LE MESSE NOIRE



— А теперь, дорогие ведьмы и колдуны, — заорал диск-жокей со своего места возле сцены, — а теперь — свальный грех!

В зале, украшенном белыми пантаклями, нашитыми на черные драпировки и набитом уже прибалдевшей молодежью, завопили, засвистели, заулюлюкали. «Black Sabat» взорвали роком воздух и черно-красная толпа сладостно и дико впала в ритмичное безумие. На авансцену выскочили трое — две полуголые ладно сбитые девки и плюгавый парень, державшийся весьма уверенно и раскованно. Из углов тянуло анашой, в женском туалете валялось три использованных шприца. За сценой, во мраке задника пошли в ход презервативы.

Пятеро девчонок, стоявшие у самого выхода из Ада, так сказать, в Чистилище, одинаково брезгливо поморщились после выкрика диск-жокея:

— Идиот, как все мужики, — сказала Геля беззлобно.

— Все испортил, — подхватила Соня.

— Ну, что мы можем сделать! — Света сдалась еще до боя, а теперь только искала оправдания.

— Вообще дурацкая идея! — морализировала Ира.

— Хреново! — откликнулась худенькая Наташа. — Но уже ничего не изменить. Пошли танцевать!

Предложение, несмотря на все «фи!» и «фу!» было принято, и недовольная пятерка ввинтилась в бушующее море студентов. Они продвигались, ища свободное место, чтобы развернуть свои танцевально-эротические таланты, а со всех сторон им кричали:

— Классно!

— Здорово придумали!

— Молодцы!

Наташка, поймав сумрачный взгляд Светы, скорчила рожицу и показала ей язык. Это означало: «Смотри, а все довольны!». Светка, не выдержав, фыркнула и рассмеялась. Соня, увидев пантомиму и понимая, что сквозь грохот рока прорваться не удастся, обняла за плечи Гельку и Ирку. Геля подняла высоко вверх правую руку и махнула ею вниз, жестом «да пошло оно все!». Все засмеялись и стали танцевать. Настроение постепенно приходило в норму.

Конечно, они расстроились, когда их идею размазали по панели всем пятым курсом исторического факультета Гродинского Государственного Университета. Идея была Светкина: сделать костюмированную инсценировку черной мессы. Так, как это было в средние века. Так, как она описывала это в своем дипломе со всей бутафорией и максимальной приближенностью к реалиям четырнадцатого века. Перед проведением этой мессы планировалось разьяснительное мероприятие, то есть пространная лекция. На мессу приглашались все студенты фака и после намеревались устроить шабаш, плавно перетекающий в дискотеку.

— Ты спятила! — сразу же последовала реакция Иры. Она была воинствующей христианкой православного толка и взялась писать диплом по «Молоту ведьм» с исключительной целью доказать преимущества восточной церкви над западной.

— Это должно быть исключительно женское мероприятие! — высказалась Геля. Ее диплом был посвящен теме женского образа в «Молоте ведьм» и в средневековье, в целом.

— Ну, пойдет, только если все исторические детали будут соблюдены! — таким было мнение Сони, специализировавшейся на средневековом менталитете, отображенном в «Молоте», как историческом источнике.

— Надо добавить трапезу, согласно обряду. Сонь, а что ведьмы ели? — у Наташки диплом был посвящен теологическим вопросам. Она уже завязла в них по уши, но как-то продиралась сквозь муторные изречения Фомы Аквинского и Блаженного Августина. Ей всегда удавалось найти для себя неудачное место приложения сил.

— Нежненькое мя-яско некрещеных младе-енчиков! — утробно взвыла Соня, подражая плачу малютки-привидения.

Все развеселились, заоблизывались, плотоядно зачмокали и мечтательно закатили глаза.

— А это проблема, — призадумалась Света. — Кого мы принесем в жертву и чью будем пить кровь? Как это сделать?

Идея, родившаяся в Светиной заумной головушке как познавательное мероприятие, обсуждалась сначала приватно, в квартире ее родителей. При этом разговоре, как и при всех остальных, в комнате вертелся ее брат Федор, десятилетний щуплый и шкодливый пацаненок. Они с сестрой были вынуждены делить одну комнату, поэтому пятеро давно привыкли к присутствию Федора. Довольно часто разговор заходил слишком далеко, и опомнившись, что в комнате находится еще одна пара любопытных ушей, болтушки осекались и хихикали. К чести Федора, следовало отметить полное отсутствие у мальчишки нездорового любопытства, а также тенденций к шантажу и элекментарному ябедничанью. Обычно он пребывал в своем мире, со своими мыслями, книгами и планами.

Тем временем, пока Света раздумывала над собственным вопросом, остальные вспоминали, что знали о черной мессе.

— Нужны черные свечи, черный кот, которого надо целовать в зад.., — сообщила Наташка.

— Я не буду! — отозвалась Геля. — Потому что он самец, а значит — то же, что и мужчина. И потому что у кошек бывают глисты! А я и так худая!

— Да, уж солитера ты не потянешь! — хихикнула Ира и, вернувшись к своей обычной серьезности в вопросах религии, изрекла: — Это вообще дурацкая затея. Она оскорбительна для чувств верующих и принижает саму идею христианства в глазах иноверцев, коих у нас на курсе предостаточно!

— Из песни слов не выбросишь... — Соня хотела уже поспорить по поводу идеи христианства в историческом аспекте.

— А еще, — вмешалась Геля, — алтарем должна служить голая баба. То есть, ее живот. А чашу ставили...

— Знаем, знаем! — перебила Светка. — Из чаши пили жрец и сама эта голая, а потом они совокуплялись! Федор, заткни уши!

Брат оставил свои дела и засунул руки в карманы шорт.

— Нужны мне ваши глупости, — пробубнил он.

— А! — встрепенулась его сестра. — Я теперь знаю, кого мы съедим на шабаше! — она вытянула указательный палец в сторону надутого мальчика. — Ты, Федор, будешь у нас изображать некрещеного младенца!

Пятеро взвыли, затрясли над головами растопыренными пальцами, скорчили ведьминские хари, насколько у каждой хватило фантазии, и стали медленно и неотвратимо надвигаться на будущую жертву. Федор, который неоднократно подвергался осмеянию, запугиванию и щекотанию, неожиданно серьезно отреагировал на действия мучительниц. Он попятился от них в сторону двери, покраснел, на глазах выступили слезы.

— Съесть его! Выпить его кровь! — взвизгнула разгулявшаяся Соня.

— Съесть его, съесть его, выпить кровь, съесть! — подхватили остальные ведьмы, будто и впрямь черт вселился в них — они не могли остановиться, хоть уже и заметили странную реакцию Федора.

— Не надо! — выкрикнул испуганный не на шутку мальчуган и, зарыдав, выбежал из комнаты.

Расшалившиеся девчонки застыли в своих ужасных позах и с перекошенными лицами. Потом они приняли нормальное обличие и переглянулись.

— Что это с ним? — озвучила удивление всей компании Геля.

— Вот чудо! — хмыкнула Светка. — Пойду его притащу! Пусть сопли утрет.

Слезы брата всегда вызывали сочувствие в ее отзывчивом сердце. В сущности, они почти не ссорились и не дрались, как множество других детей в других семьях. Скорее всего, сказывалась большая разница в возрасте. Ведь Света была уже взрослой девушкой, а Федя всего-навсего ребенком.

Она нашла брата в кухне, под столом. Он продолжал тихо, испуганно плакать. Светка влезла под стол, согнувшись в три погибели. Ей, с ее ростом в сто семьдесят восемь сантиметров, это далось нелегко.

— Федор, — она протянула ладони к его мокрому лицу с красным шмыгающим носом и несчастными темно-серыми глазами. — Ну что ты? Мы же пошутили! Прости нас, слышишь?

Первоначальный, не поддающийся объяснению страх, такой сильный и непреодолимый, стал отступать. Теперь Федор скорее злился на сестру и ее подруг за то, что из-за их глупой выходки расплакался как маленький. Он сначала попытался оттолкнуть руки девушки, но привык доверять Светке, которая частенько мазала йодом его разбитые коленки и покрывала от родителей кое-какие шалости. Он милостиво позволил сначала обнять себя, а потом и вытащить из-под стола.

— Не пойду к ним! — буркнул он, когда сестра вытерла его лицо. — Они меня дразнят. И я не младенец и нечего меня есть!

— Дразнят немного, — согласилась Светка. — Но плохого тебе не хотят! А раз ты — мужчина, а не младенец, то должен быть сильным и снисходительно относиться к глупым шуткам.

— Как это?

— Посмеяться вместе с нами и не принимать близко к сердцу, — она смотрела на брата улыбаясь, чувствуя, что ее улыбка вот-вот отразится на его лице. — Докажи, что ты не младенец, и подыграй нам!

Федор еще подулся немного, только чтобы набить себе цену и показать, насколько тяжело далось ему это решение. Наконец его губы дрогнули, и он ответил на улыбку сестры.

— Ладно! Увидишь, какой я взрослый. Только я не хочу изображать младенца!

«Ну вот! — раздосадованно подумала Света. — Опять за рыбу деньги!»

Она повела мальчика в их общую комнату, пытаясь по дороге придумать аргументы соблазнения и вовлечения Федора в еще не продуманное действо.

А когда идея приняла законченный вид плана, неожиданно оказалось, что она выглядит не так, как была задумана. Пятеро были обычными девчонками, они любили поговорить с однокурсниками. Вскоре все знали, что готовится грандиозная вечеринка на Вальпургиеву ночь. Студентам истфака не надо было уточнять, что это означает шабаш ведьм в ночь с тридцатого апреля на первое мая. Само собой решилось: будет костюмированный бал, дискотека и даже буфет. А где еда — там и выпивка, а где выпивка — там и все остальное! В общем, когда Наташка написала сценарий мероприятия таким, каким его задумали пятеро, и Геля с Соней пошли в профком договариваться о помещении, аппаратуре и мелочах на вечер, их встретили уже подготовленные общественным мнением люди. Председатель профкома сказал:

— А, это вы! Ждем, ждем! Это сценарий? Зачем? Лекция об обрядах средневековья и роли женщины в средневековом обществе? Кому это нужно?! Значит, так. Мы выделяем деньги на бутафорию, метлы возьмете у завхоза. Помогать в организации будут первокурсники — им дадите задания. Ну, там пару номеров на сцене... Декорации пусть сделает Гарик Симонян. Дискотека будет в актовом зале, лекция отменяется. Все и так в курсе.

— Это будет не так! — воспротивилась Геля. Она терпеть не могла председателя профкома за его большую и чистую любовь к мужскому полу и оголтелыий бюрократизм. — Это вам не просто вечеринка. И не дискотека вообще! Мы сделаем познавательное мероприятие. Мы историки, а не спортфаковцы. Нас объединяет не дурное дрыганье в темноте, а интерес к истории, к науке...

— Милая девушка! — парировал председатель. — Никто на ваши лекции не пойдет. Ваш дутый интерес к истории и науке не оправдает возложенных надежд. Кроме того, студент есть студент. Хоть со спортфака, хоть с истфака! Мы вам дадим поддержку только на реальное мероприятие, на которое придут студенты, много студентов! А не три ботаника, включая вас!

— Сам ты ботаник! — взорвалась Гелька, и не успела Соня вмешаться для наведения мостов, как противники сцепились в словесном поединке. После нескольких довольно серьезных оскорблений с обеих сторон, Софья, оправдывая свое имя, мудро решила добиться Соломонова решения.

— Послушайте меня! — заорала она так, что оба спорщика, в перепалке позабывшие об остальном человечестве, вздрогнули, замолчали и переглянулись как сообщники. — Послушайте! — повторила она на тон ниже. — Можно ведь совместить неприятное с бесполезным. Если наша лекция кажется вам, — она посмотрела в глаза председателю студпрофкома, — ненужной, а дискотека представляется нам, — она глянула на подругу, — бессмысленной, то давайте проведем и то и другое!

— И что это будет? — в один голос возмутились противники.

— Это будет консенсус по полной программе! — торжественно возвестила Соня. — А как делались такие вещи раньше? Вспомните «Карнавальную ночь»! Сначала — «Две звездочки, три звездочки...», а потом — «Пять минут! Пять минут!»

Они спорили еще час, провели блиц-опрос всех, кого встретили в коридоре, где шел разговор. Потом, почти помирившись на Сонином, конечно, предложении, пошли обедать в буфет. Там, чокнувшись стаканами с томатным соком, порешили: лекции быть, и инсценировке быть, и дискотеке тоже быть!

Когда делегатки на крыльях молодости и энтузиазма прилетели в штаб, а попросту, в квартиру Светки, и принесли счастливую весть, наступило всеобщее и полное ликование.

— Надо точно и четко расписать, кому и что мы поручим подготовить! — сказала Светка.

— Ура-ура! — возликовала резвушка Наталья. — Я мечтала, чтобы была дискотека, но боялась предложить! Слава Богу, слава Аллаху, хари Кришна!

— Прекрати визг, — остановила ее Ира. Впрочем, она тоже улыбалась. — Мероприятие все-таки очень сомнительное... Надо сделать все очень умно, чтобы не получилась порнография!

— Не переживай! — ответила за всех Гелька. — Мы будем руководить, и все будет классно!

Взяв на себя благородную функцию руководства, пятеро моментально потеряли бразды правления в подготовке мероприятия.

У Сони были знакомые, которые предложили нанять танцевальный ансамбль для зрелищности. Соня встретилась с ними и расписала задачу до мелочей. Танцовщики все поняли и отправились готовить заказанные номера, а когда представили их на суд заказчицы, оказалось, что все танцы выражают идеи, прямо противоположные заказу. Предполагалось, что танцы добавят эмоциональной насыщенности и подчеркнут основное настроение черной мессы — мистический ужас перед таинственными силами. А на сцене почти совокуплялись полуголые тела, выражая лишь одну мысль: как хорошо потрахаться! Соня попыталась объяснить танцорам их ошибки, но творческие люди смертельно обиделись за критику. Деликатная Соня не смогла настоять на своем и тихо молилась, чтобы подруги теперь не съели ее саму вместо младенца Федора. Кроме того, времени на создание новых номеров уже не оставалось.

«Будь, что будет!» — решила Соня.

— Нормально, — доложила она остальным, когда разговор зашел о танцах.

Гарика Симоняна проворонила Иришка. Она встретилась с ним в общежитии, прямо в его комнате. Студенты, с которыми Гарик делил приют, играли в карты у соседей, а он сам, сально скользя глазами по аппетитным выпуклостям Иркиной фигуры, вполуха слушал ее объяснения. У Симоняна была репутация бабника. Он встречал Ирку, одетый только в спортивные штаны, уверенный, что его мощный волосатый торс обрадует глаз гостьи.

— Смотри на зарисовки, Гарик! — не выдержала Ирина. Она всегда терялась под такими взглядами. — Это пентакль Солнца, он способствует величию, мощи, славе, успеху в жизни! А это — пентакль Юпитера и он дает славу, почести и богатство.

— Ириша, я же профессионал! Убери эти кривые каракули! — его тон был ироничен, а правая рука уже лежала на коленке девушки. Щеки Ирки запылали, но не от удовольствия, а от злости. Она была готова отшить его, и весьма резко притом, но побоялась, что он откажется оформлять зал. Это будет катастрофой! Гарик продолжал хвастаться и водить рукой по ее ноге. — Я историк и художник! Так неужели эти две вшивые пентаграммы...

— Вот и хорошо! — Ирка вскочила на ноги, сбросив влажную ладонь Симоняна со своего бедра. Ее слегка тошнило от омерзения. — Давай, работай, а я через пару дней загляну, посмотрю эскизы.

— Ты уже уходишь? — разочарованно спросил Гарик. — А как же чай?

Никакого чая в радиусе десяти метров не наблюдалось. Ирка двинулась к двери, вежливо улыбаясь и проклиная Светкину дурацкую идею. Гарик обогнал ее и закрыл собой проход. Чтобы прорваться к выходу, девушке пришлось бы неизбежно дотронуться до его голой кожи. Но она скорее прикоснулась бы к змее, чем к этому бабнику.

— Гарик, — миролюбиво сказала Ира, — выпусти меня, пожалуйста! Я завтра зайду!

И тут для Ирки случилось страшное: Симонян, явно преувеличивавший воздействие брутальной ауры на волю девственниц, заключил ее в свои пахнущие потом объятия и даже успел коснуться губами ее губ. Ира, скованная гадливостью, замерла на несколько мгновений. Гарик уже праздновал победу, поэтому ослабил объятия. Тут его жертва обрела способность к сопротивлению — она резко сбросила его руки со своей талии и залепила ему пощечину. Постояла еще долю секунды, пытаясь убить похотливого козла взглядом, а затем сторонясь, бочком, обошла его и открыла дверь.

— Ты что, дура? — возмутился донжуан, когда голос вернулся к нему, и в этот момент ему стало ясно: позор не останется в тайне! За дверью, распахнутой выбежавшей девушкой, стояли его соседи по комнате — трое парней, чьи веселые рожи выражали полное понимание идиотства положения Гарика.

В общем, ни завтра, ни через несколько дней, Ирка в комнате Гарика не появилась. Она рассказала остальным, что произошло, и пятеро решили обойтись без плакатов и прочего. Ничего, пробьемся!

— Не телом же платить за эту ерунду! — прокомментировала Соня. Все похихикали и согласились.

Перед самим вечером Гарик все-таки принес плакаты с изображением того, что он считал исторически достоверными изображениями. Он отдал плакаты и отвел Ирку в сторону. Она оглянулась на тесный фронт своих подруг, недобро следящих глазами за сатиром. Чего бояться в аудитории, где полно народу, да еще с такой поддержкой?

— Ир, — Гарик мило потупился, красуясь длинными пушистыми ресницами, — короче, прости дурака! Ну, ты мне нравишься... Я, там, перестарался, короче...

«Если у тебя короче, лучше молчи!» — подумала она, но осложнять отношения не стала. Все-таки он сделал то, о чем его просили, и извинился как мог.

— Ладно, Гарик! — с лицемерным великодушием ответила Ирка. — С кем не бывает! Спасибо за плакаты.

Они вернулась к остальным, посмотреть, что нарисовал Симонян. Однако, увидев художества ловеласа, пятеро задохнулись от возмущения, а Иришка даже захлюпала носом. Два плаката зачем-то изображали ведьм, как их себе представлял живописец: грудастые телки в облегающих нарядах с диким макияжем на лице и татуировками на щиколотках и плечах. Еще было изображение церемоний пыток этих сексуальных ведьм и их сожжения. Две маленькие схематичные пентаграммки были ответом Гарика на заказ.

— Ирка, — зашипела Света, полузлобно, полушутливо, — куды ж ты глядела!

— Господи, — у Ирки был такой несчастный вид, что девчонки не решались ругать ее, — я не думала... Я хотела...

— Да уж, красота! — съехидничала Наташка.

Сам Гарик был очень собой доволен. Он даже не заметил негативной реакции девушек. Возможно, Симонян решил, что Ирка плачет от умиления перед его искусством.

— Иди, Симонян, — сказала ему Соня. — Иди. Отличился!

Он ушел, а злополучные плакаты скатали в рулон и поставили в углу подсобки актового зала, там где хранились ведра, швабры и тряпки.

Девчонки пошли утрясать дела, связанные с подготовкой к шабашу. Света занялась оформлением зала. Первокурсники, завербованные ею на работы по украшению зала, уже толпились в рекреации. Почти всегда учащиеся старших курсов считают младших дураками. И если раньше Света не была сторонницей этой точки зрения, то после нескольких часов совместной деятельности убедилась в обоснованности такого мнения. Мальчики бегали, орали и дрались вениками, девочки глупо хихикали, норовили осесть в уголке и потрепаться, да еще и огрызались в ответ на замечания. К пяти вечера, обозленная и распаренная, она оглядывала результаты потраченных усилий.

Вскоре появились остальные организаторши, каждая принесла плохую новость:

— Игорь Вечор, актер, которого мы пригласили быть ведущим, — заболел! — отрапортовала Геля. Все разочарованно вздохнули. Вечор подходил для дела необыкновенно. Он был красавцем и интеллигентом. — Вместо него будет Веселовский. Он такой маленький и страшный и, по-моему, прилично заикается, но больше никого нет...

— Хорошую аппаратуру из бара нам не дадут, потому что здесь проводка хреновая и с розетками что-то, — доложила бодро Соня. — Мне показалось, что бармен просто не хочет, чтобы мы брали его технику. Правда, я договорилась с ребятами из общежития. Они дадут нам магнитофон и усилители, но качество звука будет не то!

— Ректор разрешил прийти на вечер всем факам, и нас затопчут! — эта новость, принесенная Наташкой, сразила всех наповал. — Одно радует: во дворце спорта будет дискотека, там приезжает кто-то знаменитый, и, думаю, все пойдут туда.

— А в остальном, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо! — пропела Ирка.

Потом пятеро осмотрели зал. Они потушили свет, задернули шторы на окнах, включили подсветку на сцене. Решили, что могло бы быть и хуже.

— А это зачем здесь? — спросила Геля, указывая на плакаты Симоняна, развешанные на противоположной от сцены стене.

— Да вот не уследила! — покаянно произнесла Света. — Вышла на минутку, вернулась, а они уже висят!

— Ну, и ладно! — резюмировала Наташа. — Не выношу этого пессимистического уклона! Все, хватит. Пойдем себя в порядок приводить! Полчаса осталось!

— Кстати, — сказала Соня уже в коридоре. — Он пентаграмму изобразил с шестью углами... Кретин! Надо будет убрать эту ересь.

А через час все вокруг неузнаваемо изменилось. Зал набился студентами, они все были наряжены в черные балахоны с красными капюшонами и красные балахоны с черными капюшонами. На лицах у многих были маски со страшными рожами или черно-красные таинственно-ужасные полумаски. Все бряцали цепями, трясли амулетами и хвастались всякой экзотической бижутерией. Присутствующие были возбуждены необычной тематикой празднества, но всем происходящее нравилось.

Пятеро были обряжены ведьмами. Они надели красные и черные юбки и облегающие черные водолазки. На запястьях гремели металлические браслеты, на шеях — бусы, монисто и ожерелья из маленьких пластмассовых черепов. Головы девчонки повязали цветастыми косынками, а волосы из-под них торчали как метелки в разные стороны. Они носились по залу, проверяя готовность людей и оборудования. Наконец, похоже, все было на мази. Ведьмы устроились за кулисой и наблюдали за залом в щель между полотнами ткани.

Света должна была прочитать лекцию, а Геля — вести мессу вместе с Веселовским, который уже прибыл и облачался в свой костюм в отведенной ему под гримерную пустой аудитории. Там же переодевались танцоры. Наташка отнесла актеру сценарий и тексты для ознакомления. Геля собиралась через минуту зайти к нему и прорепетировать ход мероприятия. Она очень волновалась.

Теперь поджидали только Ваню Фирсова, которому была отведена роль ведущего. Ваня был единственный, на кого девчонки полагались безоговорочно. Он был импозантен, начитан и, кроме того, приходился ректору их института родным сыном, что в свое время ведьмам поддержку администрации.

— Вот он! — Наташка первая заметила Фирсова и указала на него остальным.

— Что это с ним? — Светка приглядывалась к неверной Ваниной походке. — Пьяный, что ли?

— Не может быть! — хором в ужасе воскликнули Геля, Соня и Ира.

Они уже видели, что Ваня безнадежно и счастливо пьян. Он улыбался, глядя по сторонам, шумно лобызался с товарищами и чувствовал себя очень хорошо. Зато пятерым было плохо.

— Ах, ты паразит! Мерзавец! Как ты мог! Что нам теперь делать! — набросились они на Фирсова, когда тот нырнул за кулисы.

— А чо?! — Ваня дохнул на них сивушным перегаром, и девчонки прикрыли нежные носы, замахав на бесстыжего руками. — Ну, с Гариком чуть приняли для бодрости духа...

— Иди отсюда! Топай! Катись!

Фирсов обиженно развел руками:

— Чо не так?

— Все, все не так! — ответила Светка. Ей было обидно больше всех — у них с Ваней намечались кое-какие отношения, и на этот вечер у Светки были кое-какие планы. — Ты же напился! Ну, кто теперь вечер проведет?!

Пятеро, не сговариваясь, стали теснить Ваню, еще пытавшегося доказать свою правоту, за кулисы и со сцены. Геля отправилась к Веселовскому репетировать. А Ира пошла к председателю студпрофкома, который сидел у себя в кабинете специально на такой случай.

— Женя, — бросилась она к нему, — Женя, что нам делать? Ванька, сволочь, напился! Кто теперь будет вести вечер?

— Тихо, — он поднял голову от яркого журнала. Ира чуть-чуть напрягла зрение и увидела, что это «Гео», а статья про международный карнавал педиков. — Не напился, а выпил. Ничего страшного! Вызовем сейчас из общежития моего заместителя, Маслакова Вовку, он и проведет!

Маслакова ждали еще час. Толпа в зале начала редеть. Кое-кто уже подогрелся водочкой, а часть народа, жаждущая праздника, потянулась к выходу, решили заменить шабаш нормальной дискотекой во дворце Спорта с участием столичной звезды. Задержке радовалась только Геля. За это время она и актер успели пару раз пройти сценарий.

— Даже хорошо, что меньше людей стало! — Наташкин оптимизм не поддавался влиянию извне. — Меньше народу, больше кислороду! Свет, а не пора уже за Федором идти?

— Да, пора. Соня, сходишь? — Соня кивнула. — Слушай, там его костюм отглажен и висит на шифоньере, у нас в комнате. Только заставь его умыться, ладно? — Соня кивнула снова.

Наконец пришел обещанный Маслаков. Это был крупный парень, громогласный и краснолицый. При внешней своей приветливости, он не поддавался контролю, это было видно с первого взгляда. Наташа дала знак ди-джею включать фонограмму. Зазвучал «Полет валькирий».

— Ну, что там у нас?! — спросил Вова Маслаков пятерых голосом, от которого все вокруг заходило ходуном, а кулисы заколыхались.

— Лекция! — пискнула Соня. Остальные ведьмы скромненько промолчали.

Маслаков вышел на авансцену и торжественно провозгласил:

— Лекция!

Создатели проекта только завороженно отметили про себя, что зал, в котором одновременно разговаривали, кричали, визжали, шептали и топали пара сотен студиозов, моментально стих. Стихла и фонограмма. Наташка подтолкнула застеснявшуюся лекторшу, и Светка сменила Маслакова на авансцене. Как только ее эффектная фигура появилась на глазах публики, в примолкшем было зале возникли шепотки и посвисты. Света начала лекцию. Ее речь длилась двадцать минут, но разобрать смысл слов можно было только в первые пять. Назад за кулисы Света вернулась совсем подавленная.

— Такого позора я не переживала с тех пор, как однажды в пионерском лагере у всех на глазах лопнула резинка на моих трусах!

— Скажи спасибо, — наставительно ответила Ира, — что сейчас такого не случилось!

Ведьмы засмеялись, а Светка немного расслабилась.

— Все-все! Уходим, — поторопила подруг Наташка. — Вова, делай второе объявление, по папке!

Маслаков снова исчез за кулисой.

— А теперь, — раздался его богатырский покрик, — мы приступаем к самой главной части нашего вечера — ле мессе нуаре... ноире... Простите мой французский, господа!

Зал взорвался аплодисментами и свистом.

— Почему ты не написала в сценарии по-русски: «Черная месса»? — спросила Наталью, у которой просто глаза вылезли из орбит от ужаса и сдерживаемого смеха, Соня.

— На Ваньку рассчитывала, — ответила та. — Он бы сказал как надо. «Ле мессе нуаре»! Ха-ха!

— Цирк! — сказала Света, обращаясь прямо к вернувшемуся Маслакову. Впрочем, он не заметил выпада ведьмы.

На сцене танцевальная группа заняла свои места. Федор, облеченный в кипельно-белый балахон, стоял рядом с сестрой. Снова включили фонограмму. На сей раз это была увертюра из «Фауста» Гуно. Веселовский находился с противоположной от ведьм стороны. Он и Геля переглянулись, кивнули друг другу и, когда занавес начал разъезжаться в разные стороны, синхронно двинулись к середине сцены.

По всем мистическим канонам, рядом с мужчиной на черной мессе должна стоять женщина, вспомнилось Свете. Если бы хоть кто-нибудь в зале слушал ее выступление, он бы знал, что черная месса — культ женского начала, матриархата и левой руки. В культуре, созданной мужчинами, женщине отводилась роль соблазнительницы, стоящей ближе к дьяволу, чем к богу.

— Они легковерны, — произнесла Света тихо слова из «Молота ведьм». — ...Они скорее подвержены воздействию со стороны духов вследствие естественной влажности своего сложения... Их язык болтлив...

— Чего? — спросил Федор. Его глаза казались черными, так были расширены зрачки. Он испытывал нечто вроде священного ужаса перед происходящим. Все было ярко, нервно, музыка, море возбужденных лиц в зале, необычные и страшные предметы вокруг — все это проникало в его мозг через барабанные перепонки и сетчатку, убыстряя ритм биения маленького сердца.

— Ничего, — ответила сестра.

Ей показалось, что антураж шабаша все-таки производил должное впечатление. На сцене стоял алтарь — большой стол, покрытый черной скатертью. Он был украшен рогами, черепами, черными зажженными свечами и стилизованной рогатой фигуркой, которую всякий обладающий воображением, мог бы принять за фигуру Сатаны. Еще в глубине сцены стояло высокое кресло, крытое пледом тигрового окраса. Это был трон королевы шабаша, которую ждали позже. Над троном на черном заднике играли языки алого пламени, искусно сделанного из листов мятой фольги.

По углам зала и возле сцены затеплились воскурения из трав и ладана. Запах был сладковатый, томный и пьянящий. Похоже, туда добавили нечто особенное. Вообще зал, что называется «получился»! Красные и черные драпировки, расшитые пентаклями из серебряной фольги, таинственно колыхались и заставляли рисунок шевелиться и сиять, отражая огни черных магических свечей и красных светильников, развешанных под потолком. Единственной явной странностью была прицепленная к входной двери связка сушенных куриных лапок. Кто-то невежественный спутал сатанизм с вуду.

Тем временем, начиналось представление. Все в зале стихли и вытянули шеи.

Геля и Веселовский, оба в черном, украшенные серебристым металлом, символизирующим свет луны — ночного солнца, вышли на авансцену. Геля сняла цветастую косынку с головы и выглядела настоящей жрицей полночного храма. Ее темные волосы казались черными, сейчас она была одухотворена и сосредоточена на действе, несмотря на все неприятности с подготовкой и свое волнение. Веселовский тоже оказался не так плох, как ожидали. На сцене он чудесным образом стал выше ростом и перестал заикаться.

Увертюра смолкла.

— Приветствуем вас, дети тьмы! — провозгласил Веселовский ясным и мощным голосом.

— Наши черные одежды не случайны! — говорила Геля. — Они символизируют ночь перед рассветом, временем, когда придет наш повелитель Сатана и принесет нам свет разума!

— Черные одежды, — подхватил звучным баритоном актер, — выражают наш траур по жертвам христианской религии, чьи души уже не вернуть к свету Люцифера во веки веков!

— Первая жертва приносится нами, — почти пела Геля и фоном пошла торжественная тихая музыка. — Страшная жертва во имя нашего идола. Кровь его объединит нас, повяжет неразрывной цепью. Мы станем единым целым, одной семьей!

На сцену вывели Федора, выглядевшего, действительно, очень трогательно. Были заметны его страх и подавленность. Глаза казались огромными и темными, а кожа прозрачно-белой, в цвет надетого на него савана. Света и Соня подвели малыша к алтарю. Веселовский медленным шагом подошел к нему и взял на руки. Он торжественно возложил жертву на алтарь.

Теперь уже играла совсем другая музыка — одурявшая жестоким ритмом, диктовавшая убийство. На сцене появилась танцевальная группа и все время, пока Федор лежал на алтаре, он смотрел на извивающиеся спины и руки танцоров и на плакаты Симоняна с изображением ведьм, пыток и костра.

В ритм танца ведьмы, жрецы и сами танцоры начали выкрикивать «Вельзевул! Асмодей! Астарт! Вельзевул! Асмодей! Астарт!» Им вторил зал, сначала тихо и вразнобой, но потом все дружнее и громче: «Вельзевул!! Асмодей!! Астарт!!»

Наконец, когда танец достиг своего апогея, ряд танцоров распался, жрец вышел к алтарю и встал над мальчиком, держа над своей головой в вытянутых руках черный нож, кривой и страшный. Ритм музыки снова ускорился. Все смолкли, подчиняясь неведомой силе. Потом, внезапно, музыка оборвалась и тут жрец опустил свой тесак прямо в центр груди ребенка. Мальчик жалобно вскрикнул в тишине, все ахнули. Жрица подставила под бьющую из жертвы струю алой крови чашу. Наполнила ее, подставила другую. Полные чаши опускали в зал. Каждый делал глоток и передавал другому. Это длилось несколько минут. Когда же напряжение присутствующих стало спадать, снова грянула музыка, уже другая, и танцоры начали исполнять второй танец.

По залу передавались чаши с таинственным напитком, и пока длился номер на сцене, все присутствующие успели из них отхлебнуть по маленькому глотку и убедиться, в том, что это вино. Мальчика с кинжалом в груди унесли со сцены. В соседней аудитории Света отцепила от брата бутафорский нож, сказала, что он большой молодец, чмокнула в лоб и велела ждать ее здесь до конца вечера. Пустить его посмотреть представление она не решилась, потому что знала сценарий. Федор покорно остался ждать.

Теперь жрецы встречали королеву шабаша. Даже ярой феминистке Геле этот момент показался самыми слабыми пятью минутами из всей постановки. Грянула музыка Прокофьева, и танцоры вынесли на сцену почти полностью обнаженную девушку. На ней были только маленькие трусики телесного цвета, расшитые люрексом, а грудь скрывали тяжелые нити крупных разноцветных бус. На голове королевы сверкала серебряная диадема. Ее посадили на подготовленный трон, и она величественным театральным жестом благословила праздник. Королева была фигурой номинальной, простым и ясным символом женского начала. Заняв свое место, обнаженная замерла и больше не шевелилась до самого конца представления.

Следующим ритуалом было лишение девственности. Пятеро здорово сомневались, стоит ли этот ритуал вообще проводить, даже учитывая всю его символичность.

— Для начала, — хихикнула Соня, — надо еще девственницу найти!

Но танцевальная группа вцепилась в эту идею со всем пылом творческих личностей. Они сказали, что не о чем беспокоиться, и закатили грандиозный блуд с участием целого десятка девственниц в белых коротеньких туниках и десятка дефлораторов — энтузиастов, одетых в черные облегающие трико. Пока они пылко изображали спаривание, пардон, слияние противоположных в природе начал, толпа в зале разогрелась и стала выражать одобрение происходящему топотом, аплодисментами и свистом.

Ведьмы стояли в глубине сцены, пытаясь не пускать на свои лица разочарование и осуждение. Наташка, в глубине души считавшая всю затею ботаническим бредом, невольно подумала, что предпочла бы поменьше разврата в ходе представления. Наконец, пятеро вздохнули с облечением — танец закончился, и пакостники убрались с подмостков. Пора было приступать к посвящению неофитов.

— Братья и сестры, — провозгласил вышедший вперед Веселовский, — вы примете посвящение, вы станете последователями древнего культа. Вы научитесь приводить лошадей под всадником в бешенство, перелетать с места на место по воздуху, затуманивать души судей, скрытое от других обнаруживать, предсказывать будущее по указанию дьявола...

— Сердца людей склонять, — вступила Геля, — к необыкновенной любви или ненависти, убивать ударом молнии, лишать силы деторождения, лишать способности к совокуплению...

— У-у-у!!! — донеслось из зала.

— Повторяйте за мной, братья и сестры! — воззвал Веселовский. — Во имя Вельзевула Самаэля, Питона, Асмодея, Белиала, Люцифера и Сатаны отрекаюсь я...

— Во имя Вельзевула, отрекаюсь я... — подхватил зал.

— От веры предков! Ответьте трижды «да»!

— Да! Да! Да! — орали студенты, будто взбесились.

Все ведьмы стояли рядом, за алтарем. Геля, по сценарию, в посвящении не участвовала и была со своими. Первой очнулась Ира. Она повернулась к подругам и спросила потрясенно:

— Что это?

— Не знаю, — ответила Наташка. — Я такого не писала.

— Это надо прекратить! — возмутилась Ира.

А Веселовский выкрикивал со сцены:

— Во имя Люцифера! Да падет небо на землю! Да выйдет море из берегов! Да погаснет солнце на небесах! Да сгинет род людской! Да сойдет на землю Сатана! Да принесет мор и глад! — а дальше из уст жреца понеслось совсем несусветное: — Хемен — этан, Эль, Ати, Титейн, Азиа, Хин, Тев, Миносель, Ахадон, вай, воо, эйе, эксе, а, эль, хи, хау, ва, хаваиот, айе, сарайе!!!...

— Йес! Йес! Йес! — завопил беснующийся зал. — Ура! Ура!

Ира, а вслед за ней и все пятеро, бросились к ведущему. Он был будто не в себе: его лицо покраснело от напряжения, глаза блуждали. Он тряс папкой со сценарием над головой и притопывал ногой в такт своим воплям. Ира вырвала папку у него из рук.

— Что вы делаете?! Что вы несете?!

Свет на сцене неожиданно погас, зажглись огни вокруг места диск-жокея, в специальной нише сбоку от сцены. Это постаралась Светка. Она ткнула диск-жокея в бок и велела начинать дискотеку. Только сейчас, спустившись в зал, Света почувствовала, насколько силен запах, идущий от курительниц. Аромат настойчиво бил в ноздри. Она огляделась вокруг: у молодежи в зале были безумные глаза. Кое-кто истерично смеялся, несколько девушек сидели у стены, прямо на паркете. Светка вернулась на сцену и страшно испугалась, увидев Веселовского, бьющегося в припадке на полу. Вокруг него беспомощно толпились танцоры, королева шабаша пыталась взять его за руку, но он вырывался, изгибаясь и брызжа пенистой слюной. Пятеро в ужасе смотрели на актера.

— Что с ним? — спросила Света.

— Может, он эпилептик? — предположила Геля.

— Надо «скорую» вызвать! — сообразила Соня и побежала в профком, к телефону. — Унесите его пока в гримерную.

Веселовский стал затихать, и Маслаков, вместе с одним из танцоров, подхватили актера на руки и отнесли в аудиторию, где сидел с какой-то книгой в руках Федор. Они уложили Веселовского на гору одежды, оставленной участниками костюмированного действа.

— Кажется, эпилептиков возбуждает свет! — сказал Маслаков и развесил на спинках стульев над больным непригодившуюся черную занавеску наподобие шатра. Веселовский совсем притих и, казалось, спал. Танцор равнодушно отвернулся и направился к выходу. Маслаков, с недовольной гримасой на лице, посмотрел ему вслед. Торчать здесь, с этим припадочным, пока все веселятся, он не желал. К тому же пора было и выпить, а то как же? Вечер зря пройдет.

— Эй, парень! — обратился он к Федору, погруженному в чтение.

— А? — поднял тот затуманенные глаза.

— Тут дядя полежит, отдохнет. Ты присмотри. Если что — зови старших! Понял?

— Понял, — кивнул мальчик.

Маслаков удалился с чувством исполненного долга. Пятерым он доложился, что Веселовский спит, но он оставил при актере дежурного.

У пятерых тоже нашлись причины на вспоминать о больном до приезда «скорой». Надо было перенести бутафорию со сцены в маленькую комнатку за задником. Администрация особо предупредила девушек, что назавтра зал понадобится для собрания преподавателей. Света съехидничала:

— Вот уж, действительно, ведьмы слетятся!

На уборку ушло минут тридцать, так как помощников на занудное дело не нашлось. Все «помощники» уже скакали по залу под грохот динамиков. Танцевальная группа, даже не переодевшись, выплясывала в общей толпе. Девушка, изображавшая Королеву шабаша, извивалась голым телом в центре самого большого круга посередине зала.

— Содом и Гоморра! — прокомментировала происходящее Ира, на минуту выглянув в зал из-за кулис.

Завершив освобождение сцены, ведьмы присели на минуту прямо на подмостках, мечтая только об отдыхе, но тут к ним прибежал председатель студпрофкома. Он звал организаторов празднества в свой кабинет, чтобы обмыть удачное проведение мероприятия. В своих выводах относительно успешности акции, как он называл шабаш, Женя опирался на слова Маслакова, который не заметил ничего, кроме своего успеха у толпы.

— Ну, только артист упился до белочки, — доложил он о Веселовском. — Они все там, в театре пьют.

«Скорая» задерживалась, и пришлось повторить вызов.

Пока ждали врачей и обмывали шабаш, пятеро молчали о своих сомнениях. Зачем напрягать счастливого профсоюзного босса! Они просто поулыбались, распили бутылку «Шампанского» и покивали лохматыми ведьминскими головами на его заздравные тосты. Когда скромное застолье начало всех раздражать, прибежал дежурный с первого этажа и сообщил о приезде «скорой».

— Ну, — сказал Женя в заключение, — вы тут сами! Я должен идти.

Он торопливо вытолкал девушек за дверь, повесил на профком большой замок и отбыл восвояси.

Пятеро спустились вниз, встретили докторов и повели их в аудиторию, где лежал Веселовский «под присмотром» Феди. К приезду «скорой» актер почти пришел в себя. Когда ведьмы, выглядевшие весьма экзотично на фоне белых халатов вошли в аудиторию, он лишь слабо постанывал.

— Что с вами случилось, почему вы несли весь этот бред? — приставала к нему Ирка.

Веселовский только молчал, закатывал глаза и сотрясался мелкой дрожью. Доктора поколдовали над его телом и унесли прочь.

— Он не так уж и виноват, — сказала Наташка. Она держала открытую папку со сценарием. Ту самую, которую вырвала из рук актера и выбросила со сцены Ирка. — Смотри, я собрала листы. Их уже порвали и потоптали, но понять можно. Кто-то подменил мою писанину этим дерьмом! Хотя того, что он нес напоследок, нет и здесь.

— Интересно, он сам это придумал или тоже интересуется шабашами? — поинтересовалась Геля. — Слова звучали как-то... по-настоящему!

— Кто заменил сценарий, вот в чем вопрос... — размышляла Светка.

Наташка только пожала плечами.

— Ладно, — Ира вспомнила о запахе в зале. — Надо потушить курительницы и проветрить зал. Там что-то так пахнет сильно, отчего народ забалдел!

— Это все не случайно! — Геля схватила Иру и Соню, стоявших рядом с ней, за руки. — Мы должны все выяснить! Нам подсунули сценарий и подмешали наркотик в курительницы не случайно!

Остальные, даже Наташка, были с ней согласны.

— Только сейчас мы это не выясним, — подумала вслух Соня. — Может, это Гарик мстит Ирке?

— Что-то уж слишком! — отозвалась сама Ира. — Хотя... — она призадумалась. — Знаете, когда я его отшила, дверь открылась, и вошли его приятели. Он прямо перекосился весь...

— Ну да! — хмыкнула Наталья. — Ты же первому парню на деревне отказала! Ты оскорбила его!

— Мы разберемся с ним! — решительно сказала Геля. — Просто уничтожим его за это!

Пятеро переглянулись, и без слов стало ясно, что если они выведут Гарика на чистую воду, мало ему не покажется.

— Пошли очищать зал от смрада! — прервала их безмолвный договор Света. Тут она вспомнила о брате. Мальчик сидел в самом дальнем углу аудитории. Он весь сжался в комок и, кажется, плакал. Света подошла к нему, пока остальные, переговариваясь, направились к выходу.

— Эй! — позвала Федора сестра. — Ты чего это?

Она наклонилась над ним, но мальчик отвернулся.

«Вот морока! — подумала Светка. — Придется его домой вести! Что-то он раскис».

— Федя, собирайся, домой идем! — сказала Света и побежала за подругами, чтобы предупредить их, что она уйдет ненадолго.

— Надо бы перерыв объявить, — говорила тем временем Ира.

— Ага, — усмехнулась Геля. — Попробуй!

Света сказала девчонкам пару слов и вернулась к Федору. Остальные пошли в зал.

Действительно, последовать предложению Иры и сделать перерыв уже было нереально — студенты плясали как дикари. Девушки остановились у двери, рассматривая сушеные куриные лапки. Конечно, придется отложить расследование на завтра. Сейчас пытаться выяснить хоть что-то казалось бесполезным. Гарика нигде не видно, да и устали они очень за этот хлопотный день. Подруги с вялым осуждением рассматривали ди-джея, оравшего с неистребимым энтузиазмом:

— А теперь, дорогие ведьмы и колдуны — свальный грех! Инкубы и суккубы! Покажите, на что вы способны!

Еще громче взревели динамики. Дискотека, больше похожая на настоящий шабаш, продолжалась. В зале было душно от испарений сотни молодых разгоряченных тел. Многие студенты поснимали свои черные и красные балахоны, но с масками расставаться не хотели. Тут и там мелькали в толпе жуткие хари и, выглядело это так, будто в темноте копошится всякая нечисть.

Света отвела брата домой и вернулась к подругам, которые раскованно воплощали в жизнь свое решение расслабиться. Они танцевали уже третий танец и, казалось, все неприятности позади, но вдруг Ира, которая хмурилась почти весь вечер, остановилась и, попрощавшись со всеми жестами, пропала в толпе.

Через несколько минут Наталья и Соня пошли покурить на воздух.

— Что это с Иркой? — спросила Ната, которая никогда слишком не интересовалась настроением других и поэтому за весь вечер ничего особенного в поведении подруги не заметила.

— Как что? — удивилась Соня. — Ей вообще наша затея не нравилась. А уж чем кончилось — и подавно.

— Никто ее не заставлял сюда приходить! — Наташа искренне считала, что жить надо проще, а поступать всегда по сердцу, тогда не придется расстраиваться и жалеть о сделанном.

— Она нас поддерживала! — Соне, напротив, все было понятно. Она знала о существовании «обстоятельств», «случайностей» и «обязательств». Не всегда получается так, как ты сам хочешь. — Она хотела помочь...

— Только мешала всем! — откликнулась Наташа.

— Прекрати, ты неправа.

Наташка прекратила. Каждая из подруг, по отдельности, всегда имела свое особое мнение, часто противоречившее мнению других.

Что свело пятерых вместе — неизвестно, но это нечто соединило их души в одно целое. Разговаривая между собой, они спорили и даже ругались весьма жестоко, но моментальная, интуитивная реакция на события и явления у всех была настолько идентичной, что удивляла, пугала и смешила их самих. И для девчонок, скованных одной цепью, лозунг «Один за всех и все за одного!» был не пустым набором красивых слов. Это была их жизнь в те счастливые годы.

Тем временем, вечер катился к концу, разматывая клубок неприятностей. Во-первых, Геля и Соня напились до беспамятства. На следующий день обе не могли понять, как же такое случилось? Обычно девчонки не употребляли алкоголь в таких диких дозах — интереснее было чуть выпить, но немного, для веселости, и танцевать до отупения и болтать до упаду! Однако после ухода Иры, будто бы разбившего единство пятерых, после короткого, но неприятного разговора с Наташей Соня предложила всем посидеть в буфете. Там тише, меньше несет осточертевшими благовониями и вообще есть где удобно расположиться. Подруги согласились.

И только они уселись вокруг столика в рекреации, как появился пресловутый Ванечка Фирсов с виноватой улыбочкой на алых устах. Света сердито отвернулась, но Ваня, вежливо принес свои извинения за доставленное пятерым неудобство и попросил ее о приватной беседе. Света еще немного поломалась, ссылаясь на то, что пора отвести Федора домой, и согласилась. Молодые люди растворились в толпе и больше подруги в этот вечер Свету не видели. А она благополучно позволила поймать себя в западню.

Минут через пять, опрокинув маленькую пластиковую рюмочку водки и смешно помахав в воздухе перед носом ладошками, Наташка тоже исчезла. Она хотела танцевать, алкоголь укрепил ее в этом намерении. Соня и Геля лишь несколько раз заметили хвост ее ведьминской красной юбки, мелькавший в толпе. Ната нашла себе союзников по интересам.

Осиротевшие подруги остались скучать за столиком. Им было тоскливо. Вскоре к ним подсели знакомые, начался обычный треп о предстоящей защите диплома, о госах, о работе, которую надо было искать. Пятый курс — сложное время. Ты привык быть студентом, ребенком, но с расширенной статьей прав, часто переход к настоящей взрослой жизнью оказывается сложным и болезненным. Особенно для тех, кто в студенчестве был так невозможно счастлив, как пятеро. Геля посмотрела на Соню, та ответила взглядом, полным отраженной тревоги. Они будто чувствовали, как утекает драгоценнейшее время их жизни. Соня подняла стаканчик с водкой и смело выпила его. Геля, закрыв нос, последовала ее примеру.

Каждая из пятерых закончила этот вечер в слезах. Ира — у постели больной матери. Света — в объятиях Ванечки, в ужасе от непоправимости происшедшего. Соня и Геля — в общежитии над вонючей фарфоровой вазой в пьяных терзаниях. Наташа — в квартире приятеля, рыдая от непонятных ей самой ощущений тоски по прошедшим счастливым дням.

И хорошо, что нам не дано знать своей судьбы. Пятерым девушкам, начиная с этого дня осталось жизни всего по десять лет каждой, а они думали, что впереди их ждет вся жизнь!

Загрузка...