Все девушки любят опаздывать

Глава 7 МЕЖДУ ДВУХ ОГНЕЙ

Телефонный аппарат зазвенел всеми своими электрическими фибрами, когда я подключила его к розетке: мигнул красным крысиным глазиком и немедленно подал сигнал:

— Юлька, золотце мое! — воскликнула Ленка Сизикова. — Я уж не знала, что про тебя думать! Полный абзац! Прикинь, да? Эта ненормальная Гладкова приковыляла вчера в офис на кочерге и заявила, что ты — шпионка и тебе место в тюрьме.

— Я — шпионка?

— Чего еще ждать от наркоманки, кроме бредовых фантазий? — отрезала Ленка Сизикова.

— Алина наркоманка? — не переставала удивляться я неожиданным открытиям.

— А то? Это же невооруженным взглядом заметно, у нее кокс только из ушей не сыплется!

— Какой кокс?

— Юль, ну я прямо не знаю, ты будто вчера родилась, — удивилась Сизикова. — Кокс — это кокаин.

— Надо же… — удивилась я. — Какая — то обсыпанная коксом Гладкова претендует на мою строчку в штатном расписании, можно сказать, на мое место под солнцем…

— Ни на что она уже не претендует! Илону Карловну дико возмутило ее состояние: у нас все — таки не шарашкина контора, а приличное, респектабельное заведение. Только наркоманок нам не хватало!.. Нет, Илона раскаивается, она сама позвонила кренделю этой Алины. Он приехал безумно злой, влепил девушке пощечину, вообще чуть башку не оторвал, а потом обнял, поцеловал и увез с собой, представляешь?

— Не представляю!.. Какой он хоть из себя, этот крендель?

— Ой, да страшный, как атомная война: нос крючком, уши торчком и сбоку бантик, — засмеялась Леночка.

— Весело у вас.

— Не то слово!.. Ты — то как?

— Я? Более или менее, но горло сильно болит, насморк и температура поднялась.

— Так вызови врача, — посоветовала Сизикова.

— Не могу, — вздохнула я. — Полис обязательного медицинского страхования не оформила. Да и вообще… не могу видеть посторонних людей… они внушают мне страх…

— Это ты напрасно, Юлька, среди докторов много замечательных людей! — приободрилась Леночка. — Как знаешь, конечно, но я бы тебе посоветовала обратиться к Виталику.

— Вы помирились?

— Разумеется… — захохотала Леночка. — Он признал, что до моего Мэла Гибсона ему далеко.

Бойфренд Сизиковой Виталик по специальности — уролог — андролог. Однажды он мне популярно объяснил, что лечит простатиты и исследует причины мужского бесплодия. Непонятно, каким боком он мог быть полезен мне с моими психологическими травмами и банальной простудой. Но, прощаясь, я заверила Ленку, что обязательно обращусь к Виталию. Сама же набрала номер рабочего телефона мамы.

— Юленька, доченька, куда ты пропала?! Опять не ночевала дома, и автоответчик зачем — то отключила! — заохала мама, но по легкости тона я догадалась, что она не сильно сердится.

— Меня тут пригласили… в гости… — быстро нашлась я. — Гостила в загородном доме, в чудесных условиях — свежий воздух, простор, камин, шашлыки…

— А кто именно пригласил? — уточнила мама.

— Да так, один парень… ты его не знаешь…

— Юля, у тебя опять появился новый поклонник?! — удивилась мама.

— Ну да… Кстати, он уверен, что Малиновская — это старинная польская дворянская фамилия, — перевела я разговор на другие рельсы.

— Естественно, польская! Дедушка твоего отца был поляком, — подтвердила мама.

— Почему же папа считает себя украинцем? — удивилась я.

— Потому что он родился на Украине, и его мать была украинка, а твой дед Павел, который работал на шахте в Кузбассе, поляк всего лишь наполовину.

Как много интересного и полезного можно узнать, общаясь с собственными родителями! Выходит, я не солгала Андрею Ткачу…

Вторым по значимости существом после телефона, по которому я успела соскучиться, оказался телевизор, и, отлепившись от трубки, я схватилась за пульт дистанционного управления. Когда долго не смотришь ящик, даже реклама не грузит, не бесит, а идет за милую душу. Ролики про чай «Липтон», дезодоранты, шампуни, жевательную резинку «Орбит» и мазь «Хондроксид» для тех, у кого есть суставы, меня изрядно позабавили и навели на мысль о том, что раз в жизни находится место такой ерунде, значит, жизнь не столь трагична. А может быть, жизнь вообще удалась!.. Потом началось ток — шоу «Принцип домино». Оно тоже не напрягало, а забавляло. Нарядные именитые гости в студии переливали из пустого в порожнее, а ведущая Елена Ханга старательно изумлялась, делая вид, что каждый из них глаголет истину в последней инстанции. Я внимательно прослушала выступление манерного голубоватого дядьки — то ли хореографа, то ли модельера, — утверждавшего, что секрет женской привлекательности заключается в грациозной походке. Александр Анисимов наверняка сказал бы по этому поводу: «Дуст» — и был бы прав. «Пусть каждый останется при своих заблуждениях», — толерантно заключила я и переключилась на первый канал, транслировавший новости. Показывали Швейцарию. Там вовсю светило солнце и зеленела травка, словно на календаре значилось не двадцать седьмое октября, а был месяц май.

Диктор за кадром сообщил: «Сегодня утром в Женеву прибыл никелевый магнат. Борис Крымов с супругой. Наш специальный корреспондент Евгений Кривенко взял у него интервью в аэропорту, сразу после приземления самолета».

— Так вот вы какой, Борис Лаврентьевич Крымов, — сказала я, рассматривая пожилого холеного господина с хищным, никелевым блеском в глазах.

«Должен решительно опровергнуть все гнусные, чудовищные инсинуации, которые просочились в прессу в последние дни, — весомо изрек старина Крымов. — Моя супруга Алла не бывала в Новосибирске не только на прошлой неделе, но и ни разу за три с половиной года, прошедшие с тех пор, как мы поженились. Ни с какими художниками она не общалась и, разумеется, никогда не работала натурщицей. У Аллы Сергеевны — высшее юридическое образование, она — мой личный консультант по правовым вопросам, а в последние дни мы вплотную занимались рассмотрением контрактов с зарубежными партнерами».

— Угу, занимались, — хмыкнула я.

Камера крупным планом выхватила Аллочку, державшую под руку Крымова: ее ангельский лик был наполовину скрыт массивными темными очками, а роскошные белокурые волосы прятались под шелковым платком винного цвета. И все — таки она выглядела великолепно, просто ослепительно!.. Жена олигарха отвернулась, будто рассматривала что — то вдалеке, и камера переместилась на преданного ей Бориса Лаврентьевича. Корреспондент Кривенко задал ему вопрос о цели женевской поездки:

«Сегодня нам предстоит ряд приватных встреч, а завтра мы отправимся на один из горнолыжных курортов, где проведем неделю. Я предпочитаю активный отдых, и супруга разделяет мои пристрастия», — расплывчато ответил Крымов и нетерпеливо мотнул дряблым подбородком, давая понять, что общение с журналистом ему изрядно наскучило.

Но упорный Евгений Кривенко не отставал:

«Намерены ли вы подавать в суд на средства массовой информации, которые бросили тень на вашу репутацию и посягнули на частную жизнь?»

«Аллочка, мы будем судиться?» — улыбнулся артистичный магнат, поворачиваясь к бывшей натурщице.

«Да, — ответила она своим обычным бестрепетным голосом. — Я считаю, что клеветники должны понести наказание».

«В какую сумму вы оцениваете моральный ущерб?» — решил уточнить Кривенко.

«В двести пятьдесят тысяч евро», — тем же бесстрастным голосом произнесла жестокосердная женщина, сделавшая меня пленницей и приговорившая к медленной смерти.

Ведь если бы не Андрей Ткач, я бы так и сгнила в подвале!.. Страшно себе представить… Может, и мне подать на нее в суд?

На экране пронеслась панорама крыш швейцарской столицы на фоне беспечно — голубого неба. Вид сверху. С того верха, куда залетают только голуби и олигархи, подвела итог я, вскипая праведным гневом. Двести пятьдесят тысяч евро! Она оборзела, офонарела!.. Но раз компромат просочился в СМИ, значит, Саше удалось продать снимки?! Знать бы, где он сейчас… И где затаился Кирилл Золотарев. Угораздило же его влюбиться в такую стерву!

Вопросы клубились в моих взбудораженных мозгах, наплывали друг на друга, как льдины на полноводной реке в ледостав. Единственным человеком, который мог бы дать мне хоть какой — нибудь вразумительный ответ, оставалась Надя Краснова. Преодолев гордость и предубеждение, я взялась за телефон.

— Привет, Надя!

— Юльча, ты? — насторожилась бывшая подруженция, явно не ожидавшая услышать мой голос, но мигом взяла себя в руки и защебетала как ни в чем не бывало: — Приветик! Как дела?

— Все хоккей.

— Ну и отлично. Слушай, приходи сегодня к нам на открытие выставки.

— Какой выставки? — опешила я.

— О, ты себе не представляешь! — Надя шумно вздохнула. — Женька откопал настоящего самородка — Романа Сабельникова, он из нашего Академгородка, молодой парень, работает с текстилем. Делает всякие панно с орнаментами, расписывает батики по мотивам разных эпосов, такие классные!.. Ты же понимаешь, эпос, этника — это дико актуально. Мы будем раскручивать Ромку и, помяни мое слово, сделаем из него сенсацию. Сегодня у нас собирается весь бомонд, никого лишнего, никакого балласта, все будет на высшем уровне, — возбужденно верещала супруга галериста.

Я уточнила:

— Надя, наверное, ты ждешь, что я приду пораньше и помогу накрыть фуршет?

— Прямо так, Юльча. Ничего не надо, просто подгребай и тащись, отдыхай. Я хочу, чтобы ты покейфовала всласть, ведь мы же подруги!.. — сделала широкий жест Надежда. — Кстати, фуршет будет суперский: его официанты из ресторана «Классика» обслуживают. Я же тебе объясняю: наша деятельность выходит на принципиально иной, более высокий уровень. Все будет очень круто, элитарно!

С чего бы это?.. То на спичках экономят, а то вдруг дорогущий ресторан ангажируют? — задумалась я и спросила:

— А как же коллекция Кирилла Золотарева, она же и одной недели не экспонировалась?

— О, я тебя умоляю, не вспоминай про бездарного подонка!.. — застонала Надежда. — Золотарев был нашим проколом, с ним вышла полная лажа. Все — все — все, мы его чухню давно сняли!

— Жаль, — вздохнула я. — Я собиралась посмотреть «Души деревьев» еще раз, более внимательно…

— Замолчи, Юльча, а то я тебя задушу!.. Так ты придешь? Начало, как обычно, в восемнадцать ноль — ноль.

— Не знаю, постараюсь. Пока — пока!

Я нажала на отбой и в крайнем замешательстве уставилась на замолчавшую трубку. Итак, Красновы открестились от Кирилла, поспешили замести следы. Но им что — то нужно от меня. Что?! Может, надеются выйти на след папарацци? Напрасно, я не предательница. Даже если бы что — нибудь знала о Саше, никогда бы его не выдала… Наверное, у меня действительно поднялась температура, или мозги плавились от перегрузки. Я металась, как слепая бабочка, томимая подспудным чувством опасности, нависшей над нами троими: мной, Александром и Кириллом; шарахалась от стены с книжными стеллажами до окна, натыкалась на кресло, в котором ночью дремал Андрей, — оно так и осталось стоять посреди комнаты. Наконец, мой взгляд сосредоточился на компьютере. Он — то и подсказал мне решение. Я включила машину и написала письмо папарацци, совсем коротенькое, несколько слов: «Сашенька, миленький, родненький, очень тревожусь за тебя. Отзовись», — а вместо подписи поставила одинокую букву «Ю» с точкой.

Но что такое письмо? Неизвестно, когда адресат его получит и когда откликнется, а мне нужно было посоветоваться с кем — нибудь добрым и мудрым немедленно, сию минуту. Андрей Казимирович, мой спаситель Андрюша, он один подходил под такую категорию! Перевернув вверх дном бачок с грязным бельем, я отыскала его изрядно помятую визитную карточку и набрала номер. Ткач был в кабинете, он откликнулся тотчас же, словно только меня и ждал:

— Юленька, как ты себя чувствуешь?

— Да так, состояние средней паршивости, но это не важно. — Я скороговоркой выпалила ему о швейцарском телесюжете и о новой выставке у Красновых. — Понимаешь, что это означает?

— Не понимаю, почему тебя это волнует, неугомонная ты девчонка! Хватит беспокоиться о других, думай о себе. — Голос Андрея стал строгим. — Юля, ты мне обещала!.. Прими лекарства и ложись в постель. У тебя есть лекарства?

— Вроде есть… Андрей, но как я могу перестать беспокоиться, если все складывается еще хуже, чем раньше?!

— Юлия, тебя не должны занимать чужие неприятности, — твердо ответил он. — Ты уже достаточно из — за них пострадала!.. Хочешь, я после работы зайду в аптеку?

— Ты собираешься навестить меня?

— Конечно. Разве я могу бросить мою маленькую, слабенькую, нежную фрекен Жюли? — прочувствованно воскликнул Ткач.

— Ой, Андрюша, ты такой внимательный… — растаяла я и решила последовать его совету. Закапала в нос санорин, проглотила таблетку аспирина и прополоскала горло раствором настойки календулы.

За окном повалил мокрый снег, и в комнате стало темнее, будто близился вечер, хотя шел всего — навсего второй час дня. Меня от этой оттепельной погоды потянуло в сон. Удобно угнездившись на диване под одеялом, я настроила телевизионный приемник на нейтральный мультик про семейку Симпсон и с удовольствием отчалила в страну грез, успев позавидовать самой себе: все же исключительно приятно в пасмурный будний день, когда все работают в полный рост, остаться дома, наслаждаться покоем и негой и предвкушать вечернее свидание с мужчиной своей мечты… Андрей прав, я достаточно настрадалась. Один Гриня чего стоил: три литра крови выпил, три километра моих нервов походя намотал на свой кулак!..

Сон оказался настолько глубоким и крепким, что и длинный, громкий, назойливый звонок в дверь его не сразу разрушил. Но звонили настолько настойчиво, что и мертвый бы поднялся!.. Я бросилась в прихожую босиком, не успев надеть тапочки, но нацепив очки. Спросила:

— Кто там?

— Сто грамм! — был ответ.

— Сашенька, — обрадовалась я и повисла на шее у вошедшего папарацци.

— Юленция, ты меня поражаешь: то нос мне расквасила, а то сразу «Сашенька, миленький, родненький», — подколол он с довольным видом и скинул кроссовки, те самые, которые я купила для него перед днем рождения тетушки Таисии. Беглый фотограф успел истаскать обувку до такой степени, что и эта новая пара продырявилась и стала просить каши. Зато с его мужественной, обветренной физиономии исчезли ссадины, а синяки успели побледнеть и сделались почти незаметными.

— Ты прочитал мое письмо? — застенчиво отпрянула я и сразу же задала второй вопрос: — А как тебе удалось сигануть с балкона и не разбиться?

— Да запросто! Делов — то куча… — Анисимов повел плечами, набивая себе цену. — Подтянулся на руках, опустился на перила балкона второго этажа, слез с них. А уже потом, побалансировав, спрыгнул на землю, во двор. Я как — никак в десанте служил!..

Анисимов бравировал, и все — таки я чувствовала исходившее от него напряжение, похожее на электрическое силовое поле. Он прошел в комнату, оживился при виде нетронутого, остывшего завтрака и накинулся на успевшие зачерстветь тосты, растаявшее масло, заветренный сыр и колбасу. Ел, уставившись в телевизор, транслировавший рекламу пива.

— Слушай, у нас пива нет?

— Нет. — Меня несколько покоробило местоимение «у нас».

— А водка есть?

— Да, кажется, осталась.

— Алкоголь в малых дозах безвреден в любых количествах, — воодушевился Саня и пошел на кухню. А вернувшись, возмутился: почему водки так мало, с кем я ее выпила? И почему на столе две кофейные чашки вместо одной?!

— Ты считаешь, мне следует перед тобой отчитываться? — огрызнулась я.

— А как иначе? Ведь ты — моя невеста, — невозмутимо заявил он, продолжая утолять голод. Было непонятно, пошутил он или сказал всерьез. — Кстати, Юленция, ты похудела и побледнела, прямо совсем осунулась. Неужели так шибко скучала по мне?

— Санчо — ты дебил! — рявкнула я. — Я осунулась из — за того, что почти два дня просидела взаперти, в сыром и темном подвале. И чуть не погибла от зубов крыс и мышей!

Выкладывая подробности плена в притоне Ярцевых, я изрядно разнервничалась, заново переживая унижение и стыд от обмана Алины. Но Санька и не подумал сострадать мне.

— Все к тебе какие — то левые мужики вяжутся, — упрекнул он, наевшись до отвала и подчистую опустошив все тарелки. — Откуда свалился этот Андрей Казимирович?

— Андрей — не левый, он самый лучший мужчина из всех, кто мне известен! — отрезала я.

— Ты что, влюбилась?

— Может, и влюбилась… А что, заметно?

— Ну, ты… Как после этого верить вам, девчонкам?! «Сашенька, родненький», — опять процитировал Анисимов мое электронное послание и принялся расстегивать рубашку. — Подвинься — ка!..

Я не шевельнулась. Но Санчо, раздевшись до трусов, запрыгнул под одеяло; разлегся, прижался и заставил меня сквозь ткань платья ощутить жар его сильного, переполненного желанием тела.

— Эй, парень, чего это тебя растащило! — оттолкнула я его, упершись ладонями в грудь.

— Куда тянуть? Чего смеяться? — улыбнулся Саша. — Пора начинать нормальную семейную жизнь! — Над моим лицом нависла его волглая, густо поросшая рыжеватым волосом подмышка, и, хотя насморк не позволял различать запахи, мне опять почудился смрад застарелого пота.

— Отстань! — вывернулась я из его объятий и отползла на край дивана.

— Почему отстань? Имею полное жениховское право!.. Или я, как честный человек, не посватался к тебе перед Богом и людьми?

— Ты посватался? — вскричала я, вытаращив на Сашу глаза, как героиня немого кино.

У Александра Анисимова, наоборот, веки налились тяжестью и смыкались от усталости и сытости. Он оставил посягательства на мою девичью честь, зевнул, повернулся на бок и стал умиротворенно посапывать. Напрасно я старалась растолкать его и выпытывала, кому он продал компрометирующие Аллу Крымову снимки.

— Да все нормально, Юленция… снимки слил посреднику… тому информационному агентству, которое… — Санчо запнулся и на полуслове захрапел.

— Погоди, не спи! Скажи, за сколько ты их продал? — трясла я его увесистую, шершавую длань.

— Не беспокойся, — хмыкнул он, — на свадьбу бабок хватит…

— Прекрати морочить меня своей свадьбой! — Я решила все выяснить до конца. — Храпишь и не знаешь, что Крымовы намерены подать в суд и потребовать двести пятьдесят тысяч евро за возмещение морального ущерба!

— А этого они не хотят? — Он составил пальцы кукишем и сунул их мне на обозрение.

Я и не успела оскорбиться, как Сашка стремительно перевернулся к стене и окончательно погрузился в беспробудный, богатырский сон.

«Самонадеянный, как надутый индюк! Беспечный, как ребенок! — мысленно комментировала я поведение этого храпяще — свистяще — смердящего существа и рассматривала его крепкое тело, осуждая себя: — Поздравляю, Малиновская, с кем тебя угораздило связаться!»

Покоя опять как не бывало. Чтобы чем — то заняться, я убрала посуду со стола, вымыла ее, расставила тарелки и чашки в ячейки сушилки, потом направилась в ванную. Постаралась отмыться от переживаний под душем, тщательно вытерлась и закрепила успехи, намазавшись кремами и гелями от целлюлита с головы до пят, и воткнула штепсель стайлера в розетку. Есть у меня такое приспособление с тремя насадками, позволяющее укладывать прядки хоть мелкими завитушками, хоть крупными кудрями. Это всепоглощающее, безумно увлекательное занятие!.. От него меня отвлекало только грязное белье, вываленное из бачка: ноги в нем постоянно путались, я оступалась. Перед тем как приступить к упражнениям по части макияжа, я рассортировала бельишко на белое и цветное и отправила одну партию бултыхаться в стиральной машине. Обожаю свою «Вятку — автомат»!.. В ней столько энергии, столько энтузиазма!.. Будь у меня хоть сотая часть ее сил, я бы охмурила какого — нибудь завалявшегося холостяка — бизнесмена и более ни о чем бы не тужила!.. Но моих тщедушных сил и не самой изощренной сноровки достало лишь на то, чтобы покрыть лицо компактной пудрой, наложить румяна на скулы и накрасить губы. Только я вытащила кисточку из тюбика с тушью от «Эсти Лаудер», самого ценного экспоната в моей косметической коллекции, как в прихожей раздался звонок.

Ткач, догадалась я и испугалась. Что же делать? Куда девать Саньку Анисимова?!

— Андрей, ты? — спросила, не открывая двери, поскольку находилась неглиже.

— Я, Юленька, радость моя! — с чувством отозвался Ткач.

— Андрюша, пожалуйста, будь добр, погоди минуточку, я раздета…

Я заметалась, схватила рваные, бездарные кроссовки фотографа и запихнула их в бак с бельем. Туда же отправила его куртку, джинсы и рубашку. Часы неумолимо тикали, сердце стучало учащенно. Достала из шкафа первое попавшееся платье — черное, вечернее, расшитое пайетками, и натянула его. До сего дня я надевала это сокровище стоимостью в мою месячную зарплату единственный раз: на корпоративную вечеринку, устроенную в греческом ресторане «Калипсо» накануне прошлого Нового года. Купила платье в салоне Marina Rinaldi, поскольку в других бутиках ничего подходящего моего размера не нашлось. И что толку? Даже потанцевать было не с кем, ведь в нашем офисе, как я уже сообщала, работают только девушки…

Андрей Казимирович за дверью стал проявлять нетерпение: покашлял, давая понять, что его ожидание слишком затянулось.

— Сейчас, сейчас! — бодро пообещала я, раздумывая, где бы разыскать целые колготки? Почему — то эта деталь туалета имеет обыкновение моментально рваться. Прямо напасть!.. Переворошив белье, выбрала колготки с самыми маленькими дырочками в области больших пальцев, обула нарядные туфельки.

Когда я наконец гостеприимно распахнула дверь, Ткач пораженно ахнул:

— Юленька, ну ты… ты… ты… — на этом местоимении его явно заклинило. — Ты просто потрясающе выглядишь!.. О-о, моя дорогая, стоило ли так стараться ради меня?

— О-о, — подражая ему, простонала я. — Ради тебя, Андрей, я и не на такое способна!

Между тем я лихорадочно соображала, как не позволить гостю пройти дальше прихожей, и придумала!

— Андрюша, мне кажется, мы незабываемо проведем этот вечер, если вместе съездим на открытие выставки этого… как его… Романа Сабельникова!

— Кто такой? — заинтересовался Ткач.

— Ты себе не представляешь! Это сенсация! — заверила я. — А выставка состоится в галерее Krasnoff.

— В галерее Krasnoff?.. Открытие?.. — опешил Андрей Казимирович. — Но, Юленька, тебе ведь нездоровится…

— Нет, что ты? Все прошло, я уже отлично себя чувствую! Я бодра как никогда!

Ткач поцеловал меня в лоб и возразил:

— А по — моему, у тебя температура повышена. Посмотри, фрекен, я купил порошки, капли — аптекарша сказала, что они самые эффективные против насморка и отека слизистой оболочки, и вот еще американские витамины…

— Замечательно! Даже не знаю, как тебя благодарить, Андрюша. — От возбуждения мой голос зазвенел, исполнился ненормальной экзальтации. Я приняла пакет с лекарствами и прижала его к груди. — Спасибо огромное!

— Не за что, дорогая. Ты так радуешься, будто я тебе невесть что принес, звезду с неба достал. — Довольный Андрей Казимирович сделал шаг в направлении комнаты, явно сопротивляясь моей идее ехать на выставку.

Нет, допустить, чтобы он увидел полуобнаженного папарацци в моей постели, было нельзя! Оттесняя Ткача, я почти упала на него, прильнула, как томимая нестерпимой, неуправляемой страстью. Он не стал противиться — обнял меня за талию и крепко поцеловал в губы. Голова пошла кругом, я экстатично выдохнула:

— О — о — о… А — а — а… — и поправила съехавшие, испачкавшиеся очки. — Милый, нам следует поторапливаться и выходить, не то опоздаем! Но мы с тобой обязательно вернемся сюда после выставки…

— Мы вернемся, это правда? — оживился Андрей.

— Конечно же, Андрюшенька… — заверила я его. — Я сама так хочу этого, просто изнываю, — несла я полный вздор, мечтая только о том, чтобы Сашка Анисимов ненароком не захрапел или, наоборот, не проснулся от моих громких любовных стенаний.

— Прекрасно! — выдохнул легковерный Ткач.

Мое демисезонное пальто было настолько мятым и грязным, что в нем и во двор выйти, чтобы выкинуть мусор, было зазорно. Я достала нерповую шубку, серо — серебристую, подаренную родителями на мое двадцатипятилетие. Эта вещь была самой красивой и ценной из всего, чем я располагала. Чуткий Андрюша, подавая ее, не замедлил восхититься:

— Юленька, как тебе идет это манто. Великолепно! Ты в нем как Снегурочка. Нет, как принцесса. Нет, как Снежная королева. У меня просто нет слов!.. В общем, ты, фрекен, совершенно неотразима! Я одобряю твое решение тепло одеться.

Погасив свет в прихожей, я ступила за порог и с огорчением осознала, что вырядилась как путана: в туфли на шпильках, дырявые колготки и шубку поверх платья с голой спиной… Оксюморон!

Зато деликатный поляк Андрей Ткач не придал никакого значения условностям стиля одежды — распахнул передо мной дверцу компактного черного «форда» и, не удержавшись, снова поцеловал.

Неподалеку от автомобиля махал метлой уже знакомый мне дворник. Вот трудоголик, неймется же ему! Убирается в темноте, до зари — и после заката, подумала я и помахала мужчине ручкой, одарив его сияющей улыбкой.

Дворник ответно улыбнулся мне, демонстрируя узнавание, и высоко поднял древко метлы, как бы приветственно салютуя. Почему — то для меня было важно почувствовать его одобрение. Устроившись на сиденье рядом с водителем, я сказала:

— Как прекрасно, что есть на свете люди, преданные своему делу!

— Это ты о ком, Юленька?

— Разумеется, о тебе, Андрюша! — плутовато засмеялась я.

Не знаю, был ли кто в целом свете счастливее меня в тот миг? Не знаю, но сомневаюсь…

На церемонию открытия выставки Романа Сабельникова мы немного опоздали: прибыли в галерею уже тогда, когда приветственные речи отзвучали и праздный народ, свободно фланируя, распивал шампанское. Никого из постоянных посетителей: художников, музыкантов, артистов, поэтов и прочих представителей творческой интеллигенции — среди гостей я не заметила. Как и было обещано, собрался сплошной средний и высший класс, обещанная элита, из которой понты сыпались через край, а также прорва журналистов с камерами, диктофонами и блокнотами.

Наше с Андреем появление в галерее Krasnoff произвело фурор!.. Физиономии Женьки и Нади вытянулись, а Галка, ее сестрица, просто чуть не облезла от зависти. Мне оставалось только посочувствовать ей: ну, существуют же понятия о приличиях?! Надо уметь справляться со своими чувствами.

Впрочем, и я была несколько шокирована, столкнувшись лицом к лицу с Маркелом. Этот человек, одетый в смокинг и галстук — бабочку, выступал кем — то вроде распорядителя светского мероприятия. Вот он — то владел собой, потому как чинно, степенно произнес:

— О, госпожа Малиновская! Рад вас видеть. Прошу! — Невероятно, но факт: Маркел вел себя так, будто между нами никогда не возникало острой взаимной неприязни…

Ткач помог мне избавиться от шубки, а медведь собственноручно отнес ее в подсобку, которую громко наименовал гардеробной.

— Чего желаете: шампанское, вино, коньяк? — подступил к нам официант с подносом.

— Мне, пожалуй, красного вина. — Я схватила бокал и с отвращением покосилась на коньяк. С тех пор как мы с Алиной и Илонкой завтракали этой гадостью, случилось столько всего неприятного…

Андрей отказался от напитков и глянул на меня укоризненно:

— Юлия, ты уверена, что тебе при повышенной температуре следует употреблять алкоголь?.. Все — таки, дорогая, лучше бы поберечься…

— Андрюша, знаешь анекдот? — откликнулась я. — Девушка пришла на вечеринку, и ее спрашивают: «Что будете пить: водку, спирт, самогон?» А она отвечает: «Ой, прямо не знаю. Все такое вкусное!»

— Плоский юмор, — передернулся мой кавалер и педантично поджал нижнюю губу. — Ко всему прочему, вино понижает артериальное давление.

— Оставь, все французы ежедневно пьют красное вино, чтобы не тратиться на врачей, — попыталась оправдаться я, краснея под стать жидкости в бокале, и метнулась к другому официанту, разносившему закуски: разнообразные тарталетки и миниатюрные мясные рулетики. Выяснилось, что я настолько проголодалась, что готова была умять целого барана.

Но в полной мере насладиться пищей мне не позволила Надежда. Она подошла в сопровождении низкорослого, прыщавого парня:

— Познакомьтесь, очень вам рекомендую, — герой нашей вечеринки!

Прыщавый самородок слегка склонил голову, представился:

— Сабельников моя фамилия, зовут Роман!

Я сразу подумала, что подобный экземпляр мужской породы никогда бы не сделался героем моего романа, вопреки собственному имени. Проблема была даже не в угрях: их можно вывести. Во всем его облике прочитывалось нечто угодливое, скользкое, сальное, как много дней не мытые волосы.

— Очень приятно, поздравляю вас, — пожал руку Сабельникову, которому гораздо больше подошла бы фамилия Сальников, мой великодушный Андрей Казимирович.

Мне оставалось лишь томно поводить голыми плечами, поскольку после маленького праздника первых поцелуев я действительно испытывала к Ткачу сильное физическое влечение… Страсть проявлялась так же отчетливо, как проснувшийся аппетит.

Я под руку с Андрюшей неспешно двинулась вдоль стены, и меня перестали интересовать персонажи справа и слева. Хуже того, меня и вывешенные на всеобщее обозрение батики с орнаментальными узорами нисколько не занимали. Зато пробирала обида за Кирилла и поруганные одинокие души деревьев. Я прикончила вино, и Андрей, принимая у меня пустой фужер, нежно коснулся моей руки, легонько сжал мои пальцы, ненавязчиво напоминая, какая особенная ночь нам предстоит. Сердце екнуло, едва я это представила. И тут меня окликнули:

— Привет, Юлечка!

Сзади стоял… Гриня. Эта демоническая личность разглядывала мою декольтированную спину, наверное, для того, чтобы не глазеть в упор на моего чудесного спутника.

— Привет, — улыбнулась я и мстительно подумала: поделом тебе, старый, плешивый плут!

— Прекрасно выглядишь.

— Спасибо, ты тоже, — сказала я и обрадовалась, ощутив, что могу преспокойно улыбаться ему, не подыхая от обожания и не задыхаясь от восторга. Но оказалось, что радовалась я рано, потому что в следующую минуту Грин брякнул:

— В ночь на воскресенье ты выглядела значительно хуже.

— Неужели? — В меня будто кипятком плеснули. Кажется, даже очки запотели от подобной пакости. Не совладав с растерянностью, я жалким голосом пролепетала: — Какая ночь? Какое воскресенье? Ты что — то путаешь, Гринберг…

— Я? Путаю? Нет, дорогая, такое не забывается, — с интимным придыханием молвил этот траченный молью паяц и отошел к Галке.

Андрей напряженным голосом спросил:

— Кто это?

— Так, один риелтор… — Я покраснела, обваренная жаром стыда, а внутри у меня, наоборот, все сжалось и заледенело.

— Ты собираешься менять квартиру? — удивился Андрей.

— Да, тесновато жить в однокомнатной… — Я оглянулась в поисках официанта. — Подайте вина!

Отхлебнула, поперхнулась, закашлялась. Ткач похлопал меня по спине:

— Напрасно мы сюда приехали, Юленька. Обстановка какая — то нездоровая. Давай вернемся домой?

— Угу, — откашлялась я и совсем сникла: куда возвращаться, если Сашка по — прежнему лежит на моем диване?! Я сказала Андрею, что мне необходимо срочно позвонить, и удалилась в подсобку.

Телефон стоял на столике, стиснутом со всех сторон крупногабаритными картинами, пустыми рамами и прочим хламом. Я сделала глоток вина, поставила фужер на свободный край стола и набрала свой домашний номер. Анисимов не снимал трубку. Возможно, он уже бодрствовал, но не считал нужным отвечать на звонки, адресованные хозяйке квартиры. Включился автоответчик, заговорил моим голосом: «Я вас приветствую, но в данный момент не могу подойти к телефону. Оставьте ваше сообщение после звукового сигнала».

— Санчо! — торопливо крикнула я в надежде, что сработает громкая связь, но он по — прежнему не откликался. Пришлось излагать свои пожелания в пустоту. — Александр, немедленно покинь мою квартиру! Твои кроссовки и куртка находятся в бачке для грязного белья, под раковиной в ванной. Одевайся и шуруй! Сделай это как можно скорее!

— Юленция, ты сбрендила? — заспанным голосом отозвался папарацци. — Что за розыгрыши? Почему мои кроссовки в грязном бачке? Ты бы их еще в унитаз сунула!

— Саш, это не розыгрыш, я серьезно прошу: шуруй быстрей, ты меня компрометируешь!

— Пф-ф, такова моя профессия, — самодовольно хмыкнул олух царя небесного. — Куда ты вообще делась?

— Не важно, Санчо, тебя это не касается, — нажала я на него. — Сматывайся!

— Не хочу я сматываться, — огрызнулся Анисимов, — мне и тут нормально. Давай возвращайся сама и привези чего — нибудь пожрать, У тебя даже картошки в доме нет! Чем ты питаешься?

— Святым духом! — съязвила я.

Внезапно мою руку, державшую трубку, сжала чужая волосатая ладонь.

— С кем это ты беседуешь, Малиновская? Случайно, не с Золотаревым? — Надо мной навис Маркел.

— Нет, я маме звоню! — крикнула я, пытаясь избавиться от Маркела, потом нажала на рычаг и нечаянно толкнула фужер. Фужер свалился мне на колени и поэтому уцелел. Недопитое вино разлилось по платью. Право, галерея Krasnoff какая — то заколдованная, никогда мне не удается выбраться из нее сухой!..

— Лживая сука, — обругал меня медведь и вырвал из моей руки звенящую коротким зуммером трубку.

— Сам такой, — не полезла я в карман за словом. — Крымовский кобель!

— Где он прячется? — Маркел приблизился вплотную и заставил меня прижать голую спину к запыленным, щербатым рамам.

— Откуда я знаю?!

— Не ври, б…!

— Я поражаюсь: Юлька такая каракатица, а склеила богатого мужика! — вдруг заявила Галина, присутствие которой рядом с телефоном я только что обнаружила.

— Ой, мой богатый мужик меня совсем заждался! — Я вскочила, отпихнула Маркела и пулей понеслась в зал.

Ткач и впрямь заждался — он стоял, привалившись к стене, задумчивый и печальный. Я пожаловалась:

— Андрюша, вино пролилось на платье, но я не виновата.

— Как же тебя угораздило, фрекен? — без тени осуждения, тепло спросил он.

— Нечаянно…

— Тем более надо ехать, — обнял меня славный человек и огляделся в поисках псевдораспорядителя.

Теперь медведь мне был не страшен: я находилась под покровительством Андрея, под его мощной энергетической защитой. Но, подавая мне шубу, Маркел все же улучил момент, чтобы злобно мне шепнуть:

— Я выяснил, ты звонила к себе домой. Признавайся, где Золотарев, хуже будет!

— Нет, — мелко затрясла я головой.

— Что? — переспросил Ткач.

— Я говорю, выставка не произвела на меня особого впечатления.

— Да, ничего особенного, — согласился он. — Не понимаю, зачем ты сюда рвалась, Юленька!

— Просто люблю искусство, — слегка покривила я душой.

В машине мы опять поцеловались. Это было так восхитительно, что я забыла про мокрое платье, наезды медведя, Гринины козни и завистливую Галку. И про Александра Анисимова вспомнила лишь в тот момент, когда Андрей уточнил:

— Едем к тебе?

— А может быть, лучше к тебе?.. Ведь у меня мы уже были. Теперь мне не терпится увидеть обстановку, в которой ты живешь…

— Понимаешь, Юлия, я живу не один, — смутился Ткач, и мое сердце забилось от подозрения: он женат!.. К счастью, я погорячилась, пытаясь, как всегда, забежать вперед паровоза. Андрей объяснил: — Я живу с мамой, перевез ее к себе из Черновицкой области. Конечно, я вас познакомлю, но сейчас не самое подходящее время. Несколько поздновато, боюсь, мама отдыхает…

— У — у — у… — Я совсем приуныла, растерялась, и от этого закричала как ненормальная: — Нет, я очень, очень хочу познакомиться с твоей мамой именно сейчас! Безотлагательно! Сию секунду!

Мне было некуда деваться, ему — тоже. Нельзя сказать, что у Андрея совсем испортилось настроение, но лирико — эротический настрой испарился. Более он ко мне не прикасался — не обнимал и уж тем более не целовал.

Ничего более нелепого и натянутого, чем чаепитие с мамой Ткача, в моей жизни не происходило. Я не знала, о чем говорить, отвечала невпопад на элементарные вопросы, постоянно что — нибудь роняла: ложку, печенье, крышку от заварочного чайника. В довершение всего я опрокинула на свое непросохшее платье розетку с вишневым вареньем.

— Позвольте, милочка, я застираю подол, а вы в моем халатике посидите, — предложила благонравная старушка.

— Нет — нет, оставьте, это невозможно! — гневно замахала я на нее руками, будто мать Ткача попросила меня о чем — то неприличном, например голой сплясать на столе. Потом у меня началась истерика, и я заверещала голосом бездарной артистки, дублирующей мексиканский сериал. — Я больше не хочу чая! Я тороплюсь домой! Андрей, отвези меня!

Наверное, степенная и интеллигентная мать Ткача решила, что я — припадочная, а потому не пара ее прекрасному сыну. О чем думал Ткач, осталось тайной: вез он меня молча — за всю дорогу не проронил ни звука. Только остановив автомобиль у моего подъезда, оскорбленно заключил:

— Я чувствую, Юлия, тебе не понравилась моя мама…

— Что ты?! Из чего ты сделал подобное заключение?! — бросилась я спасать ситуацию. — Очень понравилась, очень! Гораздо больше, чем выставка! — опять сморозила я глупость.

— Спокойной ночи, — холодно бросил мой несбывшийся роман и уехал. Даже до двери не проводил.

Как это опрометчиво: не поддаваться соблазну! Ведь он может и не повториться, меланхолично думала я, глядя вслед удаляющимся огням. Потом в груди закипел гнев — во всех моих бедах был виноват Сашка! И, поднимаясь по лестнице в квартиру, я разъярилась настолько, что готова была сбросить с нее папарацци!.. Первый раз в жизни мне повезло — я встретила умного, порядочного, благородного мужчину, своего спасителя! И вот… из — за этого ходячего недоразумения!.. Из — за этого фотоаппарата без объектива!.. Я залилась слезами, из — за которых даже не видела ступенек, а поэтому на каждой из них спотыкалась и почти что падала.

— Здравствуй, Юлечка, — выглянула из — за двери баба Глаша. — Что — то шибко поздно гуляешь! К тебе тут какой — то мужик приходил, — сообщила она.

— Да и пес с ним, — нелюбезно буркнула я, доставая ключ из кармана шубы.

Но дверь открывать не потребовалось: она сама с тихим скрипом распахнулась, как только я притронулась ключом к замочной скважине. За дверью звенели тишина и мрак. Из квартиры едва ощутимо тянуло неприятным, сладковатым запахом. Почему — то щипало глаза, а может быть, они просто воспалились от слез.

— Саша-а! — позвала я и сняла очки, вытирая ребром ладони веки и щеки.

Никто не ответил, и от этой молчаливой пустоты повеяло жутью. Я нашарила выключатель и торопливо нажала… Саша лежал поперек коридора в огромном багровом озере. Он по — прежнему был в одних трусах, но теперь они пропитались кровью. Будто купальщик с того света…

На секунду я остолбенела, уставилась в изменившееся, застывшее лицо папарацци. Потом заорала диким голосом и бросилась назад, вниз по лестнице, теряя на бегу туфли. Я оглохла от собственного воя. Всеми фибрами души я надеялась, что Андрей еще не уехал: хотелось запрыгнуть в его машину и умчаться подальше от кошмара. Но двор был пуст и, поскользнувшись, я растянулась на асфальте. Рухнула, как Александр Анисимов…