Всего один поцелуй

Глава 4

Джорджиана не настаивала бы после смерти Энтони, чтобы к ней обращались как в девичестве, если бы знала, каков будет результат.

Теперь же все пребывали в замешательстве. Никто не знал, обращаться ли к ней «мисс Уайлд» или, вопреки ее просьбе, «леди Элсмир». Последнее слишком сильно напоминало Джорджиане о свекрови.

Домоправительница, слуги и работники избегали недоразумений, сдабривая речь вежливым «мэм» наедине или более формальным «мадам» в присутствии других. Сложившееся положение было еще хуже, чем в детстве, когда ей приходилось стоически переносить бесконечные прозвища. Тогда она была и Джорджианой, и Джорджией, и Мисс Джи, и даже Джордж, когда ее младшего брата задевал ее командирский тон. По крайней мере, вдовы без всякой заминки начали звать ее именем, данным при крещении. И она чувствовала к ним за это огромную благодарность.

Сегодня главная гостиная Пенроуза превратилась в пороховую бочку — в преддверии ужина здесь собрались самые разные гости.

Герцог Хелстон, Люк Сент-Обин, расхаживал перед массивным камином, в котором бушевало пламя. Он угрюмо обратился к хозяину дома:

— Я не ошибался, когда называл эту идею отвратительной. Ты не мог придумать ничего лучше, Элсмир? — Он бросил взгляд в сторону жены и закрыл глаза. — Каролина и Генри замерзнут здесь, дорогая.

Очаровательная герцогиня Розамунда Сент-Обин взяла его за руку, дабы остановить непрекращающиеся метания. У нее на руках лежал младенец, завернутый в кружева и пеленки, достойные принца. На губах ребенка, пребывавшего в стране сладких снов, блуждала невинная улыбка.

— Люк, — мягко произнесла она, — Генри превосходно себя чувствует.

— Возможно, — ответил он. — Но Каро явно продрогла.

Ата качала второго спящего младенца. Ее покрытое морщинами лицо сияло восторгом — похоже, она не слышала ни слова. Собственно говоря, она вообще не принимала участия в беседе с самого прибытия герцога и герцогини с близнецами.

— Я сказал, Каро продрогла, Ата, — повторил Люк.

Герцогиня предпочла промолчать, не берясь перечить льву, защищающему свой прайд.

Ата даже не повернула головы.

— Ты не можешь забрать ее, твоя очередь еще не подошла. Пятнадцать минут еще не прошло. И я думаю, что заслуживаю тридцати минут — ведь я так давно ее не видела.

Герцог тяжело вздохнул и, отослав лакея, выместил злость на огромном полене, бросив его на горящие дрова, от чего из камина полетело невероятное количество искр. Он схватил кочергу и начал ворошить угли, бормоча что-то про «проклятую очередь».

Джорджиана подавила улыбку и бросила на Куинна взгляд из-под ресниц. У того был вид человека все понимающего и весьма довольного происходящим.

— Похоже, — начал Куинн ровным голосом, — ваша светлость, вы еще не осознали всю прелесть вашего положения, когда есть множество рук, готовых помочь. Вскоре вы, возможно, перемените свое мнение. Нет ничего более утомительного, чем новорожденный, или в вашем случае — новорожденные.

— А еще похоже, что вы мало смыслите в таких делах, Элсмир, — ответил Люк, источая яд. — Впрочем, я замечал эту черту у всех дипломатов. Всегда готовы посоветовать, но никогда не готовы сделать. Вся работа достается морякам и солдатам, настоящим мужчинам, готовым встретить смерть лицом к лицу, вместо того чтобы…

— Люк! — в ужасе одернула его Розамунда и обратилась к хозяину: — Пожалуйста, извините его, милорд.

Остальные вдовы — Грейс, Сара и Элизабет — отстранились от спора и наслаждались произведениями искусства, украшающими стены вокруг.

— Не стоит беспокоиться, ваша светлость. Новоиспеченным отцам разрешаются некоторые вольности в поведении, — весело ответил Розамунде Куинн. — И я часто отмечаю, что Бог не зря наделил людей различными темпераментами. Всегда найдутся люди, которые поведут за собой, подавая пример спокойствием, разумностью и практичностью, и те, которые предпочитают вселять преданность страхом и жесткостью. И кроме того, есть сила природы, именуемая отцовством. Ваш муж проявляет эту силу — и в немалых количествах, если мне будет позволено заметить.

Люк зарычал.

Ата наконец подняла взгляд:

— Дорогой Куинн, вы просто обязаны взглянуть на лицо Каро. Она выглядит в точности как я.

Джорджиана улыбнулась про себя, глядя, как Куинн подходит к Ате. За последние несколько недель та пробормотала эти слова уже не меньше сотни раз. Младенец немедленно проснулся и начал плакать. Люк Сент-Обин выглядел готовым вырвать ребенка из рук бабушки и направиться прямиком к холмам Эмберли, за все восемь миль.

— Нет, Люк, — мягко остановила его жена, снова взяв герцога за крепко сжатый кулак, — мне нужна твоя помощь с Генри.

Близнец проснулся, услышав плач сестры, и сжал маленькие кулачки не слабее, чем его отец. Люк прижал младенца к плечу и начал размеренно качать его — навык, который все родители осваивают чуть ли не в первые минуты после рождения ребенка.

Маленькая Каро плакала необычайно жалобно, и Ата начала немного нервничать. Куинн вмешался со свойственными ему вежливостью и спокойствием:

— Не доставите ли вы мне удовольствие подержать ее?

Ата с опаской взглянула на него, совершенно не желая отдавать свою правнучку.

— Я хочу получше изучить ее сходство с вами, — добавил он.

— Ода, конечно. Посмотрите, как широко расставлены ее глазки, и у нее прелестный «вдовий выступ», и…

Джорджиана увидела, как Куинн со знанием дела взял малышку на руки и начал качать, нашептывая на ушко колыбельную про лапочку и папочку. Девочка сразу затихла и потянулась к его стриженым каштановым волосам. Он аккуратно переместил ее на другую руку и погладил по головке.

Есть ли что-то более привлекательное, чем мужчина, желающий и способный успокоить плачущего младенца? Джорджиана вдруг поняла — ее еще сильнее потянуло к Куинну. Если бы он гладил по голове ее и ласково нашептывал на ушко ей хотя бы и про ягнят и поросят… Она готова была отдать за это все. Взглянув на других вдов, она поняла по выражениям их лиц — они думают о том же. Джорджиана тряхнула головой и подошла к молодой герцогине.

— Розамунда, — прошептала Джорджиана, пока остальные вели беседу, — следует ли нам организовать ужин, как в Эмберли, — по сменам?

— Он весьма красив, Джорджиана, — тихо произнесла Розамунда, проигнорировав вопрос.

— Да, я знаю.

— Как давно умерла его жена?

— Розамунда!

Красавица герцогиня, сияя глазами цвета морской волны, проницательно улыбнулась.

— Ты в него влюблена, — мягко, но уверенно заявила она.

Джорджиана быстро огляделась, дабы убедиться, что никто не слышал этого безобразного предположения:

— Определенно нет!

Герцогиня подняла бровь:

— Значит, тебя совершенно не задевает, что Грейс, как и Элизабет, и даже стеснительная Сара — все смотрят на него так, будто предел их мечтаний — сделаться маркизой? Разве Грейс не сообщила по секрету о своих планах найти подходящую партию в этом году? Хм… Он так очарователен и так сдержан — прямая противоположность неистовому Хелстону. Пожалуй, если бы я не была уже замужем, — она бросила взгляд на темно-волосого демонического герцога и улыбнулась, — я думаю, я бы не устояла перед искушением…

— Хватит, — оборвала Джорджиана, — я хорошо знаю, какое воздействие он оказывает на наш пол. Розамунда отодвинула кружевную накидку Джорджианы и пристально взглянула на маленькую брошку, которую все вдовы видели и не упускали случая отпустить иногда замечание по ее поводу. Джорджиана никогда не расставалась с крошечным оком возлюбленного, которое нарисовала давным-давно и носила в украшенной драгоценными камнями оправе, унаследованной от семьи отца.

Герцогиня медленно улыбнулась:

— Ты сказала как-то раз, что Куинн очень похож на твоего мужа. Должна заметить, его глаза действительно выглядят почти так же.

— Пожалуйста, Розамунда… — тихо попросила Джорджиана. Боже, ее подруга всегда была самой наблюдательной в их клубе.

Герцогиня погладила ее по руке:

— Помоги мне встать. Я все еще неприлично слаба. Сегодня я пришла только потому, что хотела загладить вину перед Атой. — Она позвала мужа: — Люк, дорогой, не удалиться ли нам с детьми в другую комнату, пока остальные ужинают? Мы поедим, когда подойдет наша очередь.

— Сколько же раз я должен повторять, что герцоги никогда и ничего не делают по очереди! — ответил он несколько громче, чем следовало.

Вдовы отважились захихикать.

— Я попрошу лакея принести вам ужин, ваша светлость, — настояла на своем Джорджиана, забыв на мгновение о неформальной обстановке.

Люк подошел к Куинну и презрительно уставился на него, будто говоря — только попробуй не отдать мне мою малышку!

Куинн улыбнулся:

— Всегда ли все идет так, как вы хотите, Хелстон? Я нахожу вашу манеру обращения до крайности оригинальной.

Люк, обладатель поистине сатанинской улыбки, взял младенца на руки и с видом человека, готового на убийство, ответил:

— Дипломаты никогда не могут устоять перед яростью пушечного огня, Элсмир. Но если вам достанет вашего хваленого обаяния, чтобы удержать мою бабушку и стадо моих друзей подальше от Эмберли хотя бы месяц, а лучше несколько, я готов притвориться, будто думаю о вас чуть лучше, чем на самом деле.

— Я боюсь даже представить себе, что будет, если я этого не сделаю, — с легкой улыбкой ответил Куинн.

Не дожидаясь конца фразы, Люк Сент-Обин, больше известный как Дьявол из Хелстона, вышел. Лакей пригласил остальных гостей пройти на ужин, и Джорджиана с Куинном на несколько минут остались наедине.

— Это тот самый джентльмен, под крышей которого ты жила в прошлом году? — спросил Куинн.

— Да, когда во мне не нуждались здесь. Ата и прочие вдовы, остановившиеся в усадьбе Хелстонов, очень помогли мне после того, как умер Энтони, — прошептала она, — и герцог на самом деле хороший человек. Очень хороший, если быть честной.

— Ты явно стала хуже разбираться в людях.

Джорджиана остановилась:

— Нет, ничуть. — Она твердо посмотрела на него: — Если у меня и есть недостаток, то он состоит в том, что когда я узнала человека, то он уже не может сделать или не сделать — ничего, чтобы мое отношение к нему изменилось.

Она вдруг замолчала, ужаснувшись своей смелости — ведь она почти призналась в том, в чем сама себе не хотела признаваться.

Джорджиана быстро окинула взглядом лицо Куинна в поисках мимолетных признаков того, что он разгадал ее тайну, однако его глаза были все такими же гипнотизирующими колодцами секретов и загадок. Она попыталась не обращать внимания на воцарившуюся неловкую тишину.

Джорджиана опустила взгляд на свое скучное платье и отметила потертый край кармана. Старая шелковая траурная одежда подходила под ее настроение — темно-серое и тоскливое до самого края.

— Джорджиана, — тихо произнес Куинн, — прошел уже год. Я думаю, ты можешь теперь носить и что-нибудь более яркое.

Он всегда был столь чуток. Почему же тогда он не мог понять, что у нее на сердце? Но возможно — и это было бы еще хуже, — он знал, но притворялся, чтобы сохранить ее лицо.

— Я никогда не носила ярких платьев. Коричневый и серый — гораздо более практичные цвета.

— Тебе не следует оставаться вне моды. Я попрошу портного из города помочь тебе. — Он откашлялся: — Тебе следует посоветоваться с графиней Шеффилд. Она поможет выбрать подходящие тебе цвета и стиль.

— Но я совершенно не похожа на Грейс Шеффи и никогда не буду похожа, — прошептала Джорджиана.

— Она, кажется, очень добра, и я уверен — с радостью поможет тебе.

— Да, но…

— Как давно она входит в ваше маленькое общество?

Да… ее сердце застучало. Все, как и предполагала Розамунда. Не прошло и дня, а Грейс и Куинн уже интересуются друг другом.

— Ты имеешь в виду, как давно она овдовела?

— Да.

Этого одного слова хватило, чтобы все ее мечты снова рассыпались в прах и упали где-то вблизи ее щиколоток. Какая-то извращенная частичка ее души заставила Джорджиану еще усилить свои мучения:

— Ее муж умер почти два года назад и оставил ей значительное состояние. Грейс — добрейшая, достойнейшая и очень красивая женщина, и вам сложно будет найти более под… — она запнулась, — более подходящую маркизу Элсмир.

Она так сильно сжала кулаки, что почти порвала ногтями перчатки.

Куинн ответил ей внимательным взглядом и жестом предложил пройти в гостиную:

— Пойдем, мы должны присоединиться к остальным. Кстати, моя дочь приедет в ближайшие несколько дней. Я должен рассказать тебе о ней… или скорее предупредить о ее более чем, хм… упрямом характере.

«Кончится ли когда-нибудь этот вечер», — думал Куинн, сопровождая или скорее вытаскивая неотесанного герцога Хелстона на балкон после ужина.

Куинн облокотился на перила и начал обрезать сигару, наслаждаясь соленым корнуоллским воздухом. Он только сейчас понял, как скучал по нему.

Люк Сент-Обин продолжал свои проклятые метания, пробормотав ругательство, которое Джорджиана наверняка с радостью добавила бы в свой репертуар.

— Не желаете ли одну? — Куинн предложил герцогу сигару. — Она из Португалии — очень мягкая.

— Определенно нет, — герцог поджал губы, демонстрируя свое мнение о сигарах. — Ради Бога, неужели у вас нет бренди?

— Нет.

— А виски?

— Нет.

— Хотя бы джин? Даже совершенные варвары где-нибудь его держат.

— К сожалению, нет. Я не пью — и никто не будет пить, пока торговец вином не завезет свой товар.

Герцог Хелстон остановился как вкопанный, словно в него ударила молния.

— Что?

Брови его поднялись так высоко, что почти стали частью прически.

— Я должен был догадаться. Никогда не верил дипломатам и непьющим. Неудивительно, что вы и тот, и другой.

Куинн сдержал улыбку. Этот человек был знатным сквернословом и совершенно нецивилизованным. И как только очаровательная герцогиня терпела его?

— Возможно, теперь вы обдумаете мое предложение? — снова спросил Куинн. Ему совершенно не хотелось расставаться с одной из своих португальских сигар, но зато он мог заслужить вечную благодарность Аты и остальных леди, если удержит этого дикаря подальше от них хотя бы полчаса. И Куинн знал, как полезно заключать союзы.

— А, черт с вами, раз уж у вас больше ничего нет. — Недовольство сквозило в каждом слове герцога.

Куинн с разочарованием передал и разжег сигару.

Герцог затянулся и закашлялся, к немалому удовлетворению Куинна. Эти сигары были неимоверно крепки, и только идиоты отваживались затягиваться едким дымом.

— Вы в порядке, ваша светлость? — Он похлопал герцога по спине, старательно скрывая свою радость и искренне надеясь, что дым обжег Хелстону голосовые связки.

— Идите к Дьяволу, Элсмир! — выпалил герцог, прежде чем снова закашляться.

Куинн вздохнул и покачал головой, доставая из кармана еще одну сигару и разжигая ее. Потом начал посвистывать.

— Если вы надеетесь задержать меня здесь, Элсмир, вам лучше прекратить извергать из себя эти сатанинские звуки. Свистят только люди, повредившиеся рассудком.

— Пожалуй, я могу успокоить себя тем, что поднялся в ваших глазах выше оценки «варвар».

Если бы Куинну пришлось проглотить еще одну улыбку, он мог бы подавиться.

— Чего вы хотите, Элсмир? — прорычал вдруг Хелстон.

— Прошу прощения?

— Я сказал, — почти заорал герцог, — чего вы хотите? Каков ваш план. Каковы ваши проклятые дьявольские цели.

— Мне очень жаль, ваша светлость, я не имею ни малейшего понятия, о чем вы говорите.

— Джорджиана Уайлд. Джорджиана Фортескью. Как бы вы ни звали эту леди, которую я нянчил, пока вы не решили притащить сюда из Португалии свою ленивую дипломатическую задницу. Она не может остаться жить здесь под одной с вами крышей после того, как моя бабушка уберется обратно в Эмберли вместе с остальными воронами.

Герцог не имел ни малейшего понятия, как сильно изобличало его характер каждое следующее слово, противоречащее предыдущему. За, столом переговоров его бы ждала катастрофическая неудача.

— А какое вам до нее дело? — спросил Куинн равнодушно.

Герцог разъяренно зарычал:

— Вы осмеливаетесь предполагать…

— Нет. Я стараюсь воздерживаться от вынесения приговора, пока не узнаю полностью характер человека, — с удовлетворением произнес Куинн. — И поскольку герцогиня предана вам, и я смутно помню ее со времен детства, ее доброе мнение о вас вынуждает меня изменить мое первоначальное впечатление. — Он покачал головой: — Хотя, что она в вас находит, для меня загадка.

— И неудивительно, при вашей-то бездонной глупости! — прорычал Хелстон.

Теперь можно наконец обсудить то, ради чего он и вытащил сюда герцога.

— На самом деле я рад, что вы спросили о Джорджиане. Она и ее семья — главная причина, по которой я приехал сюда из города. Мне нужно разобраться с весьма деликатной ситуацией, и я рад был бы воспользоваться вашей помощью.

— Почему я должен вам помогать? — мрачно спросил герцог.

Куинну вдруг захотелось придушить его, но вместо этого он принялся спокойно разминать руки за спиной.

— Стоит ли мне напомнить вам о том, какой замечательный уход я обеспечу вашей бабушке, пока вы с ее светлостью будете наслаждаться одиночеством? Я совершенно не хотел поднимать эту тему.

— Чего вы хотите?

— Я ищу управляющего. Человека, который помог бы мне освободить Джорджиану от роли, которую она приняла на себя в результате болезни ее отца.

— Собираетесь вышибить Джорджиану и ее семью к чертям, не так ли? Помощи вы от меня не дождетесь.

Куинн в изнеможении вздохнул:

— Нет, несносный вы идиот, — вскипел он, решив наконец прибегнуть к последнему средству — ответить на оскорбление оскорблением. — Я пытаюсь устроить ее поудобнее — вдали от проклятого свинарника. Теперь вы наконец удосужитесь сказать мне, есть у вас такой человек на примете или нет?

Герцог Хелстон сжал губы и демонически улыбнулся:

— Как ни странно, есть. Уверен, он вам подойдет. Его зовут Браун — Джон Браун. Я думаю, вы с ним прекрасно уживетесь, друг мой. Более того, я гарантирую это. — Последние слова он практически проурчал. — Должно быть, вы попали в корнуоллскую полосу удач, ведь мой бывший управляющий приезжает в ближайшие несколько дней. Я сразу пошлю его к вам. Конечно, вам придется предложить ему немалую плату, дабы уговорить остаться. В прошлом году он уехал в свое маленькое шотландское поместье.

Куинн хорошо распознавал выражение извращенного удовольствия на чьем-то лице, и сейчас он готов был поставить все до последнего фартинга — герцог Хелстон вынашивал какой-то план.

Он вздохнул. Ну что же, скоро он узнает — пьяница ли мистер Браун, обманщик, лжец или просто вор. Куинн мог считать себя экспертом в этих областях человеческой деятельности.

Через несколько часов, когда герцог и его жена давно уже вернулись в Эмберли со своими черноволосыми ангелами, Куинн предался ежевечернему ритуалу, помогавшему ему избавиться от накопившегося за день напряжения, — нелегко контролировать, каждое слово и жест. Он обошел комнаты на нижнем этаже, проверяя, не остались ли где-то зажженные свечи, желая слугам спокойной ночи и осматривая каждую часть хорошо управляемого огромного дома. Он называл это «уложить дом в постель».

Куинн вздохнул.

«Отец, скучающий по ребенку, — то еще зрелище, — уныло подумал он. — Да уж, уложим дом в постель».

Он продолжил обход, в одиночестве гордясь доставшейся ему ролью хозяина этой огромной усадьбы, одной из самых больших на Британских островах. Пенроуз — самое южное из пяти имений семьи Фортескью. Все они процветают. Он вздохнул. Как бы все это порадовало Синтию. Если бы только она вела себя более сдержанно, более… Он беспощадно прогнал эту мысль.

Он не был уверен, когда принял решение пойти на противоположную сторону дома, где у мистера Уайлда были скромные апартаменты, пока тот не женился и не переехал в коттедж Литтл-Роуз. Но ноги сами неторопливо привели туда Куинна. Он остановился перед комнатами управляющего. Что-то не так. Все двери открыты настежь.

Джорджианы, однако, здесь не было.

Куинн поднял свечу, чтобы получше осветить комнаты, и переступил порог.

— Джорджиана? — на всякий случай окликнул он.

Матовый воск капнул на рукав, и знакомый аромат меда напомнил ему о запахе волос Джорджианы, который он чувствовал, когда нес ее в искусственные руины.

Куинн поставил блестящий серебряный подсвечник на подоконник и открыл окно, вдохнув теплый вечерний летний воздух. Тысяча и одна звезда наполняли ночное небо на всем протяжении до горизонта. Одинокая звезда светилась ниже остальных, как будто положив сверкающую голову на Ло-Пул. И всего лишь на краткий миг Куинн пожалел, что Джорджиана не стоит рядом с ним. Она разделила бы с ним радость от этой волшебной иллюзии. Он затушил свечу, наслаждаясь видом, но темнота только усилила его грусть.

Джорджиана села на скамью, обращенную к особняку Пенроуз, положила щеку на холодный подоконник озерного павильона и закрыла глаза.

Господи.

Все так сложно. Ее страсть к нему граничила с глупостью. Закончится ли когда-нибудь это умопомрачение? Или ей предстоит вечно страдать от этой тоски без всякой надежды на ответное чувство? Было столь очевидно, что он относится к ней только как к родственнице, которую надо одеть и отослать подальше. Те длинные летние дни, когда он смотрел на нее с радостью, приязнью и безграничным доверием, остались в прошлом. И тем не менее она продолжала тосковать по нему.

А после этой ночи Джорджиана поняла, что ее неутолимая жажда только усиливается. Она еще глубже погрузится в трясину боли, если ей придется терпеть растущую приязнь между Куинном и Грейс Шеффи — ведь они оба принадлежали к тем немногим людям, которых Джорджиана не только уважала, но и любила.

Грейс всегда держалась с чувством тихого достоинства, которого у Джорджианы никогда не будет. И хотя графиня редко делилась своими мыслями, со временем стало очевидно, что Грейс любила Люка Сент-Обина, герцога Хелстона, не меньше и столь же долго, как Джорджиана любила Куинна, пока герцог не женился в прошлом году на Розамунде, одной из вдов их клуба. Но Грейс Шеффи ни разу не выдала своей боли и выказывала только огромную радость по поводу состоявшегося союза. Единственным проявлением ее чувства стало немедленное отбытие в Италию на следующий день после свадьбы Розамунды и Люка. К чести ее следует заметить, что Грейс вернулась посвежевшей и вела себя абсолютно естественно в присутствии Розамунды и герцога.

Джорджиана знала, что не обладает такими характером и выносливостью. Если Куинн женится, она буквально рассыплется на кусочки. Придется ее запереть в одном из коровников.

Она раздраженно тряхнула головой. Интересно, есть ли еще хоть одна женщина в мире, способная вообразить счастливую свадьбу между людьми, познакомившимися меньше недели назад?

Она оглядела темную воду, окружавшую расположенный на острове посреди Ло-Пула маленький павильон. И как всегда, представила себе Куинна, плывущего к волшебному домику. Плывущего к ней. Только к ней с выражением вечной любви и желания в глазах. Именно эти чувства он мог бы прочитать в ее глазах, если бы попытался проникнуть за ту стену, которой она, отгородилась вскоре после их знакомства в далеком нежном возрасте.

Она выпрямилась и вдруг заметила крошечный отблеск в своих комнатах в спящем Пенроузе. Глубоко вдохнув, Джорджиана вновь безуспешно попыталась подавить возникшие чувства: это глупо, скорее всего, просто миссис Киллен, домоправительница, зашла пожелать спокойной ночи. Не было абсолютно никакой причины, по которой Куинн мог бы зайти в ее комнаты на восходе луны.

Но эта разумная мысль не могла остановить молитву, которая сама составлялась у нее в уме. Слова, которые она шептала, сколько себя помнила. «Приди ко мне. Пожалуйста, пусть он придет ко мне».

И вдруг огонек в ее далекой комнате погас — то же должно было случиться с ее мечтами уже давным-давно.