Яблочные дни. Часть II. Мыши и тени

Глава 45

Блицард

Фёрнфрэк

Прежде она бы ступала истой Яльте, которую не запугать тяжёлым духом крови и огнистой воды, хороводами теней и огней. Теперь её бил озноб и больше всего хотелось остаться незамеченной. Впервые её уязвимость не могла стать оружием. Единственным защитником остался сутулый, стареющий лекарь, на его-то поиски она и направилась через переднюю, туда, вовнутрь дома, где суетились люди и дурно пахло. До арки, обряженной в резьбу, оставалось несколько шагов, когда дорогу перечеркнула чужая тень. От неожиданности она стиснула юбку платья, но не отпрянула, вгляделась, и за горло взял страх. Тень, старший племянник, сгорбился над мертвецом, настоящим ангелом — белая кожа, остекленевшие глаза, нежные губы в крови.

Ублюдок Рекенья вскинул к ней косматую голову, захрипел, выставил вперёд сжатый кулак, в котором что-то сверкнуло. Она оттолкнула его руку и склонилась над ангелом, чтобы сомкнуть ему веки. Мёртвые не должны смотреть в мир живых — иначе тень откроет глаза! Живой не должен был погибнуть сейчас, она бы позволила ему дожить до старости, ему, маленькому Теку, чей единственный грех состоял в преданности отцу, старому бесу.

— Я сказал, убирайся, ты здесь никого не получишь, — прошептал ублюдок Рекенья.

Перед глазами вспыхнуло солнце с четырьмя лучами, и она поймала кругляш, дёрнула на себя и зашипела:

— Видит Прюмме, я пришла сюда с миром, но ты… ты… Показывай, где мой сын! Я не уйду, пока не увижусь со своим Гарсиэлем!

— Мама!!!

Хенрика Яльте впечатала люцеанское солнце ублюдку в грудь, оттолкнула его и бросилась за арку. Вот он, славненький! Он подбежал к ней, на ходу вытирая о сорочку окровавленные ручонки. Таким же он с Квентином возвращался из лазарета, после чего немедленно высылался тёткой в уборную, где очищался от духа смертей и болезней. Но сегодня перед Хенрикой даже не стояло вопроса, раскрыть ли объятия юному, в чужой крови, врачевателю. Ручонки с силой сомкнулись вокруг её талии. Хенрика не умерла на месте от счастья лишь потому, что ещё должна была обнять сына за плечи, зацеловать лёгкие и щекотные, как перья, кудряшки, снова заглянуть в эти милые глазки….

— О божечки! — Хенрика отпрянула от мальчика с правильными, и не думавшими смотреть друг на друга голубыми глазами. Подменыш, подменыш! Где её Гарсиэль?!

— Что, не тот? — над ухом хрустнул смешок, талия очутилась в железном кольце рук. — Материнское сердце не обманешь, не так ли? Или он и тебе теперь не нужен? Посмотри, он теперь не несчастненький… Даже его чувствительной жёнушке бы не захотелось его пожалеть. На кой он тебе теперь сдался?

Хенрика моргнула. Всё тем же знакомым движением мальчик покачивался с ноги на ногу. Всё то же личико приобретало знакомое, лукавое выражение, и всё те же губы расходились в улыбке, заготовленной у Гарсиэля на случай, если тётка начинала глупить. Предвечный ли сотворил это чудо или Отверженный, Хенрика с благодарностью принимала его и видела в этом своего рода благословение на материнство. Никто и никогда не узнает больного воронёнка Рекенья в этом светлоглазом, с хищно загибающимся носом сыне гарпии.

— Мой старший племянник ревнует? — Хенрика вывернулась из ослабшей хватки. Райнеро набычился, и она отметила красноту вокруг глаз и какой-то больше горький, чем злобный изгиб искусанных губ. Маленький Тек в самом деле много для него значил. Но нет, на сей раз она не пустит

поплакаться у неё на груди. — Считаешь, я недостаточно хорошо утешила несчастненького в тебе? Но что было — того не вернёшь, так что смотри на младшего брата. Он лучше тебя, Райнеро Рекенья. Он не нуждается в утешении. — Утвердив руку на плече Гарсиэля, она будто воссоздала семейный портрет, и старшенькому не нашлось на нём места.

— В утешении блицардской шлюхи он действительно не нуждается, — ублюдок кивнул и вдруг подался вперёд, тыча себя в грудь: — Я — его старший брат, я — его опекун, и не думаешь ли ты, что я отдам его тебе, обезумевшей тётке?!

Хенрика только моргнула, а между ней и озверевшим племянником щитом встал Гарсиэль:

— Райнеро, не говори о ней так!

— Заткнись, малявка! — Стало быть, так это происходило в Эскарлоте: старший в отточенном движении заносил руку, младший отворачивал голову и жмурился, после чего следовал удар…

Но здесь не Эскарлота в той же степени, в какой Хенрика — не Диана. Тётушка бросилась между братьями и обеими руками перехватила руку старшенького. Тот гневно округлил глаза и раздул ноздри, но бить передумал.

— Никто не должен видеть, как Яльте бранится с Яльте, — для пущего убеждения Хенрика прищурилась. — Уединимся.

Вблизи не попалось ничего укромнее, чем чулан. Хенрика пристроила прихваченный подсвечник на рассохшемся табурете у входа, затворила за племянником дверь и с наслаждением отвесила засранцу подзатыльник:

— Я пекусь о твоей репутации перед младшим братом. Цени, сволочь ты завистливая!

— Стерва! — Рекенья развернулся к ней и закашлялся. Чуткий тиктийский нос был создан обонять снег, железо, кровь, но не кислый запах залежалых, отживших свой век вещей.

— Впредь прикуси язык, — Хенрика приподняла подбородок и сцепила под грудью пальцы, принимая как можно более степенный вид, с каким тётушки воспитывают нерадивых племянников. — События последних месяцев не показали тебе, что варварам не осталось места даже в Блицарде?

— Не в Блицарде, но в голове моего брата отлично прижился этот образ! Не смогла завоевать его любовь сама, устрашила старшим братом, чтобы выглядеть подобрее? — Луна светила в оконце под потолком, Райнеро оскалился зверем, метнулся от её света прочь. Грохот, Хенрике под ноги пыльными гусеницами попадали мотки ткани. Райнеро с рыком пнул один, саданул кулаком по деревянной рассохшейся громаде буфета. — Каких сказок ты ему нарассказывала, чему учила, что этот забитый недомерок удрал от меня бодрой рысью в ночной город, а потом махал шпагой как в последний раз?!

— Ты напал на него?! — Окровавленные ручонки и сорочка, только ли хозяйке дома требовался лучший лекарь Фёрнфрэка? — Так это была его кровь?! Ублюдок, убийца!

— Он победил! — Райнеро хохотнул. — Победил! Он! Меня! Приставил к горлу шпагу и… пожалел. Мой младший брат пожалел меня! Я, командующий андрийской армией, Принц-Палач, заслужил жалость малыша Салисьо! — Он наотмашь ударил по висевшей на крюке корзине. Хрустнули тонкие прутья, взмыло вверх и закружилось облако перьев.

Хенрика хихикнула: зверю, в которого обернулся её племянничек, цыплячий пух удивительно не шёл. Райнеро бешено смахнул с волос белые пёрышки. Воистину, самое жалкое, как правило, получается из того, что раньше слыло грозным.

— Не смей смеяться, слышишь?!

— Но что прикажешь делать, если шут из кожи вон передо мной лезет?

Отрывистый крик на целое мгновение оледенил Хенрике сердце. В предсмертном лязге зашлись на подставке доспехи. Под натиском Рекенья кираса распалась надвое, с грохотом рухнула наземь; следом, теряя забрало, полетел шлем. В жадных до убийства руках осталась кольчуга, совсем оранжевая от ржавчины.

— Ты прятала от меня брата!

Хенрика огладила себе талию, будто стирая с бархата пыль, и только потом подтвердила:

— Да, ведь я слишком люблю моего мальчика, чтобы приводить к нему его ночной кошмар.

— Это не мешало тебе звать кошмар к себе маршалом, попутно раздвигая ноги! — Райнеро раздирал кольчугу надвое, колечки размыкались с сухим шелестом. Судя по озверелому лицу племянника, ему слышалось лопанье человеческих мышц. — Я не был образцовым братом, это правда, я редко бывал рядом и не целовал заморыша на ночь, но я люблю его! Отец и Клюв растили его книжником, не способным поднять ничего тяжелее пера! Я как мог направлял его на путь воина и, должно быть, за это он возненавидел меня, когда ты сказала ему, что так можно! А я, я не хотел, чтобы он видел меня чудовищем!

— Гарсиэль не нуждался во встрече с Райнеро Рекенья, — спокойно признала Хенрика, но последние слова заглушил глухой металлический шорох. Кольчуга осыпалась колечками, Райнеро пинком подкинул останки в воздух. Хенрика повысила голос: — Но с Рагнаром Агне я бы его познакомила.

— Вот как? — бешенство затаилось под вероломной ласковостью хищного зверя. Медленно, мягко, упруго Райнеро двинулся к ней, враз перестав её забавлять. — Не оттого ли, что Рагнар Агне попал в «несчастненькие»? Ты, верно, изучила мои беды и горести, а, благодетельница? Ты, верно, слышала, что в ночь штурма я по меньшей мере трижды прощался с жизнью? Слышала, как я лежал там, на взорванной стене, а горло мне холодил клинок Рыжего Дьявола? Знаешь, он, похоже, задал тон, благодетельница, ведь следом с моей жизнью поигрался капитан Раппольтейн, а после него — малявка! Ещё никогда с моей жизнью не обращались вот так! Я же убийца, чудовище, зверь, но нет, не верь этим словам! Теперь все напоминают мне, насколько я жалок и смертен! И знаешь, что? Я им поверил. И со дня на день дядюшка Яноре окончательно убедит меня в этом! — Райнеро схватил её за запястье, от испуга и боли Хенрика дёрнулась, но племянник не отпустил, прижал её руку к своей шее. Мышцы напряжены, жар под ладонью, нервно дрогнул кадык. — Я уже чувствую холод его сабли, вот здесь, ну же, сожми! И это будет к лучшему, на кой я этому миру?! У Эскарлоты есть король, невесте я принесу только смерть, я не могу забрать брата, как бы не хотел этого, я отцеубийца, предатель, трус! Я даже не смог образумить тебя, женщину! Меня хватило лишь на примирение с Салисьо, и то сейчас он возненавидит меня с новой силой! Я довёл до смерти друга, и один Бог знает, жив ли ещё другой… Ну как, достаточно ли я несчастен для Хенрики Яльте?

Хватка племянника ослабла, Хенрика осторожно отняла руку. В эту минуту он смотрел чудовищем, что уговаривало не бояться, понять. Самый страшный зверь покорен ласке, поняла Яльте. И молча обняла племянника за спину, тот ощутимо вздрогнул. Подумал, она вонзит ему кинжал между лопаток? Вот так и выглядит загнанный зверь…

Тётушка не могла вычеркнуть старшего племянника из жизни, как проделала это с младшим Диана. Нет, Хенрика не позовёт старшенького с собой. Это им с Гарсиэлем давно следовало продолжить свой путь, у Райнеро же была иная дорога. Не ему прозябать у озера с лебедями. Племянника ждёт его королевство, его трон, надо лишь помочь ему выбраться из капкана, в который он сам загнал себя.

Хенрика отстранилась от замершего принца Льдов. Кажется, он пытался понять намерения тётушки, глядел с недоверием. Славненький прав, за всё то, что он ей наговорил, объятий он действительно не заслуживал. Но он был Яльте, это меняло всё.

— Когда же ты задушишь в себе Рекенья? Это он довёл тебя до этих слов… — Она обхватила руками колючие щёки сломленного племянника, заставила его наклониться. Чуть поиграв, устроила так, чтобы соприкоснулись кончики носов и, усмехнувшись, сдунув прядку, мягко поцеловала горячий лоб. — О нет, ты не несчастненький, хотя и выпросил утешение доброй тётушки.

— Да? Но я хочу утешения кузины… — как только Хенрика приняла и прочла истинно яльтийский взгляд, Райнеро собственническим жестом приподнял её подбородок и впился в губы.

В первые мгновения поцелуй напоминал о домогательствах на эспланаде. Хенрика даже зажмурилась, сжала губы, но это только позволило племяннику алчно их накрыть. И понимание проступило кровью от крови льда. Его вела не похоть, но отчаяние, нужда единения сердец. Он изменил своей Юльхе не тогда, а теперь.

Одной рукой Хенрика обняла изменника за спину. Второй зарылась в жёсткие кудри. В ответ он легонько сдавил ей горячими пальцами шею. Каждым движением губ он твердил, винился, плакался, заклинал: ты Яльте, ты поймёшь меня, мне плохо, и ты так нужна мне. Она слышала, как у Райнеро учащается дыхание, всё быстрее и быстрее стучит сердца, и её собственное, конечно же, забилось в такт.

— Кхм, господа Яльте… Имейте совесть, я стучал!

Хенрика отпрянула от Райнеро, слова Рональда будто выдернули её из огня на холод. Забывший такт и стыд граф стоял в дверях, старательно рассматривая потолок. Райнеро секунду промедлил, обжигая кузину взором Рагнара. После чего заслонил её и развернулся к Оссори. Хорошо, что в чулане достаточно темно, «госпожа Яльте» давно так отчаянно не краснела, разве что в тот день, когда Кэдоган застал её с лекарем Кёртисом…

— Я бы не вмешивался, — Рональд бросил на пойманных кузенов взгляд и тут же направил его на притолоку, — но скоро рассветёт, так что пленникам пора убегать, а мудрым королевам спать и делать вид, что они святая невинность. Справитесь?

Хенрика почувствовала, как Райнеро берёт её за руку, то ли поддерживая, то ли ища поддержки. Как брат у сестры…

— Яноре?

— В двух днях пути, мой родимый пленник. И блеск его мироканской сабли лично мне виден издали.

Два сердечных прощания подряд — это было слишком для того, кому прежде вслед или потрясали клинком, или вовсе плевались.

Чета Оссори прощалась с ним, как с давним другом. Райнеро старался не задохнуться в медвежьих объятиях Рональда и утереть слёзы Альды. Крепкое рукопожатие новому другу, поцелуй в лоб названной сестре и шутливое раскрытие их тайны. Райнеро уже из седла пообещал заглянуть на таинство, чем заставил Альду забыть слёзы, а Рональда удивлённо усмехнуться. Смешно сказать, но о наследнике Оссори Райнеро догадался раньше будущего папаши, стоило лишь присмотреться к Альде.

И если прощание с семейством Оссори ещё было светлым и оставило в памяти улыбки, то второе не допускало места шуткам. Райнеро не находил слов, прижимая к себе младшего брата. Глаза Салисьо блестели, нос хлюпал. Ещё когда они ехали от дома Оссори, он счастливо восседал на Марсио впереди Райнеро и нёс беззаботную чепуху. Но площадь с бывшим губернаторским домом приближалась, разговоры затихали, уступая место печальной поступи лошадей.

«Если я твой сын, а Райнеро мой брат, то может и он станет твоим сыном, мама?» — этот вопрос Салисьо так и повис в предрассветной тишине, и хватило лишь вздоха Хенрики, чтобы младший брат понял: уже не станет.

Только Райнеро выпустил Салисьо и разогнулся, как на шею бросилась «кузина». Этой ночью она вызволила его из трясины отчаяния, стала его огоньком, звездой, на которую он пошёл и, похоже, спасся. Зажмурившись, он судорожно поцеловал Хенрику в прохладный лоб, строго в то место, где волосы начинали виться.

— Нет, Салисьо. Она всегда будет мне кузиной, нет, сестрой.

— Да уж, славненький — Хенрика усмехнулась, в глазах пронёсся снежный высверк. Как и «кузен», она явно не жалела, больше того, видела в том исполнение долга семейного. — Ты не должен остаться в истории нашего рода тем, кто мог быть королём. Ты должен стать им.

Над крохотной площадью разнеслось ржание, поторапливая всадника, рассвет, жизнь… Райнеро оглянулся. Марсио нетерпеливо вытанцовывал на застывших лужах, осеняемый тонкими руками рябины.

Кузина шмыгнула покрасневшим носом и отстранилась. Судорожно сглотнув, Райнеро вернулся к брату, обнял, хотел нашептать оберегающую молитву, но на цепочке Салисьо болтался серебряный лунный диск.

— Где твой знак Пречистой?

Ответом ему стали глубокий вздох и выразительное движение в глаз в сторону Хенрики. Тогда Райнеро снял с себя солнышко, прощально тренькнувшее о руну, и надел на брата. Пречистой самой будет отрадно позаботиться о маленьком праведнике, к тому же Райнеро сейчас, молитвой, очень-очень её попросил. После чего улыбнулся:

— Защита луны обходится слишком дорого. Пусть тебе лучше светит солнце. Не грусти. Я приеду в гости.

И не оглядываясь пошёл к Марсио. Предрассветная полумгла стелилась по площади, от старых выщербленных камней поднималась к фасадам брошенных домов, натирала их жидкой, белесой краской, обволакивала рябину, клубилась у копыт Марсио… Предрассветная ли? Ему не впервой принимать за солнце луну….

— Райнеро! Подожди! Я совсем забыл!

Он развернулся. Салисьо бежал к нему, полы плаща за спиной бились вороньими крыльями. Братец запрыгнул на него, Райнеро подхватил, позволил Салисьо крепко обхватить его за шею.

— Я забыл тебе сказать, что в Андрии двадцать пять городов вместе с деревнями, — Гарсиласо шептал так же, как утром, под одеялом. — По числу лет Рагнара, когда он стал князем Андрии.

Райнеро засмеялся, закружил его, покрепче обняв. Только ребёнок мог вот так, без издёвки, открыть ему это. Салисьо захихикал, вцепился в него обезьянкой. Рекенья хотел пощекотать братца, чтобы разжал объятия, когда в клубящейся темноте крыш что-то сверкнуло.

— Обещай, что правда приедешь. Обещаешь?

— Да-да, я… приеду… — Райнеро всмотрелся: искра исчезла и тут же зажглась, слабо светясь, мерцая.

Стук сердца бешено отдался в висках. Беловолосая ведьма с именем на Виль предостерегала о красном огоньке, что подмигнёт ему…

Громкий хлопок. Рекенья отшатнулся, это что, стреляют?! Гарсиласо вздрогнул, вскрикнул, судорожно сжал ручонками плащ Райнеро, испустил еле слышный стон.

— Райнеро, что это? Мне больно… — хрип, судорога, кашель. На шею Рекенья брызнула горячая влага.

Он подхватил младшего брата, прижал к себе, рука с пугающей лёгкостью проскользила по его спине: плащ Салисьо был мокрым от крови. Райнеро пригнулся, с братом на руках бросился к дому. Снова хлопок! Райнеро метнулся в сторону, пуля просвистела мимо, чиркнула по камням площади.

— Салисьо! Маленький мой, прошу…

Слабый хрип оборвался. Запрокинув голову, Гарсиласо обмяк. Блеснула на губах кровь, в распахнутых глазах отразился серебряный свет.

— Бог мой, нет! Отдай его мне, отдай его мне, отдай! — Кузина… кричит, сорвав голос до клёкота. — Квентин, спаси, Квентин, умоляю, Квентин!

Непостижимым образом Салисьо оказался на руках высокого, горбоносого лекаря. Райнеро услышал топот множества ног и металлический лязг. Их обступают? Хенрика завыла, упав на колени к ногам лекаря, запрокинув блестящее от слёз лицо. Мэтр Кёртис нажимал на вену на его шее, шевелил губами, но вдруг разом всё прекратил. Райнеро перехватил его взгляд, и лекарь непостижимо медленно, обречённо покачал головой.

Сердце оборвалось. Перед глазами выросла плотная тень, руки отяжелели, как от веса Салисьо, но это оказались всего лишь кандалы, что тут же защёлкнулись под тявкающий лисий смешок.

— Этот город бы не вынес столько Яльте в своих стенах.