— Звоните в «скорую»! — Резкий голос Грегори донесся до нее словно издалека.
— Он мертв! — воскликнула она, и ужас парализовал ее.
— Молли, шевелитесь! — Он уже кричал на нее, но бедняга не могла сдвинуться с места, не могла сразу сообразить, где телефон, а потом все же доковыляла до маленького столика в холле и трясущимися пальцами набрала номер.
Когда «скорая» ответила, и кто-то спросил, что нужно, она чуть не сказала: «Ничего, потому что он уже мертв». Все, что было в ее силах, это броситься на пол и завыть, но она назвала адрес и сказала, что у человека сердечный приступ. А потом в оцепенении опустилась на нижнюю ступеньку лестницы.
Молли никогда не чувствовала себя столь беспомощной. Это был кошмар, которого она всегда боялась, и ей казалось, что она с криком проснется, и кошмар кончится.
Все было как в тумане. Она подошла к порогу гостиной, но боялась взглянуть на пол, а потом заметила, что дядя уже лежит лицом вверх. Грегори, стоя на коленях, делал ему искусственное дыхание, а через какое-то время отодвинулся от тела, видимо осознав тщетность своих усилий.
Молли безмолвно молилась, а когда раздался вой сирены, на мгновение почувствовала, что сейчас пронзительно закричит.
Послышался голос Грегори:
— Это был внезапный приступ…
— Как? Почему? — простонала она потерянно.
— Откройте дверь! — прикрикнул он, и она послушно, как механическая кукла, направилась к двери.
Люди в белых халатах проскочили мимо нее в дом, а она отвернулась к стене и закрыла глаза. Слышала будто сквозь сон быстрые и краткие реплики, которыми обменивались Грегори и врач, и тут же санитары тяжелым быстрым шагом прошли мимо нее с носилками. Они забрали Чарльза, и Молли в страхе съежилась, но тут же почувствовала прикосновение к плечу.
— Не все потеряно…
— Зачем они его взяли?
Она думала, что ответа не будет, но Грегори сказал:
— Его везут в больницу! Мы — следом!
— Но ведь он… — Молли осеклась, не в состоянии вымолвить ужасное слово «мертв».
— Чарльз в хороших руках. И у него есть шансы.
Она не могла поверить. Это было чудо. Надежда вспыхнула в ней, но Молли боялась сорваться в истерику. Грегори протягивал ей туфли, которые она сняла, когда лезла в окно, затем положил руки ей на плечи.
— Крепитесь, дорогая.
Ей оставалось только кивнуть и черпать силы в его участии. Он обнял ее одной рукой и повел к машине. У калитки собрались соседи, встревоженные приездом «скорой» и боявшиеся узнать самое худшее.
Грегори в нескольких словах объяснил, что произошло, и стал усаживать Молли на пассажирское сиденье. Видя ее белое как мел лицо, люди уныло разошлись по домам, полагая, что потеряли хорошего соседа и истинного джентльмена.
Больница находилась в пяти милях. «Скорая» летела впереди, расчищая путь мигалкой и сиреной. «Крайслер» мчался следом, но когда он достиг больничной стоянки, носилки уже унесли.
Молли никогда ни на кого не вешалась, но теперь вцепилась в Грегори — во-первых, ее шатало, а во-вторых, она понятия не имела, куда идти. Он провел ее в приемный покой, усадил и поспешил за информацией. Она могла только молиться. Тем временем Грег вернулся и сообщил, что дядя находится в реанимации в критическом состоянии и ближайшие часы покажут, как сильно поражено сердце и есть ли хоть какая-то надежда.
— Нам можно остаться? — прошептала Молли.
— Конечно.
— Вы останетесь со мной?
Она знала, как занят этот человек, знала, что у него нет перед ней никаких обязательств, и все же была уверена, что он останется. И когда Грегори спросил, как связаться с ее тетей, она дала ему имя и телефон женщины, у которой проходил вечер бриджа.
Марин Гордон — жена пациента, и больница была обязана сообщить ей о случившемся, что и сделал по просьбе дежурной сестры Грегори. Разговор поразил его.
— Ваша тетушка в своем репертуаре, — сказал он, заставив Молли вздрогнуть. — Она прежде всего спросила, заперли ли мы дом, когда уходили. Вероятно, заглянет проверить, прежде чем приедет сюда, меня это не удивит!
Поведение тетки чуть не довело Молли до истерики, но она не осмелилась ни шелохнуться, ни что-нибудь сказать, боясь потерять самообладание. Ей казалось, что это может уменьшить шансы дяди на выживание.
Она бы хлопнулась в обморок, если бы Грегори не был рядом. Время от времени мимо проходили люди в белых халатах, которые разговаривали с ним. Похоже, он знал многих из них, задавал им вопросы и получал ободряющие ответы. Молли так не умела.
В другое время она стыдилась бы своей беспомощности, но сейчас не чувствовала ничего, кроме ужасной тревоги за любимого человека и благодарности к сильному мужчине, который поддерживал ее в трудную минуту.
Тетка прибыла, когда Молли пыталась выпить чашечку кофе, и, направившись прямо к племяннице, набросилась на нее:
— Что ты с ним сделала?!
Та поперхнулась, и Грегори встал, возвышаясь над миссис Гордон.
— Мисс Смитсон спасла жизнь вашему мужу, — холодно сказал он. — Когда на звонок никто не ответил, она проникла в запертый дом и вызвала «скорую». Если бы его обнаружили только после вашего возвращения с бриджа, то было бы уже поздно.
Щеки Марин Гордон пошли красными пятнами. Она была ошеломлена. И Молли тоже, потому что не ожидала такой поддержки со стороны Уилфилда. Затем тетка перешла в новую атаку:
— Не из-за вас ли это и случилось?!
Молли вздрогнула, потому что в ядовитой фразе могла быть доля правды. Грегори ответил вежливо, но его улыбка напоминала тигриный оскал:
— О нет, мы как раз хотели заверить мистера Чарльза, что у него нет причин беспокоиться о племяннице. Она под надежной защитой моей тетушки.
Вот уж это миссис Гордон хотела услышать меньше всего. Она отошла в сторону, не скрывая злобного разочарования, и Молли прошептала:
— Спасибо!..
— Не стоит. — Грегори опустился на стул, довольный, что миссис Гордон уселась как можно дальше от них. — Удивительная женщина! — покачал он головой. — Надеюсь, мы не оторвали ее как раз перед выигрышем!
Молли хихикнула.
— Возможно. Но вообще тетя редко выигрывает! — Она кое-что припомнила и сказала тихо и печально: — Дядя однажды сказал, что единственный ее выигрыш — это он, а он не подарок. Но это неправда. Чарльз замечательный.
— Она могла бы иметь в качестве выигрыша и вас, — мягко ответил Грегори, — если бы не была слишком глупа, чтобы понимать это. А вы — молодчина!
Молли почувствовала, как он добр к ней, и это утешало.
Часы тянулись медленно. Кругом была деловая суета, казалось, все происходит в каком-то параллельном мире. Глаза Молли были прикованы к Грегу, она слушала его. И тот терпеливо и умело отвлекал ее от мучительного ожидания.
Он рассказывал о сотрудниках своей адвокатской конторы, с которыми ей довелось поработать несколько дней. Большинство из них и сейчас трудятся у него. А некоторые из рассказанных им историй — например, о прошлогодней рождественской вечеринке, когда все упились пуншем, — в другое время заставили бы ее хохотать. Среди сотрудников была пара разводов и один брак, младший клерк превратился в старшего, а любимый пудель секретарши Элизы Клиффорд выиграл приз. Молли даже не знала, что у мисс Клиффорд есть собака, тем более породистая, и, хотя здесь не было никаких сенсаций, в его изложении это казалось интересным.
Молли ни на минуту не забывала, почему они здесь, но все же склонилась поближе к Грегори, слушая его тихий голос, временами чувствуя на щеке, как ласку, его дыхание и постоянно ощущая поддержку этого человека.
Каждый раз, когда врач или сестра подходили ближе, ее сердце замирало. Она глядела на них, потом на своего утешителя, и по его реакции судила, собирается ли остановиться возле них фигура в белом халате. Наконец один из врачей подошел к сидящей в дальнем конце комнаты тете Марин и заговорил с ней.
Молли поднялась, Грегори встал рядом. Тетка ушла в сопровождении медсестры, а врач направился к ним. Он улыбался, вселяя надежду, что ничего страшного не случилось.
— К больному пошла жена. Она побудет там лишь несколько минут. Он очень слаб, состояние пока средней тяжести.
Кажется, это означало, что дядя Чарльз избежал смерти.
— Так мы сможем его повидать? — спросил Грегори.
— На несколько секунд, — с сомнением согласился врач.
— Ну, разумеется. Мы зайдем, когда выйдет его жена.
Они снова сели, и Молли схватила Грега за руку. Она не отдавала себе отчета, как крепко ее сжала, пока минут через пять не появилась тетя Марин, и девушка не обнаружила, что пальцы у нее онемели. Она поспешила к тетке, но на лице у той не было ни капли сочувствия и сожаления.
— Ну, как он?
Ответ женщины прозвучал почти торжествующе:
— А чего ты ожидала? Я распорядилась, чтобы тебя к нему не пускали!
Молли не могла спорить, приняв это обидное заявление со сдавленным стоном, однако Грегори твердо сказал:
— Как адвокат, мадам, я вам этого не советую.
Он говорил негромко, но внушительно, и Молли увидела, что выражение лица тети меняется — от злобы к опасению. Она не хотела конфликтовать с юристом, раздраженно фыркнула и зашагала прочь.
— Тетя действительно может помешать мне видеть Чарльза? — обратилась девушка к Грегори. — Но она же ушла.
Он улыбнулся, и Молли подумала, что у него самая красивая улыбка, которую ей приходилось когда-либо видеть.
— Миссис Гордон испугалась, что мы подадим на нее в суд, — весело сказал Грегори, и она подумала, как было бы здорово натравить этого знатока юриспруденции на тетку, которая никогда никого не слушала, а могла только грубо командовать и поучать…
Чарльз Гордон лежал на высокой кровати в маленькой палате. Молли не могла оторвать взгляд от его лица. Оно было бледным, но дядя всегда был таким, а сейчас выглядел мирно спящим. Она старалась не смотреть на ленту какого-то прибора, где удары сердца фиксировались зигзагообразными линиями — знакомая картинка бесчисленных фильмов о больничных драмах. В них страшно звенит тревожный звонок, и линии вдруг становятся ровными и мертвыми.
Она наклонилась к дяде.
— Это я, Молли. Ты поправляешься. Сейчас отдыхай, я приду завтра. Я тебя очень люблю.
И ей показалось, что дядя ласково улыбнулся, но это, конечно, было плодом воображения.
В машине Грегори спросил:
— Все в порядке?
— Да, спасибо. — Весь остаток пути Молли молча молилась.
Кэрол и Дороти тоже переволновались. Грегори звонил им из больницы, а теперь обо всем рассказывал, и Молли чувствовала, что он больше успокаивает ее. Обе женщины жалели осунувшуюся за несколько часов девушку. Конечно, она устала — было уже за полночь, и Кэрол сказала, что бедняжке самое место в постели.
Дороти налила ей горячего молока, и все пошли наверх. На площадке Кэрол поцеловала свою помощницу в щеку и улыбнулась:
— Доброй ночи, дорогая!
Служанка добавила:
— Теперь вы можете спокойно отдохнуть! Если что-то потребуется, позовите меня.
Молли поблагодарила их и вошла в свою комнату. Она осторожно поставила молоко на туалетный столик. Раздевшись в душевой, ополоснула лицо и руки холодной водой и натянула ночную рубашку. Ее глаза наполнились слезами. Они бежали по щекам, и, когда она нырнула в постель, сжавшись калачиком и накрывшись с головой, неудержимая боль захлестнула ее.
Услышав стук, она высунулась из-под одеяла, чтобы крикнуть «Уходите!», но тут дверь открылась, и вошел Уилфилд.
— Ну, как вы, дорогуша? — спросил он. — Впрочем, вопрос дурацкий — представляю, как вы себя чувствуете.
Ласковое обращение произвело в ней психологический перелом. Долго сдерживаемое напряжение требовало полного расслабления. Молли едва видела Грега из-за слез и, когда он сел возле нее на кровать, без единого слова упала к нему в объятия и разрыдалась.
Никогда еще ни один мужчина не обнимал ее — ни отец, ни брат, ни друг, ни любовник. Вероятно, мать делала это, когда Молли была ребенком, но память не сохранила материнской ласки. С тех пор не было никого, и в сильных мужских руках она стала слабой, почти как ребенок. Ей казалось, что это единственный в мире человек, который может сделать ее снова уверенной в себе.
Слезы текли, а горло пересохло, и она прохрипела:
— Простите мою слабость… Вы мне так помогли! Если бы я была одна, то совсем бы растерялась.
Он баюкал и утешал ее, приговаривая то, что ей нужно было услышать:
— Все в порядке, все в порядке. Чарльз будет жить!
Уткнувшись мокрой щекой в его пиджак, она втянула воздух и, заикаясь, пробормотала:
— У н-него всегда было больное сердце. В ранней юности он перенес ревматическую лихорадку и с тех пор часто страдал сердечными приступами, но никогда так серьезно, как сегодня. И я еще со школьных дней боялась, что приду домой и застану его лежащим. И останусь по-настоящему одна — ведь из близких мне людей только он и любил меня.
Грегори позволил ей выговориться, рассказать, какой хороший человек ее дядя, какой он добрый, как ему трудно выносить постоянные издевки жены. Грегори сокрушенно качал головой — он не испытывал сочувствия к мужчинам, которые позволяют властным женщинам держать их под каблуком.
— Я не сумела бы спасти его, — вздохнула Молли.
— Вы бы могли, — ответил он.
Кто его знает — ведь счет шел на минуты, а Молли совсем потеряла голову от потрясения и горя.
— Не думаю. Но это сделали вы, и я не представляю, как вас отблагодарить.
— Вы уже это сделали, облив меня слезами благодарности, — рассмеялся Грегори и обнял Молли. Она крепко прижалась к нему. Какой же он сильный. И не растерялся ни в доме, ни в больнице.
— А вы сделали так, что я смогла увидеть дядю! — сказала она. — Тетка чуть было меня не остановила. Я так растерялась!
— А завтра будете увереннее? — Он заглянул ей в глаза. Его лицо склонилось над ней, и уголки губ приподнялись в улыбке.
— Конечно. Особенно если дяде станет лучше! — Она тоже попыталась улыбнуться. — Я надеюсь!
Ей бы почувствовать его губы своими, только коснуться, узнать их вкус. Невинный поцелуй, дружеский — на ночь. У нее были такие, случались и страстные, но сейчас она облизала неожиданно горячие и распухшие губы и чуть отодвинулась.
— На что я похожа? — Она, должно быть, напоминает страшилище.
— А это имеет значение?
Конечно, для него не имело значения, на что она похожа, но как выглядит Грегори, ей нравилось. Это потому, что он вдруг открылся с новой стороны, пришел на выручку, и все опасное и угрожающее в нем сработало в его пользу, а не против. Теперь она смотрела на него без предубеждения, с благодарностью, и видела, что он сильный, красивый и очень сексуальный.
Молли растерянно заморгала припухшими глазами, когда осознала, что легкомысленно поддается порыву страсти. Она стала вытирать пальцами щеки, хотя все свои слезы выплакала Грегори на пиджак. Он вынул белый платок и подал ей.
Молли хотелось бы, чтобы он сам промокнул ей глаза, погладил по щекам. Видимо, почувствовав, что ей уже мало утешительных объятий, он нежно потрогал ее волосы и убрал тяжелую прядь со лба. Это прикосновение было как удар током. Она задрожала, посмеиваясь нервным дребезжащим смехом.
— Это не истерика! — Молли постаралась взять себя в руки. — Но я перед сном молилась и решила, что обрежу волосы, если дядя выживет.
В глазах Грегори мелькнули веселые искорки.
— Я бы подождал, что скажет сам дядя. Не думаю, что он будет доволен.
— А тетка была бы только рада. — Молли сердито скривила пухлые губки. — Она ужасно злилась, когда я отказалась заплетать косу. Первое время я просто расчесывала их, они свободно падали вдоль плеч, и я чувствовала себя вольной и необузданной амазонкой.
Он снисходительно погладил ее по голове.
— Вы такой и остались!
— Вы так думаете?
— Конечно!
Приступ истерики у Молли уже прошел, и ее утешитель в любую минуту мог встать и уйти. Он провел с ней сегодня достаточно времени, но ей хотелось побыть с ним подольше, поговорить. Сидеть бы так всю ночь в объятиях Грегори и вдыхать его терпкий мужской запах!
Она начала рассказывать, как дядя Чарльз учил ее водить машину, а когда экзамен был сдан, тетка ехидно поинтересовалась:
— Кто из твоих ухажеров давал тебе уроки?
Неожиданно зазвонил телефон, и атмосфера тепла исчезла. Грегори вскочил, и Молли поняла, что звонят из больницы, а столь поздний звонок мог означать только одно.
— Оставайтесь здесь! — бросил он с порога, но она уже была рядом с ним. На этот раз не было времени даже помолиться.
Телефонные аппараты были в гостиной миссис Хартли и в спальне хозяина, но он поспешил вниз, к тому, что в холле, и Молли чуть не упала, торопливо спускаясь по лестнице. Если бы она не вцепилась в перила, то полетела бы кубарем. Она стояла рядом с телефоном, когда Грегори снял трубку.
— Уилфилд слушает! — Затем, взглянув на Молли, успокаивающе покачал головой — дескать, звонят не из больницы. Она с облегчением привалилась к стене.
— Я разберусь! — сказал Грегори, недолго послушав, и повесил трубку. — Мой клиент попался в подпитии, превысив скорость! Звонит из полицейского участка.
— Просит вас приехать? — Молли расстроилась: значит, она останется одна?
— Полагаю, с этого идиота хватит и Дерека!
Кому-то, конечно, надо ехать. Нарушение серьезное, но виновнику не обязательно пользоваться услугами самого шефа адвокатской конторы.
— Пошлите Дерека, пожалуйста! — попросила Молли.
— Идите в постель! — сказал Грегори недовольно, как отец непослушному ребенку.
— А вы заглянете? Только пожелать спокойной ночи…
Он кивнул, набрал номер и заговорил:
— Извини, Мэри, мне нужен Дерек!
Молли вдруг обнаружила, что стоит в коротенькой рубашечке, с голыми ногами, и быстро взбежала по лестнице. Должно быть, Грег провожал ее взглядом, как малого ребенка. Наверху она оглянулась — он смотрел на нее, держа в руках трубку. А я вовсе не такая уж маленькая! — подумала она.
Оставив дверь спальни открытой, Молли выключила настольную лампу и забралась в постель, натянув одеяло до подбородка. Снова согревшись, почувствовала, как кровь стремительно струится по жилам, румяня щеки, горяча и будоража тело.
Через минуту на пороге появился Грегори. Свет, падавший сзади, с площадки, делал его еще мощнее, чем обычно. Молли затаила дыхание.
— Спокойной ночи! — сказал он.
— Спокойной ночи!
— Постарайтесь не тревожиться, дядя поправится.
— Я знаю! — Теперь она была в этом уверена и очень благодарна Грегу.
Он закрыл дверь, и через несколько мгновений полоска света под ней исчезла. Молли чувствовала сокрушительное разочарование от того, что Грег ушел. Ей хотелось, чтобы он вернулся дружески обнять ее и побеседовать. А еще лучше — чтобы страстно поцеловал, и они бы занялись пылкой и нежной любовью. Ведь сегодня она нашла мужчину, способного воспламенить ее. Такого с ней еще никогда не было, но тело предупреждало, что этому уже пора случиться.
Молли лежала в темноте, вспоминая, как у нее перехватило дыхание, когда три года назад она впервые увидела Уилфилда. С тех пор, заметив его в городе, она чувствовала, как ее охватывает дрожь. Почему? Рассудок не мог дать ответа на этот вопрос, инстинкт подсказывал, что это судьба затевает с ней будоражащие колдовские игры.
Нет, это уже слишком. Но если он пришел к ней в комнату, подошел к постели и присел, надо было скинуть с себя эту дурацкую ночную рубашку, помочь ему снять пиджак и стянуть с него брюки и прочее. А потом прижаться к его обнаженному телу и сделать все, что он захочет, потому что это самый желанный для нее мужчина. Она уткнулась лицом в подушку и тихо застонала, прикусив до боли нижнюю губу.
Наверное, она прокусила ее до крови. Молли приложила руку ко рту. Господи, да не сошла ли она сегодня вечером с ума? Ведь смертельно устала, но не может уснуть, потому что вообразила, будто Грег лежит рядом и гладит ее тело. И все же усталость взяла свое. Молли расслабилась, дыхание стало глубже, а руки и ноги — тяжелы и вялы, словно она только что занималась любовью…
Когда Молли проснулась, было уже светло, и первое, о чем она подумала, был дядя. Ведь он очень плох. Но звонков ночью не было — значит, следовало надеяться, что Чарльз выживет.
Из головы не выходил и Грегори, казалось, что и во сне он был рядом. Прямо наваждение какое-то. Она никогда раньше не чувствовала такого желания, не удовлетворив которое, могла умереть, как от голода.
Надо бы, наверное, последовать за ним, когда он ушел, заявиться к нему в комнату почти голой — но это было бы безумием. Так что хорошо, что не сделала этого. В холодном свете дня она поняла, что поставила бы себя в жалкое положение, и он, конечно, тут же отослал бы ее обратно в собственную постель.
Платок Грегори лежал рядом на подушке. Молли подняла его, приложила к щеке и уныло подумала, что с наступлением дня ничего не изменилось — она все еще безумно хотела этого мужчину. А ведь она может долго не увидеть его, по крайней мере до вечера. Он обычно уходит рано, и нужно спуститься вниз, пока он не укатил на «крайслере».
Молли сняла ночную рубашку и устремилась в душ. Потом начала торопливо одеваться и, увидев на туалетном столике вчерашнее молоко, подернувшееся сморщенной пенкой, вылила его в раковину. Как раз вовремя, потому что раздался стук в дверь, и появилась Дороти с чашкой чая.
Служанка улыбалась.
— Доброе утро! — пропела она. — Я собиралась сказать, что ваш дядя хорошо провел ночь — Грегори звонил в больницу!
— Приятно, когда день начинается с доброй новости, — обрадовалась Молли.
— У нас все тихо, — сказала служанка. — Кэрол еще не проснулась. Пейте чай и можете пока не торопиться.
Однако Молли поспешила вниз, чтобы поймать Грега, потому что ей казалось, если она не поговорит с ним перед уходом, то будет маяться весь день. Она быстренько оделась, расчесала спутанные волосы и наложила немного косметики, потому что показалась себе бледной, когда посмотрела в зеркало. Грег сказал, что она красивая и выглядит как топ-модель. Но таких девушек много, и ослепить его нелегко.
А может, она вообще не его тип. Особенно в сравнении с Даной. Та холодная, язвительная и шикарная, а от нее, Молли, одни неприятности. И хотя он умеет справляться с неприятностями, это не значит, что они ему нужны. Когда он увидит ее сегодня, то опять станет холодным и неприступным.
Молли отпила обжигающего чаю и выплеснула остальное, затем спустилась вниз с трепетом в сердце. Как раз когда она ступила на нижнюю ступеньку, Грегори вышел из кабинета.
Молли внезапно остановилась, и пустая чашка у нее в руках зазвенела о блюдечко. В два шага он подскочил, забрал у нее посуду и поставил на дубовый столик. Он не обнял ее, только положил руки на плечи, но это тоже была ласка, и они несколько секунд молча смотрели друг на друга.
— Ну, как вы? — спросил он.
— Хорошо, — срывающимся от волнения голосом ответила Молли. — Сегодня утром — действительно хорошо.
— Молодец, девочка! Сегодня вы можете навестить дядю. Я сейчас уезжаю в контору. Встретимся там, ну, скажем, в час?
Молли кивнула, изумленно уставившись на Грегори. Он улыбался ей так, словно собирался поцеловать, если бы не появилась Дороти, несущая хозяйке чай.
Молли не обманывала себя, что Грег чувствует то же, что и она. Он не сходил по ней с ума, но прошлой ночью между ними что-то началось. Она не была так уж сильно уверена — по правде говоря, совсем не уверена, — но теперь казалось, что в ее прошлом не было ни одного мужчины, потому что она всегда ждала только этого, самого лучшего, и что он — ее суженый на всю жизнь.
Ей было больно расставаться с Грегом. Хотелось пойти с ним к машине, поцеловать и помахать вслед рукой, как будто она — женщина, к которой он вернется. Но у нее не хватало смелости, к тому же надо было спешить к Кэрол.
Едва Молли переступила порог ее спальни, как та спросила:
— Ну, как дядя?
Миссис Хартли никогда не встречалась с Чарльзом, но тревожилась о нем, и это было приятно.
— Мистер Уилфилд звонил в больницу, — ответила Молли. — Дядя хорошо провел ночь. Мне можно повидать его сегодня днем. Я не буду вам нужна?
Оказалось, что Кэрол сегодня отправлялась на ланч к подруге, и можно было отвезти ее и, сделав свои дела, забрать.
— Грегори велел зайти в офис перед ланчем, — сказала Молли.
— Он, наверное, хочет знать, как ваш дядюшка, — отозвалась Кэрол.
О да, хотя это легко можно было узнать, позвонив по телефону. Молли была почти уверена, что он просто хочет видеть ее, но не говорить же об этом миссис Хартли.
— Мой дядя лежал без сознания, когда мы нашли его, и я была в шоке. Грегори сделал ему искусственное дыхание.
Это не удивило Кэрол. Она отпила чаю, взглянув на помощницу полными гордости глазами.
— В критических ситуациях Грегу нет равных!
— Он замечательный человек, — признала Молли.
— Вот такой у меня племянник, — весело проговорила Кэрол. — Женщины от него дуреют.
Миссис Хартли явно предупреждала ее. Должно быть, она заметила ее мечтательный вид. Молли готова была рассказать Кэрол то, чего не сказала бы больше никому. Эта старая мудрая леди казалась чуть ли не родной бабушкой, в которой Молли так нуждалась, но сейчас девушка никоим образом не могла ей заявить: меня не беспокоит, дурею ли я от него, потому что знаю: Грегори — мужчина моей мечты. И если я когда-нибудь полечу к звездам, то с собой возьму только его. Ей хотелось спросить, откуда женщины знают, выходя замуж, что избранник — их единственный.
Но сейчас надо было спрятать свои чувства, потому что они только потревожили бы Кэрол. Так что лучше не говорить о ее племяннике и подавить искушение даже произносить его имя. А оно не выходило из ума, ей хотелось повторять: Грег, Грег, Грег — как песню. Так и подмывало задать Кэрол тысячу вопросов о нем, но она удержалась.
После завтрака они просмотрели газеты и письма, а потом Молли отвезла свою подопечную в дом подруги, который представлял собой аккуратный, будто игрушечный, коттедж в небольшом саду. По дороге в больницу Молли остановилась купить цветов, винограда и книжку юмористических рассказов в мягкой обложке. И хотя дяде, лежавшему в палате интенсивной терапии, было не до чтения, он улыбнулся и пошутил: теперь для него юмор — лучшее лекарство. Около его кровати больше никого не было. Молли придвинула стул и уселась.
— Не знаю, какие цветы ты любишь, я раньше никогда не покупала их для тебя.
— Я тоже не знаю, какие у меня любимые, но отныне буду считать, что это розовые гвоздики.
Они тихо беседовали, она рассказывала дяде о Кэрол Хартли, о доме ее племянника, о своей работе.
— А Грегори Уилфилд был здесь, когда меня привезли?
— Да, — сказала она удивленно. По-видимому, смутные образы запечатлелись даже в беспамятстве.
— Ты счастлива, девочка?
Дядя до сих пор думал, что она живет с Грегори, не зная, что все это только в ее мечтах. Он даже, кажется, смирился с этим, и она не стала его переубеждать, наградив ослепительной улыбкой.
— Сегодня утром я очень счастлива, а прошлым вечером думала, что сойду с ума.
— Прости, дорогая, напугал я тебя. Но сейчас мне значительно лучше, — заверил он ее.
В это время вошла тетя Марин, неся цветочный горшок и сумку — видимо, с фруктами. Она бросила на мужа быстрый оценивающий взгляд и повернулась к племяннице.
— Надеюсь, ты его не переутомила!
— О нет, — весело ответила та. — Но как только его выпишут, мы обязательно сходим на танцы!
Встав со стула, куда тут же плюхнулась тетка, Молли нагнулась, чтобы поцеловать дядю в щеку.
— Я еще приду!
Ему было явно лучше, но самое главное — он не потерял присутствия духа, как это бывает со многими в его положении. За ним нужен уход, и он, конечно, поправится. Этим утром Молли все казалось возможным. Она выехала с больничной стоянки, остановилась недалеко от парка и пошла по дорожке под деревьями, убивая время перед встречей с Грегори.
Это нельзя считать настоящим свиданием, но на душе у нее было так хорошо, что хоть в пляс пускайся. Она криво улыбалась мужчинам, которые глазели на ее прелестные формы, и быстро уходила на красивых длинных ногах, прежде чем успевала поймать призывную ответную улыбку.
Без десяти час Молли проехала под аркой старинного георгианского здания, где размещалась юридическая контора Уилфилда, и встала на первое свободное место. Красный «крайслер» был припаркован там же, где три года назад стояла прежняя машина босса. Интересно, где автомобиль Дерека, если он в конторе? Она полагала, что это должна быть скоростная спортивная модель, потому что, как сказала миссис Хартли, ее младший племянник в душе все еще оставался мальчишкой.
Холл не изменился с тех пор, как Молли была с позором изгнана отсюда, — мраморные плиты на полу, отделанные панелями стены, дорогие кожаные кресла, экзотические растения в кадках. В приемной за низкой стойкой сидели две женщины. Одна из них новенькая, но выглядела очень уверенно. Другой была мисс Клиффорд, не изменившая ни аккуратной короткой стрижки, ни стиля одежды — по-прежнему темный костюм и накрахмаленная до хруста белая блузка.
Взгляд, который она обратила на Молли, тоже был прежним. Те несколько дней, что они работали вместе, эта особа проявляла нервозность, потому что ее помощница, похоже, болталась без дела. После драки у нее глаза полезли на лоб от ужаса, но теперь она лучше владела собой.
— Мистер Уилфилд ждет вас, — сказала секретарша, когда Молли подошла к стойке. — Присядьте, я доложу о вашем приходе.
Через пару минут в приемную с возгласом «Молли!» стремительно вошел Дерек, и она на мгновение подумала, что секретарша доложила не тому Уилфилду. Но эта встреча была случайной, хоть и радостной для обоих.
— У вас что-то кислый вид! — сказал он. Затем внезапно посерьезнел: — Мне жаль вашего дядю, я вам сочувствую, но ведь все, кажется, обошлось?
— Да, ему лучше. — Молли поблагодарила молодого человека и почувствовала еще большую уверенность, что все обойдется. Радость осветила ее лицо, и Дерек не удержался от комплимента:
— А вы стали еще красивее! Влюбились, что ли?
Ну что ж, он не ошибся, и она рассмеялась.
— Влюбиться — еще не значит найти ответное чувство.
— Да кто же вам не ответит? Вы выглядите так аппетитно, что вас хочется съесть!
Она знала, что секретарши наблюдают за ними, и что такая беседа кажется им откровенным заигрыванием, и сменила тон:
— И не пытайтесь!
— Как будто я пытаюсь… Грегори доложили?
— Конечно.
— А вот и он!
Большой босс вышел из кабинета, и Дерек отступил, как будто стоял слишком близко к Молли, хотя она уже не замечала его, потому что, когда Грег был поблизости, Дерек становился почти невидимым. Как, впрочем, и все остальные в помещении, на улице и во всем мире.
Грегори не выразил восторга, как Дерек, но, когда улыбнулся, по-дружески бросив «Привет», и заглянул ей в глаза, у нее перехватило дыхание, как от крепкого поцелуя, и она не смогла даже ответить.
Выходя из здания, он взял ее под руку и спросил:
— Вы видели Чарльза?
Если бы новости были плохие, она опять почерпнула бы в Грегори силу. Если бы споткнулась, он бы ее поддержал.
— Дядя разговаривает, шутит, — ответила Молли. — Мы оба чуть не рассмеялись, когда явилась тетя Марин с полной сумкой и цветочным горшком.
— Кактус?
Она прыснула.
— Возможно, только у него были листочки и цветочки. Куда мы идем?
Они переходили площадь, а куда шли — не имело значения, потому что сейчас Молли была счастлива идти хоть на край света.
— Давайте поедим, — сказал он.
На площади было много торговых центров, а в летний сезон — и масса нарядных и уютных кафе. У многих столики были вынесены на тротуар, и Грегори со спутницей заняли место под полосатым красно-белым тентом.
Здесь была греческая кухня, и Молли заказала деревенский салат с помидорами, огурцами, луком, оливками и брынзой. Грегори взял блюдо с дарами моря. В солнечном свете, под ярко-голубым небом, без суеты и гомона обычно многочисленных посетителей, в основном туристов, Молли представила, будто она на одном из греческих островов с любимым человеком.
Ей посчастливилось побывать на Родосе с друзьями и пить ледяные напитки, как сейчас. Хотя Уилфилд носил легкий, но официальный костюм с рубашкой и галстуком, ей нетрудно было представить его в тенниске с открытым воротом, потягивающим холодную, с привкусом смолы средиземноморской сосны рицину, а потом увозящим ее на виллу для двоих или, быть может, на яхту, чтобы плыть на другой остров.
Среди прохожих мелькнуло несколько знакомых лиц, а один юноша остановился и воскликнул:
— Молли!
— Привет! — отозвалась она. — Это…
— Я знаю, кто это! — Он узнал известного в штате Висконсин адвоката. — Ты что затеяла? — понизил приятель голос.
— Ты будешь удивлен, — пообещала Молли.
— Нет, не буду, — пробормотал юноша, попятившись. Он никогда не чувствовал себя уютно около людей, от которых зависела чья-то судьба, и всегда считал, что у Молли авантюрный склад характера.
— Будешь, милый, — мягко сказала она ему вслед, и Грегори рассмеялся. — Он думает, будто вы мой адвокат.
— Так оно и есть.
— Как будто я могу себе это позволить!
— О, пустяки, — сказал Грегори. — В некоторых случаях я беру символическую плату.
— Что ж, учту.
Они продолжали беседовать в тени тента, и разговор шел легко и естественно. Она рассказала все, что знала, о своих родителях. Ее отец был канадским студентом и вернулся на родину еще до того, как ее мать поняла, что беременна. Она не написала ему. У нее хватало друзей, а сама она была веселой, беспечной девчонкой, моложе, чем Молли сейчас. Через пять лет после рождения дочери, когда они жили в Чикаго, мать подцепила грипп и, поздно обратившись к врачам, пала жертвой убийственного вируса, который поражает одного из тысяч.
— Дядя Чарльз и тетя Марин забрали меня, — вспоминала Молли, — и с тех пор я жила с ними. Тетка всегда говорила, что выполняет свой долг, и я имела кров и пищу, жила в чистоте и опрятности, но лишь дядя искренне хотел видеть меня в своем доме.
— Присмотрит ли она за ним? Он сейчас нуждается в уходе.
— О, эта особа исполнит свой долг, да и я буду поблизости, хочет она того или нет.
— Согласится ли она взять сиделку с проживанием?
— Не думаю, что они могут себе это позволить.
— Это не проблема, — сказал Грегори, и Молли подумала, что профессиональная сиделка была бы для нее большим облегчением, но ей не хотелось, чтобы за все это платил кто-то посторонний.
Тетя Марин не отвергла бы такую помощь, к тому же она могла бы щегольнуть перед друзьями постоянно проживающей сиделкой, но это вряд ли понравилось бы дяде. Он гордый человек, и нельзя слишком уж полагаться на поддержку Уилфилда.
Молли поставила локти на стол и положила подбородок на сплетенные пальцы.
— Я бы, конечно, хотела, чтобы у него была сиделка, — сказала она. — Нежная заботливость никогда не была сильной стороной тети Марин. Но я хочу сама оплатить расходы.
— Справедливо. Я найду сиделку и пришлю вам счет! — Грегори улыбнулся ей, и она могла бы обсудить с ним все договорные условия, но не сделала этого, размечтавшись.
Они друзья. И любовники на маленьком острове, затерянном в Карибском море, наслаждалась грезами Молли. Под хорошо сшитым пиджаком Грега угадывались широкие плечи, мощная грудь и стальные мускулы. А на острове она бы гладила пальцами его обнаженное тело. Раздевать глазами всегда было присуще мужчинам, и ей хотелось бы знать: неужели он видит под тонкой блузкой ее оголенные плечи и грудь?
Наверное, да, потому что в его улыбке и взоре было больше, чем намек на то, что он уже раздел ее. И она засмеялась, сверкнув безупречными зубами и отбросив назад гриву рыжих волос, в то время как окружающие таращились на Молли и ее элегантного, красивого и очень опасного спутника.