Глава 11

Утром к завтраку спустились далеко не все. Когда чуть позднее девяти Констанс вошла в комнату, где стоял буфет с разнообразными блюдами, в ней никого, кроме нее, не оказалось.

Она на мгновение подумала, что ошиблась комнатами или ее часы были переведены вперед, как все часы в замке Сандринхем.

– Вы не ошиблись, мисс Ллойд. Кажется, в это утро все нас покинули, – приветствовал ее лорд Коллинз со своего места за длинным столом.

– Надеюсь, не по моей вине, – улыбнулась Констанс.

Она чувствовала себя усталой из-за бессонной ночи, мыслей о Джозефе, воспоминаний о том, каким было выражение его лица, когда он стоял в коридоре, и как она смотрела ему вслед.

Лорд Коллинз рассмеялся лающим смехом и поднялся из-за стола.

– Вы здесь ни при чем, моя дорогая. Мой слуга сказал, что многие из гостей сегодня утром почувствовали недомогание.

– Неужели? Я не ожидала, что вчерашняя пирушка повлечет за собой такие последствия.

– Дело обстоит отнюдь не так. Кажется, это совсем иное недомогание… Скажите, мисс. Ллойд, вы вчера за ужином съели всю рыбу, которая была у вас на тарелке?

– Рыбу? Да, кажется, почти всю.

– Я просто полюбопытствовал. Леди Коллинз съела все, что было у нее на тарелке, и сегодня чувствует себя не очень хорошо.

Констанс налила себе чаю.

– Надеюсь, она поправится.

Лорд Коллинз махнул рукой, в которой держал хлеб.

– Не беспокойтесь, дорогая. Я понимаю всякие там чувства и прочее, но сдается мне, что, как только мы приезжаем сюда на уик-энд, кто-нибудь из нас обязательно заболевает.

– Неужели? – Констанс села напротив лорда Коллинза.

– Именно так. Вы впервые посетили одну из королевских резиденций, не так ли?

Констанс утвердительно кивнула. Лорд продолжил:

– Самым плохим местом является Виндзор. Мы с леди Коллинз спустя две недели после нашего последнего визита туда заболели брюшным тифом. И не только мы, другие тоже пострадали, а лорд Эшберри… вы знали его? Прекрасный был человек, хотя излишне жестоко обращался со своими лошадьми. Так вот, старый Эшберри умер.

– Бедняга, – рассеянно ответила Констанс.

Было что-то странное во всей этой ситуации, но она никак не могла сложить все куски вместе и получить общую картину. Что-то тут было неладно.

– Нам следует радоваться, что мы оказались не в Балморале. Это место – рассадник болезней. Даже удивительно, как удалось королевской семье, которая провела там праздники, избежать болезней.

– Балморал, – повторила как бы для себя Констанс.

– Да. В Шотландии. Кстати, мисс Ллойд, вы не передадите мне сливки?

– Да. – Констанс встала и подала лорду сливки.

Шотландия. Вот куда уехал Джозеф. Вместе с саквояжем со склянками. Он отлично знает химию. И кстати, не слишком жалует местную аристократию.

Чашка задрожала в ее руке, блюдце задребезжало, и Констанс быстро отодвинула ее от себя.

– Мисс Ллойд, вы неважно выглядите.

Неужели Джозеф повинен во всех этих случаях заболеваний?

Ей вспомнились другие разговоры. У Джозефа, как говорят, либеральные взгляды. Неужели он анархист?

Нет, это невозможно, лихорадочно думала Констанс. А затем вспомнила, с какой страстью он говорил о необходимости переделать мир так, чтобы бедным людям стало легче. А эти странные личности Уокер и Кримминз, возникшие ниоткуда и отправившие его в Шотландию?

Браун. Еще одно имя. Браун.

– Простите, лорд Коллинз, – улыбнулась Констанс. – Боюсь, я что-то неважно себя чувствую.

– Да, конечно, идите, дорогая. Берегите себя.

Через силу кивнув, Констанс покинула гостиную.

– А теперь посмотрим, – пробормотал под нос лорд Коллинз. – Кажется, я видел на столе ветчину, где-то рядом с яйцами под майонезом.

* * *

После полудня гости стали покидать Сандринхем. Хотя многие собирались уехать ближе к вечеру, часы отъезда незаметно передвигались ближе к полудню. Картонки со шляпками, сундуки, баулы и чехлы с охотничьими ружьями загромоздили холл. Вокруг них суетились и хлопотали слуги и горничные гостей, бесшумно передвигаясь по коврам. У подъезда одна карета сменяла другую. Гости были возбуждены и переговаривались приглушенными голосами.

– Должен вернуться в город, – бурчал лорд Трент. – Масса дел, сами понимаете.

– Мой младшенький простудился и наверняка заждался меня, – пояснила леди Баррингтон.

И никто не напомнил ей, что ее «младшенькому» около сорока.

Лорд и леди Мерримид тоже ждали экипаж. Лорд сидел в углу в кресле, прикрыв прозрачными веками глаза, и, кажется, опять находился в сладких объятиях сна.

Абигайль Мерримид бросила на Констанс взгляд из-под вуали своей элегантной шляпки.

– А где наш дорогой мистер Смит?

Констанс чуть было не сказала, что он уже уехал.

– Не знаю, леди Мерримид. Я не видела его со вчерашнего вечера.

Ей не хотелось лгать даже по таким пустякам.

– Как интересно. Можно подумать, что он просто испарился.

– Простите, леди Мерримид, мне нужно найти моего жениха.

Сказать по правде, она не видела Филипа весь день, а поскольку не он занимал ее мысли, чувство вины перед ним заставило ее начать поиски.

Филип появился в холле, сопровождаемый Виолой и Оуэном. Мужчины были бледны и неуверенно держались на ногах. Но бакенбарды Филипа были тщательно расчесаны, а ботинки блестели.

– Филип, как вы себя чувствуете?

Вид у него был совсем несчастный.

– Мне лучше, – ответил он со слабой улыбкой.

В нем было что-то хрупкое и беззащитное, и Констанс вдруг захотелось защитить его.

– Мы скоро будем дома, очень скоро, – постаралась успокоить его она, улыбаясь Виоле.

Похлопывая Филипа по руке, Констанс вдруг поняла, что чувство, которое она испытывала к Филипу, было ей удивительно знакомо. Он напоминал ей одного из тех детей, о которых она заботилась, будучи гувернанткой.

Подошла Стелла с вопросом, укладывать ли вещи, и Констанс с облегчением переключила свое внимание на прозаические дела. Менее всего ей хотелось думать о том, что, выйдя замуж за Филипа, она лишь сменит одно место воспитательницы на другое.


Слухи о том, что произошло в Сандринхеме, быстро распространились в кругу лондонской знати. Об этом говорили в закрытых клубах, в гостиных лучших лондонских домов, на пеших и конных прогулках в Гайд-парке.

Не потому, что это было каким-то необычайным событием. Многие званые вечера нередко заканчивались вспышками коротких желудочных недомоганий. Несколькими годами раньше довольно много пэров, собравшихся в одном поместье поохотиться недельку на фазанов, через день прервали свое пребывание в гостях, а в течение недели человек десять из них умерли, в том числе кто-то из слуг и горничных.

Но то, что произошло в Сандринхеме, было совсем другим. Не только потому, что это произошло в одной из королевских резиденций, но еще и потому, что это был дом принца Уэльского, будущего короля Англии.

Слухи распространялись. Говорили, что события в Сандринхеме не похожи на те, что случались в других загородных домах, и, вполне возможно, что это были чьи-то злонамеренные действия. Никто из гостей во время своего пребывания там не обнаружил запаха гнилой, застоявшейся воды – причины многих болезней.

Доходили и обрывки сплетен, распространяемых теми, кто не был в замке в этот уик-энд. Хотя большинство гостей были хорошо известны и в Мальборо-Хаусе, но на этот раз в Сандринхеме появилось несколько новых лиц.

Например, американка, бывшая гувернантка и вообще таинственная особа. Ее предполагаемый жених, младший сын всем известного Человека-Крота, прославился лишь тем, что о его поведении и эксцентричных выходках ходило много слухов, однако все это было присуще любому молодому джентльмену. Поэтому сия парочка не привлекала особого внимания. А вот личность богатого фабриканта Джозефа Смита дала повод для догадок и предположений. Хотя он и был в клубах Лондона, на балах и званых ужинах, никто по-настоящему не знал, кто он. Смит оставался загадкой. Он был всегда рядом, но никто не мог похвастаться близкой дружбой с ним. Кроме разве молодого лорда Гастингса, который славился тем, что, даже будучи мертвецки пьяным, умел хорошо держаться в седле, но отнюдь не имел задатков злодея.

К тому же леди Мерримид, когда ее стали расспрашивать, упомянула о том, что Джозеф Смит первым покинул Сандринхем. Он уехал очень рано, еще до рассвета, она сама видела из своего окна, как он покинул замок.

Возникали вопросы, сначала их задавали шепотом, затем громче, вслух, а потом они стали появляться тщательно сформулированными на полосах бульварных газет. Как этому человеку удалось сколотить такое состояние? Откуда он родом? Пронырливые журналисты так ничего и не разузнали о подробностях его прежней жизни. В Оксфорде все преподаватели и наставники помнили Смита лишь как серьезного юношу, прилежно изучающего богословие.

Как мог богослов стать фабрикантом, преуспеть как финансист и ученый-химик? Он был удивительно осведомлен обо всех новых научных открытиях во Франции и Германии. Слишком много странного и непонятного было в этом мистере Джозефе Смите.

Оставалось лишь одно логическое объяснение: кто-то его поддерживает. Какая-то организация или скорее всего иностранное государство вкладывает средства в компанию Джозефа Смита, а он, в свою очередь, вынашивает дьявольские планы уничтожения королевской семьи.

Эти слухи вызвали серьезное недовольство, а одна из газет напечатала на первой странице сообщение об аресте Джозефа Смита как изменника родины и рисунок джентльмена с бородой, которого держали за руки наводящие страх полицейские. При ближайшем рассмотрении оказалось, что на рисунке был изображен врач, обвиненный четыре года назад в убийстве жены. Но это опровержение для читателей уже не имело значения. Ведь заголовки объявляли, что это Смит, поэтому в Лондоне поверили, что это был именно он.

К несчастью для издателей газет, сообщение оказалось чистейшей ложью.

Но тут случилось нечто действительно сенсационное: Джозеф Смит куда-то пропал, словно вовсе исчез с лица земли.

Филип все больше уделял внимание избирательной кампании.

Когда он окончательно поправился после уик-энда в Сандринхеме, то развил необычайно бурную деятельность. По дому он ходил с отсутствующим взглядом. За ним нередко следовал его друг Мортимер.

Иногда Филип, избегая всех, входил к себе в комнату по черной лестнице и тут же отправлял слугу заняться чем-нибудь и не мешать ему. Однажды, случайно увидев его, входящего с черного хода, Констанс поняла причину странного поведения Филипа. Его сюртук был испачкан яичным желтком, скорлупой и чем-то похожим на раздавленные гнилые помидоры, на одном плече, как эполета, повис лист салата.

Очевидно, что его очередная речь перед избирателями была принята ими не так, как он ожидал.

Филип решил воспользоваться помощью одного уходящего в отставку члена парламента. Но достопочтенный Чарлз Бекерсби чаще дремал, чем активно наставлял Филипа в его предвыборной деятельности. Правда, дела у соперника Филипа обстояли еще хуже: некий мистер Джонс, чтобы избежать встреч с недовольными избирателями, прятал лицо под широкими полями шляпы и носил темные очки.

Преимуществом Филипа были деньги семьи и то обстоятельство, что половина жителей Боллсбриджа получал работу и средства существования от хозяев поместья Гастингс-Хаус. Это и гарантировало успех Филипу.

Когда же наконец начались выборы, событие, которое продолжалось целых три дня, Филип сразу же вырвался вперед и после этого не терял голосов. Теперь он стал членом парламента от консерваторов, и семья праздновала победу.

Для Констанс ничего не изменилось. Дни однообразно шли по заведенному порядку: встречи за столом и скучные беседы с Филипом и его семьей. Единственным человеком, с которым она себя чувствовала хорошо и свободно, был старый герцог. Он один скрашивал ее дни, и она привыкла к их ежедневному чаепитию в подвале.

Затем она возвращалась в свою комнату или отправлялась на прогулку, если позволяла погода. Раньше, когда она была гувернанткой, дети, которые имели каждый свой характер, всегда вносили какое-то разнообразие в ее жизнь.

Однажды, во второй половине дня, перед чаем, когда она была в библиотеке, кто-то постучал.

– Мисс Ллойд? Простите. – Стелла присела. – Только что из Сандринхема для вас прибыл пакет. Он очень странной формы.

– Из Сандринхема? Интересно, что это может быть. Дай мне посмотреть.

Девушка кивнула и через минуту вернулась с прямоугольной, удлиненной формы посылкой в толстой оберточной бумаге.

Констанс прочитала надпись.

– Это не из Сандринхема. Он был послан туда, когда я уже уехала. Вот его и переслали мне сюда. Обратного адреса нет.

Она потянулась за ножом для бумаги, чтобы открыть посылку. Содержимое заставило ее рассмеяться. Только так она могла реагировать на то, что увидела.

– Что это? – спросила ее Стелла.

– Это бюро, на котором пишут письма. Его кладут на колени. Оно принадлежало моей матери и было поломано. Он починил его.

– Кто ее вам послал?

– Джозеф. Я хочу сказать – мистер Смит. Господи, не видно, где оно было сломано. Посмотри, Стелла. Даже при ярком свете не видно трещин. Где ему удалось найти мастера, чтобы так починить его?

Она провела рукой по дереву, удивляясь его гладкости. Бюро выглядело лучше, чем прежде. Констанс открыла крышку и увидела хрустальные чернильницы разных цветов для разных чернил. Их грани блестели. Два гусиных пера, два золотых и пачка писчей бумаги с изящными инициалами!

– Не правда ли, красиво, мисс? – не выдержав, сказала Стелла.

– Очень красиво. – Констанс снова коснулась дерева, оно казалось ей мягким, бархатистым, инкрустация на нем сияла.

– Вот это сюрприз! – воскликнула Стелла и постаралась скрыть улыбку, видя выражение лица своей госпожи. – Это настоящий сюрприз.

– Да, – согласилась Констанс.

Открыв одно из отделений, она тут же увидела конверт.

– Я еще никогда не видела такой красоты! – продолжала восторгаться Стелла.

– Да, вещь очень красивая. После чая я поднимусь к себе и напишу письмо.

Она никому не должна показывать этот конверт. Это письмо от Джозефа. Он послал ей его. Никто не должен знать об этом.

Констанс осторожно положила письмо на место.

– Я, пожалуй, спущусь вниз. Все уже собрались?

– Да, конечно, мисс Ллойд. Вы будете пить чай с ними?

Констанс вообще не хотела пить сегодня чай или, на худой конец, предпочла бы скорее общество герцога, а не герцогини, Диши и Филипа.

Но вдруг она улыбнулась:

– Пожалуй, сегодня я присоединюсь к ним.

Вместе со Стеллой она покинула библиотеку, спрятав от чужих глаз бюро, конверт и все секреты, которые были в нем.

Загрузка...