ГЛАВА ВТОРАЯ

Милый? Милый?!

Пит Беннетт слышал много слов от женщин, которые проходили через его жизнь. Но «милый» никогда не было одним из них. Вряд ли его можно считать комплиментом. Хорошо. Иногда он действительно мог быть милым. Ничего плохого в этом нет. А если это перейдет в привязанность? А привязанность — в настоящую привязанность? Где он очутится тогда?

Ну уж нет! Лучше сразу лишить эту богиню с ведром ее иллюзий. Придав своим плечам внушительный разворот, все еще одурманенный ее чарами, он зашел в дом.


Кухня в маленьком белом коттедже состояла из холодильника, раковины, нескольких полок, заставленных свежей едой, и квадратного деревянного стола посередине. Просто, уютно, и ничего лишнего. Серена поставила цыпленка, обложенного чесноком и орегано, в духовку заранее, вместе с посыпанными солью картофелинами. На столе лежал свежеиспеченный хлеб с хрустящей корочкой. Ждали своей очереди и овощи для салата. Серена происходила из семьи поваров, коков, владельцев ресторанов и, разумеется, гурманов. Приготовление еды, возможно, и не было ее первой любовью или даже второй, но в их семье не прощалась плохая стряпня.

Пит вошел и остановился, прислонившись к дверному косяку. Судя по опасному блеску его глаз, он уже израсходовал свою дневную норму любезности на Сэма. Но Серену это не беспокоило.

Слово «милый» было, разумеется, бонусом, но и «чувственный», «забавный» и «интересный» сгодились бы тоже.

— Может, я слишком любопытен, — сказал он, — но сдавать напрокат туристам скутеры — это ведь не предел жизненных амбиций?

— Семья, — пробормотала Серена, вытаскивая из холодильника кусок феты на тарелке и ставя на стол рядом с широким острым ножом. — Все внуки несут здесь свою шестимесячную вахту. Сейчас наша с Нико очередь.

— А что потом, когда круг замкнется? Пойдете по новому кругу?

— По идее, после внуков должны выйти на сцену правнуки. Но, к несчастью, старшему правнуку еще только шесть лет, а Нико и я — последние из внуков. Так что каждый надеется, что один из нас влюбится в эту жизнь и захочет остаться здесь навсегда. Может быть, это будет Нико, — сказала она задумчиво.

— Но не ты?

— Нет. Еще один месяц, и меня здесь не будет.

— И куда же ты?..

— Все зависит от работы. — И шансов получить ее. — Я фотограф по профессии. А по образованию — лингвист, причем со специализацией по международной политике.

Пит вовсе не выглядел таким уж изумленным, как некоторые. Те, которые думали, что с такими лицом и фигурой, как у нее, Серена должна стоять по другую сторону камеры. И что с такой внешностью мозги уже не нужны.

— Сейчас я работаю над серией почтовых открыток для туристического департамента Греции. Но как только закончу загорать здесь, я буду искать себе место фотожурналиста, желательно в одной из международных медиа-групп.

— Ты все делаешь правильно, — спокойно сказал он.

— Правда? — Теперь уже Серена не могла скрыть своего удивления. Не совсем обычная реакция, когда она начинала рассказывать кому-нибудь о своих планах.

— Ну да. Твой ум подскажет, стоит ли овчинка выделки, а внешность и умение ладить с людьми помогут получить нужную информацию. С твоими данными это удачный выбор.

Серена отрезала ломтик сыра и, положив его на хлеб, протянула Питу.

— Это, так сказать, в качестве закуски. А возможно, и в качестве десерта.

Улыбнувшись, он взял бутерброд.

— Только, я слышал, на этом поприще большая конкуренция. Так что нужна еще и изрядная доля амбиций. Тебе действительно этого очень хочется?

Достаточно, чтобы перелопатить все основные зарубежные газеты за последние пять месяцев, да и не только основные, изучая вакансии о работе.

— Поверь, мне хватит настойчивости. Возможно, раньше семейные обязательства и удержали бы меня от выбора такой карьеры, но только не теперь. В этот раз я не отступлюсь.

— То есть, если забыть о «веспах», фотографиях для почтовых открыток и присмотре за старшим поколением, ты сейчас, можно сказать, свободный человек с определенными перспективами на будущее?

— Точно. — Черт, он ужасно привлекательный! — К тому же старшее поколение навещает сейчас своих родственников на материке. Они уехали сегодня утром, так что их можно выкинуть из уравнения на пару месяцев. А что ты можешь сказать о себе?

— Я буду бороздить эти небеса, пока Томас твердо не встанет на ноги. Шесть… восемь недель. Может, и дольше.

— А потом?

Он пожал плечами.

— Есть предложение от Австралийской горно-перерабатывающей компании в Папуа-Новая Гвинея. Это хорошее предложение.

— Значит, ты так и порхаешь с одного места на другое?

— Мне хочется думать, что однажды могут открыться и более широкие перспективы.

— Когда-нибудь думал, чтобы остановиться на чем-то?

— Постоянно на одном месте или с женщиной?

— И то и другое.

— Нет.

Серена закрыла глаза, пробормотав короткую молитву. Какие бы опасения ни внушали ей временные отношения, тем не менее этот мужчина был чертовски привлекателен.

— Мне что-то послышалось? — спросил он, пристально глядя на нее. — Будто кто-то вздохнул.

— Не слышала. Что бы ты хотел выпить? — Не дожидаясь ответа, она направилась к холодильнику. Лучше чем-то занять себя, чтобы свести эти дурацкие вздохи к абсолютному минимуму. — Вода, вино, — она подхватила и то, и другое и поставила перед ним. — Прошу.

Пит взял с полки два стакана и налил в них воду. Потом налил в бокалы вино.

Серена завороженно глядела на него. Его пальцы, тонкие и длинные, вокруг горлышка бутылки… пальцы, которые могли доставить женщине все, чего бы она ни пожелала…

— Ну, вот снова, — сказал он. — Опять этот звук.

— Должно быть, это кошка. Она всегда издает какие-нибудь звуки.

Пит посмотрел на свернувшуюся в углу кошку. Она спала, уткнувшись носом в лапу.

— Ты имеешь в виду эту?

— Да, — сказала она, не отводя от него глаз. — Эту.

* * *

Они ели за столом в саду. Позади находился коттедж, а перед ними лежало море.

— Сколько у тебя братьев? — спросил Пит между двумя кусками цыпленка.

Серена показала два пальца, и он улыбнулся. Два брата и один сверхзаботливый кузен — не так уж плохо.

— Зря улыбаешься, — сказала она мрачно. — Если ты думаешь, что сможешь приручить их, то ошибаешься. Они наполовину греки. Если говорить о всей семье, то у меня есть еще два зятя, отец, три дяди и с полдюжины кузенов моего возраста или старше. Нико — самый либерально настроенный из всех.

— Ага. — Это уже вполне приличный список защитников. Им наверняка пришлось несладко в ее последние годы в школе. — Могу представить, как прошло твое первое свидание.

— Ну, это вряд ли… — пробормотала она. — Вообще он мне очень нравился тогда. У него была крутая машина и такая же крутая репутация. И улыбка… — она мечтательно закатила глаза. — Они ждали его во дворе, когда он приехал за мной. Мой отец и мой дядя. — Ее глаза вспыхнули, соединяя удовольствие и гнев. — Он подъехал, когда они разделывали рыбу с утреннего улова. Десятидюймовыми ножами.

— Звучит серьезно. Но размер ножей, думаю, все же преувеличен.

— В то утро они выловили шестифутовую акулу.

— О… — Он невольно улыбнулся.

— И не смейся!

— Прошу прощения, мадам. Но я под впечатлением.

— Мы даже не пошли в кино. Закусили в какой-то придорожной забегаловке чипсами и мороженым, и уже через полчаса он привез меня обратно домой. И умчался с такой скоростью, что, должно быть, до сих пор еще не остановился.

— Я бы купил тебе гамбургер — это так, на заметку… — он взял ее бокал и потянулся за куском хлеба. — А у меня три брата, отец и сестра. Халли самая младшая.

— А мать?

— Она умерла, когда я был еще ребенком. Мой отец сильно сдал после этого. Нам с братьями, можно сказать, пришлось растить Халли. Она бы тебе понравилась. Вы бы могли обмениваться с ней своими историями. Мой младший брат становился чрезвычайно изобретательным, когда нужно было отвадить ее самых назойливых поклонников. Он работает сейчас в Интерполе. Ему бы пришлась по вкусу эта история с акулой.

— Ты уверен, что у тебя в роду нет греческой крови?

— Ни капли.

— А что ты думаешь насчет доверия и чести?

— Насчет обещания Нико, что я не буду крутить с тобой роман?

Она кивнула.

— Это меня почти убивает.

Ее улыбка словно прошла сквозь него, чувственная и вызывающая.

— Но ты сдержишь его?

— Стараюсь из последних сил. — Он давно уже так вкусно не ел. Сгущающиеся сумерки принесли теплоту надвигающейся ночи. Воздух стал тяжелым от аромата жасмина, и он хорошо понимал, что если не уйдет сейчас, то его честное слово не будет стоить и драхмы.

— Закрой глаза, — сказал Пит. — Вспомни снова этого плохого мальчика с его быстрой машиной и улыбнись обещающей улыбкой.

— Зачем? — Но Серена сделала так, как он просил.

Она сидела спиной к столу, локти сзади, голова чуть откинута назад, как если бы ей хотелось поймать немного лунного света.

— Ну, а теперь давай представим, — сказал он. — Вы были в кино и теперь возвращаетесь домой; в машине ревет стерео, стекла опущены, волосы развеваются от ветра, и твой плохой мальчик совершенно забыл, как твой отец умеет разделывать акул. Он молод и беспечен — так же, как и ты.

Ее губы дрогнули.

— А потом?

— Вы остановились возле твоего дома.

— Он выключил мотор?

— Нет. Он беспечен, но не сошел с ума.

Ее глаза были по-прежнему закрыты.

— А где акула?

— Твой отец вместе с дядей поволокли ее последние куски на ледник. Время как раз подходящее.

— Для чего? — прошептала она.

— Для этого… — Пит провел губами по ее губам, только легкое прикосновение, ничего больше. Он хотел этим закончить и попрощаться, послав к черту искушение. Но ее глаза были по-прежнему закрыты, и, прежде чем Пит успел остановить себя, его губы снова были на ее губах, вопрошая, моля, потому на этот раз он хотел получить ответ.

И получил его.


Серена играла в эту игру, потому что хотела этого. Потому что ей было любопытно, что этот мужчина мог дать ей в этот вечер.

Он дал немало.

Вкус — такой дикий и изысканный, что по ее телу пробежала дрожь. Губы — такие сильные и знающие, что она ответила ему почти инстинктивно, увлекаемая в старый, как мир, танец губ и языка.

Но она хотела большего. Ее рука, скользнув по его щеке, обхватила его затылок, углубляя их поцелуй, как если бы она искала в нем опасность. И нашла ее.

Поцелуй стал необузданным.

Он что-то сказал — глухое ворчание, которое звучало как протест, но обернулось полной капитуляцией.

Ее сознание было затуманено, когда их поцелуй прервался. Ее рука соскользнула с его шеи, Серена снова откинулась назад и, упершись локтями в стол, смотрела, как он пытается выплыть на поверхность, прокладывая себе путь из глубин их поцелуя, не беспокоясь о том, как бы спрятать свое волнение.

И это ей в нем понравилось. Очень.

— Черт, но ведь он может разбить кому-нибудь сердце таким поцелуем, — пробормотала она.

— Так же, как и ты.

У нее вырвался довольный смешок.

— Попроси его поцеловать меня еще раз.

— Нет. Если он это сделает, то пропадет, а он не хочет этого. К тому же уже зажглись уличные огни, так что ему пора уезжать.

— А он вернется еще?

— Постарайся держаться от него подальше. Это твой первый поцелуй, а его, может быть, третий, но с этого момента какая-то его часть навсегда будет отдана тебе.

Она улыбнулась, очарованная его фантазией.

— Спасибо тебе за ужин, — сказал он тихо. — Серена?

— Что?

— Я не обману доверие Нико сегодня, но в следующий раз я попрошу тебя поужинать со мной где-нибудь. Я пробуду здесь еще две-три недели, и мне хотелось бы занять немного твоего свободного времени.

Ей нравилось это его своеволие. Очень нравилась.

— И еще. — Он встал и посмотрел на нее сверху, словно темный ангел, упавший с неба. — Мне плевать, какого размера выловили акулу.

Загрузка...