Возвращение в юность

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Когда утром Кевин увидел деда, завтракавшего с матерью на кухне, он сразу почувствовал неладное. Кевин достал из холодильника пакет апельсинового сока, внимательно посмотрев на обоих.

— Доброе утро, дедушка, — уважительно поздоровался он, наклоняясь и целуя мать в щеку.

Фостер Дойль поднялся со стула и похлопал внука по спине.

— Сегодня прекрасное утро, я вышел прогуляться и в последнюю минуту решил заглянуть к вам. Мне очень захотелось знаменитых булочек с корицей, которые печет Дульчи.

Они говорили о нем, он почти физически чувствовал это. У Кевина был нюх на такие дела. Где же папа? Где Бетт? Ему необходим союзник.

— Твоя мама сказала, что ты устроился на работу в новый спортивный магазин, — дружелюбно заметил Фостер Дойль.

Кевин поморщился. Придется покончить с этой темой раз и навсегда. Папа на его стороне, а это самое главное.

— Да. Мистер Хэррис сразу же взял меня. Я работаю у него полный день, и он может на меня положиться. Мы пожали друг другу руки, я дал ему слово и постараюсь все делать хорошо, — Кевин чувствовал себя скованно. — Дедушка, я намерен работать!

— Похвальная мысль, мальчик, очень похвальная, но Хейдены никогда не работали до учебы в колледже. Что подумают о тебе в городе? Ты не нуждаешься в деньгах. Приняв это предложение, ты лишил места другого парня, которому они действительно нужны. Скажи, сколько платит Хэррис, и я дам тебе столько же. Ты будешь свободен все лето и сможешь делать, что пожелаешь.

Кевин прищурился.

— Ценю твое предложение, дедушка, но я хочу работать. По-моему, мне понравится в магазине, к тому же мне нравится сам мистер Хэррис. Он отличный парень. Я уже приступил к делу. Папа одобряет.

— Я согласна с дедушкой, Кевин. Позволь какому-нибудь нуждающемуся парню занять это место, а ты сможешь провести лето с Бетт. Ведь скоро ты уезжаешь, а она будет ужасно скучать. Ты должен проявить к ней участие, — умоляла Ирэн.

Кевин посмотрел сначала на мать, а потом на деда. Они снова мучают его. Они объединились против него и отца. Он всегда уступал просьбам матери, но теперь не собирался этого делать. Теперь он будет делать то, что хочет. И отец на его стороне.

— Если ты такой независимый, то как собираешься зарабатывать деньги, когда начнешь учиться в Тьюлейне? — раздраженно произнес Фостер Дойль.

— Я это уже обдумал, — ответил Кевин, внимательно посмотрев на Фостера Дойля. — Буду работать во время обеденного перерыва в кафетерии. Я уже подал заявление. За это можно получать бесплатный обед.

— Кевин, — застонала Ирэн, — что с тобой? Где ты нахватался этих мыслей?

— У меня всегда были эти мысли, только ты не изволила меня слушать. А папа со мной согласен. Послушайте, мне надо уходить, иначе я опоздаю на работу. Рад был тебя увидеть, дедушка. Мама, к ужину я вернусь. Если опоздаю, не ждите меня, я поем с папой.

Когда дверь за Кевином закрылась, Фостер Дойль опустил руки и посмотрел на Ирэн.

— И ты считала, что все в доме подчиняются тебе? — раздраженно спросил он.

— Я же говорила, что он уже все решил. Артур с ним заодно. А знаешь, это не так уж и плохо. Если Кейдер и подозревает что-то, я уверена, он будет молчать. В конце концов, Кевин его плоть и кровь, pi он не станет причинять боль мальчику. А Кевину было бы больно. Кейдер не так глуп, папа.

— Мы проиграли этот бой, но война еще не окончена, — задумчиво произнес Фостер Дойль. В этот момент он принял твердое решение встретиться с Кейдером Хэррисом и все выяснить. И чем скорее, тем лучше.

Ирэн вытерла слезы, жалея, что не взяла с собой сигарет.

— Я всем займусь сам, дочка! Успокойся и отправляйся по магазинам. Купи себе новую шляпу с перьями, как мне нравится. Я сам позабочусь о Кевине, твоем осле-муже и Кейдере Хэррисе.

У Ирэн засосало под ложечкой. Почему он не дает ей самой заняться своими делами? Кевин — ее сын и сын Кейдера. Последнее слово должно остаться за ними. В этот момент Ирэн Хейден Томас страстно ненавидела своего отца. Сила этого чувства так напугала ее, что она резко поднялась и вышла, оставив Фостера Дойля сидеть с открытым ртом. Она бросилась в свою комнату и начала торопливо искать ментоловые сигареты. Потом с трудом открыла непослушными пальцами помятую пачку и сломала четыре сигареты, прежде чем ей удалось, наконец, поднести к губам пятую и закурить. Из груди ее вырвалось рыдание.

Артур Томас поправил жилет своего строгого, в голубую полоску, костюма и вышел в приемный зал похоронного бюро. Помещение было выдержано в темных тонах с отдельными фрагментами темно-красного, ярко-красного и позолоты. Артур всегда слегка морщился, когда входил в эту комнату, потому что она была местом проявления искренней и безутешной скорби. В отличие от сдержанных, тщательно продуманных похорон белых, уход из жизни чернокожих граждан Хейдена сопровождался громким плачем и стенаниями родственников. Он думал, что, содержа много лет похоронное бюро, уже привык к рыданиям и проявлению чувств на людях, но оказалось, что это не так. Происходившее по-прежнему приводило его в смущение. Артур предпочитал спокойные, торжественные церемонии своих соплеменников. С белыми ему было необходимо только выказать сочувствие и понимание, быть вежливым и провести церемонию проводов в последний путь достойным образом. Черные выражали свое горе более эмоционально, что производило тяжелое впечатление на тех, кто пришел выразить близким соболезнование и участие. Их молитвы, бесконечные «аллилуйя», евангельские песнопения вызывали неподдельные переживания Артура Томаса.

Именно потому, что он чувствовал себя в подобных случаях не лучшим образом, Артур и нанял Дестри Дэвидсона, который стал его помощником и проводил похороны черных. Сейчас владелец бюро отыскал глазами Дестри и сделал ему знак выйти в вестибюль.

Дестри Дэвидсон, очень высокий, безукоризненно одетый и подтянутый, всегда держался с достоинством и, казалось, никогда не торопился, хотя Артуру было известно, что он очень эмоционален. Когда Артур смотрел на Дестри, ему неизменно приходило на ум слово «консерватор». Даже его густые волосы были всегда тщательно уложены, аккуратно подстрижены, и ни один волосок не торчал из безупречной прически. Его белоснежные рубашки казались еще белее на фоне темной кожи лица. Ирэн как-то сказала, что Дестри изысканно чистый, хотя, скорее, чистый, чем изысканный. Артур, правда, не совсем понял, что именно подразумевала его жена.

— Вы уже не вернетесь сегодня, мистер Томас? — серьезно и угрюмо спросил Дестри.

— Нет, Дестри. Ты один проведешь эту церемонию и прекрасно обойдешься без меня. Знаешь, я давно собирался спросить: так ли уж необходимо мое присутствие, когда хоронят кого-то из ваших? Что-то подсказывает мне, что лучше, если ты будешь все делать сам.

Сложив руки на сильной и широкой груди, Дестри смотрел на Артура Томаса, которого уже десять лет называл «мистер Томас».

— Означает ли это, что мне не нужно присутствовать на похоронах белых?

— Нет, я совсем не это имел в виду, Дестри. Ты же знаешь, что я не смогу справиться без тебя. Я только хотел сказать, что, по-моему, твои люди чувствуют себя свободнее, когда меня нет.

Взгляд темных глаз Дестри остался непроницаемым.

— Как прошел сегодня городской совет? Пришли ли к какому-то решению?

— Много спорили и ругались, как я и предвидел. Ты ведь за строительство резервуаров, не так ли, Дестри?

— Да, мистер Томас. Мы с вами уже не раз говорили об этом. Городу нужно похоронное бюро для черных, и я надеюсь, что когда-нибудь открою такое. Если в Хейдене начнут строить хранилища, черное население увеличится. Не думаю, что жителям угрожает загрязнение окружающей среды и опасность взрыва. Этот город совсем захиреет, если здесь не будет развиваться какая-нибудь промышленность. Если не резервуары, то должно быть что-то еще. Нам нужно обновить кровь, нужны новые идеи. Я, конечно, говорю не только от себя, но и от имени моих людей.

— Думаю, еще слишком рано думать о том, что будет дальше. Через несколько дней городской совет снова проведет заседание, и тогда посмотрим, куда дует ветер. Я еще не принял окончательного решения. У моей жены, наоборот, по этому поводу свое, совершенно определенное мнение, но я не позволю ей оказывать на меня никакого давления. Я хочу для города и его граждан только лучшего.

Дестри многозначительно посмотрел на часы, а затем на Артура Томаса.

— Мисс Бетани ждет в вашем кабинете, мистер Томас, и если вы не пойдете домой сейчас, то опоздаете на ужин.

— Когда начнутся похороны?

— Через пятнадцать минут. Для этой семьи у меня будет особая церемония. Она будет очень… э-э… прочувствованной, — пояснил Дестри. Он знал, что Артур не любит чрезмерного проявления скорби. — Когда умирает черный ребенок, трудно быть сдержанным.

— Всего доброго, Дестри, — сказал Артур и направился в кабинет.

— До свидания, мистер Томас. Приятного ужина, — тихо ответил Дестри.

Артур сел за тщательно сервированный домашний стол в надежде, что вечер будет для него приятным. Он заметил новую прическу Ирэн. Волосы ее стали такими же светлыми, как в молодости, когда он женился на ней. Артур не поскупился на комплименты, и впервые за много лет Ирэн покраснела под его оценивающим взглядом.

Но уже через несколько минут после того как Дульчи подала ужин, Артур понял, что даже новый облик Ирэн не сможет разрядить напряженную атмосферу за столом. Бетт уставилась в тарелку и ничего не ела, Кевин ковырял вилкой ветчину, ни разу не попробовав сочное мясо. Артур перевел взгляд с детей на жену, а потом снова на Кевина. Притворившись, что ест, он наблюдал, как Бетт украдкой бросает взгляды на Ирэн. Он понял, что что-то должно произойти. Это касалось Кевина и не сулило ему ничего хорошего. Рано или поздно Ирэн выскажет то, чего ждет от нее Бетт. Его предположения подтвердились после того, как Дульчи подала ореховый пирог с кремом.

— Кевин, Бетт сказала, что ты собираешься на вечеринку с Джуди Эванс. Лютер Гатри пригласил туда же Бетт. Это ее первая более или менее взрослая вечеринка, поэтому вы должны пойти вместе, чтобы ты смог присмотреть за ней. Так мне будет спокойнее.

— Ирэн! — Артур почти перешел на крик. — Почему ты требуешь, чтобы дети все время были вместе? Во-первых, Лютер слишком взрослый парень для Бетт, а во-вторых, Кевин не обязан хвостом ходить за сестрой. Прекрати решать за них. Откуда ты знаешь, может, Кевин уже договорился с кем-нибудь другим? Прежде чем отдавать распоряжения, могла бы спросить его!

— Артур, за детей отвечает мать. Я считаю, что Бетт имеет право пойти на вечеринку. К тому же Лютер очень приятный мальчик. Разве ты не помнишь, как он всем понравился, когда участвовал в свадебной церемонии Анны Делфайн?

— Ирэн, это было десять лет назад. Если ты так волнуешься за Бетт и считаешь, что за ней нужен глаз да глаз, значит, ей еще рано ходить на такие вечеринки. Кевин должен чувствовать себя свободным, и закончим на этом разговор! — заявил Артур и поднялся из-за стола, Взгляд его стал суровым и холодным.

— Папа, да я не против. Правда, не против… — промямлил Кевин.

— Вот видишь, Артур, даже Кевин не возражает…

— Мальчик понимает, что ты именно этого от него и ждешь. Я сказал, Ирэн, Кевин не станет брать с собой на вечеринку Бетт. Пора ей быть самостоятельной!

Бетт вскочила из-за стола, и глаза ее наполнились слезами.

— Папа, ты меня ненавидишь! Ты всегда принимаешь сторону Кевина. Это моя первая вечеринка, а ты хочешь все испортить. Теперь я сама не хочу туда идти. Ты все испортил! — заплакала она.

Артур продолжал стоять на своем. Его поразило странное выражение глаз дочери. Он понял, что Бетт предвидела его возражения. И теперь, убедившись в том, что отец не собирается менять свое решение, она выбежала из столовой и бросилась вверх по лестнице к себе в комнату.

— Теперь видишь, что ты наделал! — заплакала Ирэн.

— Ничего страшного, и ты это знаешь, Ирэн. Кевин имеет право на собственную жизнь, и ему уже пора начинать ее. Семнадцать с половиной лет он выполнял твои желания. Этого более чем достаточно! — заорал Артур и так сильно стукнул кулаком по столу, что Ирэн чуть не свалилась со стула.

— Очень хорошо, — вдруг холодно произнесла она. — Но если с Бетт что-нибудь случится, это будет твоя вина, Запомни, Артур Томас. И ты тоже, молодой человек, — Ирэн погрозила пальцем перед носом Кевина. — Пусть ты ничего не возразил, но всем своим поведением дал понять, что не хочешь, чтобы сестра пошла с тобой на эту вечеринку.

— Мама… — умоляюще начал Кевин.

— Меня не интересует, что ты сейчас собираешься сказать! Ты свободен. Можешь идти, Кевин. Куда хочешь! Никогда не думала, что доживу до такого дня, когда мой муж и мой сын так поступят со своей дочерью и сестрой. Хейдены, — напыщенно произнесла она, — никогда так не поступали. Дедушка Хейден сейчас, наверное, переворачивается в гробу!

— Ирэн, твой дедушка Хейден был известным распутником, так что перестань притворяться и называть его святым. Едва ли он станет переворачиваться в гробу из-за того, что его правнук не пошел с сестрой на вечеринку. Скорее, он бы даже поддержал Кевина. И давай закончим, Ирэн. Я больше не желаю слышать об этом. Ты меня поняла?

Проигнорировав его слова, Ирэн поднялась из-за стола. Она не станет обращать внимания на Артура, как всегда в подобных случаях. А если постарается, то может даже сделать вид, что его вообще не существует.

Кейдер в одиночестве дожевал сандвич, сидя среди коробок со спортивным снаряжением, и бросил остатки в стоящую рядом корзинку для мусора. Потом откинулся на спинку стула, положив ноги на поцарапанный стол. Его внимание привлекла автостоянка у магазина и длинный сверкающий «линкольн-континенталь», который припарковывался поперек белых полосок. Черт возьми, он так старался, нанося эти белые полоски. Кейдер поморщился. И ждал.

Фостер Дойль Хейден вошел в помещение магазина, прошел через зал и не сразу заметил сидящего за столом Кейдера. Их взгляды встретились, однако Кейдер даже не подумал сменить небрежную позу. Поскольку второго стула не было, старик почувствовал себя неловко, но Кейдер именно этого и хотел. Теперь он диктовал свои правила, и Фостер Дойль Хейден понимал это.

— Зачем ты сюда приехал? Из-за мальчика? — задал он прямой и резкий вопрос. — Кейдер молчал. Надо выиграть время. Пусть старикашка говорит. Может, он узнает что-нибудь ценное из его болтовни. — Конечно, ты вернулся не из-за Ирэн. Она замужем. Этому городу не нужен магазин спортивных товаров, как не нужен и ты. Этому городу никогда не были нужны такие, как ты. Что ты хочешь? Сколько ты хочешь, Хэррис, чтобы собрать свои пожитки и убраться отсюда?

Кейдер прикурил сигарету и бросил спичку на пол. Какая прекрасная вещь власть. Теперь он понимал, почему старик всегда чувствовал себя на коне. «Сейчас ты у меня попрыгаешь, старый ублюдок», — зло подумал он.

— Ну что? Сколько?

Кейдер опустил ноги на пол и наклонился через стол:

— Ты купил меня однажды, и я принадлежал тебе четыре года, Мы играли по твоим нечестным правилам. Но я соглашался играть, потому что мы заключили сделку. Ты сказал, что Ирэн хочет сделать аборт, и я почти поверил тебе. А сейчас, сукин сын, мы играем по моим правилам, а эти правила гласят, что я не должен ничего тебе говорить. Я тебе ничего больше не должен.

— Я вышвырну тебя из города! — взорвался Хейден.

Кейдер рассмеялся:

— Но когда будешь сопровождать меня по главной улице, я буду весело играть на дудочке. А следом пойдут Ирэн и Кевин. Ты еще не понял, ублюдок, что все карты в моих руках!

— Я уверен, ты не станешь причинять боль Кевину, ведь он — твой сын. Если скажешь ему об этом сейчас, будет только хуже. Мальчик счастлив, всем доволен, считает Артура Томаса своим отцом. Я заплачу тебе сколько угодно, дам тебе все что угодно, если ты дашь мне слово уехать, — умоляюще произнес Хейден.

— Нет, мистер Хейден. У вас не хватит денег, чтобы купить меня во второй раз. Я больше не продаюсь. Я редко даю кому-нибудь советы, но на этот раз сделаю исключение. Уноси отсюда свою тощую задницу, садись в свой катафалк и убирайся к черту! Этот магазин — моя частная собственность. И больше сюда не возвращайся. За эти годы я стал очень чувствительным, а ты оскорбляешь меня. Это значит, мистер Фостер Дойль Хейден, что тебя выставляет футболист по имени Кейдер Хэррис.

Лицо у Фостера Дойля покраснело, а затем стало почти синим. Он охнул, схватившись за сердце, затем судорожным движением достал из кармана маленький пузырек. Трясущимися руками он положил таблетку в рот и немного подождал, крепко сжав кулаки.

Кейдер прищурился, но не сделал ни малейшего движения, чтобы помочь или помешать старику. Слепая ненависть бурлила в нем.

— Ты что, дал бы мне умереть? — изумленно спросил Фостер Дойль, когда дыхание и нормальный цвет лица восстановились.

— Не знаю, — честно признался Кейдер.

Старик расправил плечи. Кейдер Хэррис никогда не узнает, каких усилий ему это стоило.

Кейдер Хэррис запер дверь и минуту постоял, глядя на опустевшую улицу. Торговцы закрыли магазины до завтрашнего дня и ушли, а витрины остались, как часовые.

Он вывел машину со стоянки и в последнюю минуту решил съездить поужинать в «Лемон Дроп». Правда, в данный момент еда его интересовала меньше всего. Возможно, он просто выпьет пару рюмочек и отправится в бордель к тетушке Кледи, чтобы найти там какую-нибудь маленькую путану. После долгого воздержания не приходится быть слишком привередливым. Он усмехнулся про себя, но затем снова стал серьезным и прикусил нижнюю губу. Интересно, как прошло заседание городского совета? Возможно, в «Лемон Дроп» он сможет узнать об этом.

По дороге взгляд Кейдера то и дело останавливался на местах, которые он когда-то хорошо знал, а теперь почти забыл. Черт возьми, город почти не изменился! Он поморщился. Боже, если бы ему пришлось всю жизнь прожить в этом захолустье, он бы сошел с ума. Ему нужны яркие огни и бурная жизнь. И, черт возьми, он постарается, чтобы так оно и было… Хейден станет для него последним рубежом, он наполнит здесь свой горшочек золотом. Немного положит в банк, а остальное будет тратить. Он не собирается копить на черный день.

Санди Уотерс сразу же заметила Кейдера, вошедшего в зал. Она как раз несла на подносе двойную порцию виски для одного из клиентов. Ей с трудом удалось не уронить поднос, не броситься навстречу Кейдеру и не повиснуть у него на шее, Черт возьми, ни один мужчина через восемнадцать лет не смог бы вызвать у нее такой реакции! За одно мгновение все прошедшие долгие годы исчезли из памяти, и перед ней стоял семнадцатилетний Кейдер. Он не мог сразу разглядеть ее в полутемном зале. «Подай клиенту заказ, — уговаривала она себя, — а затем беззаботно подойди к стойке бара, где он будет сидеть, и скажи что-нибудь безразличное и насмешливое. Чтобы все было высший класс».

Рука Санди слегка дрожала, когда она поставила виски на столик клиента.

— Не хотите заказать орешки или соленое печенье? — мягко спросила она. — Приятного вечера, сэр.

Слава Богу, она сегодня хорошо выглядит. Потратила немало времени на свой туалет и макияж. А после обеда сделала прическу. Она знала, что очень привлекательна: заметила, каким взглядом ее проводил мужчина, которому только что подала виски. Она неплохо подготовилась к встрече и могла бы быстро приручить его.

Глубокий вдох. Никаких отговорок. С места и вперед. Зачем притворяться? Что плохого в том, если она покажет Кейдеру, что рада видеть его? Подходи, не мешкай.

— Привет, Кейд, — улыбнулась она и села рядом на высокий стул у стойки бара.

Глаза Кейда расширились, когда он без тени смущения разглядывал привлекательную женщину, появившуюся перед ним.

— О-о, что мы здесь имеем? — оживился он. — Не может быть! Это невероятно! Не верю своим глазам… Санни! Он резко повернулся на высоком стуле и в следующий момент заключил ее в объятия. — Черт бы меня побрал! Ты классно выглядишь. О Боже, ты повзрослела…

— И как ты это находишь? — засмеялась Санди. — Ты тоже прекрасно выглядишь, — мягко произнесла она. Не страшно, что губы ее дрожат. Не страшно, если он заметит это. Он прекрасно знает, как остановить эту дрожь. — Я часто вспоминала тебя, Кейд. Чаще, чем этого требуют приличия. Солги мне, Кейд. Скажи, что тоже вспоминал меня.

— Малышка, это не будет ложью. Я думал о тебе больше, чем о любой другой женщине. Прошло так много времени… Ты знаешь, чем я занимался. Я много ездил повсюду. То, что было между нами, прекрасно, но мы оба понимали, что это не могло иметь продолжения… Мы оба это знали, Санни.

— Ты неправ, Кейд! Я этого не знала. Я хотела, чтобы это было навсегда. Я любила тебя. Разве ты не помнишь? Солги еще раз, скажи, что помнишь…

— Восемнадцать лет — большой срок, — выдавил из себя Кейд.

Спазмы сжали горло, когда он увидел, как откровенно и жадно смотрит на него Санни. Кто сказал, что люди с годами меняются? Кто мог утверждать, что время изменило Санди Уотерс? У нее могла быть другая прическа и другие духи, но сама она осталась прежней. То же беззащитное выражение глаз, те же полные зовущие губы, которые сейчас дрожали от волнения. Она осталась той же молоденькой девчонкой, которая когда-то прильнула к нему, испытывая стыд и страх. Люди, рожденные, как Санди Уотерс и Кейдер Хэррис, в бедных кварталах города, никогда не меняются. Меняются времена, меняются обстоятельства, но люди — никогда.

Кейдер поставил локти на полированную стойку бара, где его уже дожидалась выпивка. Гостиница «Лемон Дроп», вероятно, построена недавно. По крайней мере, во время его отсутствия. Красивая, в нью-йоркском стиле, повсюду полировка и бархат, отдельный зал для обедов и ужинов. Конечно, он встречал места и получше, но были и похуже. Для такого города, как Хейден, это вполне приличное заведение.

В широком затуманенном зеркале за спиной бармена глаза Кейдера неотступно следовали за Санди, выполняющей свою работу. Он слышал ее мягкий хрипловатый смех, Фигура у нее стала еще привлекательнее — чуть полнее и женственнее, хотя и не потеряла девичьей упругости и стройности. Мужчины бросали на Санди восхищенные, откровенно оценивающие взгляды.

Кейдер вдруг осознал, что ему не нравится, что кто-то другой разговаривает с Санди, заставляет ее смеяться. Он видел, какими глазами мужчины смотрят на нее, и это его раздражало. Впрочем, чего он ожидал? Мальчики превратились в мужчин, и если раньше они украдкой бросали на нее страстные взгляды, то теперь смотрят с нескрываемой похотью.

Сделав большой глоток, Кейдер постарался подавить в себе старое, вернувшееся из юности собственническое чувство и желание оградить ее от всех. Но теперь Санди не нуждалась в его защите. Она научилась справляться сама. Чувство сожаления охватило его, содержимое стакана показалось горьким. Затем он заметил, как Санди бросила на него быстрый взгляд. Под внешней утонченностью и уверенностью проглядывало все тоже выражение испуганной девочки. И выпивка сразу стала слаще на вкус.

Когда Санни Уотерс вышла из «Лемон Дроп», она лишь слегка удивилась, увидев, что Кейдер Хэррис ждет ее на автостоянке. Она приблизилась, и он выглянул из окна автомобиля. Свет от фонаря падал на его светлые волосы, делая их серебристыми. Невероятно длинные ресницы окаймляли его темные глаза. Он взглянул на нее, и она почувствовала, как ноги ее подгибаются.

— Мне ехать за тобой, или, если хочешь, я отвезу тебя домой? — слова прозвучали не как вопрос, а, скорее, как утверждение. Это было похоже на Кейдера — отбросить всякие условности и сразу перейти к делу.

— Поезжай за мной, — услышала она свой голос.

Санни ехала по главной улице по направлению к дому и обдумывала, как могла бы повести себя с ним — заморочить ему голову, разыграть, — но это было совсем ей не свойственно, а Кейдер слишком хорошо знал ее. Как давно это было, чертовски давно, но, как и прежде, при виде его она чувствовала возбуждение. «Собака Павлова! — Она поморщилась. — Стоит только один раз взглянуть на Кейдера, как в голове звучит звоночек и между ног становится влажно».

Санди с трудом вставила ключ в замок, чувствуя за спиной присутствие Кейдера. Наконец дверь открылась, и ее рука потянулась к выключателю. Он схватил ее за запястье и прижался губами к ее ладони.

— Не включай свет, Санни. Он нам не нужен, правда? Разве мы не помним друг друга, как будто все было вчера? — голос его звучал хрипло и нежно.

Его губы были совсем близко, около ее уха, и она чувствовала на шее его дыхание. Дверь за ними захлопнулась. Не церемонясь, он притянул к себе Санни. Она почувствовала силу его желания и нарастающее возбуждение, ощутила, как напряглась его спина под светлой спортивной курткой, как дрожь пробежала по всему его телу. Ее губы жадно слились с его губами, исчезли все эти годы, разделявшие их, она почувствовала, как страсть охватывает ее.

Он последовал за ней в спальню, вдыхая аромат духов, который исходил от занавесок, от покрывала на кровати, смешиваясь с запахом пудры и лака.

— Я хотела, чтобы ты посмотрел мою квартиру, — тихо произнесла она. — Мне хотелось, чтобы ты увидел, чего я достигла с тех пор, как покинула бедную окраину.

— Ш-ш, — пробормотал он, — я увижу все это позже. А сейчас хочу смотреть только на тебя, — он потянулся к туалетному столику и включил ночник. Розоватое тусклое сияние залило комнату. — Позволь мне смотреть на тебя, Санни.

Санни удивленно ахнула. Неужели он помнит, как они в первый раз встретились в бедной лачуге его отца? В ту ночь они были совершенно одни. Его отец кутил в борделе тетушки Кледи, и Кейд заверил ее, что он не вернется до утра. В ту ночь Кейд тоже целовал и ласкал ее, говорил, что хочет ее, что любит ее, Он прошептал тогда: «Позволь мне смотреть на тебя, Санни».

Ее словно стремительно затягивало в бурный водоворот, но вода была горячей, как кровь. Прошлое и настоящее смешались у нее в голове, она снова стала шестнадцатилетней девчонкой, снова любила Кейдера Хэрриса, и та далекая, первая страсть снова была готова захлестнуть. Неважно, хорошо это или плохо. Существовал только Кейдер, чьи пальцы, ласкающие ее грудь, обещали необыкновенное блаженство. С ним она чувствовала себя прекрасной и желанной. Он заставлял ее хотеть лишь одного — принадлежать ему. Отдавать, отдавать, отдавать ему себя — безоглядно и безгранично…

— Ты так прекрасна, Санни! Так прекрасна, — прошептал он, а затем сел на край постели и прижался лицом к ее животу.

Ей хотелось быть прекрасной только для него. Ей хотелось сделать его счастливым, доставить ему удовольствие. Его наслаждение принесет наслаждение и ей, как он учил ее, когда ей было четырнадцать лет, Он опустил ее на постель, склонился над ней и стал ласкать ее губы, проникая языком глубоко в ее рот. Она отвечала на его поцелуи, касаясь кончиком языка его губ, помня, как ему это нравилось.

Он стал целовать ее шею, а руки нежно и осторожно исследовали ее тело. Его рука нежно коснулась ее груди, спустилась ниже к плоскому животу, а затем к бедрам. Ласковые прикосновения возбудили в ней жар, напомнили о юности и сделали настоящее еще слаще. Она уже не была застенчивой девочкой, боявшейся собственных ответных чувств, которую нужно было приручать, как молодого жеребенка. Санни с готовностью открылась ему, ожидая знакомых ласк, чувствуя, как его губы целуют все ее тело, пока не остановились в самой сердцевине. Дрожь охватила ее, она потянулась к нему вся, и кровать прогнулась под его тяжестью. Он упал на колени и стал языком пробовать и ласкать ее.

Она наблюдала, как он быстро разделся и небрежно сбросил одежду на пол. Тело его было прекрасно. Юношеская стройность превратилась в совершенную силу мужчины. Широкая грудь, сильные руки, узкие бедра. Золотистые волосы на груди тонкой полоской спускались по тугому животу, заканчиваясь темной рощицей между бедрами. Ноги длинные, мускулистые. Но взгляд ее снова вернулся к темной рощице между ног.

Санди протянула руку, ее пальцы нежно коснулись его плоти и внутренней поверхности сильных бедер. Она оперлась на локоть и притянула его к себе. Ее губы ласкали его, наслаждаясь сдержанными стонами Кейдера.

— О Боже, Санни. Твой рот, твой прекрасный рот… — прошептал он так тихо, что она подумала, будто ей это показалось. Его руки гладили ее голову, шею, плечи. — …О Санни, твой рот, — она притянула его к себе еще ближе. — Люби меня, Санни. Я хочу, чтобы ты любила меня…

Он оторвался от нее, опрокинул на спину и вытянулся рядом. Когда он целовал ее, она чувствовала вкус собственной плоти на его губах и знала, что и он чувствует вкус своей плоти на ее губах, Эта мысль возбуждала ее.

Он целовал ее, словно наслаждаясь вкусом ее тела. Он покрывал поцелуями ее грудь, живот, бедра. Его руки ласкали ее, любили ее, владели ею.

Санни закрыла глаза, губы ее приоткрылись, она, как волна, подымалась и опускалась под его нежными, ласкающими пальцами. А когда взяла в ладони его набухшую плоть, ее тело страстно желало его.

— Люби меня, Кейд… люби меня.

Она почувствовала, как его сильные руки заключили ее в объятия. Он продолжал целовать ее губы, проникая языком в ее рот. Она открылась ему навстречу, чтобы он мог заполнить пульсирующую и ждущую его проникновения глубину. Он осторожно и медленно стал входить в нее, так медленно и нежно, что она приподнялась, желая, чтобы он заполнил всю ее.

Кейд наблюдал за ней, его глаза изучали ее лицо. Веки отяжелели от желания, те же чувства отражались в ее затуманенном взоре. Она была прекрасна, так прекрасна! Никогда еще она не была так прекрасна, как сейчас. Время не изменило ее, он ощущал ту же невинность ее сладких губ, тот же прямой, откровенный взгляд. Даже сейчас, на грани оргазма, ее глаза были удивленно расширены, как будто это происходило с ней впервые. На губах ее засветилась улыбка, она взглянула на него, глаза ее сверкали, как будто он одарил ее — прекрасно и щедро.

Движения Кейдера становились все более настойчивыми и энергичными. Погружаясь в ее теплую сладкую плоть, он испытывал наслаждение. Она предлагала ему себя, а он ее брал, проникая в нее и наполняя неистовым, ненасытным, жадным желанием, заставляя желать еще большего.

Она с радостью встречала каждое его движение. Она прижимала его к себе, держала в своих объятиях, желая, чтобы он проникал в нее глубже и глубже. Ее бедра волнообразно двигались, подчиняясь его ритму.

Они одновременно достигли знакомых высот. Экстаз стал верхом блаженства, всплеском неописуемого восторга.

Санни положила голову на плечо Кейдера. Он обнял ее, словно обещая тепло и покой. Слезы были готовы брызнуть из ее глаз. Как давно она мечтала об этом, молилась, чтобы он снова был с ней… И вот он здесь.

— Кейдер, почему ты вернулся в Хейден? — тихо спросила она, желая услышать, что он сделал это ради нее.

— Хм-м?

— Я спросила, почему ты вернулся в Хейден? Ты всегда ненавидел этот город. Что заставило тебя приехать?

— Ты же знаешь, Санни. Почему я должен объяснять тебе? — притворно-сонным голосом ответил он. Но не мог обмануть ее: Кейдер Хэррис никогда не засыпал первым рядом с женщиной, даже в своей бессердечной юности.

Она приподнялась и посмотрела на него:

— Я ничего не знаю, Кейд. Я хочу, чтобы ты мне все рассказал.

Кейд взглянул на нее с притворной беспечностью:

— Я вернулся, чтобы открыть здесь магазин спортивных товаров.

По ее прямому, откровенному и оценивающему взгляду он понял, что она не верит ему. Внезапно Кейдер почувствовал, что ему нет необходимости врать. Санни прекрасно понимала его, а он всегда был с ней честен. Независимо от того, как он поступал, несмотря на то, что он предавал ее, ища развлечений с другими девушками, она всегда ждала и принимала его — снова и снова. Санни никогда не хитрила. Она вышла из той же среды, что и он, и понимала, как трудно выбраться оттуда. И если сейчас в этом чертовом мире существовал хоть один человек, способный понять, что он делает в Хейдене, этим человеком, несомненно, была Санди Уотерс.

— Я здесь по заданию компании «Дельта Ойл», — сообщил он, ожидая увидеть удивление в ее глазах. Вместо этого она снова уютно устроилась у него на плече.

— Я предполагала нечто подобное. Ведь ты не мог так сильно измениться. Торговля — не твоя стихия. Расскажи мне обо всем. Может, я смогу помочь?

И Кейдер рассказал.

— Итак, если я смогу убедить горожан изменить свое мнение, то кое-что за это получу, Санни. Моя карьера на футбольном поле закончилась. У меня есть самолет, небольшой счет в банке и большие планы. На этот раз я не хочу оказаться в дураках.

— Сколько же ты будешь иметь за это, Кейд? — спросила она, прижимаясь носом к его шее.

— Четверть миллиона и контракт на должность референта по связям с общественностью. Это означает, что я буду заниматься коммерческой рекламой на телевидении, и не только. Это могут быть солидные деньги, и я намерен их получить. У меня открытый контракт, я имею право рекламировать и другие продукты. Если рекламные дела в компании «Дельта Ойл» пойдут успешно, у меня будет много других предложений, — в его голосе звучало удовлетворение.

— А что потом, Кейд? Я хочу сказать — после того, как ты получишь деньги?

— Пошлю к черту этот город. Я ни за что не останусь здесь. Ведь все поймут, что я преследовал собственные интересы.

— А потом? — спросила она, надеясь услышать, что он возьмет ее с собой.

Кейдер промолчал, погладил ее по лицу, их губы снова слились. В ней снова вспыхнуло желание, и она забыла, что он так и не ответил на ее вопрос.