Все или ничего

Глава 4

В то время как все расходились с собрания, Брайони думала о двух вещах: о том, что с сегодняшнего дня ее работа станет легче, и о том, что ее персона, несомненно, является объектом пересудов всего обслуживающего персонала.

О причине второго нетрудно было догадаться. Хотя она и старалась, представляя Гранта Гудмана, сделала она это натянуто, да и выглядела не совсем естественно, а потом, конечно же, Линда и Питер Марсден могли подтвердить, что ее отношения с новым владельцем складываются не лучшим образом.

Что касается ее работы, то здесь было все понятно. Грант Гудман держался спокойно, но очень уверенно, рассказал о своих планах относительно Хит-Хауса, и Брайони заметила воодушевление на лицах слушающих. Он четко обозначил участки, где все хорошо, и указал на то, что следовало улучшить. Он заверил всех, что в его планы в настоящий момент не входят увольнения, но дал им понять, что в дальнейшем все будет зависеть только от них самих. Все представлялось абсолютно ясным, что и раздражало Брайони вопреки здравому смыслу. Теперь во главе дела стоял мужчина, причем мужчина, с которым не пошутишь, вот поэтому-то работать становилось проще.

— Что бы вы хотели теперь? — услышала Брайони свой голос, когда все разошлись и остались вдвоем.

Грант Гудман с минуту молча смотрел на нее. На нем были джинсы и зеленый свитер, но его внушительный вид от этого ничуть не пострадал. Похоже было, что до собрания он успел прогуляться на свежем воздухе: волосы были слегка взъерошены, но глаза смотрели ясно и внимательно, и весь его облик создавал впечатление физически здорового человека, способного справиться с любыми трудностями.

Она же, как назло, выглядела вялой и бесцветной. Ее строгая серая юбка и скромный белый шерстяной жакет, сами по себе безупречные, призванные придать ей деловой вид, напротив, делали ее тусклой и невзрачной.

— Тебе нездоровится? — резко спросил он.

Брайони порозовела от смущения и уже хотела было сказать, что это не его дело, но вовремя спохватилась.

— Нет.

— В таком случае ты не выспалась.

Она закусила губу.

— Я… вероятно, переутомилась. Вот и все.

— Неудивительно. Возьми отгул, Брайони. Кстати, как часто ты берешь отгулы?

— Ну… по-разному, — сухо ответила она.

— Интересно. Уж не думаешь ли ты, что сможешь обходиться совсем без выходных?

В глазах его не было иронии, а скорее какое-то нетерпение.

— Не думаю, — ответила она и отвернулась. — Хорошо, но прежде всего мне следовало бы…

— Тебе следует сделать лишь одно, — оборвал ее он, — сказать Линде, чтобы тебя не беспокоили. Если у нее возникнут проблемы, пусть обращается ко мне. Отправляйся. Даже если ты собираешься выплакаться по поводу своей несчастной судьбы, все равно это пойдет тебе на пользу.

Брайони резко повернулась и вышла.

Десять минут спустя она закрылась у себя в номере и, прислонившись к двери, боролась именно с этим желанием — расплакаться. И хотя она его поборола, она почувствовала себя еще более опустошенной. Она сняла туфли, одежду, дошла до спальни, облачилась в ночную сорочку и легла в постель.

На удивление, Брайони быстро уснула, хотя и не видела снов. На какую-то долю секунды ей пригрезился красавец Ник Семпль, отчего она сразу же проснулась, но Анжелика, слава Богу, не появлялась, так что она уснула вновь. Было два часа пополудни, когда она наконец проснулась и села на кровати.

Сквозь шторы пробивался слабый солнечный свет, но определенно похолодало. Она встала, зажгла камин, а затем с наслаждением полежала в ванной. Выйдя из ванной, она надела лыжные брюки темно-синего цвета и свитер, приготовила себе бутерброд и села писать письмо матери, как она всегда делала раз в неделю. Но на сей раз она с удивлением обнаружила, что испытывает более сильное чувство вины, чем прежде, когда покинула Сидней, толком ничего не объяснив матери, которой она восхищалась, которую очень любила и которая столько внимания уделяла дочерям, что не сочла возможным выйти замуж во второй раз, пока они росли, из уважения к их горю по поводу смерти отца. Однако она ни разу не услышала ни одного упрека от матери относительно своего поспешного шага, который забросил ее так далеко, и иногда ей казалось, что мама — единственный человек, который по-настоящему понимает, почему она это сделала. Ей вдруг захотелось излить все это в письме.

Но Брайони никак не удавалось сосредоточиться, потому что она невольно прислушивалась ко всем звукам, раздававшимся в Хит-Хаусе, мысли ее были здесь, рядом, и она решила, что сейчас не лучшее время заглядывать к себе в душу. Остаток дня она провела, наводя порядок в ящиках комода и перебирая одежду, при этом думая лишь об одном — остаться или уехать. Куда деваться, если она решит покинуть Хит-Хаус, а если оставаться, то как…

В шесть тридцать зазвонил телефон, это была Линда.

— Брайони, — осторожно сказала она. — У меня для тебя сообщение.

— Давай, Линда.

— М-м, мистер Гудман передает тебе привет и приглашает поужинать вместе с ним в его домике.

Это было как вспышка молнии.

— Спасибо, Линда, — тем не менее непринужденно сказала она, — но не могла бы ты передать мистеру Гудману, что я уже договорилась поужинать вместе с другом в "Охотничьем домике"?

— Брайони, — смущенно проговорила Линда. — Я не думаю, что это мудро, и ведь это неправда — тебе никто сегодня не звонил.

— А что, он следит за тем, кто мне звонит? — грозно вопросила Брайони.

— Нет! Конечно, нет, просто я не могла не заметить…

— Моя дорогая, я ценю твою наблюдательность. — Брайони помолчала, а затем добавила уже не столь воинственно: — Пожалуйста, не вмешивайся, Линда.

— Но…

— И я как раз хочу позвонить, Линда.

— Но…

— Можешь передать ему, если тебе от этого будет легче, что у меня действительно есть подруга в "Охотничьем домике", она заведует там хозяйством.

— Эх, Брайони, — сказала Линда обиженным тоном.

Брайони поморщилась.

— Извини, сказала она. — Спасибо за то, что ты хотела оказать мне дружескую поддержку, но, честное слово, будет лучше, если ты не будешь вмешиваться, — и спокойно положила трубку на рычаг.

Была ясная звездная ночь, когда Брайони возвращалась из "Охотничьего домика" в Хит-Хаус. Дело близилось к полуночи. Персонал "Охотничьего домика" устраивал вечеринку, и она с удовольствием присоединилась к ним. Она также с удовольствием отметила, что в домике у Гранта Гудмана свет не горит.

Таким образом, у меня есть еще восемь часов, прежде чем я встречусь с ним вновь, подумала она, паркуя машину.

Денек выдался еще тот — сырой и холодный. Не то чтобы это было совсем уж необычно, просто, когда гостям нечем было заняться, это всегда означало дополнительную нагрузку на персонал. По правде говоря, она разок поймала себя на мысли о подогреваемом бассейне и о площадке для сквоша, но в данный момент ее больше занимали другие неотложные проблемы: гость с тяжелым приступом астмы в шесть часов утра; пожилая чета, упрямо твердившая, что у них украли двести долларов, из-за чего пришлось перерыть всю комнату, чтобы обнаружить, что деньги они спрятали в коробку с салфетками сразу по прибытии и благополучно об этом забыли; засорившийся туалет в одном из домиков и непонятно каким образом разбитое окно в другом; официантка, которая опрокинула поднос с шестью полными тарелками супа на гостей в обед.

— Не могу понять, — сказала Брайони Линде после того, как помогла все убрать и всех успокоить. — До сих пор не могу понять, как они умудрились разбить окно.

— У них медовый месяц, — коротко бросила Линда.

Брайони удивленно подняла брови:

— А при чем тут это?

— Ты даже представить себе не можешь, до чего только не додумываются молодожены, — целомудренно заметила Линда.

— Действительно не представляю, как не представляю, что за стихийное явление может так колотить окна! Да ладно, — сказала она, когда Линда рассмеялась, — надеюсь, больше сегодня уже ничего не стрясется!

Смех Линды сменила гримаса.

— Ты видела мистера Гудмана сегодня?

— Только издали, слава Богу. Как он отнесся к моему бегству вчера?

— Стоически, как и подобает настоящему мужчине, — услышала Брайони позади себя голос Гранта Гудмана.

Линда стала пунцовой, но Брайони лишь сжала кулаки.

— Полагаю, утро у вас сегодня выдалось нелегким, — добавил он небрежно и сел на край Линдиного стола.

— Если вы подслушивали… — Брайони замолчала, закусив губу.

— Подслушал, но чисто случайно, — невинным тоном ответил Грант Гудман. — Остановился посмотреть журнал происшествий по дороге сюда. А, кстати, кто эти молодожены, из-за которых происходят природные катаклизмы?

Линда покраснела еще больше, и Гранту Гудману стало жаль ее.

— Не отвечайте, — добродушно сказал он и слегка дотронулся пальцем до ее щеки, отчего Линда подняла на него глаза, полные благодарности.

Бедный, глупый ребенок, с раздражением подумала Брайони.

— Чем мы можем быть вам полезны, мистер Гудман? — осведомилась она.

Он встал.

— Что ж, Брайони, надеюсь, сможете. Сегодня утром мне переслали чертежи новых построек, вот почему меня не было видно. Я ездил за ними в аэропорт. И если у вас нет больше неотложных дел, или встреч с друзьями, или еще чего-то, то не могли бы мы встретиться в моем домике через час, чтобы посмотреть их?

Брайони вспыхнула, но невозмутимо ответила:

— Конечно, мистер Гудман. Я приду.

Линда тяжело вздохнула, наблюдая, как он уходил, но когда Брайони импульсивно обернулась к ней, сказала:

— Молчу, молчу! — И тут же добавила: — После всего, что ты здесь сделала, теперь, когда все отлажено и ты могла бы стать частью этого, это просто неразумно, Брайони!

— Для тебя, может, и да, — резко парировала Брайони, — а, ох, черт! — Она потерла бровь. — Может, ты и права.

— Что ты думаешь?

— Я думаю, что в целом это здорово.

По проекту каждый из домиков был двухэтажным с просторной жилой частью, включавшей в себя кухню и столовую на первом этаже и спальни с ванными наверху под покатой крышей. Тот, который Брайони рассматривала на рисунке, был покрашен в голубые с зеленым тона, отделан сосной, с пушистыми коврами и с камином.

— Всего лишь в целом? — переспросил Грант Гудман.

— Не так-то просто представить себе вещи по плану, но что сразу же пришло мне в голову, так это то, что нелегко будет обслуживать дополнительные здания из одной центральной кухни, находящейся в другом помещении. Здесь предусмотрены кафетерий и закусочная позади бассейна, но никакой кухни я не вижу.

Грант Гудман в раздумье посмотрел на нее.

— Так было задумано, чтобы была одна центральная кухня, хотя, возможно, ты права. Но не усложняет ли это дело? Два шеф-повара, два морозильника и тому подобное.

— Не думаю. Вам все равно придется увеличить штат столовых работников, а из опыта я знаю, что повара всегда предпочитают иметь собственное владение.

— М-м… Звучит разумно, — медленно проговорил Грант Гудман, — если, конечно, не получится дублирования и, как результат, увеличения отходов.

— Положитесь на меня, — сказала Брайони. — При надлежащем контроле… — Она внезапно умолкла.

— Значит, ты собираешься остаться? — спросил Грант Гудман.

Брайони встала и подошла к окну: шел сильный дождь.

— Я еще не решила.

— Ты сказала…

— Я оговорилась.

— Скажи, что тебя смущает.

Брайони оторвалась от унылого пейзажа за окном и вздохнула.

— Мне казалось, причины очевидны, но раз это не так, подумайте хотя бы о том, что для начала мы становимся объектом сплетен всего обслуживающего персонала. Вы позволили себе выпад в отношении меня в присутствии Линды совсем недавно, вы…

— Из того, что я услышал, — мягко заметил Грант Гудман, — ясно, что вы уже обсуждали с ней эту тему, так что дальнейшее притворство не имело смысла.

— Нет, не обсуждала, — возразила Брайони, но сказанное прозвучало неубедительно даже для ее собственных ушей. — Хорошо! Даже до того, как я узнала, кто вы, я… я…

— Дала понять Линде о твоей неприязни ко мне, — закончил он.

— Да, это неприятно, учитывая, как все обернулось, но преступления в этом нет, а неприятно в этом только то, что Линда ужасно любопытный человек, хотя добросердечный, и волнуется за меня. Что, однако, — добавила она уже с иронией, — никак не меняет того факта, что вы для нее просто Аполлон. Но я бы ни за что… не стала унижать вас в глазах подчиненных, — сухо добавила она.

— А как насчет повара Марсдена позавчера вечером?

Брайони поморщилась.

— Боюсь, я была тогда в шоке. Вам придется меня за это извинить.

— Что ж, если ты не собираешься представлять меня всем как шантажиста и бабника, — в его глазах мелькнула озорная искорка, — то я не вижу причины, почему мы не можем попытаться положить этим пересудам конец. Я был бы рад внести в это свою лепту.

— Означает ли это?.. — Брайони уставилась на него. — Вы изменили свое решение?

Грант Гудман, в свою очередь, удивленно посмотрел на нее и взял со стола чертежи.

— Относительно нас в личном плане? Нет.

— Тогда не знаю, как нам покончить со сплетнями, — с вызовом сказала Брайони, — потому что в таком случае наше противостояние продолжится.

Гудман пожал плечами, скатал чертежи в рулон и перетянул их резинкой.

— Я думал, что некоторое время, проведенное в тишине и спокойствии, поможет тебе увидеть вещи в другом свете, Брайони. Должен ли я понимать это так, что ты не собираешься рассказать мне о Нике Семпле?

— Послушайте, что если я скажу вам, что Семпли были правы? Что, если… я охотилась за ним, шантажировала его, что его жена поймала меня на том, что я целовала его, что тогда? Неужели вы и тогда скажете, что все равно хотите спать со мной, или заниматься со мной любовью или сексом, или как вы там это называете!

— Сядь, Брайони, и успокойся, — сухо сказал Гудман. — Что ты все-таки хочешь этим сказать?

Брайони села, потому что ноги у нее подкашивались.

— А то, — хрипло сказала она. — Если вы считаете, что все это имеет к вам какое-то отношение, потому что Анжелика — ваша кузина, то лично я считаю, что вас это совершенно не касается. К тому же все это в прошлом. Прошел уже целый год! Нику Семплю с моей стороны ничего не грозит. Вина, — проговорила она твердо, — была моя.

— Посмотри на меня, — спокойно приказал Гудман и, когда она это сделала, спросил: — Почему ты защищаешь Ника, Брайони?

Она отвернулась.

— Мне больше нечего сказать, мистер Гудман.

— Ты все еще любишь его?

— Нет.

— А любила.

— Нет.

— В какие же отношения ты хотела бы вступить с мужчиной, Брайони?

Брайони изобразила подобие улыбки.

— Будучи исправившейся экс-охотницей за богатством и разрушительницей браков, которая здорово обожглась? Дайте-ка подумать… Даже не знаю, — устало ответила она. — Послушайте, давайте прервемся?

— Хорошо, — согласился Гудман, — но позвольте мне сказать вот что. Я не люблю никаких излишеств в сексе. Я предпочитаю нормальный секс, приносящий взаимное удовольствие, от которого действительно могут захлопать ставни и разбиться окно, хотя мне не доводилось достигать подобных м-м… высот. — Он лукаво усмехнулся. Брайони закрыла глаза. — Мне бы также хотелось сказать, что я не верю твоим словам, это, возможно, связано с тем, что меня по-прежнему влечет к тебе. А возможно, — неожиданно холодно добавил он, — это связано с тем, что я достаточно хорошо знаю Ника Семпля. Но давай действительно сделаем перерыв в обмене колкостями.

Брайони широко раскрыла глаза и, не сдержавшись, спросила:

— Вы не верите в любовь и брак?

Их взгляды встретились.

— А ты? — спросил он.

— Я… я… забудьте об этом.

— Но почему ты меня спросила?

Брайони не смотрела ему в глаза и чертила что-то пальцем на столе.

— Ну, если хотите, мне кажется, когда знаешь философию, которую человек исповедует, его легче понимать.

— Согласен с тобой, — сухо сказал Гудман. — Вот почему я и пытаюсь добраться до твоей сути. А если тебе интересно — я прожил несколько лет в браке потому, что было двое детей…

— Двое… — Брайони в изумлении уставилась на него.

— Двойняшки. И хотя о браке я не стал бы говорить чересчур категорично… — Грант Гудман замолчал и пожал плечами, а затем сказал: — Это сложный вопрос.

— А какие они, ваши близнецы?

Он задумчиво посмотрел на нее, прежде чем ответить.

— Мальчик и девочка. Им двенадцать.

— Стало быть, теперь, — сказала Брайони, — вы решили утопить свою печаль, меняя женщин как перчатки.

— Нет, — отрывисто бросил Грант Гудман. — Мне бы хотелось прочных, достойных взаимоотношений с женщиной, которую бы это устраивало. Которая также ценила бы свободу, занимаясь своей карьерой и…

— Господь храни ее, если она влюбится в вас, — тихо сказала Брайони. — А что если она мечтает иметь детей? Говорят, об этом мечтает большинство женщин.

— Уж не хочешь ли ты сказать, Брайони, что этот вопрос начинает волновать тебя?

— Нет. Уж если я и пытаюсь вам что-то сказать, так это… знаете кто, я думаю, подойдет вам лучше всего, мистер Гудман? Разведенная женщина с собственными детьми и сходными разочарованиями. Другими словами, не думаю, что наши "сокрушенные" иллюзии сочетаются.

— Так, значит, ты по-прежнему веришь в любовь и романтику, Брайони? Это удивляет меня. — Грант Гудман приподнял бровь.

— Вам никогда не говорили, что вы невероятно самоуверенны? — тихо спросила Брайони.

Он поморщился.

— Ну вот, опять. Переходим к ударам? Если это так, пора сделать перерыв.

Брайони хотела было что-то сказать, но тут раздался стук в дверь.

Это была Линда, вид у нее был встревоженный.

— Извините за беспокойство, но Рейнолдсы убеждены, что у них пропал сын.

Брайони и Грант Гудман уставились на нее.

— Пропал? Как? — спросил Грант Гудман.

— Ушел на прогулку около двух часов назад, пообещав, что не пойдет далеко, и теперь родители убеждены, что сын свалился в ущелье.

— На прогулку? В такую погоду! Сколько ему лет? — спросила Брайони.

— Шестнадцать. Знаете, это семья, которая приехала сегодня утром из Дарвина.

— Дарвина, — повторила Брайони название города на другом краю Австралии, противоположном по климату. — Он замерзнет. Поднимай Люсьена и Джона, Линда. М-м… попроси их прийти сюда, а также родителей, если вы не возражаете, мистер Гудман, — добавила она небрежно. — Ни к чему без необходимости тревожить людей.

— Не возражаю. Пожалуйста.

Спустя полчаса Брайони сказала:

— Вам не стоило идти со мной. — На ней были желтые непромокаемые брюки и такая же шляпа, с которой стекали капли назойливого непрекращающегося дождя. Видимость была ограничена из-за тумана. Стволы деревьев были черны, и ни одна уважающая себя птаха не щебетала. Под ногами хлюпало.

— Я бы этого не сказал, — ответил Грант Гудман. — Если бы и ты потерялась, было бы вдвойне плохо.

— Я знаю эту тропу как свои пять пальцев, — парировала Брайони.

— К тому же, — невозмутимо продолжал он, — если парень вывихнул лодыжку или сломал ногу, одна ты вряд ли сможешь ему помочь.

Брайони поджала губы, а затем сложила руки рупором и прокричала:

— Роберт! Ты где? — ответа не последовало. — Пристрелить таких родителей мало за то, что отпустили парня одного в такую погоду в одном плаще!

— Согласен, но ничего уже не изменишь, так что давай лучше сосредоточимся на поисках.

Брайони бросила на Гудмана сердитый взгляд.

— Почему вы всегда будите во мне все худшее? — процедила она сквозь зубы.

— Я, возможно, тут ни при чем, — ответил он. — Что если это — хорошо известный синдром, когда папа ругает маму, мама ругает детей, а те бьют кота?

— Вы, вероятно, правы, только интересно, сознают ли мужчины, как часто они начинают подобную цепочку? Ро-берт!

Они взбирались по тропе уже полчаса.

— Господи, может, Люсьену с Джоном повезет больше, — в волнении сказала Брайони.

— М-м… Я рад, что ты оповестила спасательную станцию. Чем больше людей заняты поисками, тем лучше. Подожди, — сказал Грант Гудман и напряженно прислушался.

Прошла минута, прежде чем и она услышала приглушенный крик о помощи, который шел из расщелины справа от них.

— Это он. Держись, Роберт! — закричала Брайони. — Мы идем!

Однако прошло еще добрых двадцать минут, прежде чем им удалось спуститься в расщелину, где испуганный парень был зажат между валуном и деревом, его била дрожь.

— Я заблудился и упал, — поспешно заговорил он, — но, думаю, могу идти, если мне кто-нибудь поможет. Что-то случилось с подколенным суставом, ничего страшного; я знаю это, потому что такое со мной уже бывало, когда я играл в футбол, но я себя так глупо чувствую и потом я ужасно замерз!

— Как ты? Нормально?

— Да, — прошептала Брайони, снимая с себя брюки, а затем с непонимающим видом огляделась вокруг. — Ой, извините, мы в вашем домике, я пойду…

— Перестань, — резко сказал Грант. — Ты тащила на себе здоровенного парня по этой чертовой горе! Тебе самой после этого нужна помощь!

— Не оставлять же было его там замерзать из-за того, что не сработала рация, — отозвалась Брайони и, к своему ужасу, вдруг расплакалась.

Грант Гудман хмуро уставился на нее, затем пробурчал что-то себе под нос и, подойдя к ней, обнял.

— Только, пожалуйста, не надо со мной воевать, — предупредил он. — Ты самая упрямая женщина из всех, которых я когда-либо встречал, хотя и самая храбрая. — Он усадил ее на кушетку перед камином, а сам сел рядом, по-прежнему не выпуская ее из рук. Но у Брайони уже больше не осталось сил сопротивляться. Она все плакала, уткнувшись ему в плечо, пока он наконец не откинул с лица пряди ее мокрых волос и спокойно не сказал: — Перестань плакать, все уже позади.

Она почти перестала плакать, когда в дверь постучала Линда. Грант Гудман и не подумал изменить позу, когда та вошла, и лишь вопросительно взглянул на нее через голову Брайони.

То, о чем подумала Линда, Брайони не суждено было узнать, потому что к тому моменту, когда Линда попала в поле ее зрения и уселась на стул напротив нее, она уже полностью овладела собой.

— С Робертом все будет в порядке, — ободряющим тоном сказала Линда. — Доктор его осмотрел и сказал, что побудет с ним еще некоторое время — так, на всякий случай; у него легкий вывих подколенного сустава, а переохлаждения нет. Мы укутали его в электроодеяло. — Она замолчала, тревожно глядя на Брайони.

— С ней тоже все в порядке, — сказал Грант. — Просто сказалось волнение и усталость. Я за ней присмотрю. Не могли бы вы вновь выразить мою признательность шеф-повару и попросить его принести нам сюда ужин на двоих? — Он поморщился и добавил: — Это уже входит в привычку. Не могли бы вы также принести сухую одежду для Брайони? И мне кажется, на расспросы людей надо отвечать правду. Люди должны знать, что произошло ЧП, и, возможно, другие поостерегутся после этого рисковать подобным образом, но мальчишка и так чувствует себя неловко, так что…

— Я все сделаю самым тактичным образом! — с готовностью отозвалась Линда. — Можете положиться на меня, мистер Гудман.

Он улыбнулся ей.

— Я знаю, что мы можем на вас положиться, Линда.

Брайони впервые заговорила только после того, как дверь за Линдой закрылась. Она спросила дрожащим голосом:

— Вам не кажется, что имеет место безосновательное возвеличивание моих заслуг? — Слезы вновь потекли у нее по щекам.

Грант Гудман внимательно посмотрел на нее с минуту, а затем серьезно сказал:

— Ты не хочешь, Брайони, чтобы я пригласил доктора посмотреть тебя, пока он здесь?

Она напряглась, а затем резко выпрямилась.

— Нет!

— Тогда вот альтернатива. Я собираюсь отправить тебя в ванну с гидромассажем, а сам тем временем приготовлю нам что-нибудь выпить. Вопросы возвеличивания твоих заслуг мы сможем обсудить позже.