Unknown

Повернувшись ко мне, он трет губы друг об друга.

— Мне нужно тебе кое-что рассказать.

Я замираю.

Горлышко бутылки останавливается на уровне моей нижней губы, и я не могу отвести от него взгляд. Его плечи опущены и слегка выдвинуты вперед. Он выглядит удрученным, глядя на испачканный ковер.

— Хорошо.

— Сядь на диван.

Я улавливаю холодность в его голосе и покрываюсь мурашками, но он не замечает этого.

Адам не смотрит на меня. Он отворачивается обратно к окну и смотрит в темноту, разреженную лишь уличными фонарями, которых все равно не достаточно, чтобы что-то увидеть.

Я устраиваюсь на самом дальнем от него диване, поднимаю колени к груди и обнимаю их руками.

Каким-то образом я чувствую, что должна обезопасить себя от того, что грядет.

Он выдыхает и проводит руками по волосам. Я вижу, как Адам смотрит на мое отражение в окне, но не думаю, что он пытается за мной наблюдать. Скорее, он выглядит так, будто пытается максимально избежать прямого контакта со мной.

Произнося это, его голос обрывается, будто спотыкаясь о слова:

— Когда мне было десять, отец убил мать у меня на глазах.

У меня отвисает челюсть и рот принимает идеальную форму буквы «о». По коже пробегает холодок. Я отпускаю колени и стряхиваю руки, но не могу избавиться от дрожи, протекающей сквозь кожу.

— Что? — я начинаю задыхаться, и Адам качает головой.

Медленно он переводит взгляд на меня, пока гробовая тишина поселяется в каждом углу комнаты. Он видит страх, написанный на моем лице, точно также, как я вижу подобный ужас на его. Его голос срывается. Через всю комнату я вижу, как его глаза наполняются слезами.

— Поэтому я не хотел говорить тебе... когда...

— Когда, не был уверен, что я тебе доверяю, — заканчиваю я за него.

Он бледнеет от моей прямоты и затем кивает.

— Ты думала, что это я навредил тебе... той ночью с Джаредом. Как я мог рассказать тебе, откуда я родом, когда ты могла подумать, что я такой же жестокий, как и человек, создавший меня?

Я прикусываю нижнюю губу и пытаюсь найти слова, которые могли бы облегчить его беспокойство. Но не нахожу. Он абсолютно прав.

— Расскажи мне, что случилось.

Адам закрывает глаза, вздыхает и затем медленно направляется ко мне на диван. Я двигаюсь на другой конец, пока не натыкаюсь на подлокотник. Он делает еще пару шагов вперед.

Он давит языком на зубы и садится напротив меня. Я чувствую облегчение вперемешку с сожалением, смотря на его такое страдальческое выражение лица.

— Отец был пьяницей и бил мою маму. Регулярно.

Адам сглатывает, и я вижу, как отголосок прошлого пробегает по его лицу.

— Однажды он пришел домой и обвинил ее в том, что потерял работу. Они сильно поругались, после чего он сбросил ее с лестницы, — слезы бесстыдно текут по его лицу, и прежде чем я успеваю сообразить, мои ноги уже в движении.

Я сажусь рядом с ним и кладу свою руку на его. Он печально улыбается, глядя на нее, и поднимает взгляд.

— Она мгновенно умерла, сломав шею. Его посадили в тюрьму, а меня забрали родители матери.

Я слегка сжимаю его руку, пытаясь проявить хоть чуточку поддержки. Будь это кто-либо другой, я бы уже обвилась вокруг него, но сейчас я не могу.

Адам смотрит мне прямо в глаза, пытаясь прочесть мои мысли.

— Я не такой, как мой отец, Эми. У меня вспыльчивый характер, и я могу злиться и даже бросать вещи, но я никогда не делал тебе больно и никогда не сделаю.

Я опускаю глаза на наши руки, потому что не могу вынести напряженности в его глазах. Я успокаиваюсь, наверное.

Каким-то образом, даже когда я напугана, его прикосновения успокаивают меня. И все же он прав — я не доверяю ему. Не полностью.

Не понимаю, как такое может происходить одновременно.

Я моргаю, пока глаза наливаются слезами смятения.

Адам выглядит настороженным, подозрительным и напуганным. Он позволяет мне увидеть себя насквозь, за что я ему благодарна. Это самый честный и открытый момент из тех, что были между нами и не закончились руганью. Я воспринимаю это как победу.

Я киваю со слабым намеком на улыбку на лице.

— Хорошо.

Морщинка появляется между его глазами.

— Хорошо?

— Да, — я медленно выдыхаю. — Ты рассказывал мне это раньше?

Его глаза бегают по комнате.

Теперь я точно знаю, что он что-то скрывает от меня, что-то не рассказывает, но сегодня я не возражаю против этого. По его мучительному взгляду я понимаю, как трудно ему было рассказать мне эту маленькую часть.

— Рассказывал. Потом узнали твои родители и захотели, чтобы ты бросила меня. Они сказали, что я недостаточно хорош для тебя, — он грустно улыбается. — Не могу сказать, что виню их в этом. Не совсем. Но я достаточно умен, чтобы не отпустить тебя.

— Поэтому ты им так не нравишься?

— Наверное. Я никогда не придавал значения их мнению, до тех пор, пока оно не начинало влиять на твое.

— Оно повлияло? Ведь я здесь, а они не очень хотят со мной разговаривать.

Адам сжимает мою руку, и я поворачиваюсь к нему. Он гладит своим пальцем сгибы на моей кисти, согревая ее и посылая разные будоражащие мысли сигналы.

— Я думаю, — начинает он, проводя другой рукой по своим волосам. — Я думаю, они просто смирились. Скорее всего, они поняли, что я никуда не денусь и устали ругаться с тобой на эту тему.

Обдумав это, мне не потребовалось и секунды, чтобы понять, что он, вероятно, говорит правду.

Хотя часть про их отступление звучит не очень правдоподобно, но, возможно, мои звонки, на которые я не получаю ответа, и молчание во время ужина являются маминым способом меня наказать. Как например тогда, когда она не разговаривала со мной, потому что я бросила танцы.

— Давай, — говорит Адам, поднимая меня на ноги, прежде чем я упала бы без сил. — Уже поздно и я не хотел обрушивать на тебя все разом.

Я иду за ним по коридору, остановившись у дверей моей спальни и глядя на его комнату, нашу старую спальню.

— Зачем тогда обрушил?

— Ты заслуживаешь знать правду. И я не хочу потерять тебя о лишь потому, что боялся, что правда затянет процесс твоего восстановления.

Я покорно улыбаюсь.

— Спасибо.

Затем я делаю то, о чем мне не надо думать. Я делаю шаг вперед и слегка прижимаю мои губы к его. Поцелуй очень быстрый, так что я едва успеваю почувствовать его мягкую кожу перед тем, как отступаю назад.

— Ммм... — говорю я и начинаю нервно теребить нижний край моего топа. — Да. Спокойной ночи.

Адам прикусывает нижнюю губу и улыбается. Страсть и игривость в его глазах дают мне понять, что он немного наслаждается своей маленькой победой этим вечером.

Я быстро ныряю к себе в комнату, перед тем, как успею сделать что-то глупое, например, накинуться на него с объятиями, чтобы снова почувствовать его крепкие мышцы на своем теле.

К сожалению, я слишком встревожена, чтобы уснуть. Я лежу в кровати часами, ворочаясь и крутясь. Каждый раз, когда я закрываю глаза, я сразу думаю о том, что Адам рассказал мне о своих родителях, и о том, как он рос. Каким-то образом я начинаю понимать некоторые вещи, которые знаю о нем. Возможно, теперь я понимаю, почему он искал любви и внимания у женщин и не заботился о том, как с ними обращается. Я понимаю, откуда взялся его гнев и проблемы с алкоголем.

Адам не знал ничего другого. Я вижу проблески мужчины, который находится в беде. И, тем не менее, я его больше не боюсь.

Во всяком случае, не боюсь за свою сохранность.

Просто я не доверяю ему. Головой, может, и да, но сердце не обманешь.

Но впервые я по-настоящему хочу верить.

Я знаю, как тяжело ему было открыться мне. Я вижу это по его напряженным плечам и губам, когда он думает о своем отце или переживает те моменты, что я помню. Он не выносит мысли, что я видела его таким, а я не могу вынести того, что после ночи откровений, которая далась ему крайне нелегко, я оставила его одного.

Я не хочу, чтобы он сегодня оставался один точно так же, как устала чувствовать себя одинокой.

Прежде чем я успеваю себя переубедить, я уже направляюсь по коридору в комнату, которую мы с ним раньше делили.

Лишь небольшой луч света проглядывает сквозь дешевые пластиковые вертикальные жалюзи на окне. Моя нога ни разу не переступала порог этой комнаты с тех пор, как Адам привез меня из больницы, и я категорически заявила, что не буду спать здесь. Не в этой комнате с незнакомцем.

Я делаю еще один шаг по комнате, и под моими ногами скрипит пол, отчего Адам поворачивается в кровати и смотрит на дверь.

Он слегка приподнимается, облокачиваясь на локоть, и затем спрыгивает с кровати.

— Эймс? Что такое?

Я переношу вес тела на другую ногу, внезапно стыдясь того, что я тут нахожусь.

— Тебе приснился сон? — спрашивает он и протягивает ко мне руку.

Я напрягаюсь от его прикосновения.

— Нет, — говорю я, мое горло и рот пересохли. Я пытаюсь всмотреться в его глаза, но все, что вижу — его темную тень в комнате. Не могу понять, о чем он думает. — Я хотела узнать, могу ли я остаться здесь?

Его руки крепко сжимают мои, затем расслабляются.

— Зачем? Ты уверена, что все в порядке?

Нет. Не совсем. Я не знаю, что тут делаю. Почему у меня вдруг появилось жгучее желание прижаться к нему и просто быть с ним рядом.

— Я не хочу быть одна.

Он громко выдыхает, и я вижу, как его плечи расслабляются. Адам прислоняется своим лбом к моему и окутывает меня объятьем.

— Конечно, ты можешь остаться со мной.

Мои глаза закрыты, и я позволяю его глубокому и заспанному голосу заворожить меня, пока по телу разносится тепло. Я киваю, все еще прислонившись к нему, и сжимаю его руки.

Он провожает меня к пустой половине кровати, отодвинув одеяло. Затем, обойдя ее, он ложится рядом со мной.

— Могу я обнять тебя? — спрашивает Адам, с такой неуверенностью в голосе, которую я легко могу почувствовать.

Я отворачиваюсь на свою сторону, позволяя Адаму устроиться рядом, обхватить меня руками и притянуть к себе.

— Спасибо, — мямлит он, уткнувшись в мои волосы и крепко сжимая меня, пока я, наконец, засыпаю.

***

— Какого черта ты с ним сделала?

Я подпрыгиваю от злобы в голосе Зандера. Его ярость изливается, раздаваясь на все пространство вокруг нас и заполняя большой коридор на входе в дом братства. Я еще никогда не видела, чтобы его злость была направлена на меня. Черт возьми, я такой злости не видела ни от кого. Никогда.

Его пирсинги и татуированные руки, скрещенные на руках, пугают меня до смерти.

— Я... я не знаю, о чем ты.

Я дергаюсь от громкого грохота этажом выше, после чего Зандер свирепо смотрит на меня.

— Он просто в бешенстве и единственной причиной, что могла его так рассердить, и которая приходит мне на ум, можешь быть только ты. Так что расскажи, что вчера произошло, — Зандер наклоняется вперед, заполнив мое личное пространство, отчего я отступаю к стене. — Что ты с ним сделала?

— Я ничего не делала! — кричу я и бегу к лестнице, обеспокоенная тем, почему Адам может быть так расстроен.

Он не может знать о том, что Брэндан снова пытался меня поцеловать. Я пнула его коленкой между ног в дальнем коридоре. Не может быть, чтобы Брэндан сам рассказал ему, если только не хочет, чтобы ему надрали зад.

Или... если он не утверждает, что это я за ним приударила.

Черт. Думаю, он способен на это.

Мое тело будто горит к моменту, когда я оказываюсь на верхнем этаже.

Доносящийся из комнаты шум пугает. Я дергаюсь от звука разбивающегося стекла, который тут же разносится по коридору.

— Адам! — кричу одновременно открывая его дверь. — Что это... — я замолкаю, оборвав предложение на середине, увидев, что происходит в комнате.

Зеркало на его шкафу треснуло, некоторых кусков не хватает. Окно разбито, будто он бросил туда стул или валун. Все, что лежало в его шкафу, было сброшено на пол, а рядом стоящая тумбочка опрокинула.

Ящики из шкафа разбросаны по комнате, а одежда покрывает весь грязный и запятнанный ковер. В гипсокартоновых стенах куча дыр. Таких дыр, которые явно образовались от его ударов о стену.

— Что ты наделал? — спрашиваю я неровным голосом, когда, наконец, нахожу его тяжело дышащим в углу.

Кровь капает с его рук и плеча. Его грудь покрыта каплями пота, а из одежды на нем лишь спортивные шорты.

— Что случилось, Адам? — спрашиваю я, стоя в дверном проеме и боясь подойти ближе.

Он полностью разгромил комнату. Ничего не уцелело, разве что кроме его кровати.

Он не смотрит на меня. Ничего не говорит.

Адам даже не двигается.

— Если это из-за Брэндана, то я могу все объяснить.

Он поворачивает голову ко мне и прищуривает глаза. Ноздри расширяются и кисти сжимаются в кулаки. Грудь вздымается и опускается, а щеки приобретают ярко-красный оттенок.

— Что ты имеешь ввиду насчет Брендана?

Я качаю головой.

— Ничего, Адам. Я подумала... — я осматриваю комнату. Если причиной его ярости являюсь не я, то что?

— Что, блять, произошло с Брэнданом! — он вскрикивает так громко, что его голос отдается вибрацией от стен.

Я слышу шаги, доносящиеся с лестницы.

— Ничего! Что ты наделал? — кричу я тоже громко.

Если отношения с Адамом меня чему-то и научили, так это тому, что иногда покричать это нормально, даже помогает.

Не на этот раз.

— Убирайся отсюда прочь, Эми. Я не собираюсь сейчас с этим дерьмом разбираться.

Он смотрит в разбитое окно. Я не понимаю, что происходит, но впервые за много месяцев чувствую, будто между нами пропасть. Недосказанность и недопонимание отдаляют нас друг от друга. Снова.

Он поворачивается ко мне вновь и произносит слова с такой ядовитой яростью, что мои глаза тут же наполняются слезами.

— Убирайся. К. Черту. От. Меня.

— Адам.

— СЕЙЧАС ЖЕ! — он рычит, и я тут же поворачиваюсь и бегу натыкаясь на Зандера. Он обнимает меня одной рукой и закрывает дверь в комнату Адама другой.

Он выглядит точно таким же недовольным, что и раньше.

— Я ничего не делала, — давлюсь я словами сквозь слезы и ком в горле.

Зандер медленно кивает, будто он, наконец, поверил мне и тут же убирает руки.

Я ухожу, медленно спускаясь по лестнице, пока очередной громкий звук доносится из комнаты Адама.

Глава 15

— Что заставило тебя прийти сегодня, Эми?

Доктор Джеймисон одета в джинсовую юбку до лодыжек и светло-зеленую футболку. Я впервые вижу, что ее одежда вроде как сочетается. Ее волосы все еще заплетены, а на губах блеск, что тоже очень ново для меня. Мне так и хочется спросить, не на свидание ли она собралась.

Я нервно кусаю нижнюю губу, не зная, с чего начать.

— Прошлой ночью мне приснился сон.

— Ты спросила об этом Адама?

— Нет, он наорал на меня в этом сне. Его глаза смотрели на меня так сердито, и я явно сделала что-то, что его разозлило, — я откидываюсь на спинку стула, закрываю глаза и вспоминаю дикий взгляд в его глазах. — Я просто ... я хотела узнать ваше мнение о чем-то другом, кроме моих воспоминаний.

Она что-то помечает в своем блокноте и откидывается на спинку стула.

— Хорошо. Что это?

— Возможно ли, чтобы кто-то вырос в жестокой семье и не стал таким же?

Я проглатываю комок в горле и закрываю глаза. Я почти чувствую, как предаю Адама, просто задавая вопрос. И все же, я не переставала думать об этом с того момента, как проснулась одна, в постели Адама.

Впервые с тех пор, как я встретилась с доктором Джеймисон, она перестала улыбаться.

— Что ты имеешь в виду?

— Я просто… — я медленно выдыхаю и пытаюсь снова. — Во сне Адам разрушил свою старую комнату. Я имею в виду, он был очень, очень зол. Он кричал на меня, и я ушла, но он пробил стену в коридоре, и он всегда кажется таким злым.

Я опускаю плечи, пытаясь снять напряжение, но это не помогает. Такое чувство, будто мою кожу растягивают во все стороны.

— Он сказал мне, что его отец избивал его маму, что он сбросил ее вниз по лестнице, и Адам наблюдал за ее смертью.

Слезы сразу же наполняют мои глаза, когда я рассказываю историю. Они падают на мои щеки и капают с моего подбородка, прежде чем я могу их стереть. Я добираюсь до дивана и вытираю лицо платком.

— Адам причинил тебе боль?

Я качаю головой.

— Нет, не то, что я знаю, или помню в любом случае. Но что, если у него есть возможность? Что, если он это сделал, а я просто не помню? Что, если ... что, если он причинит мне боль?

Доктор Джеймисон убирает несуществующий кусочек пуха с юбки и откидывается на спинку стула. Она поджимает губы. Мой живот скручивает от боли, но я продолжаю говорить:

— Он много пьет. Всякий раз, когда Адам расстраивается из-за меня, первое, что он делает, это идет в бар Зандера. Он приходит домой пьяным, пробивает дыры в стенах и разрушает мебель, — я снова вытираю глаза, могу ощутить соль от слез в горле. — Он меня пугает.

Она кивает, ожидая, когда я закончу. Я не знаю, что делать.

Я поверила Адаму, когда он рассказал мне о своем отце. И я чувствую, что предаю его, будучи здесь, после того, как он так был напуган, рассказывая мне о своем отце в первую очередь. Он беспокоился, что расстояние между нами убольшится, но это не так. На ночь это сблизило нас, или, по крайней мере, я думала, что это произошло.

— Скажи мне вот что.

Я вытираю свои слезы и моргаю.

— Что он заставляет тебя чувствовать?

— Что?

— Когда ты с Адамом. Расскажи мне первые две вещи, которые тебе приходят в голову, когда ты думаешь о нем.

— Смущение и безопасность.

Она улыбается мягко, понимающе. Я хмурюсь.

Как я могу чувствовать себя в безопасности с ним, когда у меня так много вопросов?

— Из того, что ты сказала, и из того, что я видела, не думаю, что Адам когда-либл причинял тебе боль ...

— Но есть ли у него возможность? — перебиваю я.

Доктор Джеймисон сжимает губы.

— Может быть. Но я занимаюсь этим долгое время, Эми. И есть пути, когда люди в оскорбительных отношениях взаимодействуют друг с другом, даже когда они этого не осознают. Я не думаю, что у вас с Адамом такие отношения. Это не значит, что ты не должна беспокоиться. По крайней мере, возможно, ты или я — если ты почувствуешь себя более комфортно — предложу Адаму взять некоторые уроки по управлению гневом. Или я смогла бы встретиться с ним наедине. Я могла бы обсудить его историю с ним наедине и помочь ему проработать некоторые вещи, которые ты сказала, он видел.

Я согласна с этим. Возможно, это поможет мне чувствовать себя лучше рядом с ним.

— Мне бы этого хотелось.

Она наклоняется вперед и кладет руку мне на колено.

— Если ты не чувствуешь себя комфортно с ним, тогда самое важное — заботиться о себе, пока вы не будете готовы. Ты пережила свою собственную травму, и тебе все еще необходимо лечение. Может, ты где-нибудь остановишься, пока не почувствуешь, что тебе лучше быть с Адамом?

Я пожимаю плечами. Не знаю, согласятся ли родители, что бы я пожила у них.

— Я подумаю об этом.

***

Не уверена, как это случилось, но я подъезжаю к дому родителей. Я ездила по Денверу в течение нескольких часов после того, как покинула терапию. Я была не готова идти домой, не желала выплескивать все на Келси, или работать в кофейне.

Итак, вот я, мои руки сжались вокруг руля на изогнутой подъездной дорожке дома, в котором я выросла. Перед собой вижу незнакомый внедорожник Acura, и остаюсь в машине, кто знает, как долго, не зная, стоит ли пойти и вмешаться в компанию родителей.

Возможно, доктор Джеймисон права. Адаму и мне просто нужно некоторое пространство. Может это будет хорошо для меня, пока я не смогу вспомнить, какой он на самом деле человек, когда не сердит, потому что я только и делаю сейчас, что расстраиваю его, и это заставляет испытывать меня дискомфорт в собственном доме.

Поэтому в доме моих родителей я буду чувствовать себя более комфорто.

Я фыркаю, чувствуя, что это нелепо. Я меняю одну тюрьму на другую. Но это к лучшему, я напоминаю себе, и выдыхаю. Я просто выхожу из своего маленького седана BMW, когда открывается входная дверь моих родителей. У меня отвисает челюсть, когда я смотрю поверх моей машины.

Моя сестра, Энн, смотрит на меня с широко раскрытыми глазами и с ребенком, подпрыгивающим на ее бедре. Моя племянница Тилли, с которой мне еще предстоит встретиться.

Я прислоняюсь к двери моей машины, не решаясь закрыть ее. Может мне стоит просто уйти. Я не могу поверить, что моя сестра и семья находятся в городе, а мои родители даже не потрудились пригласить меня к ним.

Я с отвращением качаю головой. Ну и семейка у меня.

— Я не знала, что ты приедешь, — говорит Энн, когда подходит к моей машине.

Ее взгляд возвращается к входной двери, а затем обратно ко мне. Тилли выглядит восхитительно. У нее есть малейший намек на светлые волосы моей сестры и огромные ярко-голубые глаза. Она воркует и пузыри выходят с ее ротика, а затем она визжит, поднимая ручки вверх.

— Мама и папа знают, что ты приедешь?

Я протягиваю руку и держу пухленькую ручку Тилли, все еще не веря, что никто не потрудился сообщить мне, что моя семья приезжает. Мои глаза горят от невыплаканных слез, но я не позволю им упасть.

— Нет. Я не знала, что ты в городе.

Сестра хмурится.

— Мама сказала, что ты не отвечаешь на ее звонки.

Она, должно быть, издевается.

— Мама никогда не звонила мне.

Я не могу оторвать глаз от своей племянницы. Ей, по крайней мере, четыре месяца, и я никогда ее не видела. Недолго думая, я протягиваю руку и останавливаюсь прямо перед тем, как возьму ее из рук сестры без разрешения. Я смотрю на Энн.

— Могу я?

— Конечно, — она передает мне Тилли и улыбается. — Я вышла за сумкой для подгузников.

— О, — я кривлю лицо, и моя сестра смеется.

— Не беспокойся об этом. Я не буду просить тебя поменять ей подгузник.

Я неловко держу свою племянницу, все еще не в силах понять, почему я отрезана от своей семьи. Почему мама ненавидит меня так сильно и почему Энн всегда могла угодить ей. Я следую за ней в дом, но когда мы поднимаемся по ступеням, она поворачивается ко мне. — Ты в порядке?

— Я не знаю, — честно отвечаю я. — Некоторые воспоминания возвращаются, но есть куча дыр.

— Мне жаль, что я не навещала тебя.

Она выглядит так, будто действительно это имеет в виду. Я не знаю, почему ей это было нужно. Она на пять лет старше меня, и мы никогда не были более чем двумя похожими девочками, которые разделяют дом вместе.

— Не беспокойся.

Я вхожу за ней через дверь дома, где, кажется, что время остановилось, как только мы ступаем на кухню. Муж Энн, Роджер, держит их сына, Купера. Мои мама и папа поворачиваются ко мне, и лицо моей мамы мгновенно бледнеет. Она выглядит смущенной, что ее просто поймали во лжи. Меня это выводит из себя, и я крепче держу Тилли.

— Так приятно быть приглашенной на семейный ужин.

Мама приходит в себя, и ее маска безразличия и превосходства возвращается на круги своя в считанные секунды.

— Я не думала, что ты придешь.

— Но вы — моя семья.

Она улыбается, но на ее отлично накрашенном лице это выглядит несуразно.

— Ты выбрала новую семью. По-видимому, они могут дать тебе то, чего я никогда не могла, — мама машет рукой в воздухе, как будто я должна быть впечатлена мраморными полами, мебелью, которая такая дорогая, что страшно сидеть на ней, и картинами, которые так прекрасны, но к ним нельзя прикасаться, если только вы не хотите их повредить.

— Кэрол, — упрекает мой отец.

Я поднимаю руку и протягиваю Тилли Энн.

— Все нормально.

Никто из нас не двигается. Как будто никто не уверен, что делать с гадким утенком, который явился без приглашения. Наверное, это я. Незваный гость в своем доме. Куда теперь, мне идти?

Я чувствую, как Энн берет меня за руку и поворачиваюсь к ней лицом. Она передала Тилли отцу, и он обеспокоенно смотрит на меня, но недостаточно, чтобы за меня постоять.

— Давай поговорим на улице.

Я следую за своей сестрой, потому что знаю, что пребывание внутри вызовет еще больше споров.

Я сижу рядом с ней на вершине наших цементных ступеней и обнимаю руками колени. Пока мы не вышли на улицу, я даже не осознавала, что вся трясусь. Все мое тело гудит от адреналина.

— Я приходила увидеть тебя, — говорит она, когда я смотрю на фонтан посреди нашего поворота вокруг подъездной дорожки. О, Боже, мой дом такой вычурный. — Когда ты была в больнице.

— Почему до этого ты сказала, что не приходила?

Она хмурится и смотрит в сторону наших прекрасно ухоженных газонов. На самом деле, у нас еще есть кусты, похожие на животных.

— Я не знаю. Потому что ты не проснулась, — Энн пожимает плечами. — Потому что не знала, захочешь ли ты меня там видеть.

— Ты моя сестра.

Глухая тишина заполняет небольшое пространство между нами. Я даже не знаю, что ей сказать. Как наша семья стала такой испорченой?

— Ты всегда была сильной, ты же знаешь.

— Что? — спрашиваю я, смущенная внезапным изменением темы.

Она слегка улыбается.

— Не веди себя так, будто не знаешь, о чем я говорю. Еще будучи ребенком, ты боролась против того, чего от тебя ждут мама и папа, — сестра смеется, но это звучит печально. — Я всегда восхищалась этим в тебе. Твоя способность не волноваться о том, что все подумают.

Слова Адама из нашей поездки в университетский городок проплывают у меня в голове. Она всегда будет разочарована тобой.

— А ты? — спрашиваю я.

Она издаёт дрожащий вздох.

— Мне нравится моя жизнь. И всегда нравилась. Я действительно люблю Роджера, и у меня есть двое замечательных детей.

— Но?

— Но иногда мне жаль, что я не прочертила небольшую линию; не пожила для себя, прежде чем следовала по выстроенному плану.

— А я прочертила эту линию?

Энн фыркает.

— Пожалуйста, Эми. Ты перепрыгнула через забор. Мама просто не знает, как справиться с тобой.

— Вот почему она меня ненавидит?

— Она тебя не ненавидит. Она просто плохо ладит с людьми, которые сильнее ее.

Я позволяю этим словам просочиться в мои кости. Они согревают меня изнутри. Это возможно первый реальный разговор, который я когда-либо был у меня с сестрой. И, похоже, она действительно заботится обо мне.

— Адам пугает меня, — говорю я ей после очередной паузы молчания.

Она подталкивает мое плечо со счастливой улыбкой.

— Он бывает немного груб.

— Но? — спрашиваю я снова.

Сестра качает головой.

— Я бы все отдала, чтобы Роджер смотрел на меня так, как я видела, Адам смотрит на тебя.

Я морщу нос.

— Как это?

Она обнимает меня за плечо. Я не уверена, что моя сестра когда-то прикасалась ко мне просто так, кроме обязательных объятий на семейных сходах. Мне это нравится, и я погружаюсь в ее объятия.

— Как будто он не видит никого, кроме тебя, — говорит Энн мне и мечтательно улыбается. Будто представляет, каково это.

Глава 16

— Где ты была? — я ощетинилась на грубый тон Адама, как только вошла в дверь нашей квартиры. Его тон изменяется, как только Адам видит мои красные опухшие глаза. Я даже не знаю, когда начала плакать, но осознаю, что вытирала слезы в машине пока ехала домой от моих родителей. Я не знаю, почему я так расстроена. Может быть, это эмоциональная перегрузка. Его руки лежат на моих плечах, и он пристально смотрит на меня. — Что случилось сегодня?

Оттолкиваю его руки, и ухожу на кухню, не зная, как объяснить все, что произошло сегодня.

— Я сегодня ходила к доктору Джеймисон, — говорю ему, и тянусь за бутылкой воды в холодильник.

— Я думал, ты сказала, что визит был отменен? — спрашивает он.

Я качаю головой и сажусь на диван.

— Мне просто нужно было поговорить с ней о некоторых вещах, а потом я оказалась в доме моих родителей.

Он садится рядом со мной. Его губы искривляются, а брови приподнимаются.

Я чувствую растерянность и озабоченность, исходящую от него. Я не знаю, как начать, как сказать ему о сне прошлой ночью или о том, что предложила доктор Джеймисон, или о моей семье. Что моя сестра на самом деле заботится обо мне. Что может быть, самое странное из всего этого.

— Как все прошло? — я смотрю на Адама, как он проводит руками по своим черным волосам.

Я пожимаю плечами.

— Разве мы когда-нибудь ездили к моим родителям на ужин или что-нибудь подобное и это заканчивалось хорошо? — я знаю ответ, основываясь на его выражении лица. — Я поговорила со своей сестрой. Это было странно. Но приятно, — перекатывая бутылку воды в своих руках, я качаю головой. — Моя сестра с семьей были в городе, а моя мать не пригласила меня на ужин, Адам. Это больно.

— Что она тебе сказала? — его голос звучит напряженно, он расстроился вместе со мной.

Я качаю головой.

— Я не хочу больше говорить о ней.

— Иди сюда, — говорит он, и тянет меня к себе.

Он кладет руку на мои плечи, а мои ноги подтягивает на свои колени. Молча, Адам держит меня одной рукой, обнимая за плечи, а другой придерживая за бедро.

Ощущение тепла и комфорта окутывает меня. Он включает фильм и просто держит меня.

Я не могу посмотреть фильм, не повернув головы, поэтому остаюсь там, где чувствую себя в безопасности и защищенной, в руках человека, который все же иногда пугает меня.

Но чувствуя теплоту его тела, так легко забыть о страхе. Легко потерять себя под ощущением его мышц, горячим дыханием, что касается моей кожи.

Я почти не обращаю внимания на смех в фильме, когда большой палец Адама на моем бедре начинает двигаться. Не знаю, понимает ли он, что делает, или он просто не может остановить себя.

Постепенно я чувствую, как его дыхание стало тяжелее, немного глубже, когда подушечкой большого пальца он натыкается на голую кожу, на моей талии, где моя рубашка немного приподнялась вверх. Еле ощутимая теплота от его кожи передает удовольствие по всему моему телу.

Если бы я действительно его боялась, то не могла бы реагировать на него так, как реагирую. Это потрясает меня, и я напрягаюсь в его объятиях.

Его большой палец перестает двигаться, и Адам убирает руку, но я останавливаю его.

— Не надо.

Я поворачиваю лицо так, что мои губы оказываются в дюймах от кожи на его шее. Я не знаю, какой одеколон он предпочитает, и мне все равно. Все, что я знаю, это то, что Адам пахнет абсолютно восхитительно. Но я боюсь сделать первый шаг снова, боюсь, что он отвергнет меня и уйдет снова. Что он не сможет справиться, увидев мои шрамы.

— Было приятно.

Адам сглатывает, и его рука сжимает мое бедро, но все же не там, где я хочу. Я хочу, чтобы его пальцы снова коснулись моей кожи, согревая так, как, видимо, может только он.

Я глубоко вдыхаю и наклоняюсь вперед, только намекая на поцелуй на его коже. Дыхание Адама сбивается, и его рука возвращается к моей талии, ладонь на моей коже, когда он подталкивает мою рубашку немного дальше. Его рука лежит там, не двигаясь вообще, но я сдвигаюсь под его прикосновением.

Это молчаливое, но смелое приглашение, что я хочу большего от него.

— Так хорошо, — шепчет он мне на ухо. Я дрожу под его хриплым дыханием. — Ты даже не представляешь, как удивительноо было проснуться этим утром с тобой в нашей постели, свернувшейся у меня под боком, — Адам языком облизнул мочку моего уха, а затем нежно поцеловал чувствительную кожу за ухом.

Я тихонько стону в его шею. Это происходит прежде, чем я могу это остановить, и все же я не смущаюсь и не боюсь своего ответа.

— Спасибо, что дала мне это, — он подталкивает меня к себе, передвигая, так что оседлав его колени, я оказываюсь лицом к нему.

Я вижу страсть и желание на его лице. И опасение. Как будто он все еще боится подтолкнуть меня слишком далеко. Интересно, отражается ли все это и на морем лице, потому что я чувствую то же самое.

Моя рука движется к его груди, и я чувствую, как его сердце быстро бьется под моей ладонью и его рубашкой. Адам смотрит вниз на мою руку на его груди, а затем обратно на меня. Обе его руки двигаются к моим бедрам, и он влечет меня к себе. Мои бедра сжимаются и расслабляются, и я подавляю еще один стон, чувствуя его возбуждение под его джинсами. Жесткий. Он хочет меня.

Я хочу этого. Мне это нужно. Мне нужно что-то хорошее, чтобы заменить все мои страхи.

Кое-что, что заполнит пустоту, которая поселяется внутри меня, когда я провожу слишком много времени в одиночестве, и мой разум блуждает по всем неизвестным дырам в моей памяти.

Может, я использую его. Возможно и нет. Может быть, я действительно хочу его и люблю всем своим сердцем.

Прямо сейчас, я просто хочу почувствовать его. Я хочу эту связь с ним.

Одна из его рук поднимается и мягко касается моей щеки, гладя меня по ней.

Адам тянет меня ближе, пока я не оказываюсь в нескольких дюймах от его губ.

— Я хочу поцеловать тебя. И я не хочу останавливаться.

Языком облизываю мои внезапно пересохшие губы.

— Я хочу, чтобы ты поцеловал меня, — говорю я ему, должно быть своим голосом, но я абсолютно его не признаю. — И я не хочу, чтобы ты останавливался. Не сегодня.

Он мгновение изучает меня, прежде чем притягивает к себе. Наши губы соединяются сначала робко, но он быстро берет все под контроль, посасывая мою нижнюю губу и слегка ее покусывая. Я невольно вжимаю свои бедра в его, и мы оба одновременно стонем. Опустив руки на его шею, я тяну его к себе, давая понять, что хочу этого. Что я не боюсь его.

— Ты нужна мне, Эми. Это было слишком долго, — говорит Адам грубым голосом, когда отстраняется.

Без предупреждения, он встает и тянет меня за собой, так что мой единственный вариант это обернуть ноги вокруг его талии.

Глава 17

Адам ведет нас в свою комнату — нашу комнату — и аккуратно ложит меня на кровать. У меня складывается такое ощущение, судя по его напряженным рукам и выступающим на шее венам, что он сдерживается и старается быть нежнее со мной, чем обычно.

— Ты сдерживаешься со мной. Не надо.

Адам качает головой, когда приближается ко мне, поднимая мою рубашку и стягивая ее через верх.

— Я не хочу тебя оттолкнуть. Не тогда, когда ты вернулась в эту кровать.

Я качаю головой.

— Ты не оттолкнешь.

Он на мгновение встречает мой взгляд, задаваясь вопросом, правдивы ли мои слова. Но это так. По крайней мере, на данный момент. Я только надеюсь, что это не просто обещания, которые я не смогу удержать.

— Боже, ты прекрасна, — говорит он мне, глядя на мое тело. Я вижу, как Адам вздрагивает, когда добирается до моего шрама, но я беру его лицо и приближаю к своему. Я вижу боль, написанную на нем.

— Ты ненавидишь мои шрамы.

Он опускает голову.

— Я ненавижу, что не защитил тебя.

Понятия не имею, откуда приходит моя смелость, но я наклоняюсь вперед и расстегиваю на спине застежку своего бюстгальтера. Последнее, чего я хочу, что бы он снова оставил меня одну, не тогда, когда все мое тело находится в таком сильном сексуальном напряжении. Его глаза следят за каждым моим движением, когда я снимаю бюстгальтер и бросаю его на пол. Я смущенно улыбаюсь.

— Тогда сделай это со мной.

Адам качает головой, но улыбается. Очень редко можно увидеть на его лице улыбку, поэтому впитываю ее, зная, что это из-за меня.

Я поражаюсь его самообладанию, и часть меня, которую я не помню, любит это.

Он наклоняется вперед и целует меня. На этот раз нет осторожности, нет робости или неопределенности. Его рот нападает на меня, как будто изголодался по моим губам. Адам пожирает мои губы, владеет мной, обладает. Я двигаюсь под ним, надавливая на него, чтобы снять напряжение, которое растет с каждой секундой.

Неосознанно мои руки на его спине пытаются стянуть рубашку, но у меня не получается сделать это достаточно быстро.

Адам прерывает поцелуй для того, чтобы снять рубашку, а затем его рот опускается на мою шею, его руки блуждают и надавливают на мою кожу. Его теплые руки обхватывают мою грудь, он сводит их вместе, сжимает их и массирует. Его пальцы одновременно играют с моими сосками, доводя их до твердости, и я чувствую огонь, который разгорается внизу моего живота.

— Адам, — я выдыхаю со стоном его имя и откидываю голову назад. Он нужен мне. Мне нужно больше его.

Его губы и язык прижимаются к моей коже, когда он движется вниз. Его рот обхватывает одну из моих грудей, пока рукой он продолжает массировать и дразнить сосок на другой. Стоны вырываются из меня, когда я откидываю голову назад. Я чувствую наслаждение. Но мне этого мало.

— Больше, — шепчу я, двигаясь напротив его промежности, создавая трение, которое мне нужно, но этого мало.

Я опускаю руки вниз, расстегиваю его джинсы и добираюсь до боксеров. Адам стонет, когда я обхватываю его толщину рукой.

Кожа на нем ощущается как шелк, но он тверд как сталь. Я слегка сжимаю его, и он кусает мои соски. Снова вскрикивая, я продолжаю двигаться напротив него, и Адам отстраняется от меня.

— Ты меня убиваешь, — шепчет он и убирает мою руку с джинсов. — Прошло слишком много времени.

— Ты мне нужен.

Затем, рот Адама возвращается ко мне, целуя живот, пока его руки пробираются к моим джинсам. Он расстегивает их и стягивает по ногам, при этом снимая и мои трусики.

Я сопротивляюсь желанию скрыться от него. Отвернуться от него. Я не могу.

Его обжигающий взгляд заставляет меня застыть на кровати, мои пальцы крепко сжимаю покрывало.

— Ты мне тоже нужна, — его голос напряжен и груб. Более глубокий и полный невысказанного напряжения, которое я только начинаю понимать.

Я беру все, что Адам дает мне, потому что мое тело ощущается будто в огне, желая его. Через несколько секунд его джинсы присоединяются к моим на полу, а его руки и губы возвращаются на мой живот, двигаясь дальше. Его теплые руки обхватывают мои бедра, и он смотрит на меня.

— Прекрасная, — шепчет он рядом с моей кожей, когда начинает целовать низ живота, мои бедра, но избегая места, которое жаждет его.

Моя киска пульсирует и требует его.

Но он продолжает дразнить меня, нежно облизывая, пока я не раздвигаю ноги и не начинаю громко стонать. Адам останавливается и отступает, крепко держа руки на моих бедрах. В его глазах горит огонь, который кажется неутолимым. Неужели я всегда заставляю его чувствовать себя неконтролируемым, как и он меня?

— Ты хочешь меня? — спрашивает Адам со злым блеском в глазах.

Я не смогу сказать «нет». Не сейчас.

— Да, — я выдыхаю, пытаясь сдвинуться под его хваткой.

— Мне нужно услышать, как ты это говоришь, Эми.

Он наклоняется вперед, положив свою руку на мою киску. Я начинаю двигаться и тереться об нее, но мне нужно большего.

Его голова приближается к моей шее, и он сосет мою кожу, игриво прикусывает ее, затем лижет.

— Я хочу тебя, Адам. Пожалуйста, — я выгибаю спину и поворачиваю голову, двигаясь напротив его руки и губ, когда он вводит в меня один, а затем и второй палец.

Я стону и его рот прижимается к моему. Его пальцы двигаются во мне, посылая меня через вихрь эмоций, которые готовы взорваться и все вокруг разрушить. Большим пальцем Адам надавливает на мой клитор, медленно выводя круги на нем, пока другими пальцами в настойчивом ритме продолжает трахать меня.

И затем, я разбиваюсь на тысячу осколков.

Пальцы на ногах поджимаются, живот сводит спазм, мои бедра напрягаются, а спина выгибается. Я кричу имя Адама, пока он отступает, наблюдая, как я полностью рассыпаюсь под ним с удовлетворенной и похотливой усмешкой.

Он вытаскивает свои пальцы из меня, и когда я думаю, что больше не могу, чувствую, как его член входит в меня. Мое тело принимает его легко, с жадностью. Я опускаю руки на нижнюю часть его спины, притягивая ближе, когда он начинает двигать бедрами.

— Ааа... — кричу я и зарываю свое лицо в его шею, вдыхая его запах, смесь пота и похоти.

Мои губы прижимаются к его коже, пробуя и наслаждаясь им. Мое тело движется с Адамом, пока он яростно вдалбливается в меня.

Нас охватывает безудержная страсть. Это тяжело и грубо, и я чувствую, как силой своих толчков он смещает меня на кровати, пока я не прижимаюсь головой к изголовью. И все же Адам не останавливается, мощно входя в меня, как будто это может быть наша последняя ночь. Комнату заполняют звуки наших соприкасающихся тел и непрерывные стоны. Я слышу, как кровь бушует у меня в ушах.

— Эми...

Новая волна удовольствия растет во мне, когда Адам переворачивает нас. Я седлаю его, положив свои руки на его плечи и раскачиваясь на нем. Я чувствую приближение еще одного оргазма, когда Адам хватает руками мои бедра, громко стонет и входит в меня. Он сильнее сжимает мои бедра, и надавливает на клитор там, где это именно нужно.

Мы кончаем вместе, выкрикивая имена друг друга. Я падаю на Адама, его руки обнимают меня, прижимая к себе крепче. Я все еще чувствую его внутри себя. Наши сердца бешенно бьются, тела скользкие от пота. Мы ничего не говорим, пока наше дыхание не восстанавливается.

— Это было невероятно, — шепчет он мне на ухо.

Я бормочу что-то невнятное, неспособная произнести хоть слово.

Я закрываю глаза и опираюсь на него, ожидая, когда голос сожаления начнет говорить мне на ухо, что я совершила огромную ошибку, но все же, к моему удивлению, он молчал.

Все, что я слышу, это дыхание Адама, и все, что я чувствую, это наши сердца, бьющиеся в унисон. Медленно, он перекатывает нас на сторону и выходит из меня, снимая презерватив, который я даже не заметила и не знаю, когда он успел его надеть, но я благодарна ему за это. Возвращаясь обратно в кровать, Адам аккуратно убирает мои темные, влажные волосы с моего лица и кладет свою руку мне на шею.

— О чем ты думаешь?

Ни о чем.

Впервые за пару месяцев с тех пор, как я очнулась после комы, в моей голове только тишина. Нет переживаний, попыток понять все, или сомнения в том, что я делаю неправильный выбор. Я полностью расслаблена.

Я кусаю губу.

Он откидывается назад, нахмурив свои брови. Я протягиваю большой палец, чтобы дотронуться до них.

— Мне кажется... что, возможно, ты мне очень сильно нравишься.

Его глаза загораются, и он приближается ко мне, мягко смеясь в мою шею.

— Я люблю тебя, Эми. Ты — моя жизнь.

Я ничего не говорю, потому что не могу сказать то, что он хочет. Надеюсь, того факта, что он мне нравится, и я согласна признать это, достаточно для него сегодня.

Мы лежим друг напротив друга, но я привстаю и смотрю на него. Его темные глаза наполовину закрыты, и я знаю, что он почти спит.

— У меня был сон прошлой ночью, — тихо говорю я, нервничая.

Адам снова хмурится, и я почти жалею о том, что заговорила об этом.

— Было ли это плохо?

— Ты был действительно сумасшедшим. Ты разгромил свою спальню в доме. Зандер кричал на меня, а потом ты кричал на меня, когда я упомянула Брендана.

— Это испугало тебя… — это заявление не вопрос.

Я пожимаю плечами.

— Я здесь говорю с тобой об этом, а не убегаю.

Он перекатывается на спину и кладет свою руку на глаза, блокируя мне вид на него.

— Мой дедушка умер. Он был тем, с кем я жил после того как моего отца... — он замолчал, и я не заставляю его закончить эту мысль. — Дедушка был отличным парнем, — говорит Адам, переворачиваясь на бок и положив руку на мое бедро. Он игриво сжимает его, и я улыбаюсь. — Однажды утром он просто рухнул в своей гостиной и мгновенно умер.

— Прости меня, — говорю ему, прижимая свою руку к его щеке и убирая волосы с его лица. — Ты потерял всех, с кем был близок.

Его челюсть напрягается, а глаза наполняются слезами, но я знаю, что он не позволит им упасть. Руки Адама напряжены на моем теле, и он прижимает свой язык к зубам, восстанавливая дыхание.

— Почти, — он вздыхает после этого и я ложу свою голову ему на грудь, обнимая его. Мои глаза наполняются слезами, но я недостаточно сильна, чтобы они не полились.

Адам имеет в виду меня.

Я чувствую это по отчаянию в его голосе, и я чувствую себя ответственной за чувства этого человека, который мне казался страшным.

Но почему-то я знаю, что он освободил меня от бессмысленного существования, которое предназначалось для меня, прежде чем он вошел в мою жизнь.

Я не понимаю, как он это сделал. Не помню, когда это произошло, но точно знаю, что это случилось, потому что я не та девушка, которой была.

И впервые я благодарна Адаму за то, что он дал мне это. Этот дар свободы и эмоций и, возможно, безумие, которое я чувствую рядом с ним. Он должен был что-то открыть во мне, и теперь я просто хочу запомнить все это — все мое время с ним, без сомнения, без страха.

Я обнимаю его крепче и мы засыпаем.

Глава 18

— Вот, держи, — говорю я, пододвигая Зандеру чашку черного кофе. Его пальцы бесцельно постукивают по столешнице, и он не принимает ее сразу. — Зандер?

— Итак, у вас с Адамом все в порядке. По крайней мере, так говорит Келси.

Я киваю, чувствуя себя немного неловко из-за того, как он смотрит на меня.

— Да? Я так думаю? — произношу я с запинкой, и слова выходят как вопросы вместо заявлений. — Почему?

— Просто, — он останавливается, но его пальцы продолжают барабанить по столешнице. — Я не хочу видеть, как ему больно из-за этого. У него много всего происходит.

Нахмурив брови я наклоняю голову вправо.

— Что ты имеешь в виду?

— Ничего, — говорит Зандер, покачав головой. — Просто... не двигайся вперед, пока не убедишься, что действительно хочешь быть с ним. Хорошо?

— Я не уверена, что последую твоему совету, Зандер.

— Я знаю. Но помни, что я сказал, хорошо?

Я пожимаю плечами. Без разницы. Всего лишь загадочный язык, о котором не стоит беспокоиться.

— Хорошо. Что сегодня делает Келси?

Он улыбается, и я вижу, как в его рту мелькает пирсинг языка.

— Она работает. Она придет около трех, — с этими словами он берет кофе и делает глоток. Его кольцо в губе нажимает на пластиковый верх. — Есть еще кое-что, о чем я хотел поговорить с тобой.

Я поднимаю брови, ожидая продолжения.

— Я люблю Келси. Сильно, — его глаза нервно скользят по бару. У меня возникает ощущение, что Зандер, может быть, не привык говорить о своих эмоциях или мыслях больше, чем даже Адам. — Я попросил у ее отца разрешения жениться на ней.

Мои глаза распахиваются, и я чуть не задыхаюсь. Боже мой.

— Ты это сделал? Что он сказал?

Я пытаюсь представить отца Келси, бывшего защитника Бронкс, крупного устрашающего парня со своей собственной справедливостью, и как он обращается с Зандером, просящим руки его дочери.

— Он пожал мне руку и сказал, чтобы я ничего не испортил.

Я тихо смеюсь.

— Могу представить себе это. Почему ты говоришь мне это?

Зандер морщит нос и ставит кофе на столешницу, но продолжает его держать в руках, как будто ему нужно чем-то их занять.

— Кроме ее отца, ты единственный человек, о котором она заботится.

Он смотрит на меня, и мне требуется секунда, чтобы понять смысл его слов.

— Ты хочешь моего благословения?

Зандер кусает свою губу изнутри, и я думаю, что это почти смешно, что он так нервничает, разговаривая со мной об этом. Черт, я даже не помню его. Но это неважно. Я знаю Келси достаточно долго, чтобы понять, что, если она влюблена в кого-то, то он идеально подходит для нее.

Я выхожу из-за стойки и обнимаю его. Он напрягается, а затем неловко хлопает меня по плечу.

— Я доверяю Келси в принятии ее собственных решений, Зандер. Если она выбрала тебя, значит, ты стоишь того. Поздравляю.

— Да, но она еще не сказала «Да».

— Есть идеи, когда ты собираешься спросить ее? — спрашиваю я, отступив на пару шагов назад.

Он качает головой.

— Нет. Но я не хочу облажаться.

Я смеюсь, и звонок колокольчика у двери заставляет меня отвести взгляд от него к человеку, заходящему в Хуку. Человек, который каким-то образом заставляет мое сердце пропускать удар каждый раз, когда я его вижу.

Я широко улыбаюсь и поглаживаю плечо Зандера.

— Ты сделаешь все правильно. На самом деле, я счастлива за вас двоих.

— Эй, красавица, — говорит Адам и опирается на столешницу, когда подходит ко мне. В последние пару недель после того, как мы с ним впервые провели ночь вместе, занимаясь любовью, мы начали сближаться.

Это случилось естественно, и я больше не сплю в комнате для гостей, вместо этого я каждую ночь засыпаю в объятиях Адама. Мои щеки краснеют при воспоминании о том, как мы занимались с ним любовью сегодня утром, прежде чем он ушел на работу.

Зандер поднимает чашку кофе и шлепает Адама по спине.

— Я ухожу отсюда. Увидимся позже.

— Зачем он приходил? — спрашивает Адам, как только Зандер исчезает.

— Кофе, — говорю я с самодовольной усмешкой. Адам ловит ее и улыбается.

— Он сказал тебе о том, что хочет сделать предложение, не так ли?

— Да. Он хотел моего благословения.

— Ты дала его ему?

— Конечно. Келси сообразительна.

Я наливаю обычную чашку напитка Гватемалы и придвигаю к нему.

— У тебя есть перерыв?

В Хука в настоящее время полно посетителей. Я была на ногах часами, обслуживая клиентов слева и справа, но, к счастью, сейчас в очереди никого нет, и все за столами кажутся довольными.

— Что случилось? — я выхожу из-за стойки и следую за ним к потертым кожаным кресла у камина.

— Я должен уехать из города на несколько дней.

Он облизывает губы и дует на свой кофе, охлаждая его. Это напоминает мне о том, как его язык скользил по моей коже всего несколько часов назад, и вдруг, сидя у горячего камина, я чувствую себя так, как будто меня бросили в печь.

— Эми? — спрашивает он со странным выражением на лице.

— Хм ... да. Извини. Что ты говоришь?

— Мне нужно уехать из города на три дня. По работе.

Я хмурюсь.

— Для чего? Ты работаешь для местного застройщика.

Его рот кривится в очень смешной форме. Он врет мне. Не могу сказать, откуда это чувствую, но я просто знаю, что он врет.

Мои глаза расширяются, и я наблюдаю за ним, слушая отрепетированное оправдание.

— Это какая-то конференция в Нью-Мексико. Скучная вещь об использовании более экологически устойчивых материалов.

— Правильно.

Я поджимаю губы и киваю головой, потому что этого он ожидает от меня, но я знаю, что Адам врет. Я просто не могу понять, почему он это делает. Почему сейчас, когда все было так хорошо у нас?

Я встаю и стряхиваю невидимые крошки со своего черного фартука.

— Тогда ладно. Когда ты уезжаешь?

— Сегодня вечером. В пятницу я вернусь.

Я хочу сказать ему о том, что я знаю. Я не глупая и это оскорбительно, что он думает, что я верю в его ложь. Не может быть такого, что он должен присутствовать на конференции в течение десяти часов, и только сейчас об этом узнает.

Но вместо того, чтобы сказать это, я отпускаю его.

— Тогда хорошо, — я крепко сжимаю губы. — Тебе еще что-то нужно?

Адам хмурится и делает шаг ближе ко мне.

— Ты в порядке?

«Мы в порядке?» — вопрос звучит так. Я не знаю, что ему сказать. Две недели доверия после нескольких месяцев путаницы смываются прямо передо мной в унитаз.

— Конечно. Мне нужно вернуться к работе, — он вздыхает и кивает, будто понимает. Я знаю, что он лжет. Он знает, что я знаю. И все же, никто из нас ничего не говорит.

— Увидимся в пятницу.

Я поворачиваюсь, но он держит мое запястье и тянет меня назад. Адам смотрит на мои губы, как будто хочет поцеловать меня, но я делаю шаг назад, не позволяя ему.

— Я на работе, Адам.

— Хорошо. Я люблю тебя.

Я только киваю.

Не похоже, что он любит меня, не сейчас. Это звучит будто одно из тех обязательных высказываний сорок лет женатой пары, которые говорят это каждый день, два раза в день. За этими словами нет абсолютно никаких эмоций и никаких убеждений.

Три пустых слова повисают между нами, и я оставляю их там исчезать в воздухе, когда поворачиваюсь спиной к Адаму и притворяюсь, что у меня есть работа в офисе.

И тут меня что-то останавливает.

Я не та девушка, которая мирится с людьми, которые лгут мне в лицо. Я слишком много боролась, чтобы добраться до места с Адамом, где я начинаю чувствовать к нему что-то реальное, оно может отличаться от того, что у нас было раньше, но оно есть.

Я чувствую это, когда он дергает меня за руки и когда он бросает эту сексуальную кривую улыбку в мою сторону.

Я следую за ним на улицу.

Он всего в нескольких футах впереди меня, когда я окликаю его, и он оборачивается.

Адам проводит рукой по своим волосам и делает пару шагов в мою сторону. Я нервничаю, не в состоянии решить, должна ли я скрестить руки на груди и защитить себя или положить их на свои бедра в обороне. В конце концов, они падают по обе стороны от меня.

— Почему ты мне врешь?

Он дергает подбородком, шокированный моей прямотой или моей способностью прочитать его.

— Что это? — спрашиваю я, ощущая поток нервной энергии по моему телу. Может быть, я не хочу слышать то, что он не хочет сказать мне.

Адам глубоко выдыхает и тянется ко мне. Я отстраняюсь и решительно скрещиваю руки на груди.

— У моего отца завтра слушанье о условно-досрочном освобождении. Я должен быть там.

Нервозность заполняет его лицо, хотя я не понимаю почему. Мое сердцебиение удваивается, поскольку я считаю, что это значимо для него. Я так мало знаю о его отце и маме. Но мое сердце разбивается за него.

Видеть, как его папа в тюрьме, зная, что он сделал.

Зная, что Адам должен был это видеть. Что он был вынужден наблюдать за смертью его мамы.

— Я не знаю, что сказать.

Он протягивает руку, притягивая меня к себе. На этот раз я позволяю ему. Я хочу успокоить его. Приобнять, притянуть к изгибу своей шеи и крепко держать, но не могу. Адам собирается в Айову, чтобы пройти через это. В одиночку. И он солгал.

Я уже не понимаю своей роли с ним. Кто я для него.

— Я только что узнал, — он вздыхает снова, и сжимает мою руку крепче. — Прости.

За ложь или за то, что скрывал? У меня нет смелость чтобы спросить.

Я беспокойно качаюсь вперед и назад на ногах, совершенно не замечая уличного движения, что проходит мимо или, что я оставила «Хуку» совершенно без присмотра. Я не знаю, ушли ли клиенты в то время, пока я была снаружи.

Я ищу что-то в глазах Адама. Что-то, что принесет мне утешение и уверенность, но в них просто пустота. Он прячется от меня.

— Ты бы сказал мне?

Адам отпускает мою руку, как будто она обжигает его. Его руки возвращаются к шее и сцепляются вместе.

— Я не думаю, что ты была готова.

Я отступаю, как будто меня ударили. Сердитая, что он решает, для чего я готова, а для чего нет. Пораженная, что он не доверяет мне достаточно, чтобы быть честным со мной.

— Готова к чему? К правде? Чтобы быть там с тобой? — я злюсь, когда начинается моя тирада, но я не в состоянии остановить ее. — Ты бы сказал мне обо всем этом?

— Да! — его руки хлопнули по бокам и сжались в кулаки. — Мы ничего не скрываем друг от друга. Не так. Конечно, я бы сказал тебе.

— Но не сейчас. Почему?

— Потому что неважно, что ты говоришь, я все еще вижу страх в тебе, когда я подхожу близко. Когда я прикасаюсь к тебе, и ты вздрагиваешь.

— Я не делаю этого.

— Делаешь, — как будто, чтобы доказать свою точку зрения, он тянется ко мне. Мое правое плечо тут же дергается обратно.

Я хочу сказать ему, что это потому, что я зла, рассержена и обижена, но даже я знаю, что это ложь. Это небольшой рывок, почти незаметный для меня. Но Адам видел его раньше. Достаточно, чтобы знать.

— Ты делаешь это, Эми, — повторяет он, и тянет меня к себе. Адам обхватывает меня за шею и притягивает к себе, мой лоб опирается о его грудь. На этот раз я иду охотно на это. Стыдно, что я могла думать, что все шло так хорошо, но это явно не так. Я когда-нибудь доверюсь ему полностью?

— Я не расстроен. Я понимаю, это. Просто... я не могу провести тебя через слушание с моим отцом. И я не хочу, чтобы увидев его, ты интересовалась, похож ли я на него.

— Я бы не стала.

— Ты бы это сделала, — жалость меняет его голос, когда его теплые губы прижимаются к моему виску и к моей челюсти. — Это тяжело переносить, когда мы одни. Я не думаю, что смогу справиться с ужасом на твоем лице с этим монстром в той же комнате.

— Ты не он.

Я знаю, что это так. Слезы падают по моим щекам, и я поворачиваю голову, чтобы не намочить его рубашку. Вина поглощает меня, что я заставила его почувствовать себя таким.

— Мне нужно идти, и мне нужно это сделать.

— Я хочу быть там для тебя.

— Ты можешь быть, — шепчет он в мою кожу и подталкивает меня к поцелую. Это тепло и жарко, и мои колени мгновенно превращаются в желе. — Когда я вернусь, хорошо?

Я киваю, хотя я не совсем понимаю.

— Я люблю тебя, — на этот раз больше убеждений, но эмоций все еще не хватает. Я пытаюсь сказать себе, что это из-за его отца. Что это не имеет никакого отношения ко мне. Но я не могу заставить себя поверить в это. — Мне жаль, что я солгал об этом.

Я смахиваю оставшиеся слезы и вытираю щеки.

— Я понимаю, — хотя это не так. Я смотрю на «Хуку», наконец вспоминая, где я. — Скоро увидимся?

— Три дня.

Я иду внутрь, оставляя его на тротуаре, потому что не уверена, что еще сказать. Что я могу сделать, чтобы успокоить его и заставить поверить, что увидев его отца, услышав показания о том, как он убил маму Адама, я не испугаюсь? Я бы солгала так же, как Адам сделал со мной.

Когда я прихожу домой, в квартире тихо, и я знаю, что он уже ушел.

Я решила, что у меня есть два варианта. Я могу быть «той девушкой» и бежать в продуктовый магазин на углу и купить литр вишневого мороженого и валяться в течение нескольких часов, поедая его.

Или я могу пить.

***

— Обновить! — я хлопаю рукой по барной стойке и взмахиваю Зандеру, чтобы тот налил еще один шот для меня. Он смотрит на Келси, прося одобрения, и она кивает. — Как работа? — интересуюсь у подруги.

Она медсестра на этаже онкологии. Должно быть это отстой. Я никогда не могла справиться с тем, чтобы быть вокруг умирающих людей. Они заставляют меня нервничать.

— Долго и утомительно, — говорит она мне, когда мы потягиваем пиво. — У меня есть два пациента, которые не слишком хорошо справляются, — Келси качает головой, стирая воспоминания о своем дне. Я не виню ее. Невозможно не принести такого рода работу в дом. Слава богу, я всего лишь бухгалтер в кафе-баре.

— Так что ты собираешься делать, когда Адам вернется?

Я хмурюсь в свою пустую рюмку и сдвигаю ее к краю бара, чтобы Зандер мог дать мне другую. Она подняла вопрос, которого я пыталась избежать.

— Не уверена. Думаю у меня два варианта, — говорю я, и поднимаю один палец. — Я могу быть недовольна, что он лгал мне и пытался скрывать что-то важное от меня, — поднимаю вверх второй палец и киваю в благодарность Зандеру за новый шот. — Или я могу понять, что наши отношения, как он и сказал, не такие, как были раньше.

Ликер образует комок в горле при моем собственном разочаровании в понимании этого. Келси широко улыбается и шевелит бровями.

— Это тебя расстраивает.

Я ненавижу, что давняя дружба с кем-то означает, что они могут читать вас лучше, чем вы сами. И я ненавижу, что она, похоже, в восторге от моего разочарования.

— Это означает, что независимо от всего остального я забочусь о нем.

— Ты лю-юбишь его, — поет она, и становится ясно, что у нас было слишком много шотов, когда Келси закрывает рот и начинает хихикать.

Я моргаю и качаю головой.

— Нет. Но в последнее время, я думаю, видела проблески того, почему я когда-то это сделала. И, может быть, я не так боюсь его, как думала.

Я неловко смотрю на рюмку в руке и задаюсь вопросом, добавил ли Зандер в нее специальную сыворотку правды.

Я не боюсь Адама.

Я прокручиваю эту мысль в голове, а Келси мягко улыбается мне.

Я не боюсь Адама. Не боюсь. Я знаю это с уверенностью.

И с осознанием, я чувствую, как груз с моих плеч, о котором до этого не знала, исчезает. Я любезно беру бутылку пива, которую Зандер подает мне, хоть я и не просила. Он кивает головой в мою сторону и наблюдает за мной, ожидая чего-то.

— Итак, что тебя удерживает? — спрашивает Келси, пробираясь сквозь туман в моей голове.

— Я не знаю, — пожимаю плечами и сдираю бумажную этикетку с бутылки.

Мой язык чувствует себя тяжелее, чем должен, а щеки горят. По-моему, я явно слишком много выпила, поэтому отталкиваю пиво от себя.

— Может быть, это просто незнание.

— Незнание чего?

Я смотрю через плечо на толпу позади нее. Это вечер вторника и столы не полностью заполнены, но есть небольшая группа ребят, которая играет на задней части комнаты в бильярд. Парни хлопают друг друга по спинам с легкими улыбками на лицах. Девушка стоит между коленей парня, который сидит на барном стуле. Одной рукой он держит кий, а другой бутылку пива, и обе его руки упираются в бедра девушки. Она счастливо улыбается мужчине, которого явно любит.

Он запрокидывает голову и смеется, запечатлев поцелуй на ее лбу, прежде чем встает и идет, чтобы сделать свой удар.

— Незнание, на что это похоже, влюбиться в него в первую очередь.

Я поворачиваюсь обратно к Келси, чьи губы морщатся от своих мыслей.

— Я думаю, мы должны пойти завтра к скалам.

Я хмурюсь, смущенная изменением темы.

— Это будет весело, — говорит она и хлопает в ладоши. — Мы можем взять обед и спастись от похмелья, которым мы будем страдать. Где еще ты когда-нибудь сможешь почувствовать себя более спокойно, что поможет мыслить более ясно?

— Келси, я не уверен, что это хорошая идея.

Я поворачиваюсь на глубокий голос Зандера со стороны бара.

— Почему нет? — спрашиваю я.

Он смотрит мимо нас, неопределенно и, возможно, раздражено.

— Почему идти к скалам неправильно.

— Потому что ты не достаточно поправилась, чтобы идти так далеко.

Даже он не верит в собственное оправдание. Мои гипсы были сняты несколько недель назад, и это только три мили после того, как мы припаркуем автомобиль.

— Она будет в порядке, — Келси говорит так, будто только что отругала ребенка.

Он качает головой, но это делает меня еще более решительной, чтобы пойти.

— Звучит отлично, — говорю я с улыбкой.

Глава 19

— Ты ведешь себя странно, — говорю я Келси, наблюдая, как она дергает пальцами.

Она была спокойнее, чем обычно, с тех пор, как мы пришли в мою квартиру сегодня утром, после ночевки на ее диване прошлой ночью. Подруга подождала, пока я приняла душ и оделась для похода. Моя голова раскалывалась от выпитого ликера, которым мы чрезмерно заполнили наши желудки. Даже солнцезащитные очки не помогают моим глазам смотреть без чувства, будто в них забивают зубочистки.

Похмелье убивает меня.

— У меня болит голова, — стонет она, и я почти верю ей. Но потом Келси рассеянно кусает ноготь на большом пальце, и я знаю, что она что-то скрывает.

Я пожимаю плечами и следую за ней, когда она поворачивает на последнюю тропинку, через еоторую нужно пройти, чтобы попасть к моим любимым скалам. Она ужасно узкая, но нам придется пройти по ней, встречая на своем пути заросли мха, которые заполняют горы. Это вообще не путь, а просто истоптанная несколькими туристами почва. Такими же людьми, как мы, кто любит сходить с главной тропы и исследовать лес своим собственным путем.

Келси и я нашли этот участок, когда нам было по шестнадцать. Это всегда был наш личный путь. Наше безопасное убежище.

Я делаю глубокий вдох, когда мы проходим сквозь последние деревья к открытой местности. Воздух свежий, чистый и прохладный, хотя это разгар лета. Но мы настолько высоко, что только наши трикотажные кофты способны согреть нас.

На другой стороне моих любимых утесов есть область, которая выглядит, как будто там взорвалась бомба. Там открывается широкое, круглое пространство с выступами, которое заканчивается, по крайней мере, на двадцать пять фунтов ниже нас, в нем есть углубление, образующее великолепный водопад.

Я улыбаюсь, когда вспоминаю, ребят, с которыми мы с Келси были друзьями в школе. Они любили показать свою мужественность, спрыгнув со скал и приземлившись в теплый водоем.

Мы с Келси никогда не были настолько глупыми, или настолько храбрыми, чтобы следовать за ними.

Я не понимаю, что стою на самом краю поляны, очарована звуком воды, которая течет из водопада, очень похожим на мое собственное сердцебиение, пока Келси не издает страдальческий вздох и не сжимает мою руку.

Я смотрю на наши руки, что она крепко сжимает, а затем на край скал.

Они уничтожены.

Наше любимое место выглядит так, как будто оно было смыто в забвение ниже. Пышная зеленая трава и скалистый край теперь выглядят как растаявшая лужа грязи. Край скал стал, по крайней мере, на двадцать фунтов ближе к нам, чем должен быть.

— О нет, — шепчу я, опечаленная тем, что мое любимое место во всем мире, просто... исчезло.

Я смотрю на Келси. В ее глазах печаль, и она отпускает мою руку, потирая свои одну о другую.

Я делаю несколько шагов вперед, грусть и опасения пронизывают меня.

— Что случилось? — спрашиваю я Келси. Мой вопрос встречается с тишиной, и я поворачиваюсь к ней. Она с любопытством наблюдает за мной.

И тогда ее лицо морщится в что-то нечитаемое.

— Здесь тебе причинили боль.

— Что? — я поворачиваю голову к краю.

Должно быть, это была грязевая горка. Это единственное, что имеет смысл, и они не редкость во время весны в горах с тающим снегом и дождем.

Я смотрю на край, приближаюсь ближе, словно тянусь, чтобы посмотреть, что со мной произошло. Чувство боли пробирается сквозь меня, и я останавливаюсь.

И я слышу его.

Адам.

«Я никогда никого не любил, как люблю тебя, Эми. Я никогда не хотел никого любить».

Мои глаза нервно ищут чего-то. Я смотрю на деревья, поворачиваясь в медленном круге, как будто ожидаю, что он появится прямо передо мной, здесь на солнце.

Я хмурюсь. Его нет даже в округе. Он в Айове. Я знаю это, и все же, внезапно чувствую, что он рядом со мной и держит мою руку, которая кажется слишком теплой, чтобы не быть закрытой в чужой.

Смотрю на свою левую руку. Я переворачиваю ее ладонью вверх и потираю, пытаясь понять, откуда исходит тепло, в то же время понимая, что моя ладонь не должна ощущаться иначе, чем любая другая часть меня.

Опять оглядываюсь назад на Келси, но она находится в нескольких шагах от меня.

— Что случилось? — спрашиваю я, горло саднит, и мои слова скрипучие. Вырываются из моих уст помимо моей воли.

Ее губы сложились в узкую линию, и я вижу слезы в ее глазах. Келси пожимает плечами, смотрит на водопад и ничего не говорит.

Я медленно поворачиваюсь назад, мои глаза все еще просматривают местность. Все ответы, которые я так искала, старалась вспомнить изо всех сил, хотела, чтобы они появились в моей голове, здесь, на этом самом месте.

Я чувствую это.

И медленно, они начинают приходить ко мне в бесцветных изображениях, пока все не выстраиваются так, как должны быть.

Я оглядываюсь на свою руку и держу ее правой рукой, когда мои колени ударяются о землю подо мной. И первая слеза катится по моей щеке.

***

— Я никогда никого не любил, как люблю тебя, Эми. Я никогда не хотел никого любить, — Адам берет меня за руку, целуя каждый пальчик. Его губы превращаются в нервную улыбку, прежде чем он опускается на одно колено.

Мои глаза горят. Я открываю рот, а затем закрываю. Хочу что-то сказать, но не знаю, как это сделать.

—Мы еще молоды. Я знаю. И я знаю, что мы только начинаем нашу жизнь, но я хочу сделать это вместе. Ты и я навсегда.

—Адам... — произношу его имя и задыхаюсь от слез. Эмоции преодолевают все мои чувства. Я смотрю на него сквозь глаза, полные слез. Никогда бы я не подумала, что наш пикник предназначался для этого.

— Выходи за меня замуж, Эми. Выйди за меня и останься со мной навсегда.

Я не колеблюсь. Мне не нужно это. Я знала, что Адам единственный, кого я буду любить с того дня, когда я, наконец, согласилась пойти с ним на свидание, которого он так усердно добивался.

— Конечно, я выйду за тебя.

Он ничего не говорит, когда надевает мне на палец платиновое кольцо с бриллиантом. И мне все равно, что он небольшой. Оно от Адама, и единственное, что меня волнует — быть с ним навсегда.

Он тянет меня к себе, и я опускаюсь, толкая его на землю, все еще мокрую от снега и раннего утреннего дождя. Это почти разрушило наш дневной поход, но я так рада, что солнце светит сейчас, согревая землю и воздух.

Не медля я целую Адама. Наши губы встречаются в необъяснимой и неизбежной страсти.

Я должна была знать.

Изо всех сил я старалсь избегать эмоций, которые пробуждаются во мне, просто от нахождения рядом с этим мужчиной.

Но борьба была бесполезной. Мне было суждено принадлежать ему.

Адам притягивает меня к своей груди и обнимает за талию, обе мои щеки мокрые от слез. Мы оба смеемся, хотя наши губы все еще прижаты друг к другу. Он садится со мной вместе и я оборачиваю его ногами.

— Есть еще одна вещь,которую мы должны сделать сегодня, — говорит мне Адам, убирая с лица мои волосы. Они прилипли к моим щекам и шее из-за влажных слез.

— Еще один сюрприз? — спрашиваю я, сбитая с толку.

Я смотрю в его глаза, которые еще никогда так не сияли счастьем, затем опускаю на взгляд на свое кольцо. Может быть это и маленький бриллиант, но он сверкает так ярко, как солнце.

— Мы спрыгнем. Ты и я, Эми. Мы будем бороться со своими страхами вместе.

Мои глаза расширяются и я пропускаю удар сердца. Или двенадцать.

— Адам, — начинаю я осторожно.

Он поднимает руку, останавливая меня, а затем встает со мной, все еще обернутой вокруг его.

— Мы можем сделать это. Ты достаточно храбрая для этого, — Адам несет меня к краю и ставит на дрожащие ноги. Он сильно сжимает мою руку и продолжает ее крепко удерживать. — Ты всегда хотела это сделать, — говориь он глядя на меня, затем переводит взгляд на воду под нами.

— Мы замерзнем, — я качаю головой и нерешительно шагаю назад, назад к безопасности травы и нашего пикника.

Но Адам не отпускает меня. Он крепко держит меня за руку и возвращает к себе.

Я нервно кусаю губу, когда он смотрит на меня, выглядя достаточно смелым для нас двоих. Всегда готов бороться за нас. За меня. Даже если проще уйти.

Но это не Адам. Он боец.

Он боролся за все, что у него есть, и я знаю, глядя в его яркие глаза, что он будет бороться за это. Чтобы я смогла побороть свой последний страх.

И я не хочу разочаровать его. Не тогда, когда я изо всех сил боролась, чтобы стать той, кто я есть сегодня. Независимая и сильная. Теперь я точно знаю, что хочу для своей жизни, и я сделала все это по собственному плану с поощрением и поддержкой Адама.

Он улыбается, когда видит мою решимость следовать за ним. Мысль о том, что он будет там, чтобы поймать меня там, внизу, делает прыжок не таким чудовищным.

— На счет десять.

Я быстро качаю головой.

— Пять.

Мне нужно меньше времени, чтобы не передумать. Адам мягко смеется и быстро целует меня в губы.

— Знаешь, я буду любить тебя вечно.

— Я тебя тоже, — улыбаясь я прижимаю свои губы к его.

Я сжимаю его руку, когда мы стоим на краю.

Я глубоко вздыхаю, когда Адам говорит «пять». Мои ноги дрожат, и я слышу мягкий гул в ушах.

— Четыре.

Мое сердце подскакивает к горлу, а коленки начинают дрожать. Я чувствую, как на мой нос падает пара капель теплого дождя и смотрю на Адама.

Он улыбается.

— Три.

Мои ноги снова дрожат и я слышу треск. Адам сжимает мою руку сильнее и я чувствую, легкий рывок.

Но я не улавливаю его обеспокоенного выражения лица. Я слишком обеспокоена прыжком.

— Эми, — говорит он и тянет меня сильнее.

Земля снова грохочет под моими ногами и внезапно я осознаю, что дрожь не от нервов.

Я делаю шаг в сторону Адама, мои глаза расширяются, когда я двигаюсь.

— Адам.

И затем я ускользаю из его хватки.

— АДАМ! — кричу я прямо перед тем, как грязь затягивает меня и все смановится черным.

Глава 20

Я задыхаюсь. Мои руки закапываются в грязь кончиками пальцев, но я ничего не могу сказать. Я ничего не вижу.

Все, что я чувствую — это как мое тело, поднимает все, что я съела за последние двадцать четыре часа из моего желудка.

— Эми, — голос Келси едва прорывается сквозь звон в ушах, когда я продолжаю вытуживать остатки моего завтрака, текилы и пива с прошлой ночи на землю под себя.

— Боже мой! — я задыхаюсь от душащих меня слез и эмоций, которые сжимают мое горло, как тиски.

Я выжила в грязевом потоке.

Я сжимаю глаза, желая, чтобы изображения, которые я внезапно вижу так ясно, исчезали в забвении.

Я не хочу этих воспоминаний. Не тех, которые показывают, как я могла умереть. Как я должна была умереть.

Моя правая рука движется к моему животу, где пальцами я пробегаю по зубчатому шраму, тому, который разрезал меня от груди до бедра. Я качаю головой, чтобы избавиться от зрелища, которое теперь вижу, проигрывая в своих мыслях.

Все.

Мне кажется, что это лавина, о которой предупреждал доктор Хассен. Я прижимаю к своей голове грязные пальцы, когда слезы стекают по моим щекам, только смутно осознавая, что Келси зовет меня по имени и трясет за плечи.

***

— Посмотри на это, — кривая улыбка Адама заразительна. Я улыбаюсь, когда вижу яркий красный «А» на его тесте по статистике прямо перед тем, как он хлопает им о мой стол.

Он стоит надо мной, наклоняясь, и шепчет мне на ухо:

— Ты должна мне свидание.

— Ты же на них не ходишь, — я напоминаю ему о том, что он сказал мне на прошлой неделе в библиотеке.

Внутри мое сердце безумно трепещет, будто вышло из-под контроля. Я думала, что он преодолел эту сумасшедшую одержимость, чтобы пригласить меня на свидание несколько недель назад.

Он приподнимает брови.

— Ты обещала. Сделка есть сделка.

Я притворяюсь хмурой. Мне, действительно, хочется пойти с ним на свидание.

— Хорошо. Одно свидание.

— Посмотрим, — он наклоняется и хватает мой рюкзак, бросая его через плечо. Этот шаг сбивает меня с толку. Как можно быть таким уверенным в себе? Большую часть времени я чувствую, что барахтаюсь в аквариуме, желая вырваться из чаши, но никуда не денусь. Просто всматриваясь в глаза и видя, как все остальные живут жизнью, которую они хотят иметь.

— Сегодня, — говорит он, усмехаясь.

Я насмехаюсь.

— Сегодня же вторник.

— Люди не ходят на свидания по вторникам?

Я смеюсь и замечаю, что его рука лежит на моей спине, выводя меня во двор, где сотни учеников увидят меня с Адамом Тейлором. Мгновенно я отхожу от него и оборачиваюсь, потянувшись за своим рюкзаком.

— Хорошо. В какое время? — спрашиваю я, пытаясь скрыть свое волнение.

Хорошо, я хочу пойти с Адамом. Не похоже, что я не слышала о нем постоянных слухов. Какой он горячий, насколько хорош в постели, и хотя последний из них заставляет меня нервничать, учитывая мою неопытность, это не значит, что это не соблазнительно.

— После занятий.

— Свидание днем? Ты действительно не знаешь, как это делать, правда?

Он откидывает голову и смеется, прежде чем его глаза встречаются с моими. Адам немедленно успокаивается, и делает два шага ко мне, останавливаясь прямо передо мной. Его губы прижимаются к моей щеке. Я задыхаюсь от их тепла и мягкости. Они покидают меня раньше, чем я даже поняла, что они там были, но мое тело все почувствовало, оно просто вспыхнуло.

— Тебе захочется больше, чем час или два со мной.

Я стою там, застывшая, когда он выходит за дверь и идет к своему товарищу по команде и лучшему другу, Зандеру, на переднею лужайку.

***

— Эми! — меня выдергивает из воспоминаний сильный толчок и я задыхаюсь. Келси наклоняется к моему лицу. — Что, черт возьми, происходит с тобой? Нам нужно идти! — она тянет меня за руку, заставляя подняться на ноги, прежде чем я могу ответить ей, и я встаю, но из-за вялости почти падаю обратно в грязь.

— Я это видела, — выдыхаю я, все еще пытаясь отдышаться и стереть поток воспоминаний, который просто не остананавливается.

— Я догадалась. Нам нужно доставить тебя домой.

Я сжимаю ее руку, ничего не говоря. Я сосредотачиваюсь на шагах по узкой дорожке, и в течение сорока пяти минут поездки в свою квартиру, сижу в ее Камри, трясясь и все вспоминая.

***

— Мне очень жаль насчет ужина. Я не думал, что это будет так плохо, — Адам обнимает меня и притягивает к себе, мягко целуя в висок.

Я пожимаю плечами.

— Ладно, я знала, что это будет очень плохо. Но, Боже мой, — я опускаю головуна руки, которые лежат на столе у Мартино. — Моя мама такая сука. Мне очень жаль, что я подвергла тебя этому дерьму.

Теплая рука Адама потирает мою спину, и он наклоняется, оставляя быстрый поцелуй на коже шеи.

— Я не держу зла на то, что твоя мама говорит обо мне, Эми. Мы оба знали, что я ей не понравлюсь, и это не похоже на то, что мы пытались произвести на нее впечатление сегодня вечером.

Я качаю головой и начинаю смеяться. Я не могу ничего с этим поделать.

О чем, черт возьми, я думала, когда пришля на обед в честь Дня Благодарения — где собралась вся моя семья — впервые привела с собой Адама, и мы оба одеты в джинсы? Еще на мне выцветшая серая винтажная футболка из инди-рок-группы, на конценрт которой мы ходили на прошлой неделе. Мне повезло, что голова моей мамы не взорвалась над столом.

— Я полностью все испортила, — застонала я.

Я должна была знать, что то, что я вырвалась из защитного и навязчивого наблюдения родителей обязательно обернется против меня.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал? Потому что я это сделаю. Мы можем пойти найти костюм, а затем одеть тебя, как их маленькую куклу, если ты хочешь отправиться обратно и спасти этот обед. Мне все равно, я просто хочу, чтобы ты была счастлива.

Я качаю головой.

— Они должны принять это со временем. Может быть, и сегодня.

— Ладно... так что ты хочешь?

Я откидываюсь назад в кабинке, головой опираясь на верхнюю часть кожаных мягких кресел, и мои глаза останавливаются на моем любимом звуковом сигнале ветра. Это бабочки. Они из такого хрупкого серебра, что меня поражает, что они еще не сломались. Похоже, что самый маленький порыв воздуха разобьет хрупкое создание.

— Я хочу быть свободной.

Адам хватает мою руку, крепко сжимая ее. Большим пальцем другой руки он смахивает слезы, медленно стекающие по моим щекам. Его нежное прикосновение, как всегда, защищающее.

— Тогда ты и будешь.

***

— Что, черт возьми, это за дерьмо?

Голос Адама заставляет меня застыть на стоянке. Мое сердце по-прежнему выходит из-под контроля. Думаю, это инсульт.

Я чувствую, как Брендан дергает меня за руку, но я останавливаюсь.

Что я делаю? Даже если Адам только обжимался с Бритни, Брендан — самый большой засранец во всем мире.

Адам заставляет меня потерять рассудок. Я больше не знаю, хорошо ли это или это самое худшее, что может произойти во всем мире.

Моя тщательно и аккуратно организованная жизнь разрушилась, когда губы Адама впервые встретились с моими.

— Стоп! Черт возьми, Эми! — он хватает меня так сильно, что моя рука вырывается из хватки Брендана.

— Эй, — возражает он. Адам уравновешивает его взглядом.

— Вернись на свое свидание, Уитакер.

Брендан раздувает свою грудь. О, дерьмо, это состязание. Потрясающе. Только этого и не хватало.

Я ложу руку на грудь Брендана, не давая ему двигаться.

— Я не должна была этого делать. Прости. Я бы в жизни не пошла домой с тобой.

Он пожимает плечами и посылает мне кривую улыбку. Черт. Я действительно ненавижу его.

— В любом случае, не похоже, что ты настолько хороша. Все в доме знают, что ты всего лишь неопытная маленькая киска...

Следующее, что я знаю, голова Брендана отлетает назад, и он лежит на спине, держит нос, покрываясь кровью и стонет.

— Скажи это снова, ты, черт возьми! — задыхаясь кричит Адам, наклоняясь над ним.

— Адам, — я протягиваю руку. Может быть, он так же обезумел от мысли о том, что кто-то коснется меня, как и я о ком-то, особенно Бритни, обнимающей его. Мы прямо кастастрофа.

Но это самая славная катастрофа, которую я когда-либо видела.

Он смотрит на меня, его руки сжимаются и разжимаются.

— Ты серьезно собиралась пойти домой и трахнуть его? Просто потому, что Бритни бросилась на меня?

Я провожу руками по своим волосам; отвратительно, что эта ночь, которая должна была быть такой совершенной, сделала такой дерьмовый поворот.

— Я не знаю! Я была просто зла! Я планировала, что мы будем вместе, ты это ты, а я…, я увидела руки Бритни на тебе, и я просто испугалась! — мои руки безвольно повисают. Я чувствую себя сумасшедшей, и я уверена, что не выгляжу нормальной.

— Я — это я, а ты? Что это значит? — он делает шаг над Бренданом. Ногой Адам отталкивает его на землю, и тот снова стонет. Затем Адам берет меня за руку и оттаскивает.

— Ты... великолепный, — бормочу я и горячо краснею. Слава богу, здесь темно, и он не может меня видеть. — Из того, что я слышу. И я не могу... — я смотрю на него, позволяя ему увидеть мою уязвимость в первый раз. — Я даже не могла Тайлера сделать счастливым.

Адам смеется. Он смеется так сильно, что я начинаю злиться.

— Эй! — кричу я, ударяя его в грудь.

— Ты такая типичная девушка. Все дело в сексе? Ты волнуешься, потому что думаешь, что не будешь хороша в постели?

Я кусаю губу и отвожу взгляд.

Адам смеется сильнее. Он не помогает моему эго. Я открываю рот, чтобы сказать ему, но у меня нету на это возможности.

Он сжимает ладонями мои щеки и прижимает к моему рту свой, заставляя меня задыхаться. Вдавливаяся своим телом в мое, он идет вперед, пока я не врезаюсь спиной в машину. Она не его, и мне все равно, видит ли владелец, что мы оскверняем его автомобиль. Губы Адама на моих, стирают каждую мысль, каждую неуверенность, которую я когда-либо имела.

— Мы собираемся. Сейчас. И мы отправимся в «Люкс», где я собираюсь доказать тебе, насколько счастливым ты можешь сделать меня.

Он снова дергает меня за руку и ведет так, как всегда, бормоча себе под нос.

— Все это драматическое дерьмо без причины. Я клянусь Богом, Эми. Если ты не знаешь, как я схожу с ума по тебе после сегодняшнего вечера, я проведу оставшуюся часть выходных, доказывая это тебе.

Я глотаю. Целый уик-энд секса с Адамом? Он может сломать меня.

***

— Что это? — спрашивает Адам, улыбаясь от уха до уха.

Я краснею, когда смотрю на него, размахивающего фотографиями в воздухе.

— Это моя коробка.

Он смеется, и это согревает мои внутренности.

— Я думал, что ты распаковываешь вещи сегодня.

Я осматриваю нашу комнату в нашей крошечной маленькой квартире. Я люблю это. Это мое любимое место в мире, даже если это больше похоже на катастрофу. Коробки стоят в каждом доступном пространстве, и нам еще предстоит установить кровати. Мы все еще не купили мебель, но мы должны пойти сегодня вечером.

— Я немного отвлеклась, — говорю ему и целую его, когда он наклоняется ближе, все еще улыбаясь. — Посмотри на эту.

Я показываю ему фотографию того дня, когда его общага устроила мойку автомобилей на стоянке продуктового магазине в центре Денвера. Адам смеется мне в шею, когда видит фотографию с нами в соответствующих бикини.

Все парни носили бикини в тот день для дополнительного внимания. Мы с Келси помогли выбрать бикини для Зандера и Адама, а потом мы вернулись и купили подходящие по нашим размерам.

Адам держит меня в объятиях, и мы оба промокшие. Это было сразу после того, как Келси окатила меня водой, и я почти поскользнулась на тротуаре.

— Я люблю тебя, — говорю я ему и снова целую. Его губы сильнее прижимаются к моим, его рука сжимает мою щеку, и он кладет меня на пол, поднимаясь на меня сверху.

— Я всегда буду любить тебя.

— Лучше бы так и было. В любом случае, не думаю, что ты смог бы перестать, — мой смех превращается в задыхающийся стон, как только Адам наклоняется вниз, судорожно прижимается к моей шее и вжимаясь своим тазом в меня.

***

— Эми? — голос Келси прорезает мглу, и я открываю глаза. Мы сидим на парковке у моей квартиры.

Я вдруг не хочу идти утда, зная, что она пуста и зная, что причина в том, что Адам не верил мне, что я не убегу от него, когда услышу, что его отец сделал с его матерью. Стыд наполняет меня, и это может быть напрасными, но я должна сделать это правильно.

— Я позвонила Зандеру, — говорит Келси, и отстегивает ремень безопасноси. — Я сказала ему, что планирую остаться здесь на ночь. Тебе не нужно сейчас быть одной.

Я киваю, а затем хмурюсь. Я так задумалась, что даже не слышала ее по телефону в машине? Потрясенная я выдыхаю и выхожу из машины.

Она следует за мной в квартиру, и зайдя внутрь, я иду прямо к моему шкафу. Который мы с Адамом разделяем.

Слышу, что Келси следует за мной. Я не останавливаюсь, чтобы посмотреть на нее. Я чувствую себя одержимой. Нав миссии, чтобы увидеть и подтвердить истину. Как счастливы Адам и я были. Как сильно он любил меня.

Как сильно я его любила.

Я копаюсь в шкафу, тихо смеясь, что пустые коробки из-под обуви покрывают пол и уставлены по четыре в высоту.

Когда нахожу ту, которую увидела в своем воспоминании, я вытаскиваю ее, и сажусь, опустив свою задницу на пятки. Мои пальцы парят над крышкой.

Келси кладет руку мне на бедро и подталкивает своим плечом мое.

— Открывай ее.

Я поворачиваюсь к ней и посылаю дрожащую улыбку. Она кивает, и я делаю то, что она сказала.

Я задыхаюсь.

Внутри коробки сотни, если не тысячи, фотографий.

Но не грандиозность моей одержимости распечатки фотографий в день цифровых технологий беспокоит меня.

А светло-синяя коробочка лежащая сверху.

Мои руки поднимаются ко рту, как будто я снова вижу его, впервые спрашивающего меня. Слезы стекают по моим щекам и я чувствую, как Келси обнимает меня.

— Ты вспомнила, — говорит она тихо. Счастливо.

— Все, — я вздыхаю и протягиваю руки к коробочке. Я держу ее. Желая открыть, но нервничаю. Это не мое, пока Адам не даст мне ее. Я кусаю край своей нижней губы, и вытирая глаза улыбаюсь Келси.

— Мне нужна твоя помощь.

***

Дав Келси свою кредитную карту, чтобы она сделала нужные телефонные звонки, я ухожу, чтобы собрать кое-какую одежду.

Адам не хотел, чтобы я была рядом с ним, но это было раньше.

Теперь я хочу быть там, чтобы поддержать его. Он нуждается во мне, и я планирую быть там для него, так как теперь я знаю, что он всегда был здесь для меня.

Я бросаю сумку на плечо, и отправляюсь на кухню, где слышу как Келси разговаривает по телефону с Зандером. Он попробует узнать, где проходит слушание по условно-досрочному освобождению отца Адама.

Я слишком резко вхожу на кухню, и мое бедро врезается в зеленый, ретро-металлический стол.

***

— Этот диван идеальный.

Адам хмурится, но его глаза смеются надо мной. Я оглядываюсь в комиссионном магазине.

— Он весь в пятнах и такое чувство, что в нем сдохла крыса.

— В точку. Нам все равно, если мы получим его грязным. О, посмотри! Кофейный столик с разводами воды, — говорю я, хлопая в ладоши. — Отлично!

— Ты действительно странная.

— У меня никогда не было этого. Вещи, с которыми чувствуешь себя как дома, а не в музее. Просто позволь мне, пожалуйста? — прошу я, засунув руки к нему под рубашку. Я пытаюсь надуться, но терплю неудачу.

Адам смеется и тянет меня к себе.

— Ты сумасшедшая, и я люблю тебя. Если ты хочешь дерьмовую мебель, то дерьмовая мебель — это то, что ты получишь.

— Да! — я делаю удар кулаком, танцуя в вонючем и пыльном комиссионном магазине, после чего выбираю другие совершенно между собой неподходящие штуки для нашей квартиры.

***

Я моргаю и начинаю смеяться, моя рука гладит вершину, возможно, самого уродливого кухонного стола во всем мире.

— Ты в порядке? — Келси прикрыла свой телефон и осторожно подошла ко мне.

Я качаю головой, улыбаясь.

— Почему мне позволили покупать такое отвратительное дерьмо? — мой смех сжимает горло.

Келси улыбается.

— Тебе действительно нужен на это ответ?

— Нет. Я не…

У нас есть все это уродливое дерьмо, потому что Адам любил меня достаточно, чтобы позволить мне иметь все, что я хотела.

И я люблю его. Я знаю это.

Я знаю это в самой глубине своего существа. И сейчас я как на иголках, от того, что хочу быть с ним, чтобы помочь ему, и сказать ему это. Нет никакого шанса, что это подождет, пока он вернется домой через пару дней.

— Хорошо, тогда, — Келси хлопает в ладоши и направляется к входной двери. — Прямой перелет занимает около четырех часов. Тебе придется подождать несколько часов, но это лучшее, что я могла бы сделать. Зандер собирается поймать Адама и узнать, где он будет, но он обещал не говорить ему, почему спрашивает.

Я следую за Келси к двери, кивая, как будто слушаю ее, но это не так.

Я нервничаю словно девственница на выпускном вечере.

Глава 21

Я добираюсь до аэропорта Де-Мойн где-то только около десяти часов, и к тому времени, когда арендовав машину я подъезжаю к отелю, уже наступает полночь. Я измучена, но во мне бушует адреналин, кажется, будто я могу пробежать еще марафон.

Я разрываюсь между тем, чтобы снять себе номер или найти Адама и рассказать ему все. Может быть, я стану спокойнее и уравновешеннее, если просплю всю ночь и пусть воспоминания, которые вернулись, перестанут меня терзать.

Прямо сейчас, я чувствую, что вулкан моих чувств готов взорваться. И мне не терпится хоть что-то сделать.

Я заставила Адама ждать достаточно долго, и теперь, вспомнив все, что мы пережили, чтобы быть вместе, я чувствую себя такой сукой по отношению к нему. Как удивительно, что он был рядом со мной в течение последних месяцев, всегда оставаясь на моей стороне и полностью не отказываясь от меня с моими сумасшедшими провалами.

Во мне бушевали гнев, направленный на него и разочарование, а он был тем, кто удерживал меня на месте.

Он сделал меня храброй.

Он делал меня сильной.

И теперь я очень хочу отплатить ему тем же.

Глубоко вздохнув, я прохожу через вестибюль гостиницы «Хартленд», где Адам остановился. Я знаю об этом благодаря Зандеру. Проигнорировав, стойку регистрации, направляюсь прямо к лифту, как будто я постоялец.

Мои руки нервно теребят край рубашки, и я разглаживаю морщины на штанах. Хотя, на мне джинсы, а они не морщатся. Я чувствую себя плохо...

Мое сердце готово вырваться из груди, оно стучит все быстрее и громче с каждым шагом, который я делаю по коридору к его комнате.

Я замираю возле его гостиничного номера и стучу в дверь три, затем четыре раза. Мои глаза широко открыты, я оглядываю коридор, ожидая, шагая взад и вперед, когда он подойдет к двери.

Но Адам не открывает.

Что, если его тут нет?

Я поднимаю руку, чтобы снова постучать, но останавливаюсь и достаю мобильный телефон из сумки. Может быть, я сначала позвоню ему. Он, вероятно, спит и не слышит, что я стучу, но с ним, всегда, его мобильный телефон. Я отхожу от двери и набираю его номер. Держу телефон возле уха и жду, но Адам не поднимает трубку. Я слышу, звон в его комнате. Не могу поверить, что он проигнорировал мой телефонный звонок.

Засунув свой телефон в задний карман, я поднимаю руку и опять стучу в дверь. На этот раз громче, но он все равно не отвечает. Ничто не приветствует меня на другой стороне двери, кроме полной тишины, и я не знаю, что теперь делать.

Где он может быть в полночь?

Я опускаюсь на пол и прислоняю голову к стене рядом с его дверью. Мой адреналин, должно быть, исчез, потому что я внезапно чувствую себя опустошенной. Я прислоняюсь головой к стене и закрываю глаза, делая глубокий вдох, чтобы успокоиться и понять, что делать дальше.

Я всегда могу снять себе номер. Могу подождать до завтра, чтобы увидеть его или вернуться позже, и посмотреть, вернулся ли он уже.

Мои глаза горят от слез, а коробочка с кольцом как будто обжигает в кармане. Я не понимаю, где он может быть ночью, накануне допроса, где впервые в жизни расскажет кому-нибудь историю о том, что произошло ночью, когда умерла его мама.

Внезапно я осознаю, где он может находиться.

Я беру сумку и бросаю ее через плечо. Уже так не нервничая, направляюсь в бар отеля. Сейчас я понимаю Адама лучше всех.

Вероятно, он находится в баре. Его локти наверняка лежат на барной стойке, и пальцами, скорее всего, срывает этикетку на пивной бутылке «Сэма Адама». Теперь я знаю, он так делает, когда нервничает или сердится.

Я улыбаюсь пока еду в лифте, и моя улыбка не исчезает, даже когда я снова выхожу из него. Я пытаюсь представить себе нахмуренную морщинку между глазами Адама, которая появляется, когда он думает о том, что должен сделать и что должен сказать.

С уверенностью, которая каким-то образом возникла в лифте, я прохожу через вестибюль и вхожу в бар расправив плечи. Здесь только пол-дюжины мужчин и женщин, которые решили посетить небольшой и темный бар, но у бара сидит только один человек.

Я почти смеюсь, когда вижу его на стуле в конце бара, с локтями лежащими на стойке, точно так же, как я себе представляла.

Я его знаю.

Медленно, я приближаюсь к нему и сажусь рядом. Он не смотрит на меня, пока не слышит, шум сумки, опускающейся на пол.

Адам смотрит на сумку, а затем на меня, прежде чем отвернуться на долю секунды. Затем его голова возвращается ко мне. Его глаза расширяются, и рот открывается от удивления.

— Привет, — говорю я, мягко, но уверенно.

В его глазах шок.

— Что? — он качает головой, как будто не может поверить, что я действительно здесь. Вероятно, Адам не может поверить, что я сделала это для него. — Ты в порядке? Что ты здесь делаешь?

Я глубоко вздыхаю.

Речь, которую я репетировала снова и снова в течение последних шести часов, сразу забывается, и я произношу:

— Ты позволил мне купить дерьмовую мебель, потому что мне всегда казалось, что я живу в музее.

Слеза бежит по моей щеке, но я не смахиваю ее. Я хочу, чтобы он увидел, насколько дорог для меня. Он хмурится в растерянности и тянется ко мне.

— Я не понимаю.

— Я знаю, — говорю ему и беру его за руку, лежащую на его колене. — Я знаю, — повторяю я уверенно. — Я знаю, что я отправилась на первое свидание с тобой, потому что ты выиграл наше пари и получил «А» по экзамену по статистике. Я знаю, что ты позволил мне плакать на твоем плече, когда я рассказала тебе все о моей маме и о том, что я никогда не буду достаточно хороша для нее. Знаю, что ты выгнал меня из своего дома в ночь, когда Тина запрыгнула на твои руки, и мы гуляли по кампусу в течение двух часов той ночью, потому что я не хотела возвращаться на вечеринку, а ты не хотел говорить мне «спокойной ночи». Я знаю, ты называешь меня Эймс, потому что это город, где выросла твоя мама.

Вытерев слезу я продолжаю:

— Я знаю, что ты купил мне камеру на Рождество, потому что знал, что это мое хобби, и ты хотел, чтобы я показала всем остальным свет, как ты сказал, который показала тебе... и вывела тебя из темноты. Я знаю, что мои родители не отпугнули тебя, даже когда нас выгнали из их дома во время обеда в честь Дня Благодарения, — я глубоко вздыхаю. — Я знаю, что единственная причина, по которой я была достаточно смелой, чтобы оставить работу, предложенную мне в старой фирме моего отца, состояла в том, что ты дал мне силы быть той, кем я хотела быть.

— Эми, — произносит он и наклоняется вперед, вытирая слезы с моих щек, а одна сторона его губ приподнимается в усмешке. — Что, черт возьми, ты здесь делаешь?

Я смеюсь сквозь слезы.

— Сегодня утром я отправилась на прогулку к скалам с Келси.

Его глаза расширяются.

— К скалам?

Кивнув я закрываю глаза.

— Я вспомнила. Грязевой поток. Все.

Я достаю с кармана светло-голубую коробочку. Он смотрит на мою руку, и самый долгий и шумный вздох вырывается из его груди. Я кладу коробочку на барную стойку и подталкиваю к нему, но он не прикасается к ней.

— Я не открывала ее. Я нашла ее в коробке в шкафу со всеми нашими фотографиями. Я все помню, Адам. Не знаю, как это произошло, но сегодня все просто всплыло в моей памяти, и как только это случилось, я поняла, что обязана приехать сюда. И быть с тобой.

Его губы оказываются на моих, прежде чем я успеваю моргнуть. Он не углубляет поцелуй. Адам просто притягивает меня к себе, прижимаясь к моим губам, и своей рукой крепко удерживая меня за шею.

Отстранившись, он делает глубокий вдох, но я удерживаю его близко к себе. Наши губы мягко соприкасаются.

— Я люблю тебя, Адам, — тихо шепчу ему.

Его пальцы сильнее впиваются в мои кожу, а глаза плотно закрываются. Когда он открывает их, они полны слёз.

— Я уже начал думать, что не услышу, как ты говоришь мне эти слова снова.

— Знаю, — задыхаюсь я. Я полностью потеряла контроль над собой. — Но это правда. Теперь, когда я все знаю и ясно вижу... мне очень жаль, что я сомневалась в тебе. Сомневалась в нас.

— Не надо, — ругает Адам меня, выглядя серьезно. Его взгляд перемещается на коробку с кольцом на стойке, затем обратно на меня. — Не извиняйся. Возможно, мне надо было все рассказать тебе с самого начала. Я просто не знал, как сдлеать все правильно, — рукой Адам проводит по моей руке, затем берет коробочку со стойки.

Мой пульс ускоряется, и я нервно улыбаюсь.

— Значит, ты не смотрела? — я качаю головой и он хмурит брови. — Разве ты не хочешь...

— О, я хочу, — перебиваю его. Я кусаю нижнюю губу, глядя на коробку. — Я просто подумала, что ты должен мне ее дать.

Языком Адам медленно облизывает свою губу. Медленно и соблазнительно.

Внезапно во мне вспыхивает желание притянуть его к себе и целовать до тех пор, пока наши губы не онемеют. Но мы в общественном месте, поэтому я сдерживаюсь. Еле-еле.

— Понятно, — говорит он, держа коробку.

Адам смотрит на нее, но не пытается открыть. Мне становится интересно, почему он не возвращает кольцо мне, еще раз спрашивая, выйду ли я за него.

Адам прячет коробочку в карман и слезает с барного табурета. Положив на стойку двадцать долларов, он кивает бармену, затем протягивает одну руку мне, а другой хватает мою сумку.

Я позволяю ему оттащить меня от бара, но мои глаза все еще на коробке, теперь уже спрятанной в его кармане.

— Разве ты не хочешь...

— Ох, — перебивает меня Адам голосом, от которого мои внутренности превращаются в желе. — Я хочу, — сжав мою руку он улыбается мне. Его глаза потемнели, зрачки почти скрыли янарный коричневый цвет, который я обычно вижу. — Просто это неподходящее время и место.

— О, — я разочарована. Но только до тех пор, пока Адам не притягивает меня к своей груди возле лифта. Напряжение между нами взрывается, и по телу разливается тепло.

— Скоро, Эми. Скоро. Но я ждал несколько месяцев, когда ты вновь посмотришь на меня таким образом. Увидишь меня без всяких сомнений, страха или нервов, и сейчас все, чего я хочу, это получить тебя в своей кровати и заниматься любовью с тобой так долго, как смогу, — Адам приподнимает бровь, будто спрашивая разрешения.

— Ладно, — выдаю я писклявым голосом, когда двери лифта открываются.

***

Мы падаем на кровать как только Адам отбрасывает в сторону мою сумку и захлопывает дверь за собой. Наши тела переплетаются, ноги и руки движутся в спешке, чтобы как можно скорее можно было скинуть одежду.

— Боже, я люблю тебя, — хрипло говорит Адам, снимая с моих ног джинсы и отбрасывая их в сторону. Они приземляются на телевизор и фыркаю.

— Мило.

— Буду. Обещаю.

Его щетина щекочет мне грудь, и когда я смеясь, пытаюсь его оттолкнуть, он хватает меня за руки и вдавливает их в матрас над моей головой.

Адам подбородком кружит кокруг моего соска. Колючие волосы заставляют меня извиваться под ним.

— Тебе нравится? — спрашивает он и щекой трется об мой другой сосок, пока они оба не твердеют. Я не могу решить, ненавижу ли колючее, щекочущее чувство, или это самая эротическая вещь.

Адам улыбается мне, точно зная, как безумно заставляет мне себя чувствовать.

— Я хочу тебя, — говорю ему, когда он прижимает свои губы к моим.

Я двигаю бедрами напротив его, чувствуя его твердость, и расстроенно стону, когда он отстраняется от меня.

— Хочешь? — Адам злобно улыбается, вжимаясь в меня своей эрекцией, скользя вверх и вниз, зная, где именно надавить.

— Да.

Я изгибаюсь дугой, сражаясь чтобы освободить свои руки, но Адам сжимает их крепче, двигаясь напротив меня. Так близко к тому месту, где я хочу, но не достаточно близко.

— Пожалуйста, — я открываю глаза, чтобы посмотреть на него. — Пожалуйста, Адам. Я люблю тебя.

Его дыхание сбивается и он губами прижимается к моим.

— Мне нравится, когда ты просишь.

Я ухмыляюсь.

— Знаю.

Адам улыбается и его хватка на моих руках слабеет, затем он входит в меня.

Растягивая. Наполняя. Любя меня.

Он чувствуется абсолютно совершенно. Будто создан для меня.

Я вздыхаю и прижимаюсб к нему. Мы начинаем медленно двигаться, шепча друг другу слова любви. Я впитываю их все от Адама, как изысканную сладость, и поселяю в своем сердце, надеясь больше никогда не забыть, как он ощущается.

Надеясь не забыть, каковы мои ощущения.

Мы достигаем кульминации вместе, и тело Адама падает на мое, пока мы оба тяжело дышим. Его спина покрыта лекгим слоем пота, когда я обнимаю его, прижимая ближе к себе.

— Я люблю тебя, — шепчу ему в щеку. Теперь, когда я знаю, что чувствую, не хочу, чтобы он когда-либо сомневался в этом. Кажется, я не могу перестать говорить это.

Теперь я знаю, что больше никогда не смогу остановить себя, чтобы говорить эти слова.

Я чувствую ухмылку Адама напротив своей кожи.

— Я люблю тебя. Больше всего на свете, — он сдвигается, прижимая свой лоб к моему, его глаза закрыты. — Я так рад,что ты здесь. Спасибо, что приехала.

Я прижимаю его еще крепче, не заботясь, что его вес давит на меня.

— Нету другого места, где я могла бы быть. Не сейчас.

И я имею ввиду это. Каждое слово.

Глава 22

— Так что же будет сегодня? — я спрашиваю Адама через дверной проем ванной. Я стою у туалетного столика в отеле, нанося макияж после душа, в котором мы за это утро побывали несколько раз, так как постоянно успевали испачкаться, наслаждаясь друг другом.

Мои ноги все еще немного дрожат от этого.

Он подходит к дверному проему, одетый в черные джинсы и настоящую рубашку-поло с воротником. Нежно-голубой делает его глаза блестящими.

Ну или его глаза горят о того, что мы занимались сексом пять раз с тех пор, как вошли в гостиничный номер прошлой ночью.

Какая бы ни была причина, он самый великолепный парень, которого я когда-либо видела, и мой пульс ускоряется, просто глядя на него, прислонившегося к двери.

Адам усмехается, и мои щеки вспыхивают. По крайней мере, сейчас мне не нужно краснеть.

— Я должен встретиться с комиссией по досрочному освобождению в тюрьме. Они зададут мне вопросы об отце: думаю ли я, что он представляет угрозу для общественности, готов ли я помочь ему во время испытательного срока. Присматривать за ним, если он выйдет.

Я хмурюсь, глядя на него через зеркало.

— Что ты думаешь?

Он тяжело вздыхает и пробегает руками по волосам, уставившись в пространство.

— Думаю, что он злой. Я никогда не рассказывал свою историю раньше... каково было жить с ним, когда я был ребенком. Мне нужно это сделать. Я должен убедиться, что они поймут, какой монстр он на самом деле.

Я поджимаю губы, так как не знаю, что нужно сказать, чтобы он почувствовал себя лучше, но по темному цвету его глаз, могу понять, что Адам ненавидит то, что он должен сделать.

Поставив тушь, я подхожу к нему и обвиваю его руками. Он мгновенно опускает голову мне на плечо. Я чувствую, как он глубоко вздыхает, и его руки сжимаются вокруг меня.

— Боже, я рад, что ты здесь.

Я отступаю и целую его щеку.

— Я хочу быть здесь для тебя. Но я не знаю, что тебе нужно...

— Ты, — Адам целует меня, а затем прижимает губы к моей щеке, двигаясь назад, чтобы укусить за мочку уха. Я извиваюсь в его объятиях, и он смеется. — Только ты.

— Ну, тогда у тебя есть все, что тебе нужно, — я отворачиваюсь и, высокомерно улыбаясь, возвращаюсь к зеркалу, чтобы закончить макияж.

— Да, это так, — серьезно подтверждает Адам и оставляет меня готовиться.

Сегодня кажется, что последние три месяца это сон. Что-то, что было не совсем реальностью. Я знаю, что нам нужно будет во всем окончательно разобраться. Скорее всего, буду посещать доктора, чтобы убедиться, что возвращение моей памяти означает изменение к лучшему.

Но сегодня мы имеем дело не с этим.

Сегодня нам предстоит убедиться, что папа Адама останется в тюрьме. Я вздрагиваю от этой мысли и иду, чтобы найти его.

Когда я прохожу через дверной проем, вижу что он улыбаясь смотрит вниз на коробку с кольцом, которое я до сих пор не видела, кроме как в своей памяти.

Я умираю, как хочу вырвать его из рук Адама, чтобы почувствовать кольцо на своем пальце.

— Готов? — спрашиваю я.

Он закрывает коробку и запихивает ее в карман. Мой взгляд следует за его движением.

— Ага.

Я колеблюсь, когда он идет ко мне.

— Ты не спросишь меня? — я поднимаю брови, когда Адам приближается.

Он качает головой с усмешкой.

— Нет, — я хмурюсь и хлюпаю носом. Он нажимает на кончик и смеется. — Я спрошу. Но не сегодня. Ты действительно хочешь вспоминать о помолвке в день, когда мы пойдем в тюрьму?

Я издеваюсь.

— Мы просто посетители. И, кроме того, это не значит, что я не помню, как ты уже спрашивал меня.

— И посмотри, каким хорошим тот день получился, — бормочет он.

Я хватаю его за руку, останавливая в коридоре, чтобы видеть его лицо. Адам выглядит... виноватым?

— Это была не твоя вина.

Он пожимает плечами и сильно сжимает мою руку.

— Если бы я не настаивал, чтобы мы пошли туда в тот день, или если бы я выбрал что-то другое... — его голос затихает. Я могу только представить себе ужас, который Адам пережил в тот день.

— Достаточно. Это был несчастный случай, и я больше не хочу об этом говорить, — улыбаясь я затаскиваю его в лифт, и притягиваю к себе, пока его тело не прилипает к моему. — Пойдем, отправим твоего папу в тюрьму.

Мы смеемся над абсурдом. Я затихаю тогда, когда его губы находят мои, и мы выглядим как влюбленные подростки, пока дверь не открывается в вестибюле. Мы игнорируем взгляды морщинистой женщины с кудрявыми синими волосами на выходе.

***

Попасть в тюрьму гораздо менее устрашающе, чем я думала. Мы регистрируемся и прикрепляем наши бейджики «посетитель». Оставляем свои сумки и вылаживаем все из карманов в шкафчик, который выглядит как спортивный запирающийся шкафчик в школе. Затем мы проходим через металлоискатель и следуем вниз по лабиринту белых коридоров. Я не знаю, ждала ли я вооруженную охрану на каждом входе и людей в оранжевых комбинезонах, прогуливающихся по коридорам, как зомби, но общее впечатление немного разочаровывает.

Я качаю головой, и из горла вырывается странный звук, сопровождающий мои абсурдные мысли.

— Ты в порядке? — Адам спрашивает, когда мы входим в зал ожидания. Это так же приятно, как прием у дантиста.

— Ага.

Я возвращаю контроль над собой и обращаюсь к Адаму, который стоит с охранником. Меня не пустят в закрытый зал заседаний, где он встретится с восьмью членами комиссии по условно-досрочному освобождению. Никто не знает, как долго это продлится. Я понятия не имею, займет ли это часы или минуты, я взволнованна и раздражена, что у меня даже нет с собой телефона.

Хотя я сомневаюсь, что в тюрьме есть бесплатный Wi-Fi.

Адам наклоняется и целует мою щеку, сжимая мою руку. Интересно, знает ли он, как часто сжимает ее, или он просто нервничает.

— Я скоро вернусь, хорошо?

Не зная, что оветить, я просто киваю.

— Я уже упоминал, что действительно рад, что ты здесь со мной?

Я кусаю нижнюю губу и снова киваю, улыбаясь.

— Один или два раза. Я люблю тебя.

Он протягивает руки и сжимает мои щеки. Я игнорирую охранника, наблюдающего за нами.

— Когда мы закончим здесь, мы собираемся оставить это и последние три месяца позади.

— А потом? — я задыхаюсь.

— Потом мы доберемся до самого приятного, — он подмигивает и оставляет поцелуй на моих губах, а моя голова еще долго кружится после того, как он выходит из комнаты.

Пока его нет, я бездумно перелистываю журналы «People Magazines» за целый год. Меня не волнуют знаменитости, это просто способ отвлечься. Либо так, либо мои ногти будут иметь неприятный вид, когда Адам вернется.

Когда я подумываю о том, чтобы взять журнал про мотоциклы, открывается дверь.

Мои глаза обращаются к Адаму, я мгновенно встаю на ноги и хватаю его за руки. Его волосы в беспорядке, как будто он трепал их последний час, а глаза красные.

— Ты в порядке? — спрашиваю я, пытаясь увидеть его лицо.

Адам кажется слишком слабым. Он крепко обнимает меня и качает головой.

— Это чертовски отстойно.

Я закрываю глаза, размышляя, как ему помочь. Я не могу сказать ничего из того, что заставило бы его почувствовать себя лучше. Охранник прочищает горло — это сигнал нам, чтобы уйти, поэтому мы следуем за ним обратно в бесконечные коридоры. Адам держит меня за руку, при этом на нее опираясь. Он измотан, и я не хочу больше ничего делать, кроме как заботиться о нем.

***

Я медленно выдыхаю, как только мы входим в нашу квартиру в пятницу вечером. Мне очень приятно быть дома после безумия последних нескольких дней. Я не чувствую радости от возвращения воспоминаний за последние два года в течение нескольких часов, поездки по стране и посещения тюрьмы.

Я должна смеяться или плакать от усталости.

Адам должно быть чувствует то же самое, потому что мы все время молчали по пути из аэропорта. Мы оба потерялись в своих мыслях. Он почти ничего не сказал о своем папе или его встрече с комиссией. Все, что я знаю, они встречаются со своим отцом на следующей неделе для его фактического слушания, где будут учитывать заявление Адама.

Мужчина может быть свободным через неделю. Или остаться в тюрьме еще на следующие пятнадцать лет, до того момента, как он снова получит право на условно-досрочное освобождение.

— Эй, — Адам подталкивает меня, когда я бросаю свою сумку на кухонный стол. — Хочешь что-нибудь поесть?

Я поворачиваюсь к нему и усмехаюсь.

— Ты собираешься готовить?

Он фыркает и открыв ящик достает каталог для заказа еды на вынос. Конечно, нет.

— Что ты хочешь?

«Тебя», — я думаю. По взгляду, который ему отправляю, Адам ясно понимает, что у меня на уме.

— Еда, женщина. Что ты хочешь съесть?

Я поднимаю бровь, и смеюсь над его раздраженным видом.

— Хорошо. Пицца отлично подойдет. Быстро и легко.

— И это то, что она заказала, — говорит он, смеясь, и хлопает меня по заднице.

Я закатываю глаза. Я поражена тем, что после нескольких дней вместе, наше подшучивание расслабленное и... любящее. Мне кажется, он должен злиться и требовать компенсации за последние месяцы стресса и горя. Или должна быть неловкость. Но нет. Это здорово и странно в то же время.