Все сначала

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Признать бесспорной истиной то, что она не может обойтись без помощи Джеймса в воспитании Чарли, – это одно; и совсем другое – собраться с силами и найти удобный момент, чтобы потолковать на эту щекотливую тему.

В последние дни Джеймс держался отчужденно, наблюдал за происходящим со стороны, видимо не желая, чтобы она связывала их интимные отношения с проблемой воспитания Чарли. Она вся сжималась от стыда и от презрения к себе при воспоминании о том, с какой беспечностью она отдалась в его руки, пошла на поводу у своей страсти. Нет сомнения, если бы она уняла свои чувства, то гордость не позволила бы ей и шага сделать в его сторону. Но сейчас дело не в ней, а в Чарли. У Чарли свои заботы, свое будущее, а это гораздо важнее ее гордыни. Да и Джеймс, в конце концов, вернулся сюда из-за Чарли.

И Джеймс должен заботиться о сыне, должен помочь ему, тем более что именно по его вине Чарли стал свидетелем той ужасной аварии. Веко опять незаметно дернулось, лишь только она вспомнила о строптивости Чарли, о своей неспособности найти к нему подход, объяснить неправоту его поступков.

Своеволие, которое он начал выказывать по отношению к ней, теперь обернулось против Джеймса. Если совсем недавно каждое слово Джеймса было для него законом, то теперь он фактически игнорировал отца. И что правда, то правда, мальчишка старался не оставлять ее наедине с Джеймсом – и тут Хедер оказалась права.

А Джеймс-то, Джеймс, которого прямо колотило от младенческого крика, теперь поражал ее своей деликатностью по отношению к ставшему хамоватым Чарли. Да, пожалуй, он даже более терпим к недостаткам сына, чем она.

Вин пыталась поговорить с Чарли и об аварии, и о его поведении, но он так бурно на все реагировал, что она отступилась.

Хедер предложила помочь. Они опять затронули эту проблему по телефону.

– Если хочешь, я попрошу Рика, чтобы он с ним побеседовал, – сказала она, но Вин отклонила это предложение. Нетрудно было догадаться, сколь оскорбится Джеймс, узнав, что его сын предпочитает обсуждать свои проблемы с чужим дядей. А почему, собственно, ее это волнует? Ведь он-то никогда с ней не считался.

Судьба будто издевалась над ней, подсунув проблемы и на работе. Том стал придираться по каждому поводу, порой выискивая промахи там, где их не было, а когда они оставались вдвоем в офисе, неизменно насмешничал по поводу ее проживания с Джеймсом под одной крышей.

Она сдерживалась изо всех сил, старалась не реагировать на его выпады, понимая, что это чистой воды провокация. Том начал назначать свидания одной новенькой служащей, работающей на полставки. Эту девушку Вин совсем недавно вводила в курс дела, в связи со срочным расширением штата, но теперь обнаружилось, что эту новенькую Том все чаще ставил ей в пример, то и дело попрекая Вин то одним, то другим служебным промахом.

Новенькая вела себя нагловато, и Вин уже выговаривала ей за частые опоздания и отлучки с работы, но все тщетно; в этот полдень Лайзы опять не оказалось на месте, и Вин пришлось самой стать за стойку приема гостей.

Сильно обеспокоенная, она начинала сомневаться, стоит ли ей держаться за это место, тем более что даже ее сын работы в отеле, требующей постоянной услужливости и любезности, не уважал.

В тот день она уходила из отеля поздно: было уже семь часов. Она жутко устала и была удручена мыслью, что утром ей придется объясниться с Лайзой: либо та будет придерживаться установленных правил, либо пусть думает о другой работе. Но при этом следует ожидать, что Лайза заявит, будто Вин придирается к ней из ревности – Том не скрывает своего расположения к новенькой.

Вин устало вышла из машины, прошла по дорожке и открыла входную дверь.

Чарли и Джеймс сидели на кухне. Чарли смотрел с немым выжиданием на отца, перед ним стояла тарелка с остывшей едой. Он буквально излучал враждебность. У Вин упало сердце, когда она заметила злорадную ухмылку на лице сына. Джеймс был раздражен, если не разгневан.

– Что стряслось? – спросила она тихо, пытаясь обрести спокойствие.

– Он говорит, что я должен это есть, а я не хочу, – заявил Чарли.

Она еще больше встревожилась: в тарелке было одно из любимых блюд Чарли.

– Невежливо говорить «он» или «она» в присутствии тех, о ком идет речь. Тебе что, больше не нравятся фрикадельки? Ты же их всегда любил.

– Остыли, – капризно заметил Чарли.

Джеймс, сидевший на другом конце стола, сделал глубокий вздох. Вин вполне его понимала. Чарли смотрел на нее с вызовом и вместе с тем умоляюще: за дерзостью взора скрывалась просьба об участии. На ее глазах подросток превращался в балованного малыша.

Она сумела подавить в себе прилив сентиментальности. Чарли давно уже не малыш, зато прекрасно знает, как расположить ее к себе.

– И кто же виноват? – строго спросила она. Строгость давалась ей с большим трудом, Вин казалось, будто она предает сына.

– Он сготовил не так, как мне нравится. Мне нравится, как готовишь ты. Ты же говорила, что придешь сегодня пораньше.

– Я говорила, что постараюсь прийти пораньше, Чарли, – поправила Вин. – Прости, что не смогла, а фрикадельки выглядят отменно.

Ей хотелось напомнить Чарли, как совсем недавно его оторвать было невозможно от отца, ради которого он не стеснялся и солгать. Но она только тихонько заметила:

– Очень мило, что твой отец приготовил тебе ужин и…

– Я его об этом не просил, – прервал ее Чарли на полуслове. – Мне он здесь вообще не нужен – во все суется, указывает, что мне делать. Мне было лучше, когда мы жили вдвоем: я и ты, мама.

Прежде, чем Вин успела возразить, он отодвинул стул и направился к выходу. Она знала, что следует его вернуть и заставить извиниться перед Джеймсом, но на это у нее не хватило сил.

Когда он скрылся за дверью, Вин обернулась к Джеймсу и сконфуженно произнесла:

– Джеймс, извини меня. Я…

– С какой стати ты извиняешься? – негодующе прервал он ее. – Ты же всегда стремилась показать, что не желаешь видеть меня частью его жизни. – Он резко встал. – Мне пора.

Когда Джеймс ушел, Вин взяла в руки тарелку с нетронутой едой и вылила содержимое в раковину. Послышались шаги Чарли, он протопал в кухню, но она намеренно не обернулась, рассматривая жировые сгустки, оставшиеся в тарелке.

– Что случилось, Чарли? – все-таки спросила Вин, отходя от раковины. – Ты ведь так хотел, чтобы отец жил здесь.

Чарли нахмурился.

– Да, сперва хотел, а теперь – нет. Я хочу, чтобы было как прежде: ты и я. И чтобы никто здесь с нами не жил. Мам, если с тобой что-нибудь случится, если… если, например, катастрофа, я с ним жить все равно не стану.

Раньше Вин бы только порадовалась таким словам, но теперь от них защемило сердце: ей были дороги и сын, и муж. Она подошла к Чарли, стала на колени рядом со стулом, на котором он сидел, и обняла. Голова мальчика уткнулась в ее шею, и Вин мягко сказала:

– Чарли, я не могу обещать, что никогда не попаду ни в какую аварию, хотя, конечно, буду остерегаться. Ты достаточно взрослый, чтобы все понимать; если что-нибудь со мной произойдет, то отец по закону твой ближайший родственник, и я знаю, он не хочет для тебя плохого, точно так же как и я. Конечно, у тебя есть еще бабушка с дедушкой и много дядей.

– Но все они живут далеко. А мне нравится здесь.

– Тетя Хедер тоже тебя любит и никогда не бросит в беде. Ты бы хотел пожить с Дэнни?

– Я хочу жить только с тобой, и ни с кем больше, – запальчиво сказал он, и Вин крепче обняла его.

– Я знаю, знаю, любовь моя, – успокоила она, догадываясь, откуда эти страхи и какой глубокий след в его душе оставил инцидент на дороге.

– Я не хочу, чтобы ты опять выходила замуж, мам, и имела других детей. Я хочу, чтобы мы навсегда остались вместе.

– О, Чарли!

А что еще она могла сказать? Пообещать, что никогда больше не выйдет замуж? Нет, этого обещать не следует, даже сейчас, разобравшись в своих чувствах к Джеймсу.

Должно быть, было поздно, когда вернулся Джеймс, потому что она не услышала, как он вошел в дом. Утром, когда она уходила на работу, они не виделись, но машина его стояла на месте.

В обеденный перерыв Вин заехала к Хедер, чтобы попросить у нее совета.

– Ах, душечка. Все это очень похоже на терзания мужской ревности. Мальчишки все через это проходят, бунтуют против авторитета другого мужчины. А у Чарли это проявляется особенно остро, ведь он считает себя главой в собственном доме.

– Он был так груб с Джеймсом. И так… так непримирим, – вздохнула Вин.

– Ты уже говорила с Джеймсом? – спросила Хедер.

Вин отрицательно покачала головой.

– Он… ушел куда-то вечером, а вернулся, когда я спала. Хедер, я чувствую свою вину. Джеймс, кажется, думает, что я намеренно настраиваю против него Чарли. Но ничего подобного. Фактически…

– Фактически ты готова принять от него любую помощь, чтобы урезонить Чарли, – договорила Хедер.

– Да, я чувствую, что и вправду потакаю Чарли. Но ведь, если бы мальчик не был выбит из колеи, он не стал бы открещиваться от других людей. Я знаю, причина частично кроется в этом дорожном происшествии, и все же…

– И все же тебя беспокоит тот факт, что Чарли не хочет ни с кем тебя делить, даже со своим собственным отцом.

– Да, – согласилась Вин. Она взглянула на часы. – О Господи, вот это засиделись! Мне давно пора обратно на работу.

Пожалуй, впервые она решила закончить рабочий день вовремя. У дома «даймлера» не было – видимо, Джеймс разъезжает по делам, подыскивает подходящее помещение для офиса.

Чарли как раз собирался уходить. Сказал, что хочет навестить Дэнни. Напомнив, чтобы он не задерживался допоздна, Вин сняла пиджак и принялась заваривать кофе.

И только усевшись за стол, заметила записку. Почерк Джеймса. Когда взяла в руки сложенный в несколько раз листок бумаги, что-то внутри ее задрожало. Развернув, быстро прочитала, хотя уже догадалась о содержании.

Джеймс решил, что ему лучше уйти из дома. Снял номер в неподалеку расположенном отеле. Можно не растолковывать, что Чарли его перестал выносить и ради мальчика он решил покинуть дом, но жить где-нибудь поблизости.

С ее губ готово было сорваться протестующее «нет», но она вовремя закрыла рот ладонью. Глаза затуманились слезами, в душе – паника, жалость к себе, негодование – негодование такое неистовое, как никогда: Джеймс поступил несправедливо.

Она схватила телефонную трубку, быстро набрала номер Хедер и спросила, можно ли Чарли остаться на эту ночь у Дэнни? Надо как-то исправить положение, пояснила Вин, дело серьезное. Пусть Чарли подойдет к телефону. Чарли было заупрямился, объявив, что не желает оставаться на ночь у Хедер, но на сей раз Вин проявила твердость.

– Ты куда-то едешь с Томом? – полюбопытствовал он.

– Нет. Мне необходимо кое-что обсудить с твоим отцом.

Ей пришлось сделать несколько телефонных звонков, прежде чем она выяснила, где он остановился. Вин поспешила к машине.

По наитию она действовала безотлагательно, инстинктивно чувствуя, что оба – и Чарли и Джеймс – будут страдать, если она сейчас не вмешается в их отношения.

К счастью, консьержка отеля была неопытной и, когда Вин назвалась миссис Гарднер, вручила ей ключ от комнаты Джеймса.

С замирающим сердцем Вин направилась к лифту. Такого с ней еще не бывало; можно представить себе, как ее примет Джеймс, с какой неохотой выслушает, пусть, сейчас она отстаивает свое счастье – счастье Чарли, его будущее. Не важно, как к этому отнесется Чарли, отец ему нужен все равно. Ему нужна отцовская любовь.

А Джеймс любит сына: он же сам говорил, что хочет стать частью его жизни.

К ней, конечно, Джеймс безразличен, а Чарли любит. Разве не об этом она тайно мечтала? Если раньше она решительно не верила в привязанность Джеймса к сыну, то теперь эта привязанность была для нее несомненной.

Она постучала в дверь и, не услышав ответа, вошла.

Джеймс как раз выходил из ванной – с влажными волосами, заправляя рубашку в брюки. При виде его к Вин вернулось желание – подойти, дотронуться до него, прижаться, молить, чтобы остался с ней. Но она тут же вспомнила, зачем явилась, и заставила себя взглянуть ему в глаза.

Он не скрывал своего удивления. Удивления или – досады?

– Вин! Каким образом…

– Я пришла поговорить о Чарли, – ответила она, не дослушав его удивленных возгласов и упреждая возможную попытку выдворить ее.

Он нервно скривил губы.

– Я думаю, тут и говорить не о чем, Чарли, кажется, все уже решил за нас, разве нет?

– Ты нужен ему, Джеймс. Сейчас, конечно, в это трудно поверить, потому что он сам не желает в этом признаться. У него теперь трудное время, и, кроме того, у нас в доме никогда не было мужчины…

– Не нужно оправданий, Вин. Он уже не ребенок и знает, чего хочет. Думаю, не стоит полностью возлагать вину на него. Мне самому кое о чем следовало бы догадаться раньше. Он просто-напросто не желает соперников. В своем письме ко мне он несколько раз повторил о своем нежелании видеть в отчимах этого владельца отеля. Тогда мне подумалось, Чарли боится, не станет ли тот парень плохо относиться к нему, особенно если у вас появятся свои дети. Я сглупил, проглядел правду. – Криво усмехнувшись, он с обидой сказал: – Мы, кажется, оба сглупили, ты не находишь?

Вин покраснела, усмотрев в вопросе намек на недавнюю любовную ночь, но не позволила себе стушеваться – речь шла о благополучии Чарли.

– Его поведение как раз доказывает, что ты должен быть с ним! Ты отверг его, когда он был ребенком, но, пожалуйста, не отвергай хоть сейчас. – Она глубоко вздохнула. – Когда ты вернулся, я делала все, чтобы настроить против тебя Чарли. Меньше всего мне хотелось видеть тебя рядом с ним, но теперь…

– А теперь ты сообразила, что в этом есть некие преимущества, – с сардонической усмешкой прервал ее Джеймс. – Например, взвалить на меня бремя воспитания, а самой построить с Томом уютное гнездышко, без Чарли, чтоб не мельтешил перед глазами.

– Нет! – негодующе выкрикнула Вин. Глаза гневно сверкнули, она начинала терять терпение. – Я люблю Чарли! Да как ты мог такое предположить…

– Ты-то, может, и любишь, а вот твой суженый – не очень.

Разговор получался скандальный.

– Мой… мой кто? – Вин таращилась на него, скрывая смущение. – Том и я не помолвлены. И вообще…

– Что вообще? – не отступал Джеймс.

Ей ничего не оставалось, как выложить ему правду. Таиться не имело смысла.

– Мой роман с Томом подошел к концу, мы оба поняли, что у нас ничего не выйдет. Я подозревала об антипатии Чарли, но и предположить не могла, что она выльется в открытую вражду.

– Твое подозрение подтвердилось, когда я вернулся? Чарли, должно быть, действительно возненавидел его, если обратился ко мне, к презираемому и отвергнутому папаше. Обратился за помощью…

Вин покраснела, уловив в его голосе насмешку.

– Чарли никогда не относился к тебе с презрением, – вымученно произнесла она. – Напротив, он, скорее, боготворил тебя. Это отчасти объясняет его поведение… ту резкую перемену…

– Открылось, что идол просто человек, и все, да?

– После этой аварии он сам не свой, Джеймс. Прошлой ночью он спросил меня, что будет с ним, если я… если я вдруг попаду в аварию.

– И что же ты ему ответила? – хмуро допытывался Джеймс. – Что насильно его со мной жить не заставят?

Она выдала себя, покраснев, но в глазах затаилась обида.

– Как бы там ни было, – примирительно проговорила она, – ты составляешь часть его жизни, вам природой назначено быть вместе, и…

– Назначено природой. Вот, оказывается, как все просто. Ну а если бы я продолжал жить в Австралии?

Австралия. Вин оперлась рукой о спинку стула. В висках пульсировало, в душе нарастала тревога. Ей хотелось плакать, умолять, удостовериться, что она не расслышала последних слов, так они ее испугали.

– Мне кажется, я принял наилучшее решение. – Он повернулся к ней спиной. – Сама пойми, Вин. Может, тебе и нравится теперь, чтобы я был рядом с Чарли, но с его желаниями это вовсе не совпадает, он видит во мне угрозу собственным чувствам.

Вин не отрывала от него глаз:

– Что ты хочешь сказать?

– Я хочу сказать, что Чарли, как и любой мужчина, очень обостренно ощущает любую угрозу вторжения на свою территорию. Чарли не хочет видеть меня рядом с собой, чтобы я не оказался слишком близко к тебе.

Вин почувствовала, как краска вновь подступает к лицу. Неужели сейчас он намекает, что догадался о ее истинных чувствах и именно потому решил вернуться из Австралии?

Она вновь обрела силы говорить.

– Если бы ты любил его по-настоящему, ты бы понял, как важно, чтобы он преодолел нынешнее свое состояние. Ему нужен ты, Джеймс. Нужен, чтобы показать, каким должен быть мужчина… Я же не могу заменить ему отца. В этом возрасте ты ему нужен даже больше, чем прежде, когда он был малюткой. Тогда ты имел жестокость отвернуться от него, но не делай этого сейчас. Ведь он твой сын. Я знаю, что не нужна тебе, но Чарли…

– Что?

Злость в его голосе заставила ее умолкнуть – она сконфузилась, с робостью поглядывая на него.

– Что ты сейчас сказала? – Он был вне себя от ярости.

– Я… – Вин облизала губы, вдруг ощутив их сухость. Вся напряглась, внутри – нервный трепет. – Я сказала, Чарли нуждается…

– Нет, что ты сказала о себе – ты не нужна мне? – нетерпеливо переспросил Джеймс.

Она перевела взгляд с его лица на кровать, затем на оконные занавески. Сердце колотилось как бешеное, тело ослабело, ладони начали деревенеть, а голова пошла кругом. Предобморочное состояние.

– Я сказала, что знаю: ты не хочешь, чтобы я была в твоей жизни. – Слова прозвучали глухо из-за спазма в горле. Она не могла на него взглянуть, даже осознавая, что он направляется к ней.

Когда Джеймс стиснул ее в объятиях, она сразу напряглась, испуганный взгляд выдавал тревогу.

– Ну что ты, черт возьми, мелешь? Ведь знаешь же, что это не так. Будто не догадалась, зачем я вернулся из Австралии! Вин, какую игру со мной ты затеяла? Ты понимаешь, что ты со мной делаешь? Заявилась сюда и толкуешь мне про Чарли. А у меня нервы уже на пределе. Ты здесь… такая холодная, такая сдержанная, а ведь знаешь… знаешь…

Это она холодная и сдержанная? Вин посмотрела на него в упор. Да разве он не чувствует, как она вся трепещет, разве не видит… как?..

– Вин, ради Бога, не мучь меня. Знала бы ты, как я устал сдерживаться! Я готов овладеть тобой здесь же и заниматься любовью до тех пор, пока… – Джеймс сделал глубокий вдох. – Неудивительно, что Чарли не желает видеть меня рядом. Чувствует, как мне без тебя тошно. Я, конечно, привязался к нему, но люблю я тебя, люблю… даже не надеясь занять в твоей жизни прежнее место…

Вин едва ли понимала смысл сказанного. Бред. Все выглядело так, будто он себя уговаривал, не отдавая отчета в своих словах. Его пальцы теперь сжимали, ласкали ее руки. Одновременно ее начало предательски покидать сознание. От его кожи флюидами исходили тепло и энергия, возбуждение и жажда близости. Ничего не оставалось, как прильнуть к нему и отдать себя без остатка.

– Я люблю тебя, Вин! О Господи, как же я люблю тебя.

– Неправда! Ты бросил меня… ты… у тебя была… другая…

– Никакой другой у меня не было. Верно, Тара за мной бегала, но я к ней никаких чувств не питал и прямо сказал ей об этом. Вина моя только в том, что я однажды напился и позволил, чтобы она отвезла меня домой. Ну, она и отвезла, только не в мой дом, а к себе. Каково мне было проснуться наутро в ее постели, в ее квартире!.. – Он увидел ее лицо и поморщился. – Ничего между нами не было.

– Откуда ты знаешь? Ты же был пьян…

– Да, я был так пьян, что ничего не могло произойти, – сухо ответил он.

– Но ведь ты дал мне развод! И даже не попытался…

– Ах, Вин. – Руками он обхватил ее лицо, нежно поглаживая. – Если я сейчас начну тебя целовать, то уже не смогу остановиться, – глухо проговорил он. – Я не могу, так больше, даже ради Чарли. Я… я слишком сильно тебя люблю. Разве ты не видишь? Лучше для нас всех будет, если я вернусь обратно в Австралию. Жить рядом с тобой чужим человеком мне не по силам. Я решил уехать.

– Но… но я хочу, чтобы ты остался.

Они не отрываясь смотрели друг на друга. Вин чувствовала, как в сердце вдруг шевельнулось острие шипа.

– Ради Чарли, – горько добавил Джеймс. Вин отрицательно покачала головой.

– Нет, – произнесла она сдавленно, – ради меня. Я… я никогда не переставала любить тебя, Джеймс.

– Никогда не переставала? – горько переспросил он. – Ты никогда не любила меня всерьез, Вин, ты же была совсем ребенком. Любил я и из-за своей любви изувечил тебе жизнь, – скорбно промолвил он. – Я любил тебя так сильно, так эгоистично, что не принимал никаких советов и никаких резонов. Мне не следовало спешить с браком, ты была слишком юна для семейной жизни. А получилось, что я прельстился твоей сексуальной неопытностью и именно секс затмил наши душевные отношения. Вин не сводила с него глаз.

– Боже, что ты говоришь? Все было не так. Я любила тебя и мечтала о семейной жизни.

– Не о семейной жизни ты мечтала, а хотела секса, – грубо отрезал он и простонал, вглядываясь в ее лицо. – Вин, милая, к чему этого стыдиться? Если бы ты не получила столь строгого воспитания, ты узнала бы еще до нашей встречи, каким сильным может быть половое влечение. Я обучил тебя сексу, но не любви – ты познавала лишь свою страсть, свою сексуальность… Свое желание обладать мной ты посчитала любовью. Я догадывался об этом, но не хотел признаться себе. В этом – моя ошибка, а не твоя вина. Нужно было подождать, стать твоим любовником, позволить тебе разобраться в своих чувствах и затем уже решить, хочешь ты меня или нет. Но я боялся тебя потерять, поэтому желал брака.

– Это я хотела замужества, – упорствовала она.

– Сначала – ты, – согласился Джеймс. – Но ты довольно скоро раскаялась, не так ли? И тогда я постарался, чтобы ты забеременела. Я не прощу себе этого.

– Ты уже простил!

– Ты сама была ребенком – ребенком с телом женщины – и уже носила под сердцем моего ребенка.

– Мне было уже девятнадцать, – напомнила она.

– Дело не в возрасте, Вин, а в твоей неопытности и доверчивости: А я тогда был уже вполне взрослым парнем и не имел права вести себя так безответственно. Но я так хотел тебя.

Вин не верила своим ушам.

– Но ведь беременная я тебе совсем не нравилась. Тебе глядеть на меня было тошно. А в постели…

– Антипатию вызывала не ты, – признался Джеймс. – Я сам себя ненавидел.

– А как ты злился, когда родился Чарли! Когда я плакала, когда…

– Да не на тебя я злился, Вин, а на одного себя! В нашем незадавшемся браке виноват я. Твои родные тоже так считали, и не без оснований. Когда ты объявила, что больше меня не любишь, и потребовала развода, я понял их правоту. Нельзя было лишать тебя юности и свободы. Я согласился на развод и уехал подальше для того, чтобы ты могла начать жизнь заново, повзрослеть и… сделать правильный выбор. Конечно, мне было очень тяжело, и с тех пор легче не стало.

Мать и отец посылали мне фотографии, твои родственники тоже писали, но с каждым годом я тосковал по тебе все больше. Потом, когда Чарли исполнилось шесть лет, мои родители прислали письмо, написанное им, – вернее, рождественскую открытку, которую он сам нарисовал, – и я не выдержал… Мне захотелось увидеть его и… тебя.

Вин сглотнула слюну. Она помнила то Рождество. Это произошло как раз перед тем, как родители Джеймса ушли на пенсию. Чарли все чаще спрашивал о Джеймсе, она отвечала на его вопросы, стараясь не ранить ребенка. Она вспомнила, как плакала, когда сын показал ей самодельную открытку – «для папочки», – и с каким облегчением вздохнула, когда эта открытка исчезла.

– Теперь ты понимаешь, почему мне нельзя оставаться. Дело не в Чарли. Я просто не мыслю себя без твоей любви. Я так завидовал твоему патрону, завидовал и ревновал. Где-то в глубине души я не могу признать, что ты не принадлежишь мне.

– Удивительно, – мягко заметила Вин, – но я чувствую то же самое.

Джеймс смотрел на нее выжидающе: в его взоре сомнение постепенно сменялось надеждой.

Медленно, с часто бьющимся сердцем Вин встала на цыпочки и ладонями дотронулась до его щек. Нежно, представив, будто это страдающий от боли Чарли, погладила и поцеловала.

Только это был не Чарли, и нежные поцелуи – совсем не то, чего она желала. Не переставая дрожать, она нашла его рот и кончиком языка облизала его губы. Раньше она себе такого не позволяла и тут же испугалась собственной смелости. На мгновение ей даже показалось, что все это обман и никаких его признаний в любви не было.

Но она почувствовала, что Джеймс тоже дрожит и осторожно прижимает ее к себе, чтобы усилить поцелуй.

Он долго не отрывал своих губ, а она подлаживалась к ним, нежно покусывая, не обращая внимания на вопрос:

– Чарли… где?..

– С ним все в порядке, – заверила она. – Он у Хедер. – Она заметила смешинку в его глазах и почувствовала, как его кожа стала влажной и горячей. – Нет, – произнесла она, ловя его взгляд, обращенный на кровать, – не здесь. Пойдем домой.

Домой, чтобы вновь испытать радость на той же кровати, где так часто проходили их любовные игры, там, где он недавно овладел ею и где она поняла, что ее счастье зависит от него.

Они медленно, любовно раздевали друг друга, прерываясь на ласки, то знакомые и привычные, то совсем неиспробованные, нежно касались друг друга, отдаваясь на волю своих страстей и словно узнавая друг друга заново. Им представлялось, что эта ночь – воплощение всех ночей, которые еще предстоит прожить.

Они то безудержно занимались любовью, то пускались в сентиментальные воспоминания, обменивались мыслями, чувствами, желаниями. Случилось то, чего Вин не могла вообразить себе даже в мечтах.

Было уже десять часов, когда Джеймс медленно и неохотно высвободился.

– Не съездить ли нам за Чарли? – спросил он.

Вин долго смотрела на него.

– Да. Но не сейчас. Эта ночь наша, Джеймс, – мягко заметила она. – Твоя и моя, это мостик, перекинутый из нашего прошлого в будущее. Что-то…

– Что-то нас там ждет, в будущем? – нежно поцеловал ее Джеймс. – Но будет ли Чарли рад нашему появлению?

– Не думаю. Ты должен его завоевать, Джеймс, ты же его отец.

– А ты – мать, и, когда мы поженимся вновь, он поймет, что мое место с вами.

При словах «поженимся вновь» сердце Вин дрогнуло. Боже мой, как много это значило для нее.

– Ты думаешь, наш второй брак будет удачным? – спросила она с сомнением.

– О да, – ответил он, – конечно, удачным. Теперь прижмись ко мне и дай поверить, что это не сон. Какая ты осязаемая, – нежно промолвил он, поглаживая ее руку, потирая ладонью щеку, грудь. А она дарила ему поцелуи, игриво щекотала языком твердый диск его соска, улыбаясь его смущению. – Разве ты не знаешь, что может случиться, если ты не остановишься? – прошептал он ей на ухо.

От прикосновения его губ по ее телу пробежала легкая дрожь.

– Нет, не знаю, – солгала она, покрывая поцелуями его шею и живо ощущая пульсацию вены. – Но не прочь узнать.

Вин нужны были воспоминания этой ночи, чтобы жить дальше, следующие месяцы выдались очень трудными.

Чарли проявил равнодушие, когда узнал, что она и Джеймс поженятся вновь, а ее все время мучали страхи, что Джеймс передумает. Он не передумал и с удивительным терпением относился к Чарли. Собственно, удивляться нечему – он ребенку родной отец.

За две недели до свадьбы Чарли убежал из дому. Джеймс нашел его голосующим на трассе и привез домой, поговорил с ним по душам, успокоил и убедил. Сам же был так измотан всей этой историей, что Вин даже подумывала отложить свадьбу. Но Джеймс не согласился: Чарли еще много потребуется времени, чтобы окончательно прийти в себя.

– Он, конечно, любит нас обоих, – сказала Вин. – Но по-разному, в его сердце мы никак не совмещаемся. Отсюда и чувство обиды. Подумать только – убежать из дому!

– Такова уж мужская природа, – заметил Джеймс. – Я думаю, он все еще ревнует.

Свадьбу справили скромно, медового месяца не предполагалось. Джеймсу хотелось поехать куда-нибудь всей семьей, но он был слишком занят.

Чарли постепенно отдалялся от Вин, и она втайне очень по этому поводу переживала.

Он быстро взрослел, становился выше ростом, голос начал ломаться. Внешне он выглядел спокойным, держался вежливо, но потепления в отношениях с отцом не произошло.

Он не грубил Джеймсу, вроде бы слушался, но…

У нее не проходило чувство вины, она стала быстро уставать, все приходилось делать с усилием.

Вин посоветовалась с Хедер.

– А ты не забеременела, голубка? – задумчиво спросила подруга.

Забеременела? Это ей и в голову не приходило. Чарли так занимал ее мысли, что она и подумать не могла о другом ребенке.

Но она действительно была беременна и снова боялась объявить об этом. Нет, не Джеймсу – он-то воспримет новость с восторгом. Но Чарли… Как к этому отнесется он?

Конечно, ему нужно сказать, и раньше, чем другим.

– Да, Зои, тебе пора в кроватку.

Вин с улыбкой наблюдала, как Чарли поднял с пола свою двухлетнюю сестренку, да так ловко, будто всю жизнь возился с маленькими детьми.

– Я сама, Чарли, – сказала Вин, пытаясь встать, но сын кивком показал, чтобы она не беспокоилась.

– Сиди. Папа будет сердиться, если узнает, что ты перетруждаешься. Он говорит, что ты еще не успела как следует оправиться после рождения Зои.

Вин уселась обратно в кресло. Оправиться она и вправду не успела. Зои родилась такой крупной и для своих двух лет была слишком рослой и резвой девочкой. Сейчас Вин вынашивала третьего ребенка и чувствовала себя совершенно истощенной.

Если бы три года тому назад кто-то сказал ей, что все выйдет именно так, она бы ни за что не поверила. Да, перемены произошли большие.

За все время, пока она носила Зои, Чарли был неуступчивым и замкнутым. Вин сочувствовала ему, но схватки начались за две недели до положенного срока – так Зои не терпелось появиться на свет, – и все хлопоты по вызову «скорой» легли на Чарли.

Он сопровождал ее в родильную палату, никто в панике не заметил его присутствия, сестра хотела проводить его в комнату для ожидания, но Чарли ни за что не хотел уходить. Вин заметила в его взгляде тревогу и хотела просить медсестру, чтобы Чарли остался подле нее, но Зои была так нетерпелива. Тут, на счастье, появился Джеймс и все время держал Вин за руку. Она с трудом понимала, что происходит, но слышала, как Джеймс велел Чарли тоже взять ее за руку. Сын приблизился, и она, глядя поверх его головы на Джеймса, поняла, что все нормально.

– Да, Чарли, от этого мне станет легче.

Вин улыбалась им обоим, в то время как вокруг нее хлопотала помощница акушерки. Роды были сравнительно легкими, и Чарли все время держал мать за руку, да так крепко, что, казалось, ничто не сможет разжать его пальцы.

Джеймс передал Зои Чарли со словами:

– Вот, родилась счастливая девочка. Если бы не Чарли…

Чарли, не слушая его, с восхищением рассматривал крошечные ручонки новорожденной.

Зои родилась как нельзя кстати: в тот год Чарли проходил в школе основы ухода за ребенком. Как ни странно, но Зои впервые улыбнулась не ей, а Чарли.

В то лето Чарли признался, как ему было страшно, когда она рожала. Вин слушала с замиранием сердца.

– В наше время роды почти всегда кончаются благополучно, Чарли, – мягко заметила она.

– О да, теперь я знаю. Но все равно это очень страшно, я же был там…

Вин хотела сказать, что ей вовсе не было страшно, но сдержалась.

– Да, ты там был, и это мне очень помогло.

– И теперь у нас настоящая семья, – добавил Чарли.

Настоящая семья. Слезы выступили у нее на глазах, теперь это были слезы счастья.

После рождения третьего ребенка они с Джеймсом решили больше детьми не обзаводиться. Малыш почти ровесник Зои, значит, девочка не вырастет эгоистичной и самолюбивой.

Зато Чарли мог избаловать ее. Малышка уже чувствовала свою власть над старшим братом и командовала вовсю: «Чарли! Почитай мне. Сейчас же!»

У него не оставалось времени на сверстников – в его возрасте уже ухаживают за девочками, и Вин иногда уговаривала дочь не приставать к брату по мелочам.

– Нет, я хочу, чтобы читал Чарли, – твердила Зои.

– У Чарли много других дел, – уговаривала ее Вин, посмеиваясь втихомолку.

– Что тебя так развеселило? – спросил Джеймс, входя в спальню Зои.

– Да так. Я просто подумала о том, как легко иметь второго ребенка.

– Легко? Я бы этого не сказал, – удивился Джеймс, заключая ее в объятия и целуя в шею.

– Нам – легко, – любовно возразила Вин, возвращая ему поцелуй. – Ведь когда… Я хотела сказать…

Она смолкла, потому что Джеймс не переставал целовать ее. Ладно, объяснит попозже. Гораздо позже, подумала она, выключая свет в спальне Зои и прикрывая за собой дверь.