Возвращенная к жизни

10

Они лежали рядом, ласково прикасаясь, друг к другу. Каждому из них было приятно дотрагиваться до тела другого, только что доставившего ему любовное наслаждение. А вот говорить они не спешили. Когда молчать дольше стало просто невозможно, Джизус начал:

— Похоже, дорогая, мы неправильно назвали тебя Марией.

— Я оказалась не девственницей.

— Не совсем. — Он заскользил пальцами вдоль ее руки. — Опытной тебя тоже не назовешь.

— Может быть, я забыла.

— Думаю, нет. — Его ладонь медленно путешествовала по ее груди, он чувствовал, как она вздрагивает. — Наверное, нам будет не просто найти ответ.

— Человек, который пытался убить меня, считал, что я проститутка.

— Не уверен, что это был тот же человек, который совершил все остальные убийства. Чак убежден, что тот, кого они держат у себя, может быть обвинен сразу в трех преступлениях. По-моему, человек, который преследовал тебя, до сих пор находится на свободе.

Мари закрыла глаза и попыталась заставить себя вспомнить что-нибудь новое из своего забытого прошлого. Хоть что-нибудь. Она уже приучила себя вызывать в памяти образ белого оштукатуренного дома и сверкающей водной глади. Голос ее отца… лодка… звуки ружейной пальбы.

Это было чем-то новым, однако она не почувствовала ответного толчка страха. Она сосредоточилась на звуках выстрелов. Беглый огонь. Никаких криков. Она следовала памятью за звуками. Они исходили из помещения, казавшегося полутемным из-за окрашенных в серый цвет стен. Оно выглядело как амбар или кегельбан. На противоположной от входа стене помещался силуэт человека; часть его, с нарисованным кругом, была изрешечена крошечными отверстиями. Следы пуль. Она открыла глаза.

— Стрельбище. Я была когда-то на стрельбище.

— Это объясняет тот профессионализм, с которым ты держала оружие.

— Но зачем?

— Возможно, этого требовала твоя работа?

Девушка покачала головой.

— Я уверена, что когда-то работала с детьми.

— Тогда, может быть, самооборона?

— Но почему?

— Возможно, ты жила в большом городе в криминальном районе.

— Нет, я жила у воды в белом оштукатуренном доме.

Джизус улыбнулся. Этот эпизод ее жизни был не более реален, чем все остальные ее воспоминания.

— Уже будучи взрослой?

Она медленно кивнула.

— Из-за всего того, что говорилось обо мне, я решила сначала, что вспоминаю детство, но теперь я уверена, это было позже. — Она снова закрыла глаза. — Дом двухэтажный, у него высокая красная крыша. — Ее глаза широко раскрылись. — Дом какого-то испанского типа. Может быть, я жила где-то в южных штатах? А может быть, и нет, если принимать во внимание всю эту воду. — Она пожала плечами. — Когда я представляю себе дом, вижу густые заросли кустарников, окружающие его, и большой двор, спускающийся к воде.

— А еще что?

Мари снова закрыла глаза:

— Яркое солнце и железные ворота. Высокие железные ворота. Стена из вечнозеленых растений и тут же апельсиновые деревья. — Она посмотрела прямо на Бертона. — Апельсины! Калифорния.

— Больше похоже на Флориду.

Она села и захлопала в ладоши:

— Флорида. Держу пари, что ты прав, Джизус.

Он тоже сел.

— Центральная или южная часть штата. Возможно, на одном из побережий.

— Пусть Флорида. — Мари закинула руку ему на шею. — Джис, откуда бы я ни явилась, кем бы я ни оказалась, это никогда не встанет между нами. Такое не должно произойти. — Ее губы потянулись к нему. Руки заскользили по его телу. — Люби меня снова, дорогой. Я хочу показать тебе, чему научилась.

Он положил ее на подушки, и в этот раз не было ни колебаний, ни осторожного руководства. Они отдавали друг другу все и брали все без остатка, наслаждаясь тем, что происходило с ними в эти минуты, не думая ни о прошлом, ни о будущем.

Солнце уже село, когда они вернулись на кухню. Поджаренный сыр на бутерброде Мари уже превратился в подобие скрюченной подошвы, но красные бобы дошли до восхитительного состояния и напоминали ароматный крем. В ожидании риса они сели за стол друг против друга. Никому не хотелось ничего говорить.

Мари смотрела на Бертона, подмечая множество милых ее сердцу деталей. Спадавшие на лоб пряди темных волос, суровые морщинки в уголках глаз, которые смягчались, когда он смотрел на нее, гладкую загорелую кожу его щек, которая к утру покроется щетиной. Даже сейчас, пресыщенная любовью, она хотела, потянувшись к нему через стол, взять его руки и говорить безостановочно об огромной силе своего желания.

Прежде чем Мари смогла это сделать, он взял ее ладони в свои.

— Ты только что была моей, а я все еще продолжаю страстно желать тебя. — Он поднес ее пальцы к губам. — И так будет всегда.

— Я надеюсь, что так и будет, — ответила она. — И я знаю, что всегда буду хотеть тебя.

Была уже почти полночь, когда Джизус услышал звук отпираемой входной двери. Незадолго до этого он проснулся и теперь лежал, наблюдая за спящей рядом с ним любимой. Она лежала, подложив ладони под голову, и ее лицо было безмятежно спокойным, как у ребенка, не знающего печалей. Он испытывал мучительное чувство вины за свою жадную страсть. Множество раз он любил ее и не насыщался, не мог укротить своего желания. Завтра она узнает, насколько неосмотрительным он был.

Каждый раз Мари с готовностью отвечала ему. Она отдавалась ему снова и снова с той же страстностью, с какой он хотел ее. Теперь она спала, уставшая и удовлетворенная.

Услышав, как Диген открывает дверь, Джизус встал, оделся и вышел ему навстречу.

— Бенни, я думал, что ты обычно так рано не возвращаешься домой, — приветствовал друга Джис.

— Я хотел застать тебя, пока ты не лег. — Диген жестом позвал Джизуса с собой на кухню. — Появилась ниточка, которая, возможно, приведет нас к преследователю нашей девочки. Оригинал его портрета я оставил себе. Он был сделан так хорошо, что я решил поместить его на выставочной панели моего мольберта. — Чтобы привлечь посетителей, все портретисты, работавшие на площади Объединения, помещали лучшие работы позади мольбертов, за которыми работали. Часто они изображали знаменитостей, но еще чаще были просто хорошие портреты обычных людей.

— Ну?

— Пока я был на площади, он не привлек чье-либо внимание. Но потом, когда перебрался в «Роки-бар», я снова поместил его на мольберте. Приблизительно через час подошел один тип. Он был вдребезги пьян и едва держался на ногах. Он уставился на портрет, и я спросил его, не знает ли он этого человека. Он ответил: «Еще бы» и собрался было уходить.

— Продолжай. — Джизус сел.

— Ну, я пошел за ним, догнал и сказал, что изображенный заказал мне портрет и заплатил, но я потерял адрес и не смог доставить его.

— И он поверил?

— Он был настолько пьян, что поверил бы, если бы я сказал ему, что я президент Штатов. Он поведал мне, что того человека зовут Пэрли Харбисон, и рассказал, где он обитает. Теперь слушай. Этот тип живет в районе улицы Рейнджер. Приблизительно в нескольких кварталах от бара «Красный бык».

— Боже. — Бертон был поражен.

Диген кивнул.

— Пора вызывать войска. Они нам понадобятся. Этот молодчик говорил, что Пэрли — сущий дьявол. Он как-то одолжил ему деньги, а когда потребовал их обратно, тот бросился на него с ножом. Харбисон как-то говорил ему, что во Флориде его разыскивают за серьезное преступление. Но в Луизиане он сумел остаться чистым.

— А почему этот тип не обратился в полицию?

Диген фыркнул.

— Ты что, забыл о кодексе чести воров, Джис? А ты как думал? У него самого рыльце в пушку.

— Надо немедленно поставить в известность Чака.

Заложив руки за голову, Бенни откинулся на спинку стула.

— А если ты увидишь этого человека, то сможешь опознать?

Бертон пытался представить себе лицо преступника, который был изображен на портрете. Он видел его всего лишь несколько секунд, но его облик четко отпечатался в мозгу.

— Да.

— Я уже сам пытался найти Чака. Дома у него никто не отвечает, а в участке мне сказали, что он должен появиться там не раньше завтрашнего вечера.

Джизус поймал себя на том, что в глубине души рад этому, потому что за это время Пэрли может исчезнуть и тогда они, возможно, никогда уже не смогут идентифицировать личность Мари. Ему мучительно не хотелось отпускать Мари в ее прошлое. Джис встряхнул головой. Он не имеет права лишать ее шанса в жизни, как бы ему этого ни хотелось. Кроме того, если не начать действовать прямо сейчас, они могут потерять его след, и тогда девушка снова может оказаться в опасности.

— Я не хочу дожидаться Чака. — Джизус встал и начал расхаживать по комнате. — А что, если он узнает, что кто-то распространяет его портреты, и решит покинуть город?

Бенни согласно кивнул.

— Я думаю, первое, что мы должны сделать завтра утром, это найти дом, где он живет. У моего фургона затемненные стекла, из него можно наблюдать, оставаясь незамеченным. Мы найдем этого молодчика и под каким-нибудь предлогом выманим из дома, тогда ты постарайся рассмотреть его. Если это окажется тот самый тип, мы будем следить за домом до тех пор, пока не прибудет Чак Лоуч.

— Не хочу втягивать тебя в эту историю. Я сделаю все сам.

— Он видел тебя, а я человек посторонний.

Бертон знал, что Диген прав.

— Значит, мы будем просто наблюдать за домом, пока не сможем связаться с Чаком. Мы можем подождать с его опознанием и не рисковать твоей жизнью.

— Я так не думаю.

— Почему?

— Потому что Чак не клюнет на это. Я же виделся с ним, когда передавал ему портрет. Он считает, что Мари старается окрутить тебя. Я пытался возражать ему как можно более убедительно. Если мы сообщим ему, что ты опознал человека из прачечной, он наверняка заинтересуется этим. А если скажем, что нашли того, кто соответствует описаниям Мари, наш доблестный сержант не пошевельнет и пальцем. Так что будем действовать.

— Чак по отношению к ней необъективен.

— Но он ведь любит тебя. Мы оба тебя любим.

Джизус улыбнулся, глядя на друга.

— Ты любишь не столько меня, сколько кого-то еще, не так ли?

Диген покачал головой.

— Я ведь знаю, от кого Мари без ума. Но она дает мне возможность хотя бы немного помечтать.

Джизус понял его.

— Я думаю, нам не стоит посвящать ее в наши дела. Расскажем ей все прямо перед отъездом, завтра утром, — сказал Бенни, вставая и направляясь в свою комнату. — Иначе она не отпустит нас.

Джис тоже встал.

— Прямо не знаю, как тебя и благодарить.

Бенни на секунду остановился.

— Помнишь, шесть месяцев назад меня арестовали?

Диген не любил говорить об этом. Он был одним из тех, кто попался во время облавы на продавцов наркотиков. Он занимался этим крайне редко и случайно угодил в сети, расставленные на профессиональных торговцев. Но приговор был суров. Кампания по борьбе с наркотиками велась очень активно, и он получил пять лет.

— Ты отстоял меня тогда, Джис. Если бы не ты и Чак, я бы вряд ли выжил в тюрьме. Вы оба рисковали ради меня карьерой. Вы сделали это, не думая о благодарности. Дружба выше благодарности.

Они шагнули друг к другу и обнялись. Их суровые детство и юность прошли на улицах, где не принято проявлять излишние эмоции. Сегодня вечером, столько доверив друг другу, они уже не боялись показаться чересчур сентиментальными.

— Что вы так на меня смотрите? — По обилию солнечного света, заливавшему кухню Дигена, Мари поняла, что проснулась довольно поздно. Бенни и Джис были уже на ногах, одетые так, как будто собирались куда-то отправиться. Она встретилась взглядом с Джизусом и почувствовала, что краснеет. Воспоминание о прошедшем вечере, полном страстной любви, искрами промелькнуло в их глазах.

— Не каждый день такие очаровательные женщины появляются на моей кухне, — пошутил Диген. — Этим утром ты выглядишь очаровательнее, чем когда-либо, дорогая.

Девушка снова залилась краской, глядя на Джизуса, и только потом улыбнулась Бенни.

— Спасибо. — Она налила себе кофе.

— Мари, у нас появилась зацепка в твоем, деле. Диген и я хотим разузнать все сегодня. — Голос Джиса был настолько спокоен, будто он объявил, что собирается сходить купить газету.

— Какая зацепка? — Она положила ложечку и посмотрела на них.

— Один человек опознал того, кто изображен на рисунке. И мы, кажется, знаем, где он живет.

— Где? — Девушка плотно зажмурила глаза и вцепилась в край стола.

— Приблизительно в трех кварталах от бара «Красный бык». — Джизус встал, подошел к Мари и обнял ее за плечи. — Не бойся, дорогая. Все будет хорошо.

— Не ходи туда, милый. Лучше вызови полицию. Пусть они этим занимаются.

— Так нужно. Чак появится в участке только вечером. Мы вызовем его.

— Вас могут убить!

— Мы так просто не поддадимся. — Неосознанно Джизус, ослабив объятия, стал поглаживать нежную кожу ее шеи, проскальзывая пальцами за край блузки. — Мы уходим сейчас. Запри за нами дверь. Ты не успеешь и оглянуться, как мы уже вернемся.

Теперь кровь отхлынула от ее щек. Мари побелела как полотно. Казалось, на ее лице остались только одни беспокойные глаза.

— Пожалуйста, не ходи. — Она все еще отчаянно пыталась удержать его.

— Нет. — Бертон прижал ее к себе. — Один поцелуй на прощание, — потребовал он. — И запри дверь.

Губами и всем телом, приникшим к нему, она попыталась передать любимому, как боится за него, но он был непреклонен.

— Как только сделаем все что нужно, мы сразу же вернемся.

Стоя на крыльце, Мари смотрела, как фургон Дигена отъезжает от дома. Когда он скрылся за углом, она заперла за собой дверь. Ее мысли метались в поиске каких-нибудь действий, которые она могла бы предпринять. Ничего стоящего не приходило в голову. Если даже она сможет найти ключи от машины Бертона, вряд ли разыщет место, куда они поехали. А если и разыщет, от нее, вероятно, будет мало пользы. У нее не было и друзей, к которым она могла бы, в крайнем случае, обратиться; ей оставалось только ждать.

Мари мерила шагами гостиную. Почему Бенни и Джизус хотели сначала сами опознать того человека? Как они выманят его из дома? Он трижды пытался убить ее, поэтому с ним опасно разыгрывать сыщиков. Джис и Бенни, пусть даже физически крепкие и имеющие опыт уличных драк, вряд ли могли соперничать с его коварством.

А вот Чак смог бы. Меньше всего девушке хотелось снова подвергнуться издевательским насмешкам Чака Лоуча. Она знала, что думает о ней сержант. Он убежден, что она пытается самым подлым образом поймать на крючок его лучшего друга. Однако если он сможет защитить Джиса и Бенни, пусть думает о ней все что угодно, лишь бы только спас их. Чак оставался для нее единственной надеждой. Она остановилась, закрыв глаза. Самое отчетливое и яркое видение ее преследователя предстало перед ней. Человек на портрете, сощурив глаза, смотрел на нее в упор. Он протягивал к ней грязные, пожелтевшие от табака пальцы. За пояс у него был засунут пистолет, в руке шарф.

Когда Мари открыла глаза, все ее тело содрогалось от дрожи, она бросилась к телефону.

Прошло несколько долгих минут, прежде чем она убедила дежурную в отделении полиции, что связаться с сержантом Лоучем для нее вопрос жизни и смерти. В конце концов, та обещала позвонить по нескольким телефонам и попытаться разыскать его. Но девушка не была уверена, что, даже если его найдут, он станет перезванивать ей. Когда телефон наконец зазвонил, она схватила трубку, прежде чем прозвучала вторая трель сигнала.

— Что у тебя там случилось? — сразу спросил Чак, игнорируя предварительное расшаркивание.

От радости девушка даже почувствовала слабость в ногах.

Однако на Лоуча ее мольбы не произвели никакого впечатления. Он был в клубе и собирался выиграть партию в теннис; он не любил, когда нарушали его планы. Наконец что-то в тоне сказанного задело его за живое. Он попросил ее успокоиться — ему не нравились истеричные женщины. Мари заявила, что ее не волнует, нравится она ему или нет, а просто просит его исполнять обязанности. Еще раз она повторила в отчаянии, что Джизус и Бенни в опасности.

Она рассказала ему то немногое, что ей было известно. Нет, она не знает номер фургона Дигена. Нет, она не может дать его точное описание. Да, она, конечно, смогла бы узнать его, если бы только увидела, но у нее вряд ли есть возможность сделать это, если Чак не потрудится поднять свое большое грузное тело со стула и не соизволит приехать за ней. В трубке раздался сильный шум, и она поняла, что, кажется, совершила невозможное. Она заставила сержанта Лоуча откликнуться на свою просьбу.

Машина, которая через пятнадцать минут остановилась перед домом Дигена, не имела опознавательных знаков, а Чак и его напарник были одеты в шорты и обычные рубашки. Мари оказалась рядом и, прежде чем Чак опомнился, уже открывала заднюю дверцу машины.

— Я не знаю, по какую сторону от бара они находятся, — сказала она, забираясь на заднее сиденье и захлопывая дверцу. — Они, наверное, нарочно не сказали мне этого.

— Они оба тратят на тебя слишком много сил.

— Да, и я знаю, что вы этого не одобряете, но меня это мало беспокоит. — Мари почти выкрикнула эти слова. — Забудьте на минутку о своем отношении ко мне и давайте, скорее, поедем туда.

Впервые она заметила на его красивом лице что-то вроде одобрительного восхищения.

— Пушистый маленький котенок показал коготки.

— Да, если это необходимо. — Она откинулась на спинку сиденья. — Как вы собираетесь их искать?

— Мы будем кругами прочесывать улицы вокруг «Красного быка», начиная с каждого седьмого квартала от него и постепенно приближаясь к бару. Когда я предупрежу, что заметил фургон, будьте наготове.

— Я думаю, это не понадобится. — Мари сосредоточенно смотрела в окно.

— Что-нибудь из окружающего тебе знакомо? — В том, как Чак задал вопрос, не ощущалось обычного сарказма.

Девушка задумалась.

— Не знаю, — сказала она, наконец, в ее голосе сквозила полная растерянность. — Что-то всегда мешает моим воспоминаниям. Как будто я смотрю сквозь колышущуюся занавеску. Только мелькнет что-то значимое, и вот уже ничего не видно.

Она ожидала, что Чак в ответ усмехнется, но ошиблась.

Мари чувствовала, что еще немного — и ее нервы не выдержат. Страх все нарастал. Возможно, в этот момент Джизус стоит перед ее преследователем. Она опасалась за его жизнь в такой степени, что ни о чем другом больше не могла думать. Медленно, один за другим, в ее сознании стали возникать образы.

Бертон, пытающийся найти ее преследователя стоящий лицом к лицу с вооруженным преступником. Это видение настойчиво сверлило ей мозг. На преступнике была маска… Маска гориллы. Он навел пистолет на Джиса. Нет! Это был не Джизус. Это был пожилой человек среднего роста, у него волнистые каштановые волосы. Он протягивал ей руку, а она пыталась подойти к нему. Но не могла… Человек в маске удерживал ее, однако его маска стала постепенно исчезать. Это был не тот тип из прачечной.

— О нет, — произнесла Мари, закрыла лицо руками. — Нет!

Чак обернулся к ней:

— Что случилось?

Она не слышала его. Картина изменилась. Теперь она видела человека из прачечной. Она была привязана к кровати, и он глумился над ней.

— Все женщины таковы! — кричал он. — И ты такая же!

Мари съежилась на сиденье.

— Нет!

— Мари, возьми себя в руки.

Она не обратила на него никакого внимания. Воспоминания наплывали на нее одно за другим. Тот, первый человек, тащил ее на автостоянку. Пожилой человек с волнистыми волосами безжизненно лежал на земле. Темнота. Страшные тиски, сдавливающие тело, и невыносимо душный воздух. Она находилась в комнате. Человек из прачечной глумился над ней, издевался; она пыталась сопротивляться. Темнота…

— Чак, — жалобно прозвучал ее голос.

— Что случилось, Мари?

— Чак, мой отец…

Она не могла говорить. Человек, лежавший на земле, ее отец. Он был мертв. Тот, другой, оттаскивал ее прочь. Она кричала. Он ударил ее один раз, потом еще. Потом наступила темнота. И страшные тиски. И воздух, которым невозможно дышать. Какая-то женщина. Снова издевательства.

— Пожалуйста, оставьте меня в покое. — Это был ее голос. — Вы убили моего отца, теперь никто не заплатит вам выкуп!

— Твой отец не умер.

Но ведь он умер, она сама видела, как он упал.

— Убейте теперь и меня.

Потом темнота.

— Чак!

— Продолжай, Мари. Ты здесь в безопасности. Что ты видишь?

— Я не знаю. Мой отец… тот человек убил его и оттащил меня.

— Тот, которого ищут Джизус и Бенни?

— Нет. Другой. Там была еще женщина. — Мари наконец отняла руки от лица, залитого слезами. — Нет, Чак. Человек, которого ищет Бертон, появился позже. Я была привязана к кровати. Он называл меня шлюхой. Он… пытался изнасиловать меня. — Мари закрыла глаза и плотно сжала веки. — Он убьет Бертона. Найди его, Чак, найди.

— Тогда открой глаза, Мари. — Лоуч повернулся и протянул руку. — Возьми мою руку, дорогая. С тобою все в порядке. Ты сильная. Ты выдержишь это. Но сейчас нам нужна твоя помощь. Мы непременно должны найти Бенни и Джиса.

Рука Чака была где-то далеко-далеко. Но Мари преодолела это страшное расстояние и ухватилась за нее. Девушку так сильно трясло, что Чак с трудом удерживал ее руку.

— Мы, кажется, приближаемся к нужному месту. Ты можешь помочь нам?

Она кивнула, слезы все еще текли по ее лицу.

— Я все-таки ничего не понимаю.

— Ты все поймешь. Сначала нужно найти Джизуса.

Держась за руку Лоуча, Мари посмотрела в окно.

Она не знала этой улицы.

— Мы в трех кварталах от бара, — сказал напарник Чака.

— Ну, дорогая, смотри внимательно. Что-нибудь ты помнишь о фургоне?

— Он светло-голубой, с широким хромированным молдингом вдоль кузова и с помятым задним бампером. Большие окна по бокам. Он был переделан из грузового фургона.

Лицо Чака расплылось в улыбке.

— Не думал, что ты сможешь его так точно описать.

— Я старалась. Я должна была это сделать.

Она ждала, что Лоуч рассердится, но вместо этого он слегка сжал ее руку. Затем он открыл бардачок машины и достал пистолет.

— Когда мы прибудем туда, — предупредил Чак, — ты не сделаешь ни шагу из машины.

— Смотри, Чак! — Напарник указал на дом впереди. Перед ним на обочине дороги стоял точно такой фургон, какой описала Мари.

— Тебе знакомы эти места?

Мари напрягла память. Ничего знакомого. Вокруг были жалкие, маленькие домишки. По сравнению с ними район, где жил Диген, выглядел, словно квартал миллионеров.

Они остановились позади фургона, немного не доезжая до него, и Чак негромко передал по рации их координаты в полицейский участок. Затем он выключил рацию, чтобы кто-нибудь не услышал ее.

— А где же, черт побери, Бенни и Джис? — пробормотал он. — Они что, пьют с этим парнем чай? — Внезапно их внимание привлек какой-то шум, доносящийся из дома на противоположной стороне улицы. С упавшим сердцем Мари узнала в нем дом, перед которым стояла во время страшной грозы. Дверь распахнулась, и из нее вышел Диген, смеясь и болтая, как будто со старым другом. За ним следовал человек с рыжей бородой. Похоже было, будто Бенни пытается объяснить ему, что перепутал адрес.

— Какого черта? — Чак слегка повернулся к Мари. — Этот тот самый малый?

Девушке хотелось закричать, но она удержалась.

— Да, — выдавила она. — Да.

— Тогда все очень просто. Как только Бенни окажется в фургоне, я постучу в дверь, и мы арестуем этого типа. Ты останешься здесь. Понятно?

Мари парализовал ужас. В тот самый момент, когда Чак инструктировал ее, дверь фургона Дигена внезапно открылась. Джизус стоял теперь на тротуаре. Человек с рыжей бородой увидел его одновременно с Мари.

— Джис! — закричала она.

Размышлять было некогда, как и обдумывать действия. Мари знала только одно — ее любимый в опасности. Она оказалась на улице, прежде чем поняла, что делает.

— Джис! Он убьет тебя.

Бертон посмотрел на нее.

— Мари!

Какой-то металлический предмет ярко блеснул на солнце. Послышался звук, похожий на тихий взрыв. Мари упала на землю. Последовал еще один взрыв.

— Джис! — крикнула она.

Потом вокруг наступила тишина. И темнота. И снова пустота.

— Тали, дорогая, не бегай так быстро по ступенькам.

— Нет, папа. Я никогда этого не делаю. Мама бранит меня за это.

Она была в огромном белом доме, и она плакала.

— Почему мама умерла, папа?

— Тали, дорогая, этого нам не понять.

— Не называй меня так, папа. Маме это бы не понравилось.

Дальше. Она была во внутреннем дворике, какой-то мужчина обнимал ее за талию. Внезапно ей стало грустно. Почему?

— Кевин, перестань. Я не хочу выходить замуж.

Потом были выстрелы. Она сжимала в руках пистолет и расстреливала картонную мишень снова и снова. Потом тот человек схватил ее. Нет! Отец пытался спасти ее. Папа! Он лежит у ее ног.

Воображение уносило ее дальше. И некому остановить ее. Джизус был мертв. Она вспомнила его ласковые руки, ощущение его губ на своих. Джизус теперь был мертв. Она приговорена к участи все терять, терять и снова терять безвозвратно.

— Мари?

Она все еще плыла, уносимая прочь течением своих воспоминаний.

— Мари. Дорогая. Это я, Джис.

Удивительно, какие трюки выделывает с ней память. Она знала, что, открыв глаза, обнаружит себя на больничной койке. Рядом с ней будет сидеть, раскачиваясь, пожилая женщина. Энни Нил безумна настолько, насколько может быть безумным любой смертный.

— Мари. Открой глаза.

Ей хотелось умереть. Но чтобы умереть, нужно оставаться какое-то время в живых. Сейчас она уже не жила, но и не была при смерти. Мари находилась где-то посреди между жизнью и загробным миром.

Она столько пережила, что наверняка сможет переступить и этот порог. Ей нужно немного посуществовать, чтобы потом умереть. Это было парадоксально, но и сама жизнь — ужасный парадокс.

— Мари!

Она ощутила, как ее веки медленно приподнимаются. Рядом с ней на коленях стоял ее Джизус. Невдалеке раздавались звуки сирен полицейских машин. Она моргнула, пытаясь сфокусировать зрение.

— О, любимая. Ты жива. — Бертон сгреб ее в объятия.

— Я же просил тебя не трогать ее. Боюсь, не расшибла ли она голову, когда я сбил ее с ног. — Она узнала голос Чака.

Мари осторожно погладила любимого по щеке. Кожа под пальцами была теплой. Он был совершенно реален.

— Джизус, ты жив.

Он рассмеялся, но голос его дрожал.

— К тому же совершенно здоров.

— Бенни?

— Я здесь, Мари.

Она подняла глаза.

— Чак?

— Чак застрелил Пэрли Харбисона, прежде чем тот успел выстрелить во второй раз. В первый раз он чуть было не попал в меня.

— Пэрли Харбисон. Да, действительно его так звали. — Она положила голову на грудь Джису. — Я рада, что его больше нет.

Джис тихонько покачивал ее, словно ребенка.

— Он больше не причинит тебе вреда, дорогая. Все худшее уже позади, Мари.

Она прислушалась к тому, как нежно звучит в его устах это имя. Ей неловко было поправлять его. И все же он должен знать правду. Чувствуя сильные руки, обнимающие ее, тепло, исходящее от его ладоней, она собиралась с силами.

— Мари?

— Милый, Мари тоже звучит очень хорошо, но мое настоящее имя Натали Рэйми.