ЕСЛИ БЫ Я БЫЛ НА ТВОЕМ МЕСТЕ…

Я проснулась чуть свет и не могла заснуть. Солнце уже взошло, стояло холодное утро, роса подрагивала в солнечных лучах. Я широко распахнула дверь, коты нехотя поплелись в сад, Борис взглянул на меня и не встал. Я пошла на кухню и поставила кипятить воду для чая. Взяла хлеб, но при мысли о еде мне сделалось плохо. Не хотелось ни плакать, ни смеяться. Казалось, что я смотрю какой-то дурацкий фильм, в котором сама принимаю участие. Я — это я или кто-то другой? Эту женщину в зеленом махровом халате с темными волосами зовут Юдита? Чем она теперь будет заниматься в жизни? Как она будет вставать каждый день и зачем? Что с ней?

Я встала под душ и окатила себя холодной водой, словно в наказание. За свою жизнь. Что за проклятие тяготеет надо мной? Мне тридцать девять лет. Вернее, к чему обманывать себя, — сорок. Я могу жить без него. Я не умерла от любви, не вскрыла себе вены, не приняла ничего, что могло бы причинить мне вред. У меня есть дом, дочь, коты и пес, который угасает. Ничего не изменилось. Я приготовлю Тосе завтрак, засуну белье в стиральную машину и сяду к компьютеру. В среду отвезу письма в редакцию. Время от времени буду включать этот чертов гидромассажер, и мой позвоночник будет доволен. Скоро перестанет болеть сердце, либо я привыкну к тому, что оно болит. Ибо такова жизнь.

Так почему же меня не покидает ощущение, что я нахожусь под стеклянным колпаком? Я одеваюсь, и мне кажется, что это одевается какая-то другая женщина. Не я. Как будто бы мне это снится. Я очнусь от кошмарного сна и снова буду с надеждой ожидать приезда Голубого.

Я отключила отопление, и в доме сразу же стало зябко. До лета еще далеко, я закрыла дверь, ведущую в сад, и включила радио.

И внезапно в моем доме появился Адам. У него был усталый голос, но находился он совсем рядом, в серебристом динамике радиоприемника.

— Часто люди вместо того, чтобы выяснить друг с другом некоторые вопросы, предпочитают расстаться. Говорят: «Спасибо за сотрудничество. Пожалуйста, проходите следующий». Мы не сознаем, что проблемы, оставшиеся нерешенными в одном партнерском союзе, рано или поздно проявятся в новом. А среди них страх, неумение открыто говорить о чувствах, ревность и миллион других. И дело здесь не в нашем партнере, а в нас самих. Это исключительно наша собственность, и куда бы мы ни убежали, ни переехали, этот багаж будет следовать с нами. Даже хорошо запрятанный, он когда-нибудь напомнит о себе, чаще всего в самый неожиданный момент. «Все они одинаковые», — станут говорить женщины. «Каждая женщина проститутка», — будут повторять мужчины. Сегодня о том, когда расставания не являются необходимостью, беседовать со мной и с вами будут психологи Анджей Валченский и Войчех Жито. Звоните нам, после программы новостей мы снова в эфире.

Разве это не знак, что я включила радио в столь ранний час, хотя никогда этого не делаю? Я не стану звонить — поеду. Я должна поговорить с Адамом. Я должна знать — должна испить чашу расставания до дна. Он должен мне сказать — ПОЧЕМУ? И я хочу ему сказать, что люблю. На сей раз не стану вести себя как недоразвитая идиотка, не гордость должна двигать мной, нет ничего унизительного в том, что я чувствую то, что чувствую, даже если я для него не более чем воспоминание.

Хотя было лишь начало восьмого, я сняла трубку и набрала номер родителей. Подошел мой отец.

— Юдита? Что случилось?

— Папа, — прошептала я, — я не знаю, что мне делать… Вернулся Адам, я не понимаю, что происходит, он приехал, только чтобы взять компьютер, и даже не захотел поговорить…

— Но ведь Тосин отец хочет к тебе вернуться! Он говорил с нами. Если бы я был на твоем месте…

— Папочка, — тихо, но очень решительно сказала я, — я не на твоем месте. Я люблю Адама! Какое мне дело до Тосиного отца?

— А он знает об этом?

Мой отец задает странные вопросы. Как он может об этом не знать? — Кто?

— Ну, Адам.

Смешной у меня отец… Как будто только вчера родился.

— Папа!

— Будь я на твоем месте…

Я не хочу это слушать. Я думала, что они мне чем-нибудь помогут, хотя, как правило, я игнорирую их советы. Видимо, я обратилась не по адресу мои родители всегда хотели, чтобы у меня был стабильный дом, порядок в шкафу, один муж и чтобы я жила счастливо с тем Йолиным.

— …будь я на твоем месте, то поговорил бы с Адамом, — настойчиво повторил мой отец, и до меня, как сквозь туман, дошел смысл его слов.

— Он не хочет со мной даже разговаривать.

— Так ты захоти, — сказал отец, — заканчиваю, мать, когда встанет, обязательно захочет с гобой поговорить. Ты все равно сделаешь по-своему. Пока, дочура.

Я настолько опешила, что едва не лишилась дара речи, при этом — навсегда.

Выпив чай, поднялась наверх, к Тосе. Она спала как убитая. Мягко ее разбудила.

— Тося, я еду в Варшаву.

— А сколько времени? — пробормотала дочь.

— Восьмой час.

— Я иду к десяти. Зачем ты меня будишь? — Тося прижалась к подушке, а потом вдруг приподняла голову. — Зачем ты едешь? Что-нибудь с бабушкой?

— Еду, чтобы встретиться с Адамом, — ответила я, а моя дочь сорвалась с постели, чего никогда не случалось в столь ранний час.

— Зачем, мама? Разве ты не понимаешь, что этого не надо делать? Женщина не должна бегать за мужчиной! Не унижайся!

У меня не было сил объяснять своей взрослой дочери всю сложность судьбы немолодой женщины. Я оставила Тосю в постели и, набравшись мужества, приняла женское решение. Сколько же можно убегать от реальности?

Я давно не ездила на поезде в это время. Сидела у окна и смотрела на мир, пробуждающийся к жизни. Пошли в рост озимые, зеленоватой дымкой подернулись березы, тут и там вылезли из земли тюльпаны, в лесу уже полно анемонов и примул. Я проезжала мимо поносного цвета домишка — прошло столько лет, а меня не переставал удивлять его колер.

Адам бывает на радио до десяти, я подожду его. Если уж он беседует с чужими людьми, то не откажется от разговора со мной, это точно. Это не Эксик.

Я пересела на автобус. Вся Варшава ехала на работу, в автобусе толчея, я с трудом пробила билет. День обещал быть чудесным.

На радио охранник не хотел меня впускать.

— Вы к кому? — остановил он меня.

— В программу «Пожалуйста, следующий».

— У меня нет для вас пропуска, — сказал он и взглянул на меня с любопытством. — Она уже через несколько минут заканчивается. Вы опоздали.

— Знаю. Я подожду.

Я сидела в пустом вестибюле, не сводя глаз с часов, висящих над закрытым киоском. Еще десять минут, еще пять. Может быть, он сегодня задержится, хотя обычно после передачи уставал так, что сразу же уходил. Охранник устроился за своей стойкой и взял в руки газету. Я смотрела на секундную стрелку, которая упругими, мелкими шажками обходила по кругу циферблат. Пятнадцать, шестнадцать, тридцать, шестьдесят. Минутная стрелка вздрогнула и перескочила на одно деление. И снова десять, одиннадцать…

Я увидела его, он спускался по лестнице, в своей коричневой куртке, с набитой сумкой, как обычно, перевешенной через плечо. Он не видел меня, пока не видел, но сейчас увидит. Я встала и пошла навстречу. Адам остановился на лестнице, растерялся, лицо окаменело. Он ускорил шаг, пошел мне навстречу.

— Что ты здесь делаешь? — Как я могла хотя бы на миг предположить, что он обрадуется?

— Я должна с тобой поговорить.

— Пожалуйста, мы уже разговариваем. — Он опустился на пластиковый стул, я села напротив него.

— Адась, ты должен мне сказать, что произошло, — собралась я с духом. — Прошу тебя.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он, а я почувствовала, что меня покидают последние силы, хотя разговор едва начался. — Что ты хочешь узнать?

— Я хочу знать, что случилось. Что случилось с тобой, что произошло с нами. Я пришла не просить тебя остаться со мной, а чтобы ты мне все объяснил.

— Нечего объяснять, и так все ясно, — сказал он. Его взгляд блуждал где-то над моей головой.

— Я все-таки не понимаю, что произошло… это письмо… — Язык меня снова не слушался, но я не буду просить милостыни, я хочу, как взрослый человек, просто что-нибудь выяснить. Поэтому я откашлялась и продолжила: — Скажи мне, почему ты принял такое решение?

— Кажется, таково было твое желание, разве нет?

— Нет, — сказала я, хотя мне хотелось крикнуть: «Да! Потому что не такого я тебя знаю, не такого я тебя люблю!» — Нет, не таково мое желание. Я люблю тебя, и мне было довольно трудно решиться приехать сюда после нашей вчерашней встречи…

— Но ты была такая радостная вчера… до того как увидела меня, ведь правда?

Я не понимала, о чем он говорит.

— Адам, разговаривай со мной нормально.

— Юдитка, ты все знаешь, чего же тебе надо? Следовало меня предупредить, взрослые люди должны расставаться как-то с достоинством. А ты…

— Я ничего не сделала! Объясни! Это ты несешь ответственность за то, что произошло!

— Я? — Адам поднял брови. — Ты думала, я не узнаю, что ты меня обманываешь? Что ситуация изменилась? Что Тосин отец все-таки значит для тебя больше, чем я?

— Ничего подобного! — оборвала я. — Что за глупости ты говоришь?

— Нет, Юдитка! — Адам поднял руку. — Раз уж ты здесь, давай выясним все до конца. Я звонил в Рождество… — сделал это импульсивно, ты ведь писала, что едешь к брату. Трубку взял Тосин отец, совсем по-свойски! Он сторожил дом? Ты даже не подошла к телефону… Я дал тебе время… А ты как ни в чем не бывало писала коротенькие письма: как там в Нью-Йорке, все в порядке? Решила оставить меня в запасных? Чтобы я ждал, выйдет у тебя там что-нибудь или нет? Я ошибся в тебе, вот как. Бывает.

— Адам, я действительно соврала. Тося не хотела ехать… Я придумала, что брат… чтобы тебя не обидеть… И это все. Прости меня, прости, прости. Тосин отец для меня только и исключительно отец моего ребенка. Я не люблю его, я люблю тебя.

Но Адам не слышал того, что я говорила. Портье или охранник сложил газету и ушел в подсобку. Мы остались одни.

— Я видел вас вчера вместе. Ты сияла от радости, была такая красивая, но как только увидела меня, изменилась в лице. Смешалась, не знала, как объясниться. Впрочем, необходимости в объяснении нет. Все ясно. Не надо меня обманывать. Неужели со вчерашнего дня ситуация изменилась? Я написал тебе в январе, что нам нужно время подумать. Потом начал волноваться — что происходит? Попросил Шимона, чтобы он к вам поехал, проверил, все ли в порядке. Его принял твой бывший муж. Он жил у тебя.

— Ты что, сошел с ума? Адам! Что за бред ты несешь?

— Не обманывай меня, Юдитка, это так жалко звучит! Я разговаривал с Улей, она подтвердила. Что еще ты хочешь знать?

— Адам, почему ты не можешь мне поверить, а веришь лишь всем остальным? Ты же сам учил меня, что любить — значит верить и доверять. Почему ты даже не хочешь выслушать меня?

— Не знаю, что в твоей жизни вчера изменилось, прости, но я уже не заинтересованная сторона.

Адам встал и взглянул на меня, а я поняла, что мне здесь больше нечего делать. Невозможно разговаривать с тем, кто не желает говорить. Он поднял свою тяжелую сумку, снова перебросил ее через плечо. Над его головой — часы, стрелка двигалась, нервно дергаясь. Адам посмотрел мне прямо в глаза, я не отвела взгляд и увидела тень, воспоминание о прежнем Адаме, а нынешний повернулся и ушел, слегка сгорбившись.

Я закрыла глаза, хотела вспомнить того мужчину, который меня любил, но перед глазами были только пустота и темень.

Охранник вернулся за свою стойку, снова развернул газету, посмотрел на меня и улыбнулся:

— Ну и что, дождались наконец? — У него был приятный голос.

— Да, — ответила я, — дождалась.

Я шла пешком через весь город. Холодное утро сменилось почти летним днем.

Солнце, отражаясь в стеклах высотных зданий, слепило, обе стороны улицы были залиты солнечным светом нереального мира. И не было у улиц тенистой стороны. Дворец культуры [41] блестел, как лакированный.

Я видела едущие машины, идущих людей, дома, витрины магазинов, видела меняющиеся огни светофоров: зеленый, желтый, красный и снова зеленый, желтый, красный, — мне до всего этого не было дела. Я тонула.

Возле вокзала я зашла в магазин, взяла корзину, прошла мимо сыров, круп, сахара, мяса и овощей. Любое решение было для меня непосильным. Слишком громко, слишком светло, слишком много. Я оставила пустую корзину у кассы и вышла. Лестница вела вниз, в подземелье вокзала, из прибывшего поезда высыпала толпа. Равнодушно глядя на людей, я подождала, пока не опустел поезд, и вошла в последний вагон. Электричка отошла только через двадцать минут, я могла бы успеть что-нибудь купить в магазине, с пользой провести время, но меня оставили силы. Мне необходимо подумать, понять, что произошло. «Может быть, он меня не любил? — мелькнула в голове мысль, и мне стало дурно. — Нет, так я могу далеко зайти. Просто что-то кончилось, но я не могу все перечеркнуть. Тогда у меня ничего не останется. Он любил меня. Когда-то он меня точно любил. Мужчина любит женщину, на которой хочет жениться».

Я даже не заметила, как поезд тронулся. После станции Осмотри вошел контролер. Я протянула свой билет.

— Он не прокомпостирован, — сказал он с удовлетворением. — Пожалуйста, документы.

Я посмотрела на контролера. Он начинал немного лысеть, лоб обрамляли зияющие полукружия. Я уставилась на него, не очень понимая, чего от меня хотят.

— Прокомпостируйте, — примирительно сказал он мне.

— Хорошо, — ответила я и даже не пошевелилась. Смотрела в окно.

— С вами все хорошо? — Контролер наклонился ко мне.

— Да, наверное, да.

— Давайте я пробью вам. — Он взял мой билет и, к удивлению пассажиров, направился к компостеру.

— Спасибо, — поблагодарила я, когда он вернул мне билет, и снова отвернулась к окну.

— В следующий раз компостируйте, — сделал замечание контролер.

— Обязательно, — ответила я.

Он посмотрел на меня, как будто бы я была не в своем уме. Я не нуждалась в жалости. Справлюсь, всегда справлялась сама.

Можно ли любить того, кто нас не любит? Можно. Именно так и будет со мной. Я не стану проклинать судьбу — возможно, таково мое предназначение. Зачем сопротивляться ему? Ведь я могу сохранить все то прекрасное, что уже выпало на мою долю. Некоторым вообще не случалось любить. Мне случилось. Судьба и так меня наградила. Я еще научусь радоваться тому, что встретила Адама, когда-нибудь я научусь этому радоваться. Я это знаю.

По крайней мере я умею любить. Не беда, что безответно. Через пару лет это перестанет мне мешать.

Я вышла на своей станции и медленно побрела к дому. Остановилась у своей калитки, потом повернула к Уле. Я не могу притворяться, будто мне неизвестно, как она обманула Адама. Уля — близкий мне человек, разве можно жить и дружить с таким грузом? С ней я тоже должна поговорить.

Я позвонила. Мне открыл Кшись.

— Привет, Ютка. Ты чего так официально? Через ворота?

— Мне надо поговорить с Улей. — Я прошла мимо Кшися и увидела Улю, которая чистила картошку.

— Пообедаешь с нами? — Уля засуетилась, собрала картофельную кожуру в мусорное ведро, вытерла стол.

— Нет, спасибо, я хочу с тобой поговорить.

— Ты чего так официально? — Уля улыбнулась, она даже не заметила, что повторила вопрос Кшисика. Это и является признаком удачного замужества?

Мы вышли на террасу.

Загрузка...