Вуаль судьбы

— Ты почти потушила костер, — бросает в мою сторону Сера. Она присаживается на корточки у огня и заставляет его расти, раздвигая сучья своим мечом.

— Упс.

Мне удается застенчиво улыбнуться.

Хармони подплывает ко мне и снова упирается локтями в берег.

— Так что там за история? — спрашивает она меня, поднимая лицо к солнцу и закрывая глаза.

Я смачиваю волосы в воде, затем провожу по ним пальцами, пока каждая спутанная прядь не расплывается.

— Какая история?

— Ты и Наследник, — говорит Сера, как будто должно быть очевидно, о чем они спрашивают.

Она подходит к берегу реки и плещет водой на лицо, умывая его, но не сводя глаз со входа в нашу крепость.

— Я даже приму историю о том, что ты пришла на вечеринку уже вся в крови, — заявляет Хармони.

Один ее глаз бросает на меня быстрый взгляд.

— Или, может быть, это все та же история.

— Я убила нескольких ублюдков, — я вытираю щеки. — Больше ничего не важно.

Хармони усмехается.

— А Наследник? — Сера упорствует.

— Что заставляет тебя думать, что я что-то о нем знаю? — я сглатываю и отворачиваюсь, боясь, что мое лицо выдаст слишком многое.

Я промываю под ногтями, под грудью, даже в своем проклятом пупке.

Почему кровь должна быть везде?

— О, я не знаю. Может быть, электрическое напряжение между вами двумя, — объясняет Сера.

— Или то, как он трахал тебя глазами в тот момент, когда увидел, — указывает Хармони.

Я краснею и отворачиваюсь.

— Понятия не имею, о чем ты говоришь.

— Одна из нас собирается выйти замуж за этого парня. Кроме того, мы фактически спасли тебе жизнь.

Сера стаскивает ботинки и закатывает штаны, прежде чем опустить ноги в реку.

— Меньшее, что ты могла бы сделать, это сообщить нам, мудак ли он.

Я поворачиваюсь к ним с мрачным выражением лица.

— Ладно. Прекрасно. Он придурок.

Хармони опускается обратно в воду. Ее губы растягиваются в улыбке.

— Мне вроде как нравятся такие придурки.

Смех клокочет в моей груди, и когда Сера разражается хриплым смехом, я не могу не присоединиться к ней.

Хармони делает паузу, обдумывая то, что она только что сказала.

Ее щеки вспыхивают румянцем.

— Я имею в виду… ты знаешь, что я имею в виду.

Мы с Серой на полсекунды берем себя в руки, прежде чем закатываемся очередным приступом смеха.

Это странно. Я никогда не была подружкой для девочек, но в разговорах с сестрами есть что-то терапевтическое.

Я скучаю по Гретте.

Думая о ней, и мой смех затихает. Беспокойство сжимает мое сердце.

Тейлису лучше не причинять ей вреда.

— Что такое? — спрашивает Хармони, заметив мое беспокойство. Мое тело сотрясает дрожь, поэтому я плыву к берегу реки и выбираюсь из воды. Я отжимаю волосы, затем беру свою одежду и несу ее к воде, чтобы почистить.

— Моя подруга. В последний раз я видела ее с Тейлисом, Наследником, ну, я не уверена, кто она такая.

Сестры обмениваются одним из своих взглядов типа «подожди- она-не-знает», и мое сердце сильно стучит.

— Что?

— Полагаю, ты выросла не в кругу Роялистов, так что, вероятно, мало что знаешь о Наследнике, не так ли? — спрашивает Сера.

— Нет, — признаюсь я и продолжаю оттирать свою одежду.

— Мы знаем больше, чем большинство, — говорит Хармони, как будто пытается уменьшить мое смущение.

Я отмахиваюсь от нее.

— На самом деле мне все равно. Он придурок, как я и говорила.

Это все, что мне действительно нужно знать.

Я явно не убеждаю их, поскольку они обмениваются еще одним таким взглядом.

Я хмурюсь.

— Просто скажите мне.

— Кристен обладает способностью видеть линии Судьбы, но это бремя, которое свело бы с ума любого человека, — объясняет Сера. — Я имею в виду, попытайся представить, что знаешь все.

Она дрожит от чрезмерно драматизированного отвращения.

— Какая головная боль.

— Наши родители рассказывали нам истории о Кристене, когда он был ребенком. Его отец, покойный король, заставлял Кристена читать нити мертвых, — продолжает Хармони. Она морщится. — Король посоветовался с нашими родителями, и они попытались склонить его в другую сторону, но он продолжал использовать Кристена.

Я вспоминаю Ферриса, как он заставлял Кристен читать его нити. Ему было больно. Он чуть не умер. Я делаю глубокий вдох и отжимаю одежду.

— Почему мертвых людей?

— У короля был вспыльчивый характер. Немногие выдерживали пару минут в его присутствии, если только они не были набожными Роялистами, — говорит Сера. — Мы на самом деле не понимаем, как работают способности Кристена, мы просто помним, как наши родители были в отчаянии. Они были свидетелями того, как король заставлял Кристена читать нити мертвого солдата.

— Мы подслушали, как они спорили об этом, — говорит Хармони, ее глаза смотрят в никуда, когда она вспоминает тот день, когда они с сестрой подслушивали. — Читать нити и так больно. Очевидно, хуже, когда человек мертв.

— Король резал его, если он ослушивался или был слишком измотан, чтобы продолжать, — закончила Сера с выражением отвращения на лице.

— Шрамы, — говорю я, прежде чем успеваю остановиться. Я сглатываю и отвожу взгляд.

— У него шрамы по всей груди, может быть, по всему торсу. Он использовал иллюзию татуировок, чтобы скрыть их.

Я смотрю на сестер и обнаруживаю, что они таращатся на меня.

— Вы двое были… вместе? — спрашивает Сера, широко раскрыв глаза.

Я качаю головой, затем останавливаю себя.

— Не совсем. Я не знаю. Сейчас точно нет.

— И он ничего тебе об этом не рассказывал? О своих способностях? — Хармони удивляется.

Я выдыхаю и раскладываю одежду сушиться.

— Нет. Я даже не знала, что он был Наследником Судьбы. Сестры замолкают, пытаясь осмыслить это.

Я морщусь.

— Что вы собирались рассказать мне о Тейлисе? Хармони прочищает горло и выбирается из реки.

— Кристен использует свою сестру Кайю и Тейлиса в качестве якорей. Король ввел это правило после того, как Кристен чуть не умер в детстве.

— Якоря? — я хмурю брови.

— Это заклинание часто используется теми, кто обладает могущественной магией. Оно обеспечивает баланс и позволяет тебе больше использовать свои способности без боли или усталости, — объясняет Сера. — Но это привязывает твои якоря к тебе на всю жизнь. Ее нельзя разрушить после того, как заклинание выполнено.

— Это кажется напряженным, — признаю я, по-новому оценивая Принцессу — или, если угодно, Кайю + и Тейлиса.

— Более чем напряженно, учитывая, что Наследник не может видеть Судьбы тех, с кем он ближе всего. Он связан заклинанием с Кайей и Тейлисом, поэтому не может защитить их от неизвестности.

Хармони встряхивает волосами и начинает заплетать их в косу. Ее губы смущенно поджимаются.

— Я не завидую ему или его способностям. Я думаю, что большинство людей завидуют, но это потому, что они думают, что он всемогущий. На самом деле, я не думаю, что он может помочь даже людям, которых любит больше всего на свете.

У меня голова идет кругом от этих слов. Возможно, я недооценила его. Может, у него была чертовски веская причина не говорить мне правду. Но делает ли это что-то правильным?

Нет.

Я подхожу к огню, чтобы высушить кожу и волосы.

Ложь остается ложью.

Мое тело высыхает, и я беру палку, вешаю на нее одежду и осторожно держу ее над огнем. Она распаривается, но сохнет гораздо быстрее, и через пятнадцать минут я ее надеваю. Она немного влажная, но это лучше, чем когда она в крови.

Сера и Хармони переходят на шепот, и я предпочитаю не обращать на них внимания. Более чем вероятно, что они замышляют мое убийство. Я не виню их, но я также не хочу знать, когда, как и где.

Я подхожу к маленькой хижине, которую построила Хармони, и ныряю внутрь. Она использовала листья, чтобы сделать набивку под спальными местами для себя и своей сестры. Мне не так повезло, но спать на земле — моя сильная сторона.

Я сворачиваюсь калачиком в дальнем углу хижины, мое тело слишком измучено, чтобы бодрствовать дольше. Мои мысли возвращаются к Подполью, и я задаюсь вопросом, ищет ли меня Чудовище.

Они, наверное, обыскали мою квартиру, и даже квартиру Гретты, я думаю.

И эта мысль заставляет меня благодарить Тейлиса за то, что он взял ее под свое крыло.

Возможно, он знал. Если он якорь Кристена, означает ли это, что он разделяет некоторые способности Наследника Судьбы?

Я засыпаю, когда мой мозг превращается в кашу, похожие вопросы кружатся, как торнадо. Несмотря на усталость, сон у меня чуткий, и я ворочаюсь с боку на бок. В какой-то момент одна из сестер падает рядом со мной, и быстро трясет меня за плечо.

— Зора, твоя очередь дежурить, — шепчет Хармони, стараясь не разбудить Сэру.

Я со стоном сажусь, сразу понимая, что забыла перевязать рану. Плечо горит от сильной боли, и мне приходится прикусить язык, чтобы не застонать. Хармони бросает на меня обеспокоенный взгляд, но я подталкиваю ее к лежанке и выхожу из хижины.

Одно движение рукой, и я знаю, что рану нужно зашить, но в аптечке первой помощи таких материалов не было. Мой взгляд падает на мой меч, его кончик опущен в огонь и раскален докрасна.

— О, чтоб меня, — бормочу я и отрываю кусок рукава. Я скатываю его в шарик и засовываю в рот, прежде чем схватить меч и прижать его к своей ране.

Я с визгом вцепляюсь в ткань, когда меч прижигает рану.

Требуется болезненное мгновение, чтобы высвободить лезвие, часть моей кожи отслаивается от него.

Моя грудь тяжело вздымается, когда я опускаю лезвие обратно в огонь и наблюдаю, как моя кожа плавится на его кончике. Я смотрю вниз на свою рану. Это отвратительное месиво расплавленной плоти, но после того, как я плеснула на него немного воды и вытерла разорванным рукавом, я вижу, что кровь больше не течет. Я перевязываю рану заново, затем падаю на берегу реки, не сводя глаз с лиан.

Солнце только-только перевалило за свой пик в небе. Пот стекает у меня по затылку. Я ерзаю в грязи, мне неудобно, но и не хочется искать другое место для отдыха. Я хочу использовать каждую свободную минуту покоя, абсолютно ничего не делая, как можно дольше. Я хлопаю себя по щеке, мои глаза умоляют закрыть их. Нельзя спать, но это бесполезно. Еще через несколько минут я задремываю. Имея дело с Подпольем, испытывая эмоциональное истощение от того, что узнала правду о Принце, а затем пробиваясь сквозь орду лучших воительниц Королевства, я оказалась совершенно измотана.

Но не настолько, чтобы пропустить рычание.

Я вскидываю голову, перекатившись во сне на плечо. Мои руки вцепляются в грязь, когда звук раздается снова. Низкий. Угрожающий. Дикий.

Я вскакиваю на ноги и возвращаюсь к костру, хватая свой меч. Я осматриваю густую растительность, окружающую нашу крепость, и мое внимание сосредотачивается на листьях всего в 20 футах от нас.

Мое сердцебиение учащается, когда в тени появляются два больших желтых глаза. Затем четыре. Двенадцать. Все на одном лице. Зверь, который видит меня целиком, голод отражается в каждом его зрачке.

— Черт, — я крепче сжимаю свой меч. — Хармони? Сера?

Зверь выставляет массивную лапу из-за деревьев. Его ноздри расширяются, а челюсть открывается, обнажая заостренные зубы, покрытые слюной.

Я многого не боюсь.

Но… Что бы это могло быть?

Мои губы приоткрываются в ужасе, когда оно выпрыгивает из темноты прямо на меня, раскрыв крылья, похожие на крылья летучей мыши, и закрывающие солнце, когда оно опускается.

— Черт! — я кричу и отползаю назад, держа свой меч высоко в надежде пронзить эту тварь.

Он взмахивает когтем в сторону моей груди, и я падаю на землю, мой меч со звоном отлетает от меня. Я отползаю назад, его многочисленные глаза сияют величием.

— Черт возьми, это не та быстрая безболезненная смерть, которую вы мне обещали! — кричу я в сторону хижины.

Я зажмуриваюсь, бормоча то, что, возможно, станет моей первой молитвой.

Зверь визжит в агонии, и мои глаза распахиваются. Вздох вырывается из моей груди, когда бронзовые мускулистые руки вонзают длинный меч прямо в шею существа.

Кристен отделяет голову монстра от туловища, его темные волосы прилипли ко лбу от пота.

Голова падает на землю с глухим стуком.

Он поворачивается ко мне, на его груди видны все его шрамы плюс единственная татуировка, и я понимаю, что вижу его целиком, когда его лицо наполняется таким отчаянием, что мое горло судорожно сжимается.

— Ты в порядке? — спрашивает он. Он наклоняется и протягивает мне руку.

Я смотрю на его раскрытую ладонь, затем на татуировку у него на груди. Я узнаю ее. Это была единственная татуировка, которая бросалась в глаза, когда я проводила пальцами по иллюзорной паутине его чернил.

Я видела сквозь эту иллюзию, точно так же, как было с его глазами. Я просто не осознавала, что сделала это.

Он приседает, встречаясь своим невероятным взглядом с моим.

— Зора? Ты в шоке?

Я обретаю немного самообладания и свирепо смотрю на него.

— А может быть по-другому, когда человек, которого я ненавижу, спасает мою проклятую жизнь?

Позади меня раздается шорох, и я резко поворачиваю голову, когда Хармони и Сера выходят из хижины.

Сера протирает заспанные глаза, а Хармони, похоже, зевает. Они обе одновременно замечают Кристена. Их брови хмурятся, плечи напряжены.

— Не может быть, чтобы вы обе не слышали, как я кричала, — шиплю я им вслед.

— Ты кричала? — спрашивает Сера.

Она обменивается виноватым взглядом с Хармони.

— Я знала, что мое чутье пыталось разбудить меня.

— Нас учили спать во время грозы с градом, — добавляет Хармони. — Воины мало спят, поэтому, когда у нас есть такая возможность, мы используем ее по максимуму.

Сера указывает на Кристена.

— Что это?

Кристен встает и зачесывает назад волосы.

— Я не знаю, — признаюсь я и поднимаюсь на ноги. — Эта тварь собиралась съесть меня, а Кристен… он…

— Я спас ее, — заканчивает он за меня.

Я складываю руки на груди и хмуро смотрю на свои ботинки.

— Мне все равно, — напряжение Хармони перерастает в раздраженный рык. — Почему. Ты. Здесь?

— Ничто не говорит о том, что я не могу быть здесь.

Кристен подходит к реке и плещет водой на руки, смывая остатки странного монстра.

Лицо Серы искажается от обиды.

— Ты собираешься сражаться вместе с нами?

— Я хочу равную.

Он встает, и я стараюсь не пялиться на то, как блестит его пресс от пота и воды.

— Этого не случится, если кто-то из вас увидит во мне своего мучителя. Будет справедливо, если я буду сражаться бок о бок со своей будущей королевой.

— Предполагается, что мы убьем тебя? — вопросы Хармонии продолжаются.

Я оживляюсь, услышав такое направление вопросов.

Взгляд Кристена мечется между нами, прежде чем остановиться на мне. Его губы кривятся в ухмылке.

— Ты можешь попробовать.

Пальцы ног сводит судорогой в ботинках. Я стискиваю зубы и борюсь с дрожью.

Он не привлекает моего внимания.

Напоминаю я себе и отворачиваюсь. Я тащусь к границе леса.

— Зора, куда ты идешь? — спрашивает Кристен. Он шагает за мной.

Мой безымянный палец тикает.

— Зора.

Я продираюсь сквозь заросли кустарника и дальше сквозь листья.

— Ты серьезно не собираешься со мной разговаривать? Я улыбаюсь про себя.

— Пожалуйста. Я не думал, что смогу тебе что-то сказать, но

Тейлис пришел ко мне после нашей ссоры. Он сказал мне, что мне нужно быть здесь, что нам нужно преодолеть пропасть между нами, пока она не стала слишком большой.

Гнев закипает во мне.

— Значит, Тейлис послал тебя сюда, — говорю я наконец, но продолжаю пробиваться сквозь лес.

— Да, но я также хочу быть здесь, мне нужно быть здесь.

— Если бы Тейлис не сказал тебе, что все в порядке, ты бы пришел? — я замедляю шаг, ожидая его ответа.

Это занимает несколько долгих секунд.

— Есть вещи…

— Отвечай на чертов вопрос, — выплевываю я и поворачиваюсь к нему.

Я немедленно делаю шаг назад, обнаружив, что он близко, слишком близко. У меня перехватывает дыхание, и паника поднимается во мне, когда я поднимаю взгляд на него, в эти невероятные глаза.

Это увлекательно, осознавать, что галактика в его глазах все это время была Судьбой, смотрящей на меня в ответ. А также чертовски пугающе. У меня пересыхает во рту.

— Нет, — говорит он наконец. У него перехватывает горло. — Тейлис — мой якорь, Зора. Он чувствует то, чего не могу я. Если бы он чувствовал, что правильный путь для Королевства — это сидеть сложа руки и оставаться на своем троне, тогда я бы так и сделал.

Я впитываю эти слова, и мои конечности тяжелеют с каждым произнесенным слогом.

— Почему ты не можешь сделать свой собственный выбор?

Почему ты не можешь выбрать меня?

— Судьба — это не выбор, это кандалы. Я повинуюсь. Я не живу, — говорит Кристен низким и монотонным голосом, как будто цитирует из книги правил. — Одно неверное решение, и Судьба может измениться.

— Ты имеешь в виду, ты распался бы.

Мой взгляд скользит по его носу, губам. Я отвожу взгляд.

— Да, но все гораздо сложнее.

Кристен придвигается ближе. Его пальцы слегка касаются моих. Я качаю головой и делаю большой шаг назад.

— Я не хочу, чтобы ты был здесь. У меня все в порядке. Я выиграю, и когда я это сделаю, я получу то, что хочу.

— Ты вышла бы за меня замуж, — заявляет он напряженным голосом, — но ты отказываешься знать меня?

Я сжимаю челюсть.

— Я достаточно тебя знаю. Тебе просто не нравится мой вывод.

— Потому что ты основываешь его на вещах, которые я не мог контролировать, — рычит он. — Я здесь, Зора. Я — это я. Ни больше, ни меньше. Я прошу тебя посмотреть на меня. Посмотри на меня. Посмотри на меня таким, какой я есть, и если ты все еще ненавидишь меня, что же хорошо. Я буду уважать твое мнение. Если ты выиграешь, я женюсь на тебе, но буду держаться на расстоянии.

— И ты скажешь мне правду, — добавляю я, вздергивая подбородок.

— Да, — соглашается он, но в его тоне слышится печаль. — Да, я открою тебе любую правду, которую ты ищешь.

Я прикусываю губу.

— Ты предлагаешь мне это? Если я просто выслушаю тебя? Он кивает.

Я снова поднимаю глаза на его лицо, в ужасе от чувства надежды, пробегающего на цыпочках по моему позвоночнику. Его лицо такое серьезное, оно отражает мою собственную надежду, что я протягиваю ему руку.

— Договорились.

Он без колебаний проводит пальцами по моей ладони, его глаза оживают электрическими синими и оранжевыми оттенками.

— Договорились, принцесса, — шепчет он, и его губы растягиваются в улыбке.

Я переношу свой вес и вырываю свою руку из его, мое сердце колотится где-то в горле.

— Я же говорила тебе, я королева.

Он хихикает, и я смотрю на него, когда его улыбка становится шире.

— Посмотрим.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Если что-то и было доказано мне за то короткое время, насчёт Кристена Эстала, так это то, что он делает меня немой.

Все такой же крутой. Все такой же офигенной. Но также — да — определенно тупой.

Однако к такому выводу меня привело не заключенная с ним сделка.

Нет, дело в том, что я заключила с ним сделку после того, как протопала свой путь через незнакомый лес. Без оружия. Без еды. Никакого чувства направления, черт бы его побрал.

Самое большее, что у меня есть это самообладание, и я думаю, что если я должна учитывать присутствие Кристена, то у меня также есть великолепный вид на его покрытый шрамами торс.

Его пресс должен быть объявлен вне закона.

Насколько я заметила, пока этого не случилось.

Мы стоим в нескольких футах друг от друга, наша сделка заключена, но наше разочарование велико. Он смотрит на меня. Я смотрю на него. Я должна двигаться. Я должна попытаться вернуться к Хармони и Сере. До захода солнца осталось пару часов, и они ясно дали понять, что дерьмо происходит, когда восходит луна.

Но в то же время я чертовски сбита с толку. Я ненавижу Кристена, но я также хочу его, но я также не хочу, чтобы он был здесь, на этой арене, играя со мной. Его логика даже не имеет смысла. Зачем ему сражаться бок о бок с нами? Позволить нам приблизиться к нему с оружием? Весь смысл этого ужасного турнира в том, чтобы с ним никогда не случилось ничего подобного.

Я скрещиваю руки на груди и сжимаю локти, посасывая нижнюю губу. Мне приходится приложить все силы, чтобы не отпустить язвительный комментарий или не пнуть его по яйцам. Я бы сделала это, но у меня такое чувство, что он был бы не против, что, без сомнения, чертовски бесит.

Мое внимание снова переключается на его пресс, прежде чем я закрываю глаза тыльной стороной ладони, запрокидываю голову и громко, жалобно стону.

— Это из-за раны? — спрашивает Кристен, ветки ломаются под его весом, когда он делает шаг ко мне.

Я вытягиваю палец, останавливая его.

— Не подходи ближе.

Он поднимает руки в знак капитуляции, его брови взлетают на лоб.

-Где твоя проклятая рубашка? — я кричу на него.

Я не хочу кричать, но я виню раздражение, и возможно, небольшую сексуальную неудовлетворенность.

Нет-нет, Зора, никаких «сексуальных» отношений с мужчиной, который тебя предал.

Глаза Кристена немного расширяются, затем он оглядывает себя, как будто ничего не знает. Он поднимает голову, и на его лице расплывается улыбка.

— Я заставляю тебя нервничать, Зора Вайнер?

Я прищуриваюсь, и, возможно, мне следует загладить свою вину. Может быть, мне следует попытаться быть на его стороне, по крайней мере, пока он не сделает свое дело. Но я слишком взволнована, и мне нужно сохранять хоть какое-то подобие контроля, когда я рядом с ним. Итак, я говорю не то, что нужно, а худшую вещь из всех возможных.

— Эти шрамы ужасны, — и я говорю это со слишком большим количеством яда. В моей голове это прозвучало как намек на то, чтобы заставить его открыться мне.

Вслух я произношу это с отвращением.

И то, как эти четыре слова разрушают его улыбку — я никогда себе этого не прощу.

Его лицо бледнеет, когда стыд душит его. Он потирает затылок, его взгляд устремлен куда угодно, только не на меня, затем он отворачивается и уходит.

Черт возьми. Я бегу за ним.

— Я не это имела в виду, — кричу я ему вслед, но он рвется вперед, мышцы на его спине напрягаются. — Кристен, подожди.

Я хватаю его за плечо, но быстро отпускаю, когда он отшатывается от меня.

Кристен натыкается на дерево. Он ловит себя на месте и прерывисто дышит. Его глаза темнее, чем буря. Он отклоняет свой торс в сторону от меня, проводит пальцами по волосам.

— Я хотела узнать о них, — говорю я, заполняя тишину.

Я делаю робкий шаг к нему и сокращаю расстояние между нами.

— Прости. Поверь мне. Я бы никогда не осудила тебя за твои шрамы. У меня много своих. Некоторые на моем теле. Но большинство в моей душе.

Он опускает свой пристальный взгляд на мой, и буря в его глазах рассеивается.

— Однажды ты сказала мне, что любишь шрамы.

Я колеблюсь, затем протягиваю руку и отталкиваю его плечо назад, заставляя повернуться ко мне грудью.

— Я должна, если хочу любить себя.

Его брови хмурятся, но он следует за движением моего толчка, привлекая мое внимание ко всем своим шрамам.

Вблизи у каждого из них разная глубина боли. Некоторые были неглубокими порезами. Другие с таким же успехом могли быть ножевыми ранениями.

— Ты говоришь это так, как будто тебя трудно любить. В его словах сквозит немного сарказма.

Я бросаю на него строгий взгляд.

— Осторожнее.

Он ухмыляется, но замирает, когда я кладу руку ему на грудь.

Я провожу пальцем по его шрамам, точно так же, как я делала с его иллюзорными чернилами, пока не добираюсь до единственной татуировки, которая не была фальшивой.

Без наслоения других татуировок рисунок становится более четким: сфера с меньшими кругами, разбросанными вдоль нее. Есть растушевка, чтобы сделать линию размытой, а затем несколько других кругов перекрывают основную часть. Если я смотрю на это достаточно долго, круги движутся, переплетаясь друг с другом, каждая линия имеет различный оттенок черного, самый верхний круг — самый темный и, вероятно, самый последний добавленный.

Я жду, что он ответит мне, расскажет о своих шрамах, но его тело замирает. Его дыхание становится резким под моими кончиками пальцев. Я обвожу круги.

— Что это значит? — я поднимаю на него глаза. Он задерживает дыхание.

— Чтобы объяснить это, мне пришлось бы объяснить все.

— Хорошо, что мы договорились, что ты сделаешь именно это, — замечаю я.

Он сглатывает и берет мою руку, прижатую к его груди. Он отстраняет меня от себя, затем поворачивается и продолжает идти обратно к крепости.

Мои кулаки сжимаются, но они расслабляются, когда его глубокий голос наполняет окружающий нас лес.

— Пойдем со мной, и я начну с самого начала, — говорит он, понимающе оглядываясь через плечо.

Я спешу догнать его, подстраиваясь под его шаг.

— Я всегда был Судьбой, — говорит он мне низким голосом. — Хотя я не знал этого, пока не умерла моя мать. Видишь ли, когда человек переходит от жизни к смерти, его сущность проявляется в нем.

— Душа?

Он поднимает руку, поворачивает ее из стороны в сторону.

— Вроде того, но не совсем. Душа переходит куда-то еще. Я понимаю их суть.

— У всех?

— Да, — он прочищает горло. — Я всегда видел, просто не замечал, пока это не коснулось моей матери. Я всегда думал, что у меня богатое воображение или я осознанный сновидец. Потом она умерла, и я увидел все пути, по которым могла пойти ее жизнь. Сначала я не был уверен, но в ее сущности был момент, когда она могла бы отказаться от меня или Кайи. Но тогда она также не была бы королевой. Когда я увидел себя и свою сестру, я стал уделять больше внимания своему воображению, но и мой отец тоже.

Он останавливается у поваленного дерева и усаживается на него, потирая челюсть.

— Чем старше я становился, тем труднее было отрицать, что я -

Судьба. Мои глаза, ну… — он указывает на них, — делали то, что, черт возьми, они делают, и мое воображение усилилось. У моего отца был ужасный характер, и всякий раз, когда я оказывался рядом с одним из его жертв, нити мертвеца впивались в меня. Со временем я научился укреплять себя, впитывать суть только тех, кого хотел узнать или в ком нуждался.

Я сажусь рядом с ним, упираюсь локтями в колени.

— Я не понимаю. Вы с Кайей, кажется, читаете нити, когда человек жив и здоров.

Кристен пожимает плечами.

— Может быть любой, но мне так проще, потому что я — Судьба. Кайе легче, потому что она привязана ко мне как якорь, как и Тейлис. Однако Кайя сильнее, поскольку она несет в себе ту же родословную, что и у Судьбы.

Он вздыхает и опускает взгляд на лесную подстилку.

— Мне было десять, когда мой отец действительно понял это. Судьбы слишком редки, чтобы их вообще можно было заметить, и обычно Королевство получает только одну — обычно королевскую, потому что они скрещивают линии специально для создания Судьбы. Поэтому он спрятал меня. Он становился все более параноидальным, думая, что, если я появлюсь на людях, кто-нибудь из Подполья похитит меня или убьет. Я уже был ценен как единственный наследник короля мужского пола, но Судьба распорядилась так, что я стал чем-то большим. Шрамы — это дело рук моего отца. Я много сопротивлялся ему, когда стал старше, потому что понял, что он использовал мои способности в гнусных целях. Вместо того чтобы доказывать вину, он убил бы каждого подозреваемого, а затем выяснил бы через меня, кто на самом деле виновен. Было пролито так много невинной крови, и, как ты, возможно, могла заметить, для меня это не самое приятное занятие — читать нити, особенно с трупа.

Я делаю глубокий вдох и нежно кладу руку ему на колено.

— Мне жаль, что твой отец заставил тебя это сделать. Кристен грустно улыбается мне, прежде чем продолжить:

— Мне было пятнадцать, когда он связал меня с Тейлисом и Кайей. Большинство проходит через узы, чтобы усилить свои природные способности, но мой отец связал нас в наказание. Он знал, что его ран на моей плоти было недостаточно. Я дошел до того, что мне было все равно, что он оставит мне шрамы, потому что это означало, что я спасал невинных людей.

Он колеблется и кладет мою руку себе на колено.

— Итак, он связал меня с моей сестрой и моим лучшим другом, зная, что как только он это сделает, любая рана, нанесенная на мою кожу, причинит им боль.

Я переворачиваю руку и переплетаю свои пальцы с его.

— Это… ужасно.

— Мне пришлось выбирать между людьми, которыми я в конечном итоге однажды буду править — людьми, которых я должен защищать всем, что я есть, или двумя людьми, которые были для меня большей семьей, чем когда-либо были мои отец или мать.

Кристен сжимает мою руку.

— С моим отцом нужно было что-то делать. Все согласились, но только одному человеку было разрешено подходить к нему достаточно близко.

Я выпрямляюсь, когда осознание овладевает мной.

— Ты убил короля. Он смотрит в землю.

— Я убил короля.

Будучи не Роялистом и имея слишком много собственного дерьма, чтобы иметь с ним дело, я никогда не поддерживала отношения с королевской семьей. Для меня монархами всегда были Боссы Подполья. Они давали мне крышу над головой, хлеб за работу в пределах моих возможностей.

Но о том дне, когда умер король, слышали все. Подполье было закрыто на целую неделю из-за того, что большинство Боссов являются Роялистами, только в масках. Они оплакивали своего Короля, спорили о его загадочной смерти.

Я? Ну, на той неделе я была особенно голодна.

— Когда я убил его, я был прикован к постели больше года. Все его нити не просто проникли в меня, но и атаковали меня. По воле Судьбы, я должен быть несколько двупартийным игроком. Я не могу просто принять монументальное решение, которое в конечном итоге изменит весь ход истории. Я был жестоко наказан своим собственным телом, когда убил его.

Он потирает лоб свободной рукой.

— Это было неподходящее время. Мой первоначальный план состоял в том, чтобы вмешаться в тот момент, когда мой отец умрет. Я хотел взять управление в свои руки и вернуть Королевство в прежнее русло. Много ужасных вещей произошло во время правления моего отца, и я планировал это исправить, но, будучи таким больным, как я был, я ничего не мог поделать.

— Так вот почему ты попросил меня убить Ферриса, не так ли? — спрашиваю я.

Я не особо задумывалась над тем фактом, что он взял меня с собой, чтобы убить этого больного ублюдка, но теперь это имеет смысл. Он хотел смерти Ферриса, но не мог сделать это сам.

— Да, и поскольку Кайя и Тейлис связаны со мной, они могут убивать, но не от моего имени. Если бы я попросил одного из них сделать это, то был бы выбит из колеи. И я не знаю, как долго.

Он тяжело вздыхает.

— В течение единственного года, когда я не мог править, враги подняли свои головы. Другие королевства подготовили целые легионы, чтобы уничтожить нас. Подполье было отправлено смутой. Мне нужно было вернуть контроль в свои руки, но я знал, что сначала мне нужно будет справиться с сорняками.

— Итак, ты стал Боссом, — предполагаю я, но хмурюсь. — И все же, как это поможет в борьбе с другим королевствам?

— Это не так. Не совсем.

Кристен указывает на лес вокруг нас.

— Но этот турнир имеет значение. Женившись, я увеличу свою силу. У любой из этих могущественных воительниц также есть невероятно могущественные семьи. У них есть целые арсеналы — оружие, которое мне понадобится в ближайшие месяцы.

Я высвобождаю свою руку из его.

— Я не такая.

Он прикусывает нижнюю губу.

— Да.

— Но ты привел меня сюда, — говорю я, мой голос дрожит от неуверенности.

Кристен кивает.

— Да.

Я закатываю глаза и фыркаю.

— Ну, ты собираешься сказать мне почему? Его ноздри раздуваются.

— Есть кое-что, что тебе следует знать о Судьбе, Зора. Не нужно много усилий, чтобы ее изменить.

— Так ты привел меня сюда, чтобы все изменить? Наверное.

Он встречается со мной взглядом.

— На самом деле наоборот. Я хмурю брови.

— Я должна быть здесь?

— В некотором смысле.

— Это невероятно расплывчато, Кристен.

Я складываю руки на груди и пинаю землю.

— Если я буду слишком много рассказывать тебе о твоей судьбе, ты можешь изменить ее. Если бы существовал свод правил о том, кто я и чем занимаюсь, это было бы первым в списке того, чего не следует делать.

Он наклоняет голову, изучая выражение моего лица.

— Пожалуйста, постарайся понять.

— Я понимаю, — но это потому, что я злобная, — в некотором смысле.

Его лицо расплывается в улыбке. Мое сердце замирает.

— Если мы поженимся, это изменится, — беспечно говорит он, снова беря мою руку в свою. — Я знаю, что ты не принадлежишь к кругу Роялистов, так что тебе следует знать, что от тебя будут ожидать многого.

Я провожу большим пальцем по тыльной стороне его ладони.

— Если я не могу делать то, что хочу, тогда какой в этом смысл? — я вздергиваю подбородок. — У меня есть цели, если я выиграю это соревнование.

— Да? — его глаза сверкают.

— Да, — говорю я, мой голос снова обретает силу. — Я хочу положить конец сексуальной торговле, ввести больше законов, помогающих женщинам.

Кристен ухмыляется.

— Мне это нравится. И это все?

— Конечно, нет, — усмехаюсь я. — Я также хочу лошадь. Он фыркает.

— Лошадь? Правда?

Я краснею, но держу голову высоко поднятой.

— Хорошо. Пусть будет лошадь.

Он протягивает ко мне руку и заправляет выбившуюся прядь волос мне за ухо.

— Сначала тебе придется победить. Как ты думаешь, ты сможешь это сделать?

— Ты не знаешь?

— Вообще-то нет. Видеть Судьбу — это не то же самое, что видеть реальные образы. Во всяком случае, не всегда. В основном, это интуиция, но с тобой все всегда было немного расплывчато. Это странно, потому что Тейлис и Кайя видят твою судьбу лучше, чем я, — признается он. — Часть меня рада, потому что ты для меня нечто новое. Другая часть меня в ужасе, потому что я боюсь, что то, что я не вижу твоей судьбы, означает, что я забочусь о тебе глубже, чем, вероятно, должен. Мне также никогда не удавалось узнать многого о Кайе или Тейлисе.

Моя кожа горит.

— Я тебе небезразлична?

Его ухмылка становится шире.

— Думаю, что да. По крайней мере, я нахожу тебя абсолютно очаровательной.

Я отвожу взгляд. Часть моей груди, кажется, прогибается. Я провожу рукой по шее, слегка почесывая.

Кристен хмурит брови.

— Что случилось? Я качаю головой.

— Так ты заботишься обо мне как об эксперименте? Или проекте?

Поэтому ты вмешался в мою жизнь?

Он хмурится.

— Зора, нет. Я имею в виду, может быть, поначалу, но здесь что-то большее. Разве ты этого не чувствуешь?

Да, но я чертовски уверена, что не собираюсь поддаваться этому.

Я снова смотрю на него, мое лицо искажается.

— Спасибо, что рассказал мне о себе. Это проясняет некоторые вещи, но я также не уверена, что это что-то меняет между нами. Ты все еще лгал мне.

Я поднимаюсь с поваленного дерева.

Кристен следует за мной, нахмурившись еще сильнее.

— А ты мне не лгала? И я должен в это поверить?

Я пытаюсь подсмотреть, где я вытоптала лес, чтобы определить свой обратный путь в крепость.

— Зора, мы заключили сделку. Я оглядываюсь через плечо.

— Ты рассказал мне свою историю.

Его лицо искажается от раздражения.

— Я рассказал тебе её часть. Я надеялся, что со временем расскажу тебе больше, но я также смогу больше узнать о тебе.

Я нахожу несколько отброшенных в сторону веток и прохожу через отверстие. Я замолкаю, когда вспоминаю, о чем мне уже следовало спросить его. Я оборачиваюсь, напрягаясь, когда обнаруживаю, что он следует за мной по пятам. Я смотрю на него снизу вверх, его размеры затмевают мои.

— С Греттой все в порядке?

Он пристально смотрит на меня.

— Ты меняешь тему.

— Я защищаю свою подругу. С ней все в порядке? — я повторяю. Он кивает.

— Ей понравился Тейлис.

Беспокойство морщит мой лоб.

— Ей часто нравятся вещи, которые ей не должны нравиться.

— Тейлис — хороший человек, — уверяет меня Кристен. — С ним Гретта будет в безопасности.

Я прикусываю губу.

— У него все еще есть информация, которая мне нужна. Кристен отводит взгляд, его челюсть сжимается.

— Единственная информация, которой располагает Тейлис, это то, что он хранит твой архив нитей.

Я выпрямляюсь, когда шок прокатывается по мне.

— Блядь, что?

Он пожимает плечами.

— Как я уже сказал, ты меня заинтриговала.

— Ты — причина, по которой меня нет в Галерее Нитей? — мои глаза обводят его лицо. — Но моя шкатулка пропала много лет назад.

Его ноздри раздуваются.

— Ты… шпионил за мной? — я настаиваю. Он проводит языком по зубам.

— Я действительно не знал, что это ты. Твои нити были набором твоих воспоминаний. Я никогда не видел твоего лица. Я только слышал твой голос, чувствовал твою сущность. В тот первый вечер в клубе я сразу узнал тебя.

— Как долго? — спрашиваю я. — Как долго, черт возьми, ты за мной наблюдаешь?

Он бросает на меня виноватый взгляд.

— Несколько лет.

Я отворачиваюсь от него и иду вперед. Меня даже не волнует, иду ли я в правильном направлении.

— Ты можешь перестать уходить? — спрашивает он, догоняя меня. — Я нашел твою шкатулку с нитями в комнате, спрятанной во дворце. Она была среди многих вещей, которые по какой-то причине хранил мой отец. Я понятия не имел, что это ты. Когда я нашел твою шкатулку, мне было семнадцать, и мне было естественно любопытно.

Он пробегает передо мной и преграждает мне путь вперед, бросая на меня умоляющий взгляд.

— Ты была такой завораживающей, Зора. Я даже не знал, как ты выглядишь, но я видел, как ты сражалась, и это вселило в меня надежду. Ты — одна из причин, по которой мне удалось убить своего отца и освободить королевство от его гнёта. Честно говоря, я никогда не думал, что когда-нибудь встречу тебя. Читать твои нити было все равно что читать бесконечно замечательную книгу. Я знал только, что ты все еще жива и здорова, потому что с каждым месяцем твоя коробка наполнялась новыми нитками, как и у всех остальных.

— Я хочу ее, — огрызаюсь я. — Это мои нити. Ты не имел права оставлять их себе. Если бы ты вернул мою шкатулку в Галерею Нитей, тогда, возможно, я нашла бы ее много лет назад. Может быть, я узнала бы, как была разрушена моя семья.

Холод пробегает по моему сердцу, и я делаю угрожающий шаг к нему, обвиняюще указывая пальцем.

— Ты знаешь? Ты видел, кто причинил вред моей семье? Кристен энергично качает головой.

— Нет, и поверь мне, как только я официально познакомился с тобой и узнал о твоей семье, я снова просмотрел твою коробку, прочитал каждую ниточку. Я искал ответы для тебя, Зора, но кто-то, должно быть, забрал у тебя эту нить раньше и хранит ее много лет.

Я скриплю зубами, но киваю.

— В этом есть смысл. Я даже толком не помню ту ночь, которая всегда казалась мне странной. Может, я и была мала, но это был крайне важый момент. Если кто-то украл его у меня, тогда бы все совпало.

Он проводит пальцами по волосам.

— Прости. Хотел бы я знать больше о твоем прошлом в этом отношении.

— Не мог бы ты?… Не мог бы ты прочитать меня? Он колеблется.

— Я мог бы, но думаю, можно с уверенностью сказать, что кто-то отнял у тебя ту ночь. Вероятно, те, кто несет за это ответственность.

— Если только я не подавляю это, — я глубоко вдыхаю. — Такое случается.

Он кивает.

— Иногда, да, — признается он мягким голосом, — но я не думаю, что мне следует читать твои мысли, Зора.

Я хмурюсь.

— Почему нет? На что еще ты годишься, кроме этого чертовски горячего пресса?

Его рот растягивается в глупой ухмылке.

Черт, я сказала это вслух?

Я сглатываю и делаю движение в его сторону.

— Давай, просто прочти меня.

— Если я пороюсь в твоих нитях и найду запертые воспоминания о той ночи, тебе придется пережить это заново, — медленно говорит он, хмуря брови. — Если твой разум подавляет это, он делает это для твоего же блага. Если я буду давить, я могу причинить тебе боль.

— Причинение мне боли раньше тебя не останавливало, — рычу я.

Он морщится, гнев искажает его черты.

— Хорошо, — он подходит ко мне и хватает за плечи. — Просто помни, что ты сама просила об этом.

Мое тело напрягается под его прикосновением, прежде чем мои плечи опускаются под теплом его ладоней. Я закрываю глаза, не в силах выдержать его напряженный взгляд. Мое сердце колотится сильнее, и во мне нарастает предвкушение.

— Сделай это, — говорю я.

Он скользит руками с моих плеч к обнаженной коже шеи.

Мои глаза распахиваются, и я быстро отступаю назад, когда его руки образуют удушающий захват.

— Что за черт?

— Извини, — он прочищает горло. — Это было непреднамеренно. Мне нужен контакт кожа к коже, и чем глубже скрыта нить, тем ближе я должен быть.

Я протягиваю к нему руки.

— Тогда ты можешь взять меня за руки, как делал с Феррисом. Он кивает и осторожно берет их.

— А если мне нужно больше? Если мне нужно будет продвинуться дальше?

— Прекрасно. Что угодно. У тебя есть мое разрешение делать то, что тебе нужно, если это даст мне то, что я хочу.

Я сжимаю его руки.

— Просто сделай это, пока я не струсила.

Он тяжело сглатывает и тянет меня, притягивая ближе к себе.

— Закрой глаза и постарайся не двигаться. Расслабь свои мышцы настолько, насколько сможешь. Чем больше ты желаешь, тем легче мне проникнуть под твою плоть.

Мое лицо искажается.

— Фу.

Он морщит нос.

— Я знаю, но лучшего способа сказать это нет.

— Хорошо.

Я фыркаю и закрываю глаза.

В его голосе слышится намек на улыбку, когда носки его ботинок соприкасаются с моими.

— Хорошо.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Всё начинается со вспышек света и тьмы — бессвязных искр моей жизни, мелькающих за веками.

Сначала мама готовит мой любимый суп из чечевицы и поет старый гимн: «Посмотри, какувядаютрозы, посмотри, какондержитрукоятьножа…»

Затем я, маленькая, в объятиях моего брата, когда мы находим созвездия на небе. Его детский смех тихий, но бесконечно счастливый. Такой невинный и прекрасный.

«Посмотри, как ранят эти шипы, посмотри, как она, должно быть, падает в обморок…»

На моей коже пальцы Кристена движутся вверх по моим рукам, его грудь прижимается к моей. Я поднимаюсь на цыпочки и прижимаюсь к нему.

В затылке у меня черная дыра. Пустота, бесконечность. Она зияет, неустанно наблюдающая, но безмолвная, если не считать гимна мамы: «Посмотри, как мы тонем в золоте, посмотри, какрассказываютнаши истории…»

Я вижу себя стоящей на коленях на нашем заднем дворе.

Грязь облепляет мои колени, руки, лицо. Я хихикаю, когда мой брат танцует передо мной, широко раскинув маленькие ручки и подставив лицо солнцу. Его длинная грива светлых волос струитсяпоспине, собраннаявконскийхвост. Онвсегдаотказывалсястричь их.

Я всхлипываю, уткнувшись в грудь Кристен.

Его рука обхватывает меня сзади за шею, когда он сильнее прижимает меня к себе.

«Посмотри, как умирают члены Королевской семьи, посмотри, как, должно быть, лгут наши малышки…»

И дыра насмехается надо мной и Кристеном. Оно становится шире, хочет поглотить нас в своих глубинах и никогда не отпускать. Еще один шаг в мой разум, и мы станем пленниками. Мы будем падать, и падать, и падать и…

Я хватаю ртом воздух, мои глаза распахиваются от ужаса.

Лоб Кристена прижимается к моему. Его грудь вздымается в такт биению моего сердца. Его глаза несколько раз моргают, отрываясь от моих мыслей.

Рациональная часть моего мозга подсказывает мне оторваться от него, но я слишком занята, упиваясь его ароматом, впиваясь ногтями в его спину. Как будто между нами натянутая веревка, и если я отодвинусь, хотя бы на дюйм, она порвется. Это не спасательный круг и не петля. Это что-то среднее, и это жадность.

Кристен, должно быть, тоже это чувствует. Его дыхание прерывистое, когда губы касаются моего лба.

— Я могу попробовать еще раз, — бормочет он.

— То место, — шепчу я, — та черная дыра. Что это было?

Он сжимает в кулаке мои волосы, мышцы на его бицепсе вздуваются, как будто он сдерживает себя. Я не знаю, оттого ли это, что он отдаляется — его сознание кричит на него, как и мое, — или от желания придвинуться ближе.

— Возможно, это место, откуда было украдено важное воспоминание, — бормочет он. — Это также могло быть подавленным воспоминанием.

Он крепче сжимает мои волосы и заставляет меня посмотреть ему в глаза.

Его глаза переливаются темными, чувственными красками, зрачки расширены. Он глубоко вдыхает, словно пытаясь отстраниться от чего- то, но я провожу пальцем по его позвоночнику, и его желание обжигает меня, переползая через невидимую связь между нами.

— Что это? — спрашиваю я, чувствуя, как жар разливается внутри меня.

Рациональные мысли покидают меня, когда он наклоняется, его глаза сосредоточены на моих губах.

— Кристен?

— Ммм? — его глаза закрываются, когда его нос соприкасается с моим.

— Что происходит? — спросил я. Дрожь пробегает по его телу.

— Я не… я не могу… — он стискивает зубы и заставляет себя отвести от меня взгляд. — Зора, оттолкни меня.

— Что? — задыхаясь, спрашиваю я, когда он сильнее прижимается ко мне.

— Если ты не оттолкнешь меня, я собираюсь… трахни меня, — он вздрагивает, когда я впиваюсь пальцами ему в спину.

Давление нарастает у меня в груди, в голове. Мне нужна разрядка, и по какой-то причине единственное, что имеет смысл, — это глубже вцепиться в его кожу, разорвать его на гребаные клочки, почувствовать, кто он такой.

Я задыхаюсь?

Я пытаюсь прояснить зрение, но Кристен расплывается передо мной. Он больше не мужчина. Он… он… Суть.

Я хватаю его сзади за шею и притягиваю его губы к своим. Недостаточно. Я провожу языком между его губ, и его язык встречается с моим с такой же ужасной потребностью. Наши зубы клацают друг о друга, когда мы просовываем наши языки глубже, почти так, как будто нам хотелось бы забраться под кожу друг друга, стать единым существом внутри и снаружи.

Я стону ему в рот, и он запускает руки мне под рубашку. Он сжимает мою талию и толкает меня назад, пока я не врезаюсь в дерево, прежде чем он прижимается ко мне.

Я отрываю свой рот от его и злобно прокусываю путь вниз по его челюсти, шее, заявляя на него права снова и снова своими зубами.

Он поддается мне, постанывая при каждом касании моих зубов.

Ты моя, — тихий голосок эхом отдается в моей голове, — чтобы убивать.

Я протягиваю руку вниз и обхватываю выпуклость его штанов, затем агрессивно дергаю за нее.

Его пресс напрягается, и он ударяет предплечьем мне в шею с низким угрожающим рычанием.

Это выбивает меня из того гребаного ступора, в котором я нахожусь, и мои глаза широко распахиваются, когда я немедленно отпускаю его чертовы яйца.

— Черт.

Взгляд Кристена совершенно черный, все краски исчезли. Это как если бы он проник в черную дыру у меня в голове и пожирал ее каждым движением своего языка и каждым укусом на моей коже.

Может быть, он так и сделал.

Понимая это, паника и дискомфорт завязывают узлы у меня в животе.

Его рука сильнее давит на мою шею, и я вырываюсь из его хватки.

Мои ноги отрываются от земли, и я бесцельно пинаю его по ногам.

— Кристен! — я кричу. Я хватаю ртом воздух, затем наклоняю голову вперед, врезаясь в его.

Он стонет и отшатывается назад, прижимая руки ко лбу.

Я опускаюсь на землю и подтягиваюсь на коленях. Провожу пальцами по шее, чувствуя нежную кожу.

Наверняка останется синяк.

Я смотрю на него в замешательстве и ярости.

— Что за хуйня это была? — я шиплю, и мне больно говорить.

Он стискивает зубы и наклоняется, схватившись за промежность и качая головой.

— Боги, я не знаю, — он поднимает голову, и узлы в моем животе ослабевают при виде его обычного, цветного взгляда. — Черт возьми, Зора, мне так жаль.

Он спешит ко мне и опускается передо мной на колени. Он подносит большой палец к моей губе, затем оттягивает ее, глядя на кровь. Я не помню, чтобы он укусил меня там, но я точно помню в другом месте.

Мой взгляд скользит по следам зубов на его шее, и он тоже находит мои.

— Клянусь тебе, со мной никогда, абсолютно никогда такого не случалось. Если бы я знал, что подвергну тебя такой опасности, я бы никогда не пытался читать твои нити, — обещает он напряженным голосом и с выражением вины на лице.

— Ты видел что-нибудь во время всего этого? — спрашиваю я, съеживаясь, когда мои голосовые связки покалывает от боли.

— И да, и нет. Это было так, словно вселенная исчезла, и все, что я мог чувствовать, были ты и.… ярость.

Кристен нежно проводит пальцами по моему горлу.

— Прости меня. Я не знаю, что на меня нашло.

— Тогда это неизведанная территория для нас обоих, — говорю я. Он кивает.

— Мне нужно быть с тобой поосторожнее.

Мой взгляд скользит к его губам. Я не должна хотеть большего после того, что только что произошло. Я вообще не должна хотеть его. Но я хочу. Я прикусываю язык.

Он проводит пальцами по моей щеке, его глаза темнеют и становятся темно-бордовыми.

— В глубине души я знал, что мне нужно дистанцироваться от тебя. Что бы ни было между нами, я не уверен, что это должно когда- либо зайти дальше. Я бы хотел, чтобы это было возможно, но я не буду рисковать причинить тебе боль.

Мое внимание переключается на его татуировку. Круги движутся в странной оптической иллюзии, привлекая мое внимание и сводя меня с ума.

— Могу я узнать, что это значит сейчас?

Кристен убирает руку с моего лица и помогает мне встать. На мгновение мы держимся друг за друга, прежде чем он делает неловкий шаг назад. Он проводит большим пальцем по своей татуировке.

— На что это похоже для тебя? — выражение его лица становится нервным, как будто мой ответ мог решить тысячу загадок.

Я приподнимаю бровь.

— Я бы предположила то же, что и все остальные. Это пересекающиеся круги, но они причудливо сплетены, создавая своего рода иллюзию, — я пожимаю плечами. — Мне она нравится. Я бы не отказалась от такой же.

Он делает резкий вдох, прежде чем крепко сжимает губы.

Цветные завитки в его глазах становятся резче и интенсивно колышутся.

— Что? — спрашиваю я.

Он прочищает горло и отводит взгляд.

— Ничего.

Он смотрит на небо.

Луна дает знать о своем присутствии, последние лучи солнца исчезают, и горстка звезд оживает.

— Нам нужно возвращаться в ваш лагерь.

Он поворачивается ко мне спиной и тащится предположительно в направлении крепости.

— Подожди секунду, — говорю я с хмурым видом. Я следую за ним. — Ты только что чуть не сломал мне шею. Самое меньшее, что ты мог бы сделать, это рассказать мне, что-нибудь насчёт этой татуировкой.

Кристен пригибает голову под ветку, но избегает зрительного контакта.

— Это Судьба.

— О, и теперь ты решил меня разыграть? — я толкаю его в плечо. Мой тон игрив в надежде, что он смягчится, но на него словно наваливается мрачный груз.

Его челюсть сжимается.

— Нам следует вести себя тихо. Я не хочу привлечь еще одного монстра. Они наверняка будут рыскать повсюду с восходом луны.

Я заправляю волосы за уши, затем обхожу его, заставляя встать у меня за спиной.

— Я поведу. Тебя даже не должно было здесь быть.

Я оглядываюсь назад, ожидая, что он клюнет на наживку, но его глаза прикованы к лесной подстилке, плечи сгорблены в раздумье.

— Гребаные мужчины, — ворчу я и шагаю вперед.

Он мрачно усмехается.

— Я это слышал.

— Хорошо, — выплевываю я в его сторону. — Кто знал, что Наследник судьбы будет так чертовски требователен?

— На моих плечах буквально весь мир, — говорит он с ноткой притворной жалобы.

Я закатываю глаза и замечаю огонь в крепости, мерцающий между просветами в лесу, как раз в тот момент, когда ужасный визг разрывает ночь.

Мой позвоночник напрягается, и Кристен хватает меня, заставляя нас обоих присесть.

— В атаку! — кричит женщина.

Кусты рядом с нами затрещали, когда женщины-воины ворвались в крепость с поднятым оружием.

Я замечаю Хармони и Серу наготове у костра. Они обнажают клинки, их глаза сузились.

— Я должна им помочь, — я вскакиваю на ноги, но Кристен обхватывает рукой мою икру.

— Тебя убьют, — шипит он.

Я усмехаюсь и отстраняюсь от него.

— Неужели никто не учил тебя никогда не недооценивать женщину?

Выражение его лица становится озабоченным.

— Я не хочу потерять тебя.

— И ты не сделаешь этого, шут гороховый. Очевидно, ты не очень хорошо меня знаешь.

Я раздвигаю листья и выглядываю наружу.

Сестры извиваются и рычат в синхронных движениях, укладывая одну женщину за другой. Они сильные, но они окружены.

Мой взгляд падает на мое оружие. Оно лежит у огня. Я смотрю вниз на Кристена.

— У тебя был меч.

Он инстинктивно тянется к своему поясу. Ножны пристегнуты ремнем за левым бедром, настолько незаметные, что я не увидела их раньше, они из черной кожи идеально сочетаются с его брюками.

— Дай мне его, — я протягиваю руку и шевелю пальцами. Он встает и закусывает губу.

— Ты уверена?

— Я заключила с ними сделку. Я не оставлю их в беде, — заявляю я, затем опускаю руку к его ноге и сама вытаскиваю лезвие.

Кусочки крови и кишок лесного монстра присохли к лезвию, но оно тщательно обработано. Оно кажется сбалансированным, роскошным. Что-то глубоко внутри меня мурлычет от удовольствия. Мои губы растягиваются в убийственной улыбке.

— Ты не получишь его обратно.

Кристен взмахивает рукой в сторону битвы.

— Да, я так и думал. А теперь иди надери кому-нибудь задницу.

Моя улыбка становится шире, и я собираюсь покинуть убежище из листьев, но Кристен берет меня за руку и тянет к себе.

Он на мгновение прижимается своими губами к моим, затем резко отталкивает меня.

— Во что бы то ни стало, — говорит он, в его глазах пляшут игривые огоньки, — иди и добейся моей руки.

— Я думаю, ты имеешь в виду, что я должна пойти завоевывать свой трон, — уточняю я, затем продираюсь сквозь ветви.

Крик вырывается из моего горла, злобный и яростный, когда я врезаюсь плечом во врага и валю ее на землю.

Кристен выбегает из укрытия, мое движение расчищает путь к моему оружию у костра. Он берет по кинжалу в каждую из своих ладоней, затем с ухмылкой предстает надперед воительницами.

Несколько женщин застигнуты врасплох его внезапным появлением, но Хармони и Сера быстро используют этот момент, вонзая мечи в их грудь.

— Отстань от меня! — женщина подо мной рычит. Я приставляю лезвие к ее горлу.

В ее глазах вспыхивает ужас, а нижняя губа дрожит.

— Просто отпусти меня, — шепчет она. — Я уйду.

Я стискиваю зубы, когда сажусь верхом, разрывая ее горло. Вытекает кровь, и мое сердце колотится о грудную клетку. Я снова смотрю на Кристена.

Он грациозно перемещается между воительницами, но не убивает. При каждой возможности отрубить голову или вырвать сердце он отходит на несколько шагов и ждет, когда они снова двинутся вперед.

Это неправильно.

Я тяжело сглатываю и крепче сжимаю рукоять своего меча, как раз в тот момент, когда что-то врезается мне в грудь. Я ахаю и снова обращаю свое внимание на женщину подо мной.

Она ухмыляется и выдергивает кинжал, который вонзила мне в бок.

Из меня вырывается стон боли, и быстрым, бездумным движением я перерезаю ей глотку.

Она справляется с шоком, прежде чем ее тело обмякло.

Я отшатываюсь от нее и хватаюсь за бок. В моем зрении появляются точки.

Чертова сука…

Я сжимаю свой меч одной рукой и вонзаю его в спину женщине, пытающуюся сбить с ног Серу.

Сера тяжело вздыхает, и ее глаза расширяются, когда я тянусь к ней. Она ловит мою руку и обнимает меня за плечи.

Земля дрожит.

Лязг оружия стихает, когда все замолкают. Я со стоном прижимаюсь к Сере.

— Черт, что это? Скажи мне, что всему этому дерьму пришел конец.

— Боюсь, что нет, — говорит Сера и тянет нас к Хармонии. — Я думаю, это только начало.

Я моргаю, чтобы прояснить зрение, когда кто-то кричит, призывая к отступлению.

— Это река, — выдыхает Хармони.

Я смутно припоминаю, что она упоминала что-то о том, что река безопасна днем.

— Она оживает или что-то в этом роде ночью? — я съеживаюсь от того, как жалко это звучит.

— Зора! — Кристен подбегает ко мне.

Он мгновенно заключает меня в объятия, прижимая свою большую ладонь к моей ране, в его глазах паника.

— Уведи ее отсюда, — шипит Хармони. — Она чувствует запах крови.

— Ну… дерись… крутой парень… — бормочу я. Звезды над головой плывут по кругу.

Подождите, а звезды плавают?

Должно быть, я попыталась взмахнуть клинком или что-то в этом роде, потому что Кристен выхватывает меч у меня из рук и убирает его в ножны, все еще прижимая меня к себе.

— Ты сильный, — невнятно произношу я. Он подхватывает меня и уносит.

— Да? Ну, ты сильнее, так что не засыпай. Хорошо?

— Водное… чудовище…

— Сестры достаточно искусны, чтобы отбиться от него. Не беспокойся об этом.

— Рюкзак… первая помощь… Кристен ускоряет шаг.

— Не волнуйся. У меня есть безопасное место поблизости.

Мое лицо морщится, когда ветки бьют меня по лодыжкам.

— Открой свои прекрасные глаза, принцесса, — приказывает он.

Они закрыты? Но я все еще вижу звезды…

— Принцесса это сестра. Фу, — выдавливаю я. Он фыркает, но его паника берет верх.

— Способность все испортить. Ты заноза в заднице, даже когда находишься без сознания.

— Это не так, — ною я.

Он укладывает меня на что-то мягкое. Затем легонько похлопывает меня по щеке.

— Посмотри на меня, Зора.

Я открываю глаза.

Мы в пещере. Это все, что может понять мой мозг.

— Это будет больно, — предупреждает он.

— Мне не бывает больно, твою мать! — я визжу, когда он поливает мою рану спиртом.

Он прижимает руку к моей груди, когда я пытаюсь приподняться.

— Я должен почистить ее, чтобы увидеть, насколько все плохо.

— Швы, — выдавливаю я.

— Швы, — соглашается он.

— Раскали лезвие, — предлагаю я. Он качает головой.

— Это то, что ты сделала со своей рукой?

Я пожимаю плечами, но сожалею об этом движении, поскольку оно тянет во всех самых неподходящих местах.

— Нет нитки. Нет иголки.

— Ну, у меня есть, — он показывает мне иглу. Она поблескивает в тусклом освещении пещеры. — Вот.

Он засовывает мне в рот скомканный лоскуток ткани. Логика исчезает.

— Кинк, — говорю я, мой голос приглушен тканью. Он приподнимает бровь.

— Что?

— Кинк, — пробую я снова. На самом деле это звучит как — КУХ-КУХ.

Он протыкает меня иглой.

Я со стоном впиваюсь зубами в ткань.

Он быстр и, очевидно, хорошо разбирается в искусстве шитья.

Я думаю, так оно и было, если бы у него был отец, который калечил его в детстве.

Он заканчивает, завязывает шов и вынимает тряпку у меня изо рта. Он проводит пальцем по своей работе, затем прикладывает влажную тряпку к местам, где выступила кровь. Он нежно снимает с меня корсет, задирает рубашку прямо под грудью и очищает мою грудную клетку, мой живот, его прикосновения легкие, как перышко, что мне трудно поверить, что это его руки.

— Где мы? — шепчу я.

Краешки моего зрения затягивают меня в сон, но я заставляю себя бодрствовать.

Он поднимает свечу, ее маленькое пламя — источник нашего света.

— Мы на дальнем краю арены. Тейлис сказал мне, что у него в стенах вырыты пещеры, входы в которые почти незаметны.

Кристен использует небольшой таз, наполненный водой, чтобы промыть окровавленную ткань.

— Все это придумал Тейлис? Он морщится.

— Он любит свои игры. Иногда, возможно, даже чересчур.

— Так этот турнир был не твоей идеей? — я ворчу и переворачиваюсь на неповрежденный бок, подпирая голову рукой.

Он хмурится.

— Честно говоря, я считаю, что это испытание для меня в той же степени, что и для сражающихся женщин. Как ты знаешь, я не могу читать мысли самых близких мне людей. Это в значительной степени относится и ко мне. Видеть мое собственное будущее запрещено, но Тейлис и Кайя чувствуют кое-что о моем будущем пути. Тейлис чувствовал, что мне нужна королева, а Кайя чувствовала, что это должна быть защитница, кто-то, кто мог бы превзойти врагов в нашем Королевстве.

— И этот гребаный турнир был твоим решением? — я сжимаю переносицу. — Я зарабатываю на жизнь убийством людей, но никогда — невинных. Эти женщины не заслуживают такой смерти.

— Это было предначертано много лет назад, — объясняет он. — Если бы Тейлис или Кайя увидели бы изменения, они бы мне сказали.

Я пристально смотрю на него.

— Значит, ты просто делаешь все, что тебе говорят. Как тогда, когда Тейлис заставил тебя поцеловать меня?

Он выдергивает мокрую ткань, его бицепсы напрягаются.

— Я не могу принимать важные решения самостоятельно, Зора.

Если бы я это делал, я бы уже женился на тебе.

— О, — говорю я, придушив слово, когда между нами затягивается тишина.

К моим щекам приливает жар, и я опускаю взгляд на пол пещеры.

— Прости, я не должен был этого говорить, — он выдыхает и устраивается рядом со мной. — Даже такое заявление может изменить Судьбу. Я не могу хорошо видеть твои нити, Зора, но я вижу достаточно, чтобы знать, что твое будущее полностью связано с моим, с Королевством, — он прочищает горло. — Я просто не уверен, что это закончится хорошо.

Я смотрю на него, собирая все свои силы, чтобы произнести следующее предложение.

— Ты не хочешь, чтобы я была частью твоего будущего, но ты заявляешь, что хочешь жениться на мне в проклятой богами пещере?

Он проводит рукой по лицу.

— То, чего хочу я, и то, чего хочет Судьба — это разные вещи.

— Но ты — Судьба.

— Я не Судьба. Я вижу нити, которые скрепляют эту вселенную.

Это не значит, что я тот, кто полностью контролирует их.

— Итак, чтобы внести ясность, ты хочешь меня, тебе просто нужно разрешение?

Я смеюсь.

— Это смешно.

Его глаза темнеют, и он улыбается.

— Ты понятия не имеешь, как сильно я тебя хочу, но на то есть веская причина. Я не думаю, что ты останешься здесь.

— Наверное, ты прав. Особенно с тех пор, как я потеряла к тебе всякое доверие.

Я ложусь на спину и закрываю глаза.

Он легонько убирает волосы с моей шеи и оставляет там нежный поцелуй.

— Что я должен сделать, чтобы вернуть твою веру в меня?

— Ты можешь сделать больше, — бормочу я, пытаясь придвинуться ближе, но отступаю, морщась от боли, мои швы натягиваются.

Кристен прикладывает ладонь к моему лбу.

— У тебя температура. Тебе нужно отдохнуть.

Я киваю в знак согласия, прижимаясь щекой к какой-то мягкой подушке, на которую он меня положил.

— Спокойной ночи, красавица, — шепчет он.

Последнее, что я чувствую, это его губы на моем виске, его пальцы, скользящие по моим волосам — покой.

Но почему-то я уверена, что это затишье перед бурей.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

В первый раз в своей жизни я просыпаюсь в безопасности.

Я открываю глаза и оказываюсь лицом к лицу со спящим Кристеном. Его рука крепко обнимает меня, кулак сжимает ворот моей рубашки. Я медленно выдыхаю, мое тело чувствует себя таким же расслабленным и защищенным, каким выглядит его лицо. Никаких морщин или смятения. Просто расслабленный мужчина.

Я могла бы привыкнуть к этому.

Я действительно думаю так, и страх прорастает в моем теле. Я вытесняю его, раздавливаю в зародыше.

Позволь себе насладиться этим.

Темные волосы Кристена падают ему на глаза, над густыми ресницами. Его губы слегка приоткрыты, и я слегка вздрагиваю, когда он храпит.

Хихиканье, чертово хихиканье. Именно такой звук вырывается из меня, когда крошечная слюна стекает у него изо рта. Я зажимаю рот рукой, но уже слишком поздно.

Кристен напрягается, и его глаза распахиваются. Его напряжение спадает, когда он смотрит на меня, краски его глаз по-утреннему ясны и прекрасны. Каждый маленький завиток переливается пастельными тонами, его зрачки поражают.

— Я не хотел засыпать, — сонно бормочет он и садится.

Он проводит тыльной стороной ладони по рту, светло-бронзовые щеки темнеют от смущения, когда он обнаруживает следы слюны.

Я разражаюсь громким хихиканьем, затем сгибаюсь пополам и хватаюсь за бок.

— Ах, — рычу я, проводя пальцами по вышивке Кристена.

— Я не уверен, что это значит, — говорит он, удивленно приподнимая бровь. — Как ты себя чувствуешь?

— Как настоящий кусок дерьма, — ворчу я.

Он помогает мне подняться на ноги, и я смотрю вниз на импровизированную кровать, на которой мы спали. Это настоящая раскладушка. Тонкий матрас, но, тем не менее, матрас.

Я искоса смотрю на Кристен.

— Не хочешь поделиться, как ты смастерил это в дикой местности?

— Эм, — он потирает затылок и одаривает меня застенчивой улыбкой.

Я фыркаю и отворачиваюсь.

— Ты действительно принц.

— Куда ты идешь? Ты едва оправилась.

— Нужно найти своих союзниц. Последнее, что я помню, это то, что мы оставили их в довольно опасном положении. Я хотела бы знать, живы ли они еще.

Я двигаюсь к выходу из пещеры, расбрасывая листву на своем пути. У меня щемит в груди, когда сердце нашептывает глупые, безответственные вещи.

Возвращайся к нему, оставайся в этой пещере навсегда.

Снаружи восход солнца освещает верхушки деревьев. Я пробираюсь сквозь высокую траву и крадусь обратно в направлении крепости, опасаясь по пути за свою рану. Каждый шаг, каждый вздох — боль пронзает меня рикошетом.

Наслаждайся покоем, — говорю я себе.

Выросшая в Гронеме, я всегда знала только городскую жизнь. Если бы не нападки и не ссора с Кристеном, я думаю, что мне действительно могла бы понравиться природа. То, как шелестят кроны деревьев. Жужжание различных насекомых, сливающееся в ошеломляющий, восхитительный гул. То, как моя грудь не сжимается при каждом вдохе, отсутствие городского загрязнения, готового украсть годы моей жизни. Я позволяю себе улыбнуться и поднимаю лицо к небу. Солнечные лучи виднеются то тут, то там, проникая в мою кожу теплой дымкой, которую, по-моему, я никогда раньше не чувствовала, но я…

ХРУСТ.

Я перестаю улыбаться.

Хруст-хруст.

Я оглядываюсь через плечо.

Кристен идет вперед, не обращая внимания на мой столь необходимый покой, его сапоги уничтожают каждое растение, ломают каждую веточку.

Я стискиваю зубы.

— Ты не мог бы быть громче?

— Вероятно мог бы.

— Это был риторический вопрос, — фыркаю я. Кристен догоняет меня и легонько толкает в плечо.

— Мне идти на цыпочках?

— Просто заткнись.

— Я так понимаю, ты не жаворонок. Я свирепо смотрю на него.

— Я не любящий жизнь человек. Он улыбается мне, как будто я шучу. Я не шучу.

— Твой характер следует изучить, — замечает он.

— Я же сказала тебе вести себя тихо, — я потираю виски.

Он изображает, как застегивает рот на замок и выбрасывает ключ.

Мои плечи расслабляются, когда мы ускоряем шаг и тихо идем вперед. На несколько мгновений я возвращаюсь к блаженству, которое можно найти только в лесу. Затем я слишком остро ощущаю присутствие Кристена. То, как его пальцы касаются моих каждые несколько шагов. Легкое придыхание, которое он издает, когда мы взбираемся на холм. Я смотрю на него и, клянусь, даже слышу его мысли. С его нахмуренным лбом и разноцветным торнадо в глазах, кажется, что он размышляет о вселенной.

Он вполне мог бы и о ней думать. О чем еще думает Наследник Судьбы.

Он замечает мой пристальный взгляд и вопросительно смотрит на меня, приподняв бровь.

— Ты слишком громко думаешь, — жалуюсь я. Его брови сходятся на переносице, а рот кривится.

— Прости, Зора, я просто должен не существовать?

— Это было бы замечательно, — говорю я со вздохом облегчения. Его челюсти сжимаются.

Хорошая работа. Ты действительно умеешь обращаться со словами.

Я открываю рот, чтобы извиниться, но слова вырываются у меня сами собой.

Поперек тропинки впереди лежит тело. Женщина с темными волосами и пустым взглядом. Что-то помимо воительниц настигло ее, внутренности вырвали наружу, рот разинулся в беззвучном крике.

— Боги. Я опускаюсь на корточки и закрываю ей глаза, — я поворачиваюсь к Кристену. — Как ты можешь мириться со всем этим? Это невинные женщины.

Он поджимает губы, проводит рукой по волосам и продолжает двигаться вперед, игнорируя меня и тело.

— Эй, — рычу я и догоняю его, — я задала вам вопрос, Ваше Высочество.

Он морщится.

— Если бы был другой способ, Тейлис или Кайя сказали бы мне.

Я хмурюсь, но молчу. Я понимаю, что есть правила, которые он не может нарушить.

Но это?

Мой желудок сжимается.

Хочу ли я трон, если это означает продолжение турнира?

Мы замедляемся у границ крепости, запах горелой плоти еще не улетучился.

Я смахиваю листья и выхожу на открытое место.

Хармони сидит у огня. Ее кожа скользкая от какого-то черного ихора. Она нанизывает отвратительного вида кусок мяса на вертел, поджаривая его над огнем. Она смотрит на нас, и в ее глазах вспыхивает раздражение.

— Сера? — спрашиваю я, обводя взглядом лагерь.

— Спит в хижине.

Она наклоняется и что-то поднимает рядом с собой, прежде чем бросить мне.

Я ловлю это и тут же бросаю на землю.

— Ух ты!

Я смотрю вниз на голову, морда покрыто скользкой черной чешуей. Два выпуклых сапфировых глаза с желтыми щелочками безжизненно смотрят на меня.

— Ты оставила нас с этой штукой, — жалуется Хармони. —

Предполагается, что мы союзники.

— Она была тяжело ранена. Если бы она осталась, то умерла бы, — говорит Кристен.

— Я могу говорить за себя, — огрызаюсь я. Хармони в отчаянии машет руками.

— Эй? Что он вообще здесь делает? — она сердито смотрит на Кристена. — Мы умираем во имя тебя, а ты назло нам спускаешься в эту яму, где тебя легко могут убить.

— Я должен сражаться рядом со своей будущей королевой, не так ли? — спрашивает он.

Она поправляет свои длинные золотистые волосы, ее коса расплелась за последние сорок восемь часов.

— Возможно, это восхитительно, но ты явно выбираешь фаворитов, — она бросает на меня многозначительный взгляд. — Мы все здесь ради тебя.

Сера высовывает голову из хижины.

— Заткнись, черт возьми. Я пытаюсь заснуть, — она замечает нас с Кристеном, и ее ноздри раздуваются от ярости. — Или, еще лучше, уходите.

— Вы хотите расторгнуть наш союз? — спрашиваю я, переводя взгляд с одну на другую.

Хармони закусывает губу.

Сера выходит из хижины и скрещивает руки на груди.

— Ты была всего лишь отвлекающим маневром, тащившим нас ко дну.

Я отмахиваясь от её слов.

— Я спасла тебя в тот первый день. Она вздыхает.

— Конечно, и я благодарю тебя за это, но, честно говоря, Зора, почему мы должны помогать тебе, когда на твоей стороне уже есть Наследник?

Я поворачиваю голову к Кристену.

— Видишь, что ты наделал? Я же говорила, что тебя здесь не должно быть.

Он чешет подбородок.

— Кто вообще сейчас заботится о Королевстве? — спрашивает Хармони.

— Королевский совет, а также принцесса, — он переступает с ноги на ногу и расправляет плечи. — Если ты искренне хочешь, чтобы я ушел, я могу уйти. Я только подумал, что если я отправлю вас всех в окопы, то и сам должен страдать рядом с вами.

— Мы готовились к этому турниру всю нашу жизнь, — рявкает Сера. — Ты можешь думать, что поступаешь благородно по отношению к своей будущей жене, но ты также ведешь себя безрассудно.

— О, он всегда такой, — добавляю я. Хармони дергает себя за прядь волос.

— Уходи, принц. Достаточно скоро ты будешь с одной из нас.

— Я не сомневаюсь в этом, учитывая то, как вы двое ссоритесь, — предлагает он и улыбается.

Я хмурю брови.

— Подожди.

— Тогда я пойду, — Кристен игнорирует меня и отступает. — Спасибо, что спасли меня от благородного поступка. Честно говоря, это тяжелая работа.

Я прищуриваюсь.

— Прошу прощения, черт возьми, но ты только что исключил меня из вашего спора «кто победит»?

— Он саркастичен, Зора, — говорит Сера, закатывая глаза. Я выпрямляюсь.

Кристен хихикает.

— Подожди, так ты не уходишь? — спрашиваю я.

— Боги, нет.

Кристен подходит к ноге водяного зверя на вертеле Хармони. Он отщипывает кусочек приготовленного мяса между пальцами.

— Зачем мне возвращаться в замок со всеми моими богатствами, когда я мог бы остаться здесь с группой красивых женщин и есть…

Он отправляет мясо в рот, и Сера с отвращением вздыхает. Его лицо морщится, но он пытается скрыть это за странной полуулыбкой.

— Такую вкусную и питательную еда, — заканчивает он, прежде чем заставить себя проглотить.

Хармони ухмыляется и отрывает еще кусочек. Она протягивает его ему и хлопает ресницами.

— Раз уж тебе это так нравится, вот тебе еще один. Он бледнеет.

Я сдерживаю смех и пинаю голову монстра.

— Или, может быть, ты хочешь сырого мяса? Я слышала, что рыба в таком виде великолепна. Может быть, это качество передается скользким водяным тварям?

Кристен переводит взгляд с нас троих, паника искажает черты его лица.

— О, я совершил ошибку.

— Что? Здесь только ты и мы. Не волнуйся. Мы не будем судить, — говорит Сера.

— Нет, в этом-то и проблема. Вы все ополчились против меня, — замечает он, его взгляд напряженно вращается. — Вы должны защищать меня.

— После того, как ты женишься на одной из нас, — указываю я.

— До тех пор ты — законный трофей.

— Совершенно верно, — соглашается Хармони.

Она упирает руки в бедра и оглядывает Кристена с головы до ног с лукавой улыбкой.

— Честная игра во всех областях.

— Почему я вдруг завидую водяному чудовищу? — Кристен бормочет и уходит.

— Куда ты идешь? — Хармони притворно надувает губы.

— Мне нужно принять ванну, — он машет нам рукой в ответ. — У меня есть меч. Увидимся позже. Может быть.

Мы трое обмениваемся веселыми взглядами, когда он уходит.

— Он не приспособлен для леса, — говорит Сера. Она устраивается у костра.

— Верно, кому-то, вероятно, следует пойти с ним, — говорю я, пожимая плечами.

— Я не знаю, он же убил того первого зверя. Хармони садится рядом со своей сестрой.

— У него было преимущество внезапности. Кроме того, есть большая разница между глупым монстром и умным воином.

Сера берет себе немного мяса чудовища на вертеле. Она вгрызается в него.

— С ним все в порядке, — говорю я и проверяю швы.

— Это мягко сказано, — говорит Сера со вздохом вожделения.

— Я не это имела в виду, — выпаливаю я.

— Но это не делает данное утверждение менее правдивым, — поет Хармони.

Я не могу удержаться от фырканья в знак согласия.

Мы погружаемся в молчание, отдыхая у костра. Солнце стоит высоко, но ветерок холодный и свежий. Я дрожу и провожу пальцами по своим спутанным волосам.

— Мы все еще союзники?

Хармони смотрит на меня, нахмурившись.

— Наверное. Но если ты еще раз оставишь нас посреди битвы, я выслежу тебя, вздерну и выпью всю твою кровь, — небрежно говорит она, ковыряя ногти.

Я ухмыляюсь.

— Ты просто душка.

— А ты — кислозадый виноград, — Хармони откидывается на локти.

Вдалеке трубит рог. Мы все смотрим вверх, когда магия простирается по небу, ее завитки черны, как ночь.

— ЯВИТЕСЬ В ЦЕНТР АРЕНЫ, — гремит голос Тейлиса из леса. Я хмурюсь.

— Что происходит?

Хармони встает и хватает свой меч.

— Я не знаю.

— Этого не было в твоем досье? Стратегическая часть моего мозга оживает.

— Определенно нет, — говорит Сера. — Но и Наследник к нам не должен был присоединиться.

Кристен.

Мой взгляд скользит по краям крепости.

— Хватай свое оружие, — Хармони бросает пару кинжалов Сере, которая умело ловит их за рукояти.

Я беру свой, кряхтя от пульсирующей боли в боку.

— А как же Кристен?

— Я уверена, что он услышал сообщение.

Сера протискивается мимо меня, достает что-то из сумки на поясе и бросает мне.

Я хватаю маленький пузырек и разглядываю его.

— Яд?

Она фыркает.

— Целебное зелье.

Мои губы приоткрываются.

— Ты серьезно? У тебя оно было все время? Она с ухмылкой пожимает плечами.

— Я приберегала его для себя.

Я пристально смотрю на нее, когда она отворачивается, затем откручиваю пробку с бутылочки и осушаю ее. Магия щекочет мне горло, согревая внутренности, просачиваясь в вены и направляясь к инфицированной ране на бицепсе и свежей ране на торсе. Я сжимаю кулаки, пока раны затягиваются сами собой.

Я хватаю свое оружие, прикрепляю кинжалы к бедрам и засовываю меч в ножны за спиной. Затем я следую за сестрами, когда звучит второй звук рога. Магия, витающая в воздухе, щекочет мне затылок, посылая глубокий, непоколебимый холодок по спине.

Тейлис любит играть в игры.

Я вспоминаю, как говорил Кристен.

— Будьте готовы, — приказываю я Хармони и Сере. Они обмениваются настороженным взглядом.

— Что бы ни случилось дальше, — говорю я им, — это не будет легко.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Мы покидаем лес. Центр арены залит кровью после битвы первого дня. Мои ботинки оставляют глубокие бордовые следы, и я заставляю себя поднять подбородок, чтобы не чувствовать боли, эхом отдающейся в груди. Тела погибших женщин, может быть, и исчезли, но их духи остаются здесь, в воздухе витают напряжение и гнев. Как будто их души заперты в этой проклятой яме только для того, чтобы быть оправданными, когда одна из нас займет трон.

Я осматриваю опушку леса.

Появляются еще только пять женщин с оружием наготове.

Где ты?

Я ищу Кристена.

На вершине над ареной, где установлен трон, стоит Тейлис в официальном наряде. Королевский совет толпится по обе стороны от него. Они все смотрят на нас сверху вниз, как Боги. Дикая улыбка озаряет лицо Тейлиса, и мое нутро подсказывает мне бояться этой улыбки, зная, что ничего хорошего из этого никогда не выйдет.

— Что-то не так, — шепчет Хармони. Она кивает в сторону Королевского совета. — Наших родителей там нет.

Я отрываю взгляд от Тейлиса. Я не узнаю никого из членов Королевского совета и хмурюсь, когда понимаю, кого еще не хватает.

— Кайя, принцесса. Ее там тоже нет.

А где Гретта?

Зверь, туго свернувшийся в моем животе, оживает, когда я обнаруживаю, что моя подруга пропала. Я отодвигаю это на второй план. Кристен обещал, что с ней все будет в порядке. Мой взгляд возвращается к Тейлису, к его безумной улыбке.

Черт.

— И Наследника тоже, — Сера крепко держит руку на рукояти своего меча, готовая выхватить его. — Его здесь нет с нами, и он не там, наверху, с ними.

— И что это? — спрашивает Хармони. Она указывает вперед.

Мои шаги замедляются при виде массивного черного занавеса. Он волшебным образом висит сам по себе, его плотная ткань колышется, как масло.

Блядь, блядь, блядь.

Я облизываю губы.

— Я видела это раньше.

Мы останавливаемся в нескольких ярдах от занавеса, другие женщины на арене не обращают на нас внимания. Кажется, мы все пришли к безмолвному мирному соглашению — что бы ни было дальше, мы боремся с этим вместе.

Магия пульсирует от занавеса. Она прилипает к моей коже. Я с рычанием стряхиваю ее, когда она пытается проникнуть в меня, выискать все мои желания. Это прямо как магия Подполья, и то, что у меня в животе, дышит огнем. Моя кожа горит от предвкушения, а палец дергается от жажды крови. Есть некоторые вещи, которые никогда не изменятся, когда дело доходит до этого занавеса. Моя потребность убивать всегда будет одной из таких вещей, особенно с занавесом и его притягательной магией здесь, на этой арене.

Я хочу сдаться. Я хочу позволить ему взять то, что он хочет, и я хочу вонзить свой клинок туда, куда он перенесет меня.

Но мне нужно вести себя разумно.

Я стискиваю зубы и расставляю ноги, чтобы принять устойчивую позицию.

— Уберите оружие, — приказываю я своим союзницам, всем им.

— Эти шторы используются в Подполье. Обычно их магия проникает внутрь тебя, удовлетворяет твои потребности и переносит тебя туда, куда ты хочешь.

Я сжимаю кулаки, когда магия пытается сильнее надавить на меня.

— У меня такое чувство, что этот занавес не даст нам того, чего мы хотим. Даже не близко.

Я поднимаю глаза выше, встречаясь со злобным взглядом Тейлиса.

Улыбка, растянутая на его губах, подчеркивает уродство его обожженной плоти. Он слегка кивает мне, но это далеко не обнадеживает. Это признание того, что игра, которую он приготовил, соответствует моим силам. Возможно, она даже превосходит их.

— Добро пожаловать, дамы. Я рад видеть, что мы уже сузили список до восьмерки лучших. Отличная работа, — его голос доносится до нас с усилительными чарами. — Как вы все хорошо знаете, самая большая угроза, стоящая перед Королевством Эстал, — это наши неуправляемые улицы. Точнее, армии, оккупирующие то, что известно как Подполье.

Занавеска колышется сильнее, как будто ветер колотит по ней, несмотря на неподвижный, тихий воздух. Магия звенит и сгущается вокруг меня. Я задыхаюсь, когда она ломает мои барьеры, впиваясь когтями в мою грудную клетку, затем обвивается вокруг моего сердца.

Никогда я не ощущала магии так сильно. Она обжигает, словно в меня вонзаются когти. Я прерывисто выдыхаю, слегка покачиваясь.

Некоторые женщины ахают, попадая в лапы магии. Даже сестры Эверкор колеблются рядом со мной, их суровые лица искажены болью.

Но никто не отступает.

Улыбка Тейлиса растягивается в тонкую усмешку. Его лицо темнеет от раздражения, когда мы все стоим твердо и гордо.

Я натягиваю на лицо ослепительную улыбку и одариваю его ею, заставляя его сжаться в твердую линию.

Потребуется нечто большее, чтобы сбить нас с ног.

Думаю я, бросая вызов своим взглядом.

Он меняет позу и опускает руку к занавесу. Его разочарование снова сменяется злобным выражением лица.

— Магия внутри вас в настоящее время ищет ваши величайшие желания, как это обычно делает занавес Подземелья, но она также находит ваши глубочайшие страхи. Сегодня вечером вас призовут за занавес, и вы должны столкнуться с тем, что лежит за его пределами. Только те, кто вернется, продолжат участие в турнире.

Он выпячивает подбородок.

— Дополнительные очки получают те, кто уничтожит все, что они встретят за время своего пребывания в Подполье. Боссы, наемники, бездельники, кого угодно.

Мое сердце бешено колотится.

Боссы и наемники — конечно, но все остальные?

Я пристально смотрю на него.

— Есть невинные люди, которые идут в Подполье только для того, чтобы хорошо провести время, — кричу я.

— Все они — честная добыча, — парирует он. Несколько Роялистов в Совете согласно кивают. — Уход в Подполье противозаконен. Нарушаешь закон, а значит ты оказываешь содействие преступной деятельности.

— Мы хотим, чтобы наши улицы были очищены, — рявкает нам один из Роялистов.

Это крупный мужчина, одетый в отглаженный серый костюм. Его голова выбрита, и солнечные лучи отражаются от нее.

Я обмениваюсь взглядом с сестрами. Они хотят победить так же сильно, как и я, но в данном вопросе между нами есть взаимопонимание. Больше не будет пролита невинная кровь. Только не от нашей руки.

— Мы сделаем все необходимое, чтобы защитить Наследника, — обращается к Роялистам женщина с другой стороны от меня.

Я складываю руки на груди и хмурюсь.

— Поцелуй меня в задницу, — бормочу я.

Она бросает на меня свирепый взгляд, ее янтарные глаза полны напряжения.

— Хочешь сказать это громче?

Хочу, но не буду. На данный момент между воительницами установился хрупкий мир. Я не позволю своему болтливому рту разрушить его.

Побереги свои силы.

Боли от моих ран почти нет, целебное зелье действует быстро.

Слава Богам за это.

— Вы будете входить по одной, — объявляет Тейлис.

— Тогда вот оно, — выдыхает Хармони.

— Союзы закончились, — соглашается Сера.

Черт.

Я прикусываю губу, но оставляю сестер наедине, пока они сжимают друг другу руки.

— Если это не я, то я рада, что это ты, — шепчет Хармони.

— То же самое, — кивает Сера.

— Ну и дела, спасибо, ребята. Я чувствую, что меня очень ценят, — бросаю я им.

Ни одной улыбки. Хармони встречается со мной взглядом.

— Расскажи нам, Зора. Дай нам что-нибудь, от чего можно оттолкнуться.

— Прощальный подарок альянса, — объясняет Сера. — Дай нам информацию о Подполье.

Мне и в голову не приходило, что я, возможно, единственная стоящая здесь женщина, имеющая опыт работы в Подполье.

Я понимаю, что это большое преимущество в мою личную пользу.

Я поднимаю взгляд на Тейлиса.

На лице у него все та же порочная улыбка, но внезапно она становится менее порочной и более натянутой. Может быть, так было всегда. Может быть, эти разочарованные взгляды были вызваны не нашим неповиновением.

Ему нравится играть в игры, но неужели он действительно подвергнет Кристена опасности?

Я качаю головой и снова сосредотачиваюсь на сестрах.

— Там безжалостно, — говорю я, не заботясь о том, слышат ли меня другие женщины за пределами моего альянса. — Куда бы вас ни завел этот занавес, будьте готовы ко всему. Честно говоря, есть стратегия получше, я предлагаю сделать себя как можно более незаметными. Найдите свою жертву и уничтожьте ее. Используйте тени в своих интересах.

Оставшиеся воительницы благодарно кивают.

Я поворачиваюсь к сестрам Эверкор.

— Спасибо вам за защиту, за то, что дали мне шанс. Хотя мое эго задыхается от этого признания, я не думаю, что стояла бы здесь без вашего союза.

— Чертовски верно, — усмехается Сера.

Хармони улыбается. Улыбка мягкая и болезненная, но искренняя.

— Возможно, в другой жизни мы были друзьями.

Я перевожу взгляд с одну на другую и пожимаю плечами.

— Я не понимаю, что ты имеешь в виду. Мы друзья. Я еще не умерла.

— Упущенные моменты, к нашему глубокому разочарованию, — смеется Хармони.

Я снова пожимаю плечами, на этот раз с усмешкой.

— Ты мне не друг, если хотя бы не выходишь драться. Зная вас двоих, тот, кто ждет вас по ту сторону этого занавеса, получит лучший в своей жизни пинок под зад.

— Наконец-то мы хоть в чем-то согласны. Сера слегка толкает меня плечом.

— Сначала наверх… — начинает Тейлис.

Мы замолкаем, когда женщин вызывают одну за другой. Мы стоим твердо и гордо, посылая насмешки Роялистам, которые смотрят вниз, в яму.

Паника сменяется адреналином, когда я барабаню пальцами по штанинам.

Гретта пропала.

Кристен пропал.

Двое людей, за которых я, вероятно, боролась бы зубами и ногтями, ушли.

— Сера Эверкор, — зовет Тейлис.

Сера делает шаг вперед. Она собрала волосы в узел, каждая прядь зачесана назад, обнажая ее дерзкую фигуру. Они с сестрой ободряюще кивают друг другу, прежде чем она подходит к занавесу и исчезает, сжимая в руке меч так, что костяшки пальцев на рукояти побелели.

— Хармони Эверкор, — гремит голос Тейлиса на подиуме.

В ответ на каждое имя раздаются вежливые аплодисменты, но для Хармонии Роялисты разражаются одобрительными возгласами.

— Кажется, они выбрали королеву, — бормочу я. Хармони затягивает волосы в хвост.

— У них нет права выбирать.

Затем она смотрит на меня, вытаскивая меч из одной руки и беря кинжал в другую.

— В этом вся прелесть. Выбор, когда у нас так часто его не бывает.

— Тогда выбери не умирать, хорошо? — спрашиваю я. Я сглатываю и прочищаю горло.

Глаза Хармони сужаются с прекрасной свирепостью.

— Увидимся на другой стороне, Вайнер.

Она бросается вперед с боевым кличем и сталкивается с тяжелым занавесом. Он засасывает ее, слабое эхо ее рева разносится по яме.

Я вдыхаю, выдыхаю, успокаиваюсь. Мой палец дергается, и мой взгляд опускается на окровавленную землю под моими ботинками.

— Зора Вайнер, — объявляет Тейлис.

Среди Роялистов нет аплодисментов, но их молчание монументально. Все это напряжение, вся эта воля, которая тянется ко мне и надеется, что я умру, — я впитываю это. В Подполье всегда знали, что меня нельзя недооценивать. Пришло время и Роялистам усвоить этот урок.

— К черту это, — ворчу я и обнажаю меч.

Я иду вперед. Магия занавеса витает вокруг моего тела, перебирая каждую нить в моем существе. Она проходит через мое прошлое, настоящее и будущее, успокаиваясь только тогда, когда находит во мне сущность, которая желает и боится.

В ней есть вожделение к Кристену, достаточно сильное, чтобы почти перевесить все остальное, но как бы сильно я ни хотела его, это желание укоренилось гораздо глубже в моей душе.

Желание иметь семью. Вернуть то, что было отнято у меня, когда я была слишком мала. Желание быть любимой так, как мог бы любить меня брат — брат, который существует, но который навсегда потерян для меня. Я думаю о Грэтте, о ее любви и сострадании, которые подарила бы настоящая сестра. Может, она и не мой брат и не моя кровь, но она была рядом со мной, когда это было важнее всего. Она моя семья, и прямо сейчас — она пропала.

Магия вспыхивает вместе с моим страхом, и именно тогда я понимаю, что мое желание и мой страх — это одно и то же.

Я не могу потерять единственную семью, которая у меня когда- либо была. Отведи меня к ней.

Я умоляю волшебство.

Оно вибрирует вокруг меня, проникает в центр моего естества. Оно горит и обжигает, корчится вопреки моим желаниям и пытается реализовать свои собственные.

Позволь мне спасти ее, даже если это последнее, что я сделаю.

Несмотря на ноющую боль в моем сердце, которая принадлежит не Гретте, а только Кристену, магия игнорирует ее.

Вместо этого, на этот раз, занавес прислушивается ко мне, имя Гретты шепотом повтопяется в моей душе, когда меня уносит с арены.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Темнота проносится перед моим взором, когда арена уплывает прочь. Я прижимаюсь к стене, задрапированной роскошным гобеленом. Земля под моими ботинками стабилизируется, и кровь битвы сменяется гладким черным мрамором. Каждый волосок у меня на затылке встает дыбом.

Я стою в гостиной Чудовища.

Взгляд в окно подтверждает, что я в его особняке, и я крепче сжимаю рукоять своего клинка. Его дом должен каким-то образом соединяться с сетью магических туннелей Подземелья.

Мой взгляд метается по комнате. Она пуста — по крайней мере, мне так кажется, пока я не обхожу плюшевый диван.

На полу, свернувшись в позе эмбриона, связанная и с кляпом во рту, лежит Гретта. Ее одежда под ремнями разорвана в клочья, на коже под ними видны большие порезы с засохшей кровью. У нее бледная кожа, и спокойное выражение лица.

Слишком бледная кожа и слишком спокойное лицо.

Я опускаюсь на колени и беру ее лицо в ладони.

— Гретта? — шепчу я и трясу ее. — Что случилось? — спрашиваю я.

Она не двигается, и ее щеки…

Ее щеки слишком холодные.

Мое дыхание учащается, когда я провожу рукой по ее шее и нащупываю пульс. Сдавленный стон боли вырывается из моего горла.

— Гретта! — я плачу и трясу ее сильнее.

— То, что от нее осталось, здесь, — раздается голос позади меня. Я вскакиваю на ноги и поворачиваюсь к Чудовищу.

Он стоит, прислонившись к арке, ведущей в гостиную, держа флакон между указательным и большим пальцами. Он слегка встряхивает его, глаза за маской горят яростью.

— Ты причинила мне боль, и я всегда буду причинять тебе боль в ответ, Зора.

Он засовывает пузырек во внутренний карман пиджака.

— Я заключил сущность твоей подруги в этот флакон. Если ты хочешь ее вернуть, тебе придется дать мне что-нибудь другое. Что- нибудь такое же болезненное для тебя, — заключает он сделку. — Только это справедливо.

— Как это случилось? — кричу я сквозь стиснутые зубы.

Все мои стратегии рушатся каждый раз, когда я перевожу взгляд на безжизненное тело Гретты.

Может ли быть так, что ее сущность просто украдена? Или это ложь, и она мертва? Как можно вообще принять сущность другого?

— У нас есть общий друг, — говорит Чудовище с улыбкой.

— Друг — это сильно сказано, — доносится низкий голос из темного зала за дверью.

Мой желудок сжимается. Моя хватка на мече ослабевает, и он со звоном падает на мраморный пол.

— Нет, — хнычу я, слово слетает с моих губ без моего разрешения.

Кристен подходит к Чудовищу с мрачным лицом. На нем нет маски или иллюзий татуировок. Нет, для Чудовища он Наследник Судьбы. Для Чудовища он — союзник.

— Что за хуйня, на самом деле, происходит? — я выплевываю в него слова, бросаясь вперед.

Кристен машет пальцами, и магия сталкивается со мной, как твердый барьер.

Я кричу в отчаянии и бросаюсь вперед, в ярости царапая руками невидимую стену. Магия рассеивается, и я продолжаю свой путь вперед, радуясь удивлению на лицах Кристена и Чудовища.

Кристен выпрямляется.

— Ты забыла свое оружие, — небрежно замечает он, бросая на меч насмешливый взгляд.

— Мне не нужно гребаное оружие, — шиплю я, отводя руку назад в то же мгновение. — Ты достаточно меня заточил.

Я бью кулаком ему в лицо. Костяшки пальцев тут же пронзает боль, но я наслаждаюсь этой болью.

Кристен спотыкается, его руки взлетают, чтобы сотворить еще больше магии, но я, не колеблясь, бью еще и еще. Я кричу и носком ботинка вонзаю его в пах.

Он стонет от боли и падает на колени.

Я хватаю его за волосы и откидываю голову назад, заставляя посмотреть мне в глаза.

— Ты скажи мне, прямо, черт возьми, сейчас, почему. Почему ты здесь? Почему ты связался с человеком, который потакает таким людям, как Феррис? Почему моя лучшая подруга, моя сестра, все равно что мертвая на полу? Что. Ты. Сделал.

Кристен морщится, когда я оттягиваю его голову еще дальше назад. Его глаза изучают мое лицо, эти бесконечные круги, полные тьмы.

На мгновение — миллисекунду секунды — сожаление заполняет каждую черточку его лица, но в мгновение ока оно исчезает. Передо мной мужчина, которого я не узнаю, и кислый привкус во рту заставляет меня пожалеть, что я не могу выплюнуть яд на его плоть. Я хочу посмотреть, как он сгорит, и с радостью добавлю конечности Чудовища в качестве растопки.

При этой мысли я поворачиваюсь к другому ублюдку, мой гнев накатывает снова и снова, погружая мою душу в забвение.

Чудовище оглядывает меня и улыбается.

Улыбается.

— Если ты хочешь найти то, что осталось от твоей семьи, если ты хочешь получить все ответы, которые ты когда-либо искала, ты должна выбрать что-то, от чего можно отказаться.

Я отпускаю Кристена и без малейших колебаний возвращаюсь к Гретте.

— Я всегда буду выбирать ее, — я свирепо смотрю на Кристена.

— Теперь он для меня никто.

Улыбка Чудовища становится шире.

— Приятно это знать.

Быстрым движением он достает флакон со сущностью Гретты… и разбивает его о землю.

— Нет! — я кричу и бросаюсь вперед, как раз в тот момент, когда он наступает ботинком на осколки бутылки, раздавливая их еще сильнее.

Я отчаянно отступаю к своей подруге, беру ее лицо в ладони и надеюсь, что, может быть, она вернется ко мне.

Но ее лицо теряет то немногое, что на нем еще оставалось, а тело обвисает.

Мои руки дрожат. Слезы прокладывают дорожки по моим щекам, когда я нежно заправляю ей волосы за уши. Я наклоняю свой лоб и прижимаюсь им к ее лбу, закрывая глаза и молясь всем Богам, которые меня услышат.

Пожалуйста, не забирай ее у меня.

Я прижимаю ее к груди.

— Гретта, пожалуйста, — шепчу я ей в волосы.

Эта глубокая, темная пустота в затылке зияет шире от моих мольб. Она засасывает каждую мысль и направляет все мое существо к жажде крови. Мой безымянный палец пульсирует в такт равномерному бою боевого барабана в моих ушах, и чистая ярость отдается в моем сердце. Я ничего не слышу, ничего не вижу. Я впадаю в ярость, когда мои пальцы скользят по мрамору и забирают мой меч.

— Ты не хочешь получить ответы? — спрашивает Чудовище спокойным, даже скучающим тоном.

Я поднимаюсь с пола, мои щеки мокрые от слез, но зрение яснее, чем когда-либо.

— Нет.

— Нет? — он усмехается и смотрит на Кристена. — Отлично, тогда пора заканчивать эту работу. Я устал от этой игры.

Кристен остается на коленях. Его глаза кажутся почти полностью черными, как после того, как он попытался прочитать мои нити.

Я делаю медленные, выверенные шаги вперед, мои глаза прищуриваются на груди Чудовища. Интересно, есть ли там сердце, которое можно вырвать?

Я скоро это узнаю.

— Схвати ее, — приказывает Чудовище.

Кристен встает, и мое внимание возвращается к нему.

— Я чувствую, — говорит он таким тихим голосом, что я знаю, что эти слова предназначаются только мне.

Темная дымка в его глазах поблескивает звездным светом и пророчествами.

— Я чувствую эту тварь внутри тебя, как она глубоко вонзила свои зубы в твой череп.

— Внутри меня ничего нет.

Еще один шаг вперед.

— Есть только я.

Я поднимаю свой меч.

— Схвати ее, — говорит Чудовище.

Его руки сжимаются в кулаки по бокам, когда я придвигаюсь ближе.

Кристен остается неподвижным, его плечи отведены назад, лицо подчинившегося человека. Его челюсть отвисает, когда он входит в некое подобие транса, каждый огонек, оставшийся в его глазах, гаснет.

— Оно тоже хочет меня, — шепчет он, и слова его остры, как ножи.

Я не слышу его, но использую его рассеянность в своих интересах и сосредотачиваюсь на единственном человеке, который, я знаю, заслуживает того, чтобы его убрали. Я направляю свой клинок на Чудовище, решительно продвигаясь вперед.

Он что-то ворчит себе под нос и проносится мимо Кристена, обнажая клинок на боку.

— Я полагаю, если ты хочешь, чтобы что-то было сделано правильно, ты должен сделать это сам.

Он поднимает свой меч и с хитрой улыбкой указывает мне вперед.

— Давай. Беги к своей клетке.

— Я не буду сидеть в клетке, — я плююсь ему под ноги.

— О, Зора, — он цокает и слегка постукивает своим мечом по моему. — Ты уже в ней.

Я хмурю брови, но у меня нет ни секунды, чтобы осознать его слова. Темная волна поднимается внутри меня, когда он мастерски направляет свой меч к моему торсу.

Я отскакиваю в сторону и разворачиваюсь вперед, нанося удар мечом вперед по его бедру. Я разрезала его брюки, оставив глубокую рану на коже.

Чудовище рычит и ударяет кулаком по моему запястью.

Я задыхаюсь, и мой меч падает, атака заставляет мои пальцы разжаться.

Он прижимает меня спиной к своей груди и приставляет меч к моей шее.

— Не очень-то похоже на драку, — говорит он.

Я снова врезаю ему локтем в живот, и он отшатывается.

— Я не знала, что все кончено, — язвлю я, хватая свой меч и размахивая им вперед с грубой силой. Мои мышцы напрягаются, когда я загоняю его в угол.

Он встречает мой клинок, пытается отбросить меня назад. Но сверкающая паника в его глазах толкает меня вперед.

Продолжая сжимать меч, я быстро выхватываю из-за пояса маленький нож и вонзаю его в предплечье Чудовища.

Его лицо искажается от боли и удивления, меч падает, когда он пытается надавить на рану.

Я бросаюсь на него, приподнимаясь на цыпочки и приставляя клинок к его горлу.

— Сними свою маску, чтобы я могла убить труса под ней.

Когда он не двигается, я позволяю своему клинку нанести самый маленький удар по его шее.

— Сними её!

Он поднимает дрожащую руку, и я слежу за движением, пока он осторожно снимает маску.

Что бы он ни увидел в моих глазах, он не ставит под сомнение мою решимость.

— Ты уверена, что хочешь убить меня? — спрашивает он и снимает маску.

Иллюзии ломаются и с хрустом вываливаются наружу. Его костная структура еще больше утончается, заостряется. Чернильный слой на его руке превращается из грязного месива в четкие линии странных узорчатых рун — возможно, древних букв не менее древнего языка. Они покрывают всю его руку, шею. На его лбу появляется большой архаичный символ глаза, чернила которого такие же темные, как и то, что корчится внутри меня.

Чудовище сбрасывает маску со своих глаз, открывая радужки, которые я никогда не смогу забыть. Ирисы, в которых когда-то было столько любви, радости и страсти…

Для меня.

Я резко вдыхаю и отступаю назад, бросая меч на пол и глядя на лицо, отчасти похожее на мое собственное. Слезы застилают мои глаза. Горе, ужас и абсолютная гребаная ярость гремят во мне. Я поворачиваюсь к Кристену, требуя ответов, которые, я знаю, у него должны быть, но он ушел.

Он бросил меня. Снова.

Я прикусываю язык и не обращаю внимания на сломанный, искореженный предмет в моей груди, который, возможно, когда-то, давным-давно, был сердцем. Мое тело сотрясается, и низкий всхлип вырывается из меня. Я обрываю себя, проглатываю его.

Чудовище подходит ближе. Он протягивает руку и ловит одну из моих падающих слез. Он хмурится, глядя на нее.

— Зора.

Я отрываю взгляд от безжизненной серой фигуры Гретты и смотрю на мужчину передо мной. Пустота внутри моего черепа не кажется пустотой, когда я смотрю на него. Это похоже на сплошную темноту. Раковая опухоль. Та, которую невозможно остановить.

— Ксавьер, — выдыхаю я, имя, сдавленное от горя, срывается с моего языка.

— Что, если я скажу тебе, что твоя клетка — это дворец, сестренка? — тихо спрашивает он.

— Ты убил мою подругу, заставил мужчину, которого я… — я выбрасываю из головы слово «люблю».

Я пристально смотрю на своего брата, на Ксавье, на Чудовище. Я так долго хотела найти его. Вот он.

Он был здесь. Рядом со мной. Все это время.

Вспыхивает гнев.

— Что ты наделал? — я выдыхаю.

Ксавьер Вайнер заправляет мне волосы за ухо, прикосновение легкое и нежное. Это не соответствует застывшему, холодному лицу напротив моего, но я также чувствую его горе, его тоску. В его глазах вспыхивает боль, но он одаривает меня легкой, печальной улыбкой.

— Я сформировал тебя, — говорит он, его голос полон решимости.

Он опускает руку с моих волос и берет пальцами мой подбородок, заставляя меня стоять выше, горделивее.

— Я превратил тебя в Королеву, которая мне нужна, чтобы спасти нас всех.

Мой пульс учащается, когда магия обволакивает мое тело.

— Куда ты меня отведешь?

Ксавьер отступает назад, и его губы растягиваются в довольной ухмылке.

— Домой.