Встреча у Мыса Ветров

11

Три месяца спустя Торренс вернулась с работы и, достав небольшую пластиковую папку, принялась изучать ее содержимое: рекламные проспекты, путеводитель, авиабилет до Токио. Некоторое время она рассматривала все это, потом со вздохом снова убрала в сумку.

Предстоящее через две недели путешествие не вызывало в ней радостного трепета, скорее, это была попытка забыться.

Все эти три месяца она ни разу не виделась с Джоном и не говорила с ним, хотя постоянно слышала о нем от родителей, старавшихся деликатно выяснить у нее, почему же то, что так многообещающе начиналось, столь бесславно закончилось.

Девушка, как могла, уклонялась от расспросов, скрывая от родителей, что потеряла сон, покой и аппетит. Она старалась вести активную светскую жизнь, казаться веселой и беззаботной, но так и не смогла обмануть мать. Та временами оценивающе поглядывала на дочь, явно собираясь что-то сказать, но в последний момент меняя решение.

Это, в конце концов, переполнило чашу терпения Торри, и она решила уехать.

— Все, еду! — решительно сказала она, подходя к окну, за которым сгущались холодные осенние сумерки. — Я всю жизнь мечтала побывать в Японии. Может быть, хоть это поднимет вам настроение, Торри-сан!

Волнение, охватившее ее после посадки в аэропорту Ханэда, еще не улеглось. Девушка во все глаза смотрела в окно скоростного поезда, мчавшегося по монорельсовой дороге к Токио, в район Хамамацуте. Ее поражало все: и густота застройки, и интенсивное, на первый взгляд даже хаотичное уличное движение, и сами японцы.

Вестибюль отеля «Микадо» был настоящей симфонией белого и золотого. Дух царящей здесь роскоши просто ошеломил Торренс. Войдя внутрь, в это царство относительной тишины и покоя, она обрела надежду скрыться от шума и суеты.

Неужели у меня хватит смелости выбраться из этого убежища, полушутя спрашивала она себя, поглядывая на стеклянные двери холла, мимо которых пестрым бесконечным потоком мчались машины. Нет, мне именно это и нужно — хорошая встряска. Обязательно отправлюсь осматривать город, но только после того, как высплюсь. У меня такое ощущение, что я летела целые сутки.

Вдруг кто-то окликнул ее.

— Мисс Гилл?

Торри с легким недоумением отвернулась от стойки, где получала ключи от номера.

— Да.

— Позвольте представиться. Я — главный администратор и несколько раз имел удовольствие принимать в нашем отеле сэра Рональда и леди Энн. — Пожилой японец склонился перед ней в учтивом поклоне.

— Я знаю, — улыбнулась Торри, — родители настаивали, чтобы я остановилась именно в «Микадо».

— Мисс Гилл…

Что-то в бесстрастном лице администратора насторожило девушку.

— Что-нибудь случилось?

— Мне жаль, что я приношу вам такую грустную весть, но ваша мать заболела. — Японец снова поклонился.

— Заболела? — недоверчиво переспросила Торри. — Что-то серьезное?

— Боюсь, что да. Прошу вас, будьте любезны пройти в мой офис. Мы можем…

— Я должна вернуться домой! Немедленно! Пожалуйста, — с мольбой проговорила она.

— Именно это я и хотел с вами обсудить. Пойдемте.

Если полет в Японию показался Торри затянувшимся, то после бессонного восьмичасового пребывания в Токио возвращение и вовсе было бесконечным. Она не могла ни спать, ни есть, впервые в жизни с ней в самолете случился приступ клаустрофобии. Мысли о матери не оставляли ее.

К счастью, она возвращалась прямым рейсом на Аделаиду и не останавливалась в Сиднее, как на пути в Токио. Когда самолет приземлился, нервы ее были так напряжены, что, предчувствуя перспективу долгого паспортного и таможенного контроля, Торри чуть не разрыдалась. Но кто-то позаботился о том, чтобы она прошла первой, и девушке вдруг показалось, что это дурной знак.

У дверей ее встретил тот, кого она меньше всего ожидала увидеть: Джон О’Кинли собственной персоной, в темном костюме и белой сорочке, с непроницаемым лицом.

— Ты… ты приехал встретить меня? — заикаясь, спросила Торренс.

— Да.

— Как она?

Самообладание оставило девушку, слезы потоком хлынули из глаз, и, сама того не заметив, она уткнулась лицом в его плечо.

— Держится, — ответил Джон, вглядываясь в ее бледное лицо, и, крепко взяв под руку, повел к машине.

Немного придя в себя, Торри спросила:

— А как ты?

— Прекрасно, — коротко ответил он.

Они посмотрели друг на друга, и все, от чего она пыталась избавиться все эти долгие три месяца, воскресло в ее сердце.

Джон совсем не изменился. Он остался таким же, как и при их первой встрече на Мысе Ветров, хотя ее представления о нем, как выяснилось, оказались ошибочными.

Теперь-то ты знаешь, что в душе у этого закоренелого холостяка нет места для романтических переживаний, пыталась убедить себя Торри, но сомнения не оставляли ее. Она отвела взгляд и нагнулась поднять чемодан, который Джон тут же отобрал у нее.

Он гнал машину с бешеной скоростью, и мысли о матери постепенно вытеснили у девушки все остальные эмоции.

Рассказав все, что знал о состоянии леди Энн, Джон вытащил серебряную фляжку и протянул ей.

— Это бренди. Выпей. Ты что-нибудь ела?

— Я не могла.

— Так не годится, — мягко сказал он. — Кому будет лучше, если ты упадешь в обморок?

Он притормозил у автозаправочной станции, купил в киоске сэндвич с цыпленком и шоколад. К своему удивлению, Торри съела все до крошки и даже сделала пару глотков бренди.

— Спасибо, — пробормотала она. — Мне действительно стало лучше.

Он снял руку с руля и накрыл ее дрожащие пальцы.

Казалось, эта ночь была самой долгой в жизни Торри. Они с отцом, поддерживая друг друга, не отходили от постели матери.

— Не знаю, что я буду делать без нее, — не уставал твердить сэр Рональд. — Она для меня — все.

— Я понимаю, папочка, держись, — шептала девушка, страдая от бессилия помочь ему.

К счастью, к утру состояние Энн улучшилось.

— Ваша супруга везучая, сэр Гилл, — сообщил доктор. — Возможно, останутся легкие последствия, но главное, что сейчас она вне опасности. — Я счастлив, что могу сообщить вам это.

Торренс обняла отца, плача от радости.

Джон, который все это время тоже находился в больнице, время от времени осторожно заглядывая в палату с чашкой кофе, чтобы поддержать их силы, вздохнул с облегчением. Затем он тихо сказал что-то сэру Рональду, и тот подошел к дочери со словами:

— Моя дорогая, Джон хочет отвезти тебя домой.

— Но…

— Никаких «но», ты совершенно измучена.

— Но ты тоже, папа.

Он нежно улыбнулся.

— Я не пролетел пол земного шара туда и обратно за два прошедших дня, и, кроме того, доктор обещал устроить меня здесь… Поезжай домой, девочка, и выспись хорошенько, пусть, когда Энн станет получше, она увидит тебя свежей и отдохнувшей.

На улице моросил дождь, и, пока Джон вез ее домой, Торри клевала носом, но когда они поднялись в квартиру, она сразу проснулась.

— Спасибо, — сказала девушка, отперев дверь, и безразлично добавила: — Я не гоню тебя, но… тебе не стоит оставаться.

— Извини, но я не уеду, — ответил он. — Почему бы тебе не принять ванну? А я позабочусь о завтраке.

— Ладно, — вздохнула она, — но ведь ты тоже устал, да и в холодильнике пусто…

— Торри, — мягко сказал он, — не спорь! Просто делай, что я сказал. Не беспокойся, я найду что-нибудь съестное.

Она прикрыла глаза и блаженно растянулась в ванне.

За окном было пасмурное холодное утро. Дождь зарядил снова. И, лежа в теплой воде под невесомым покрывалом из душистой пены, девушка чувствовала, как силы постепенно возвращаются к ней.

Торри с удовольствием принюхалась к аппетитному запаху, доносящемуся из кухни. Яичница с ветчиной, угадала она и проглотила слюну.

Они завтракали в удивительно спокойной, дружелюбной атмосфере, словно забыв обо всем, что произошло между ними.

Она рассказала ему о своих кратких впечатлениях от Японии, а Джон поведал, что ему пришлось побывать там дважды, но эта страна и по сей день остается для него загадкой. Он сказал, что Грейс решила покинуть свое добровольное заточение, и Торри тепло отозвалась о ней, добавив, что искренне рада за эту славную женщину. Она поинтересовалась, что Джон собирается делать с лошадьми и домом, и он сказал, что отдал лошадей на постой в соседнее владение, а дом запер до лучших времен.

Все было так естественно, что где-то в глубине души Торри удивлялась себе. У нее не было никакого желания вступать в борьбу.

Джон приготовил кофе, и она, прикрыв глаза, не спеша пила его маленькими глотками.

— Ну, а теперь тебе пора в постель, — сказал он, когда она поставила на стол пустую чашку.

— Да, — пробормотала она, с трудом приподнимая отяжелевшие веки.

— Ты ложись, я все уберу.

Торри долго смотрела на него, не зная, что сказать, и наконец произнесла:

— Спасибо тебе за все, Джон.

Вместо ответа он отвернулся.

Торри заснула моментально, но через несколько минут проснулась. Постепенно уняв сердцебиение, она поняла, что все ее дальнейшие попытки заснуть бесполезны и, наверное, не следовало отказываться от мягкого успокоительного, которое предлагал ей доктор.

Джон вошел в спальню и увидел, что она сидит на постели, обхватив голову руками. Девушка вздрогнула и подняла голову.

— Что с тобой? — спросил он, подходя ближе.

— Я не могу спать. — Она беспомощно развела руками. — Я… у меня что-то с нервами. — Торренс попыталась улыбнуться, но вместо этого беззвучно заплакала.

Он присел на край кровати, обнял ее за плечи и нежно погладил по голове.

— Ничего страшного… Я помогу тебе. Ты просто очень устала и переволновалась за мать. — Он убрал влажную прядку с ее лица. — Ложись, — сказал Джон, вставая.

— Куда… куда ты уходишь? — спросила она, послушно опускаясь на подушку.

— Никуда, — ответил он, ложась рядом с ней поверх одеяла, и обнял ее. — Я тоже устал. Мы можем отдохнуть вместе. Ты пахнешь розой.

— Это шампунь.

— Тебе удобно? — Она только что-то промурлыкала в ответ. — Тогда закрой глаза.

— Я… я боюсь…

— А ты не бойся. Подумай о чем-нибудь хорошем. — Он тихо вздохнул. — Розы знают, что ты пахнешь, как они. Маленькие бледные бутоны, завернутые в целлофан, их сильные стебли перевязаны шелковой лентой… Или прекрасные, распустившиеся чайные розы с капельками росы на тонких лепестках, и пчелы, жужжащие над ними… Или влажные темно-красные, полные тайны…

Торри никогда так и не узнала, в чем заключалась эта тайна: то ли в чувстве безопасности, которое она ощутила в кольце его рук, то ли в его дыхании на ее щеке, в тихом низком голосе, погружавшем ее в глубокий долгий сон без тревог и сновидений.

Когда она проснулась, день уже перевалил за половину. Дождь перестал и светило солнце.

Торренс потянулась, села, откинув со лба волосы и, все еще плохо соображая, сонным взглядом окинула комнату.

Джон стоял в дверях, прислонившись к косяку, и наблюдал за ней. На его плечи был небрежно наброшен пиджак, а взъерошенные волосы в беспорядке падали на лоб.

Он открыл было рот, намереваясь что-то сказать, но девушка перебила его.

— Не уходи, пожалуйста, — прошептала она.

— Я должен, — сказал он, окидывая ее волосы, обнаженные плечи, по-детски припухшие губы, выпуклость груди под тонким батистом ночной рубашки взглядом, в котором промелькнуло желание.

Торри смотрела на него глазами, полными мольбы и отчаяния…

— Если я останусь, — Джон говорил едва слышно, и она почувствовала, как он напряжен, — боюсь, мы можем совершить такое, о чем впоследствии… будем жалеть.

— Нет, — сказала она тихо. — Мы ни о чем не будем жалеть. Я… Ты мне нужен, Джон. Пожалуйста, останься…