Я сберегу твоё сердце (СИ)

22

7 лет назад.

— Господи, Господи, Господи… — закусив до крови нижнюю губу и вжимая в лицо подушку так сильно, чтобы не просочился ни один лишний звук, выл в истерике четырнадцатилетний подросток.

Ему было до трясучки, до рвоты страшно. Но самое ужасное было в том, что подросток никому не мог рассказать об этом.

Отец в командировке, брат на улице, сидя на качелях, заигрывал с очередной хихикающей мамзель, а той женщине, которой пришлось заплатить, чтобы притворилась матерью, было глубоко пофиг.

— У вашего ребёнка тяжёлое прогрессирующее заболевание сердца. При должном уходе и лечении можно прожить дольше, чем это было раньше, но… — врач покачал головой.

«Нет! Нет! Нет!» — подросток забил ногами об кровать, отказываясь верить в услышанное. Ну кто в четырнадцать лет взаправду думает о смерти? Тут гормоны, максимализм, любовь, авантюры, а не жизнь в больничных стенах.

«Мама, — подросток изо всех сил сжался, прижимая голову к коленям, — что делать, мама?»

Мамы давно не было. Вернее, её не было никогда. И подросток знал её только по фотографиям и чужим воспоминаниям. И обращаться к ней можно было только мысленно. Но мама всегда помогала.

Выдохнуть сквозь сжатые зубы. Силой воли расслабить мышцы и перевернуться на спину. Раскинуть руки и ноги в стороны.

«Пока я живу, я буду помогать всем тем, кто рядом со мной. Пока я живу, я буду делать людей счастливыми. Пока я живу, никто не увидит моей боли и страха».

Обещание. Зарок. Наставление самому себе ощутимым грузом легло на плечи. И в то же время стало легче.

Так выстроился план, который мог оборваться в любой момент, но он был на это рассчитан. Список дел на ближайшее время давал иллюзию жизни. И хоть страх ещё кольцом сжимал горло, заставляя сердце тревожно биться в груди, подросток смог погрузиться в беспокойный сон, так и оставшись наедине со своим смертельным приговором.

Наши дни.

Арий собрался быстро. Ультимативно потребовал себе отпуск, а когда команда узнала причину — ушла за ним.

До городка, в котором жила Эва, добрались за два дня. Молчаливые и напряжённые. Данила не мог толком ничего рассказать. Эва дома упала в обморок, а когда её привезли в больницу, оказалось, что там хорошо девушку знают. Медперсонал очень сильно удивлялся, что родные не в курсе её состояния.

— Большие проблемы с сердцем. Как? Как она это скрывала столько времени? Зачем? — голос Данилы просел.

Это ни у кого не укладывалось в голове. Все сразу потребовали объяснений от Сокола.

— Ребят, я ничего не могу сказать, пока не узнаю диагноза. Но в определённых случаях она могла хорошо держаться на таблетках.

Но ведь она не пила таблетки! Они не видели, по крайней мере.

И тут холодом обдало, наверно, каждого.

Комната.

Они никому не разрешала заходить в комнату.

Сразу из аэропорта R7 поехала в больницу.

— Привет, — встречать их вышел Даня, но от того пышущего здоровьем улыбчивого мужчины ничего не осталось. Он посерел и буквально потух.

— Привет, — Даня все же протянул руку и обменялся со всеми рукопожатием. Старался держаться, как мог, — нам на второй этаж. Эва всё еще в реанимации.

Арий всегда прохладно относился к больницам. Пребывание в них было необходимостью, если с травмой не справлялся Сокол. Такой вполне себе, один из множества, временный дом. Сейчас же светлые стены давили.

— Па-ап, — они остановились перед огромным Дмитрием, который едва помещался на больничном хлипком стульчике. Он сидел, облокотив локти на колени и сжав голову ладонями, — Арий с командой приехали.

Медленно-медленно, словно голова была непомерно тяжёлой, генерал поднял её и Арий едва сдержал себя, чтобы не вздрогнуть. Дмитрий пил, о чём свидетельствовал запах перегара, под красными глазами налились мешки и морщинки вокруг рта и на лбу стали глубже. Но мужчина всё же поднялся и пожал всем руки.

— Спасибо, что приехали, — прохрипел он. И сел обратно. Словно стоять не было сил.

— Я бы хотел поговорить с врачом, — Сокол огляделся по сторонам.

— Да, сейчас, — спохватился Данила и пошёл звонить в звонок.

На него многое свалилось за эти дни. Отец не вывозил болезни дочери, так до конца и не оправившись после смерти горячо любимой жены. И как бы тяжело не было самому Дане — сестрой он очень дорожил — все координационные и организационные работы пришлось взять на себя.

Через несколько минут к ним вышел средних лет подтянутый мужчина в белом халате поверх зелёного костюма. Немного уставший, но взгляд сохранял ясный и твёрдый.

— Док, — первым подошёл Сокол и поздоровался с врачом, — Денис Никольский, военный хирург.

Во взгляде мужчины сразу же проснулось любопытство и уважение.

— Андрей Константинович Фролов, заведующий ОРИТ. Я так понимаю, вы по поводу Эвы?

— Да. Арий Силин, — представился Арий, — как она?

— А вы…?

— Друзья.

— Муж.

Сказали одновременно Сокол и Земной. Сокол подавил желание удивиться и лишь добавил:

— Да. Будущий.

— Хм, я думал Эва с Мироном планирует… — все ещё сомневался врач, а Ария поразила его осведомлённость по таким личным вопросам. Насколько же они близки?

— Не сложилось, — пожал плечами Земной.

— Ясно, — Андрей Константинович внимательно осмотрел всю компанию, — Эва в тяжёлом состоянии.

Дальше последовал набор терминов, который понимал только Сокол. История складывалась невесёлая.

Болеет Эва давно, с четырнадцати лет, когда она первый раз попала в больницу после такого же обморока. Тогда она приехала с отцом, которому вскоре пришлось уехать по делам и вся информация о состоянии её здоровья была отослана ему на электронку. Как потом призналась девушка, Мирон помог ей взломать и удалить это сообщение. Она так никому и не рассказала.

До совершеннолетия держалась хорошо, приходила на плановые осмотры, принимала низкие дозировки лекарств. Но сердце изнашивалось, ей приходилось чаще ложиться в больницу. Док знал, что многие процедуры девушка делала себе дома сама. Сейчас наступила декомпенсация.

— Но она же танцевала, — Арий хоть и понимал, что всё, что он слышит — правда, но вот это никак не укладывалось в голове. В его представлении люди с больным сердцем должны лежать на кровати и не шевелиться.

— Эва с самого начала активно стала заниматься спортом. Кто знает, может это наоборот помогло ей протянуть так долго.

«Протянуть так долго» звучало как приговор. Словно сейчас это был конец этого самого «протянуть».

— Можно к ней?

— Вообще нежелательно.

— Док, на пару слов, — Сокол отозвал врача в сторонку и они недолго поговорили в углу коридора. Пожали друг другу руки, скрепляя какие то свои договорённости.

— Идёмте, — позвал Андрей Константинович.

— Зем, — придержал его товарищ, — она может выглядеть не так, как ты помнишь.

Арий нахмурился и кивнул.

Ему выдали халат и бахилы. Он не нервничал, был собранным и серьёзным. Такова особенность большинства военных: в самых сложных ситуациях оставаться в разуме.

Они прошли в палату на четыре койки, где мерно попискивали и «дышали» аппараты. Эва лежала у окна.

Арий только сейчас понял предупреждение Сокола. Лицо девушки сильно распухло, пальцы на некогда тонких и гибких руках были похожи на сосиски. Подключенная к куче трубочек, она действительно мало напоминала ту Эву, с которой он познакомился. И только табличка на кровати твердила об обратном.

— Она сильно отекла из-за плохой работы сердца.

Врач посмотрел на мужчину, ожидая его дальнейших действий. Убежит или останется? Испугается или будет бороться?

Арий кивнул и присел на стульчик рядом с кроватью. Андрей Константинович улыбнулся про себя.

— У вас пять минут, — и вышел.

Арий некоторое время молча следил за её лицом. Короткие, но густые ресницы не трепетали, синеватые губы не улыбались, подвижные тонкие брови не хмурили лоб.

— Эва…

Взял её за ладонь, которая оказалась неожиданно тёплой. Это был как взрыв внутри — она всё ещё жива, а врач и отец ведут себя так, словно уже нет. Сердце сильно защемило и было невозможно вздохнуть. Почувствовал, как по щеке потекла слеза.

Будь сейчас рядом его психотерапевт, она бы от счастья прыгала при виде таких проявлений его эмоций. Сильный, бездушный, как пень, и приземленный, как камень, командир плакал впервые за много-много лет.

— Ты обещала мне, что мы поговорим через пол года, — он поцеловал её отекшую ладошку и новая холодная волна озарения прошлась по нему.

Она знала, что её скорее всего не будет через пол года.

— Чёрт, Эва… — в горле встал колючий ком. Мужчина осторожно лёг грудью на кровать, аккуратно обнимая её руками, — хорошо, что я приехал раньше. Через три месяца и поговорим.