Все, что я хотела сказать

Глава 9 Саммер

Мне кое-как удается затащить Уита в мою комнату, хоть это и нелегко. Нам приходится часто останавливаться. Один раз Уит закашлялся, и я подумала, что он может упасть в обморок, но, возможно, я просто слишком сильно переживаю. Мне пришлось прижать его к стене и придерживать возле нее, молясь, чтобы он не потерял сознание. Он слишком тяжелый. Мне ни за что его не поднять.

Когда я наконец привожу его в свою комнату, то веду к креслу возле стола и помогаю сесть. Быстро понимаю, что он дрожит от холода в мокрой одежде.

Я тоже дрожу.

– Сейчас вернусь. – Я выставляю указательный палец перед его лицом, пытаясь изобразить серьезный тон. – Не двигайся.

– Не смог бы, даже если бы попытался, – хрипит он, стараясь выдавить улыбку, но у него ничего не выходит.

Я выхожу из комнаты и иду в общую ванную, где беру пару полотенец и мочалку. Затем подхожу к раковине, включаю воду и, дождавшись, когда она станет горячей, промачиваю мочалку, а потом отжимаю ее и выключаю воду. Спешно выхожу обратно в коридор, понимая, что у нас осталось не так много времени до того, как закончится игра и все вернутся в общежития.

Мне нужно отнести наши с Уитом вещи в сушилку. Но я не могу допустить, чтобы кто-то заметил у меня мужскую одежду, поэтому придется перемешать ее с другими вещами. Не будет ничего примечательного в том, что я занимаюсь стиркой в пятницу вечером. Я никому не нравлюсь в этой школе, и у меня нет друзей.

Чем еще мне заниматься?

Я возвращаюсь в комнату и вижу, что Уит все так же сидит в кресле, а его брюки спущены до лодыжек. Он смотрит на меня с гримасой.

– Сними с меня эту хрень, – стонет он.

Меня переполняет раздражение, но я подхожу к нему, опускаюсь перед ним на колени и, сперва сняв с него обувь, стаскиваю носки. Тянусь за его брюками и понимаю, что трусы спущены вместе с ними.

Медленно поднимаю взгляд и вижу, что он ухмыляется мне. Несмотря ни на что. Невзирая на боль, мокрую одежду и безумную ситуацию, в которой мы оказались, он сидит с высокомерным выражением лица, и я точно знаю почему.

– Не так я представлял, как ты в первый раз встанешь передо мной на колени, но тоже сойдет, – тянет он.

– Ты такой идиот. – Я стаскиваю его брюки и белье с ног и мокрой кучей бросаю на пол. – Сними рубашку.

Уит вскидывает бровь.

– Сними. Рубашку, – повторяю я, на сей раз чуть медленнее.

– Хочешь, чтобы я разделся? Не знаю, насколько хорошо смогу проявить себя…

– Я хочу бросить твою одежду в сушилку, – перебиваю я.

– А. – Судя по голосу, он разочарован. – Такая богачка, как ты, умеет стирать?

– Умею. Не надо так удивляться, – раздраженно говорю я и округляю глаза, когда его длинные изящные пальцы тянутся к краям рубашки и начинают расстегивать пуговицы.

– Будешь смотреть? – спрашивает он скучающим тоном, расправляясь с последней пуговицей. Рубашка расходится в стороны, и я опускаю взгляд, но, благодаря единственной горящей лампе на прикроватной тумбочке, в комнате стоит полумрак. Я ничего не вижу. Но мне любопытно.

Я хочу увидеть все.

– Пожалуй, – равнодушно говорю я, будто его нагота никак на меня не действует.

– Я покажу тебе, а ты мне. – Он кивает в мою сторону. – Ты тоже промокла.

Моя одежда так вымокла, что капли воды буквально стекают на ковер.

Чувствуя себя дерзко, я снимаю толстовку и бросаю ее в кучу с одеждой Уита. Скидываю обувь вместе со следками. Взявшись за пояс легинсов, я медленно спускаю их по ногам и все это время не свожу глаз с Уита.

Он не отводит взгляд. Смотрит мне в глаза, будто мы соревнуемся, кто моргнет первым. Первым моргает Уит, на миг глянув на мои ноги, когда я наконец снимаю легинсы.

Казалось, будто они приклеились к коже.

– Ты правда разденешься догола. Передо мной, – произносит он, будто не верит.

– Мне нечего скрывать, – говорю я, наслаждаясь брошенным вызовом, тем, как его взгляд блуждает по мне, словно он не знает, на что смотреть в первую очередь. Похоже, я полна сюрпризов. Все время заставляю его гадать. Он считает, что я кроткая овечка, которой можно помыкать.

Он ошибается.

Я тоже его рассматриваю. Уит сидит в моем кресле совершенно голый, не считая расстегнутой рубашки, и я понимаю, что это немного странно.

Вся ситуация странная.

– Мне тоже, – говорит он.

– Мне начать первой? – Не знаю, откуда взялась эта храбрость, но я воспользуюсь ей.

– Если ты настаиваешь. – Он улыбается. Морщится. Синяк у него под глазом становится темнее, придавая ему суровый, грубый вид.

Принц ранен в бою. И мне придется делать вид, что я этого не видела. Будто не имею понятия, что произошло.

Должно быть просто. Все равно мы не разговариваем друг с другом при посторонних.

Потянувшись за спину, я медленно расстегиваю лифчик. Он отскакивает от кожи, и, спустив лямки по рукам, я бросаю его к вороху одежды.

– Такая же красивая, как я себе представлял, – тихо говорит он, не сводя глаз с моей груди.

Извращенец.

Я не стыжусь своего тела. Им пользовались, и я его использовала. Сейчас это оружие массового поражения, и Уит – моя цель. Я полностью готова его уничтожить.

Хотя, думаю, у меня есть преимущество, учитывая, что он ранен и прячется в моей комнате. Но все же. На войне нужно использовать любую возможность.

Опустив руки на бедра, я прихватываю пальцами резинку нижнего белья. Сердцебиение замедляется, а потом снова становится размеренным и тяжелым. Взгляд Уита теплый. Оценивающий. Он слегка откидывается на спинку, и я понимаю, что он должен выглядеть нелепо, сидя почти голым, в одной только мокрой рубашке.

Но он вовсе не выглядит нелепо. Ни капли. Я должна сейчас владеть ситуацией, но из нас двоих именно он чувствует себя уверенно и ждет моего следующего шага.

– Ты снимешь их?

– Хочешь посмотреть? – парирую я.

– Ты сама, черт подери, знаешь, – говорит он с ухмылкой.

Разозлившись, я спускаю трусики по ногам, раздражаясь, когда они застревают вокруг коленей. С трудом сняв, наконец отбрасываю их в сторону и стою перед ним, позволяя вдоволь насмотреться.

И он смотрит. Откровенно смотрит мне между ног, слегка приподняв брови.

– Ты не удаляешь волосы воском.

С чего мне наводить красоту в интимных местах, если их все равно никто не видит? А единственного человека, который видел, я не хотела к себе подпускать. В какой-то момент мне захотелось стать для него настолько отталкивающей, насколько возможно.

Не вышло. Ему было безразлично. Он все равно брал то, что хотел.

– Я их подстригаю, – говорю я, и это правда.

– Мне нравится. – Его пылающий взгляд встречается с моим. – Меня удивляет твоя уверенность, Сэвадж. И это мне тоже нравится.

Мне не должны доставлять удовольствие его комплименты, но доставляют. А еще здесь так холодно, что мои соски стали твердыми и саднят. Я тру их рукой, пытаясь унять боль, но напрасно.

– Твоя очередь, – говорю я.

– Не уверен, что смогу встать.

– Я что, слышу отговорку?

Уит, кряхтя, хватается за спинку кресла и встает, пошатываясь. Меня тянет помочь ему, но едва делаю шаг вперед, он смеряет меня сердитым взглядом, и я замираю. Он скидывает рубашку сначала с одного плеча, потом с другого. Очень, очень медленно.

Пока не оказывается полностью голым, как и я.

У него широкие плечи и грудь. Пресс… с шестью кубиками. Плоский живот. Глубокий пупок. Волосатые бедра. И длинный, толстый член, который сейчас наполовину возбужден. Как только мой взгляд опускается на него, он возбуждается еще сильнее.

– Поражена? – спрашивает Уит с раздражением.

– Сойдет, – отвечаю я, пожимая плечами и зевая.

Он смеется. Стонет. Обхватывает себя руками и с глухим стуком падает обратно в кресло.

– Похоже, сегодня ночью ничего не будет, – с радостью заявляю я, поворачиваюсь и иду к шкафу. Надеваю чистую толстовку и беру спортивные штаны. Сую ноги в тапочки и снова поворачиваюсь к Уиту. Он смотрит на мою чистую теплую одежду с явной завистью, и я жестом указываю на кровать. – Тебе нужно отдохнуть.

– В твоей кровати?

– Нет, в кресле. – Я закатываю глаза. – Конечно, в кровати. О! Чуть не забыла. – Я подхожу к комоду, беру одно из полотенец, которые принесла вместе с уже остывшей мочалкой. – Помощь нужна? – спрашиваю я, когда он встает и делает несколько коротких шагов к моей кровати.

– Справлюсь, – огрызается он, шаркая, как старик.

Я опускаю взгляд на его задницу, замечая неглубокие ямочки у него на пояснице. Представляю, как целую их. Впиваюсь зубами в его мягкую ягодицу, потом в другую.

Мои щеки краснеют, когда я подхожу к нему и откидываю одеяло, после чего он падает на матрас. Накрываю его обнаженное мокрое тело и подворачиваю одеяло. Протягиваю ему полотенце, и он хмурится.

– Посушить тебе волосы?

Он отказывается от предложения, помотав головой.

– Нет.

– Дай я хотя бы умою тебе лицо? – Он хмурится еще сильнее. – Чтобы я могла обработать раны.

– Сначала положи мою одежду в сушилку, – говорит он, и его голос слабеет. Веки тяжелеют, будто его внезапно накрыла волна усталости. – Пока все не вернулись.

Уит приводит веский аргумент, поэтому я так и делаю: иду в общую прачечную, закидываю нашу одежду в сушилку и включаю ее. Сорока минут должно вполне хватить, чтобы все подсохло. Потом подождем отбоя, и я тайком выведу его отсюда. Куратор в конце концов пойдет спать, так что ко времени его ухода за стойкой никого не будет.

Однако там установлены камеры. Нас могут увидеть. Насколько внимательно их отслеживают? Может, Сильви с ее хакерскими способностями сможет нам помочь.

А может, Уит не захочет, чтобы его сестра помогала. Может, он вообще не желает, чтобы она знала о том, что происходит между нами.

А вообще, что между нами происходит? Понятия не имею.

Я снова ополаскиваю махровое полотенце горячей водой и возвращаюсь в комнату, прямиком к Уиту. Он так и лежит там, сжимая в руках телефон и что-то яростно на нем печатает. Поднимает взгляд, когда я останавливаюсь возле кровати, и знакомое хмурое выражение его лица приносит мне странное успокоение.

Я больше привыкла к его жестокости в мой адрес, чем к чему-то другому, и это ненормально.

– У меня тут теплое полотенце, чтобы умыть тебе лицо. – Я поднимаю его.

– Я могу сам, – говорит он, бросая телефон рядом с собой на кровать, а потом садится и протягивает руку. Морщится от этого движения, и я отодвигаю полотенце, чтобы он не смог дотянуться.

– Нет, дай мне немного поиграть в медсестру.

– Только если я потом смогу поиграть с тобой в доктора, – бормочет он.

Пропустив его слова мимо ушей, я устраиваюсь рядом, и он отодвигается, освобождая мне больше места. Я рассматриваю его лицо. Глубокую ссадину на скуле. Красновато-фиолетовые синяки вокруг глаза. Кожа опухает, отчего глаз становится все меньше, и я жалею, что у меня нет льда, который можно было бы приложить. К утру глаз совсем заплывет. Начну с простого, а потом перейду к более серьезным травмам.

– Ты в плохом состоянии, – тихо говорю я, прижимая полотенце к порезу в уголке его губы.

– Видела бы ты другого парня, – говорит он.

– Я видела. Видела их обоих. – Осторожно протирая ссадину на его щеке. Она глубокая, и он скалится, пока я ее промываю. – Что ты там вообще делал?

– Неважно.

Меня переполняет раздражение.

– Я никому не расскажу о случившемся.

– Я не могу тебе доверять, Сэвадж. И ни черта тебе не скажу, – цедит он. – Просто знай: я со всем разберусь.

– Как?

– Не беспокойся об этом, – бормочет он.

От злости я слишком сильно провожу по нежной коже под его глазом, и он шипит от боли.

– Я не хочу, чтобы ты был моим спасителем.

Уит смеется.

– Поверь мне. Я сегодня тоже не хотел спасать твой тощий зад.

Я отодвигаюсь от него.

– Тогда найди кого-то другого, кто будет лечить твои раны.

– Я мог бы заставить сотню других сучек делать то же самое, что сейчас делаешь ты. Достаточно сделать вот так. – Он щелкает пальцами.

Высокомерный говнюк.

Я оглядываю комнату, делая вид, будто кого-то ищу.

– Не вижу, чтобы кто-то примчался это делать.

Он молча сверлит меня сердитым взглядом.

Я тихо злорадствую.

– Эллиот – ублюдок, – говорит он несколько мгновений спустя, пока я отмываю запекшуюся кровь с его лица. Задумываюсь, не было ли кольца на пальце у того, кто его ударил. Вокруг больших синяков видны крошечные порезы. – У меня возникло предчувствие, что он собирается что-то с тобой сделать.

Меня озадачивает его заявление.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты выставила его слабаком возле библиотеки. Ему это не понравилось. – Уит улыбается, закрывая глаза. – Тупицу одолела слабая девчонка. С ним покончено. Я серьезно, никто не смеет подраться со мной в кампусе и выйти сухим из воды.

Моя рука замирает, полотенце так и остается прижатым под его глазом.

– Что ты хочешь этим сказать?

Он открывает глаза, такие ярко-голубые и сверкающие.

– Эллиоту конец.

– Но я думала, вы друзья, – озадаченно говорю я.

– Ты врезала ему по яйцам и одолела его. А он в отместку попытался на тебя напасть. И взгляни на себя. Ты стоишь того, чтобы окончательно разрушить его репутацию? – Он машет рукой в мою сторону, а потом безжизненно роняет ее на кровать.

Я убираю полотенце от его лица и в оскорбленных чувствах выпрямляю спину.

– Ну ты и сволочь. Я рискую всем, тайком проводя тебя в свою комнату и пытаясь помочь, и вот чем ты мне отплатил?

– А что я сделал? Всего лишь сказал «взгляни на себя». – Он закрывает глаза, поджимает губы, а неприятный рваный порез в уголке его рта краснеет от воспаления. Если не будет осторожен, останется шрам. – Ты просто девчонка. Слабая, бесстыдная девчонка, которая расправилась с ним одним ударом колена, будто он беспомощный. Вот почему он так злится. Я его не виню. Ты никто, но при этом разгуливаешь по кампусу, будто у себя дома, а он не твой, Сэвадж. Это мой кампус. Ты должна съеживаться от страха каждый раз, когда я просто смотрю на тебя.

– Ты свинья, – я с силой толкаю его и встаю на ноги.

Уит морщится от боли и переворачивается на бок спиной ко мне, но меня это даже не волнует. Надеюсь, он теперь вечно будет мучиться от боли. Надеюсь, ребро проткнет ему легкое, и оба наполнятся жидкостью. Он бы умер от этого.

Случись это, я бы не почувствовала ни капли раскаяния. Никакого.

Уит этого заслуживает. За то, как разговаривает со мной. Как обращается со мной. За то, что говорит обо мне. За то, что заставляет других делать со мной. Плевать, что он мне помог. Он сделал это из эгоистичных соображений. Его поступок не имел ко мне никакого отношения.

Почему я должна ему помогать? Он отвратителен. Хуже человека я еще не встречала.

– Как только твоя одежда высохнет, я выставлю тебя из комнаты, – обещаю я.

– Кто-нибудь увидит, когда я буду уходить, – с раздражением говорит он, глядя в стену.

– Мне все равно. Сам будешь объяснять, что ты делаешь в женском общежитии в такое время. И лучше тебе не впутывать мое имя.

– А то что? – Он смотрит на меня через плечо. – Ты угрожаешь мне, Сэвадж?

Нет смысла это отрицать.

– Да, угрожаю. – Я подхожу к кровати и наклоняюсь, оказываясь с ним лицом к лицу. Наши рты так близко, что я чувствую его дыхание. Так близко, что могу поцеловать его. Я едва не поддаюсь искушению. – Я угрожаю тебе. Если скажешь, что я тайком провела тебя в свою комнату, то я расскажу, что ты набросился на меня. Держал и заставлял брать в рот твой огромный член и отсасывать тебе.

Уит прищуривается, но не говорит ни слова.

– У тебя не будет проблем, потому что твоя проклятая фамилия развешана по всей школе, и ты, черт возьми, неуязвим, но, во всяком случае, я тоже не попаду в неприятности. Я безо всяких угрызений совести готова кричать всем о сексуальном насилии с твоей стороны, так что не искушай меня, – говорю я, подтолкнув его в плечо, и снова встаю.

Он пристально следит за каждым моим движением, когда я иду к двери с полотенцами и мочалкой в руках.

– Я думаю, ты бы получила от этого огромное удовольствие, – тихо говорит он. – Я держу тебя, мой огромный член между твоих губ. Ты отсасываешь мне. Готов поспорить, ты бы проглотила все до последней капли.

Я никак не реагирую на его слова. Тем самым только покажу, что они меня задевают. Образ того, как он прижимает меня к кровати, засовывает член мне в рот, и все это время высокомерная улыбка не сходит с его губ…

От этой мысли по телу пробегает дрожь, и я пытаюсь подавить ее, но, похоже, не могу. Кажется, будто эта мысль заела в моем мозгу, как фильм на повторе. Он получил бы величайшее удовлетворение от доминирования надо мной, а я…

Наслаждалась бы каждой секундой.

Господи, да что со мной не так?

– Я схожу за твоими вещами, – говорю я, взявшись за дверную ручку. – Оставайся здесь.

Его тихий смешок звучит мне вслед, когда я выскальзываю за дверь.

Иду по коридору в прачечную и бросаю грязные полотенца в огромную корзину. Сушилка все еще вращается, но я открываю ее и щупаю его одежду.

Она все еще довольно мокрая. Потребуется еще какое-то время.

Расстроившись, я захлопываю дверцу сушилки и жму на кнопку, чтобы снова ее включить. Наблюдаю, как одежда кружится и кружится, и грызу ноготь на большом пальце, желая, чтобы вещи высохли быстрее.

Как же я его ненавижу. Он омерзителен. А еще у него серьезные проблемы, и он явно ненавидит женщин. Нисколько их не уважает, особенно меня. И его удивляет, что я смогла повалить Эллиота, этого идиота, одним ударом колена? Было легко. Он рухнул, как мешок с картошкой, прямо на землю.

Но если бы Уит не объявился, Эллиот отомстил бы мне. Меня охватывает ужас, скручивая все внутри от мысли о том, что он мог со мной сделать.

Уит спасает меня, но при этом обращается со мной как с мусором. Я не понимаю.

Он нарцисс? Или, может, у него еще какие-то проблемы с психикой? Не сомневаюсь, что вся его семейка совсем чокнутая. Сильви тоже немного странная, но хотя бы добрая. Впрочем, моя семья тоже ненормальная, но я уверена, что все в той или иной степени не в себе.

В коридоре раздаются голоса, и я вздрагиваю, поняв, что люди начали возвращаться с матча. Вытаскиваю одежду из сушилки (она успела еще немного подсохнуть) и прижимаю ее к груди. Ни в коем случае нельзя оставлять вещи здесь, чтобы их кто-то нашел.

Я останавливаюсь у дверей и наблюдаю за проходящими мимо девчонками. Никто не смотрит в мою сторону. Все прекрасно умеют следовать указаниям. Уит велел им игнорировать меня, так они и делают.

Он прав. Они – стадо тупых баранов.

Как только звук шагов стихает, я выбегаю и спешу в свою комнату, но прижимаюсь к двери, когда мимо меня проходит группа старшеклассниц. Среди них Кейтлин и Джейн.

Мои так называемые новые подруги с первого учебного дня.

– Шлюха, – бормочет одна из них себе под нос, и все разражаются смехом.

Я молчу, лицо горит. Если бы они знали, кто сейчас в моей комнате, то умерли бы от зависти.

А потом получили бы подтверждение тому, что я правда шлюха.

Во всяком случае, в их глазах.

Просунув руку за спину, я медленно поворачиваю ручку, едва приоткрываю дверь и, проскользнув обратно в комнату, запираю замок. Внутри темно. Тихо. Лампа не горит. Шторы на окнах отдернуты, впуская яркий лунный свет. Я подхожу посмотреть на улицу и с удивлением вижу, что небо снова стало ясным.

Гроза прекратилась, будто ее и не было.

Я подхожу к бугру под одеялом и грубо толкаю его в плечо, но Уит не реагирует. Даже не шевелится. Я снова хватаю его за плечо.

Ничего.

Обхожу кровать и, подойдя к нему с другой стороны, смотрю на его побитое лицо. Луна покрывает его черты серебристым свечением, и я понимаю, что этот засранец крепко спит. В моей кровати.

Конечно, он красив. Несмотря на раны и фингал, у него такие мягкие губы, глаза закрыты, и он выглядит таким… юным. Как маленький мальчик.

Уязвимым.

Ненавижу его.

Я сажусь на край кровати и издаю громкий вздох. Он даже не шевелится. Трогаю его нос. Щиплю за него. Потом тыкаю в нижнюю губу.

Никакой реакции.

Веки тяжелеют, и я бросаю его влажную одежду на пол. Меня так и манит лечь под одеяло и немного поспать. От общения с Уитом чувствую физическую и эмоциональную усталость. Какая разница, уйдет он сейчас или останется еще ненадолго? Может, будет проще, если он улизнет посреди ночи, чтобы я его больше не видела и не слышала.

Вряд ли мне так повезет.

Сдавшись, я откидываю одеяло и ложусь. Натягиваю его до подбородка и поворачиваюсь на бок. Кровать двуспальная, очень узкая, и он спит на моей любимой стороне.

Так я и думала.

Я сонно рассматриваю его в лунном свете, поражаясь тому, что в моей постели лежит Уит Ланкастер. Голый. Раненый. Спящий. Я презираю его, но все же рада этому моменту. Мы с ним вдвоем, и никто не сумеет испортить этот миг.

Уит и сам прекрасно может справиться с этой задачей.

Каково было бы завладеть сердцем этого парня? Я размышляю об этом, медленно погружаясь в сон. Это невозможно, говорю я самой себе.

У него нет сердца.