Я подарю тебе новую жизнь (СИ)

Пролог

«Во мне-тебе теперь зима

Не трогай меня дальше я сама

И эта любовь поломанная

Мне не нужна…»

Artik Asti — Роза

Яна

— Я ухожу… — мужской голос разорвавшимся снарядом возникает в моём сознании.

Почему-то в океане горя и боли, раньше именно его тембр всегда был для меня спасательным жилетом, который заставлял держаться на плаву. Был моей силой, опорой, надеждой…Вплоть до этого момента.

— Так не может больше продолжаться, — вещает муж.

У меня нет сил даже кивнуть, но я полностью с ним солидарна. Наша жизнь давно перестала напоминать любовный роман со счастливым концом, превратившись в сплошную драму. День за днем в серой пелене. День за днем ни живя полноценно, а просто существуя.

Внутри меня теперь властвует ледяная пустошь. Она замела снегом все мои эмоции и чувства, покрыла толстенной коркой льда обезумевшее от горя сердце, которое казалось невозможно было спасти иначе. Только не в нашем случае.

— Ты скажешь хоть что-то? — Сергей как обычно на взводе. Лоб расчерчивают глубокие линии морщин, брови нахмурены, темная челка растрепана и постоянно падает на глаза.

Он всегда был таким. Вздорным, вспыльчивым, нетерпеливым. Предпочитал решать все проблемы сходу, не задумываясь о последствиях. И если раньше меня это раздражало и бесило, то сейчас я даже была рада этой его импульсивности. Сама бы я ни за что не решилась разорвать сей замкнутый круг.

Мои глаза сухие. Я не могу проронить ни слезинки, хотя уверена, что заяви бы он о своём желании бросить меня хотя бы год назад, моя истерика не знала бы границ. Я бы падала ему в ноги, разбивая колени в кровь. Я была бы готова на всё, только бы он остался со мной. Прошлая я была слишком чувствительна ко всему, что касалось Сергея.

— Яна, — муж лохматит ладонью волосы на затылке, а затем, рвано выдохнув сквозь сжатые зубы, пытается взять меня за руку.

Мне приходится отклониться и сжать ладони в кулаки. Я не хочу, чтобы он меня касался. Не хочу, чтобы жалел. И я никогда не хотела. Тем более он.

Сергею давно пора было уйти. Не держаться двумя руками за эфемерное благополучие, боясь причинить мне новую боль своим очередным предательством. Больнее уже точно не будет.

— Только скажи, что у нас всё станет как раньше. Я готов ждать. Черт, Яна! Скажи хоть что-то, пожалуйста, — в каждом его слове отчаянная мольба и крик о помощи.

Знаю, что моё безразличие наносит ему глубокие болезненные раны. Кинжалами вонзается в нутро и потрошит, выворачивая наизнанку. Знаю, потому что сама прошла все эти стадии по дорожке в ад. И он правда готов на всё в своих бесполезных попытках спасти наш союз, однако это рвение проснулось слишком поздно.

Я кутаюсь сильнее в теплый шерстяной плед в безуспешных попытках согреться. Мне так холодно, что периодически я забываю, как дышать. И причиной тому не сильные морозы, выпавшие на декабрь-месяц и даже не сломанная система отопления в квартире. Всё гораздо сложнее…

Легкие обжигает огнем. Я делаю глубокий вдох, пытаясь собрать мельтешащие перед глазами слова в единую строчку, чтобы выдавить из себя хоть что-то.

Наверное, я должна ощущать себя последней тварью и эгоисткой. Наверное, я должна во чтобы то ни стало, заверить его, что всё исправимо. Что «мы» всё еще существуем в этой чертовой вселенной. Что завтра я открою глаза и мир вновь обретет свои краски. Должна, но не могу. Потому что ничего уже не исправить. Ничего не вернуть.

— Не будет как раньше, Сережа. У нас уже никогда не будет как раньше, — деревянный язык не желает шевелиться, а голосовые связки издают едва различимый хрип, вместо человеческих слов.

Постоянные рыдания и крики от безысходности не проходят для меня бесследно. Я почти разучилась говорить. Слова стали какими-то пустыми и абсолютно ненужными вещами в моём заледеневшем мире. Я сама стала пустой и ненужной.

Держать его я больше не могла. Отпускала, чтобы не видеть в его глазах всепоглощающую ненависть и безысходность от того, что я лишаю его чего-то важного. Лишаю его настоящей жизни, а не той фальшивки, которую могу предложить.

Пройденный материал. Пустышка. Ледяная статуя. Живой мертвец.

Вроде и дышит, и ходит, и ест, но все это лишь базовые, отработанные до автоматизма действия, которые не несут в себе смысла. Ничего больше не несет смысла. Даже смерть.

Он слишком быстро, как по мне, собирает свои вещи. Словно только и ждал моего разрешения исчезнуть. Словно, давно устал от трудностей, которые выпали нашем жизненном пути. Или же просто бушующая злость со всей дури толкает его в спину, в попытках поскорее избавиться от постоянного раздражителя, коим стала я.

Иной раз мне казалось, что желая достучаться, он был готов меня не только встряхнуть, но и ударить. Слишком сильное бешенство плескалось на дне его глаз в те моменты. Словно в одно мгновение в моего любящего и заботливого супруга вселялся неуправляемый зверь, готовый крушить и рвать.

И я не могла его винить. Безумно, всепоглощающе хотела, но не могла. Чересчур сильна была привязка и то безграничное счастье, которое подарило нам обжигающе пламя нашей любви.

— Прости меня… — говорит напоследок Сергей.

Я слышу в его словах раскаянье. Он и правда сожалеет, что наш брак рухнул, а мы стали друг другу абсолютно чужими людьми.

— И ты меня, — тихо шепчу я пересохшими губами, когда за ним закрываются двери.

Я не могу сказать ему это в лицо. Я даже не могу смотреть в его глаза, потому что боюсь вновь испытать режущую боль где-то в районе груди. Я так долго бежала от этих эмоций, так долго старалась справиться со своей потерей, выстраивая хрупкое безжизненное равновесие, что позабыла, какого это любить. Чувствовать хоть что-то, кроме сосущей внутри пустоты, которую я так старательно глушила.

Сергей действительно уходит. Без сожалений, обрывает последние связующие нас нити. Стреляет в упор, убивая последние капли жизни во мне. Как, впрочем, я и хотела.

Отчего тогда крепкая, высеченная из монолита стена идет трещинами?! Отчего мне хочется орать в голос, запуская пальцы в волосы и выдирая их клочьями, ощущая на своих плечах тяжесть свалившейся на меня внезапно агонии. Отчего сердце снова воет, болезненно сжимаясь в груди и разбиваясь об ребра?!

Я сижу неподвижно, едва дыша. И даже встать, чтобы банально закрыть за ним дверь на щеколду, нет никаких сил. Я выжита досуха, до последней капли. Выжита и уничтожена.

«Больше не будет больно и плохо….Сегодня не кончится никогда…» — играет по — новой в голове мой личный похоронный марш. Я давно умерла, но сегодня окончательно.

1.1. Яна

«Чтобы не чувствовать ничего — я притворюсь статуей гипсовой.

Люди, прошу лишь одного: похороните меня за плинтусом.»

Лолита — Раневская

Три года спустя

Яна

В зеркале напротив отображается старуха. У нее серая морщинистая кожа, похожая на наждачную бумагу, посеребренные виски, обветренные, искусанные до крови, губы. В ней нет ничего схожего со мной прежней — яркой и цветущей. Но в то же время она — это я. Теперешняя я.

Изменения в своей внешности я отмечаю вскользь. Мозг нагруженный событиями последних лет, цепляется за каждую глупость, лишь бы вновь не погружаться в пучину боли.

Заперта глубоко внутри меня по ночам она прорывается, вгрызаясь в слабую плоть острыми зубами. Режет клыками, словно оголодавший волк и исчезает с наступлением рассвета.

Я боюсь ее и одновременно жажду её прихода. Закрываю глаза и отпускаю вожжи, ощущая, как заполненное ею до краёв моё тело начинает вздрагивать в тихих рыданиях, которые постепенно превращаются в настоящую истерику.

Наедине с собой, я разрешаю себе эту маленькую слабость. Снять маску безразличия, которая кажется приросла ко мне намертво и на долю секунды ощутить себя живой. Настоящей, а не слепленной из некачественного гипса статуей. Того и гляди, чтобы не обзавестись глубокой трещиной, после чего меня уже будет не собрать.

Мне приходится даже вновь посмотреть на своё отражение и удостовериться, что эта самая трещина не ползет по моей щеке. Я тру с остервенением кожу ладонью, не представляя какого эффекта желаю добиться. То ли, чтобы ненавистная старуха исчезла, осыпавшись прахом, то ли, чтобы моё сердце, закованное в ледяную броню, вновь забилось как прежде, пустив по венам алую кровь, вместо суррогата.

Старуха, не мигая цепко смотрит на мои безуспешные потуги. Она знает, как никто другой, что более провальной цели не найти.

На прикроватной тумбочке начинает нервно вибрировать мобильный телефон. Заведенный будильник, напоминает, что мне пора выдвигаться из дома, но я все также неподвижно сижу напротив зеркала в одном тонком халате и не могу заставить себя подняться.

Сегодняшний вечер обещает быть очередным кругом моей личной каторги. Сотни людей, жалостливых лиц, шепотков за спиной. Я могла бы просто не прийти, вновь закрыться за семью замками, но ситуация оказалась безвыходной. Не явиться, значило наплевать на волю начальства и лишиться работы. А работа — это единственное, что еще хоть самую малость было важно для меня.

Выдавливаю из тюбика на ладонь тональный крем и наношу его на лицо толстым слоем, пытаясь скрыть серость кожи от посторонних глаз. Хотя на самом деле просто тяну время. Мне без разницы, что подумают остальные. Они привыкли видеть перед собой смело идущую вперед по карьерной лестнице стерву. Она умна, расчётлива и не приемлет никаких слабостей. В её лексиконе нет слов: «любовь», «семья». Её самой как таковой тоже нет.

Я создавала её долго и кропотливо. Оттачивала перед этим самым зеркалом мельчайшие эмоции и изгиб темных бровей. Я училась быть ею, чтобы больше никто не смог пробраться глубоко под кожу и стать моим смыслом. Всё еще свежи рубцы, пусть и прошло без малого несколько лет.

С помощью макияжа я умело стираю отражение старухи с зеркальной глади. Выравниваю тон, рисую стрелки, наношу тушь и крашу губы красной помадой. Словно кидаю себе еще один вызов. Вызов протянуть еще хотя бы день, окончательно не скатившись в бездну. И так каждый день. Держать на плаву, казалось бы, на последних силах, просыпаясь просто от того, что кому-то там наверху явно нравится, измываться надо мной.

Настенные часы упрямо напоминают, что я катастрофически опаздываю. Но получить выговор за опоздание, не равно тому, чтобы не явиться вовсе. И я все же заставляю себя избавиться от халата и облачиться в черное наглухо закрытое платье, внеся некий диссонанс в созданный образ.

Выхожу из квартиры, сжимая в руке ключи от машины. Стук железных набоек моих черных лодочек, отскакивая от стен в пустом подъезде, отдает в виски.

Машинально проверяю почтовый ящик, вышколенной утренней привычкой и обнаруживаю белый непримечательный конверт, вместе с квитанциями на оплату коммунальных услуг.

Времени просмотреть почту не остается. Уже в машине я кидаю стопку корреспонденции в бардачок и неспешно заведя машину выруливаю со двора.

Белый конверт не покидает мои мысли. В наше время мало кто пользуется обычной почтой, предпочитая электронные письма. К тому же, отсутствие элементарных подписей слегка обескураживает. Не настолько, чтобы притормозить у обочины и удовлетворить своё любопытство, но достаточно для того, чтобы всю дорогу задумчиво постукивать кончиками пальцев по рулю.

Предчувствие очередного неизбежного краха неприятно щекочет горло. Мне не привыкать, подставляться под ритмичные удары плети судьбы, но разве можно когда-то с этим смириться?! Я пыталась. Много лет я пыталась понять, где допустила ошибку и почему мой мир рухнул, оставив меня один на один в луже собственной крови. Почему вдруг счастливая семейная жизнь, превратилась в самый страшный кошмар, который кажется не придумает ни один, даже самый отбитый сценарист?!

Я сжимаю зубы, не боясь, что они превратятся в крошку. Зубы можно вставить, а вот мою душу уже никто, увы, не реанимирует.

Я появляюсь на вечере в самый разгар веселья. Киваю коллегам, которые уже изрядно набрались, но не переступили еще тот рубеж, когда стыдно показываться перед начальством.

По залу снуют официанты, разнося на подносе закуски и шампанское. Я тут же хватаю бокал с шипучкой и взглядом пытаюсь отыскать укромный уголок, где смогу скрыться, избавив себя от великой чести оказаться в гуще события, когда наш генеральный начнет объявлять имя счастливчика, который займет кресло его второго заместителя.

У меня были все шансы. Это еще одна причина, почему сегодня я решила не пропускать увеселительное мероприятие. В моём мирке, где работа была единственной отдушиной, глупо было разбрасываться такими возможностями.

— Яна Викторовна, — тихая, будто тень, но яркая, словно звезда. Моя секретарша Инна всегда умела появляться незаметно, но до раздражающей точности, вовремя. — Я думала, Вы не приедете. Закуски?

Я хмыкнула, но приняла предложение, едва кивнув. Инна умела предугадывать любые желания, чем сразу располагала. Подбитая прошлыми отношениями и нашедшая свою любовь в новом браке, она в отличие от других не вызывала во мне неприязни.

Она умела лицемерить и врать. Умела изворачиваться, подобно ужу на сковороде, ища свою выгоду в любой ситуации, но в день нашего знакомства, за маской расчётливой с*ки, я увидела своё отражение. Искалеченную, выбитую из колеи женщину, которая не знала куда идти и как жить дальше, оставшись с маленьким ребенком на руках.

— Я тоже так думала, — делаю несколько глотков шампанского, ощущая приторную сладость на языке и морщусь от послевкусия.

1.2. Яна

«Каменная леди, ледяная сказка,

Вместо сердца — камень, вместо чувства — маска.

И что? Больно всё равно»

Слава — Одиночество

Яна

Речь генерального директора затягивается, пестря речевыми оборотами, перлами из посредственных мотивационных тренингов и хвалебными одами самому себе и компании.

Повод действительно был весомый. Двадцать лет фирме исполняется не каждый день, поэтому назначение на должность и было приурочено к юбилею. Кроме того, впереди было награждение особо отличившихся сотрудников и настоящая вечеринка, которая начнется сразу после ухода вышестоящего начальства.

— А теперь мы подходим к главному… — усиленный микрофоном голос Михаила Семеновича, подобно раскатам грома, разносится по помещению, заставляя собравшихся оборачиваться и искать глазами кандидатом на лакомую должность.

Моим конкурентом был Леонов Артём Сергеевич. Старше меня почти на пятнадцать лет, старожил компании — он был великолепным специалистом и просто дерьмовым человеком. Скользкий, циничный, не терпящий возражений самодур. Человек, под началом которого тяжело придется всем, в том числе и мне.

В своё время, после развода с Сергеем, он предпринимал попытки меня утешить, наплевав на собственную жену и малолетних отпрысков. Носил пышные букеты лилий, которые я, словом, терпеть не могла, пытался намекать на протекцию перед генеральным, но быстро сдулся, натолкнувшись на мою броню.

Мужчины часто теряют интерес, когда их цель вместо ярых попыток избавиться от ухажера или же принять его ухаживания, смотрит сквозь него, даже не подмечая попыток понравиться.

Я раздраженно повела плечами, ощущая липкий мужской взгляд на себе, но старательно сделала вид, что происходящее меня не волнует. Впрочем, в какой-то степени, это действительно стало так.

Инна же отсалютовала Леонову бокалом, но пить не стала, вместо этого криво усмехнувшись конкуренту.

— Заместителем генерального директора становится… — все затаили дыхание и только я в самый ответственный момент залпом выпила шампанское и с плохо скрываемым недовольством поставила бокал на стоящий неподалеку столик. Ответ уже так был мне давно известен. — Артём Сергеевич Леонов.

Инна понятливо всунула мне в руку свой бокал, и я мгновенно опустошила и его тоже. Ничего внутри меня не дернулось и не дрогнуло. Только шампанское стало горчить, неприятно обжигая горло, словно самый крепкий напиток в мире.

Все бросились поздравлять новоиспеченного начальника, окружая Леонова со всех сторон.

Пора заканчивать этот балаган и уезжать домой. Оставаться дальше и третировать свою психику смысла не было. Я не из тех, кто бросится выцарапывать глаза конкуренту, позорно проигрывая в ментальной схватке. Леонов старше, сильнее и возможно умнее. А еще он умеет улыбаться. Пусть и после его противной улыбки ощущение, будто тебя искупали в вонючей, прокисшей жиже.

— Яна Витальевна, уже уходите? — слегка полноватая фигура Михаила Семеновича возникает на моём пути.

Генеральный директор протягивает ладонь, жестом приглашая меня на танец. И я могу отказаться, сославшись на мигрень, женские боли или что-то еще столь же высокопарное, но принимаю приглашение. Не потому что хочу. Не потому, что жажду каких-то нелепых объяснений, почему вдруг Леонов, оказался лучше меня. Я ведь и сама не знаю, зачем принимаю приглашение. Просто иду не задумываясь, впадая в какое-то жалкое оцепенение.

— Яночка, — тон становится менее официальным, рука мужчины покоится на моей талии, не нарушая рамки приличия, но при этом я борюсь с невыносимым желанием отодвинуться. — Ты же понимаешь, почему я сделал выбор в пользу Артёма Сергеевича?

— Нет, — я отрицательно качаю головой. — И не хочу понимать.

— Ты хороший специалист. Просто замечательный, но… — генеральный тяжело вздыхает.

— Но?

— Ты будто кукла. Красивая, но пустая. Внутри пустая, Яна.

— Какое это имеет отношение к работе, Михаил Семенович? Вы сами только что утверждали, что я прекрасный специалист.

— Утверждал, — мужчина кивает. — Но даже хороший специалист, должен оставаться человеком. Иначе я бы поручил отделу кадров набирать роботов. Ян…Ты молодая красивая женщина. Вокруг тебя столько возможностей, мужчин. Жизнь продолжается. Понимаешь?

— Понимаю, — приходит мой черед кивать. Благо в этот самый момент музыка останавливается, и я разрываю контакт, отстраняясь от генерального директора. — Вы правы. Жизнь продолжается. К сожалению.

Его слова, действуют на меня подобно пощечине. Злят и выводят из шаткого равновесия. То, что так старательно закапывалось мною годами с корнем выворачивается наружу.

Никто не мог понять. Никто не знал моей боли, но каждый норовил вынести свой вердикт. Каждый считал своим долгом уведомить меня, что я все еще живая. Что внутри меня бьется сердце, оно все еще качает кровь, а значит может выполнять и другие функции. Например: снова любить.

Я иду, рассекает толпу как тот ледокол, пытаясь укутаться в мнимое спокойствие. На самом деле мне нужен воздух, и я едва держусь, чтобы не сорваться на бег.

Ворот платья начинает душить. Я расстегиваю несколько пуговиц и с облегчением вдыхаю свежий воздух, оказавшись на парковке ресторана.

Жизнь и правда продолжается. Летят года, но легче не становится. Ни на грамм. И спроси меня кто-то, я бы без промедления описала каждую секунду того кошмара, что нам с Сергеем довелось пережить.

Сергей…Я любила его. Один Бог знает, как я любила этого мужчина. И как невыносимо было больно больше не видеть в нем прежнюю опору. Как невыносимо было ждать его звонка, когда он был так нужен. Как невыносимо было плакать не на его плече.

— Яна Викторовна, подождите, — оборачиваюсь и наблюдая как ко мне спешит Инна, видимо, окрикнувшая меня уже не единожды. — Не садитесь за руль в таком состоянии. Я сейчас заберу сумку и Вас отвезу. Специально сегодня не пила.

— А потом как? — вяло интересуюсь я, поглядывая на черный блестящий капот своего авто.

— Муж заберет.

Я киваю, принимая её ответ. Может и к лучшему. Садиться за руль дурацкая идея, к тому же внутри меня до сих пор плещется два бокала шампанского. А муж у Инны замечательный и действительно с пониманием относится к её работе.

Пока Инна уходит за своей сумкой, сажусь на переднее пассажирское сиденье. Носки туфель покрылись серой пленкой пыли, и я в попытках отвлечься от воспоминаний лезу в бардачок за влажными салфетками.

Пальцы натыкаются на белый конверт, который я ранее обнаружила в почтовом ящике и закинула в дальний угол бардачка, совсем позабыв про него.

Верчу простенький белый прямоугольник в руках, на сей раз действительно удостоверившись, что никакой информ…