?
«Осенью».
– Черт. Время уходит. – Хекс сорвалась с места, кинулась к кожаным штанам и подобрала их с пола. Черт возьми, они были разорваны пополам.
«В шкафу есть еще одни».
– О, спасибо. – Она подошла и постаралась не впасть в депрессию, когда увидела их одежду висевшую бок о бок. Боже... – А, ты знаешь, где она сейчас?
«Внизу на кухне с Куином».
Эмоциональная сетка Джона дрогнула, Хекс замерла в процессе натягивания брюк. Сузив глаза, она взглянула на него через плечо и спросила:
– Ты что-то не договариваешь?
«Роф и Фьюри не хотят вовлекать ее в это. Она предложила свою помощь, но они отказались. Если ты собираешься использовать ее, они не должны узнать об этом ни при каких обстоятельствах – это все что я могу тебе сказать».
Хекс моргнула, воздух в ее легких застыл.
«Никто не должен об этом знать, Хекс. Даже Куин. И, само собой разумеется, ты должна гарантировать ее безопасность».
Когда Джон мрачно встретил ее взгляд, ей было все равно. Она уже ничего не слышала.
Судя по сказанному только что, он выбрал для поиска ее, а не Короля и Праймэйла своей расы. Более того, он дал ей ключ для проникновения в банду Ублюдков – и указал ей путь в логово зверя.
Вот что называется «меньше слов и больше дела».
Позабыв о кожаных штанах, Хекс подошла к Джону и взяла в руки его лицо.
– Почему ты рассказываешь мне все это?
«Потому что это приведет тебя к твоей цели».
Она убрала пряди волос с его прекрасного, напряженного лица.
– Продолжишь в том же духе...
«И что?».
–... и я стану твоей должницей.
«Я могу выбирать, каким образом ты вернешь мне долг?»
– Да. Можешь.
«Тогда я хочу, чтобы ты вернулась ко мне. Или позволь мне переехать к тебе. Я хочу, чтобы мы снова были вместе».
С трудом моргнув, она наклонилась и поцеловала его, медленно и глубоко. Слова ни хрена не значили. И он был прав. Но этот мужчина, который весной сам был как кирпичная стена и чинил препятствия, теперь расчищал для нее путь.
– Спасибо, – прошептала она ему в губы, вложив все, что чувствовала в это простое слово.
Джон улыбнулся ей.
«Я тоже тебя люблю».
Она снова поцеловала его, затем отступила назад, надела штаны и схватила майку. Надев ее через голову, она…
Сначала Хекс решила, что по телу побежали горячие волны потому, что она стояла прямо под кондиционером в потолке. Но когда она отошла в сторону, тепло последовало за ней, и она посмотрела вниз, на свое тело.
Переместив взгляд на Джона, она заметила, как тот напрягся и посмотрел вниз на свои бедра.
– Черт, – прошептала она. – У кого, черт возьми, опять жажда?
Джон взглянул на дисплей телефона и пожал плечами.
– Мне, вероятно, лучше убраться отсюда. – Симпаты, как правило, могли контролировать свою фертильность усилием воли, и ей тоже всегда удавалось это делать. Но будучи полукровкой, она не хотела рисковать, принимая в расчет подобное соседство за соседней дверью. – Ты уверен, что у моей матери все завершилось, когда спускался вниз чтобы проведать Лейлу… Черт, готова спорить на что угодно, это она. Это Избранная…
За стенкой раздался стон, с правой стороны. С той, где находилась комната Куина.
Последовавший приглушенный стук мог означать только одно.
– Срань господня, Куин что... – Но она уже знала ответ. Тренируя свое восприятие, она проверила их эмоциональные сетки. Никакой романтики, никакой любви. То, что было между ними, больше походило на некое обоюдное решение.
Они делали то, что делали, с целью, о которой она могла только догадываться. Но зачем им ребенок? Это было сумасшествием, особенно учитывая положение Избранной... и его самого.
Когда на нее чуть не накатила еще одна волна жажды, Хекс бросилась к куртке и оружию.
– Я действительно должна идти. Я не хочу подвергаться подобному, на всякий случай.
Джон кивнул и пошел к двери.
– Я проверю как там моя мать. Лейла пока немного занята, но я поговорю с ней потом и дам тебе знать.
«Я буду здесь. Ждать от тебя новостей».
Она поцеловала его, еще раз... затем еще раз. Потом он открыл дверь и она вышла.
В тот самый момент как она оказалась в коридоре, гормональная волна буквально сбила ее с ног.
– Ох, черт, нет, – пробормотала она, сбежала вниз по ступенькам и дематериализовалась в тайную дверь под ступеньками.
Чем дальше она шла, тем быстрее приходила в себя. Но ее волновала мать. Слава Богу, у них здесь были лекарства, чтобы облегчить это испытание.
Вряд ли Тор услужил ей. Ни за что на свете.
Выйдя из тоннеля в офис, она пересекла длинный коридор учебного центра. Ничего особенного в воздухе она не ощущала, и это было облегчением. Фертильный период был крайне буйным, но – хорошая новость – он кончился, и его опасность рассеивалась довольно быстро, хотя женщине обычно требовался день или два, чтобы полностью восстановиться.
Просунув голову в главную смотровую, она никого там не обнаружила. В послеоперационных палатах тоже. Но ее мать была здесь – она это чувствовала.
– Осень? – позвала она нахмурившись. – Эй, ты где?
Ответ пришел откуда-то издалека, оттуда, где стажерам обычно читали лекции.
Направляясь в сторону звука, она вошла в классную комнату и нашла мать сидящей за одним из столов, что рядами стояли перед доской. Над ее головой горел свет, она была абсолютно одна.
Плохо. Что бы ни было сейчас на уме у женщины, ничего хорошего в ее голове не происходило.
– Мамэн? – спросила Хекс, прикрывая за собой дверь. – Как ты?
Надо действовать осторожно. Ее мать была неподвижна, как статуя, полностью собрана, от аккуратно заплетенных волос до тщательно подобранной одежды.
Но эта собранность была фальшивой, лишь наигранное самообладание, от чего женщина казалась еще более хрупкой и беззащитной.
– Не очень хорошо. – Осень покачала головой. – Не хорошо. Плохо.
Хекс подошла к учительскому столу и положила на него оружие и куртку.
– По крайней мере, ты это не скрываешь.
– Ты можешь определить, что у меня на уме?
– Твоя сетка закрыта. Тебя очень сложно сейчас прочитать.
Осень кивнула.
– Закрыта... да, можно сказать и так. – Последовала долгая пауза, после которой мать оглянулась. – Знаешь, почему я пришла сюда? Я думала, что атмосфера учения повлияет на меня. Но боюсь, это не работает.
Хекс устроила задницу на столе.
– Док Джейн проверила тебя?
– Да. Я в порядке. И прежде чем ты спросишь, нет, мне не услужили. Я не пожелала.
Хекс выдохнула с облегчением. Помимо проблем с психическим здоровьем матери, физический риск беременности и родов – едва ли то, с чем ей хотелось бы столкнуться прямо сейчас, хотя, возможно, это и было эгоистично.
Нет, правда, она только обрела эту женщину, и не хотела снова потерять ее так скоро.
Взгляд Осени переместился, и в нем сквозила откровенность – явление новое.
– Мне нужно место, где я могла бы остаться. Далеко отсюда. У меня нет денег, нет работы, нет никаких перспектив, но…
– Можешь переехать ко мне. И оставаться так долго, как тебе захочется.
– Спасибо. – Взгляд снова сдвинулся в сторону и задержался на доске. – Я постараюсь быть хорошим гостем.
– Ты моя мать. Ты не гостья. Послушай, что случилось?
Женщина поднялась на ноги.
– Мы можем отправиться прямо сейчас?
Господи, ее клетка была полностью закрыта. Задраена. Завернута в самозащиту. Как если бы подверглась нападению.
Сейчас явно не время, чтобы на нее давить.
– Ах, да, конечно. Мы можем отправиться прямо сейчас. – Хекс соскользнула со стола. – Ты не хочешь повидаться с Тором перед уходом?
– Нет.
Хекс ждала хоть какого-то объяснения, но его не последовало. Что говорило о многом.
– Что он сделал, Мамэн?
Осень подняла подбородок, жест полный чувства собственного достоинства делал ее более красивой, чем когда-либо.
– Он сказал, что думает обо мне. Вполне конкретно. Таким образом, на данный момент я считаю, что нам с ним больше нечего сказать друг другу.
Хекс прищурилась, где-то внутри нее закипала злость.
– Ну что, пойдем? – спросила мать.
– Да... Конечно...
Но она обязательно выяснит, что, черт возьми, произошло.
После того как ставни на окнах поднялись, а ночь прогнала с небес остатки дневного света, Блэй покинул бильярдную, намереваясь навестить Сэкстона в библиотеке, а затем принять душ перед Первой Трапезой.
Но дальше изображения мозаичной яблони в фойе он не ушел.
Застыв, он посмотрел вниз на свои бедра и увидел, как возвышается пульсирующая эрекция. Возбуждение было неожиданным, но очень требовательным.
Что за... подняв глаза, он задался вопросом, у кого же еще начался жаждущий период. Это было единственным объяснением происходящего.
– Тебе вряд ли захочется это знать.
Обернувшись, он увидел стоявшего в библиотечной арке Сэкстона.
– Кто?
Но он знал. Он знал, черт возьми.
Сэкстон протянул руку вперед в приглашающем жесте.
– Не хочешь пойти со мной и выпить чего-нибудь у меня в кабинете?
Мужчина тоже был возбужден, брюки его прекрасного костюма в елочку топорщились в районе молнии, но выражение лица не соответствовало физическому состоянию. Он был мрачен.
– Пошли, – сказал он, все еще протягивая руку. – Пожалуйста.
Ноги Блэя сами несли его в хаотичный беспорядок, который царил в библиотеке с тех самых пор, как Сэкс приступил к своему «заданию». Ну, или что там было на самом деле.
Шагнув внутрь, Блэй услышал позади себя двойной щелчок закрываемой двери, и задумался, что бы такое сказать.
Ничего. Абсолютно... ничего не приходило на ум. Особенно когда над головой, за богато украшенным гипсовой лепкой потолком раздался приглушенный ритмичный стук.
Даже кристаллы на люстре мерцали в такт, словно сила секса передавалась через потолочные балки.
У Лейлы началась жажда. Куин обслуживал ее прямо сейчас…
– Вот. Выпей.
Блэй взял то, что ему было предложено, и осушил стакан в такой спешке, словно его желудок был в огне, а эта хрень была водой. Но эффект получился противоположный. Бренди обжег пищевод и приземлился в желудке огненным шаром.
– Еще? – спросил Сэкстон.
Когда Блэй кивнул, стакан на мгновенье исчез, а затем вернулся к нему потяжелевшим. Опорожнив его, он произнес:
– Я удивлен...
Тем, как ужасно он себя чувствовал. Он думал, что все связи между ним и Куином давно разорваны. Хa. Он глубоко заблуждался.
Но заканчивать эту мысль вслух он не стал.
– ...Что ты так легко справляешься с подобным, – добавил он вместо этого.
Сэкстон подошел к бару и налил себе бокал.
– Боюсь, от этих руин никуда не деться.
Блэй подошел к столу, обхватив стакан, он круговыми движениями согревал бренди в нем, силясь заговорить о разумных вещах.
– Я удивлен, что ты не используешь для всего этого компьютер.
Сэкстон осторожно прикрыл свой труд еще одним таким же, в кожаном переплете.
– Бесполезные заметки от руки дают мне время на размышления.
– Я удивлен, что тебе вообще это нужно – интуиция еще ни разу не подводила тебя.
– Как много вещей тебя сейчас удивляет.
На самом деле лишь одна.
– Просто пытаюсь поддержать разговор.
– Ну разумеется.
В конце концов, Блэй взглянул на своего любовника. Сэкстон сидел напротив, на шелковой кушетке, закинув ногу на ногу, из-под края элегантных брюк виднелись красные шелковые носки, туфли от «Феррагамо» блестели от ежедневной полировки. Он был столь же изысканным и дорогим, как антикварная мебель, на которой сейчас сидел, идеально элегантный мужчина, идеального происхождения, вкуса и стиля.
О таком мечтают многие…
И сейчас, когда эта чертова люстра мерцала над головой, Блэй грубо произнес:
– Я все еще влюблен в него.
Сэкстон опустил глаза и провел ладонью по поверхности бедра, будто пытался стряхнуть с ткани кусочек пуха.
– Я знаю. А ты думал, что чувства уже прошли?
Словно это было так глупо со стороны Блэя.
– Я чертовски устал от этого. Серьезно.
– Охотно верю.
– Я так чертовски... – Боже, эти звуки, этот приглушенный стук, шумовое подтверждение того, что он игнорировал весь прошлый год…
Во внезапном порыве злости, он разбил стакан с бренди о мраморный камин, тот разлетелся на куски.
– Черт! Черт! – Если бы он мог, то подскочил бы и выдрал с корнями этот проклятый светильник из проклятого потолка.
Развернувшись, он слепо направился к двери, спотыкаясь о книги, сбивая кипы бумаг, чуть не снеся кофейный столик.
Сэкстон оказался там первым, преграждая путь своим телом.
Взгляд Блэя замкнулся на лице мужчины.
– Убирайся с моего пути. Быстро. Сейчас тебе лучше быть подальше от меня.
– Я сам приму решение.
Блэй перевел взгляд на губы, которые так хорошо знал.
– Не дави на меня.
– Или. Что?
Его грудь начала судорожно вздыматься, и Блэй понял, что парень знал, чего именно он добивался. Или, по крайней мере, думал, что знал. Но что-то сбивало с толку, может, это была жажда, а может... Черт, он не знал, и сейчас его действительно это не волновало.
– Если ты не уберешься с моего пути, я нагну тебя над твоим же столом…
– Только попробуй.
А вот это он зря. Очень зря. И совсем не вовремя.
Блэй зарычал так, что оконные стекла задребезжали. Затем схватил своего любовника за затылок и протащил Сэкстона через всю комнату. Когда мужчина оказался на столе, бумаги разлетелись, а конфетти из желтых блокнотов и компьютерных распечаток падали на пол, как снег.
Сэкстон обернулся всем телом, чтобы посмотреть, на то, что на него надвигалось.
– Бежать поздно, – прорычал Блэй, дергая вниз молнию на брюках.
Навалившись на мужчину, он грубо рвал руками одежду, которая отделяла его от того, что он собирался взять. Когда препятствий больше не осталось, он обнажил клыки и впился ими в плечо Сэкстона, прямо сквозь оставшиеся тряпки, полностью обездвиживая мужчину, удерживая его за запястья так крепко, что практически пригвоздил их к кожаному журналу на столе.
А затем он вошел в него сильным и жестким толчком, выпуская все инстинкты на волю, тело брало то, что было под ним... но его сердце находилось в этот момент далеко отсюда.
***
Хижина, как ее называла Хекс, была жильем довольно скромным.
Осень осматривала внутреннюю обстановку, ей на глаза попадалось не так уж и много. Кухня пуста – только шкафы и кухонный стол. Гостиная предлагала немного больше, чем просто вид на реку – из мебели два стула и стол. Еще в домике было две спальни, одна с парой матрасов, вторая с одной большой кроватью. Ванная была тесной, но чистой, с крючка свисало всего одно полотенце.
– Как я уже говорила, – донесся голос Хекс из гостиной, – ничего особенного. Также есть подвальное помещение, где ты можешь проводить дневное время, но попасть туда мы можем через гараж.
Осенью вернулась из туалета.
– Я думаю, здесь прекрасно.
– Ты спокойно можешь говорить правду.
– Я говорю серьезно. Ты очень практичная девушка. Тебе нравятся только полезные вещи, и ты не терпишь лишнего. Это место отлично тебе подходит. – Осень еще раз обвела помещение взглядом. – Водопровод почти новый. Батареи тоже. На кухне достаточно места, чтобы готовить, есть плита даже не с четырьмя, а с шестью горелками, подведен газопровод, так что об электричестве беспокоиться не придется. Крыша шиферная и, значит, достаточно прочная, полы не скрипят – я предполагаю, о них, как и обо всем остальном, хорошо позаботились. – Она поворачивалась из одной стороны в другую. – С любой точки видны окна, так что никто никогда не застанет обитательницу врасплох, и повсюду медные замки. Замечательно.
Хекс взяла в руки куртку.
– Э-э... очень внимательно.
– Не совсем. Это очевидно для всех, кто тебя знает.
– Я... я очень рада, что ты одна из них.
– Как и я.
Осень подошла к окнам, которые выходили на воду. Луна снаружи отбрасывала яркий свет на снежный пейзаж, который осветил и грусть в ее глазах.
Ты влюблена в меня. Не надо отрицать… ты говоришь мне это во сне каждый день. И ты прекрасно знаешь, я с тобой лишь для того, чтобы вытащить Велси из Небытия. Так что в твоем понимании я очень подхожу на роль…– Мамэн?
Осень посмотрела на отражение дочери в стекле.
– Что, прости?
– Ты не хочешь рассказать мне, что произошло между тобой и Тором?
Хекс еще не сняла с себя оружие, и теперь стояла там, такая мощная, надежная, сильная... Она никогда и не перед кем не прогнется, будь то мужчина или кто еще, и это ли не замечательно? Это ли не благословение сверх меры?
– Я так горжусь тобой, – сказала Осень, повернувшись к женщине лицом. – Я хочу, чтобы ты знала, что я очень, очень горжусь тобой.
Хекс опустила взгляд в пол и пригладила ладонью волосы, будто не знала, как реагировать на похвалу.
– Спасибо, что приютила меня, – продолжила Осень. – Я постараюсь отрабатывать свое содержание в течение всего срока пребывания и внести посильный вклад.
Хекс покачала головой.
– Я повторяю, ты здесь не гостья.
– Как бы то ни было, я не буду обузой.
– И расскажешь мне о Торе.
Осень посмотрела на оружие, которое все еще висело в кожаной кобуре, и подумала о том, что блеск металла напоминал свет, горевший в глазах ее дочери: обещание насилия.
– Ты не должна сердиться на него, – услышала она свой голос. – То, что происходило между нами, было по обоюдному согласию, и это закончилось по... надлежащей причине. Он не сделал ничего плохого.
Осень говорила это, не будучи уверенной в том, что действительно так думала, но одно знала точно: она не собирается создавать ситуацию, в которой Хекс бросится за мужчиной со всем своим оружием наготове.
– Ты слышишь меня, дочь моя. – Не вопрос, приказ – первый, что прозвучал от нее, как от матери. – Ты ничего ему не сделаешь и даже разговаривать с ним об этом не будешь.
– Объясни почему.
– Ты ведь читаешь эмоции других?
– Да.
– Когда в последний раз ты встречала влюбленных без оглядки? Тех, кто посвятил возлюбленному все свои чувства, тех, кто абсолютно естественно растворяет свое сердце в другом человеке?
Хекс еле слышно выругалась.
– Никогда. Это прямой путь к катастрофе, но вы все равно можете и дальше относиться с уважением к вещам, о которых ты сейчас говоришь.
– Подарочная обертка сказанных слов не меняет характер истины. – Осень снова посмотрела на заснеженный пейзаж и частично покрытую льдом реку. – И я бы предпочла знать горькую правду, чем жить во лжи.
Повисло молчание.
– Достаточно ли такого объяснения, дочь моя?
Еще одно проклятье. Но затем Хекс произнесла:
– Мне не нравится это... но да, пусть будет так.
Тор просидел на парковке, Бог знает сколько времени. Должно быть, сутки, а возможно, двое. Или даже трое? Он не знал, да его это и не волновало.
Ощущения напоминали возвращение в утробу матери. За исключением того, что задница задеревенела, а нос открыл течь от холода.
Когда эпическая сила гнева пошла на убыль, а эмоции улеглись, мысли Тормента, словно группа туристов, двинулись походом через пересеченную местность его жизни, блуждая по ландшафтам разных эпох, возвращаясь по собственным следам, вновь и вновь пересматривая все взлеты и падения.
Чертовски длинное путешествие. И в конце его он почувствовал дикую усталость, хотя его тело не двигалось уже много-много часов.
Не удивительно, что двумя самыми посещаемыми пунктами оказались жаждущий период Велси и... то же самое у Осени. Эти события, а также их последствия, – те самые горы, на которые он поднимался вновь и вновь, различные сцены, словно перспективы, сменяли друг друга в чередующейся последовательности сравнения, в конце концов, сливаясь воедино, образуя смесь действий и реакций, его и их.
После всех размышлений, возникло три решения, к которым Тор возвращался снова и снова.
Конечно, ему придется извиниться перед Осенью. Господи, он уже второй раз поступал с ней так жестоко, первый – почти год назад, в бассейне: в обоих случаях его темперамент взял над ним верх под давлением стресса, который он испытывал, но это вряд ли его оправдывало.
Во-вторых, ему надо найти ангела и провести еще одну извинительную беседу.
В третьих... ну, третье было действительно самым важным из того, что он должен был сделать, прежде всего остального.
Он должен был пообщаться с Велси в последний раз.
Сделав глубокий вдох, Тор закрыл глаза и попробовал расслабить мышцы. Затем, скорее, в отчаянии, чем с надеждой, он приказал своему усталому мозгу освободиться от всех мыслей и образов, отпустить то, что не давало ему спать все это время, отбросить сожаления, ошибки и боль...
В конце концов, все так и получилось, неустанные психические процессы замедлялись, пока, наконец, все эта экспедиция Льюиса и Кларка не подошла к концу.
Настроив свое подсознание на единственную цель, он позволил себе заснуть и ждал в этом состоянии покоя, пока...
Велси пришла к нему в окружении серых теней, среди пустынного пейзажа из тумана, холодного ветра и камней. Она была так далеко, что теперь в поле его видения попадали рушившиеся скалы…
Хотя, они были не из камня.
Ни одна из них.
Нет, это были сгорбленные фигуры других, тех, кто страдали, так же как и она, их тела и кости постепенно разрушались, пока они не становились ничем, лишь могильными курганами, обдуваемые ветрами.
– Велси? – прокричал он.
Ее имя воспарило за безграничный горизонт, но она даже не посмотрела на него.
И, похоже, даже не осознала его присутствие.
Единственное, что двигалось, это холодный ветер, который внезапно, казалось, подул в его сторону, пролетая через плоскую серую равнину прямо на него и на нее.
Как только ветер коснулся ее волос, пряди воспарили в воздухе…
Нет, не пряди. Теперь ее волосы были пеплом, пеплом, который подхватило невидимое течение и принесло к нему, ударяя словно пылью, от которой заслезились глаза.
И, в конечном итоге, она вся станет такой. А потом ее не станет вовсе.
– Велси, Велси, я здесь!
Тормент призывал ее, чтобы привлечь внимание, чтобы рассказать, что он, наконец, готов, но, сколько бы он ни кричал, как бы сильно не махал руками, она не обращала на него внимания. Она не поднимала взгляд. Не двигалась... как и его сын.
По-прежнему дул ветер, отрывая микроскопические частицы от фигур, стачивая их.
Тор словно превратился в большую испуганную обезьяну, возбужденно прыгавшую из стороны в сторону, кричавшую во всю мощь своих легких и размахивающую лапами, но, как если бы законы физической нагрузки были справедливы и для этого, потустороннего мира, в конечном итоге силы его покинули, и он упал практически замертво.
Они сидели все в той же позе, осознал он.
И в этот момент ему открылась парадоксальная истина.
Ответ заключался в том, что произошло с Осенью, заключался в сексе и кормлении, и все же не имел с этим всем ничего общего. В том, в чем Лэсситер пытался ему помочь – и одновременно абсолютно не в этом. Дело было даже не в Велси, на самом деле.
Дело было в нем. Только... в нем.
В этом сне он взглянул на себя, и неожиданно к нему вернулась сила, а вместе с ней и спокойствие, которое было напрямую связано с самыми глубинами его души... и тем фактом, что путь от его страданий – а также и ее – только что был освещен рукой Создателя.
И, наконец-то, спустя столько времени, после всего произошедшего дерьма, после всей пережитого агонии, он понял, что должен сделать.
Теперь, он говорил, не кричал:
– Велси, я знаю, ты меня слышишь – держись. Мне нужно только, чтобы ты еще немного продержалась… я, наконец-то, готов. Прости, что на это ушло так много времени.
Он замешкался лишь на мгновение, посылая всю свою любовь в ее сторону, как будто это могло сохранить то малое, что от нее осталось, нетронутым. А потом он ушел, прилагая для этого титаническую силу воли, от которой тело судорожно содрогнулось на бетонном полу…
Выбросив вперед руку, он спас себя от прямого падения на лицо, и сразу же поднялся на ноги.
Встав, он понял, что если сейчас же не отольет, его мочевой пузырь лопнет.
Он кинулся в клинику и заскочил в первый попавшийся туалет. Ворвавшись в помещение, он не стал останавливаться, чтобы проверить, кто здесь был, хотя слышал голоса в других комнатах учебного центра.
Затем, в самом особняке, на кухне он обнаружил Фритца.
– Эй, дружище, мне нужна твоя помощь.
Дворецкий сразу же оторвался от списка покупок, который в этот момент составлял.
– Господин! Вы живы! О, благословенная Дева-Летописеца, все в этом доме разыскивают…
Вот дерьмо. Он забыл о том, какая может последовать реакция на его очередное исчезновение из всеобщего поля зрения.
– Да, прости. Я отправлю всем сообщение. – Если, конечно, он найдет свой телефон. Наверное, тот остался в клинике, и Тор не собирался тратить время на возвращение. – Послушай, что мне действительно нужно – чтобы ты пошел со мной.
– О, Господин, я с превеликим удовольствием Вам помогу. Но быть может, Вам лучше сначала пойти к Королю – все так волнуются…
– Вот что. Ты за рулем и одолжишь мне свой телефон. – Когда дворецкий замешкался, Тор понизил голос: – Нам надо идти, Фритц. Ты мне нужен.
Призыв к служению был именно той мотивацией, в которой нуждался дворецкий. Низко поклонившись, он сказал:
– Как Вам будет угодно, господин. Мне приготовить в дорогу напитки для Вас?
– Отличная идея. И дай мне пять минут.
Когда дворецкий кивнул и исчез в кладовой, Тор вернулся к лестнице и вбежал вверх по покрытым красным ковром ступенькам, перепрыгивая сразу через две. Он остановился лишь, когда добрался до двери комнаты Джона Мэтью.
На его стук сразу последовал ответ, и Джон рывком распахнул дверь. Когда на его лице отразилось удивление, Тор поднял вверх ладони в защитном жесте, потому что знал, что получит нагоняй за свое очередное исчезновение.
– Прости, что я…
Но шанса закончить у него не было. Джон обнял Тора и прижал так крепко, что чуть не сломал тому позвоночник.
Тор вернул ему все сторицей. И держа в объятьях своего единственного сына, заговорил тихим, ясным голосом:
– Джон, я хочу, чтобы ты не участвовал сегодня в ночном дежурстве и пошел со мной. Мне нужно... чтобы ты пошел со мной. Куин может к нам присоединиться – возможно, это займет всю ночь, а может быть, и больше. – Когда Тор почувствовал кивок на своем плече, он выдохнул. – Хорошо, сынок. Это... хорошо. Без тебя я ни за что не справлюсь.
***
– Как твои дела?
Лейла с трудом открыла глаза и посмотрела на Куина, сначала на его тело, затем на лицо. Она лежала в его кровати, в его комнате, а он стоял рядом, полностью одетый, такой огромный и отчужденный, он явно испытывал неловкость, но не злился.
Она знала, что он сейчас чувствует. Теперь, когда жаркий огонь жажды погас, часы напряжения, алчных объятий и царапаний остались позади, словно странное примечание, которое, казалось, уже начало выцветать в ее памяти, как сон. Теперь, когда они оба побывали в тисках подобного опыта, казалось, уже ничто и никогда не будет прежним. Что теперь они изменились навсегда, словно преобразовались в результате извержения вулкана.
Но сейчас... тихое возвращение к привычному оказалось столь же мощным, стирая все до чистого листа.
– Думаю, я уже могу встать, – произнесла она.
Куин был так добр к ней, покормил ее из своей вены и принес еды, а после этого она оставалась в постели по крайней мере еще сутки, – по традиции Святилища после того как Праймэйл возлежал с Избранной.
Но пришло время двигаться дальше.
– Знаешь, ты можешь остаться здесь. – Он подошел к шкафу и начал вооружаться, готовясь к ночному выходу. – Отдохни немного. Расслабься.
Нет, с нее хватит.
Приподнимаясь на руках, Лейла ожидала, что закружится голова, и почувствовала облегчение, когда этого не произошло. Во всяком случае, она ощущала себя сильной.
По-другому и не скажешь. Ее тело было... сильным.
Спустив ноги с матраса, она перенесла вес на босые ступни и медленно поднялась. Куин сразу же кинулся к ней, но она не нуждалась в помощи.
– Думаю, мне надо принять душ, – произнесла она.
А потом? Она понятия не имела, что собирается делать потом.
– Я хочу, чтобы ты осталась здесь, – сказал Куин, словно прочитав ее мысли. – Ты останешься здесь. Со мной.
– Мы пока не знаем, беременна ли я.
– Тем более не стоит торопиться. А если беременна, то ты точно останешься со мной.
– Хорошо. – В конце концов, им предстоит пережить все это вместе – если конечно «это» произойдет вообще
– Я ухожу на поле боя, но со мной мобильный, и я оставил еще один для тебя на тумбочке. – Он указал своим телефоном на тот, что лежал рядом с будильником. – В случае необходимости, ты звонишь мне или присылаешь сообщение, ясно?
Его лицо было совершенно серьезным, он не сводил с нее напряженного взгляда, который говорил о том, каким он был на поле боя – ничто и никто не встанет у него на пути, если она наберет его номер.
– Обещаю.
Он кивнул и пошел к двери. Прежде чем открыть ее, он остановился, и, казалось, пытался подыскать слова.
– Как мы узнаем, что у тебя...
– Выкидыш? Начнутся судороги и кровотечение. Я много раз видела как это происходит на Другой Стороне.
– Это опасно для тебя?
– Судя по тому, что я видела, нет. Не на ранних сроках.
– Может тебе стоит остаться в постели?
– В первые сутки, сейчас уже не важно, активна я или нет, наш жребий уже брошен.
– Сообщишь мне?
– Сразу же.
Он отвернулся. На какой-то момент его взгляд уперся в дверь.
– Все получится.
В этом он был уверен больше, чем она, и было отрадно видеть его веру и его стремление к тому, чего она сама так отчаянно желала.
– Вернусь на рассвете, – сказал он.
– Я буду здесь.
Когда Куин ушел, Лейла приняла душ. Снова и снова неспешно водя мылом по животу, она думала о том, как же странно, что, возможно, прямо сейчас в ее теле происходит такой значимый процесс, хотя она его пока не ощущает.
Но они узнают обо всем довольно скоро. У большинства женщин кровотечение наступало уже в течение первой недели после жажды.
Она вышла из-под струй воды, вытерла тело полотенцем и обнаружила, что Куин предусмотрительно оставил для нее на столешнице чистую одежду. Лейла надела ее и нижнее белье, на случай если у них ничего не получилось.
В спальне, она села на кровать, надела свои тапочки, а потом...
А потом поняла, что ей абсолютно нечем заняться. А тишина и неподвижность стали гнилыми компаньонами ее беспокойства.
Непрошено, перед глазами снова возник образ Кора.
Тихо выругавшись, она со страхом поняла, что никогда не забудет того, как он смотрел на нее, его взгляд на ее лице, будто она была видением, которое он не мог до конца понять, но был благодарен, что созрецает его хотя бы один единственный раз.
В отличие от воспоминаний о жаждущем периоде, ощущения, которые она испытала, вспоминая то, как мужчина смотрел на нее, были накаленными, как и тогда, когда он смотрел на нее на самом деле, и этот накал не угасал даже спустя месяцы, которые отделяли ее от их встречи. Вот только... что если она все это выдумала? Возможно ли, что воспоминания были такими сильными просто потому, что это была лишь ее фантазия?
И судя по жажде, реальная жизнь протекала очень быстро.
И стремление быть желанной не…
Стук в дверь заставил ее взять себя в руки.
– Да?
Сквозь панель двери послышался женский голос:
– Это Хекс. Не возражаешь, если я войду?
Она не могла себе представить, зачем эта женщина ищет с ней встречи. Тем не менее, ей нравилась подруга Джона, и она всегда будет рада общению с его шеллан.
– О да, конечно… привет, какой приятный сюрприз.
Хекс закрыла за собой дверь, и неловко окинула взглядом комнату, избегая смотреть Лейле в глаза.
– Ну и, э-э... как ты себя чувствуешь?
Да уж, этот вопрос ей часто будут задавать еще много недель.
– Неплохо.
– Это хорошо. Да... хорошо.
Последовало долгое молчание.
– Я могу тебе чем-то помочь? – спросила Лейла.
– На самом деле – да.
– Тогда расскажи мне об этом, и я сделаю все, что в моих силах.
– Это сложно, – сузила глаза Хекс. – И опасно.
Лейла положила руку на нижнюю часть живота, словно в попытке защитить дитя, как если бы оно там было.
– Что же ты ищешь?
– По приказу Рофа я пытаюсь найти Кора.
У Лейлы в груди что-то сжалось, губы приоткрылись, словно ей стало не хватать воздуха.
– В самом деле?
– Я знаю, что ты в курсе того, что он сделал.
– Да.
– Также я знаю, что ты его кормила.
Лейла моргнула, когда образ жестокого, но, как ни странно, уязвимого лица снова возник перед глазами. На долю секунды, она ощутила абсурдный инстинкт защитить его, но это было нелепо, совсем не то, о чем она должна была думать.
– Конечно, я помогу тебе и Рофу. Я рада, что Король пересмотрел свое прежнее решение.
В этот момент женщина начала колебаться.
– Что, если я скажу тебе, что Роф не должен знать об этом. Никто не должен, особенно Куин. Это может изменить твое решение?
Джон, подумала она. Джон рассказал своей шеллан о том, что произошло.
– Я понимаю, – сказала Хекс, – что ставлю тебя в ужасное положение, но ты и сама знаешь, что я из себя представляю. Я буду использовать все, что в моем распоряжении, чтобы добиться своей цели, а хочу я найти Кора, и как можно скорее. У меня нет сомнений, насчет того, что я смогу защитить тебя, и у меня нет намерений сталкивать вас вместе. Мне просто нужно знать примерную территорию, на которой он обитает в дневное время, и я сама найду его там.
– Ты собираешься убить его?
– Нет, но я собираюсь предоставить Братству возможность сделать это. Оружие, из которого стреляли в Рофа – это винтовка с дальним прицелом – не то оружие, которое используется в битве в обычную ночь. Если, конечно, они не уничтожили его. Если я сумею его отыскать, и мы сможем доказать, что покушение совершили они, то все пойдет своим чередом.
Добрые глаза, подумала Лейла... у мужчины был очень добрый взгляд, когда он смотрел на нее. Но на самом деле, он был врагом ее Короля.
Лейла почувствовала, как кивнула головой.
– Я помогу тебе. Я сделаю все, что смогу... и никому не скажу ни слова.
Женщина подошла ближе и положила удивительно нежную руку Лейле на плечо.
– Мне не нравится ставить тебя в такое положение. Война – дело уродливое и грязное, и ее конек – причинять боль хорошим людям, вроде тебя. Я чувствую, как происходящее разрывает тебя на части, и мне очень жаль, что приходится просить тебя лгать.
Это было необычно для симпата – проявлять беспокойство, но внутренний конфликт Лейлы не был связан с ложью Братству. Он был связан с воином, которого она поможет убить.– Кор использовал меня, – сказала она, словно пытаясь убедить себя в этом.
– Он очень опасен. Тебе повезло уйти от него живой.
– Я сделаю все, что нужно. – Она посмотрела на Хекс. – Когда мы отправляемся?
– Прямо сейчас. Если у тебя есть такая возможность.
Лейла призвала все свои внутренние силы. Затем кивнула.
– Позволь мне взять свое пальто.
Несколько часов спустя, сидя за своим столом в Безопасном Месте и отвечая на звонок сотового, Марисса не могла сдержать улыбку.
– Это снова ты.
– Когда ты вернешься домой? – пророкотал на другом конце провода бостонский акцент Бутча. Хриплый. Как всегда.
Она посмотрела на часы с мыслью о том, как же быстро прошла ночь. Впрочем, на работе всегда так. Марисса приходила сюда, как только солнце садилось за горизонт, а когда утренний свет неожиданно начинал собираться на востоке, она возвращалась обратно в особняк.
В объятья своего мужчины.
Рутинной такую работу не назовешь.
– Минут через сорок пять?
– Ты можешь сделать это прямо сейчас…
Он растягивал эти слова, вкладывая совершенно иной смысл, нежели простое «возвращение домой».
– Бутч…
– Я сегодня даже с постели не вставал.
Она закусила губу, представив его голым на простынях, которые были в полном беспорядке, когда она уходила.
– Да?
– Ммм, да. – Он тянул этот один слог, пока у него не перехватило дыхание. – Я думаю о тебе...
Его голос был таким глубоким, таким чувственным, и Марисса точно знала, что он делал с собой в этот момент. На мгновение закрыв глаза, она предалась любованию этим прекрасным мысленным образом.
– Марисса... Возвращайся домой...
Взяв себя в руки, она вырвалась из сетей, в которые он заманивал ее.
– Я не могу уйти прямо сейчас. Но скоро начну собираться, как насчет этого?
– Отлично. – Она слышала улыбку в его голосе. – Я буду ждать тебя… и послушай, шутки в сторону, оставайся сколько посчитаешь нужным. Просто загляни в нашу спальню перед Последней Трапезой. Я приготовил для тебя незабываемый аперитив.
– Ты и так сам по себе незабываем.
– Вот это моя девочка. Я люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю.
Она закончила разговор, а на лице так и осталась царить широченная счастливая улыбка. Ее супруг был мужчиной традиционного воспитания, «старой школы», как он сам это называл, со всеми предубеждениями, входящими в состав подобного психологического набора: женщины никогда и ни за что не должны платить, открывать себе двери, заправлять автомобили, ходить по грязи, носить что-то большее чем то, что могло поместиться в коробку для сэндвича... и так далее по списку. Но он никогда не мешал ее работе. Никогда. Этой частью своей жизни Марисса руководила сама, и Бутч никогда не жаловался на то, до которого часа и сколько она работала, и какому стрессу подвергалась.
Одна из многих причин, по которым она обожала Бутча. Женщины и дети, которые вынужденно покинули свои дома и оставались здесь, в Безопасном месте, образовывали своего рода семью, во главе которой она стояла: она руководила объектом, персоналом, программами, ресурсами и, самое главное, всем и всеми, кто находился под его крышей. И она любила свою работу. Когда Роф разрешил ей заниматься этим благотворительным проектом, она чуть было не дала задний ход, но была так рада, что в итоге смогла побороть свой страх.
– Марисса?
Подняв глаза, она увидела в дверях своего кабинета одну из новых консультантов.
– Привет. Как наша группа сегодня?
– Очень хорошо. Я подготовлю отчет в течение часа, сразу после того, как мы закончим печенье на кухне. Не хочу Вас отрывать, но прибыл курьер с доставкой.
– В самом деле? – Она нахмурилась и посмотрела на календарь на стене. – У нас на сегодня ничего не запланировано.
– Я знаю, поэтому не стала открывать дверь. Он сказал, что вы с ним знакомы, но свое имя не назвал. Может быть, надо позвонить Братству?
– Как он выглядит?
Женщина подняла руку вверх над головой.
– Очень высокий. Большой. У него темные волосы и белая прядь впереди.
Марисса вскочила так быстро, что кресло позади нее упало на пол.
– Тормент? Он жив?
– Прошу прощения?
– Я разберусь с этим. Все нормально, ты можешь вернуться на кухню.
Марисса вылетела из кабинета и сбежала по лестнице. Остановившись у главного входа, она проверила монитор камеры безопасности, который установил Ви, а затем сразу же распахнула двери.
Она бросилась к Брату, не задумываясь:
– О Боже, где же ты был! Ты пропадал несколько ночей!
– Не совсем так. – Он нежно обнял ее в ответ. – Мне надо было решить одно дело. Но теперь все в порядке.
Она отступила назад, но все еще держалась руками за его мощные бицепсы.
– У тебя все хорошо?
Все в доме знали, что Осень прошла через жаждущий период, и Марисса могла себе представить, как ему было трудно. И она надеялась, как и все остальные, что растущая симпатия между Братом и тихой падшей аристократкой исцелит его. Но вместо этого, он исчез сразу после того, как фертильный период Осени завершился, а сама она уехала из особняка.
Явно не счастливый конец истории.
– Слушай, насколько я знаю, вы принимаете пожертвования, так ведь? – спросил он.
Понимая, что Тормент не собирается отвечать на ее вопрос о его состоянии, Марисса не стала настаивать.
– О, конечно. Принимаем все… мы, можно сказать, эксперты по вторичному использованию вещей.
– Хорошо, потому что у меня есть кое-что, что я хотел бы отдать, может, кому-то из твоих женщин. Правда, не уверен, пригодится ли это все, но...
Он развернулся и направился к припаркованному возле въезда микроавтобусу, который принадлежал Братству. На пассажирском месте сидел Фритц. Пожилой дворецкий выскочил, как только она подошла к машине.
На этот раз, у него на лице не было веселой улыбки. Но он низко поклонился.
– Мадам, как Ваши дела?
– О, очень хорошо, Фритц, спасибо.
Она замолчала, когда Тор отодвинул боковую дверь в сторону…
Один взгляд внутрь, и она перестала дышать.
Освещенные внутренним светом салона, аккуратными рядами были составлены корзины для белья с одеждой, картонные коробки, дорожные сумки. Здесь были юбки, блузки, платья, все еще на вешалках, аккуратно сложенные на полу.
Марисса взглянула на Тора.
Брат молча смотрел под ноги, явно избегая зрительного контакта.
– Как я уже сказал, не уверен, что все это может пригодиться.
Она наклонилась и коснулась кончиками пальцев одного из платьев.
В последний раз она видела его на Велси.
Одежда его шеллан.
– Ты уверен, что хочешь все это отдать? – прошептала она срывающимся голосом.
– Да. Было бы расточительством выбрасывать все это, она не одобрила бы подобное. Велси хотела бы, чтобы вещи достались кому-нибудь – для нее это было бы важно. Она ненавидела расточительство. И да, я ничего не смыслю в женских размерах.
– Это очень щедро с твоей стороны. – Марисса изучала лицо мужчины, понимая, что впервые с тех пор как он вернулся, она услышала имя шеллан из его уст.
Он кивнул, по-прежнему не глядя ей в глаза.
– Нераспакованные туалетные принадлежности я тоже привез – шампуни, кондиционеры, ее увлажняющие крема, мыло «Клиник», которое ей так нравилось. Велси очень щепетильно относилась к подобного рода вещам, как правило, она находила то, что ей нравилось, и была постоянна в своих привязанностях… также она была очень запаслива… я много всего нашел в ванной комнате. Да, еще я привез кое-что кухонное, ее любимые медные сковородки, ножи. Я могу отвести все это в человеческий приют, если ты…
– Мы возьмем все, что ты привез.
– Вот здесь все, что с кухни. – Тормент обошел машину и открыл заднюю дверь, демонстрируя груз. – И я знаю, ты не разрешаешь мужчинам проходить в здание, но возможно, я мог бы отнести все это в гараж.
– Да, да, пожалуйста. Я могу найти тебе пару рук в помощь.
– Я хотел бы сам все отнести, если ты не против.
– Ах, да, конечно... да. – Встряхнувшись, она устремилась вперед и набрала код на гаражных воротах.
Левая часть двери тяжело откатилась в сторону, Марисса отошла и встала возле дворецкого, пока Тормент ходил туда-сюда, осторожно внося вещи своей супруги, складывая все в высокую, аккуратную кучу справа у двери, ведущей на кухню.
– Он весь дом упаковал? – спросила она у Фритца.
– Да, мадам. Мы работали всю ночь – Джон, Куин, я и он. Тормент собрал все из спальни и кухни, а мы из остальной части дома. Он попросил меня вернуться с ним после заката, чтобы перевести всю мебель и предметы искусства в особняк.
Марисса заслонила открывшийся рот ладонью, чтобы слегка завуалировать свой шок. Но ей не стоило волноваться о том, что ее реакция могла смутить Тора – Брат был полностью поглощен своим делом.
Когда минивэн опустел, Тор закрыл все двери и подошел к ней. И пока она пыталась найти соответствующие ситуации слова благодарности, глубокого уважения и глубочайшей симпатии, он прервал ее тем, что достал из кармана бархатный мешочек.
– У меня есть еще кое-что. Дай мне руку. – Когда она протянула ладонь, он ослабил шнур на мешочке. Наклонив, Тор вытряхнул из него…
– О, Боже мой, – ахнула Марисса.
Рубины. Огромные красные рубины и бриллианты. Много. Ожерелье, да, ожерелье и браслет. Еще серьги. Ей понадобились обе руки, чтобы удержать все это.
– Я купил этот набор еще в тысяча девятьсот шестьдесят четвертом. У «Ван Клиф и Арпелс»[1], кажется. В подарок к нашей годовщине, но хрен знает, о чем я тогда думал. Велси никогда не была большой поклонницей ювелирных украшений – ей больше нравились предметы искусства. Она всегда говорила, что драгоценности – это очень вычурно. В любом случае, я увидел их в журнале у Дариуса, «Town&Country»[2], и подумал, что они очень подойдут к ее рыжим волосам. Мне хотелось сделать что-то эдакое и романтичное, чтобы доказать, что я способен на подобное. Она действительно была равнодушна к этим камням, но каждый год после той годовщины, каждый год в обязательном порядке, она доставала из сейфа этот набор и надевала его. И каждый год, я говорил ей, что эти камни ей в подметки не годятся – такая красивая она была. – Он замолчал. – Прости, я несу бред.
– Тор... Я не могу это принять. Это слишком…
– Я хочу, чтобы ты их продала. Продай их и на вырученные деньги расширь это место. Бутч что-то говорил о том, что тебе нужно больше пространства. Я думаю, что они стоят четверть миллиона, а то и больше. Велси понравилось бы то, чем ты здесь занимаешься, она бы поддержала твое дело и помогла в работе с женщинами и детьми, непременно бы поучаствовала в этом. Так что, знаешь, лучшего применения для этих камней не найти.
Марисса быстро-быстро заморгала – или же просто у нее из глаз закапали слезы. Просто... он был таким храбрым...
– Ты уверен? – спросила она хрипло. – Ты уверен, что хочешь этого?
– Да. Время пришло. Храня все это, я все равно ее не верну. Но, по крайней мере, это поможет другим женщинам в этом доме – так что все это не пустая трата. Для меня важно, чтобы вещи, которые мы купили вместе, которыми вместе пользовались... не пропадали впустую.
С этими словами Тор наклонился и быстро ее обнял.
– Береги себя, Марисса.
А затем он закрыл фургон, помог дворецкому сесть на место водителя, и, махнув на прощание, дематериализовался в растворяющейся ночи.
Марисса посмотрела на богатство в своих руках, а затем на автобус, который осторожно продвигался задним ходом в сторону выезда. Она шла по улице следом за ним, складывая камни обратно в мешочек. Когда Фритц развернулся, она подняла руку и помахала. Он помахал ей в ответ.
Обхватив себя руками, чтобы защититься от холода, Марисса смотрела вслед исчезающей машине.
По-прежнему ощущая тяжесть драгоценных камней в руке, она повернулась к дому, представляя, как сможет расширить задний двор, как пристроит дополнительные комнаты для женщин и их детей, особенно в подземелье, где было безопасно в течение дня.
Зрение снова затуманилось, и на этот раз она не стала останавливать слезы, струившиеся по щекам. И когда возвышающийся над ней дом перестал быть туманным, будущее сразу прояснилось для нее: она точно знала, чьим именем назовет новое крыло.
Имя Веллесандра ему очень подойдет.
[2] «Town & Country» - американский журнал о стиле и моде, выпускается ежемесячно.
Лейла никогда не покидала дом так близко к рассвету, и с интересом заметила, что в воздухе на самом деле что-то изменилось, появилась некая оживленность, которую она чувствовала, но не могла видеть: солнце действительно являло собой мощную силу, способную озарить весь мир, и от близости этого средоточия энергии кожу стало тревожно покалывать, словно инстинкт, засевший в ее генах, говорил, что настало время отправиться домой. Тем не менее, она не хотела уходить.
– Как ты? – спросила Хекс позади нее.
По правде говоря, это был долгий вечер. Они провели на окраине Колдвелла уже несколько часов, кружа в темноте, отслеживая Кора и его бойцов, что оказалось довольно простой задачей. Она чувствовала мужчину так ясно, как будто место его расположения пылало, та связь, что возникла между ними с момента кормления несколько месяцев назад, еще не исчезла. Что же касалось его самого... Кор, казалось, настолько погрузился в борьбу, что не осознавал ее близости; но, конечно, если бы и знал, то не посмел бы приблизиться к ней, равно как и любой другой солдат.
– Лейла?
Она посмотрела на женщину.
– Я знаю, где он. Он не двигается с места.
– Я не об этом тебя спрашивала.
Лейла слегка улыбнулась. Больше всего этой ночью ее удивила симпат – хотя теперь она с трудом могла дать Хекс подобное определение. Разум женщины был острым как бритва, тело сильным, подобно мужскому, но было в ней какое-то тепло, которое шло вразрез с другими чертами: она постоянно находилась рядом с Лейлой, словно мамен со своим дитя, заботливая и осторожная, как если бы знала, что все, что сейчас происходило, было чуждым и тревожным для Лейлы.
– Я в порядке.
– Нет, это не так.
Лейла переключила внимание на сигнал, что шел от ее крови в двух кварталах от них, и промолчала.
– Я уверена, что ты сама об этом знаешь, – тихо сказала Хекс. – Но ты действительно поступаешь правильно сейчас.
– Я знаю. Он меняет позицию.
– Да, я тоже это чувствую.
Внезапно, Лейла повернулась в сторону высокого, светящегося маяка на западе: самого высокого небоскреба в городе. Она сосредоточилась на моргающих огнях, белых и красных, ей казалось, она видит, как он стоит в порывах холодного ветра на самой вершине, словно застолбив свои претензии на город.
– Думаешь, он есть зло? – хрипло спросила она. – В смысле, ты же можешь чувствовать его эмоции, не так ли?
– В какой-то мере да.
– Так... он есть зло?
Женщина долго и медленно выдохнула, как будто сожалела о том, чем ей сейчас придется поделиться.
– Он – едва ли хороший выбор, Лейла. Ни для тебя, ни для любой другой женщины – и не только из-за Рофа. Есть в Коре что-то зловещее.
– То есть душа у него темная.
– Чтобы это понять, читать его эмоции не обязательно. Достаточно вспомнить, что он сделал с твоим Королем.
– Да. Да, все верно.
От Куина к Кору. Потрясающий список выбранных ею мужчин…
– Он передвигается очень быстро, – торопливо произнесла Лейла. – Он дематериализовался.
– Наконец-то. Теперь постарайся сосредоточиться.
Лейла закрыла глаза и отгородилась от всех чувств, кроме инстинкта найти собственную кровь.
– Он движется на север.
Как и договаривались, они обе дематериализовались и приняли форму через милю, затем через пять, десять, потом еще десять... инстинкты Лейлы действовали в качестве компаса, который направлял их передвижения.
И что было важно – приближался рассвет, опасные блики в небе становилось все сильнее.
Заключительный шаг гонки пришелся на густой лес, примерно в миле-полторы от места, где Кор, наконец, остановился, и не двигался дальше.
– Я могу подвести тебя ближе, – тихо сказала Лейла.
– Он никуда не собирается?
– Нет.
– Тогда иди. Возвращайся домой прямо сейчас.
Лейла бросила прощальный взгляд в его направлении. Она знала, что надо уходить – но если она его чувствовала, значит и он, скорее всего, тоже ощущал ее присутствие. Конечно, они рассчитывали, что ему не хватит времени отреагировать на нее, а ее исчезновение в защищенное мисом место прервет след и окончательно загонит его в угол, не только не дав представления о ее местонахождении, но сбив его нюх настолько, что он направится в противоположную сторону, словно на свет, отраженный от поверхности зеркала.
Страх заставил ее сердце пропустить удар, и она держалась за это ощущение, признавая его более реальным, чем то время, когда они были вместе, когда он питался от нее.
– Лейла? Уходи!
Дева Дражайщая, сегодня ночью она подписала ему смертный приговор…
Нет, поправила она себя. Он сам это сделал. Если, конечно, именно там, где проживала Шайка Ублюдков, найдут винтовку… доказательство того, что Братья на его счет не ошибались, а, значит, Кор сам привел свой приговор в исполнение еще месяцы назад.
Она может и была проводником, но именно его действия станут тем электрическим разрядом, что остановит его сердце.
– Благодарю тебя за предоставленную мне возможность сделать благое дело, – сказала она Хекс. – Сейчас я возвращаюсь домой.
С этими словами, Лейла дематериализовалась из лощины в особняк, принимая форму в вестибюле в тот самый момент, когда утренний свет начал жечь глаза.
Не от слез же их так жгло. Нет, это были не слезы, это было лишь приближение рассвета.
Слезы, пролитые из-за этого мужчины, были бы... неуместны по слишком многим причинам.
***
– Нам пора идти, приятель.
Когда Куин заговорил с ним, Джон кивнул, но не двинулся с места. Стоя посреди кухни Велси, он испытывал своего рода культурный шок.
Шкафы были пусты. Кладовая тоже. Как и все ящики. Книжные полки над встроенным столом. Сам стол.
Шагая по кухне, он обошел стол в нише, вспоминая обеды, которые Велси на нем расставляла. Затем прошел вдоль высокого и длинного гранитного стола, представляя на нем тарелки с хлебом, накрытые кухонными полотенцами, разделочные доски с грудами нарезанных кубиками лука и грибов, банки с мукой, кувшины с рисом. Оказавшись возле плиты, он чуть не наклонился по привычке, чтобы вдохнуть аромат тушеного мяса, соуса для спагетти и горячего яблочного сидра.
– Джон?
Отвернувшись, он подошел к своему лучшему другу... а потом прошел мимо него в гостиную. Черт, здесь словно взорвалась бомба. Картины сняли, и на их месте были лишь латунные крючки, которые торчали из стен словно когти: все, что было в рамках, теперь оказалось в дальнем углу, произведения искусства лежали друг на друге, разделенные толстыми махровыми полотенцами.
Всю мебель сдвинули, рассортировав стулья, тумбочки, лампы… о Боже, лампы. Велси не нравилось потолочное освещение, поэтому в доме было около ста ламп различных форм и размеров.
То же самое с коврами. Она ненавидела полотнища, уложенные от стены до стены, поэтому лишь восточные ковры повсюду покрывали твердый пол из древесины и мрамора. Теперь же, как и все остальное, они были убраны – свернутые в огромные рулоны, стояли рядами вдоль стены гостиной.
Лучшую часть мебели и все произведения искусства перевезут в особняк – слуги уже пригнали для переезда арендованный в «U-Haul»[1] грузовик. То, что останется, предложат Безопасному Месту, и, в случае, если оно не пригодится и там, отправят на благотворительность или в Армию Спасения.
Господи... даже после того, как они вчетвером проработали почти десять часов подряд, предстояло еще многое сделать. Однако этот первый большой толчок, казалось, стал наиболее важной частью.
Из ниоткуда, на его пути возник Тор, заставив резко остановиться.
– Хэй, сынок.
«О, привет».
Они хлопнули друг друга по ладоням и плечам. Каким же облегчением было снова оказаться на одной волне после стольких месяцев отчуждения. Тот факт, что Брат привел его сюда, чтобы заручиться его помощью, стал проявлением уважения, что удивляло и трогало до глубины души.
Опять же, как сказал Тор по дороге сюда, Велси принадлежала Джону ровно столько же, сколько и всем остальным.
– Кстати, я отослал Куина. Объяснил это смягчающими обстоятельствами – тем более что с тобой я.
Джон кивнул. Как бы он ни любил своего друга, он чувствовал, – будет лучше, если они с Тором побудут в доме одни, хотя бы недолго.
«Как все восприняли в Безопасном Месте?».
– Очень хорошо. Марисса была… – Тор откашлялся. – Знаешь, она прекрасная женщина.
«Да, это точно».
– Она была очень рада пожертвованиям.
«Ты отдал ей рубины?».
– Да.
Джон снова кивнул. Они с Тором перебрали то немногое из ювелирной коллекции Велси. Эти ожерелье, браслет и серьги – единственное, что представляло ценность. Все остальное было слишком личным: миниатюрные подвески, несколько пар сережек-колец, набор крошечных бриллиантовых шпилек. Все это они решили оставить себе.
– Я имел в виду именно то, что сказал, Джон. Я хочу, чтобы ты забрал отсюда, что захочешь. Мебель, картины.
«На самом деле, мне нравится картина Пикассо».
– Тогда она твоя. Все, или любая из них, твои.
«Наши».
Тор склонил голову.
– Ты прав. Наши.
Джон снова прошелся по гостиной, звук его шагов эхом отражался в пространстве.
«Почему ты решил сделать это именно сегодня ночью?», – показал он жестами.
– Причина не в чем-то конкретном. Больше похоже на совокупность многих факторов.
Джон вынужден был признать, что обрадовался такому ответу. Мысль о том, что это, возможно, каким-то образом было связано исключительно с Осенью, злила его, даже если это было несправедливо по отношению к ней.
Ведь жизнь не стояла на месте. Это естественно.
И, быть может, этот гнев означал, что ему самому нужно было отпустить эту часть прошлого.
«Извини, что так плохо вел себя по отношению к Осени».
– О, все в порядке, сынок. Я знаю, как это тяжело.
«Ты собираешься обручиться с ней?».
– Нет.
Джон удивленно вскинул брови. «Почему нет?».
– Все сложно… хотя, на самом деле, нет. Все довольно просто. Я разорвал с ней отношения позапрошлой ночью. И ничего вернуть нельзя.
«Вот... черт».
– Да, – Тор покачал головой и посмотрел вокруг. – Да...
Они вдвоем просто стояли бок о бок и смотрели на беспорядок, который создали из когда-то организованного порядка. И состояние дома теперь, как казалось Джону, стало напоминать их жизнь после смерти Велси: разрушение, пустота, все не на своих местах.
Хотя обстановка выглядела теперь более реальной. Ложный порядок, державшийся лишь на отказе двигаться дальше, – весьма опасный обман.
«Ты на самом деле хочешь продать дом?», – показал Джон.
– Да. Фритц свяжется с риэлтором, как только начнется рабочий день. Если только... ну, если вы с Хекс хотите, то без сомнения…
«Нет, я согласен с тобой. Пришло время все отпустить».
– Послушай, может, тебе удастся взять пару ночей выходных? Здесь еще полно дел, и мне хорошо, когда ты рядом.
«Конечно. Я ни за что это не пропущу».
– Хорошо. Это хорошо.
Они посмотрели друг на друга. «Думаю, нам пора».
Тор медленно кивнул.
– Да, сынок. Ты прав.
Не говоря ни слова, они вышли через парадную дверь, заперли ее... и дематериализовались обратно в особняк.
Пока его молекулы перемещались по воздуху, Джон чувствовал, что между ним и Тором возник своего рода обмен, нечто важное, этакий переговорный флаг в песке, могила, веха, декламация... чего-то.
С другой стороны, он понимал, что процесс исцеления, в отличие от травмы, протекал спокойно и медленно...
Дверь скорее мягко прикрывали, а не хлопали ею.
[1] U-Haul – компания, занимающаяся перевозкой различных грузов.
Спустя несколько ночей после того, как Осень переехала в хижину Хекс, все в ее жизни изменилось из-за полотенца.
Это был простой белый кусок ткани, свежий после сушки; его предназначение – висеть на вешалке в ванной комнате для пользования кем-то из них двоих. Ничего особенного. Ничего, с чем Осень не сталкивалась в особняке Братства или в Святилище в течение многих сотен лет.
Но в этом-то все и дело.
Когда она держала его в руках, ощущая тепло и мягкий ворс, она начинала думать о том, сколько белья перестирала. Сколько подносов с едой принесла Избранным. Сколько кроватей заправила. Вспоминала груды больничных сорочек, санитарных роб, полотенец...
Годы и годы работала служанкой, и так гордилась этим...
«Ты веками строила из себя мученицу.»
– Нет.
Она свернула полотенце. Затем снова его развернула.
Сердитый голос Тора не смолкал, пока руки сами делали свою работу. На самом деле, он стал еще громче в ее голове, когда она вышла из кухни и посмотрела на полы, до блеска натертые ее руками, сверкающие окна, идеально чистую кухню.
«Тот симпат был твоей виной. Я тоже твоя вина. Мир жесток тоже по твоей вине…»
– Прекрати! – зашипела она, закрывая уши ладонями. – Прекрати сейчас же!
Увы, желание оглохнуть не исполнилось. Осень, хромая, ходила по домику, словно оказавшись в ловушке, но не крыши и стен, а голоса Тормента.
Беда заключалась в том, что куда бы она ни пошла, куда бы ни посмотрела, везде находилось что-то, что она вычистила, прибрала или отполировала. И в ее планы на ночь входило еще больше подобных дел, хотя в них не было никакой очевидной необходимости.
В конце концов, она заставила себя сесть на один из двух стульев у окна, обращенного на реку. Вытянув ноги, Осень посмотрела на голень, уже так давно изуродованную и плохо функционирующую.
«Тебе нравится чувствовать себя жертвой – в этом ты вся.»
Три ночи, подумала она. Ей потребовалось три ночи, чтобы переехать сюда и снова взять на себя роль горничной…
На самом деле, нет, она стала ею, как только проснулась здесь после первого захода солнца.
Сидя в одиночестве, она вдыхала лимонный запах средства для полировки мебели и чувствовала неотвратимую потребность встать, найти тряпку и начать протирать столы и полки. Что опять же ее отлично характеризовало, не так ли?
С проклятием, Осень заставила себя сидеть на месте, пока тот ужасный разговор с Торментом снова и снова прокручивался в ее голове...
Сразу после того как он ушел, она пребывала в шоке. Потом ее накрыл гнев.
Но сегодня она на самом деле услышала то, что он сказал. А учитывая то, что сейчас ее окружали доказательства собственного поведения, его слова сложно было оспаривать.
Он был прав. Как бы жестоко он ни облачил эту истину, Тормент был прав.
И хотя она сформулировала все это с точки зрения служения другим, ее «обязанности» были не покаянием, скорее наказанием. Каждый раз, когда она убирала за другими, склоняла голову под капюшоном, или пряталась, чтобы оставаться незамеченной, приятная боль касалась ее сердца, появлялся этакий маленький надрез, который исцелялся почти мгновенно...
Десять тысяч порезов, за количество лет, которые не поддаются счету. В самом деле, ни одна из Избранных никогда не просила ей прислуживать. Равно как и Дева-Летописеца. Она делала это сама, посвятив свое существование ничтожному прислуживанию, постоянному преклонению на протяжении тысячелетий.
И все из-за...
Образ того симпата возник перед глазами, и на какое-то мгновение она даже вспомнила его запах, ощущение его неестественно гладкой кожи и шестипалой руки на своей плоти.
Когда желчь поднялась в горле, она велела себе взять себя в руки. Она и так уже много лет придавала ему и этим воспоминаниям слишком большое значение...
Внезапно, Осень представила себя в своей комнате в доме отца, как раз перед тем, как ее похитили, увидела, как отдает приказы додженам, недовольная всем и всеми.
Она прошла путь от госпожи до горничной по собственному выбору, разрываясь между двумя крайностями – неограниченным превосходством и навязанной себе неполноценностью. Тот симпат был связующим звеном, совершенное им насилие соединяло все в один замкнутый круг так, что у нее в голове одно вытекало из другого, трагедия поглотила причитающиеся ей права и оставила после себя погубленную женщину, которая сделала страдание своим новым статус-кво.
Тормент был прав: с тех самых пор она наказывала себя... и отказ от лекарств во время жажды стал неотъемлемой частью наказания: она выбрала боль, как выбрала когда-то низкое положение в обществе, так же, как отдалась мужчине, который никогда, ни за что на свете не будет ей принадлежать.
«Я использовал тебя, и ты единственная, кому это на руку – Бог свидетель, меня это ни к чему не привело. Хорошая новость: все это дает тебе потрясающее оправдание для того, чтобы мучить себя и дальше…»
Желание начать бой с этой своеобразной грязью, скрести ее голыми ладонями, пока лоб не покроется бисеринками пота, работать, пока не заболят спина и ноги, было настолько сильным, что ей пришлось вцепиться в подлокотники, чтобы удержать себя на месте.
– Мамэн?
Осень обернулась и попыталась вытащить себя из этого внутреннего стремительно ускоряющегося падения.
– Дочь моя, как твои дела?
– Прости, что вернулась так поздно. Сегодня... было много дел.
– О, все в порядке. Я могу принести тебе… – Она резко замолчала, – Я…
Сила привычки оказалась так велика, и она поняла, что снова вцепилась в свой стул.
– Все в порядке, Мамэн, – тихо сказала Хекс. – Тебе не обязательно меня дожидаться. Я бы даже сказала, что не хочу, чтобы ты меня дожидалась.
Осень дрожащей рукой потрогала свои заплетенные в косу волосы.
– Я чувствую себя не очень хорошо сегодня вечером.
– Я это чувствую. – Хекс шагнула вперед, ее обтянутое черной кожей тело излучало уверенную силу. – И знаю почему, так что не надо объяснять. Это хорошо, когда отпускаешь некоторые вещи. Ты должна это сделать, если хочешь двигаться вперед и жить дальше.
Осень перевела взгляд на темные окна, представляя реку за ними.
– Я не знаю, что мне делать, если не продолжать прислуживать.
– Именно это тебе нужно выяснить… что тебе нравится, чем ты хочешь заниматься и чем желаешь наполнить свои ночи. Это жизнь… если повезет.
– Вместо возможностей я вижу лишь пустоту.
Особенно без…
Нет, о нем она думать не будет. Тормент более чем ясно дал понять природу их отношений.
– Есть кое-что, что ты должна знать, – сказала ее дочь. – О нем.
– Я произнесла его имя?
– Тебе и не надо было. Послушай, он…
– Нет-нет, ничего не говори. Между нами ничего нет. – Дева Дражайшая, произносить эти слова было больно. – И никогда не было… поэтому мне и не надо ничего о нем знать …
– Он разбирает дом – тот самый, в котором жил вместе с Велси. Он провел всю предыдущую ночь, упаковывая и раздавая вещи, вывозя мебель… Тор продает его.
– Ну... я рада за него.
– Он собирается тебя навестить.
Осень резко поднялась со стула и подошла к окну, сердце в груди неистово колотилось.
– Откуда ты знаешь?
– Он сам сказал мне это, когда я ходила с докладом к Королю. Он сказал, что хочет извиниться.
Осень положила руки поверх холодного стекла, и подушечки ее пальцев сразу же онемели.
– За что, мне интересно. За свою правоту? Будет ли он таким же искренним, как и тогда, когда говорил, что ничего ко мне не испытывает – что я была просто способом освободить его возлюбленную? И то, и другое – правда, и, следовательно, если не обращать внимания на тон его голоса, ему не за что извиняться.
– Он причинил тебе боль.
– Не больше, чем я испытывала раньше. – Она оторвала ладони от стекла и потерла их друг о друга, пытаясь согреть. – Наши пути пересеклись уже дважды в этой жизни – и я не могу сказать, что хочу продолжить эту традицию. И хотя его оценка моего характера и моих недостатков была верной, я не желаю выслушивать ее снова, даже украшенную словами сожаления. Одного раза более чем достаточно.
Повисло долгое молчание.
– Как ты знаешь, – тихо сказала Хекс, – у нас с Джоном были проблемы. Большие, такие, с которыми я не могла смириться, хоть и любила. Я действительно думала, что все кончено, и в обратном меня убедили не его слова, а его действия.
В голове снова возник голос Тормента. «Тебе явно нравится наказывать себя. И ты прекрасно знаешь, я с тобой лишь для того, чтобы вытащить Велси из Небытия. Так что в твоем понимании я очень подхожу на роль…»
– Здесь есть одно отличие, дочь моя. Твой супруг любит тебя и, в конце концов, это самое главное. Даже если Тормент решил отпустить свою шеллан, он никогда меня не полюбит.
«Хорошая новость: все это дает тебе потрясающее оправдание для того, чтобы мучить себя и дальше»
Нет, подумала Осень. Хватит с нее.
Настало время прийти к новой парадигме.
И хотя Осень понятия не имела, что это и как это сделать, она была чертовски уверена, что обязательно выяснит.
– Слушай, я тороплюсь, – сказала Хекс. – Но надеюсь, что не задержусь надолго. Вернусь, как только смогу.
Осень посмотрела через плечо.
– Не спеши из-за меня. Мне нужно привыкнуть к самостоятельности – и самое время начать сегодня вечером.
***
Выйдя из хижины, Хекс аккуратно закрыла за собой дверь… с мыслью о том, что ей хотелось бы сделать больше для своей матери, чем просто повернуть засов: эмоциональная переориентация Осени была на грани, ее внутренняя сетка просто перевернулась с ног на голову.
Но, с другой стороны, это и случается с людьми, когда они, наконец, получают четкое представление о себе после веков сублимации.
Очень печально. Невероятно тяжело наблюдать за этим. Сложно оставить подобное позади, но Осень была права. В жизни каждый приходит к простому пониманию: как бы ты ни старался убежать от себя, ты все равно стоишь на месте… привыкание и принуждение – лишь отвлекающий маневр, маскирующий истину, которая была неприятна, но, в конечном счете, неоспорима.
Женщине требовалось некоторое время для себя самой. Время подумать. Время выяснить. Время простить... и двигаться дальше.
А что касается Тормента? Часть Хекс действительно хотела отомстить ему за то, что он наговорил ее матери. Только вот она была рядом с ним и чувствовала, что он страдал настолько, что сломанная челюсть и рядом не стояла с такой болью. Трудно сказать, в какой степени это дерьмо касалось Осени, а в какой – Велси… но инстинкт подсказывал, что об этом они узнают довольно скоро: Брат только начал разбирать дом и раздавать одежду Велси.
Эндшпиль[1] был чертовски ясен.
Опять же, они видели, как он заботился об Осени.
На этой ноте Хекс дематериализовалась на восток. Она провела весь день на территории Кора, не приближаясь больше чем на четверть мили: сетка мужчины стала ясной, как только он оказался в диапазоне ее сенсоров, и она осторожно изучила и всех остальных солдат прежде, чем отправилась на север в особняк, и доложила обо всем Королю.
И вот она снова под покровом ночи, медленно двигается через лес, выбрасывая перед собой невидимые симпатские щупальцы.
Оказавшись там, где сосредотачивались эмоциональные сетки в течение дня, Хекс дематериализовывалась каждую сотню ярдов, не торопясь, используя сосновые ветви в качестве прикрытия. Господи, в такие моменты она по достоинству ценила вечнозеленые растения – их пушистые ветви не только укрывали ее, но и предоставляли незанесенные снегом участки земли, благодаря чему она не оставляла следов, пока переносилась от ствола к стволу.
Пустая ферма, к которой она, в конце концов, приблизилась, оказалась именно тем, что Хекс ожидала. Постройка из грубого старого камня была крепкой, имела лишь пару окон – идеальный бункер. И, конечно, по иронии, со своей заснеженной крышей и веселыми трубами место напоминало домик с Рождественской открытки.
Хо-хо-хо, Новогодние поздравления избиения.
Она осмотрела окрестности. Фургон, стоявший в стороне, казалось, не принадлежал этому месту, враждебная современность рядом с приятной стариной. То же самое касалось линий электропередач, пересекавших двор.
Хекс незаметно перебралась поближе к заднему двору. Невозможно выяснить, поступала ли в дом электроэнергия: свет в окнах не горел, внутри было темно, хоть глаз выколи.
Последнее, чего она хотела – это потревожить сигнализацию.
Только вот быстрый осмотр окна заставил ее нахмуриться. Ставни отсутствовали – хотя, может они располагались изнутри? Более того, стальных стрежней тоже не наблюдалось. Но, с другой стороны, вероятней всего приоритет отдавался подвальному помещению.
Обойдя здание, Хекс заглянула в каждое окно, затем переместилась на крышу, чтобы проверить мансардные окна на третьем этаже.
Пусто, подумала она, снова нахмурившись. И охрана отсутствует.
Спустившись на землю, она достала оба свои пистолета, сделала глубокий вдох и...
Ворвавшись в дом в полной боевой готовности, она спиной прижалась к пустому углу пыльной гостиной, выставив оружие перед собой.
В первую очередь Хекс отметила, что воздух внутри был холоднее, чем снаружи. Разве дом не отапливается?
Во-вторых... отсутствовал рев сигнализации.
В-третьих, никто ниоткуда не появился, чтобы защитить территорию.
Ситуация из разряда безрассудства? Вероятно, им было глубоко наплевать на то, что происходит на верхних этажах.
С осторожностью, она дематериализовалась к двери соседней комнаты. Затем к следующей. Скорее всего, вход в подвал находится на кухне, и удивительное дело – она нашла то, что предположительно было ее целью, там, где и ожидала.
И ну надо же, на двери, что встала у нее на пути, красовался новенький крепкий медный замок.
Хекс потребовалось добрых пять минут, чтобы открыть медную хрень, и все это время ее нервы были на пределе. Каждые шестьдесят секунд она останавливалась и прислушивалась, хотя ее симпатские сенсоры все это время работали в полную силу, для этого она и оставила свои скобы дома.
Когда Хекс, наконец, избавилась от замка и с треском распахнула дверь, то издала сухой смешок: петли завизжали так громко, что разбудили бы и мертвых.
Это был надежный, старомодный трюк, и она была готова поспорить, все двери и окна в этом месте не смазаны; и лестница, наверняка, скрипела, как старая карга, как только поставишь ногу на ступеньку. Да, точно так люди и делали раньше, еще до изобретения электроэнергии – хороший слух и отсутствие WD-40[2] служили сигнализацией, которая не нуждалась в зарядке или дополнительном источнике питания.
Взяв фонарик в зубы, чтобы иметь возможность держать оружие в каждой руке, она осмотрела грубую деревянную лестницу. Внизу виднелся земляной пол, и Хекс перенеслась туда, мгновенно принимая оборонительную позицию.
Куча лежаков: три верхних и три нижних близко друг к другу.
Одежда больших размеров. Свечи. Спички. Книги.
Зарядки для сотовых. Одна для ноутбука.
И все.
Ни оружия. Ни электроники. Ничего существенного.
С другой стороны, Шайка Ублюдков когда-то кочевала, поэтому, конечно же, их личные вещи были малочисленны и очень компактны – одна из причин, по которой они представляли такую опасность: они могли переезжать в мгновенье ока, не оставляя после себя видимого следа.
Это, безусловно, было их тайным убежищем, местом, где они были относительно уязвимы в течение дня, но его укрепили довольно существенно: стены, потолок, и внутренняя часть двери были покрыты стальной сеткой. Выйти отсюда можно, только открыв ее физически.
Хекс медленно обошла помещение, пытаясь обнаружить люки, входы в туннель или что-то подобное.
Где-то здесь должно быть хранилище боеприпасов: даже с их мобильностью, вряд ли они выходили в ночь, каждый раз покупая достаточное количество пуль, чтобы их хватило до рассвета.
Им нужен склад.
Переведя взгляд на одну из коек, она догадалась, что та принадлежала лидеру – Кору, не нужно быть гением, чтобы понять, что если есть здесь тайник, то находится он наверняка в пределах его личного пространства – его подозрительный ум не мог в полной мере доверять даже своим собственным солдатам.
Изучая кровать под светом фонарика, Хекс искала пусковые механизмы, приводящие в действие сигнализацию, бомбу или открывающие люк. Не найдя ни одного, она на мгновение убрала оружие в кобуру и, подняв металлический каркас матраса, сдвинула его в сторону. Достав миниатюрный портативный металло-детектор, она начала изучать земляной пол и...
– Привет-привет, – тихо пробормотала она.
Ее удобное супер-пупер оборудование обнаружило совершенный прямоугольный предмет, примерно четыре на два с половиной фута. Опустившись на колени, она с помощью ножа сняла немного земли вокруг периферических краев. Что бы то ни было, захоронили это глубоко.
Хекс застыла, когда ее острый слух уловил звук подъезжающей машины.
Это были не Ублюдки. Эмоциональная сетка слишком проста.
Доджен привез провизию?
Переместившись к основанию лестницы, она закрыла дверь так быстро, как только могла, не запирая замок, а затем вернулась к закопанной в землю коробке. Двигаясь в три раза быстрее, она все же одним ухом прислушивалась к скрипу шагов на первом этаже...
На длинной стороне прямоугольника, Хекс ножом исследовала плотный грунт, пытаясь найти и поддеть ручку. Не найдя ничего, повторила поиск на короткой стороне.
Бинго. Убрав комки земли, она схватила кольцо, снова взяла фонарик в зубы и потянула изо всех сил. Крышка весила как капот автомобиля, и ей пришлось проглотить напряженный стон…
Вау, ну что еще она могла сказать.
В большом ящике лежали пистолеты, ружья, ножи, патроны, средства для чистки боеприпасов... и все это в крепко сколоченной и явно водонепроницаемой коробке.
И среди всего этого добра устроился длинный, сделанный из черного жесткого пластика футляр для винтовки.
Хекс вытащила вещицу и положила на грязный пол рядом с собой. Один взгляд на замок, и она выругалась. Он открывался с помощью отпечатка пальца владельца.
Неважно. Чертова штука была достаточно большой, чтобы вместить в себя одну или даже пару винтовок. Так что она забирает ее с собой.
Быстрыми уверенными движениями, она закрыла крышку, ногами забросала ее землей и похлопала по поверхности, хорошенько утрамбовывая. На сокрытие следов потребовалось меньше времени, чем она думала, и, прежде чем Хекс это осознала, она уже двигала койку на место.
Прихватив футляр левой рукой, Хекс прислушалась. Доджен передвигалась по лестнице, сетка была женской, такой же непримечательной, как и в момент ее появления: она ничего не слышала, ничего не знала.
Оглядываясь по сторонам, Хекс думала о том, что вряд ли у горничной был ключ от этого подвала. Кор слишком скрытен. Но, тем не менее, оставаться здесь было уже небезопасно. Даже если они разрешили доджену двигаться только по верхним этажам, один из Ублюдков в любой момент мог схлопотать ранение, и хотя она, не колеблясь, могла вступить в бой с любым из них, если винтовка и в самом деле была в футляре, она должна была вынести отсюда оружие немедленно.
Пришло время поздороваться и представиться.
Как только она материализовалась на лестнице, верхняя ступенька скрипнула под тяжестью ее веса.
На противоположной стороне, послышался крик доджена:
– Господин? – Последовала пауза. – Подождите, я приму соответствующую позу.
Что. За. Черт.
– Я готова.
Хекс накрыла ладонью ручку двери, открывая себе путь, и вышла, ожидая увидеть кошмар в стиле Камасутры.
Но вместо этого пожилая женщина стояла в углу кухни, отвернувшись лицом к стене и закрыв глаза руками.
Они не хотели, чтобы она их видела и могла опознать, подумала Хекс. Умно. Очень умно.
И очень вовремя, так что ей не придется тратить драгоценные минуты на то, чтобы свернуть женщине шею. Кроме того, эта «поза», как бы то ни было, позднее снова спасет доджену жизнь, когда Кор, в конце концов, выяснит, что в его логово проникли, пока они отсутствовали.
Если ты никого не видела, значит, вряд ли могла покрывать злоумышленника.
Хекс закрыла дверь, и замок щелкнул сам, запираясь автоматически. Затем она дематериализовалась оттуда, унося с собой оружие.
Хорошо, что оно не было таким тяжелым.
И видит Бог, Вишес сегодня на ночное дежурство не попадает.
[1] Э́ндшпиль(отнем. Endspiel - «конец игры») - заключительная частьшахматнойпартии. Провести границу, отделяющую середину игры от эндшпиля, возможно не всегда. Обычно игра переходит в эндшпиль, когда разменяно большинство фигур и нет характерных для середины игры угроз королям.
[2] WD-40 - технический аэрозоль универсального назначения, способный очищать, защищать, проникать, смазывать и вымещать влагу как никакой другой продукт на свете. Справляется со множеством бытовых проблем, в том числе со скрипящими петлями.
В особняке Братства Тор придержал дверь в подвал и отошел в сторону, пропуская вперед Джона, который начал спускаться по лестнице.
Тор шел вслед за парнем, его тело было напряжено, особенно спина и плечи. Но ночные тренировки в роли грузчика подошли к концу. После финального трехчасового марафона этим вечером, их с Велси дом официально опустел, и сейчас пребывал в процессе занесения в систему MLS[1] Колдвелла. Днем Фритц встретился с риэлтором, и цена, о которой они договорились, была агрессивной, но не сумасшедшей. И если Тору придется содержать дом еще несколько месяцев или даже до весны, его это вполне устраивало.
Между тем, мебель и ковры перевезли в гараж особняка, картины, гравюры и рисунки тушью находились в той части чердака, в которой поддерживался подходящий микроклимат. Шкатулка с драгоценностями лежала в шкафу Тора под его свадебной мантией.
Так что... все было кончено.
Спустившись по лестнице, они с Джоном решительным шагом прошли через комнату, похожую на пещеру, мимо массивного котла, который не просто вырабатывал достаточно тепла, чтобы обогреть большую часть дома, но и грозился опалить Тору лицо и тело, когда он проходил мимо.
Они шли дальше, громыхая ботинками, и воздух быстро становился прохладным, по мере того как они удалялись от котла по дороге во вторую половину подвала. Эта часть делилась на несколько складских помещений, в одно из которых вскоре перевезут оставшуюся мебель, а другое служило рабочим местом Ви.
Нет, не в том смысле.
Для подобного он использовал свой пентхаус.
Здесь находилась кузница Ви.
Шум огнедышащего монстра, принадлежащего Брату, сперва доносился до них низким гулом, а к тому времени, как они завернули за последний угол, превратился в глухой рев, достаточно громкий, чтобы заглушить их шаги. Удары молота по раскаленному черному металлу – единственное, что прорывалось сквозь этот шум.
Когда они вошли через двери тесной комнаты с каменными стенами, Ви был весь в работе, его голый торс и плечи блестели в оранжевом свете пламени, мускулистая рука поднималась для того, чтобы нанести удар, снова и снова. Его сосредоточенность была в некоторой степени яростной – что было естественно. Лезвие, в которое превратится полоска металла, будет отвечать за сохранность жизни своего владельца, а также за смерть врага.
Брат приветствовал их появление кивком. Нанеся еще пару ударов, он опустил молоток и сократил подачу кислорода в печь.
– Как дела? – спросил он, после того как громкое рычание превратилось в мурлыканье.
Тор взглянул на Джона Мэтью. Парень отлично держался на протяжении всего процесса, без колебаний выполняя мрачную работу по демонтажу воспоминаний, сувениров и коллекций, воплотивших в себе целую жизнь.
Это было так тяжело. Для них обоих.
Через какое-то время Тор посмотрел на Брата... и понял, что не знает, что сказать, но Ви уже все понял и поднялся на ноги. Сняв тяжелые кожаные перчатки, покрывающие руки до локтей, он вышел из-за рабочего места.
– Да, она у меня, – произнес Брат. – В Яме. Пойдемте.
Тор только кивнул, это все, на что он был сейчас способен. Тем не менее, когда они покинули помещение и в печальной тишине направились обратно к лестнице, он положил руку на затылок Джона.
Это прикосновение успокоило их обоих.
Они вышли на кухню, где царил предтрапезный переполох, и никто из слуг не обратил на них должного внимания, так что, к счастью, не возникло никаких лишних вопросов или догадок о том, почему они выглядели так мрачно.
Кладовая позади. Теперь через потайную дверь под лестницей. Спуск в туннель, чтобы не выходить на холодный зимний воздух.
Они повернули направо и пошли в противоположном от тренировочного центра направлении, и Тор на мгновенье не смог поверить, что это происходит на самом деле. Он даже пару раз споткнулся, будто ботинки пытались помешать ему сделать этот последний шаг.
Но он был настроен решительно.
У двери, ведущей в Яму, Ви набрал код и открыл ее, жестом приглашая их пройти первыми.
Место, где проживали Бутч и Ви со своими шеллан, выглядело по-старому, за исключением чистоты и аккуратности, которые поселились здесь вместе с женщинами: спортивные журналы сложены ровной стопкой на журнальном столике, кухня не заставлена пустыми бутылками Лага и Гуся, и больше нигде не валялись спортивные мешки и байкерские куртки.
Четыре Игрушки Ви по-прежнему занимали целый угол, и огромный телевизор с плазменным экраном оставался самым большим предметом в доме.
Некоторые вещи никогда не меняются.
– Она в моей комнате.
В обычной ситуации Тор вряд ли пошел бы в спальню парня, но сегодняшний день обычным не назовешь.
Комната Ви и Дока Джейн была небольшой и почти полностью забитой книгами – десятки томов по физике и химии покрывали ковер практически полностью. Но доктор следила, чтобы место не превратилось в свинарник, кровать была застелена красивым пуховым одеялом, а подушки аккуратно лежали в изголовье.
Вишес открыл шкаф, что стоял в углу, и даже со своим высоким ростом ему пришлось потянуться к верхней полке...
Сверток из черного бархата, который он достал, был достаточно большим и тяжелым, так что его пришлось держать обеими руками. Отклонившись назад, он с кряхтением понес его к кровати.
Ви опустил вещицу на матрас, и Тор с трудом заставил себя дышать.
Это была она. Его Велси. Все, что осталось от нее на этой земле.
Опустившись перед ней на колени, он протянул руку и развязал атласный бант на самом верху. Трясущимися руками, мужчина открыл бархатную сумку и потянул края ткани вниз, обнажая серебряную урну, украшенную гравированными рисунками.
– Где ты это взял? – спросил он, проводя указательным пальцем вниз по ярко- блестящему металлу.
– Дариус хранил ее в кладовой. Я думаю, это «Тиффани»[2] тридцатых годов. Фритц ее отполировал.
Урна не была частью их традиций.
Вампиры не хранили пепел умерших.
Обычно его развевали по ветру.
– Красивая. – Он посмотрел на Джона. Парень был бледен, губы плотно сжаты... он быстрым движением смахнул что-то под левым глазом. – Мы готовы провести церемонию ее перехода в Забвение, не так ли, сынок?
Джон кивнул.
– Когда? – спросил Ви.
– Завтра вечером, я думаю. – Когда Джон снова кивнул, Тор сказал: – Да, завтра.
– Хочешь, я поговорю с Фритцем относительно подготовки? – спросил Ви.
– Спасибо, но я сам обо всем позабочусь. Мы с Джоном сделаем это вместе. – Тор перевел взгляд на урну. – Он и я, мы отпустим ее... вместе...
***
Стоя над Тором, Джон с большим трудом держал себя в руках. Сложно сказать, что подействовало на него сильнее: тот факт, что Велси снова была с ними в этой комнате, или то, что Тор стоял на коленях перед этой урной, словно у него отказали ноги.
Последние пару ночей были довольно жесткими в плане переориентации. Не то, чтобы он не знал, что Велси умерла, просто... тот, факт, что они разобрали весь дом, громко кричал об этом прямо у него в голове.
Черт возьми, она уже никогда не узнает, что он прошел через свое превращение, что он стал неплохим солдатом, что он женился. Если у него когда-нибудь будет ребенок, она никогда не подержит его в своих руках, не поприсутствует в его первый день рождения, не станет свидетелем его первых шагов или первых слов.
Ее отсутствие делало его собственную жизнь менее полной; его преследовало ужасное ощущение, что так будет всегда.
Тор склонил голову, Джон подошел и положил ладонь на мощное плечо мужчины, напоминая себе, что каким бы сложным для него это ни было, то, что переживал Тор, было в тысячу раз хуже. Но, черт побери, Брат был сильным, принимал правильные решения касательно всего, начиная от пары джинсов до кастрюль и сковородок, прекрасно выполнял свои обязанности, несмотря на то, что в глубине души страдал от мучительной боли.
И если раньше Джон не особо одобрял поведение парня, то сейчас он начинал уважать его…
– Вишес? – послышался из коридора женский голос.
Джон резко обернулся. Хекс здесь?
Тор откашлялся и натянул бархатный мешок обратно на место.
– Спасибо, Ви. За то, что так хорошо о ней позаботился.
– Ви? Есть минутка? – снова раздался голос Хекс. – Мне нужна… О, черт.
Она резко замолчала, как будто наткнулась на некую границу между атмосферой, что царила в спальне, и той, что была там, откуда она пришла. Тор поднялся на ноги и кивнул Джону с улыбкой неоправданно великодушной.
– Тебе лучше пойти с твоей женщиной, сынок.
Джон колебался, но потом подошел Ви, обнял Брата, что-то прошептав тому на ухо.
Оставляя мужчин наедине, Джон вышел в гостиную.
Хекс не удивилась, увидев его.
– Мне очень жаль, я не хотела вам помешать.
«Все в порядке». Его взгляд упал на футляр в ее руках. «Что это?»
Хотя он и так знал... Срань Господня, она достала…
– А вот это нам надо выяснить.
В приступе внезапной паники, он внимательно ее осмотрел, отыскивая следы травм. Но их не было. Она вернулась в целости и сохранности.
Не понимая до конца, что делает, Джон кинулся вперед, схватил ее и крепко прижал к груди. Когда она обняла его в ответ, он почувствовал, как к спине прижался футляр с винтовкой, и понял, что... так чертовски рад, что она жива. Так чертовски рад…
Дерьмо, его практически разрывало на части.
– Джон, все хорошо. Я в порядке. В порядке...
Он дрожал, а Хекс поддерживала его силой и мощью своего тела, помогая держать себя в руках, окутывая его именно той глубокой любовью, которую когда-то потерял Тор.
Почему кому-то везет по жизни, а кому-то нет? Жестокая лотерея.
Наконец, он отстранился, вытер лицо ладонями, а затем показал, «Ты придешь на церемонию проводов Велси в Забвение?».
Колебаний не последовало.
– Обязательно.
«Тор сказал, что хотел бы, чтобы мы сделали это вместе».
– Хорошо. Это очень хорошо.
В этот момент, вернулись Тор с Вишесом, и взгляды обоих Братьев мгновенно замкнулись на футляре.
– Ты просто охренительна, – сказал Ви с неким подобием благоговения.
– Прибереги свою лесть – я его еще не открывала. – Она протянула футляр Брату. – Дактилоскопический замок. Нужна твоя помощь.
Ви зловеще усмехнулся.
– Как я могу отказать даме. Давай посмотрим, что здесь.
Они положили футляр на кухонный стол, а Джон в это время оттащил Тора в сторону. Кивнув на завернутую в бархат урну, он показал жестами: «Я еще нужен тебе сегодня вечером?».
– Нет, сынок, оставайся со своей женщиной. А мне надо кое-куда прогуляться. – Мужчина погладил бархатную поверхность рукой. – Но сначала я отнесу ее в свою комнату.
«Да, окей. Договорились».
Тор обнял его, крепко и быстро, а затем вышел за дверь, ведущую в туннель.
На кухне послышался голос Хекс:
– Как ты собираешься… а, ну да, это сработает.
Запах горелой пластмассы заставил Джона обернуться. Ви снял перчатку и приложил светящийся указательный палец к запирающему механизму, и от этого контакта в воздух поднялся темно-серый кислотный дымок.
– Мои отпечатки, как правило, подходят к любому замку, – произнес Брат.
– Это очевидно, – пробормотала Хекс, уперев руки в бедра. Ее напряженное тело наклонилось вперед. – Шашлыки не жаришь этой штукой?
– Только из лессеров, но они ужасные на вкус.
Не двигаясь, Джон смотрел на них и просто... Ну, он был просто поражен этой женщиной. Кто еще, черт возьми, мог проделать такое? Отправиться в убежище ШУ[3]. Перерыть там все в поисках винтовки. И вернуться, как ни в чем не бывало, словно не сделала ничего особенного.
Будто почувствовав его взгляд, она обернулась.
Открыв себя эмоционально, так, чтобы не было никаких барьеров, он показал ей все, что чувствовал…
– Есть, – объявил Ви, убрав светящуюся руку и вновь натянув на нее перчатку.
Повернув футляр в сторону Хекс, Брат сказал:
– Предоставляю эту честь тебе.
Хекс опустила взгляд и приоткрыла то, что принесла с собой; сломанный механизм блокировки развалился надвое.
Внутри, в черной обивке лежала пара винтовок и сменные оптические прицелы.
– Бинго, – выдохнула она.
Она сделала это, подумал Джон. Он был готов поспорить на левое яичко, что в Рофа стреляли одной из этих винтовок. Она действительно сделала это.
Глубоко внутри него поднималась мощная волна гордости, согревая все тело, растягивая губы в улыбке, настолько широкой, что заболели щеки. Глядя на свою женщину и доказательства особой важности, которые она раздобыла, Джон был готов держать пари, что светится так, что отбрасывает тень на все вокруг.
Он был просто невероятно... горд.
– Довольно многообещающе, черт возьми, – Ви закрыл футляр. – Оборудование, которое нам потребуется, есть в клинике. И пуля там же. Пошли.
– Минутку.
Хекс повернулась к Джону. Подошла к нему. Взяла его лицо в ладони. Когда она посмотрела на него, он знал, что она читает каждую его эмоцию.
Встав на цыпочки, она прижалась губами к его губам и произнесла три слова, которые он и не ждал услышать в ближайшее время.
– Я люблю тебя, – она снова его поцеловала. – Я так сильно люблю тебя, мой хеллрен.
[1] продажа недвижимости через посредничество нескольких брокеров
[2] «Тиффани&Ко» - ювелирная компания, основанная в 1837 г. Чарльзом Льюисом Тиффани (Charles Lewis Tiffany) и Джоном Ф. Янгом (John F. Young).
[3] Сокр. Шайка Ублюдков
На другой стороне Гудзона, к югу от особняка Братства, Осень сидела в хижине в абсолютной темноте, по-прежнему на том же самом стуле, на который опустилась в начале ночи. Она уже давно выключила свет силой разума, и в отсутствие освещения заснеженный пейзаж за окном сиял под светом луны, как днем.
С ее точки обзора, река виделась широким, неподвижным пространством, хотя лед покрывал ее лишь вдоль берегов.
Со своей точки обзора, она видела немного, вместо этого перед глазами мелькали этапы ее жизни.
Много часов прошло с тех пор, как приходила Хекс – луна поменяла месторасположение, деревья вокруг отбрасывали черные тени. Во многом, время не имело никакого значения, но обладало воздействием: чем дольше Осень обдумывала некоторые вещи, тем яснее видела себя, то, что она осознала чуть раньше, уже не шокировало, а было тем, во что она погружалась все глубже и глубже...
Что-то, от чего она начала меняться…
Сначала темная черта, что пересекла зимний горизонт, казалось, была просто еще одной тенью от ствола дерева на краю владений. Только она была подвижна.
Тень была живой.
И это было... не животное.
Мужчина.
Внезапный приступ страха заставил ее подскочить, но инстинкты мгновенно подсказали, кто это был. Тормент.
Здесь был Тормент.
Первой мыслью было спуститься в подвал и притвориться, что она его не видела и, учитывая, то, что он остановился посреди газона, давая ей время узнать его, Тор казалось, сам предлагал ей так поступить.
Но бежать Осень не собиралась. Она уже столько раз делала это, что хватило бы на несколько жизней.
Встав со стула, она подошла к двери, что вела к реке, и широко ее распахнула. Скрестив руки на груди от холода и подняв подбородок, она ждала, когда Тормент шагнет вперед.
Он так и сделал. Брат медленно приближался с выражением мрачной решимости на лице, под его тяжелыми сапогами хрустел твердый снежный покров. Он выглядел все так же, по-прежнему высокий и широкоплечий, с густыми темными волосами, разбавленными белой прядью. Его красивое, серьезное лицо было безупречным.
Как странно, что она пытается разглядеть в нем какие-то метаморфозы.
Видимо, она приписывает свою собственную трансформацию всем и каждому.
Когда он остановился перед ней, она откашлялась, облегчая першение глотком обжигающе холодного воздуха, но не произнесла ни слова. Пришла его очередь говорить.
– Спасибо, что вышла ко мне, – сказал он.
Осень просто кивнула, не желая облегчать ему процесс извинений. Нет, больше никакого послабления – ни ему, ни всем остальным.
– Я хочу немного поговорить… если, конечно, у тебя есть для этого время.
Холодный ветер начал забираться под одежду, поэтому она кивнула и шагнула внутрь. Раньше воздух в хижине не казался ей особенно теплым, теперь же здесь было жарко, как в тропиках. И тесно.
Опустившись на свой стул, она позволила Торменту самому выбрать – стоять или же присесть. Он выбрал первое, и теперь возвышался прямо над ней.
Глубоко вздохнув, собираясь с силами, он заговорил четко и ясно, как если бы уже репетировал эту речь:
– Никаких извинений не хватит, чтобы исправить то, что я наговорил. Это было совершенно несправедливо и непростительно. Этому нет оправдания, и я даже не буду пытаться его искать. Я просто…
– Знаешь что? – прервала она его ровным голосом. – Часть меня хочет прямо сейчас послать тебя подальше... принять твои извинения, усталый взгляд, тяжелое сердце, чтобы больше никогда, никогда в жизни с тобой не пересекаться.
Повисло тяжелое молчание, затем он кивнул.
– Хорошо. Я понимаю. И полностью уважаю твое…
– Но, – она снова его перебила, – Я провела всю ночь, сидя на этом стуле, думая о том твоем откровенном монологе. На самом деле, я почти ни о чем другом и не думала, с тех пор как покинула тебя. – Внезапно она взглянула на реку. – Знаешь, ты, должно быть, похоронил меня в такую ночь, как сегодня.
– Да, так и было. Вот только тогда шел снег.
– Наверное, тяжело было копать промерзшую землю.
– Тяжело.
– Волдыри на твоих руках служили несомненным доказательством этому. – Она снова посмотрела на него. – Буду честной, ты практически уничтожил меня там, в палате учебного центра. Для меня важно, чтобы ты это понимал. После того как ты ушел, я не могла ни думать, ни чувствовать, не могла ничего – только дышать, и то лишь потому, что мое тело делало это по своей собственной воле.
У него в горле раздался какой-то звук, как будто из-за сожаления голос ему отказывал.
– Я всегда знала, что ты любишь одну Велси, и не только потому, что ты сразу сказал мне об этом, но потому что это было очевидно с самого начала. И ты прав: я влюбилась в тебя и старалась скрывать от тебя свои чувства умышленно, поскольку знала, что это может причинить тебе невыносимую боль – осознание того, что ты смог подпустить к себе другую женщину так близко... – Она покачала головой, словно представив, как это могло на него повлиять. – Я действительно хотела избавить тебя от боли, и искренне желала, чтобы Велси обрела свободу. То, что происходило с ней, было почти так же важно для меня, как и для тебя, и не потому, что я хотела наказать себя, а потому что я действительно тебя любила.
Дева Дражайшая, он стоял так тихо. И едва дышал.
– Я слышала, что ты избавился от дома, в котором вы с ней жили, – сказала она. – И сделал то же самое с ее вещами. Я предполагаю, это потому, что ты пытаешься найти новый способ помочь ей отправиться в Забвенье, и я надеюсь, что это поможет. Поможет вам обоим.
– Я приехал сюда, чтобы говорить о тебе, а не о ней, – сказал он тихо.
– Очень благородно с твоей стороны, и знай, что я перевожу разговор на тебя не потому, что чувствую себя жертвой романа, который закончился драматично, а потому, что наши отношения в эту эпоху были основаны на тебе. Это и моя вина, но и таков был характер цикла, который мы завершили.
– Цикла?
Она встала, желая быть с ним на равных.
– Подобно тому, как времена года проходят полный цикл. Когда впервые пересеклись наши пути, проблема была во мне, моем эгоизме, моей зацикленности на трагедии, которую я пережила. На этот раз дело было в тебе, твоем эгоизме, твоей трагедии, что ты пережил.
– О, Боже, Осень...
– Как ты сам указал мне, мы не можем отрицать истину, даже не следует пытаться. Таким образом, я полагаю, что никто из нас больше не будет пробовать это сделать. Теперь мы достигли согласия, наши проступки друг перед другом продиктованы делами и словами, которые ни один из нас не может отменить или отозвать назад. Я всегда буду сожалеть о том, в какое положение я поставила тебя тогда, много лет назад, когда воспользовалась твоим кинжалом, и тебе не обязательно говорить мне о своей глубокой скорби, сейчас, когда ты стоишь передо мной, я и так вижу ее на твоем лице. Ты и я... это полный цикл, и он будет завершен.
Тор моргнул, не отводя с нее взгляда. Затем провел большим пальцем по лбу, словно у него разболелась голова.
– Ты ошибаешься насчет того, что это завершение.
– Не понимаю, как ты можешь спорить, когда все так логично.
– Я тоже очень много думал. И спорить с тобой не собираюсь, но хочу, чтобы ты знала, я был с тобой не только из-за Велси. Сначала я сам этого не осознавал – или просто не мог себе этого позволить... я не знаю, черт возьми. Но я твердо уверен, что во многом дело было именно в тебе, и после того, как ты ушла, стало совершенно ясно, что…
– Тебе не обязательно извиняться…
– Это не извинение. Речь идет о том, что я просыпаюсь по утрам и протягиваю руку в поисках тебя, и чувствую сожаление, не находя. Речь о том, что я все время собираюсь принести тебе поесть, а затем вспоминаю, что тебя нет рядом. Речь о том, что даже когда я упаковывал вещи своей мертвой жены, я думал и о тебе тоже. Дело не только в Велси, Осень, и я думаю, что понял это после твоей жажды, именно поэтому так разозлился. Я провел полтора дня, сидя на заднице, уставившись в темноту, пытаясь понять все это – и я не знаю... думаю, я, наконец, нашел в себе мужество, чтобы действительно быть честным с самим собой. Потому что это тяжело, когда ты любил одного человека, всем своим существом, и она покинула этот мир, а затем приходит кто-то другой и занимает ее место в твоем сердце. – Он приложил руку к груди и похлопал. – Это принадлежало ей и только ей одной. Всегда. Или, по крайней мере, так я думал... Но дело обстоит совсем иначе, и когда появилась ты... да будет проклят этот цикл, я не хочу, чтобы наша история заканчивалась.
Теперь настал ее черед ощутить шок, тело словно онемело, и она изо всех сил пыталась понять, что он говорит.
– Осень, я влюблен в тебя, и по этой причине пришел сюда сегодня вечером. Нам не обязательно быть вместе, и тебе не обязательно принимать все, что я говорю, но я хочу, чтобы ты это знала. И еще я хочу сказать, что теперь живу в мире с самим собой, потому что... – Он сделал глубокий вдох. – Знаешь, почему Велси была беременна? Не потому, что я хотел ребенка. А потому, что она знала, что каждую ночь, когда я выходил из дома, меня могли убить на поле боя, и по ее словам, ей требовалось что-то, ради чего она продолжила бы жить. И что если бы умер я, а не она? Она продолжила бы жить, и... странная вещь, но я бы не осуждал ее за это. Даже если бы эта жизнь включала в себя другого мужчину. Я думаю, я понял что... она бы не хотела, чтобы я оплакивал ее вечно. Она бы хотела, чтобы я двигался дальше... так я и сделал.
Осень открыла рот, чтобы заговорить. Но слов не было.
Неужели он действительно сказал все то, что она слышала?
– Аллилуйя, черт возьми.
Осень тревожно вскрикнула, и Тор сразу же обнажил свой черный кинжал… а Лэсситер вышел в центр комнаты.
Ангел похлопал в ладоши, затем возвел руки к небу, словно евангелист.
– Наконец-то!
– Господи, – зашипел Тор и убрал оружие. – Я думал, ты отошел от дел!
– Окей, но я не тот парень, что родился в яслях. И, поверьте мне, я пытался подать в отставку, но Создателю наплевать на все мои доводы. Впрочем, как обычно.
– Я призывал тебя несколько раз, и ты не появлялся.
– Ну, во-первых, я был на тебя страшно зол. И потом, я просто не хотел вставать у тебя на пути. Я знал, что ты собираешься сделать нечто важное. – Ангел подошел и положил руку Осени на плечо. – Ты в порядке?
Она кивнула и смогла выдавить что-то вроде «ага».
– Так, все хорошо, да? – спросил Лэсситер.
Тор покачал головой.
– Не дави на нее. Она свободна в выборе своего пути, как было всегда.
А затем он повернулся и пошел к двери. Но прежде чем открыть себе путь, оглянулся через плечо, и взгляд его голубых глаз пронзил ее насквозь.
– Завтра вечером состоится церемония проводов Велси в Забвение. Я хочу, чтобы ты присутствовала на ней, и, конечно же, пойму, если ты откажешься. И, Лэсситер, если ты собираешься остаться с Осенью, а я надеюсь, что так и есть, проведи время с пользой и приготовь ей чашку чая и тосты. Она любит хлеб на закваске, поджаренный с обеих сторон, со сладким маслом, желательно взбитым, и немного клубничного варенья. Эрл Грэй и одна чайная ложка сахара.
– Я что, похож на дворецкого?
Тормент долго не сводил с нее взгляда, словно давая возможность увидеть, насколько уверенным и твердым он был – не телом, но духом.
Он, по сути, тоже изменился.
Кивнув в последний раз, он вышел в снежный пейзаж... и дематериализовался в воздухе.
– У тебя здесь есть телевизор? – услышала она, как Лэсситер спросил из кухни, открывая и закрывая шкафы.
– Тебе не обязательно оставаться, – пробормотала Осень, все еще потрясенная до глубины души.
– Просто скажи, что у тебя есть телевизор, и я – самый счастливый парень на земле.
– Есть.
– Ну вот, это ж надо, сегодня действительно мой счастливый день, и не беспокойся, я сумею нас развлечь. Бьюсь об заклад, я смогу найти канал с шоу «Настоящие домохозяйки»[1].
– Эм, что? – спросила она.
– Я надеюсь, что это будет шоу Нью-Джерси. Но и Атланте буду рад. Ну, или Беверли Хиллс.
Встряхнувшись, Осень пошла посмотреть, чем он занят, смогла лишь заморгать, потому как почти ослепла от освещения, которое он включил без разбора.
А, нет, подождите, он сам так ярко сиял.
– О чем ты говоришь? – спросила она, находя невероятным тот факт, что мужчина думал о человеческом телевидении в такой момент.
Ангел заговорщически улыбнулся из-за плиты и подмигнул.
– Только подумай: если ты позволишь себе поверить Тору и открыть ему свое сердце, то сможешь избавиться от меня навсегда. Все, что тебе нужно сделать, это отдаться ему полностью, разумом, телом и душой, детка, и я исчезну в мгновенье ока, и тебе не придется беспокоиться о том, кто такие «Настоящие Домохозяйки».
[1] «Настоящие домохозяйки» - сериал о жизни богатых домохозяек. Таких сериалов несколько – Настоящие домохозяйки Нью-Джерси, Настоящие домохозяйки округа Ориндж, Настоящие домохозяйки Нью-Йорка и т.д.
Следующим вечером, как только ночь опустилась на землю, Эссейл, сын Эссейла, прошел по своему стеклянному дому, направляясь в гараж. Проходя мимо задней двери особняка, он посмотрел на стекло, которое заменили осенью.
Ремонт был выполнен с иголочки. Все сделано так искусно, что и не скажешь, будто здесь произошло нечто насильственное.
Но нельзя сказать того же о событиях, свершившихся той страшной ночью. Несмотря на то, что дни слетали с календаря, времена года сменяли друг друга, а луна поднималась и садилась, изменить произошедшее никак нельзя, невозможно разобрать тот бардак.
Не то, чтобы Кор хотел этого, подумал он.
Воистину, сегодня он наконец осознает, насколько огромный вред был нанесен.
Глимера так тупила, что становилось смешно.
Включив сигнализацию отпечатком своего пальца, он зашел в гараж, запер дверь и обошел «Ягуар». У стоявшего в конце «РэнджРовера» были огромные покрышки с протекторами в виде когтей… его последнюю покупку, наконец, доставили на прошлой неделе. Несмотря на свою любовь к «XKR», он устал от чувства, будто водит жирную свинью по льду.
Оказавшись внутри прокачанного внедорожника, он открыл дверь гаража и подождал; затем вывернул, сделал разворот в три приема и вновь подождал, пока опустится дверь.
Элан, сын Ларекса, был тем еще говнюком, аристократом, вызывавшим у Эссейла настоящее отвращение: слишком частое кровосмешение и слишком большие деньги оторвали его от реальности. Мужчина был способен выстроить жизнь за рамками своего положения не более чем малыш, оставленный без внимания.
И все же из-за превратностей судьбы этот мужчина занимал высокий пост и мог вершить больше перемен, чем был достоин. После набегов лэссеров он остался самым высокопоставленным не-Братом в Совете, не считая Ривенджа… который был настолько связан с Братством, что с тем же успехом мог повесить на грудь черные кинжалы.
Таким образом, сегодняшнюю небольшую «неофициальную» встречу созывал Элан.
Встречу, на которой вновь не будет Ривенджа. И посвящена она будет, скорее всего, мятежу.
Хотя некто столь интеллигентный как Элан вряд ли назовет это таким словом. Нет, предатели, носившие платки и шелковые носки, описывали свою действительность гораздо более изощренными терминами – но сомнительно, что выбор слов изменит суть положения…
Дорога к дому Элана заняла добрых сорок пять минут, хотя шоссе были усыпаны солью, а улицы очищены ото льда. Естественно, он мог сэкономить время и дематериализоваться, но на случай, если ситуация выйдет из-под контроля, его ранят и он не сможет исчезнуть, нужно убедиться, что есть эффективное прикрытие и план побега.
Эссейл лишь однажды счел безопасность за данность, очень давно. Никогда снова. И Братство воистину было весьма умно. Нельзя сказать наверняка, совершат ли сегодня наступление на этих начинающих заговорщиков, или нет… особенно если собирался появиться Кор.
Пристанище Элана было благодатным кирпичным домом, построенным в Викторианскую эпоху, с напоминавшими кружева деревянными украшениями на каждом заостренном конце и углу. Дом располагался в небольшой деревушке с населением всего в тридцать тысяч человек и находился на приличном расстоянии от дороги, а сбоку извивалась река.
Выйдя из машины, Эссейл не застегнул пуговицы из черепашьего панциря на вороте своего пальто из верблюжьей шерсти, не надел перчатки. Не застегнул двубортный пиджак.
Его пистолеты были спрятаны у сердца, и он хотел иметь к ним доступ.
Он подходил к передней двери, и его отличные черные ботинки стучали по расчищенной дорожке, а дыхание оставляло в воздухе белый пар. Луна над головой была яркой, словно галогеновая лампа, и большой, как обеденная тарелка, отсутствие облаков и влаги позволяло ее истинной мощи струиться с небес.
Шторы на всех окнах были задернуты, поэтому он не видел, кто еще прибыл, но Эссейл не удивится, если все уже собрались, переместившись сюда.
Глупцы.
Как только он нажал на звонок, двери распахнулись, и доджен-дворецкий раскланялся ему.
– Господин Эссейл. Добро пожаловать… можно взять ваше пальто?
– Нет, нельзя.
Доджен колебался… по крайней мере, пока Эссейл не изогнул бровь.
– Конечно, мой господин… прошу, сюда.
Голоса – все они принадлежали мужчинам – нахлынули на его слух, а в нос ударил запах корицы. Следуя за дворецким, он позволил привести себя в большую гостиную, переполненную тяжелой мебелью из красного дерева, соответствующей эпохе постройки самого дома. И посреди всего антиквариата примерно десять мужчин, элегантные силуэты которых были облачены в костюмы с галстуками или платками на шее, слушали хозяина.
Разговор заметно утих, когда Эссейл появился, а значит, по крайней мере, некоторые из них не доверяли ему.
Скорее всего, единственный мудрый поступок этой группы.
Хозяин дома отошел от них и приблизился к Эссейлу с самодовольной улыбкой.
– Как мило с вашей стороны прийти, Эссейл.
– Спасибо за прием.
Элан нахмурился.
– Где мой доджен? Он должен был взять ваше пальто…
– Я предпочту оставить его на себе. И я займу вон то место, – сказал он, кивнув на угол, предоставляющий лучший обзор. – Полагаю, мы скоро начнем.
– Воистину. Теперь, когда вы прибыли, остается дождаться лишь одного.
Эссейл прищурился, заметив тонкую линию пота над верхней губой мужчины. Кор выбрал верную пешку, подумал он, подходя к углу и садясь в кресло.
Сильная тяга воздуха огласила прибытие последнего гостя.
Когда Кор вошел в комнату, в болтовне настало не просто затишье. Все аристократы замолчали, произошла ловкая перестановка в толпе – каждый сделал шаг назад.
С другой стороны… сюрприз! Кор привел с собой больше, чем «плюс один»[1].
Целая Шайка Ублюдков шла за ним по пятам, формируя полукруг позади своего лидера.
Вблизи Кор выглядел так же, как и всегда: грубым и уродливым, мужчиной, чье выражение лица и поза предполагали, что его репутация жестокого человека основана на реальности, а не домыслах. Действительно, стоя посреди этих слабаков, в окружении роскоши и вежливости, он был готов и стопроцентно способен порешить каждое живое существо в комнате… и мужчины за его спиной были такими же, все одеты для войны и готовы развязать ее вслед за простым кивком своего вассала.
Оценив их, даже Эссейлу пришлось признать, что они впечатляли.
Каким же дураком был Элан… он и его бездельники из Глимеры даже не подозревали, что только что открыли ящик Пандоры.
Навязчиво кашлянув, Элан шагнул вперед, чтобы обратиться ко всем и вся, как главный… хотя не только большая часть солдат, но и само их присутствие затмевало его.
– Полагаю, в представлении нет необходимости, и не стоит упоминать о том, что если хоть кто-то из вас, – на этих словах он посмотрел на членов Совета, – заговорит об этой встрече, последуют репрессии, по сравнению с которыми набеги покажутся вам сказкой.
Говоря, Элан наращивал темп, будто мантия власти, даже предоставленная кем-то другим, служила своего рода мастурбацией его эго.
– Я посчитал важным собрать нас всех вместе этой ночью. – Он начал вышагивать, сцепив руки за спиной и наклонившись вперед, обращаясь к своим сияющим туфлям. – В течение прошлого года время от времени уважаемые члены Совета приходили ко мне, чтобы не только рассказать о своих катастрофических потерях, но и поделиться разочарованием в мерах нынешнего режима по хоть сколь-нибудь значительному восстановлению.
Эссейл вздернул брови, услышав слово «нынешнего». Мятеж разросся сильнее, чем он предполагал, учитывая подобные речи…
– Эти обсуждения, сопровождаемые постоянными жалобами и разочарованиями, заняли несколько месяцев. В результате, после долгих дискуссий с совестью, я обнаружил, что впервые в своей жизни настолько остерегаюсь текущего лидера расы, что вынужден действовать. Эти джентльмены, – на этом нелепом термине он открытым жестом показал на толпу солдат, – выразили те же беспокойства, а также определенную готовность… как же выразиться… вершить перемены. Поскольку я знаю, что мы схожи во мнениях, думаю, пора обсудить наши последующие шаги.
На этом моменте собравшиеся денди решили включиться в разговорный режим, нескончаемым потоком слов повторяя только что сказанное Эланом.
Очевидно, они считали это возможностью доказать Шайке Ублюдков свою серьезность, но он сомневался, что Кор следовал подобным сотрясениям воздуха. Эти выходцы из аристократии были хрупкими, расходными инструментами, каждый из которых был ограничен в использовании и легко ломался… и Кору это должно быть известно. Он определенно пустит их в оборот, пока в них есть нужда, а затем разнесет в щепки их жалкие деревянные рукоятки и выбросит на обочину.
Откинувшись на спинку, слушая разговоры, Эссейл не испытывал особенной любви или расположения к монархии. Но он точно знал, что Роф – мужчина своего слова… что нельзя сказать об этих гадах из Глимеры: вся эта кучка, за исключением Кора и его солдат, будет целовать королю зад, пока не онемеют губы… а затем станут причиной его смерти. А после? Кор будет служить себе и себе одному… послав к черту всех остальных.
Роф заявил, что не будет препятствовать дальнейшей торговле с людьми.
Кор, однако, был тем, кто не позволит подняться другой власти… а с состоянием, которое можно сколотить на торговле наркотиками, рано или поздно у него на спине появится мишень.
Будто ее не было сейчас.
– …и имущество моей семьи лежит недоступным грузом в Колдвелле…
Когда Эссейл поднялся с кресла, взгляды всех солдат устремились к нему.
Идя сквозь толпу, он осторожно показал руки, дабы никто не подумал, что он вытащил оружие.
– Прошу простить мое вмешательство, – сказал он, не имея этого в виду. – Но я вынужден покинуть вас.
Элан начал бормотать что-то, когда Кор опустил веки.
Обращаясь к истинному лидеру в этой комнате, Эссейл произнес четко:
– Я не скажу ни слова об этой встрече, людях, находящихся в этой комнате, или любых других, а также о сделанных заявлениях или тех, кто здесь присутствует. Я не интересуюсь политикой, не имею видов на трон… я бизнесмен, который хочет лишь продолжать преуспевать в коммерческом сегменте. Уходя с этой встречи и настоящим покидая Совет, я поступаю соответствующе, не пытаясь содействовать или препятствовать достижению ваших целей.
Кор холодно улыбнулся, его взгляд, полный смертоносных намерений, сосредоточился на нем.
– Каждого, кто покинет эту комнату, я буду считать своим врагом.
– Что ж, да будет так, – кивнул Эссейл. – И знайте, я всеми средствами буду защищать свои интересы от любых посягательств.
– Как пожелаете.
Эссейл ушел без спешки… по крайней мере, пока не сел в свой «РенджРовер». Оказавшись во внедорожнике, он быстро закрыл двери, завел двигатель и уехал.
Во время езды он был начеку, но не охвачен паранойей. Он верил, что Кор имел в виду каждое сказанное слово, но также знал, что у мужчины и без него хватает забот. Братства, являвшегося более чем значительным врагом, Глимеры, представляющей собой непростую задачу, с лихвой хватит, чтобы завладеть его вниманием.
Однако рано или поздно мужчина сосредоточится на Эссейле.
К счастью, сейчас он готов и будет готовым всегда.
А ожидание никогда его не беспокоило.
[1] «Плюс один» - приглашение на свадьбу и другие приемы с возможностью привести жену/мужа и т.п.
Тор вышел из душа, обнаженный и мокрый, и отчетливо услышал немного приглушенный стук в дверь своей спальни, словно он был сделан ладонью, а не костяшками… и, будучи Братом уже столько лет, он знал, что так мог постучать только один мужчина.
– Рейдж? – Он обернул полотенце вокруг талии и подошел к двери, чтобы открыть ее. – Брат мой, что случилось?
Парень стоял в коридоре, его невероятно красивое лицо было серьезным, тело покрыто белой шелковой мантией, ниспадавшей с его широких плеч и подпоясанной простой белой веревкой. Черные кинжалы на его груди были в белых кожаных ножнах.
– Привет, брат мой… я…
Последовал неловкий момент, и именно Тор снял напряженность:
– Голливуд, ты похож на усыпанный пудрой пончик.
– Спасибо. – Брат уставился на ковер. – Слушай, я принес тебе кое-что. Это от нас с Мэри.
Раскрыв свою большую ладонь, он протянул тяжелый золотой «Ролекс», тот, что носила Мэри, тот, что брат подарил ей, когда они обвенчались. Это было символом их любви… и их поддержки.
Тор взял часы, чувствуя тепло, задержавшееся на металле.
– Брат мой…
– Слушай, мы просто хотели, чтобы ты знал – мы с тобой… я добавил звеньев, чтобы они были по размеру.
Тор надел часы, и да, они прекрасно подошли.
– Спасибо. Я верну их…
Рейдж раскинул руки и обнял его со своей знаменитой медвежьей хваткой… от которой сдавливало спинной мозг и приходилось расправлять грудную клетку просто чтобы убедиться, что не проткнуто легкое.
– У меня нет слов, брат мой, – сказал Голливуд.
Похлопав его по спине, Тор почувствовал движение татуировки дракона, словно тот тоже выражал соболезнования.
– Все нормально. Я знаю, это тяжело.
После ухода Рейджа не успел он закрыть дверь, как раздался еще один стук.
Посмотрев за дверь, Тор обнаружил стоящих бок о бок Фьюри и Зи. На близнецах были такие же мантии и веревки, что и на Рейдже, а их глаза – как и неоново-голубые глаза Голливуда выражали грусть, сильную грусть.
– Брат мой, – сказал Фьюри, делая шаг вперед и обнимая его. Отстранившись, Праймэйл протянул что-то длинное и затейливое. – Для тебя.
В его руке была пятифутовая белая полушелковая лента, на которой тщательно и красиво была вышита золотыми нитями молитва о силе.
– Избранные, Кормия и я – мы все с тобой.
Тор медленно развернул ленту и провел пальцами по буквам Древнего языка, про себя читая слова. На это ушли часы, подумал он. Много, много рук занимались вышивкой.
– Боже мой, какая красота…
Сдержав слезы, Тор подумал, «Чертовски здорово». Если подготовка к церемонии действовала на него таким образом? На самом обряде он будет размазней.
Зейдист прокашлялся. А затем Брат, ненавидевший прикасаться к другим, наклонился и обернул руки вокруг Тора. Объятие было настолько слабым, что Тор задумался, крылась ли причина в отсутствии практики. Либо так, либо он выглядел таким же хрупким, каким себя чувствовал.
– Это от нашей семьи – твоей, – услышал он тихие слова.
Брат протянул маленький кусочек пергамента, и Тор трясущимися пальцами развернул его.
– О... проклятье…
В центре был отпечаток крохотной ручки, сделанный красной краской. Ручки маленького ребенка. Наллы…
Для мужчины нет ничего прекраснее и ценнее, чем его ребенок… особенно если это девочка. Поэтому отпечаток ладони означал, что все, что было у Зи, и чем он сам был, есть и будет, предлагалось в качестве поддержки его брату.
– Черт, – сказал Тор, делая судорожный вдох.
– Увидимся внизу, – произнес Фьюри.
Им пришлось закрыть дверь.
Тор вернулся к кровати и сел на матрас, положив на колени ленту, глядя на отпечаток детской ладошки.
Когда раздался очередной стук, он не поднял взгляд.
– Да?
Это был Ви.
Брат казался неуклюжим и неловким, но с другой стороны, ему всегда хуже остальных давались сентиментальности.
Он ничего не сказал. Не пытался устроить «обнимашки», против чего Тор совершенно не возражал.
Вместо этого он положил на кровать рядом с Тором деревянную шкатулку, выдохнул дым от турецкого табака и направился к выходу, словно не мог находиться в этой комнате.
Однако он остановился, прежде чем уйти.
– Я тебя понимаю, – сказал он у двери.
– Я знаю, Ви. Ты всегда меня понимал.
Когда мужчина кивнул и ушел, Тор повернулся к коробочке из красного дерева. Открыв черную стальную застежку и подняв крышку, ему пришлось выругаться себе под нос.
Набор черных кинжалов выглядел… изумительно. Взяв один из них, он восхитился тем, как тот лежал в его руке, а потом заметил символы, выгравированные на лезвии.
Молитвы, всего четыре, по одной на каждой стороне оружия.
Все для силы.
Эти кинжалы определенно не предназначались для схваток… они слишком ценны. Иисусе, Ви, должно быть, работал над ними около года, может, даже больше… хотя, конечно, они были чертовски смертоносны, как и все, что Брат выковывал в своей кузни…
Следующий стук принадлежал Бутчу. Определенно.
– Д… – Тору пришлось прокашляться. – Да?
Ага, это был коп. Одетый, как и все остальные, в белую мантию с белой веревкой, подвязывающей ее.
Брат прошел по комнате, он ничего не нес. Но он пришел не с пустыми руками.
– В ночь, подобную этой, – хрипло произнес парень, – у меня есть лишь вера. И больше ничего… потому что не существует смертных слов, способных облегчить твое положение… я испытал это на личном опыте.
Он потянулся за шею и произвел какие-то манипуляции. Затем опустил руки, держа тяжелую золотую цепочку и еще более тяжелый золотой крест, который никогда, ни при каких условиях не снимал.
– Я знаю, что мой Бог – не твой, но могу ли я надеть это на тебя?
Тор кивнул и опустил голову. Когда стержень невероятной католической веры мужчины повис на его шее, он прикоснулся к кресту.
Удивительный вес имело все это золото. Приятный вес.
Бутч наклонился и сжал плечо Тора:
– Увидимся внизу.
Черт. Ему больше нечего было сказать.
Какое-то время Тор просто сидел там, пытаясь собраться. Пока не услышал что-то у двери. Царапание, будто…
– Мой господин? – сказал Тор, заставив себя встать и подойти к двери.
Ты обязан отворить дверь королю. Несмотря на свое состояние.
Роф и Джордж зашли вместе, и его брат говорил в лоб, как обычно:
– Не собираюсь спрашивать, как ты держишься.
– Я ценю это, мой господин. Потому что, проклятье, я совершенно разбит.
– Иначе и быть не может.
– Доброта людей только все усложняет.
– Да. Что ж, полагаю, тебе придется вытерпеть еще немного этого дерьма. – Король покрутил что-то на пальце. А затем протянул вперед…
– О, черт, нет. – Тор вскинул руки, убирая их от Рофа, хотя мужчина был слеп. – Не-а. Ни за что. Ни за какие…
– Я приказываю тебе взять его.
Тор выругался. Подождал на случай, если король передумает.
Без толку.
Роф просто смотрел вперед, и Тор понял, что проиграет этот спор.
С головокружительным чувством абсолютной нереальности он протянул руку и взял черное бриллиантовое кольцо, которое носил лишь король.
– Мы с моей шеллан здесь, чтобы поддержать тебя. Надень его на церемонию, дабы знать, что моя кровь, мое тело, мое бьющееся сердце с тобой.
Джордж запыхтел и замахал хвостом, словно поддерживая своего хозяина.
– Гребаный ад. – На этот раз именно Тор потянулся к брату, и на объятие ответили резко и с силой.
После того, как Роф ушел вместе с псом, Тор развернулся и прислонился к двери.
Последний стук был тихим.
Собравшись, чтобы хоть казаться мужчиной, даже если внутри он чувствовал себя размазней, Брат открыл дверь стоящему в коридоре Джону Мэтью.
Парень не стал ничего показывать. Он просто взял Тора за руку и вложил…
Перстень Дариуса в ладонь Тора.
«Он бы хотел быть здесь для тебя», – показал Джон. – «И его кольцо – все, что у меня есть от него. Я знаю, он бы хотел, чтоб ты носил его во время церемонии».
Тор уставился на крест, выбитый в драгоценном металле, и подумал о своем друге, наставнике, единственном отце, что у него был.
– Это значит… больше, чем ты можешь представить.
«Я буду рядом с тобой», – показал Джон. – «Все время».
– Как и я, сынок.
Они обнялись, и затем Тор тихо закрыл дверь. Идя обратно к кровати, он посмотрел на символы своих братьев… зная, что когда он столкнется с этим испытанием, все они будут с ним – хотя в этом можно было не сомневаться.
Но во всем этом чего-то не хватало.
Осени.
Он нуждался в своих братьях. В своем сыне. Но и в ней он тоже нуждался.
Тор надеялся, что сказанного ей будет достаточно, но от некоторых вещей невозможно опомниться, после некоторых невозможно оправиться.
И возможно в ее словах о циклах был смысл.
Он молил, чтобы в этом крылось нечто большее. Действительно молил.
***
Стоя в углу комнаты Тора, Лэсситер оставался невидимым. Хорошо. Наблюдать за нескончаемой чередой мужчин было тяжело. То, что Тор смог пройти через все это, было чертовым чудом.
Но все, наконец, складывается, подумал ангел. Наконец, спустя столько времени, после всего этого… что ж, дерьма, говоря откровенно… события разворачивались в верном направлении.
Проведя прошлую ночь и день с очень молчаливой Осенью, он оставил женщину на закате наедине с ее мыслями, веря, что она снова и снова проигрывает визит Тора в своей голове, не видя в его словах ничего, кроме искренности.
Если она покажется сегодня, он освободится. У него получилось. Ну, ладно, хорошо… у них получилось. По правде говоря, он оставался в стороне… за исключением того факта, что был небезразличен к этой паре. И к Велси тоже.
В другом конце комнаты Тор подошел к шкафу и, казалось, взял себя в руки.
Вытащив белую мантию, Брат надел ее и вернулся к кровати, чтобы завязать на поясе роскошную ленту, которую принес Фьюри. После парень взял сложенный кусочек пергамента, подаренный Зи, засунул его за перевязь и натянул белые ножны… в которые вложил два особенных черных кинжала Ви. Перстень оказался на среднем пальце левой руки, а черное бриллиантовое кольцо – на большом боевой.
С незнакомым чувством успешно выполненной работы, Лэсситер подумал обо всех месяцах, что он провел на земле, вспоминая, как он, Тор и Осень работали над тем, чтобы спасти женщину, которая, в свою очередь… по-разному, но освободит каждого из них.
Да, Создатель знал, в чем дело, когда делал предложение: Тор изменился. Осень тоже изменилась.
И сам Лэсситер уже не был прежним: было просто невозможно отстраниться от этого, быть бесстрастным, вести себя, будто ничто не имело значения… и что самое забавное, он действительно не хотел уходить.
Боже, сегодня многие выйдут из чистилищ, с сожалением подумал он, как реальных, так и метафорических: когда Велси отойдет в Забвение, он наконец-то вырвется из своей клетки. И с ее освобождением гора с плеч Тора упадет, и они оба станут свободны.
А Осень? Что ж, если повезет, она позволит себе любить стоящего мужчину… и быть любимой в ответ… после стольких лет страданий, сумев, наконец, снова начать жить; она возродится, воскреснет, восстанет из мертвых…
Лэсситер нахмурился, странный звонок начал звучать в голове.
Оглядевшись, он вполне ожидал увидеть лессеров, спускающихся на веревке вдоль стены особняка или приземляющихся, выпрыгнув из вертолета. Но нет…
Возродится, воскреснет… восстанет из мертвых.
Чистилище. Небытие.
Да, сказал он себе. Велси именно там. Алло?
Когда странная, обезличенная паника охватила его, Лэсситер задумался, в чем же, черт подери, дело…
Тор замер и посмотрел в угол.
– Лэсситер?
Пожав плечами, ангел решил, что с тем же успехом может стать видимым. Незачем скрываться… хотя, приняв форму, он оставил страхи при себе. Боже… что с ним такое? Они были на финишной прямой. Осени оставалось лишь появиться на церемонии Забвения… и, судя по тому, как она раскладывала одежду, когда он ушел от нее, чтобы прийти сюда, было очевидно – она не собиралась натирать полы в той хижине всю ночь напролет.
– Хэй, – сказал Брат. – Вот и все, да?
– Да. – Лэсситер выдавил улыбку. – Да, разумеется. Я горжусь тобой, кстати. Ты справился.
– Высокая похвала. – Парень вытянул пальцы и посмотрел на кольца. – Но знаешь что? Я действительно готов. Никогда не думал, что скажу это.
Лэсситер кивнул, когда Брат развернулся и направился к двери. Почти дойдя до нее, Тор остановился у шкафа, потянулся в темноту и достал юбку красного платья.
Теребя изящную ткань большим и указательным пальцами, он открывал рот, словно разговаривал с атласом… или бывшей супругой… или, черт, может просто с самим собой.
Затем он отпустил платье, позволяя ему вернуться в тихую пустоту, в которой оно висело.
Они вышли вместе, Лэсситер остановился, чтобы оказать последнюю порцию поддержки, прежде чем пойти по коридору со статуями.
С каждым шагом к лестнице тревога усиливалась, пока не стала такой громкой, что отдавалась по всему телу ангела, желудок крутило, колени подкашивались.
В чем, черт побери, проблема?
Это же хорошая часть, счастливая концовка. Так почему нутро подсказывало ему, что рок ждал своего часа?
Ступив в коридор, наполненный кромешной тьмой, Тор принял быстрое объятие ангела и посмотрел, как парень идет к свечению на балконе второго этажа.
Проклятье, его дыхание громко звучало в ушах. Как и биение сердца.
Как ни странно, он чувствовал себя так же, когда они с Велси должны были обручиться – нервная система никак не могла успокоиться из-за волнения. Забавно, но тот факт, что при данных обстоятельствах физиологическая реакция была такой же, доказывал, что тело имело одинаковые настройки для стресса: надпочечники равно активизировались, будь спусковой крючок положительным или отрицательным.
Спустя мгновение, он двинулся по коридору к главной лестнице, и было приятно чувствовать на себе символы своих братьев. Обручаясь, ты проходишь через церемонию в одиночку: подходишь к своей женщине с сердцем, бьющимся где-то в горле, и любовью в глазах, тебе никто и ничто больше не нужно, потому что существует лишь она.
Проводя для нее церемонию Забвения, с другой стороны, ты нуждаешься в своих братьях, не просто в их присутствии в зале, но чтобы они были как можно ближе к тебе – вес на руках и вокруг шеи, подвязка на поясе – единственное, что поможет ему продержаться. Особенно когда начнется боль.
Подойдя к лестничной площадке, Тор почувствовал, что пол превратился в волны, большой вал под ним лишил его равновесия, когда ему было чертовски необходимо оставаться на месте.
Фойе внизу было украшено огромными отрезами белого шелка, ниспадавшими с молдингов, все, начиная с особенностей архитектуры и заканчивая колоннами, конструкциями и полом, было спрятано от глаз. Электрические лампы были выключены по всему особняку, большие белые свечи на стойках и огонь в каминах покрывали их недостаток.
Все жители этого дома стояли по краям широкого пространства, доджены, шеллан, гости, – все одеты в белое, согласно традиции. Братство выстроилось в прямую линию от центра, начиная с Фьюри, который будет проводить церемонию, затем Джон, который станет ее частью. Следом за ним – Роф. Потом Ви, Зейдист, Бутч, а в конце – Рейдж.
Велси была посреди всего этого, в прекрасной серебряной урне на маленьком столе, обернутом шелком.
Столько белого, подумал он. Словно снег проник снаружи и размножился, несмотря на тепло.
В этом был смысл: яркие краски предназначались для бракосочетания. Для церемонии Забвения все наоборот, одноцветная палитра символизировала вечный свет, в который отходят покойные, а также намерение однажды воссоединиться с усопшими в том священном месте.
Тор сделал один шаг, затем другой и третий…
Спускаясь, он смотрел на поднятые к нему лица. Это его люди настолько же, насколько они были и людьми Велси. Это общество, в котором он продолжит жить, и которое она покинула.
И при всей грусти было сложно не чувствовать себя благословленным.
Столькие поддерживали его в этом, даже Ривендж, ставший значительной частью семейства.
Однако Осени не было среди них, по крайней мере, он ее не видел.
Внизу Тор опустился на колени перед урной, сцепив руки на бедрах, склонив голову. Когда он принял нужное положение, к нему присоединился Джон, принимая ту же позу, он был бледным, а его руки не переставали дрожать.
Тор протянул ладонь и коснулся предплечья Джона:
– Все в порядке, сынок. Мы пройдем через это вместе.
Дрожь тут же прекратилась, и парень кивнул, словно немного успокоившись.
В последовавшие молчаливые секунды Тор туманно подумал, как удивительно, что толпа таких размеров может быть столь тихой. Он слышал лишь потрескивание огня с каждой стороны фойе.
Фьюри, стоявший слева от него, прокашлялся и наклонился к столу, накрытому рулоном белого шелка. Изящными руками он поднял покрывало, открывая огромную серебряную чашу с солью, серебряный кувшин с водой и древнюю книгу.
Взяв фолиант, он открыл его и обратился ко всем на Древнем языке:
– Мы собрались здесь этой ночью, дабы отдать должное кончине Веллесандры, супруги Брата Черного Кинжала Тормента, сына Харма; кровной дочери Реликса; приемной мамен солдата Террора, сына Дариуса. Мы собрались здесь этой ночью, дабы отдать должное кончине нерожденного Тормента, сына Брата Черного Кинжала Тормента, сына Харма; кровного сына любимой усопшей Веллесандры; приемного брата солдата Террора, сына Дариуса.
Фьюри перевернул страницу, тяжелый пергамент издал тихий звук.
– Согласно традиции и в надежде, что так будет угодно слуху Матери расы и принесет утешение семье погибших, я взываю ко всем присутствующим здесь вместе со мной вознести молитву за безопасный переход тех, кто отошел в Забвение…
Так много голосов звучало, пока Фьюри произносил предложения, а все остальные их повторяли, женские и мужские смешивались в словах, которых Тор не разбирал, он слышал только эхо печальной речи.
Он обернулся к Джону. Парень часто моргал, но сдерживал слезы, как достойный мужчина, коим он и был.
Тор вернул взгляд к урне, и позволил разуму устроить слайд шоу из изображений, взятых из различных частей их совместной жизни.
Его воспоминания окончились на последнем, что он сделал для нее перед тем, как ее убили: установил цепь противоскольжения на тот внедорожник. Для лучшего сцепления со снегом.
Ладно, теперь он моргал с невероятной быстротой…
Церемония превратилась в размытое пятно – он произносил отрепетированные слова, молча все остальное время. Тор обнаружил, что рад столь долгому ожиданию, чтобы сделать это. Он не думал, что смог бы пройти через все это в какое-то другое время.
На этой ноте он посмотрел на Лэсситера. Ангел сиял с головы до ног, его золотые пирсинги ловили свет вокруг и внутри него, отражая его, усиливая десятикратно.
По какой-то причине парень не выглядел счастливым. Его брови были сведены вместе, словно он пытался провести подсчеты в уме, и получал результат, который ему не нравился…
– Теперь я попрошу Братство выразить свои соболезнования семье усопших, начиная с Его Величества Рофа, сына Рофа.
Тор решил, что ему показалось, и вновь сосредоточился на своих Братьях. Когда Фьюри отошел от столика, Ви осторожно подвел Рофа к чаше с солью. Закатав рукав своей мантии, король вынул из ножен один из черных кинжалов и провел лезвием по внутренней стороне предплечья. Когда на краях пореза появилась ярко-красная кровь, мужчина вытянул руку и позволил каплям упасть.
Каждый из Братьев поступил так же, глядя в глаза Тору, безмолвно выражая свою горечь обо всех его потерях.
Фьюри был последним, Зи держал книгу, пока тот завершал ритуал. Затем Праймэйл поднял кувшин и произнес священные слова, наливая из него воду, превращая тронутую розовым соль в соляной раствор.
– Сейчас я прошу хеллрена Веллесандры снять мантию.
Тор осторожно вытащил отпечаток ладони Наллы, прежде чем развязать ленту Избранных, и положил их поверх мантии, когда снял ее.
– Я прошу хеллрена Веллесандры преклониться перед ней в последний раз.
Тор повиновался, опускаясь на колени перед урной. Краем глаза он видел, как Фьюри подошел к мраморному камину справа. Из пламени брат вытянул первозданное железо для клеймения, которое привезли из Старого Света давным-давно, сделанное руками неизвестного задолго до того, как у расы появились совместные воспоминания.
Его конец был примерно шесть дюймов в длину и, по крайней мере, дюйм в ширину, а ряд символов на Древнем языке разогрелся настолько, что светился желтым, а не красным.
Тор занял необходимое положение, сжав руки в кулаки и наклонившись вперед, чтобы костяшки пальцев уперлись в более плотную белую ткань на полу. На долю секунды он мог думать только о мозаичном рисунке яблони под собой, том символе возрождения, который он начал ассоциировать лишь со смертью.
Он похоронил Осень под одной из них.
И теперь он собирался попрощаться с Велси на ее вершине.
Когда Фьюри остановился рядом с ним, дыхание Тора стало отрывистым, ребра судорожно сокращались и расширялись.
Будучи в браке и имея на спине вырезанное имя шеллан, ты должен молча выносить боль… дабы доказать, что достоин ее любви и союза.
Дыши. Дыши. Дыши.
С церемоний Забвения все иначе.
Дыши-дыши-дыши…
На церемонии Забвения ты должен…
Дышидышидыши…
– Каково имя твоей покойной? – требовательно спросил Фьюри.
По условному знаку Тор сделал гигантский глоток воздуха.
Когда клеймо опустилось на кожу, где столько лет назад было вырезано ее имя, Тор прокричал его, вкладывая в голос каждую унцию боли в сердце, разуме и душе, и звук разнесся по всему фойе.
Крик был его последним прощанием, обещанием встретиться с ней на той стороне, последним заявлением о своей любви.
Это продолжалось бесконечно.
А затем он ослабел, коснулся лбом пола, пока кожа вдоль лопаток горела, словно в огне.
Тор пытался подняться, но его сыну пришлось помочь ему, потому что он потерял всю мышечную силу: с помощью Джона он вернулся в прежнее положение.
Дыхание сбилось вновь, ритмичные, мелкие тяжелые вдохи накачивали его, восстанавливая силы.
– Каково имя твоего покойного? – голос Фьюри был резким, почти хриплым.
Тор втянул еще один гектар воздуха и приготовился к повторению.
На этот раз он прокричал собственное имя, боль потери кровного сына ранила так сильно, что он чувствовал, будто разрывается сердце.
Во второй раз он кричал дольше.
И после он рухнул на руки, его тело было истощено… хотя церемония еще не окончена.
Слава Богу за Джона, подумал Тор, чувствуя, как его возвращают в нужное положение.
Сверху Фьюри произнес:
– Дабы навеки заклеймить твою кожу и связать нашу кровь с твоей, мы должны завершить ритуал для твоих любимых.
Никакой передышки на этот раз. У него не было сил.
Соль жалила так сильно, что он потерял зрение, тело билось в судорогах, конечности бесконтрольно подергивались, и Тор повалился на бок, хотя Джон пытался удержать его.
Действительно, Тор мог только лежать перед всеми этими людьми, многие из которых открыто плакали, чувствуя его боль как свою собственную. Рассматривая лица, ему хотелось как-то успокоить их, избавить от того, через что проходил он, облегчить горе…
Осень стояла в дальнем конце, около сводчатого прохода в бильярдную комнату, во плоти.
Она была одета в белое, ее волосы убраны с лица, изящные руки подняты ко рту. Широко раскрытые глаза покраснели, щеки намокли от слез, а выражение ее лица было наполнено такой любовью и сочувствием, что вся его боль немедля исчезла.
Она пришла.
Пришла ради него.
Она все еще чувствовала любовь… к нему.
Тор начал плакать по-настоящему, всхлипы вырывались из его груди. Он вытянул руку вперед, к Осени, маня ее к себе, потому что в этот момент освобождения, после, казалось бы, нескончаемого болезненного путешествия, в котором она и только она присоединилась к нему, он никогда и ни с кем не чувствовал такой близости…
Даже со своей Велси.
***
Возродится, воскреснет… восстанет из мертвых.
Напротив корчившегося от боли из-за соляного раствора Тора, Лэсситер стиснул зубы не потому, что сочувствовал, а потому что голова сводила его с ума.
Возродится, воскреснет… восстанет из мертвых…
Тор начал всхлипывать, его тяжелая рука вытянулась, ладони раскрылись… тянувшись к Осени.
Ах, да… подумал Лэсситер, финальная часть. Судьба требовала крови, пота… и слез, не по Велси, а по другому человеку. По Осени.
Вот финальная часть, слезы, пролитые мужчиной из-за женщины, которую, наконец, он позволил себе любить.
Лэсситер быстро посмотрел на потолок, на нарисованных воинов с неистовыми боевыми конями, на темно-синий фон…
Луч солнца, казалось, возник из ниоткуда, пронзая камень, известку и штукатурку над всеми ними, яркий свет был таким сильным, что даже Лэсситеру пришлось сощуриться, когда свечение появилось, дабы забрать достойную женщину из ада, в который она попала не по своей вине…
Да, да, посреди свода, с малышом на руках, появилась Велси, блестящая и яркая как радуга, освещенная изнутри и снаружи, цвет вернулся к ней, жизнь возобновилась, потому что она была спасена, свободна… как и ее сын.
И прямо перед тем, как отойти в Забвение, со своей небесной высоты она посмотрела на Тора, на Осень, хотя никто из них не видел ее, как не видела и толпа. В выражении ее лица была лишь любовь к этой паре, к хеллрену, которого она оставила позади, к женщине, которая избавит его от его собственных мучений, к их совместному будущему.
Затем с покорным, умиротворенным выражением она подняла руку, прощаясь с Лэсситером… и исчезла, свет поглотил ее с сыном, унося в место, где мертвые были дома, почивая целую вечность.
Когда свет пропал, Лэсситер ждал собственной вспышки, забирающего луча, своего последнего возвращения к Творцу.
Вот только…
Он все еще… оставался на месте.
Возродится, воскреснет… восстанет из мертвых…
Он что-то упускает, подумал ангел. Велси свободна, но…
В эту секунду он сосредоточился на Осени, взявшейся за белую мантию и делающей шаг вперед к Тору.
Откуда ни возьмись, сверху пробился второй луч прекрасного света…
Но он появился не за ним. Он здесь, чтобы забрать… ее.
Лэсситер собрал воедино кусочки паззла со скоростью и потрясением удара молнии: Она умерла уже давно. Лишила себя жизни…
Небытие. Для каждого свое. Как по специальному заказу.
Все происходило словно в замедленной съемке, когда открылась вторая правда: Осень пребывала в своем собственном Небытии все это время, добравшись до Святилища и прислуживая Избранным все эти годы, затем спустившись на землю, дабы завершить цикл, начавшийся в Старом Свете с Торментом.
И теперь, когда она помогла ему спасти его шеллан… теперь, когда она позволила себе чувства к нему и отпустила горе из-за собственной трагедии…
Осень свободна. Как и Велси.
Гребаный ад! Тор потеряет еще одну женщину…
– Нет! – закричал Лэсситер. – Неееееееет!
Когда он выбился из линии и рванул вперед, пытаясь помешать Тору и Осени коснуться друг друга, люди начали кричать, и кто-то схватил его, будто не давая вмешаться. Но это не имело значения.
Было слишком поздно.
Им не нужно было прикасаться друг к другу. Любовь была там, прощение поступков, прошлых и настоящих, а также связь их сердец.
Лэсситер продолжал рваться вперед, когда последний луч света появился, дабы забрать его, ловя в полете, выдергивая из настоящего и поднимая наверх, хотя он все еще кричал из-за жестокости судьбы.
Достигнув своей цели, в итоге Лэсситер обрек Тора на очередную трагедию.
По правде говоря, Осень не была уверена, что придет в особняк… пока не пришла. И она не знала, что почувствует к Торменту… пока не увидела, как он взглядом исследует толпу, и поняла, что он ищет ее. И она не открыла ему свое сердце нараспашку… пока он не устремился к ней, его контроль разлетелся на части в то мгновение, когда их взгляды сомкнулись.
Она любила его и раньше… по крайней мере, так думала.
Но не целиком и полностью. Самая важная часть, которую она упускала, – это ощущение себя не как кого-то недостойного и заслуживающего наказания, а как личности, имеющей свою ценность и жизнь, которую нужно прожить не под грузом трагедии, определявшей ее так долго.
И делая шаг вперед, она ступала не как служанка или горничная, но достойная женщина, которая собиралась подойти к своему мужчине, обнять его и остаться с ним настолько, насколько позволит им Дева-Летописеца.
Но она не дошла до него.
Осень не достигла и середины вестибюля, когда ее тело охватила какая-то сила.
Она не могла понять, что овладело ей: в одно мгновение она шла к Тору, отвечая на его безмолвную мольбу подойти к нему, пересекая пол, устремляясь к тому, кого любила…
А в следующее – на нее легла пелена света из неизвестного источника, прерывая ее путь.
Разум приказал ей продолжать идти к Тору, но величайшая сила завладела ею: рывком, таким же непреодолимым, как и сила гравитации, ее забрали с Земли, увлекая в свет. И когда ее потянули наверх, Осень услышала крик Лэсситера и увидела, как он бросился вперед, будто хотел остановить ее…
И это заставило ее бороться с потоком. Отчаянно сопротивляясь, она боролась изо всех сил, но было невозможно освободиться от того, что пленило ее: как бы сильно она ни сражалась, Осень не могла помешать этому взлету.
Внизу разразился хаос, люди кинулись вперед, когда Тор поднялся с пола. Он смотрел на нее с маской замешательства и неверия на лице… а потом начал прыгать, будто хотел поймать ее, словно воздушный шарик, шнурок к которому он пытался ухватить. Кто-то поймал его, когда он потерял равновесие… Джон. И Праймэйл подлетел с другого боку. И его Братья…
Последним она увидела не кого-то из них, даже не Тормента, а Лэсситера.
Ангел был рядом с ней, поднимался вместе с ней, свет поглотил их обоих, пока они не исчезли, она стала ничем, лишаясь сознания…
Снова придя в себя, она очутилась в огромном белом пространстве, таком широком и столь длинном, что не было видно ни конца, ни края.
Перед ней была дверь. Белая дверь с белой ручкой и сиянием, прорывающимся через косяки, будто по другую сторону ее ждал яркий свет.
Когда она впервые умерла, ее ждало далеко не это.
Столько лет назад, когда сознание вернулось к ней после того, как она вонзила кинжал в свой живот, Осень оказалась посреди иной белой пустоши, с деревьями, храмами и обширными лужайками, заселенными Избранными Девы-Летописецы. В том мире она стала жить, без возражений принимая свою судьбу, не как выбранную по своей воле, а как неизбежный результат ее поступков на земле.
Но это – не Святилище. Это – вход в Забвение.
Что произошло?
Почему она…
Объяснение снизошло на нее, как только она осознала, что, наконец, отпустила прошлое и открыла свое сердце для всего, что жизнь могла ей предложить… тем самым освободила себя из своего собственного Небытия… даже если и не осознавала, что жила в оном.
Она вырвалась из Небытия. Она была… свободна.
Но Тормент остался на Земле.
Ее затрясло, ярость охватила тело, гнев был столь сильным и неугасаемым, что ей захотелось прорваться сквозь дверь и жестко поговорить с Девой-Летописецей, Создателем Лэсситера или… кто был тем больным ублюдком, вершившим их судьбы.
Преодолеть огромное расстояние с того места, где она начала, только чтобы обнаружить, что призом была всего лишь очередная жертва, сейчас она буквально осатанела.
Не сдерживаясь, Осень бросилась к входу, начала колотить руками, цеплялась за него ногтями, пинала ногами. Она бросала отвратительные слова и называла божественные силы гнусными именами…
Когда чьи-то руки обхватили ее талию и потянули назад, она напала в ответ, обнажая клыки и впиваясь в массивное предплечье…
– Гребаный ад! Ай!
Возмущенный голос Лэсситера прорвался сквозь ее гнев, успокаивая ее тело, и Осень замерла, пытаясь поймать ртом воздух.
Чертова дверь была невредима. Равнодушна. Недвижима.
– Вы ублюдки! – кричала она. – Ублюдки!
Ангел развернул ее и встряхнул.
– Послушай меня… ты мне сейчас совсем не помогаешь. Тебе нужно успокоиться, черт побери!
Усилием воли она взяла себя в руки. А потом сразу же разрыдалась.
– Почему? Почему они делают это с нами?
Он снова встряхнул ее.
– Послушай меня. Я не хочу, чтобы ты открывала эту дверь… просто стой здесь. Я сделаю все, что в моих силах, хорошо? У меня не так много власти, возможно, совсем никакой… но я, черт возьми, попытаюсь. Ты останешься там, где стоишь, и, ради всего святого, не открывай эту дверь. Сделав это, ты попадешь в Забвение, и я уже ничего не смогу предпринять. Все ясно?
– Что ты собираешься делать?
Он смотрел на нее очень долго.
– Может, этой ночью я, наконец, поведу себя как ангел.
– Что… я не понимаю…
Лэсситер взял ее лицо в руки.
– Вы двое сделали столько всего для меня… черт, в некотором смысле, мы все были в своих собственных версиях Небытия. Поэтому я предложу все, что у меня есть, чтобы спасти вас двоих… посмотрим, будет ли этого достаточно.
Она схватила его ладони.
– Лэсситер…
Ангел отступил назад и кивнул ей.
– Останься здесь и сильно не обнадеживай себя. Меня с Создателем связывают не самые теплые отношения… может, меня тут же размажут по стенке. В этом случае, без обид, но вы окажитесь в заднице.
Лэсситер отвернулся и ушел в белый свет, его огромное тело растворилось.
Закрыв глаза, Осень обхватила себя руками, молясь, чтобы ангел сотворил чудо.
Молясь всем сердцем.
Внизу, на земле, Тор решил, что теряет свой драгоценный разум. Лэсситер исчез. Осень исчезла.
И ужасающее чувство логики заставило его поразиться тому, что он не додумался, по каким законам они жили весь прошлый год.
Велси застряла в Небытии из-за него.
Осень… застряла в Небытии из-за себя.
Потом, любя его и простив не только его, но и саму себя, она была освобождена… как и Лэсситеру, ей даровали то, что она неосознанно искала: ей, наконец, открыли вход в Забвение, в котором ей было отказано, когда она лишила себя жизни, полной ужаса и мук.
Сейчас она обрела свободу.
– О… Господи Иисусе… – выдохнул он, оседая на руках Джона. – О… гребаный ад…
Сейчас, как и его Велси, она тоже была потеряна для него.
Поднеся руку к лицу, он с силой потер его, надеясь, что, может быть, это разбудит его… будто это самый худший кошмар, который могло выдать его подсознание… ага, словно он в любой момент мог проснуться и вытащить себя из постели, дабы приготовиться для Церемонии Забвения, и в реальном мире такого исхода не будет…
Но в этой теории была одна проплешина: его спину все еще щипало от соли и отметин. А его братья все еще кружили рядом, в панике обсуждая что-то. И где-то, кто-то кричал. А свечи вокруг предоставляли достаточно света, чтобы видеть, кто остался в фойе, а кто ушел…
– О, черт… – прошептал он снова, его грудь внезапно стала такой пустой, что наводило на мысль, что его сердце вырезали, а он и не заметил.
Время шло, произошедшее дошло до всех, и его увели в бильярдную. В его руки пихнули стакан с выпивкой, но он просто поставил его на бедро, а голова запрокинулась назад, пока Джон успокаивал Хекс, а Фьюри говорил с Рофом, и они пришли к некому плану, согласно которому Роф пойдет на конфронтацию с Девой-Летописецей.
В этот момент Ви вошел в помещение и предложил навестить свою мать.
Эту идею сразу же забраковали. Чтобы потом принять предложение Пэйн пойти с королем.
Бла-бла-бла…
У него не повернулся язык сказать им, что все давно предрешено. И, к тому же, один раз он уже прошел через оплакивание… так что, реабилитация – его конек, верно? Ага.
Ради всего святого, что, черт возьми, он сделал такого в своей жизни, чтобы заслужить все это? Что, мать твою, он… дверной звонок глухим шумом раздался позади него. Тем не менее, все замерли. Все, кто знали об особняке, уже были внутри.
Люди не могли найти их.
И последнее также было верно для Кора…
Дверной звонок снова прогорланил.
Все – братья, Пэйн и Хэкс, Куин, Джон и Блэй – достали оружие.
Фритц физически был не в состоянии устремиться в фойе; Вишес и Бутч сами проверили экран.
И хотя ему было плевать, будь там сама Дева-Летописеца по другую сторону дверей, он сфокусировался на фойе.
Раздался крик, удивленный возглас с бостонским акцентом. А потом и другие, огромное множество, чересчур большое количество, чтобы расшифровать их.
Кто-то в белой мантии вошел в бильярдную вместе с Ви и его парнем.
Плевать…
Тор подскочил на ноги так быстро, будто кто-то прижучил его зад аккумуляторной батареей.
Осень стояла в арочном своде, с ошеломленным взглядом и взлохмаченными волосами, будто побывала в аэродинамической трубе…
Тор протиснулся сквозь мужские тела, отталкивая их с пути, чтобы добраться до Осени. Апотом он резко остановился. Схватил ее за плечи. Оглядел с головы до пят. Сильно встряхнул, чтобы понять. Насколько она реальна.
– Это… на самом деле ты?
В ответ она выбросила вперед руки и обняла его так крепко, что он не смог дышать… и, слава яйцам. Ведь это значило, что она реальна, верно? Должна быть… так?
– Лэсситер… Лэсситер сделал это… Лэсситер спас меня…
Он пытался осмыслить, что она говорила.
– Что… что ты… я ничего не понимаю…
Историю рассказали несколько раз разными вариантами, потому что его разум вообще ничего не улавливал. Что-то о том, что она попала в Забвение, потом появился тот ангел и сказал ей…
– Он сказал, что отдаст все, что у него есть, чтобы спасти нас. Все…
Тор отстранился и прикоснулся к лицу Осени, горлу, плечам. Она была такой же реальной, как и он. Она была не менее живой, чем он. Она была… спасена ангелом?
Но Лэсситер сказал, что получит свободу, если их отношения сработают.
Единственное возможное объяснение, что он променял свое будущее… на их.
– Этот ангел, – прошептал Тор. – Этот проклятый ангел…
Тор наклонился и обрушил на Осень такой глубокий и продолжительный поцелуй, на который только был способен. И решил благодарить Лэсситера, и себя, и свою женщину так сильно, как только сможет, столько лет, сколько ему отпущено на земле.
– Я люблю тебя, – сказал он Осени. – И, как и Лэсситер, я отдам все, что есть у меня, за нас двоих.
Когда Осень кивнула и поцеловала его в ответ, он больше почувствовал, чем услышал ее ответное «Я люблю тебя». Обхватив, он обнял ее и закрыл глаза, его тело дрожало по стольким причинам, что невозможно перечесть. Но он знал свой долг и принимал его.
Жизнь коротка, и неважно, сколько дней тебе отмерили. И люди драгоценны, все до единого, не важно, скольких тебе повезло иметь в своей жизни. И любовь… любовь стоила того, чтобы умереть за нее.
И чтобы ради нее жить.
Когда к концу темной ночи подступил рассвет, а луна низко опустилась на небе, Кор покинул центр Колдвелла. После нелепой встречи с Глимерой, он и его ублюдки снова собрались на крыше их небоскреба, но он не был настроен заниматься разработкой стратегии или пережевывать косточки аристократам.
Приказав своим солдатам вернуться в их новое место ночлега, он растворился в холодном ночном воздухе, прекрасно представляя, куда должен направиться.
На луг, окутанный лунным светом, луг с большим деревом.
Материализовавшись на месте, он обнаружил поляну не заснеженной, а яркой от осенних красок, ветки дуба уже не были голыми, а были украшены сочной красно-золотой листвой.
Шествуя по снегу, взбираясь на возвышенность, он остановился, достигнув того места, где впервые встретил Избранную… и взял ее кровь.
Он помнил каждую ее черточку, ее лицо, ее запах, ее волосы. То, как она двигалась, и звук ее голоса. Изящное строение ее тела и пугающую хрупкость гладкой кожи. Он тосковал по ней, его холодное сердце изнывало в молитвах по тому, что, как он знал, судьба ему не дарует.
Закрыв глаза, он положил руки на бедра и опустил голову.
Братство нашло их в том загородном доме.
Винтовка, с помощью которой оттачивал свои навыки Сайфон, была похищена.
Кто бы ни сделал это, он проник в их дом прошлой ночью. Поэтому на рассвете они собрали свои вещи и перебрались в новое место.
Он знал, что причина тому – Избранная. Невозможно было вычислить место их ночлега иным способом. И было ясно еще кое-что: Братство использует винтовку, чтобы доказать, что пуля, загнанная в Рофа несколько месяцев назад, была выпущена из оружия ублюдков.
Как продумано с их стороны.
Воистину, Роф был таким хорошим королем. Осторожничал, чтобы не действовать поспешно и без доказательств… и, тем не менее, было очевидно, что он собирался использовать любое доступное оружие.
Не то, чтобы Кор винил Избранную… вовсе нет. Однако он должен был убедиться, что она в безопасности. Просто удостовериться, что его враги, хоть они и использовали ее, не обращались с ней плохо.
О, как его проклятое сердце измучилось при мысли, что ей могли причинить хоть какой-то вред…
Пока Кор обдумывал свои перспективы, с севера пришел холодный ветер, пытаясь пронзить саму его сущность. Но было слишком поздно. В его сердце уже зияла рана.
Та женщина сразила его так, как не смогло ни одно боевое ранение, и его он никогда не залечит.
Хорошо, что он не позволял себе показывать свои чувства, будет лучше, если никто не узнает, что его Ахиллесова пята нашла его, после стольких лет.
И сейчас… он должен сам найти ее.
Только чтобы успокоить свою какую-никакую совесть, он должен снова увидеть ее.
Куин не знал, что за срань такая творится. Люди сновали туда-сюда, заходили в гребаное фойе и выходили из него, все шло наперекосяк… пока Осень не вернулась, мать твою, назад.
Если можно было выбрать время для использования ругани, то сегодняшняя ночь подошла как нельзя лучше.
Но, по крайней мере, все закончилось хорошо, все было исправлено, и церемонию завершили: Осень стояла позади Тора, Джон был отмечен дважды, один раз за Велси, один – за потерянного брата, которого он так и не встретил. А потом, после того как соль запечатала раны, толпа поднялась на самую высокую точку дома, где они открыли урну Велси и предоставили воздуху ее прах, который нежно унесли порывы редкого восточного ветра.
Сейчас все спускались в столовую, чтобы поесть и заправиться; после чего они, несомненно, вырубятся в своих комнатах – как только получится вежливо уйти.
Все были измотаны, в том числе и он, и этот вывод заставил его повернуться к Лейле, когда они добрались до фойе.
– Как ты?
Черт, он уже третий день подряд без перерыва задает этот вопрос, и каждый раз она отвечала, что в порядке и что крови еще не было.
Ее и не будет. Он был уверен, хотя Лейле еще предстоит в этом убедиться.
– Хорошо, – сказала она с улыбкой, будто оценила его доброту.
Хорошие новости – они неплохо ладили. После жаждущего периода он боялся, что отношения приобретут оттенок неловкости, но они были как одна команда, пробежавшая марафон, достигнувшая цели и уже готовая покорить следующую вершину.
– Принести что-нибудь из еды?
– Знаешь, умираю, как хочу есть.
– Почему бы тебе не подняться наверх, прилечь, а я принесу тебе что-нибудь.
– Это было бы замечательно… спасибо.
Да, она так мило улыбнулась ему, беззаботно и тепло, из-за такой улыбки он любил ее как свою семью. И, проводив ее до подножия лестницы, подумал, что было бы неплохо ответить ей тем же.
Вся эта легкость и простота исчезла, когда он повернулся. Сквозь открытые двери в библиотеку он увидел, как разговаривали Блэй и Сэкстон. А потом его кузен шагнул вперед и привлек Блэя в свои объятия. Они стояли вместе, тело к телу, и Куин сделал глубокий вдох, чувствуя, как по-тихоньку умирает внутри.
Вот, оказывается, какой конец их ждал.
Раздельные жизни, раздельное будущее.
Трудно представить, что когда-то они были неразлучны…
Внезапно, взгляд голубых глаз Блэя встретил его собственный.
И то, что Куин увидел в них, заставило его споткнуться: это лицо излучало любовь, чистую любовь, без примеси скромности, так присущей Блэю.
Блэй не отвел взгляда.
Как и Куин… впервые за все время.
Он не знал наверняка, были ли чувства направлены на его кузена – скорее всего – но он принимал их: он смотрел в ответ, позволяя всему, что было у него на сердце, отразиться на лице.
Он просто позволил им парить.
Потому что этой ночью, во время Церемонии Забвения, все они выучили один урок: любимого человека можно потерять в мгновение ока… и Куин был готов поспорить, что когда это случится, ты не станешь думать о всех тех причинах, которые разлучали вас. Будешь вспоминать все то, что вас объединяло.
И, без сомнения, отчаянно желать еще немного времени. Даже имея в распоряжении века…
В юности время кажется тяжелой ношей, чем-то, от чего нужно избавиться как можно скорее, чтобы повзрослеть. Но это такая замануха… став взрослым, осознаешь, что минуты и часы – то единственное драгоценное, что у тебя есть.
Никто не располагает вечностью. И это, черт возьми, преступление – бездумно тратить отпущенное тебе.
С него хватит, подумал Куин. Хватит оправданий, уверток, попыток быть кем-то, кем-угодно.
Его словно ударили. И, хотя его драгоценное эго и гребаное мелкое сердце разбивались на миллионы осколков, пришло время прекратить эту дурь.
Самое время быть мужчиной.
Когда Блэй начал выпрямляться, словно получил его сообщение, Куин подумал – «Все верно, дружище».
Наше будущее настало.
Следующим вечером Тормент перевернулся и нашел под простынями тело Осени. Она была теплой и более чем согласной, когда он забрался сверху. Ее бедра раздвинулись для него, лоно приветствовало его, когда Тор глубоко погрузился в нее и начал двигаться.
Они уснули вместе, провалившись в сон подобный тому, что охватывает тебя по возвращении домой после утомительного путешествия.
– Дай мне свои губы, моя женщина, – тихо сказал он в темноте.
Ее рот сдался под его натиском, и Тор позволил телу взять верх. Разрядка накрыла их волной, а не землетрясением, скорее напоминая ослабление напряжения, а не хаотичный взрыв звезд. И, продолжая двигаться в неторопливом ритме, занимаясь любовью со своей Осенью, Тор убеждал себя, что она была настоящей… они были настоящими.
Когда все закончилось, он усилием мысли зажег лампу на прикроватной тумбочке и очертил лицо женщины пальцами. Ее улыбка заставила его безоговорочно поверить в благосклонность Творца.
Они будут соединены браком, подумал он. И он добавит ее имя – то, что сам дал ей, – на свою спину, под имя Велси. И она станет его шеллан во всех смыслах на то время, что им отведено быть вместе.
– Не хочешь чего-нибудь поесть? – прошептал он.
Осень снова улыбнулась.
– Пожалуйста.
– Я мигом.
– Подожди, я хотела бы пойти с тобой. Я не знаю, чего именно хочу.
– Значит, мы спустимся вместе.
Потребовалось время, чтобы вытащить себя из кровати, надеть пижамы и пройти по коридору со статуями к лестнице.
Осень замерла на вершине, будто вспоминала прошлую ночь и боялась подходить близко к этому месту… будто ее снова могло затянуть в Забвение.
С понимающим кивком он увлек ее в свои объятия.
– Я понесу тебя.
Смотря на его лицо, она положила руку на его щеку, и слова были лишними. Тор знал наверняка, о чем она думала.
– Я тоже не могу поверить, что Лэсситер спас нас, – ответил он.
– Я не хочу, чтобы он страдал.
– Я тоже. Он был хорошим парнем. Настоящим… ангелом, как выяснилось в итоге.
Тор начал спускаться, осторожно ступая с драгоценным грузом на руках. Внизу лестницы он помедлил, посмотрев на изображение яблони на полу. У подножия этого дерева он отпустил двух своих женщин… а сейчас снова принес к нему одну из них… благодаря тому ангелу, который умудрился сотворить чудо.
Он будет скучать по сукиному сыну, на самом деле. И всю вечность будет благодарен за…
Раздался дверной звонок, громко и очень отчетливо.
Нахмурившись, Тор бросил взгляд на напольные часы у двери в кладовку дворецкого. Два часа дня? Кто, черт возьми, мог…
Снова раздался звон.
Он пересек мозаичный пол, готовый позвать своих братьев в случае необходимости, посмотрел в монитор и…
– Срань… Господня.
– Кто это?
Тор опустил Осень, открыл замочный механизм внутренней двери и спрятал свою женщину за собой на случай, если внутрь ворвется солнечный свет.
Лэсситер по-хозяйски вошел в дом важной походкой, его улыбка была широкой и озорной как никогда, светлые и черные пряди волос покрыты свежими снежинками.
Когда Тор и Осень уставились на него с открытыми ртами, он поднял вверх два огромных пакета из МакДональдса.
– Я купил нам всем по Биг Маку, – сказал он счастливым голосом. – Знаю, что тебя прет по ним, не забыл?
– Что за… – Тор усилил хватку на своей шеллан, просто на случай… ну, черт, учитывая все произошедшее за последнее время, можно ожидать чего угодно. – Ты что здесь делаешь?
– Сегодня твой счастливый день, ублюдок. – Ангел слегка крутанулся, его пирсинги заблестели, а пакеты из Мак Дака взметнулись в воздухе. – Как выяснилось, проверяли нас троих, и я тоже прошел тест. В мгновение, когда я пожертвовал собой за вас двоих, я освободился… и, подумав какое-то время, решил творить добро на земле, а не зависать на небесах. Потому что, ну, знаете, процесс вроде как пошел, и вся эта хрень с состраданием хорошо влияет на меня. К тому же, в раю нет Мори.
– В отличие от ада, – указал Тор.
– Вот уж точно. – Ангел помахал высококалорийным, крайне жирным грузом. – Так что скажете? У меня есть еще и картошка. Никакого мороженого. Не знал, как скоро мне откроют дверь, и не хотел, чтобы оно растаяло.
Тор перевел взгляд на Осень. Затем они оба посмотрели на ангела.
И, как один, сделали шаг вперед и обняли парня, и – вот неожиданность – сукин сын обнял их в ответ.
– Я на самом деле рад, что все хорошо разрешилось, – крайне серьезно прошептал Лэсситер. – Для вас обоих.
– Спасибо, дружище, – ответил Тор. – Я в долгу перед тобой за… черт, я в долгу перед тобой за все.
– Ты сам многое сделал.
– Кроме самого последнего шага, – добавила Осень. – Это был ты, Лэсситер.
– Фи. Да кто ведет счет. Между друзьями.
Они разжали объятия, и потом, спустя неловкое мгновение, вошли в столовую, устроились на краю стола, и когда Лэсситер начал передавать купленное, Тор рассмеялся. Он и ангел начали с золотых арок[1]… и вот они снова здесь.
– Намного лучше той пещеры, не находишь? – пробормотал Лэсситер, протягивая картофель.
Тор перевел взгляд на Осень, не в силах поверить, что они столько всего пережили.
– Да. Действительно, определенно… в разы лучше.
– К тому же здесь есть кабельное.
Когда Лэсситер подмигнул им обоим, Тор и Осень начали ухмыляться.
– Да, ангел, есть. Есть… и пульт твой, в любое время.
– Черт, – разразился смехом Лэсситер, – а ты на самом деле благодарен.
Тор пристально посмотрел на Осень, кивая.
– Будь уверен, что это так. Благодарен на веки вечные… Я… Навечно. Благодарен.
На этой ноте, он поцеловал свою женщину… и вцепился зубами в Биг Мак.
КОНЕЦ
Данный перевод выполнен специально для сайта www.jrward.ru.
Над переводом работали:
РыжаяАня, Bewitched, Naoma
Редакторы:
Tor_watt, Энтентеева Нина, Seyadina