Глава 8

— Клянусь Богом, Брент Макклейн, вы ненормальный! — Чарли вложил в шепот, которым он произнес эти слова, все свое возмущение. Они с Брентом только что вынырнули на поверхность холодного ночного моря вблизи борта «Марианны», военного парохода янки, пришвартованного к пристани Джексон-вилла.

Брент сделал вид, что не слышит гневного шипения помощника, и только поднял высоко над головой объемистый сверток из просмоленной парусины.

— Я буду ненормальным только в том случае, если подмокнут взрыватели. Помни, Чарли, успех отличает гениальность от сумасшествия.

Вытащить из фургонов изрядное количество взрывчатки оказалось делом нехитрым: охрана была на удивление беспечна. А почему бы солдатам вести себя иначе? Янки прошлись по Джексонвиллу как по бульвару, не встретив никакого сопротивления. Все разрушения были делом рук отступавших конфедератов. Так почему северяне должны бояться диверсий или нападения? Джексонвилл, находится в полной их власти.

Труднее всего было убедить Дженнифер, что он не проявит безрассудства в ярости, вызванной разрушением «Южных морей».

Справедливости ради надо сказать, что поначалу Брент был безрассуден, но только поначалу. Это было до того, как он воочию увидел пепелище «Южных морей». Зрелище разрушенного дома остудило его голову. Он стал осторожен, как лиса. Раздобыв взрывчатку, он затаился и весь следующий день наблюдал за янки, посылая весточки своим людям через Дженни и Лил, То же самое повторилось и на следующий день, и на третий…

Брент прекрасно представлял себе силу неприятеля. Патрули регулярно прочесывали доки и корабли, так что сегодняшний заплыв в ледяных волнах диктовался суровой необходимостью. Незамеченным на корабль можно было пробраться только с кормы.

— Какого лешего! — продолжал возмущаться Чарли. — Мы не сможем чиркнуть спичкой такими мокрыми руками.

Он изо всех сил работал ногами, стремясь удержаться на поверхности.

— Тес! — предостерегающе цыкнул на него Брент. — Ты поможешь мне забраться на борт, а потом дуй к берегу во все лопатки. Фейерверк я устрою сам. Подгони к кораблю лодку. До берега я доберусь вплавь, а лодку волоком оттащим к реке. Назад мы пойдем другим путем — янки устроят на нас настоящую охоту, вот посмотришь, будут травить, как волков. Но у них нет судов, способных ходить по реке, да и вообще до утра они вряд ли опомнятся, а за это время я тебя найду.

Чарли ничего не ответил. Отчаянно ругаясь, он пытался помочь капитану, но выронил в море один пакет взрывчатки.

— Ничего у тебя не выйдет, Брент!

Чарли, как только остался один на один с капитаном, покончил с всякими формальностями. До этого парень соблюдал субординацию — даром, что он теперь был первым лейтенантом флота Конфедерации, но Брент оставался его командиром, вторым после Бога начальником.

— Хватит и одного пакета, надо только, положить его в нужное место, тогда заряды в пороховом погребе довершат дело. Подсади меня, Чарли. Сейчас я схвачусь за линь и заберусь на палубу.

Изрыгая весь свой соленый морской лексикон, Чарли пытался помочь Бренту, готовясь одновременно поймать оставшийся пакет взрывчатки, если капитан вдруг его уронит.

— Нет, ты точно ненормальный, Брент Макклейн, будь ты неладен!

Крепко ухватившись руками за конец веревки, Брент обхватил его ногами и стал проворно взбираться вверх, зажав в зубах фитиль. Вот его голова показалась над фальшбортом. Он вгляделся в темноту — на палубе не было ни души. Подал Чарли знак уходить. Первый лейтенант не заставил повторять дважды. Голова Чарли тотчас исчезла под водой.

Зажечь первую спичку не удалось — она фыркнула, задымила и сразу же погасла. Брент быстро взглянул на нос и чиркнул второй спичкой. Пушечная палуба у него под ногами. Если удастся поджечь фитиль, «Марианна» превратится в фейерверк похлестче праздничного салюта в день Четвертого июля.

Брент нахмурился: не слишком ли длинен фитиль — он же будет гореть до скончания века, — но потом пожал плечами, Понадобится время, чтобы отплыть подальше. —

Фитиль вспыхнул ровным пламенем. Брент облегченно вздохнул.

Поднявшись, он рявкнул во все горло:

— Эгей, янки! Сейчас ваша посудина взлетит на воздух! Прыгайте за борт!

Схватившись за такелаж, он перевалился через планшир и полетел в воду. Не успел он погрузиться, как услышал топот множества ног — на судне подняли тревогу.

Над ухом просвистела шальная пуля. Стремительно уходя в глубину, Брент чувствовал, как разрываются его легкие. Вынырнув, он поплыл на север, продвигаясь вперед мощными гребками сильных рук. Глотнув воздуха, Брент каждый раз погружался в воду, стараясь не показываться на поверхности. Вот он миновал доки, несколько стоявших на причале кораблей и только тогда рискнул приподнять голову над водой. Выдохнув воздух, с наслаждением глотнул свежесть ночной прохлады.

— Сукин сын!

Над портом разносились громкие крики, люди с борта корабля кидались в воду, и Брент снова нырнул, не дожидаясь, пока его обнаружат. Вода содрогнулась и завибрировала — на борту «Марианны» начали рваться боеприпасы.

Как и предвидел Брент, «Марианна» оказалась плавучей бочкой с порохом. Вынырнув, капитан увидел жуткое и величественное зрелище — куда там фейерверку по случаю Дня независимости! По берегу метались обезумевшие янки. Вокруг царил невообразимый хаос. Вода, даже на таком значительном расстоянии от взорванного судна, стала теплой. «Марианна» горела.

Нырнув, Брент снова поплыл, вынырнул, набрал в легкие воздуха, нырнул и снова поплыл… Наконец он прикинул, что удалился от места взрыва на достаточное расстояние. Зимний холод заставлял его поторапливаться — вода снова стала ледяной. Укрывшись в маленькой скалистой бухточке, он все еще видел пламя горящего судна.

Брент надеялся, что вся команда «Марианны» успела последовать его предостережению. На войне он воевал, но на хладнокровное убийство был неспособен.

Некоторое время, он, ворочаясь, полежал на берегу. Затем встал и направился к густому лесу, видневшемуся невдалеке. Холодный, сырой ветер вызывал противную дрожь, пронизывал до костей. Утром он доберется до реки, где в надежной бухте спрятана верная «Дженни-Лин».

* * *

— Стой! Кто идет?

Голос остановил Брента, как только он взялся усталой рукой за веревочный трап. Несмотря на то что с Брента ручьями стекала холодная, затхлая речная вода, он был доволен, что его появление не осталось незамеченным.

— Капитан Макклейн! — крикнул он.

— Сэр! Поднимайтесь на борт!

Брент не нуждался в помощи, но не стал сопротивляться, когда две пары мускулистых рук подхватили его и легко втащили на палубу.

Он наскоро встряхнулся и огляделся. На борту его встретили Крис и Ллойд.

— Где Макферсон? — коротко спросил Брент.

— Он явился полтора часа назад, капитан. Мы влили в него немного бренди, и сейчас он спит в кубрике. Нельзя сказать, что он сопротивлялся, когда мы поили его бренди, наш старина Чарли.

— Не старина Чарли, а лейтенант Макферсон, — с легким упреком в голосе произнес Брент.

Он и его экипаж были некой аномалией во флоте Конфедерации. «Дженни-Лин» была вооружена только легкими пушками и в отличие от фрегатов и броненосцев не годилась для серьезных морских сражений. Макклейна и его людей зачислили во флот с оговорками, они должны были доставлять помощь и припасы в нужное место с максимально возможной скоростью. Таких охотников было много, но в большинстве своем это были частные суда, владельцы которых не брезговали наживаться на военных действиях, а Брент и его люди действовали исключительно по заданию правительства в Ричмонде.

Вся команда «Дженни-Лин» состояла из верных конфедератов, но у них не было никакого стимула воевать, кроме одного — капитана Брента Макклейна. Брент осознавал щекотливость своего положения, ему постоянно приходилось балансировать, как на тонкой жердочке. Дисциплина на судне была на высоте, но ее не следовало испытывать на прочность. Приходилось быть дипломатом, заставляя людей играть по жестким правилам. Бренту предлагали взять более мощный корабль, но он тактично отказался, убедив военно-морского министра в том, что главное преимущество его корабля — скорость и маневренность.

— Понял вас, сэр! — смущенно отреагировал Ллойд на замечание командира. — Мы снимаемся с якоря, капитан? Куда мы идем: вверх по реке или в открытое море?

— Вверх по реке… — начал было Брент, но осекся. Сверху, из корзины впередсмотрящего, раздался предостерегающий звон.

— На горизонте флаг янки! — крикнул матрос. — Шхуна. Направляется в устье реки, сэр!

— Черт! — сквозь зубы выругался Брент, схватился за ванты и полез на мачту, к впередсмотрящему. Действительно, в эстуарии разворачивалась шхуна, по виду примерно такая же, как и «Дженни-Лин».

Брент был уверен, что никакое более крупное судно не бросится за ними в погоню. Надо очень хорошо знать фарватер, чтобы не посадить корабль на мель в этом ручье. Отведя от глаз бинокль, Брент продолжал задумчиво смотреть на вражеское судно. Что делать — принимать бой или бежать? Если затопить шхуну янки, то удастся блокировать вход в реку.

— Свистать всех наверх! Комендоры к орудиям! Товсь!

По палубе затопали матросские ноги. Брент соскользнул с мачты и встал рядом с Ллойдом, готовый отдать приказ открыть огонь.

Он выжидал, когда судно противника подойдет ближе, чтобы выстрелить по нему наверняка, но не настолько близко, чтобы его огонь оказался смертельным для «Дженни-Лин».

Жилистый Макферсон находился у штурвала.

Брент нервно сжимал и разжимал кулаки, глядя, как шхуна начинает подниматься вверх по реке. Еще рано, рано… Пять, четыре, три, два…

У левого борта взметнулся фонтан — федерал выстрелил первым и промахнулся. «Дженни-Лин» заплясала на волне.

Войну нервов выиграл Брент, теперь его черед.

— Огонь! — скомандовал он, когда брызги упали на палубу.

— Первый, огонь! — прокричал Ллойд четырем комендорам у первого орудия.

Пушка изрыгнула пламя, и «Дженни-Лин» содрогнулась от отдачи. Экипаж издал вопль восторга — бомба проделала дыру в борте вражеской шхуны.

— Первый, заряжай, второй, товсь!

— Заряжай!

— Второй, товсь!

— Прекратить огонь! — скомандовал Брент, подняв руку и глядя, как оседает федеральное судно.

Залп оказался смертельным — шхуна, несомненно, пойдет ко дну. Можно, конечно, добить ее, но результатом будет только бессмысленная гибель людей.

— Смотрите, капитан! — Ллойд показал рукой в сторону гибнущего судна.

— Они высаживаются в шлюпку, сэр. Их трое, и они размахивают белым флагом.

Прищурившись, Брент тоже смотрел на маленькую шлюпку. Двое матросов гребли, а на носу в полный рост стоял офицер, держа в руке белый флаг. «Храбрец! — подумал Брент с невольным уважением. — Решился приблизиться, хотя не знает, заговорят ли снова пушки „Дженни-Лин“».

— Прекратить огонь! — повторил он команду. — Я посмотрю чего хочет капитан федералов.

— Может, это трюк, сэр, — предостерег командира Ллойд. Брент отрицательно покачал головой:

— Не думаю. У нас решающее преимущество: вражеское судно быстро тонет. Думаю, он просто хочет избежать бойни.

— Как скажете, сэр.

— Помогите им подняться на борт. «Дженни-Лин» уважает белый флаг и капитуляцию по правилам.

В следующий момент перед Брентом "Макклейном уже стоял молодой лейтенант с аккуратной шкиперской бородкой и бакенбардами. Лейтенант четко отдал честь:

— Сэр, лейтенант военно-морских сил Соединенных Штатов Бартоломью Грир!

Брент с трудом удержался от возгласа удивления, видя безупречную выправку молодого офицера, и ответил на приветствие:

— Капитан Брент Макклейн, лейтенант. Что вам; угодно?

— Сэр, я сдаюсь. Прошу милосердия для моего экипажа. Следующий выстрел по «Иорквиллу» уничтожит его, а судно не представляет для вас никакой опасности.

— Вижу, лейтенант, — согласился Брент. — Думаю, ваше самопожертвование оказалось напрасным, мы не собирались стрелять второй раз.

Молодой человек заметно расслабился, и Брент, как ни странно; был растроган. Этот янки, на взгляд Брента, поступил очень благородно. Вспомнился недавний разговор с сестрой. Честь может носить и синий, и серый мундир. Лейтенант словно испугался собственной успокоенности:

— Признаюсь, капитан, я очень рассчитывал на ваше милосердие. Мы знаем, что это вы взорвали «Марианну», но ни один человек не погиб.

Прищурив глаза, Брент пожал плечами:

— На войне убивают, янки. Но мы стараемся обойтись без напрасных жертв.

— Да, сэр, — взволнованно заговорил лейтенант. — Но я не колеблясь поднял бы ваше судно на воздух, если бы у меня это получилось.

— Все верно, лейтенант. Я бы тоже взорвал вас, если бы это было необходимо.

Молодой человек вдруг нервно огляделся — его матросы стояли молча, и экипаж Макклейна, тоже в полном молчании, слушал любезный разговор двух офицеров.

— Сэр, — тихо сказал лейтенант Бренту, — мне бы хотелось переговорить с вами наедине.

Брент с любопытством склонил голову.

— Прошу в мою каюту, лейтенант. — Он обернулся к Ллойду и показал рукой на двух янки, которые, переминаясь с ноги на ногу, ожидали решения своей участи. — Мы пойдем вверх по реке, но пока позаботься о… наших гостях. Налей им по чашке кофе и дай табачку. Остаток войны они проведут в лагере для военнопленных, а там их вряд ли будут поить кофе. Остальных мы подбирать не станем. Если они настоящие моряки, то сами доберутся до берега… вплавь.

Десять минут спустя Брент сидел в своей каюте напротив молодого лейтенанта, их разделял только узкий стол. Грир с удовольствием набивал табаком трубку, отвыкнув за последние месяцы от такой роскоши. Видно было, что федералы тоже испытывают трудности со снабжением.

Брент терпеливо наблюдал, как лейтенант набивает трубку и раскуривает ее, выпуская изо рта клуб синего дыма. Потом повторил свой вопрос:

— Так что ты хочешь мне сказать, янки? — Лейтенант на мгновение застыл, но справился с собой, и смело взглянул в глаза противнику:

— Я уже сказал тебе, что ты воюешь честно, хотя ты и мятежник. Я у тебя в долгу, поэтому хочу тебя кое о чем предупредить, Нарушив свой долг.

Брент прищурил глаза и напрягся. Сейчас он ощутил тот неподвластный ему страх, который испытывал, когда приближался ночью к «Южным морям», зная, что его там ждет…

— Продолжайте, лейтенант.

Янки неловко поерзал на стуле. Брент понимал, что сейчас в этом человеке борются чувство долга и совесть, не позволяющая нарушить справедливость.

— Вашей репутации можно позавидовать, капитан Макклейн. Уверен, что вы об этом знаете. Ваш дом единственный, который мы сожгли между Сент-Огастином и Джексонвиллом.

Брент промолчал, только приподнял бровь и сделал лейтенанту знак продолжать.

— Многое делается не так, как надо, с обеих сторон, — задумчиво произнес Грир, посмотрел на свою трубку, потом снова перевел взгляд на Брента. — Говорят, капитан, что вы водите дружбу с индейским племенем, которое обитает в этих болотах. Кто-то из этих индейцев похитил жену нашего офицера из части, расквартированной в Форт-Тэйлоре. Поговаривают еще, что и вы приложили руку к этому делу, потому что леди — южанка. Есть и еще кое-что, капитан. Говорят, что муж леди просто свихнулся от злобы. Я был в Ки-Уэсте несколько дней назад и слышал, что лейтенант Мур добивается приказа отправиться в болота. Ясно, что он хочет разыскать свою жену. Но дело не только в этом. В Форт-Тэйлоре есть сведения, что индейцы снабжают припасами армию конфедератов, а это значит, что никто не может запретить северянам пойти войной на таких индейцев, которые воюют на стороне южан,

За все время длинной речи офицера янки Брент не шевельнулся и не проронил ни слова. Пустым взглядом он смотрел прямо перед собой, но это было обманчивое спокойствие. По спине пополз неприятный холодок. Брент испытывал страх, неуверенность и тяжелое предчувствие.

Он опоздал. Опоздал. Опоздал!.. Болота так далеко…

Мало того: он поставил своего друга Рыжую Лисицу в безвыходное положение, подверг его смертельной опасности. Эта мысль причинила Бренту большее страдание, нежели вид сгоревших «Южных морей». Злость от своего бессилия, словно тисками сдавила его сердце. Кендалл… Она была здесь в ту первую ночь. Именно здесь, в этой каюте, на борту «Дженни-Лин». Брент прекрасно помнил, как она тогда выглядела. Ее огромные, блестящие, соблазнительные глаза! Он помнил звук ее голоса, помнил, как она двигалась, как он прикасался к ней…

Брент вскочил со стула и рывком распахнул дверь каюты:

— Чарли! Рулевого к штурвалу! Идем мимо федералов к порту. Там совершаем маневр — и дальше к югу. Поднять все паруса, Чарли! Командуй!

Брент застыл, стоя на пороге каюты и слушая, как Чарли повторяет его приказ, поднимая команду.

Потом он повернулся к янки, который смотрел на него с плохо скрытой тревогой.

— Не волнуйся, янки, — тихо произнес Брент. — Мы высадим тебя и твоих людей где-нибудь на берегу. Ты не заслужил того, чтобы сгнить или умереть в тюрьме, лейтенант. Мы можем сказать, что убили тебя, потому что не было времени сдать тебя властям.

Грир прикрыл глаза.

— Спасибо тебе, мятежник, — прошептал он.

— Не за что, янки. Это я твой должник.

Капитан оставил своего пленника в каюте — в разложенных на столе картах не было никакой военной тайны.

Брент поспешил на палубу. Им предстояло пройти, стреляя из всех орудий, мимо федеральных кораблей, заполонивших Джексонвиллский порт. Была еще одна задачка — миновать затонувшую в устье реки шхуну.

Однако проблемы навигации сейчас меньше всего волновали Макклейна. Надо проскочить, и он проскочит. Он должен прорваться — у этой игры слишком высокие ставки.

Рыжая Лисица — человек, живущий по таким строгим законам чести, которые не снились ни одному джентльмену ни на Севере, ни на Юге, человек, многим рисковавшей ради дела конфедерации. То был его собственный выбор. Он не потребует ни платы, ни вознаграждения за свои поступки, так же как, и не примет утешения, если его действия приведут к трагедии.

Но еще более мучительной, чем мысль об индейце, который научил его настоящей дружбе, была мысль о Кендалл. У Брента слезы подступали к горлу при одном воспоминании об этой женщине. Его охватило отчаяние.

Они были вместе так мало, на это она показала ему, что такое настоящая любовь. Ее любовь опутала его сердце так прочно, что он не мог бы никуда уйти от нее, хотя и был свободен.

Кендалл…

Он явственно видел ее своим мысленным взором: ее изменчивые, как буря, глаза цвета индиго, ее медовые волосы, разметавшиеся по плечам в великолепном беспорядке.

Она воплощение красоты и грации. В ней был истинный, непобедимый дух Юга. Тот дух, ради сохранения которого они теперь шли на смерть. Тот неуловимый дух, который объединял сейчас бедного фермера и процветающего плантатора, а они желали только одного — одолеть сильнейшего противника. И дело здесь было не только и не столько в рабстве, и не в хлопке. Дух неприкосновенен, но Кендалл — она живая женщина с горячей кровью, и, прикасаясь к ее теплому телу, он прикасался к чему-то очень для себя дорогому, чем так страстно желал обладать…

В этом было все, за что он воевал, — гордость повстанца, его честь, его слава, его безграничная, непоколебимая любовь.

Загрузка...