– От того, что вы будете стоять у меня над душой, детектив, дело не пойдет быстрее.
Как он ее раздражает, этот новый следователь. Ужасно неприятный.
«Говорят, он работал в Интерполе, где-то во Франции. Только на нём это никак не отразилось. Мог бы побольше галантности у французов поднабраться. А мы не будем слушать его грубости. Ля-ля-ля. Ля-ля-ля. Поразительно, бывают же такие противные субъекты. Вежливо просит и то отвратительным тоном. Как же он ругается? Впрочем, я этого знать не желаю».
– Сходите, выпейте кофе. Через десять минут, всё будет готово. … Ну и зря.
«Чёрт. Он такой неприятный, что мне даже кажется, от него воняет. Хотя, не исключено, что так и есть. Да уж. Это вам не благоухающий Патрик Салли. Ароматный цветочек на тоненьком стебельке. Кстати, мне еще нужно к Агнесс заскочить. Она адвокат что надо. Не говоря уж о том, как помешана на защите женских и гейских прав. "Терпеть не могу самцов" – ее всегдашняя присказка. С иронией. Но, как известно, в каждой шутке – доля шутки. Ах, Агнесс, когда рядом вот такой беспардонный бугай торчит, я вполне с тобой солидарна».
– У меня, знаете ли, детектив, тоже рабочее время заканчивается, и тоже есть личные дела. Вы ведь только мешаете, неужели не понятно?
«Пожалуй, к Агнесс забежать уже не получится. Нужно мчаться забирать с продленки Саймона. Я и так всегда чуть не последняя. Неудобно. Ладно. Позвоню ей по телефону. Что если бедненький Патрик вынужден терпеть вот такого же типа? Повеситься можно».
– Всё готово. Подробный отчет будет завтра, но в двух словах картина следующая: ни о какой наркомании и речи не может идти – печень у него, как у младенца. Уколы свежие и сделаны все одновременно и посмертно. К тому же, причина гибели вообще не отравление, а удар по голове, чем-то очень тяжелым.
– Спасибо, док, я ваш должник.
– Ну, что вы! От каждого по способностям, как говорится. Мне пора уходить, всего хорошего.
– Подвезти вас на служебной? Без пробок, с ветерком.
– «Этого еще не хватало».
– Благодарю, я как-нибудь на своей потихоньку.
– Тогда всего хорошего. Завтра увидимся.
– «Осчастливил».
По дороге в школу Лорейн успела созвониться со своей приятельницей-адвокатом. Агнесс заявила, что ситуация действительно непростая, и беспокоиться есть о чём. Биологический отец имеет все шансы отвоевать ребенка у одинокого гея.
«Паршиво. Самый простой выход уже предложила Моника. Заявить, что результат его анализа ДНК фальшивый. Но, может быть, получится и реальное решение найти? Очень уж жалко тебя, милый голубой цветочек».
Душераздирающий детский крик она услышала еще с первого этажа. Кричал явно не Саймон, но встревоженная Лорейн всё равно поспешила выяснить, что произошло. Поднявшись в класс, она глазам своим не поверила. Кричала и плакала Моника, но вместе с ней и учительницей в центре драматической композиции стоял как есть во всей красе детектив Зановски, ее антигерой, только что оставленный на работе и забытый, как она надеялась, по крайней мере до завтра. Своим противным голосом он вторил уговорам учительницы, и делал активные попытки ухватить девочку за руку. Моника извивалась ужом, орала, точно режут ее заживо, и вот-вот готова была забиться в конвульсиях. Остальные дети, обескураженные, пораженные, хранили гробовое молчание. Даже сын, заметивший появление Лорейн, никак на нее не отреагировал. «Чёрт побери, цветочек тоненький, а ведь я, кажется, тебе накаркала. Неужели это Хэнк? Мда. Положеньице; ничего не скажешь». Что ж, оставалось только решительно вмешаться.
– Мисс Лэсли! Что происходит? Где мистер Салли?
– Добрый вечер, миссис Дуглас. – В глазах учительницы недвусмысленно читалось безысходное отчаяние. – Дело в том, что у мистера Салли сегодня концерт, и есть подписанное им разрешение, но Моника никак не соглашается идти домой с…
– Со своим родным отцом!
«О боже, эти манеры кого угодно заставят усомниться в приятности твоей компании».
– Я ее настоящий отец, доктор Дуглас.
– Нет! – Еще громче, что казалось уже невозможным, закричала девочка и бросилась к Лорейн. – Скажите им! Пожалуйста, скажите! Мой папа Салли и … – она больно икнула, – Крогер.
Тут силы покинули несчастного ребенка. Она уселась на пол и тихонечко заскулила:
– Этот дядя чужой, я не люблю его, я хочу свою семью. Пожалуйста, скажите им.
Лорейн молча взяла Монику на руки. Коротко, без всяких объяснений попрощалась с учительницей и сделала знак сынишке и отвратительному детективу идти на выход.
– Благодарю за помощь, доктор. – Буркнул Зановски и направился, было к служебной машине. – Давайте сюда.
– Поедем на моей. – Отрезала Лорейн.
Открыла заднюю дверь, усадила Монику в детское кресло сына, а ему велела устроиться рядом. От чего мальчишка пришел в восторг – кресло он терпеть не может. Только у мамочки всё не хватает духу его демонтировать.
– Как прикажете понимать это, док?
– Мы с Саймоном составим вам компанию, пока не вернется Патрик. Думаю, девочке будет так комфортней. Прошу, вас, садитесь.
Лорейн указала ему на пассажирское сиденье впереди. Она старалась казаться спокойной и в высшей степени самоуверенной. Глянув в зеркало заднего вида, заметила, как Моника потянулась, чтобы взять Саймона за руку, и тот с готовностью сжал ее маленькие пальчики. Гордая нежность бальзамом разлилась в материнской груди: «не такой уж эгоист мой единственный мальчик». А вот сосед Лорейн справа прямо-таки источал негативные флюиды.
– Не знаю, что вы затеяли, доктор. Ни к чему все эти игры. Я ее отец.
– Послушайте, Хэнк, я в курсе дела. И что тут непонятного? Монике нужно помочь освоиться, принять новые обстоятельства.
– Вы в курсе. Разве вы можете быть в курсе? Кто вас ввел в этот курс? Он? Проклятый пид…
– Не смейте! Как вам не стыдно! Здесь же дети.
– Простите, не сдержался. Нормальным людям уже ничего нельзя. Ругать их нельзя. Только им всё можно, грязным извращенцам. Отнимать детей, настраивать их против родных родителей. Пожалуйста! Всё это в порядке вещей. Вполне естественно.
– Как вы можете? Эти люди заботились о ребенке, когда вас не было рядом.
– Я не знал.
– Неважно. Так или иначе, вас не было. А ребенок получал всё что нужно, ласку, тепло и заботу.
– Таким, как они, детей вообще нельзя отдавать.
– Ненавижу тебя. – Прошептала Моника.
Лорейн оглянулась на Саймона. Его глазёнки тоже недобро сузились. Она даже посочувствовала бедняге Зановски. «Умеешь ты, парень, расположить к себе людей».
– Постарайтесь взять себя в руки, детектив. Эти люди действительно не сделали лично вам ничего плохого, как говорится, кроме хорошего. Вы же полицейский, должны вести себя достойно в конфликтной ситуации.
– В любом случае, скоро всё закончится. Я подал в суд на право единоличной опеки.
Моника наклонилась к Саймону и что-то шепнула ему на ухо. Глаза мальчонки раскрылись до предела, он даже вздрогнул слегка, но согласно закивал в ответ своей подруге. Лорейн и представить не решилась, что задумала эта девочка.
Что называется, «в сухую» с этим человеком в одном помещении находиться было тяжеловато, поэтому, когда ребятишки наелись и устроились перед телевизором, Лорейн позволила себе пошуровать в спиртных запасах Патрика. Кроме шотландского виски, дегустируемого накануне, нашлась еще нетронутая бутылка портвейна и мартини почти на донышке. Что лучше, портвейн откупорить или мартини прикончить? Они с Патриком отнюдь не близкие приятели, во всяком случае, пока. На что он меньше обидится? Поколебавшись выбрала мартини. Хэнку составить компанию не предложила. «Извините, мистер Минус обаяние, мы с вами по разные стороны баррикад».
– Во сколько он вернется, вы не знаете?
– А пусть хоть вовсе не является, я не запла́чу.
– Дикость какая. Скажите, у вас, у самого, рациональное есть объяснение своей ненависти?
Зановски расхохотался.
– В точку, доктор! Рационального нету. Если бы было, не ненавидел бы так уж, а? Ничего с собой поделать не могу. Не человек – слизняк, мокрица, сопля зеленая. Как говорит, как ходит – прямо с души воротит меня.
«С ума сойти! Уж чья бы мычала».
– На вкус и цвет, детектив, товарищей, действительно, нет. По мне, так он гораздо приятнее вас. Во всех отношениях. Уж извините женщину за откровенность.
Хэнк расхохотался еще громче. Лорейн аж передернуло.
– Оригинальничаете, дамочка? Ну-ну! Только никакой награды от него за симпатию вам не светит. Он о подобных вам ноги вытирает. Таких, как вы ему не требуется – кого-то вроде меня подавай. Мужика ему надо. Вот тут он на всё готов. Перед любым болтом как кошка изогнется. Пакость гнойная.
Лорейн размахнулась и смачно съездила Зановски по щеке.
– Вы психопат. Я доложу о вас.
– Как угодно, леди. Еще одно препятствие? Не страшно. Всё преодолеем. Тут уж больше, меньше – роли не играет. Назначат экспертизу? Пройду, не сомневайтесь. Я-то, как раз, здоров. Это мир вокруг с ума посходил. Эти, вишь, нормальными теперь считаются…
Открылась дверь – вернулся Патрик. Лорейн обрадовалась ему, почти как Моника. Если бы девочка не опередила, тоже на шею бросилась бы. Он вошел такой уже близкий, нежный, тонкий красивый, со скрипкой, конечно, не с арфой – арфа была во сне. Очень не хотелось оставлять отца и дочь наедине со злодеем, но взятые на себя обязательства Лорейн исполнила вполне, нужно было уходить.
– Вот видишь, я была права. – Сказала она Саймону по дороге домой. Ведь нужно было как-то откоментировать последние события. – У Моники сейчас трудные времена, мы все должны ей помочь.
– Я понял, мам, не беспокойся. Хотя, конечно, если бы пришлось выбирать мне…
Лорейн навострила уши, но сын замолчал на полуслове, глубоко задумавшись.
– Ну, ну, договаривай.
– Не обижайся, мам, я бы выбрал полицейского.
– Вот это номер. А мне показалось, он тебе не понравился.
– Сначала да. Но, вообще-то, думаю, он злится, потому, что расстроен. Если бы я тебя так не любил, ты ведь тоже рассердилась бы, правда?
– Ничего подобного!
– Вот и сердишься.
– Я прямо не понимаю, как ты можешь сравнивать. Я и ты – это совсем другое.
Он потянулся обнять ее.
– Угу, другое. Слушай, мам, если он им совсем не нужен, может, себе его возьмем?
– Ты что, серьезно? – Поперхнулась Лорейн.
– Нет же, нет, шучу. Я понимаю, он хочет свою дочь и больше никого. Обидно просто. Кому-то вон сколько отцов, а кому-то фиг с маслом.