Я тебя отвоюю

Глава 29

Мозг был так перегружен эмоциональными переживаниями, что с радостью, кажется, воспользовался возможностью переключиться. Даше понадобилось полчаса, чтобы собрать две сумки. Стас не вмешивался. Сначала долго крутился у двери, оглядывая ее, фотографируя, звоня… Сначала адвокату, который занимается его бракоразводным процессом, обрисовывая в общих чертах ситуацию и спрашивая, какие юридические последствия это может повлечь, а потом мастеру, узнавая, сколько по времени займет смена двери.

Когда Даша собралась, он закончил все разговоры, стоял на кухне, уперев кулаки в столешницу, смотрел в окно. Не заметил, что она подошла ко входу, остановилась у двери.

— Я готова, Стас, — сказала тихо, чтобы не испугать, но он все равно вздрогнул, оглянулся.

— Мы не обсудили еще один вариант, Дашка. А должны.

— Нет. Еще один вариант я не буду обсуждать. Я не уйду от тебя, пока сам не выгонишь. А если попробуешь выгнать из благих побуждений — все равно не уйду. Переговоры с террористами ведут не затем, чтобы исполнять их требования.

Стас не спешил с ответом, несколько секунд просто смотрел в глаза, взвешивая, а потом кивнул. Решил не спорить. И правильно.

— Иди сюда, — руку протянул, когда Даша вложила в его пальцы свои, прижал, снова обнял. На сей раз, кажется, не столько чтобы ее успокоить, сколько чтобы вернуть свое равновесие. — Мне страшно за тебя, Даш. Я не знаю, где ее предел. Еще утром не предположил бы, что станет заниматься таким. И получается… Переговоры с террористами ничего не дают. Ни контроля, ни предсказуемости.

— Если, чтобы она от нас отстала, придется переехать в другой город, — я готова.

— Не говори глупостей, Носик. Я поговорил с юристом, сейчас нужно будет поехать в участок — написать заявление. Потом… У нас была договоренность — если она начинает лезть к кому-то из моих близких — мы начинаем делить имущество. Значит, так и будет. Попробуем подать ходатайство о сокращении срока для примирения. Мне сказали, что может не получиться, но попробовать мы обязаны. И ограничительное предписание я тоже получу. Всему есть предел. Даже моему терпению. Мы никуда не должны уезжать. Ты не должна бояться вернуться в свою квартиру. Я больше не буду с ней нежничать. Я искренне хотел по-хорошему. Я все сделал для этого.

— Ты сделал даже больше.

— Да, наверное, ты права. Но это уже слишком.

— Я поддержу тебя в любом решении.

— Прости меня за все это дерьмо.

— Тебе не за что просить прощения. Мы справимся.

Стоять в его объятьях было тепло, уютно, безопасно… Даже когда делаешь это в квартире, на двери которой белеет надпись «сдохни, тварь». Жаль, что объятья не могли длиться вечно.

Стас снес в машину одну из сумок, Даша сначала ждала его в квартире, потом же снова вышла на лестничную клетку, прикрыла дверь, долго смотрела на ту самую надпись… И чем дольше смотрела — тем сильней трансформировались эмоции. От страха, стыда, бессилия до понимания… Что это ведь, на самом деле, не ее страх, стыд, бессилие. Не ее. И даже не Стасов.

Это все Динино. Она так бесится, потому что чувствует проигрыш.

— Почему улыбаешься? — вышедший из лифта Волошин остановился чуть за Дашиной спиной, но успел увидеть, что она действительно смотрит с улыбкой. Это было странно, но лучше пусть улыбается, чем…

Когда он увидел ее — белую — сидевшую на лавке у своего же подъезда, державшую в руке ту чертову записку с угрозой, думал, порвет весь мир на британский флаг. Когда увидел вживую «надверное творчество» будто бы слышал звук рвущейся ткани того самого флага. Еле заставил себя успокоиться, мыслить рационально, так же действовать.

— А представляешь, если бы я тогда… В семнадцать… Вот так? — Даша чуть отступила, чтобы иметь возможность прижаться спиной к его груди, а он чтобы мог обнять ее в ответ.

— Имущество портила или угрожала?

— Все вместе. Если бы вела себя так, как Дина сейчас ведет…

— Ты не вела бы, мы оба это знаем. Но я о другом в последнее время все чаще думаю.

— О чем?

— Это ведь все не вчера в ней вдруг возникло, а жило всегда. Как я мог не видеть? Неужели настолько слепой?

— Не было повода. Ей показать, тебе увидеть. Так бывает, — Даша ответила довольно легко, плечами пожала. Ей самой ответ казался очевидным. Она на своей шкуре проверила — видеть начинаешь, только когда наконец-то хочешь видеть. Как тех, кто вокруг, так и самого себя.

— Поехали, Носик. Хватит любоваться.

Стас отпустил Дашу, зашел в квартиру за второй сумкой…

Сама Даша уже не заходила — незачем. Дождалась возвращения Волошина, закрыла квартиру, вручила ключи Стасу, они вместе спустились к машине. Даша поколебалась несколько секунд, глядя на свою…

Дина оставила «предупреждение» и скорей всего во время следующей вспышки ярости вполне может решить испортить уже Хонду, а значит, нужно хотя бы перегнать куда-то.

— Я разберусь, Даш. С машиной тоже.

То ли девушка слишком задумчиво смотрела, то ли они со Стасом просто успели научиться думать одинаково, но он ответил на незаданный вопрос, поставил сумку в багажник, улыбнулся приободряюще, насколько мог, открыл дверь, дождался, пока Даша устроится, пристегнется, только потом захлопнул.

Несколько первых секунд Даша ждала, что Стас обойдет машину, устроится рядом и они поедут, но почти сразу поняла — он не спешит. Красновская оказалась в салоне и его вакууме — не пропускающем ни звуки, ни запахи. Волошин же чуть отошел, достал сначала сигареты, а потом и телефон. Прикурил, позвонил кому-то в очередной раз.

Не Дине, это Даша поняла сразу — выглядел слишком спокойным. Потом же прислонилась виском к стеклу, закрыла глаза… Не хотела прислушиваться, но это получилось как-то само собой…

— Нет, Тём. Я знаю, что это не смешно… Да, Тём, я помню, что ты нас предупреждал… Нет. Дашка не согласится… Да. Я спрашивал… Тём… Ты можешь просто сказать — мы можем встретиться или нет? — Стас замолчал на какое-то время, и Даша была уверена — Артём не спешит отвечать. Дышит где-то там зло, выпуская через нос жидкое пламя, а с языка позволяет слетать очередной порции грубости. Решает и решается… Зачем Стасу понадобилась встреча с Артёмом догадаться было не сложно. Скорей всего Волошин думает, что вдвоем они не справятся и нуждается в помощи друга. И если раньше Даша могла и себе, и всем вокруг искренне и со всей пылкостью заявить, что Стас неправ — справятся. И вдвоем против всего мира тоже справятся. То теперь… До нее наконец-то начало доходить, насколько опрометчивое «решение» она принимала, когда не позволила Стасу сделать, как считал нужным он — сначала разобраться каждый со своими проблемами, а уж потом дать шанс на что-то их паре. Насколько самонадеянным было это ее «я тебя отвоюю». Потому что… Пока что она в войне никак не рвет на лоскуты врага. Пугается, прячется, создает проблемы, а не помогает их решать. В отличие от Стаса. И в отличие от Артёма, кажется.

— Спасибо, Тём, — Стас скинул звонок, потушил окурок, отправил в урну, проходя мимо того самого стекла, к которому был прижал висок, скользнул по нему пальцем, Даша встрепенулась, дождалась, пока они окажутся в салоне уже вдвоем.

Не задавала вопрос, просто смотрела, как он откладывает телефон, заводит машину, поворачивается к ней, вопросительно вздергивает бровь.

— Ты звонил Тёме…

— Звонил. Хочу встретиться.

— Зачем?

— Попрошу, чтобы перегнал тачку. Дай ключи, кстати. И… О своем поговорим. Давно пора.

Даша закусила губу, достала из сумочки ключ от машины, отправила к телефону.

— Прости меня. Тебе приходится из-за меня переступать через гордость…

Даша повинилась, опустив взгляд. Стас же ответил далеко не сразу.

— В смысле?

— С Артёмом…

— Мне не приходится, Даша. Тёма — мой друг. Дружба — это не про гордость. Даже если мы посрались вусмерть, я прошу у него помощи — и он помогает. Так же, как если помощи просит он.

Стас говорил спокойно и будто даже ласково, явно подбирая тон не столько под слова, сколько под настроение спутницы. Даша все же подняла взгляд, кивнула, как бы подтверждая, что усвоила.

Положа руку на сердце, никогда сама даже не пыталась смотреть на дружбу Стаса с Артёмом и их ссору так, как только что преподнес это Стас. Ей казалось, что она стала камнем преткновения, который будет вечно стоять брату поперек горла, а Стасу… Вечно создавать проблемы. Видимо, просто недооценивала их дружбу. Видимо, потому что сама такой похвастаться не могла.

— Сначала в участок, потом отвезу тебя домой, а потом уеду по делам.

Стас дал еще несколько секунд Даше на то, чтобы продолжить разговор — задать еще один вопрос или что-то ответить, но она этой возможностью не воспользовалась. Сказать ей было нечего.

— Тебе на работу нужно, наверное…

— Я отпросился на день. Хочу встретиться с адвокатом, он сказал, что, может, сам приедет, посмотрит на красоту. С Артёмом еще…

— А с Диной? Не встречайся, пожалуйста. И не звони ей. Давай мы будем просто ее игнорировать? Пожалуйста, Стас. Я очень боюсь, что ты сорвешься. Что она тебя доведет…

В любой другой день Даша сдержалась бы. Всегда умудрялась прикусить язык прежде, чем с него сорвется такое отчаянное «не бери трубку, Стас!», а сейчас не смогла. Только представила, в каком состоянии он будет говорить и чем этот разговор для него закончится, и сердце холодело.

И Стас опять ответил не сразу. Сначала то ли действительно так напряженно следил за дорогой, то ли делал вид. Потом Даша видела, что скула «волнуется» вплоть до пульсации в виске. И только потом он глянул мельком, отвечая.

— Сегодня не буду. Но вообще она свое получит.

— Насть, ты свободна. Я сегодня больше принимать не буду. Мне нужно Станислава Елисеевича проконсультировать. Хорошенечко…

Когда Стас набрал Артёма, сообщил, что подъехал к его нотариальной конторе, как договаривались, Красновский вышел из кабинета в холл — навстречу. Застал Волошина уже у стойки приемной, за которой сидела его секретарь — Настя. Сидела и улыбалась… И вроде нечего по этому поводу хоть что-то испытывать, а Артём разозлился. Пришлось прилагать усилия, чтобы чуть пригасить чувства.

— Привет, — Стас же даже не пытался улыбаться — ни Насте, ни Артёму. Подошел, протянул раскрытую ладонь. Артём снова ответил не сразу, будто нехотя достал руку из кармана…

— Ну привет. Проходи.

Потом отступил, пропуская сейчас дико бесящего друга в кабинет первым, закрыл за ними дверь.

Почему-то в голове промелькнули воспоминания о том, как они со Стасом душевно наклюкались в этом кабинете, когда отмечали открытие Артёмом своей собственной практики. Промелькнули, сделав больно.

Это произошло всего-то чуть больше года тому, но Артёму казалось, что между тем временем и сегодняшним днем — огромная пропасть. А главное — как раньше уже не будет.

— Мне нужна твоя помощь, Тём.

Артём не пытался строить из себя радушного хозяина. Слава богу, глаза у Волошина имелись. И кресло он наверняка заметил, на чайнике щелкнуть кнопку включения тоже сможет при желании, где бар — знает.

Красновский остался стоять у двери, с прищуром следя за тем, как еще недавно просто друг, а теперь сестрин хахаль игнорирует и кресло, и чайник, и бар, подходит к противоположному окну, примащивается задницей к подоконнику, сминая плотную ткань жалюзи, складывает руки на груди, смотрит прямо, открыто, спокойно.

— Доигрался, да? — наверняка не надеется на снисходительность, поэтому не удивляется и не расстраивается, когда ее не получает. — А я же, бл*ть, предупреждал, Стас. Я же, бл*ть, тебя просил…

— Что ты «меня, бл*ть, просил», Тём? К черту послать Дашу, потому что тебе так было бы спокойней? — у любой выдержки есть предел. И как бы Стас ни настраивал себя на то, что разговор будет тяжелым, не сдержался почти сразу, хотя должен был, как сам считал. — У Лили брат есть?

— Даже не пытайся, Волошин. Ты сам прекрасно понимаешь, что у вас нихера не стандартная ситуация. И я нихера не просто по-братски ревную…

— Дело в том, Тём, что ты как раз просто ревнуешь… И если чуть глубже в себя копнешь, поймешь, что это так. А тем, что ситуация у нас нестандартная, сам же свои чувства оправдываешь, потому что понимаешь, насколько это тупо…

— Я не могу понять, ты приехал меня жизни учить?

— Нет. Просто… Я сам такой тупой был, Тём, что тогда сделал, как было правильно… Нереально тупой просто…

— Еще скажи, что забыть Дашку все не мог… — Артём скривил губы в саркастической улыбке. Слова Волошина, на самом деле, задели. Потому что он и сам в последнее время все чаще задумывался о том, что Стас так смело произнес. А когда в пылу ссоры это же бросила упреком Лиля… Будто получил удар под дых. Долго обижался на жену, а потом… Потихоньку начал открывать глаза на ее правоту и свой эгоизм. Без этого, наверное, и с сестрой не пошел бы мириться, так и продолжал бы лелеять свою гордыню и благородную обиду.

Но с Дашей было проще — с нее можно было мысленно снять всю вину за то, что рушит свою жизнь (как казалось Артёму). А вот со Стасом так не получалось. На кого-то нужно было проецировать свой страх, преображенный в злость. И в случае с Артёмом это был друг. Тот, который «нереально тупой просто…».

— Мог. А лучше бы не забывал.

Артём думал, что с его стороны это будет язвительность — укол, который Волошину нечем будет крыть, а вышло, что сам на пару мгновений потерял дар речи от того, как искренне было сказано, и как, наверное, много значило. Для Стаса. И для Даши. В груди отчего-то стало тесно.

Надо было что-то сказать. Желательно, в той же манере. Желательно, чтобы Стас не посмел усомниться — Артём по-прежнему против. По-прежнему винит его и считает, что Волошин позволил себе непозволительное, но… Удалось только прокашляться, имитируя, что подавился воздухом. Имитируя больше для себя, ведь Стас слишком хорошо его знал. Так же хорошо, как сам Артём знал друга. И читали они друг друга лучше любой открытой книги. Даже то, что между строк, а не только выведено большими буквами на лбу и во взгляде.

— Дина испортила Дашке дверь. Наняла какого-то пацана, тот поработал баллончиком. Если хочешь — скину фотку. И оставила записку. Вот.

Стас решил не дожидаться ответа или очередного укола от Артёма. Это не требовалось. Возможно, резковато перевел тему на ту, ради которой, собственно, и явился, оттолкнулся от подоконника, подошел, вручил Красновскому копию листа, который обнаружила Даша на лобовом машины.

Артём раскрыл его не сразу. Несколько секунд смотрел на Стаса, пытаясь «считать» — к какой жести готовиться. Но Стас внешне был привычно спокоен. Успел взять себя в руки за то время, что разделяло встречу с Дашей и с ее братом.

«Думай лучше, Дарина. Сегодня дверь — завтра тачка. Потом лицо».

— Она совсем свихнулась… — Красновский перечитал трижды прежде, чем смог себя же уговорить, что все понимает правильно. Что ему не снится, не мерещится.

Текста было достаточно, чтобы еще недавно жегшую грудь сковал холод, а в кровь хлынул адреналин.

— Ты думаешь, она действительно может…? — произнести вслух «что-то сделать Даше» не получилось. Казалось, что со словами будет запущен необратимый механизм и останется только ждать, когда это произойдет.

— Я не знаю, Тём. Перестал ее понимать. Когда она узнала о нас с Дашей — позвонила не мне. Сразу ей. Развела, как котенка, на встречу. Насрала в уши. Тоже угрожала, требовала, чтобы Дашка отступилась…

— А она что?

— Нахер послала… — Стас вспомнил, как Даша пересказывала ему тот разговор. Не сдержался — хмыкнул. Отчасти нервно, отчасти ласково.

— Моя Дашка? Нахер? — Артём же, кажется, засомневался. Во всяком случае, удивление в тоне и взгляде не выглядело напускным.

— Представляешь? Ты многого не знаешь о своей Дашке, Тём. Я и сам не подумал бы…

— И не хочу знать, если честно. Пусть лучше будет… Маленькой.

— Но она уже не маленькая, Красновский. Давно и безвозвратно. Но это не значит, что не нуждается в твоей защите, просто… Ты не имеешь права ее душить. Навязывать. Требовать. А защищать обязан. Как брат…

— Ты хорошо устроился, Волошин. Как херь творить — то ты сам справляешься. А как защищать — так ко мне приходишь. Видишь закономерность, да?

— Я делаю все от меня зависящее, чтобы тебе не пришлось защищать, но Тём… Я не могу быть двадцать четыре на семь рядом с Дашкой. А если Дина решит… Если не ограничится дверью, то ты же тоже не простишь себе, что тебя не было рядом. Мы подали заявление. У нас приняли, но ничего не обещали. Камер нет. Следов нет. Они, конечно, поколупают для вида… Но я не верю. Мой юрист пообещал, что мы получим ограничительное предписание. Оснований достаточно — есть шантаж в переписке со мной, есть инфа о том, что она посливала номер Даши…

— Куда посливала? — брови Артёма снова собрались на переносице.

— Куда только не посливала… Но на это нужно какое-то время. Да и я не уверен, что это защитит на все сто. Еще у нас была договоренность, что она получает квартиру целиком, если мы разводимся без привлечения посторонних. Дашка — это переход границ. Спускать ей такое не имею права. И по уму Даше бы уехать куда-то, но… Черт… Она не согласится, да и я не могу требовать.

— Ты хочешь, чтобы я ее уговорил?

— Хотя бы попытался. Может они бы с Лилей куда-то…

— Что-то мне подсказывает, что она тебя не оставит.

Стас говорил с надеждой, а услышав ответ Артёма выдохнул, поднес пальцы к бровям, провел по ним с нажимом, кивнул пару раз.

— Попробуй, пожалуйста. А если нет — будь на подхвате. Это временно, Тём. Хочу верить, что временно.

— А может вы просто… Сделаете вид, что разошлись? С вас убудет что ли?

— Не убудет. Мы обсуждали. Даша не согласилась.

— Какая дурочка… — Артём цокнул язык, вернул Стасу лист с угрозой, который продолжал держать в руках. Обошел друга, направился к бару.

Не спрашивал, достал коньяк, два стакана, налил, сколько сам посчитал нужным, вернулся, всучил один другу, второй оставил себе.

— Я тоже на машине, Волошин. Но если мы останемся трезвыми — я дам тебе в морду. Потому что ты, сука, допрыгался. Влез в ее жизнь, перевернул там все, сделал из моей младшей… Цветочка, бл*ть! Цветочка! Ту, которая месяц меня игнорила, которая родителям приказала в ее жизнь не лезть, которая бортанула жениха накануне свадьбы, которая твою законную жену нахер шлет! Ненавижу тебя, придурок, за это!

Артём выпалил достаточно яростно, чтобы Стас не смог усомниться — говорит именно то, что думает, залпом свой бокал осушил, уставился на Волошина — выжидающе. Мол, ты либо пьешь… Либо в морду таки.

Стас качнул несколько раз бокал, думая, что терпеть не может коньяк. Вот вообще. Да и не стоило бы… И в других обстоятельствах наверняка отказался бы, но сейчас-то выбора нет. Поэтому сделал так же, как Артём недавно — в четыре глотка. По гортани побежала горечь и жара, почти сразу ухнула в пустой желудок.

— Ненавидишь, но поможешь, Тём? — Красновский тут же отобрал бокал, опять вернулся к бару, обновил. На сей раз наливая еще больше. План Стасу был понятен — напиться до свинячьего визга. Чтобы уже ничто не сдерживало, чтобы могли вывалить друг на друга все то говно сомнений, что хранилось в душах… И хоть в этом обоим же полегчало.

— Дашка где?

— У меня. В безопасности. Дина не сунется.

— Почему так уверен?

— Я должен хоть в чем-то быть уверен, Тём. Иначе совсем с ума сойду.

Вряд ли такой ответ устроил Артёма всецело. Это видно было по тому, что застыл на секунду, но потом кивнул, принимая. Снова вернулся. Снова всучил стакан. Снова выпил первым.

— Помогу. Но по жопе Дашке все равно отхожу, когда разберемся со всем этим.

— Хер тебе, а не по жопе Дашке.

Стас вздернул бровь, левый уголок губ чуть поднялся, во взгляде обычное спокойствие чуть потеснилось, позволяя пробиться дерзким смешинкам. Алкоголь делал свое дело.

Реакцию Артёма предугадать Стас даже не пытался. С каким-то отчаянным пофигизмом принял бы любую — хоть «привет» по морде, хоть мат, хоть смех. Артём же, кажется, и сам не сразу разобрался, как надо бы ответить. Просто смотрел с минуту на расплывающегося в ухмылке Стаса. Потом выудил из его пальцев полный еще стакан, сам опрокинул, покачал головой, толкая друга к дивану — задолбался бегать-наполнять.

— Совсем вы охамели, я вам скажу. Мне хер. Дине хер. А вам-то что?

— Нам спокойствия, Тём. Очень надо… — Артём думал пошутить, и даже почти получилось, да только… Стас ответил слишком искренне. Так, что сомнений нет — им действительно очень надо.