«Процитируйте источник. Используйте кавычки. Приведите примеры. Покажите контекст.»
Я тяжело вздохнул и откинулся на спинку стула, позволяя ему вертеться туда — сюда, пока перечитывал сообщение на экране. Эти восемь слов только что избавили меня от необходимости выкидывать сумасшедший кусок текста из моего сочинения, которое необходимо сдать в понедельник. Да, мне нужно было кое — что доделать, чтобы учесть все замечания профессора, но это не было большой проблемой. Я мог бы внести эти поправки сегодня вечером, когда вернусь домой, и уделить субботний день себе любимому. А в воскресенье еще раз перечитал бы свое сочинение.
— Эй, ты где? Джей?
Дерьмо.
Я закрыл свою электронную почту, сунул телефон в карман и вскочил со стула. Со стороны это выглядело так, будто я уже выхожу, когда мой отец, Джозеф Райт Старший, завернул за угол.
— Что ты делаешь в комнате отдыха? — спросил он слегка нахмурившись. — И почему ты не надел рубашку-поло с логотипом компании?
«Потому что это дерьмо выглядит странно» — мысленно ответил я ему. Пожав плечами я проскользнул мимо него и направился обратно в комнату со стеклянными стенами, которую мой отец называл моим «кабинетом», но больше она походила на аквариум.
— Задержись, — крикнул он мне, и я остановился. Засунул руки в карманы и повернулся в его сторону. — Сегодня твой счастливый день… нам нужны услуги механика, так что…
— Да!
Мне даже не нужно было слышать остальную часть того, что он хотел сказать. Я уже направился туда, где действительно хотел быть — в автосервис, расположенный в задней части здания.
— Притормози, сынок.
Я опять остановился. Повернулся, чтобы посмотреть в глаза своему отцу, потому что уже знал, что последует дальше.
— Что, ты сегодня не можешь даже двух слов сказать своему старику?
Ой.
Подождите.
Этого я не ожидал.
Джозеф Райт никогда не был сентиментальным парнем, по крайней мере, не со мной и не с моими братьями. Он приберегал всякие нежные слащавые слова для нашей матери и, когда общался с ней, превращался в сыплющего комплиментами плюшевого медвежонка. Хотя с нами, парнями, он всегда говорил строго. Мы должны были проявлять меньше эмоций, должны были больше работать, больше потеть, получать лучшие оценки — все это, честно говоря, нормальное дерьмо. Оглядываясь назад, я могу сказать, что он был рассудительным, не кричал на нас, не был слишком резким, и всегда был для нас примером. Он воспитывал мужчин, а не засранцев, о чем говорил, по крайней мере, раз в неделю, как правило, обращаясь ко мне.
Он говорил, что я был его копией. Мама всегда говорила, что моя «прямота», передалась от него, и что «абсолютная сила» моей матери (его выбор слов), словно наждачная бумага отполировала самые острые грани его личности, сделав отца немного мягче и спокойнее.
«Я не могу дождаться, когда ты встретишь свою «наждачную бумагу», маленький мальчик», — сухо пробормотала однажды моя мать, Присцилла, и тогда я уже не был маленьким мальчиком. Я был дома в отпуске, а она настояла, чтобы я пригласил на свидание дочь одной из ее подруг.
Я прострадал все свидание с девушкой, чей подбородок был более «волевым», чем у меня, и которая не могла держать при себе свои чертовы потные руки. Я же был милым и вежливым с этой девушкой. Я довез ее домой, проводил до двери… а она схватила меня за воротник, пытаясь поцеловать.
Я, на-хрен, еле ноги оттуда унес и не знаю, что она сказала своей маме, но та позвонила моей маме. А Присцилла Райт позвала меня в свою швейную комнату и просто посмотрела на меня с тихим разочарованием, которое уязвляло больше, чем слова, которые говорит обычно отец.
Но вернемся в настоящее.
Мой отец не был разговорчивым, сентиментальным парнем. Наше обычное общение с ним состояло из серий бурчаний, которые мы необъяснимым образом понимали.
Когда он меня остановил, то я ожидал, что мне прочитают нотации из-за того, что одет в рубашку механика, вместо противной белой рубашки-поло с ярко-синей эмблемой «J&P AUTO SALES». Он всегда настаивал на том, что бы я представлялся продавцом, несмотря на мои упрямые настойчивые заявления, что я не хочу этим заниматься. Но, эта работа помогала платить по счетам и позволяла мне не залазить в сбережения, пока я учился в университете, и отец был достаточно щедр, чтобы организовать мне гибкий рабочий график.
Я не ожидал, что в глазах своего отца увижу настоящую озабоченность по поводу того, что я сегодня недостаточно общителен.
— Извини Папс, — сказал я, хлопая его по плечу. — У меня на уме учеба. Ты в порядке?
— А ты в порядке? — спросил он в ответ, не спуская с меня пристального взгляда. — С тех пор, как ты вернулся, ты…
— Превосходно. Со мной все превосходно, Папс. Окʹей?
— По тебе не видно. Я волнуюсь за тебя, сын.
— Волнуешься о ком?
Я застонал услышав голос позади нас.
Опять начинается, черт возьми!
— Почему ты беспокоишься о Джее, Папс? Что происходит? Джей, ты в порядке?
Тебе нужно, чтобы я посмотрел…
— Не-а — твердым тоном сказал я, повернувшись к своему старшему брату Джозефу-младшему. — Мне не нужно, чтобы ты куда-либо смотрел, доктор Райт.
Джозеф сухо улыбнулся.
— Ха-ха. Смешно. Ты уверен…
— Да. Могу ли я теперь идти в автосервис? — спросил я, обращаясь к обоим мужчинам. Они обменялись взглядами, и Джозеф-младший слегка кивнул Джозефу-старшему, предполагаю, они думают, что я этого не вижу.
— Да, сынок. Иди, — согласился отец, и я не стал тратить время и оставил их обсуждать мое поведение. Хотя, обсуждать было нечего. Мое поведение никак не поменялось, это они вели себя по-другому.
Я приехал домой несколько месяцев назад, прямо перед началом семестра, и стал замечать что моя семья ходила вокруг меня на цыпочках. Такого раньше не было. Теперь они были внимательны со мной, спрашивали, как я себя чувствую, будто ожидали, что любая мелочь заставит меня впасть в панику или что-то в этом роде.
Я знал, о чем они беспокоились: о посттравматическом стрессе, о воспоминаниях, о кошмарах, в которых присутствуют дети с привязанными к спине бомбами и о прочем дерьме, которое демонстрирует американская магия кино — как выглядит дислокация военных сил в горячей точке. Но правда не была такой унылой или трагичной, но почему-то намного хуже, чем в кино. Я не знал, как это объяснить, но дело в том, что со мной ничего такого не происходило. Я был хорош.
Мне просто было нужно, чтобы моя семья, действующая из лучших побуждений, это осознала, и к чертям отвалила от меня.
Как только я вошел в ту часть дилерского центра, в которой находился автосервис, то глубоко вздохнул. Приторные запахи моторной смазки, тормозной пыли, резины, бензина и моторного масла могли бы вызвать приступы рвоты и кашля у большинства людей, но для меня они пахли домом.
Маленькая принцесса БГУ, с которой я сегодня столкнулся, вероятно, умерла бы от шока.
Я почувствовал раздражение, вспоминая о том, как она отпрянула, увидев мою рубашку механика. Я одевал ее на занятия с завидной регулярностью, потому что это помогало мне экономить время в те дни, когда я работал: мне не нужно было заходить домой чтобы переодеться. Вообще-то, моя одежда была чистой, потому что моя мама меня правильно воспитала. Нет, я не отправлялся в кампус одеваясь так, чтобы произвести впечатление, как хорошенькие мальчики, которых она, вероятно, предпочитала. Я не был мальчиком. Мне было двадцать восемь лет, и я воспользовался великодушием военных и пытался получить свою чертову степень, чтобы я смог, к чертям, убраться отсюда. Меня окружали подростки, а этим «деткам» было едва по двадцать лет, так что их смело можно называть подростками.
Но не принцессу.
Не-а. Как я не был раздражен тем небольшим случайным обменом «любезностями» у дверей в аудиторию, я не мог отрицать, что неожиданная мягкость ее тела, врезавшегося в меня, мне понравилась. Это был не первый раз, когда я ее видел; она всегда была в лекционном зале по пятницам, сидела за столом рядом с профессором Бриант, и выглядела чертовски хорошо.
У нее была красивая медная кожа, большие карие глаза и чертовски сексуальный рот. Ее волосы были заплетены в множество мелких черных косичек, которые были ниже талии и задевали мягкие изгибы ее бедер. Эти изгибы, давали очевидный намек на то, что она была старше девушек, учащихся в кампусе. Она была аспирантом-ассистентом профессора. А для того, чтобы занять эту должность, нужно было, по крайней мере, получить степень бакалавра. Значит ей, по меньшей мере, двадцать один или двадцать два, но я подозревал, что она старше. Что-то в ее манерах (легкость, беззаботность, адская сексуальность), говорило, что она не молоденькая женщина.
Не говоря уже о том, что я услышал замечание этой маленькой зазнайки, которое она бросила мне в спину, после того как мы столкнулись друг с другом. Только уверенная в себе женщина могла вести «ответный огонь» со мной, несмотря на то, что именно она была виновата в нашем столкновении.
Хорошо.
Ну… может быть, это не полностью ее вина.
Возможно, она была занята своим телефоном, вместо того, чтобы смотреть, куда идет.
Возможно, я был слишком отвлечен ложбинкой ее коричневой груди, выделяющиеся на фоне белой рубашки, и не смотрел куда иду.
Возможно, это была наша общая вина.
Но все же, принцессе не нужно было вести себя так, словно я был весь в грязи и масле, вот и все. Она не западала на мужчин, чьи руки были «в грязи», а я не западал на высокомерных женщин.
Конец.
Я закончил свою смену в автосервисе, и ловко уклонившись от отца и брата пошел домой. Там, я вытащил оставшуюся с вечера курицу и рис из холодильника и засунул разогреваться в духовку, а сам направился в душ.
Позже, я поставил свой ноутбук на стол и сел перед ним вместе с тарелкой ужина, чтобы поработать над своим сочинением.
Пока не улучшил свою работу.
Что это за херня?!
Я отстранился от экрана своего компьютера, с недоверием глядя на оценку в нижней части моего сочинения по «Современной черной литературе». Я моргнул, снова посмотрел на экран, а затем огляделся вокруг, в поисках кого-нибудь, кто бы подтвердил, что это не обман зрения.
82,5%
Да-да, это был проходной балл. И многие были бы им удовлетворены, но не я. Во-первых, я написал это гребанное сочинение сам. Во-вторых, хотя, оценка «В» и была проходной, но окончательная оценка за курс базировалась на суммарных баллах. И эта оценка понижала мой шанс на получение хорошей окончательной оценки. И, в-третьих…
я написал это гребанное сочинение.
Нахмурившись, я гневно прокрутил страницы сочинения, читая комментарии. Я был в библиотеке, изучая чертову термодинамику, чтобы подготовиться к тесту, который будет на этой неделе. Но нет, услышал тихое оповещение электронной почты, полез ее проверять. Теперь я был взбешен и обеспокоен из-за своего среднего балла по предмету, у которого не было ни хрена общего с той степенью, которую я получу.
Я мог бы разозлиться на своего куратора, но он не был виноват в том, что я был одним из последних зарегистрировавшихся студентов, и выбор свободных курсов был не велик. Мне повезло, что я вообще смог попасть хоть на что-то, не говоря уже о тех предметах, которые мне действительно нужны. Я иногда любил почитать в свое свободное время, поэтому в последний момент выбрал «Современная афроамериканская литература». Дополнительное преимущество: профессор Бриант была взрослой женщиной, поэтому на лекциях было чертовски интересно. Все было хорошо.
До сих пор.
Мои глаза сузились, когда я прочитал комментарии: Слабо развит тезис; бессвязные абзацы; как это связано с вашим (слабо развитым) тезисом?; необходима цитата и, бла, бла. В конце концов, она оставила приятное небольшое замечание в конце о том, что это была сильная попытка, но «сильная попытка» как-то не вязалась с «82,5 %».
По крайней мере, не для меня.
Поскольку я уже был в здании, то собрал свои вещи, распечатал копию своего сочинения и пошел наверх в кабинет профессора Бриант. Я не знал ее расписания, были ли у нее приемные часы или же она была на занятии, но если бы я смог с ней пересечься, то хотел бы поговорить о моем сочинении.
Когда я добрался до кабинета, то увидел что дверь открыта, поэтому я заглянул в него и осмотрелся. Кабинет профессора Бриант был достаточно большим для того, чтобы удобно разместить два стола и по-прежнему выглядеть просторным. За большим столом, несомненно, принадлежавшим профессору, никого не было.
За другим столом сидела принцесса.
Ее голова была опущена, пока она что-то писала в своей записной книжке. Под ее косичками исчезали тонкие пурпурные шнуры наушников, и мне пришлось приложить усилие, чтобы перестать пялиться на ее округлые полные груди, выпирающие через синюю футболку с V-образным вырезом с эмблемой «БГУ».
Я прочистил горло, и ее голова дернулась, глаза широко раскрылись. С громким хлопком она закрыла записную книжку и выдернула наушники.
— Чем могу помочь? — немного взволнованно спросила она и встала.
Не прошло и недели, как мы друг с другом столкнулись, и с тех пор я ее не видел.
Сегодня был четверг, значит, завтра она будет в лекционном зале, но почему-то сейчас все было немного по-другому. Только я и она, относительное уединение… какого черта она только что была такой вежливой?
— Хм, — начал я, слегка покачав головой, чтобы убрать грязные мысли о моих руках на ее бедрах. — Я искал профессора Бриант.
— Ее здесь нет.
Я поднял бровь.
— Да, я вижу. Можешь сказать, когда она вернется?
— Ее приемные часы, для удобства указаны там, на двери.
— Я не об этом тебя спросил.
Принцесса скрестила руки на груди, из-за чего ее груди прижались друг к другу, и было еще тяжелее на них не пялиться.
— Ты тот парень, который натолкнулся на меня на днях, не так ли?
Я ухмыльнулся.
— Не-а. Это ты на меня натолкнулась, но вижу, что ты думаешь иначе.
Она закатила глаза, бормоча себе под нос что-то, что звучало подозрительно похоже на «ублюдок», затем перевела взгляд на меня с выражением абсолютной незаинтересованности на лице.
— Что ты хочешь?
— Поговорить с профессором.
— О чем?
— О моей оценке за сочинение.
На ее лице появилась неприятная маленькая ухмылка.
— Что не так? Ты провалился?
— Нет, — усмехнулся я, покачав головой. — Я не провалился, я просто недоволен оценкой. Когда я могу поговорить с профессором Бриант?
— Она не будет разговаривать. Оценки окончательные.
Сузив глаза, я шагнул в кабинет.
— Я хочу это услышать лично. Когда она будет свободна сегодня?
— Это пустая трата вашего времени. Она не изменяет оценки.
Я нервно сглотнул, чувствуя, как с каждым мгновением теряю терпение.
— Когда Я смогу С НЕЙ поговорить?
— У профессора Бриант нет приемных часов по четвергам.
Любой возможный намек на веселье исчез с моего лица и я пошел на нее.
Выражение лица принцессы было сладким, как кукурузный сироп с высоким содержанием фруктозы, а ее глаза сверкали из-за едва сдерживаемого смеха.
Я глубоко вдохнул и покачал головой.
— Ты не могла сказать это дерьмо сразу, а?
Она пожала плечами, затем обошла стол и направилась в мою сторону с самодовольным видом. Я наблюдал за ее попкой, когда она проходила мимо, а затем снова перевел взгляд на ее лицо. Она остановилась у двери и показала на ламинированный лист, прикрепленный к двери.
— Как я и сказала: ее расписание написано на двери. Вы видите его вот здесь?
ЧАСЫ РАБОТЫ указаны прямо здесь, сверху, чертовыми заглавными буквами?
— Да, по-фиг, — сказал я, кидая распечатанную копию моего сочинения на стол профессора Бриант. Я направился на выход, остановившись прямо перед принцессой. Я вдохнул аромат ее парфюма, и эта смесь жасмина, сандала и ванили, чуть не вынудила меня забыть то, что я собирался сказать. — Если увидишь ее сегодня, то скажи ей, что заходил Джейсон, оʹкей?
Она прижалась спиной к двери, уставившись на меня со скучающим выражением на лице.
— Окʹей, Джейсон, — она прошла бочком между мной и дверью, дождалась, когда я отступил в коридор и взялась за дверную ручку. — Но чтобы ты знал… оценки окончательные.
У меня даже не было шанса ответить, так как она закрыла дверь перед моим лицом.