Глава двадцать вторая

Недавно выпавший снег укрыл городок белым пушистым покрывалом. Украшенный к Рождеству, Фенстер был немного старомоден, и Ник вспомнил, как убеждал Лорен в старомодности ее воззрений на секс.

Спросив дорогу у какого-то старика, Ник без труда нашел тихую улочку и дом, где выросла Лорен. Остановив машину, которую арендовал в аэропорту долгих пять часов назад, возле скромного дома с белыми рамами и огромным дубом во дворе, Ник заглушил мотор и задумался.

Расстояние он одолел немалое, но это было самое простое. Теперь предстояло одолеть сопротивление Лорен.

Едва Ник постучал в дверь, как она открылась, и на пороге появился стройный молодой человек лет двадцати пяти. У Ника сердце нырнуло в пятки. Это, пожалуй, самое худшее, что он мог представить себе, пока ехал сюда. А почему бы, собственно, Лорен и не влюбиться в кого-нибудь другого?

— Меня зовут Ник Синклер, — сказал он, заметив, что любопытство на лице молодого человека сменилось едва ли не ненавистью. — Мне бы хотелось повидать Лорен.

— Я — брат Лорен, — ответил молодой человек. — Она не желает вас видеть.

Ее брат! У Ника сразу же стало легче на душе, хотя он и ощутил желание съездить молодого человека по физиономии за то, что он воровал деньги у маленькой Лорен.

— Я приехал повидаться с ней, и если мне придется переступить через вас, я это сделаю, — заявил Ник вполне убедительно.

— Думаю, Леонард, он это сделает, — сказал отец Лорен, выходя в холл с заложенной пальцем книгой, которую он, по-видимому, читал.

Несколько мгновений, которые показались Нику вечностью, Роберт Дэннер внимательно смотрел на высокого, красивого мужчину, свалившегося на них как снег на голову, в резких чертах лица которого пряталось нечеловеческое напряжение воли. Неожиданно он улыбнулся гостю.

— Леонард, — тихо произнес он, — почему бы нам не позволить мистеру Синклеру пять минут поговорить с Лорен. Вдруг ему удастся изменить ее решение? Она в гостиной, — добавил он, кивком головы показывая на комнату, из которой доносились звуки веселой музыки.

— Пять минут. Не больше, — пробурчал Леонард, следуя за Ником по пятам.

Ник повернулся к нему.

— Наедине, — твердо сказал он.

Леонард открыл было рот, чтобы возразить, но отец опередил его.

— Конечно же, наедине.

Ник тихо закрыл за собой дверь, когда вошел в маленькую комнату с веселыми обоями, сделал пару шагов и остановился. Сердце как бешеное колотилось в его груди.

Лорен стояла на лестнице, развешивая игрушки на верхние ветки рождественской елки. Выглядела она такой умопомрачительно юной в старых джинсах и ярко-зеленом свитере, такой невозможно красивой с распущенными по плечам и спине волосами цвета меда, что Нику захотелось схватить ее в объятия, отнести на диван, целовать и ласкать ее… Чтобы своим телом, своими руками и губами излечить ее от ран, нанесенных им же самим.

Сойдя с лестницы, Лорен опустилась на колени и стала выбирать игрушки в коробке, стоявшей возле елки, но краем глаза она заметила блестящие мужские туфли.

— Ленни, что-то ты не очень торопишься, — веселым голосом сказала она. — А я почти закончила. Как ты думаешь, звезда наверху хорошо смотрится? Или мне стоит сходить на чердак и принести ангела?

— Оставь звезду, — услышала она до боли знакомый голос. — Одного ангела в комнате вполне достаточно.

Лорен подняла голову и, ничего не понимая, уставилась на Ника, стоявшего в отдалении. Спустя мгновение кровь отхлынула от ее лица, когда она поняла, зачем он здесь. От лица Ника, от его фигуры, дорогой одежды исходило ощущение богатства, напористости и колдовства, от которого она бежала по ночам в своих снах.

Лорен не могла забыть его. Стоило лишь закрыть глаза, и она вновь видела его. Но она не забыла и свое последнее свидание с ним… Она валялась у него в ногах, молила выслушать ее. Вспомнила свое унижение и мгновенно вскочила на ноги.

— Убирайся! — крикнула Лорен, слишком поглощенная собственной мукой, чтобы позволить себе увидеть отчаяние в его серых глазах.

Но вместо того, чтобы уйти, Ник направился к ней.

Лорен отступила на шаг, но это было ее последнее отступление. Она стояла и ждала, сотрясаясь всем телом от охватившего ее гнева. Ник подошел совсем близко, и Лорен, размахнувшись, изо всех сил ударила его по лицу.

— Я сказала, убирайся! — прошипела она. Увидев, что Ник даже не пошевелился, она вновь с угрозой подняла руку. — Будь ты проклят! Прочь отсюда!

Ник посмотрел на поднятую ладонь.

— Ну же, — нежно проговорил он.

Не в силах сдержать дрожь, Лорен опустила руку и двинулась в сторону, чтобы обойти Ника и выскользнуть из комнаты.

— Подожди, Лорен…

Он загородил ей дорогу и потянулся к ней.

— Не трогай меня!

Лорен почти кричала. Стараясь убежать из комнаты, она рванулась было в другую сторону, спеша одолеть три шага, которые отделяли ее от желанного освобождения.

Ник готов был разрешить Лорен делать с ним все, что ей взбредет в голову, что угодно… но он не мог позволить ей сбежать.

— Лорен, пожалуйста, позволь мне…

— Нет! — истерически выкрикнула она. — Держись от меня подальше!

Лорен вновь попыталась убежать, но Ник перехватил ее, и она, заливаясь слезами, стала бороться с ним, как дикая кошка.

— Ублюдок! — вопила Лорен в истерике, колотя кулаками по его груди и плечам. — Ублюдок! Я валялась у тебя в ногах!

Нику потребовалось немало сил, чтобы крепко держать ее в объятиях, пока она не выплеснула на него всю свою боль и ее вопли не перешли в тихие всхлипывания.

— Ты вынудил меня просить… — плакала она, уже не пытаясь вырваться. — Ты заставил меня просить…

Слезы Лорен разрывали Нику сердце, ее слова жгли огнем, но он не выпускал ее. Глядя на рыдающую Лорен, Ник вспоминал красивую улыбающуюся девушку, которая так неожиданно вошла в его жизнь и перевернула ее своей ослепительной улыбкой. Как часто за последние недели в памяти Ника всплывал их шутливый разговор:

— Что будет со мной, если башмачок подойдет?

— Я превращу вас в очаровательного лягушонка.

Он закрыл глаза.

— Прости меня, Лорен, — прошептал он. — Прости.

Лорен услышала искреннюю боль в его голосе, и ледяная стена, которую она возвела вокруг себя, стала таять. Ей очень хотелось не думать о том, как хорошо снова быть в его объятиях…

Долгие недели, состоявшие из бессонных ночей и пустых дней, привели ее к мысли, что Ник — неисправимый циник. Предательство его матери сделало его таким, и с этим никто не мог ничего поделать, даже если очень хотел. Всегда, в любой момент, под любым предлогом Ник хладнокровно выставит ее из своей жизни и пойдет дальше, потому что никогда не будет по-настоящему ее любить.

В пять лет он узнал, что женщине нельзя доверять, и он предложил Лорен свое тело, свое восхищение… но не более того. Он никогда не отдаст себя женщине полностью.

Ник гладил спину Лорен, и она остро чувствовала тепло его рук. Собрав последние силы, она отстранилась от Ника.

— Все в порядке. Правда. — Стараясь сохранять спокойствие, она заглянула в его серые глаза. — А теперь уходи, Ник.

Он стиснул зубы и напрягся всем телом, услышав, с каким безнадежным безразличием она это произнесла. И все же он не ушел, словно Лорен говорила на языке, которого он не понимал. Не сводя с нее глаз, он достал из кармана коробочку, завернутую в серебряную бумагу.

— Я привез тебе подарок.

Лорен не поверила собственным ушам.

— Что?

— Вот, — сказал он, положив коробочку на ладонь Лорен. — Рождественский подарок. Это тебе… Ну, открой же.

Неожиданно Лорен вспомнила свой разговор с Мэри, и ее всю затрясло от волнения. «Он собирался задобрить свою мать… чтобы она вернулась к нему… Отдал ей подарок… Попросил ее развернуть его…»

— Разворачивай же, Лорен, — попросил Ник.

В глазах Ника Лорен увидела отчаяние и мольбу. Он был напряжен, словно ожидал, что она вернет ему подарок и отвергнет его самого.

Опустив глаза, Лорен сорвала серебряную бумагу и увидела бархатную коробочку, на которой стояло имя чикагского ювелира, а под ним название чикагского отеля. Лорен открыла коробочку. На белом бархате лежала великолепная подвеска с большим изумрудом, окруженным сверкающими бриллиантами. Наверное эта подвеска была не меньше размером, чем та коробочка для таблеток из его детства.

Взятка! — промелькнуло в голове Лорен.

Во второй раз в своей жизни Ник пытался задобрить женщину, которую любил, чтобы она вернулась к нему. Слезы подступили к глазам Лорен, и сердце ее переполнилось нежностью к этому сильному мужчине, не забывшему обид, нанесенных ему в детстве.

Хрипло, словно ему трудно было говорить, он умолял ее:

— Пожалуйста… Пожалуйста….

Ник прижал Лорен к себе и спрятал лицо в ее волосах.

— Пожалуйста…

Лорен перестала сопротивляться.

— Я люблю тебя, — тихо проговорила она, обнимая его за шею.

— Еще я купил тебе серьги, — торопливо сказал Ник. — И куплю рояль… В твоем университете сказали, что ты талантливая пианистка. Ты какой хочешь? Большой, концертный… или…

— Хватит!

Крикнув это, Лорен поднялась на цыпочки и закрыла ему рот поцелуем. Он вздрогнул и привлек ее к себе, стараясь быть нежным, но неодолимая страсть диктовала свои условия. Как измученный жаждой путник приникает к реке, так он со стоном приник к ней, словно к животворящему источнику, ни на секунду не переставая гладить ее спину, груди, бедра, прижимая ее к себе и изо всех сил желая слиться с ней в единое целое.

— Мне было очень плохо без тебя, — прошептал Ник, вновь вспомнив о том, что надо быть нежным, и тотчас забыв об этом, стоило ему опять коснуться губ Лорен.

Забыв обо всем на свете, он хотел лишь одного — не только никогда не разлучаться с этой прекрасной женщиной, но и не отрываться от ее теплых губ и восхитительного податливого тела.

Лорен со страстью возвращала Нику поцелуи, изгоняя боль из своего сердца, прижималась к нему и прижимала его к себе.

Прошло много времени, прежде чем она очнулась, все еще обнимая его.

— Я люблю тебя, — прошептал Ник.

Не давая Лорен ответить, он продолжал, поддразнивая и одновременно умоляя ее:

— Ты должна выйти за меня замуж. Я думаю, в Чикаго как раз сейчас меня изгоняют из комитета… Они думают, будто на меня нельзя положиться. И Тони вычеркнул меня из своего списка. И Мэри сказала, что уволится, если я не привезу тебя обратно. Эрика нашла твои сережки и отдала их Джиму. Он просил передать, что ты не получишь их, если не приедешь за ними сама…

Загрузка...