Все пышечки делают ЭТО

Глава 43

Варвара

Я не могу печь торты. Меня тошнит от запаха жирных сливок, ванили и карамели. А еще… От чего-то, меня жутко бесят именно торты.

– Это вам, – прямо в дверь выпихиваю коробку с пончиками, в руки ошалевшему дядьке, не дав ему сказать и слова. Я шла открывать, и надеялась, что увижу за дверью Лавра. Это нормально в моем положении. Ни в чем себе не отказывать даже в мечтах. Я наделала кучу глупостей. Загнала себя в тупик и теперь сама не знаю, как мне выбраться. И самое поганое, что я и Корюшку за собой потащила.

– Я это… Вообще-то принес вам памятку с правилами нашего дома. Ну и узнать, когда вы первый взнос за обслуживание подъезда сможете заплатить.

Я молча смотрю на мужика и думаю, если меня вывернет сейчас на его сандали, наверное цена взноса взлетит до небес. Тошнит жутко, аж до мух в глазах. А еще хочется прямо при обалдевшем управдоме лизнуть поделку на подъездной стене и поплакать.

– Вы в порядке? – участливо интересуется мужик.

– Меня сейчас вырвет, – сдавленно бухчу я.

– Вы пьете? – с подозрением теперь смотрит дядька. И как только идиотов допускают до руководящих должностей. Хотя, я видимо стремительно опускаюсь до его уровня. – У нас подъезд вообще-то борется за звание самого добропорядочного. Придется собрание собирать. Вот ведь как нам не повезло.

– Да, очень люблю компот, ну квас иногда. Кисель вишневый, – отвечаю тупо, пропустив мимо ушей последние сентенции закипающего мужика. О каком собрании он там бредит? Я не соображаю, потому что тошнота отступает и сменяется слезами. И я даже носом хлюпаю.

– Да нет, просто мама беременная, – подает из-за моей спины голосок Кира. – А, слава богу. Ну муж то, надеюсь есть у вас. А то придется…

– Нету у нас мужа. Чего пристали? Идите вон пончики ешьте, пока я не разозлилась, – тоном Лавра Ярова выдает моя дочь. И я не выдерживаю, и разражаюсь ревом, напугав дядьку до икоты, вместо того, чтобы сделать замечание наглой девочке, разговаривающей со взрослыми невежливо. Хоотя мне самой до ужаса хочется послать назойливого гостя на три веселых буквы. Да уж, здорово мы статистику подъезда ему попортим.

– Так. Вы еще и…

– Мужик, ты не рискуй, – словно гром среди ясного неба. Лавр стоит на ступенях. Неужели у меня галлюцинации начались? Выглядит странно, как бандит с большой дороги. Всегда идеальная прическа стоит дыбом, пальто свисает клочьями с его плеч, словно крылья падшего ангела, и чумазый он, а в руках цветы. Не похож он сейчас на олтгарха от слова совсем. И дядьку хватит сейчас видимо удар, потому что букет Лавров вырван с корнем с придомовой клумбы. Нет, не глюки у меня, потому что за спиной моего мужчины маячит чертова предательница Полька, но у меня от чего-то совсем нет желания ее убивать. – Нет у нее мужа. У нее есть жених.

– Ха, жених, – хмыкает Корюшка. А я стою привалившись спиной к косяку и пытаюсь не свалиться в обморок. – Чужой только. Иди ка ты дядя альпинист к своей крашеной. Она у него тоже беременная. Прикиньте, дядя управдом. Капец вашему подъездному званию. Хоть обсобирайтесь собраний.

– Кира, замолчи, пожалуйста, – стону я, не в силах отвести взгляда от человека, которого не ждала ни сегодня, ни вообще. Девочка права, а я дура. Хоть кто-то сохранил здравый разум. Нельзя строить счастье на чужом несчастье. Именно поэтому я тут, а он… Он должен быть там, где его мир, готовиться к свадьбе, и…

– Это, Варь, он меня пытал. Ага. Прямо ногти выдергивал калеными щипцами и в глотку раскаленное олово заливал, – боже, боже мой. Дяденьку управдома кажется сейчас кондрашка хватит. И меня с ним.

– Врет она. Это она меня пыталась убить по пути сюда. Как Марселя. Варь, впусти, а? Я каску потерял. И поседел на полголовы. Мне бы помыться.

– Тебе жениться скоро, – выдыхаю я.

– Это я помню. Это я не забыл. И я очень хочу жениться. Правда. Только скажи, ты же не избавилась от… Он же там еще?

– Я тебя убью, – хриплю я Польке. Даже ногтем по горлу провожу, для подтверждения своих намерений.

– Можно я пойду? – хнычет дяденька управдом, боком двигая к лестнице. Дурдом. Моя жизнь превратилась в театр абсурда еще десять лет назад. Как только этот мужчина появляется в моей судьбе, все летит под откос. Всегда. Но без него я не знаю, как жить.

– Ты приехал сказать, что у тебя скоро свадьба, – загибаясь от боли и злости выдыхаю я. – Напрасно прокатился, я и так знала. Все газеты только и пишут, каким ты станешь влиятельным после слияния с семьей преступника и бандита. Вам нужен такой жилец в подъезде? – дергаю я дядьку за полу пиджака. – Бандит, предатель и оплодотворяльщик всех подряд…

– Да ну? Я значит предатель? – закипает Яров. Когда он злится, я готова растечься ртутной лужицей по полу. Сейчас он похож на себя – рогатого демона, крадущего души толстых дур. А волосы его топорщащиеся еще сильнее усиливают сходство. Он что? Он в меня бросил букет. Гад и подонок. – Это я сбежал? И я хотел не говоря ни слова решить судьбу нашего ребенка? А может это я…

– То есть по поводу осеменителя ты согласен? Дурак и скот ты, – меня аж потряхивает. И воздух становится густым, как чертов вишневый кисель. Черт, я хочу киселя. И земля на зубах мерзко скрипит. Ну я ему… хочу его. Оооо.

– Можно я уже пойду? – почти плачет управдом.

– Нет! – орем мы в один голос с Яровым. Нельзя отпускать мужика, потому что он один остался, способный нас удержать от смертоубийства или падения в пропасть. Кира с Полькой испарились где-то на этапе швыряния в меня проклятого букета. А у меня нет ничего, чем можно метнуть в придурка. Хотя…

– Вы же не будете пончики? – рычу я, выхватывая из рук несчастного измятую коробку.

– Я вообще больше никогда ничего не буду, – шепчет дядка. Надо будет ему потом испечь торт. Мерзкий проклятый торт.

– Я тебя убью, – рычу я, и бросаюсь на врага, размахивая своим оружием. А потом…

Чертовы пончики выпадают из моих ослабших рук, воздух кажется трещит, и он… Он рядом, он пахнет Яровым. Он…

– Дура ты, – сильные руки обнимают меня так, что я будто в путах оказываюсь. Не могу вырваться. Не хочу. Его губы находят мои…

– Иди, мужик, – слышу я тихое хихиканье Киры. – Ты мне должна пятихатку, Полька. Ровно пять минут.

– Не честно. Ты не сначала засекала, – бубнит где-то за граню восприятия подруга предательница. А потом я взлетаю.