2

Ну конечно, Мартинелли. Именно это Джейн и боялась услышать. Как же она смеет так болезненно реагировать на отцовство человека, которого знает меньше недели?! Ребенок от другой женщины. Дэниел Бертран Элберт Мартинелли…

— Какое длинное имя у этого малыша! — Разговаривая, она продолжала смотреть на ребенка, осторожно погладила его маленькую ручонку, а когда он крепко ухватился за ее палец, невольно улыбнулась. В этот момент неожиданно для себя она испытала всплеск любви и нежности к этому маленькому существу, словно он своей крохотной ручонкой взял в плен ее сердце.

— Я зову его Дэнни.

— Вот это имя ему подходит. — Она улыбаясь склонилась к малышу, и ее золотисто-рыжие волосы скрыли лицо от пристального взгляда Мартинелли, который тревожил ее. — Он ваш?

Его невнятный ответ она не услышала, мысли были заняты другим.

— Я не знала, что вы женаты.

— Я не женат.

Ответ был настолько неожиданным, что она резко подняла голову и удивленно посмотрела на него, широко распахнув глаза.

— Как…

— Никогда не был женат, хотя однажды был близок к этому, — перебил он ее.

— А как же Дэнни? Он… дитя любви?

С ней творилось что-то невероятное, сердце то замирало, то начинало учащенно биться. Не женат еще не значит, что у него нет постоянной женщины. А самой крепкой нитью, связывающей мужчину и женщину, может быть только общий ребенок.

— Дитя любви? — цинично скривил рот Мартинелли. — Боюсь, другие назвали бы его не так лестно.

— Но если вы и мать вместе…

— Нет! — почти выкрикнул он, яростно отметая подобное предположение, глаза его при этом сверкали. — Мать Дэнни и я никогда не были, как вы тактично выразились, вместе.

Сердце Джейн вернулось к нормальному ритму, однако внезапная вспышка гнева Мартинелли болезненно задела ее. Видимо, она нечаянно переступила ту грань, за которой начинается личная жизнь этого мужчины, тщательно оберегаемая им от посторонних. Человек, к которому она привыкла за последние дни, исчез, перед ней снова был тот, кто так расстроил и напугал ее при первой встрече.

— Извините меня, я не хотела вмешиваться в ваши личные дела. — Она так разнервничалась, что на всякий случай убрала руку от малыша. — Я никогда бы…

Закончить фразу она не успела. Недовольный, что у него отобрали новую игрушку, Дэнни начал хныкать, а потом в знак протеста разразился полноценным ревом, личико его сморщилось и покраснело.

— О, милый, прости меня! — Забыв о своем страхе перед Мартинелли, она бросилась утешать ребенка.

Но Мартинелли не дал ей такой возможности, он вынул младенца из люльки и прижал к себе.

— Успокойся, мой маленький, тише-тише. Все хорошо, тебя никто не обидит, — приговаривал он, расхаживая по палате.

Сердце Джейн невольно сжалось при виде крошечного тельца, крепко прижатого к огромной, по сравнению с ним, могучей и широкой, как непробиваемая стена, мужской груди. Он совсем потерялся на ней, прикрытый к тому же двумя большими ладонями с длинными пальцами, одна из которых поддерживала его хрупкую головку. В то же мгновение с новой силой ее схватило за горло чувство бесконечного одиночества, в котором она пребывала до их прихода. Именно поэтому, несмотря на весь свой страх перед Мартинелли, она даже обрадовалась, когда он появился у нее на второй день после знакомства. Навещать ее больше было некому, а он приносил все, в чем она нуждалась в больнице. Ей не приходилось просить его, В тот день он явился с цветами, корзиной фруктов и с сумкой, набитой туалетными принадлежностями, роскошными и дорогими, которые сама себе она ни за что бы не купила. Он даже позаботился о ночных рубашках для нее, точно угадав размер, что ее откровенно изумило и тронуло. Откуда у него такие интимные сведения о ее фигуре? Она предпочла не заводить с ним разговора на столь опасную для себя тему и, более того — отказалась принять столь щедрый подарок.

— Не глупите, возьмите! — категорично потребовал он. — Для меня это сущие пустяки. Я могу себе это позволить.

А сегодня утром она узнала, что все эти подарки действительно сущие пустяки по сравнению с той щедростью, которую он проявил раньше, И вот этого она никак не могла оставить без внимания.

— Это правда, что вы оплатили все мои счета? — Мартинелли резко и высокомерно вскинул голову, черные брови грозно сошлись на переносице. Но тут же отвел взгляд, словно хотел что-то скрыть от нее.

— Кто вам сказал?

По его угрожающему тону она поняла, что, как только он выяснит это, кому-то очень не поздоровится.

— Ой, не надо, мистер Мартинелли! — ушла от вопроса Джейн. — Хоть я и пострадала в аварии, стукнувшись темечком, но не настолько, чтобы ничего не соображать.

— Мне кажется, мы договорились, что вы будете называть меня Элджи, — сухо заметил он, явно пытаясь отвлечь ее от затронутой темы.

— Мы ни о чем таком не договаривались! Вы просто дали мне указание, как вас называть, чтобы я не загружала свою головку всякими пустяками.

Беззащитная, слабая, она так и поступала, воспринимая его приходы в больницу как нечто естественное, потому что весь медицинский персонал именно так к нему и относился. Она больше не приставала с расспросами о том, что так надежно скрывала от нее память, временами она страдала от приступов головной боли, связно думать ей еще было нелегко, поэтому проще было воздерживаться от вопросов.

Но теперь все изменилось. Невероятно, как она могла быть такой глупой, такой слепой и наивной. Теперь она хотела получить ответы на некоторые свои вопросы.

— Вы не просто ударились темечком, — менторским тоном сказал Мартинелли, подходя к кровати, чтобы уложить притихшего малыша в колыбель. — Несколько дней вы находились на грани жизни и смерти, и вам еще повезло, что вы выпутались из этой печальной истории с такими потерями.

— Не стоило напоминать мне об этом! — Джейн до сих пор не могла без содрогания вспоминать тот момент, когда она с помощью няни впервые в больнице принимала душ. Она пришла в ужас, когда увидела свое тело, почти сплошь покрытое синяками и шрамами. Синяки были и на лице, и однажды, когда Джейн, набравшись смелости, посмотрелась в зеркало, она похолодела. Они переливались всеми цветами радуги на лбу, щеках, самый большой — темно-багровый с фиолетовым отливом — был прямо над глазом. В тот момент, немножко придя в себя, она подумала, что легко отделалась и что все могло закончиться гораздо хуже.

— Сейчас я чувствую себя лучше и снова способна соображать. Начнем с того, что я нахожусь в частной клинике и надо быть полной дурой, чтобы не понимать: все, что я здесь получаю — еду, уход, удобства, — я, Джейн Бретт, доставленная в бессознательном состоянии с улицы, никогда бы не получила. Поэтому у меня к вам несколько вопросов.

Она видела, что он нахмурился, значит, недоволен, а по тому, как постепенно сжимались его челюсти, стало ясно, что он наливается злостью. Во рту у нее сразу пересохло, и ей понадобилось все мужество, чтобы продолжить начатый разговор.

— Мне сказали, что я здесь на особом положении и что вы оплачиваете счета. Это правда?

Вопрос ее повис в воздухе, и ей стало не по себе. Казалось, он и не собирается отвечать. Немного погодя он соизволил коротко кивнуть головой.

— Но почему? Зачем вам, совершенно постороннему человеку, делать все это для меня? Ведь вы сами сказали, что мы с вами не были знакомы раньше.

— А зачем мне, черт побери, лгать вам?

Презрение, сверкнувшее в его глазах, заставило Джейн почувствовать себя так, словно с нее содрали одежду вместе с кожей. Она вдруг увидела себя со стороны в этой комнате, фактически в спальне, пусть и больничной, беззащитной и униженной, в ночной рубашке наедине с почти незнакомым ей мужчиной, который, в отличие от нее, был полностью одет.

— Я… не понимаю. Не могу найти этому объяснения. Вы говорите, что мы никогда раньше не встречались и в то же время вы столько делаете для меня.

— Я уже сказал, что могу себе это позволить.

— Я помню, что вы сказали мне! — Она раздраженно вскинула руки, забыв про глубокий вырез рубашки, открывавший верхнюю часть высокой груди. — Меня беспокоит, что вы не хотите ответить на мои вопросы! Я понимаю, что вы очень богатый человек, банкир или кто-то там еще, и стоимость моего пребывания здесь для вас сущие пустяки. Но я хочу понять, почему вы принимаете такое активное участие во всем этом. И не смейте отвечать мне вопросом на вопрос.

Собиравшийся именно так и поступить, Мартинелли только тяжело вздохнул и поднял вверх руки, показывая, что сдается. Такая покладистость насторожила Джейн, лукавство, таившееся в уголках его губ, и беспокойный блеск глаз свидетельствовали об обратном.

— Никто не спорит, вам действительно стало получше, — негромко произнес он сдержанным тоном. — Но ваш лечащий врач считает…

— Да знаю я, что она считает. Лучше подождать, пока я сама не вспомню. Но я не могу вспомнить, и от этого у меня в голове… Словом, мне становится хуже, все еще больше запутывается. Такое впечатление, что я начинаю сходить с ума. Мне страшно… — Голос ее сорвался на последнем слове, слезы жгли глаза, она смаргивала их, пытаясь загнать обратно. — В данный момент мне кажется, что вы вообще единственный человек в мире, которого я знаю! Хотя мне ничего о вас не известно, кроме того что вы приезжаете и принимаете участие…

— Господи! А как же иначе?! Я ведь несу ответственность.

Джейн никак не ожидала услышать от него такое. Онемев, она смотрела на него большими печальными глазами, даже рот приоткрылся у нее от удивления.

— Вы? Ответственность? Как вас понимать? — Он повернулся к ней лицом, и, увидев его выражение, она глубоко пожалела, что вообще завела этот разговор.

— Это была моя машина.

— Ваша?..

Захваченная вихрем противоречивых эмоций, она даже не пыталась строить какие-то догадки по поводу интонации, с которой он произнес эти слова, и чувства, которое скрывалось за ними. Без кровинки в лице она упала на подушки, зажав дрожащие губы ладонью.

— Вы… вы были за рулем? — тихо спросила она, как только к ней вернулся дар речи.

— Да нет же, Господи! Меня и в Нью-Йорке тогда не было, но мой… — Он резко оборвал себя. Создавалось впечатление, что он подыскивает нужные слова. — Просто машина, в которой вы попали в аварию, принадлежит мне,

— Значит, на вашей машине… — Джейн медленно приходила в себя, потом .села повыше, вид у нее был растерянный. — За рулем была я?

— Нет. Вы были пассажиром. — Тон Мартинелли стал почти враждебным, отвечал он сквозь зубы.

— Тогда что же?.. Как?..

— Мисс Бретт, позвольте мне напомнить вам, что врачи категорически запретили мне рассказывать вам все обстоятельства аварии.

Он откровенно воспользовался запретом врачей, чтобы остановить поток ее вопросов.

Но теперь она встревожилась еще больше. Одно дело ждать, когда к тебе вернется память, и совсем другое — знать, что от тебя что-то скрывают только потому, что боятся расстроить.

— Но почему? Значит, случилось что-то ужасное? Кто вел машину? Где он… она… сейчас?

— Мисс Бретт… Джейн…

— Элджи! — В волнении она не заметила, что назвала его по имени. Потянувшись к нему, она почти свесилась с кровати и схватила его за руку. — Пожалуйста! — Сколько секунд отсчитало ее сердце, она не знала, все равно они показались ей вечностью, пока он колебался, раздумывая. По его глазам она видела, как он приходил к какому-то решению и тут же передумывал, снова принимал решение и снова менял его. — Пожалуйста! — повторила она умоляющим голосом, интуитивно догадываясь, что решение будет не в ее пользу. — Мне нужно знать.

Мартинелли устало вздохнул, ему очень не хотелось говорить ей правду.

— Джейн… водитель… он скончался на месте аварии.

— О нет, только не это!

Такое ей и в голову не приходило, теперь наконец стало понятно, почему Элджи не хотел ей говорить. Но самое ужасное, что она чувствовала… вернее, ничего не чувствовала. Она ничего не полшила, включая водителя, и не знала, что должна была почувствовать, узнав о его гибели.

— Кто он был? Я его знала?

Но лицо Элджи словно окаменело, опустив ресницы, он спрятал от нее свои глаза и свои мысли.

— Кому знать об этом, как не вам, — неприязненно ответил он.

— О нет, это нечестно!

Мартинелли снова и снова напоминал ей о предписании лечащего врача, заявляя, что намерен подчиняться ее запрету, независимо от того, как к этому относится Джейн.

— Подождите, раз я была с ним… значит… я должна была знать его, конечно же должна! Я бы не села в машину с незнакомым человеком.

Джейн впилась взглядом в лицо Мартинелли, ища у него ответа, который помог бы ей заполнить пробел в памяти. Но видела только лишенную всяческого выражения маску, напомнившую ей древнегреческие мраморные статуи с застывшими лицами и невидящими глазами.

— Ни за что бы не села! — упрямо повторила Джейн, тем самым подчеркнув важность своего утверждения. — Я не такого сорта девушка.

Мартинелли промолчал, но лицо его пришло в движение: легкий наклон головы, ожившие глаза, приподнятая бровь. Казалось, всем этим он выражал сомнение в ее утверждении.

— Вы не верите мне?

Теперь она разозлилась и больше не могла спокойно лежать. Спустив с кровати ноги, она, встала, надела халат, который прикрывал ей колени, запахнулась, туго затянула поясок на тонкой талии. Все это она проделала резко и нервно. Так будет удобней смотреть ему в глаза, подумала Джейн. Однако, несмотря на ее не маленький для женщины рост, Мартинелли все равно возвышался над ней приблизительно сантиметров на двенадцать.

— Да как вы смеете?! Вы не имеете права осуждать меня, даже если это правда.

— Клянусь, что никогда не знал вас раньше, не видел ни разу, до того, первого дня, когда пришел в больницу и застал вас лежащей без сознания.

— Значит… вы не можете сказать мне, куда и с какой целью я ехала в вашей машине, — упавшим голосом сказала Джейн. Она стояла в растерянности и переминалась с ноги на ногу. Лучше не думать о том, что этот высокомерный заносчивый человек рассматривал ее беспомощное неподвижное тело равнодушным оценивающим взглядом своих холодных желтых глаз, когда она, находясь без сознания, была абсолютно беззащитна и не подозревала о его присутствии.

— Вы ничего не знаете обо мне… кто я, какая я, и, наконец, откуда… так что придется вам поверить мне на слово: я не из тех, кого принято называть легкомысленными.

— Успокойтесь, Джейн, можете мне поверить, вы такой не были…

Она не дала ему закончить предложение.

— Не была? — повторила она его последние слова дрожащим голосом. — Как вас понимать? Вы что-то знаете обо мне и скрываете?

Мартинелли, избегая ее взгляда, отвернулся и подошел к Дэнни, который мирно спал в своей колыбельке.

— Мне надо уходить, — сказал он, даже не пытаясь скрыть свое нежелание отвечать на ее вопросы. — Дэнни пора кормить…

— Нет! Вы не поступите так со мной! Я не позволю вам!

Он искоса окинул ее безразличным взглядом, словно хотел сказать: я всегда делаю только то, что считаю нужным, и вам меня не остановить.

Как же его остановить?

Не успел Мартинелли взяться за ручки колыбельки, как она, скользнув мимо него, устремилась к двери и закрыла ее своим телом.

— Я сделаю это! — заявила она как можно увереннее, чтобы скрыть свою внутреннюю неуверенность.

— Джейн… — В его голосе слышалось грозное предупреждение, к которому, как она понимала, было бы разумнее прислушаться, но она не могла заставить себя сдаться без боя.

— Нет. Не пущу, пока вы не расскажете мне все. Это моя жизнь, и я имею право знать!

Нет, я веду себя неправильно, поняла Джейн. Таким образом я только укрепляю его в принятом решении. Она прочитала это на его лице — челюсти сжаты, холодный блеск в прищуренных глазах, которые смотрят на нее оценивающим взглядом. Она поспешно изменила тактику.

— Элджи, пожалуйста… — заговорила она жалобным умоляющим тоном.

— Джейн, не надо настаивать.I

Она занервничала, внутренний голос советовал ей отступить. А уверена ли она, что хочет получить ответы на свои вопросы?

— Да! — вырвалось у нее.

Она упрямо отказывалась дать волю минутной слабости. Если она уступит сейчас и не получит ответа Элджи, она навсегда потеряет такую возможность.

— Пожалуйста… вы не представляете, какая это мука — неизвестность. Лежать без сна по ночам, пытаясь вспомнить, но все впустую. Одна большая черная дыра, куда провалился тот день. Вы только подумайте, что я должна при этом чувствовать и какой это кошмар!

— О Господи! — воскликнул Элджи и запустил в волосы обе ладони с такой неожиданной экспрессией, что Джейн не смогла не улыбнуться, понимая, что наконец-то проняла его.

— Вы пожалеете об этом.

Слова прозвучали не угрозой, а простой констатацией факта, что укрепило Джейн в ее решимости.

— Я пожалею еще больше, если не узнаю то, о чем вы можете мне рассказать. Это мое прошлое… это часть моей жизни! На что я могу надеяться в будущем, если не знаю, что было со мной в прошлом?

Элджи разразился взволнованной тирадой на итальянском, после чего вскинул руки, признавая, что сдается.

— Ладно, но вы сами напросились! А может, и лучше, если вы узнаете правду? Та дата, которую вы назвали…

— Я ошиблась? Неужели я пролежала без сознания дольше, чем полагала?

— Напротив. Дата абсолютно правильная, и число и месяц…

— Но?.. — Она прекрасно понимала, что дальше должно последовать какое-то «но».

— Но вы ошиблись ровно на год.

— На год? Не понимаю.

— Вы назвали доктору Харви точное число и точный месяц, но прошлого года. И вам не двадцать три, а двадцать четыре. В результате катастрофы и травмы головы у вас провал в памяти. Вы позабыли не какие-то несколько дней перед аварией, вы позабыли целый год своей жизни.

Неужели такое возможно? И как это могло случиться? А самое главное — почему это случилось именно с ней? Неужели вот так просто можно забыть целый прожитый год? Вычеркнуть из памяти триста шестьдесят пять дней своей жизни, уничтожить, да так, что и следа не осталось?!

«Вы позабыли целый год своей жизни». Эти слова, брошенные ей Элджи перед уходом, бились в ее мозгу, она больше ни о чем не могла думать. А времени для размышлений у нее было предостаточно. Врач наконец разрешила ей читать и смотреть телевизор. Джейн часто ловила себя на том, что тупо смотрит в книгу или на экран, ничего не видя, не слыша и не понимая, потому что всеми ее мыслями владела одна-единственная фраза, навязчивая, как проклятие: «Вы позабыли целый год своей жизни!» Она изводила ее, вызывала ужас. В ночные часы становилось еще хуже. Когда в больнице все стихало, в темноте эта фраза вспыхивала огненными буквами перед ее глазами.

— Нет! — кричала она, пытаясь отогнать демонов страха и панического ужаса, которые обступали ее со всех сторон, мучили ее.

Нет! Она не позволит себе утонуть в волнах бессмысленного, безумного ужаса. Она будет бороться с ним всеми доступными ей средствами. Ее прошлое не могло исчезнуть бесследно. Однажды память вернется к ней, и она сделает все, чтобы приблизить этот день.

Но пока она мало чем располагала. Вещами, принадлежавшими ей, она не смогла воспользоваться. Одежда, в которой она была в момент катастрофы, уже ни на что не годилась, тем не менее она тщательно осмотрела ее в надежде получить хотя бы крошечный толчок в памяти. Но все вещи оказались безликими, купленными, видимо, в недорогих магазинах или на распродаже. Точно так же обстояло дело и с обувью. В маленькой кожаной сумочке, которую подобрали на месте аварии полицейские, она обнаружила кошелек с небольшой суммой денег, расческу, упаковку бумажных носовых платков и ключ. Больше ничего.

— Если б нашелся дневник или записная книжка, хоть что-нибудь с адресом и телефоном! — причитала Джейн, когда доктор Харви заверила, что от нее ничего из вещей не утаили.

— Боюсь, это все, что нам было передано. Полиция проверила адрес в Денвере, который вы назвали, но там им ничего не удалось выяснить.

— Значит, никакой помощи вообще?

Врач покачала темноволосой головой, ее серые с зеленью глаза смотрели на Джейн с искренним сочувствием.

— К сожалению, никакой. Сейчас в этом старом доме занята только одна комната, обычно там живут студенты, снимающие жилье на время учебы. Очевидно, одновременно с вами там жили те, кто учился на последнем курсе. Все они разъехались в разные концы и мало кто оставил свой новый адрес.

— А Кэтлин!

С Кэтлин они были очень дружны в студенческие годы, она была ее лучшей подругой.

— Я поздно поступила в университет из-за болезни отца, — рассказывала она доктору Харви, и глаза ее стали печальными при этом воспоминании. — Мне приходилось помогать матери ухаживать за ним. Учиться я поступила в двадцать два года. На курсе все были намного моложе меня и настоящих друзей у меня не было, пока я не переехала на Лейк-роуд. Там я и познакомилась с Кэтлин.

— Вы говорили, она собиралась уехать в ЮАР?

— Все верно. Она была помолвлена с врачом из ЮАР и собиралась уехать жить к нему после свадьбы.

Джейн помнила, что получила приглашение на церемонию венчания, значит, она наверняка была на свадьбе. Не могла же она пропустить такое важное событие в жизни своей лучшей подруги. Но, сколько она ни напрягалась, ничего не могла вспомнить об этом дне. Похоже, канун свадьбы Кэтлин оказался последним днем той жизни, которую Джейн помнила.

— Но искать ее без адреса в ЮАР все равно что искать иголку в стоге сена. У меня наверняка был ее адрес, я уверена в этом. Но где он сейчас, представления не имею. Скорее всего, там, где я жила, перед тем как покинуть Денвер.

Для начала и это достижение. Потом, видимо, произошло что-то очень серьезное, возможно какое-то трагическое событие, потому что она бросила университет и… И что? Лежа в темноте без сна, Джейн лупила кулаком по подушке в бессильной ярости. Ответ на этот вопрос был потерян вместе с памятью…

— Так что же мне теперь делать? — растерянно спросила Джейн доктора Харви.

Ведь придется же ей чем-то заняться. Внешние последствия аварии успешно поддавались лечению, раны зарубцевались, почти полностью исчезли синяки, даже самые страшные. Если судить по ее физическому состоянию, то ей незачем больше оставаться в больнице.

— О, полагаю, вам не стоит беспокоиться об: этом, — улыбнулась доктор Харви. — Всем этим уже занимается мистер Мартинелли.

Загрузка...