Все запутано

Глава 19

Вот такая вот история. Взлет. Падение. Конец. А сейчас, вот он я, сижу в этом мерзком ресторане, куда меня вытянули Александра и Мэтью, где я только что закончил рассказывать им ту же самую историю, что рассказал и вам.

Когда мне было шесть, я научился кататься на велосипеде. Как и все дети, когда садятся на два колеса, я падал. Много раз. И каждый раз Александра была рядом. Она отрясала с меня пыль, поцелуями успокаивала раны, и уговаривала попробовать еще раз. Так что вполне нормально, что я ожидал от своей сестры сострадания по поводу моей душевной раны. Нежности. Сочувствия.

А получаю я «Ты чертов идиот, ты знаешь об этом, Дрю?»

Готов поспорить, вы уже начали интересоваться, почему мы называем ее Сучкой. Ну, вот!

— Прости, что?

— Да, ничто! Ты хоть представляешь, что ты натворил? Я всегда знала, что ты испорченный и эгоистичный. Черт, да я была одна из тех, кто тебя таким сделал. Но я никогда не думала, что ты такой тупой.

А?

— А ведь я могу поклясться, что ты родился с яйцами.

Давлюсь своей выпивкой. А Мэтью смеется.

— Я серьезно. Я отчетливо помню как меняла тебе подгузник и видела те забавные бубенчики, что болтались у тебя между ног. Что с ними произошло? Усохли что ли? Исчезли? Потому что это единственная причина, по которой, мне кажется, ты можешь вести себя как ничтожный кастрированный баран.

— Боже мой, Александра!

— Думаю, здесь даже Бог не поможет.

Оборонительная злость нарастает у меня в груди.

— Вот только не надо мне сейчас вот этого. Не от тебя. Я итак раздавлен, какого хрена ты меня еще добиваешь?

Она фыркает.

— Потому что сейчас тебе нужен хороший пинок под зад, чтобы ты собрался. Ты никогда не задумывался, что когда Кейт сказала, что у них все нормально, она имела в виду, что они просто мирно расстались? Что они решили остаться друзьями? Разошлись по-хорошему? И если бы ты хоть чуть-чуть знал о женщинах, ты бы об этом подумал, ты бы понял, что ни одна женщина не захочет заканчивать десятилетние отношения по-плохому.

Ничего не понимаю. Зачем кому-то оставаться друзьями, только потому что они когда-то там трахались. Какой в этом смысл?

— Нет, ты сильно ошибаешься.

Она трясет головой.

— К тому же, если бы ты вел себя, как мужчина, а не уязвленный мальчишка, ты бы рассказал ей о своих чувствах.

Теперь она просто меня раздражает.

— Я, что, в твоих глазах совсем придурком выгляжу? Потому что я не такой. Потому что я не собираюсь стелиться и бегать за тем, кто хочет быть с кем-то другим.

На ее лице мелькнуло такое выражение, которое я никогда не видел. По крайней мере, в отношении меня.

Это разочарование.

— Конечно, нет, Дрю. Зачем тебе за кем-то бегать, когда все бегают за тобой?

— Что значит эта хрень?

— Это значит, что тебе всегда все достается легко. Ты красив, умен, есть семья, которая тебя любит, и женщины, которые преклоняются перед тобой, словно ягнятки для жертвоприношений. И в единственный раз, когда тебе стоит побороться за то, чего ты хочешь, единственный раз, когда нужно рискнуть своим сердцем ради кого-то, кто наконец-то этого достоин, что ты делаешь? Ты сначала делаешь, а думаешь потом. Сворачиваешься в клубочек и купаешься в само сожалении.

Она тихонько качает головой, а ее голос смягчается.

— Ты даже не попытался, Дрю. После всего, что было. Ты просто… выбросил ее.

Смотрю вниз на свою выпивку. Мой голос тихий. С сожалением.

— Я знаю.

Не думайте, что я об этом не думал. Не думайте, что не пожалел о своих сказанных словах, и в последствии несказанных. Потому что я пожалел. Сильно.

— Я бы хотел… но сейчас уже слишком поздно.

Наконец заговорил Мэтью.

— Никогда не поздно, друг. Игра не окончена, просто небольшой перерыв.

Я смотрю на него.

— Долорес тебе что-нибудь говорила? О Кейт и Билли?

Он мотает головой.

— Не о них… но она много чего сказала о тебе.

— Ты о чем?

— Ди ненавидит тебя. Считает тебя подлецом. Серьезно, чувак, если бы ты загорелся где-нибудь на улице, она бы даже не плюнула на тебя.

С минуту прокручиваю эту информацию у себя в голове.

— Может она ненавидит меня за то, что я трахнул невесту ее брата?

— Может она ненавидит тебя за то, что ты разбил сердце ее лучшей подруги?

Да уж. Жребий какой-то. Никакого толку.

— Ты любишь Кейт, Дрю?

Наши с Александрой взгляды встречаются.

— Да.

— Есть хоть какая-нибудь вероятность, что она чувствует то же самое?

— Думаю, да.

Чем больше я думал о словах Кейт, ее действиях в те выходные, тем больше я убеждался, что она чувствует что-то ко мне. Что-то настоящее и глубокое.

По крайней мере, до того, как я все похерил.

— Ты хочешь быть с ней?

— Господи, да.

— Тогда не важно, вернулась она к своему бывшему или нет. Ты должен спросить себя, чего хочешь ты — хочешь ли рискнуть — чтобы все наладить? Вернуть ее.

И у меня на это простой ответ: Что угодно. Все. У меня сжимается горло, когда я в этом признаюсь.

— Я сделал бы все, чтобы ее вернуть.

— Тогда, ради Бога, борись за нее! Расскажи ей!

Когда я осмысливаю ее слова, Мэтью хватает меня за плечо.

— В такие моменты, я спрашиваю себя, а чтобы сделал Уильям Уоллес?[22]

У него серьезный блуждающий взгляд. А потом его голос приобретает шотландский акцент, которого у него нет.

— Да… беги, и не будешь отвергнут… но много лет спустя, захочешь ли ты обменять все дни, после сегодняшнего, на один шанс! Всего один шанс, чтобы вернуться сюда и сказать Кейт, что она может оторвать твои яйца и подвесить их у себя в машине на зеркале заднего вида, но она никогда не сможет забрать… твою свободу![23]

Александра закатывает глаза от такой речи а-ля «Храброе сердце», а я просто смеюсь. Туча, что висела над моей головой всю неделю, наконец, начинает уплывать. А на ее месте появляется… надежда. Уверенность. Определенность. Все вещи, которые делают меня… мной. Все эти вещи, по которым я скучал с того самого утра, когда я увидел поющего Билли Уоррена.

Мэтью шмякнул меня по спине.

— Иди и заполучи ее, друг. Посмотри на себя, чего тебе терять?

Он прав. Кому нужна эта гордость? Благородство? Все это слишком переоценено. Когда у тебя ничего нет, значит тебе нечего терять.

— Мне надо увидеться с Кейт. Срочно.

А если ничего не получится? Но я хотя бы поборюсь. А если я разобьюсь и сгорю, а Кейт втопчет своими шпильками мой пепел в грязь? Ну, пусть так и будет. Но мне надо попробовать. Потому что…

Ну, потому что она этого достойна.

Когда Александре исполнилось шестнадцать, мои родители сняли на день самый крутой парк развлечений в Нью-Йорке. Через чур? Да. Но это одна из вершин привилегированного воспитания. Это было классно. Ни очередей тебе, ни толпы. Только наша семья, коллеги по работе и сто пятьдесят наших близких друзей. В общем, там были американские горки Майндбендер. Безумная вещь.

Помните, как я говорил, что не катаюсь на одной и той же карусели дважды. Эта была исключением.

Мэтью, Стивен и я катались на ней до тошноты. Потом садились на нее опять и катались снова. Первый подъем был ужасным. Длинная мучительная горка, которая заканчивается вертикальным спуском почти в 400 футов, резким падением вниз. И, не важно, сколько раз мы катались на этой карусели, каждый раз, когда мы поднимались в эту первую горку, испытывали одни и те же ощущения. Руки потели, в желудке все переворачивалось. Это было удивительное сочетание ужаса и взволнованности.

Вот сейчас я чувствую то же самое.

Видите меня? Парня, бегущего через Таймс-сквер.

Только одна мысль о том, что я снова увижу Кейт… не буду врать, заставляет быстрее колотиться мое сердце. Но я и нервничаю тоже. Потому что я не знаю, что по ту сторону подъема на этой горке, какой высоты будет этот спуск для меня.

Не посочувствуете мне, а? Жестокая толпа. Думаете, я получил то, что заслужил? А, может, я заслуживаю худшего?

Я просто надеюсь, что Кейт даст мне еще один шанс.

Задыхаясь от семиквартального спринта, киваю головой, приветствуя охрану, и прохожу через пустой холл. Сажусь в лифт, чтобы немного перевести дыхание и обдумать свою речь. И тут я останавливаюсь на сороковом этаже.

В понедельник в десять тридцать вечера Кейт Брукс может находиться только в одном месте. И это прямо здесь, где все и началось. В кабинетах темно. Здесь тихо, за исключением музыки, что доносится из ее кабинета. Прохожу по коридору и встаю перед ее закрытыми дверями.

Господь Всемогущий.

Она сидит за своим столом, уставившись в монитор компьютера. Прикусила губу так, что я готов преклоняться перед ней на колени. Волосы забраны назад, открывая каждую черточку ее лица. Я скучал по тому, чтобы просто смотреть на нее. Вы даже себе не представляете.

Такое чувство, что… что я был под водой, с задержанным дыханием. А сейчас, наконец-то, я могу снова дышать.

Она поднимает свой взгляд и ее глаза встречаются с моими.

Видите, как пристально смотрит на несколько секунд дольше, чем это необходимо? Как ее голова склонятся чуть на бок, а ее глаза косятся в сторону? Как будто она на самом деле не верит тому, что видит.

Она удивлена. Потом удивление перерастает в отвращение. Как будто она съела что-то гнилое. Вот когда до меня доходит. Когда я точно понимаю то, о чем вы уже, наверно, давно догадались. Что я хренов идиот.

Она не приняла Уоррена назад. И речи быть не может.

А если бы приняла? Если бы наши выходные ничего для нее не значили? Если бы Я ничего для нее не значил? Разве смотрела бы она на меня так, будто я дьявол во плоти? Она бы никак не отреагировала. Это обычная мужская логика: если женщина зла? Это значит, что ей не все равно. Если вы состоите в отношениях, и девушка не удосуживается даже покричать на вас? Вы в дерьме. Безразличие — это последний удар со стороны женщины. Это все равно, что мужчина не хочет секса. В любом случае — все кончено. С вами покончено.

Значит, если Кейт расстроена, это потому что я обидел ее. И единственная причина, почему мне удалось это сделать, так это потому что она хотела быть со мной.

Какой-то извращенный способ думать, наверно, но это так, как оно есть. Поверьте мне, я знаю. Я всю свою жизнь спал с девчонками, к которым ничего не испытывал. Если они трахались с другим парнем сразу после меня? Отлично. Если они мне говорили, что больше не хотят меня видеть? Даже еще лучше. Нельзя ранить до крови камень. Трудно добиться от человека реакции, если ему все равно.

Кейт же, наоборот, переполняют эмоции. Злость, отвращение, предательство — прям кипит в ее глазах и отражается на ее лице. То, что она до сих пор чувствует что-то ко мне, пусть это даже ненависть, дает мне надежду. Потому что с этим я могу бороться.

Я открываю дверь ее кабинета и вхожу. Кейт опять смотрит в свой ноутбук и стучит по клавишам.

— Чего ты хочешь, Дрю?

— Мне надо с тобой поговорить.

Она не поднимает глаз.

— Я работаю. У меня нет для тебя времени.

Я подхожу ближе и закрываю компьютер.

— Выдели время.

Она смотрит на меня. Ее взгляд тяжелый. Холодный, как лед.

— Иди к черту.

Я расплываюсь в улыбке, даже если там и близко нет ничего смешного.

— Я уже там был. Целую неделю.

Она отклоняется назад на своем стуле, осматривая меня с ног до головы.

— Точно. Эрин рассказала нам о твоей загадочной болезни.

— Я сидел дома, потому что…

— Поездка на такси слишком сильно тебя утомила? Понадобилось несколько дней, чтобы восстановить силы?

Качаю головой.

— То, что я казал в тот день, было ошибкой.

Она встает.

— Нет. Ошибки здесь делаю только я. То, что подумала, что для тебя я была чем-то большим. То, что позволила себе поверить, что… за твоим нахальным шармом и чрезмерной самоуверенностью скрывается нечто прекрасное. Я ошиблась. У тебя внутри пустота. Ты пустышка.

Помните, как я сказал, что Кейт и я сильно похожи? Так и есть. И я имел в виду не просто постель или работу. У нас у обоих есть поразительная способность говорить правильные вещи — ранить побольнее. Отыскать то слабое место внутри друг друга и запустить в него чертовой гранатой.

— Кейт, я…

Она прерывает меня. Голос ее глухой. Натянутый.

— Ты знаешь, Дрю, я не дурочка. Я не ждала от тебя предложения выйти замуж. Я знала, какой ты. Но ты казался таким… А та ночь в баре? Ты на меня так смотрел. Я подумала…

Ее голос вздрогнул, а я хочу прибить себя.

— …я подумала, что что-то значу для тебя.

Я подхожу ближе, так хочется прикоснуться к ней. Успокоить ее. Все вернуть.

Наладить все.

— Та значила. И значишь.

Она сдержанно кивает головой.

— Правильно. Именно поэтому ты…

— Я ничего не сделал! Не цеплял я никого. Никакого траха в такси. Это все полнейшая чушь, Кейт. В телефоне тогда был Стивен, а не Стэйси. Я просто все это наговорил, чтобы ты подумала на нее.

Она бледнеет, и я знаю, что она верит мне.

— Зачем… зачем ты так сделал?

Я выдохнул. Говорю мягким голосом, растягивая слова.

— Потому что… я люблю тебя. Я влюблен в тебя уже давно. Я не понимал этого до того воскресного вечера. А потом, когда Билли здесь появился… я подумал, что ты примешь его назад. И это просто раздавило меня. Мне было так больно, что я хотел… причинить тебе такую же боль.

Не самый лучший момент в моей жизни, а? Да, я знаю, я — придурок. Поверьте, я знаю.

— В общем, я специально этого наговорил, что бы ты подумала, что ничего для меня не значишь. Что ты была очередной девчонкой. Но это не так, Кейт. Ты не похожа ни на одну, что я до этого знал. Я хочу быть с тобой… по-настоящему быть с тобой. Только с тобой. Я никогда ни с кем такого не чувствовал. И я знаю, что это все звучит, как банальные слова с открытки из торгового центра, но это правда. Мне никогда не хотелось ничего подобного из того, что мне хочется, когда я с тобой.

Она ничего не говорит. Просто пристально смотрит на меня. И я больше не могу сдерживаться. Кладу свои руки ей на плечи. Просто, чтобы почувствовать ее.

Она сжимается, но не отталкивает меня. Подношу свои руки к ее лицу. Пальцами касаюсь ее щек и губ.

Боже.

Она закрывает глаза, а комок в моем горле словно душит меня.

— Пожалуйста, Кейт, давай просто… вернемся назад? Все было так хорошо раньше. Мне хочется, что бы мы снова стали прежними. Так сильно этого хочется.

Никогда не верил в сожаление. В присутствие вины. Я привык думать, что это просто где-то сидит в голове. Как боязнь высоты.

Но нет ничего непреодолимого, если ты целеустремлен. Силен. Но я никогда никем не обладал, не причинял боль тому, кто значил бы для меня больше, чем … я сам. И осознание того, что я сам все испортил из-за своего страха, своей чертовой тупости, это просто… невыносимо.

Она отталкивает мои руки и делает шаг назад.

— Нет.

Поднимает свою сумку с пола.

— Почему? — прочищаю свое горло. — Почему нет?

— Ты помнишь, когда я только начала здесь работать? Ты сказал мне, что твой отец хотел, чтобы я подготовила «пробную» презентацию с целью практики?

Я киваю.

— Ты сказал так, потому что не хотел, чтобы я заполучила того клиента. Правильно?

— Правильно.

— А потом тот вечер, когда мы встречались с Андерсоном, ты сказал мне, что я трясла перед его лицом своими буферами потому что… как ты выразился? Ты хотел «вывести меня из себя». Да или нет?

К чему она ведет?

— Да.

— А потом последние выходные, после всего, ты заставил меня поверить, что разговаривал с той женщиной, только потому, что хотел причинить мне боль?

— Да, но…

— А сейчас, ты говоришь мне, что любишь меня?

— Люблю.

Она тихонько качает головой.

— И с какой такой радости, Дрю, я должна тебе верить?

Я просто стою. Молчу. Не оправдываюсь. Все равно в этом нет уже смысла. Не для нее.

Она поворачивается, чтобы уйти. А я в панике.

— Кейт, пожалуйста, подожди…

Преграждаю ей путь. Она останавливается, но смотрит мимо меня, сквозь меня. Как будто меня здесь нет.

— Я знаю, что все испортил. Сильно. Вся эта история с девочкой-такси была глупой и жестокой. И мне так жаль. Ты даже себе представить не можешь, как. Но… ты же не можешь позволить этому разрушить все, что между нами может быть.

Она рассмеялась мне в лицо.

— А что у нас может быть? Что у нас есть, Дрю? Все что между нами есть — это споры, конкуренция и похоть…

— Нет. Между нами намного больше, чем это. Я это чувствовал, в выходные, и я знаю, что ты чувствовала тоже. И у нас может быть все… просто замечательно. Если ты дашь хоть один шанс. Дай нам, мне, еще один шанс.

Знаешь ту песню у Rolling Stones «Не слишком ли горд, чтобы умолять»? Сейчас это моя любимая песня.

Она сжимает свои губы, а потом обходит вокруг меня.

Но я хватаю ее за руку.

— Дай мне уйти, Дрю.

— Я не могу.

И я имею в виду не только ее руку.

Она отстраняется.

— Постарайся. Ты уже раз это сделал. Уверена, что получится снова.

Потом она выходит за дверь.

А я остаюсь на месте.