Глаза Дэниела горели яростью.
– Как, черт побери, ты это допустил? – тихо спросил он, едва сдерживаясь, чтобы не взорваться.
Кейси стоял перед ним, вперившись взглядом в шляпу, которую нервно комкал в руке. Все то, что Дэниел собирался ему сказать, он уже сам себе сказал, и не было таких ругательств, какими бы он себя ни обозвал, так что Дэниел мог не стараться. А ведь единственное, что хотел сделать Кейси, – это защитить Дэниела. Вместо этого же он собственными руками привел разрушительную машину в действие, и теперь ничто не могло повернуть ее вспять. Если бы Кейси знал, что, застрелившись, он хоть как-то поможет Дэниелу, он бы с радостью это сделал.
Дэниел откинулся на спинку стула. Вдруг он вспомнил, что в этой самой комнате три года назад произошла их с Джейком последняя стычка. Джейк всегда отличался вспыльчивым характером и упрямой решимостью. Так что он, Дэниел, должен знать: если даже ему удастся добиться в жизни счастья, то покоя не будет никогда.
Джейк… В Техасе он провел время с Джессикой, а теперь направляется сюда, в «Три холма», чтобы разрушить все, что он, Дэниел, с таким трудом воздвиг. В течение трех лет он пытался забыть о существовании брата и в конце концов добился своей цели: Джейк стал казаться ему каким-то нереальным существом, которое уже не сможет причинить ему ничего плохого. А теперь выясняется, что Джейк едет сюда, что он знает о существовании сына, и не считаться с ним больше нельзя. Дэниелу казалось, что он спит и видит какой-то кошмарный сон. Он пытался сделать все, что было в его силах, чтобы Джейк никогда больше не появился в их с Джессикой жизни, но это ему не удалось. И теперь ему придется столкнуться с последствиями.
Дэниел встал и подошел к окну. Отодвинув занавеску, он взглянул на мирно раскинувшуюся перед домом зеленую лужайку. Нет, он ничего не отдаст Джейку! Приложить столько усилий, чтобы получить Джессику и сына… Он не позволит брату отнять их у него!
Джессика принадлежит ему. Пусть она и была связана с Джейком физическими узами, но она всегда принадлежала ему, Дэниелу. Он заботился о ней, жил с ней, первым полюбил ее. И Джошуа тоже его сын. Джейк еще молод, полон сил и энергии. При желании и везении он еще сумеет построить себе новую жизнь. А у него, Дэниела, есть только Джессика и Джошуа. Он не может отдать их своему брату. И не отдаст.
– Я хочу, чтобы весь день и всю ночь ранчо охраняли вооруженные люди, – тихо, но решительно проговорил он. – Скажешь им, что сюда направляется мой брат, который угрожает моей жене и сыну. И я приказываю… – Дэниел глубоко вздохнул и решительно, не чувствуя сожаления, закончил: – Приказываю остановить его.
На лице Кейси отразилось полное удовлетворение. Коротко кивнув, он вышел из комнаты. Он в лепешку разобьется, но ради Дэниела сделает так, что Джейк не пройдет сквозь кордон охраны. И приказ отдаст не просто задержать его, но стрелять на поражение.
Они выехали из Форт-Уэрта часовым поездом почти сразу после того, как город покинул Джейк. Джессика понимала, что Джейк не сможет приехать в «Три холма» раньше их с Кейси – а то, что он едет именно туда, не вызывало сомнений, – ведь он скачет верхом на лошади и не по прямой дороге, а в объезд. И тем не менее она, стиснув руки в кулаки, всю дорогу смотрела невидящим взглядом в окно, мысленно умоляя поезд ехать побыстрее.
Когда они наконец добрались до усадьбы, Джессика не стала терять время на то, чтобы сообщить домочадцам о своем приезде, а, перепрыгивая через ступеньку, помчалась наверх и, выхватив спящего сына из рук изумленной Марии, с облегчением вздохнув, крепко прижала малыша к груди, с наслаждением ощущая щекой его теплое, мягкое тельце. Она не подозревала, что собирается предпринять Джейк, и не знала, за кого она волнуется больше: за человека, которого любит, или за ребенка, которого этот человек собирается у нее отнять. Она знала одно: Джейк, такой вспыльчивый, решительный и вместе с тем непостоянный, привыкший получать все, что ему хочется, и лишенный сейчас всего, пойдет на что угодно, лишь бы выкрасть сына. Больше всего ее беспокоило то, что она представления не имеет, как он собирается это сделать.
Джессика знала, что, пока она в детской играет с Джошуа, который от радости заливался восторженным смехом, Кейси внизу докладывает Дэниелу обо всем, что произошло в Форт-Уэрте. И на нее нахлынуло отчаяние и чувство вины за то, что она принесла такое горе человеку, не совершившему никакого преступления, а лишь любившему ее. К тому времени как она нашла в себе силы спуститься вниз, к Дэниелу, она поняла, что сказать ей ему, в сущности, нечего, что их счастливой жизни пришел конец.
Услышав, что Джессика входит в библиотеку, Дэниел медленно обернулся. Он думал, что, увидев ее, испытает бешеную ярость и слепящую ненависть, ведь эта женщина в очередной раз предала его, однако, к своему удивлению, ощутил совершенно противоположные чувства.
Она стояла, прижимая к себе Джошуа, обхватив рукой его головку, а мальчуган дергал ее за темные локоны. Мать и сын… Такие похожие, такие красивые… Лицо Джессики было бледным и грустным и в то же время необыкновенно решительным, и внезапно Дэниел почувствовал к ней такую всепоглощающую любовь, что не передать словами. Джессика с Джошуа принадлежат ему. Он заплатил за них цену прощением, преданностью и любовью. Ради них он вступил в борьбу с самим собой, с обществом и с предательством Джессики и вышел из этой борьбы победителем. И теперь никто не отнимет у него эту победу. Он никому не позволит разрушить то, что воздвигнул.
Джессика взглянула на Дэниела: в глазах его стояла такая боль, что у нее дрогнуло сердце.
– Дэниел… мне ужасно жаль… – дрогнувшим голосом проговорила она.
Он подошел к ней и ласково обнял за плечи. В этот момент Дэниел понял, что пойдет на все, лишь бы сохранить Джессику и семью, которую они создали. Он невесело улыбнулся и хрипловатым голосом проговорил:
– Не беспокойся, Джессика. Ты уже дома. Никто не причинит нам зла.
Потянулась бесконечная вереница часов, складывающихся в дни, наполненные тревожным ожиданием. На подступах к усадьбе была удвоена охрана. Вооруженные мужчины патрулировали границы через регулярные промежутки времени, хотя, если бы Дэниел удосужился их спросить, а Кейси оказался не настолько упрямым, чтобы не прислушаться к их мнению, охрана сказала бы, что считает подобные меры бесполезными. Джейк бродил по холмам и долинам, окружавшим ранчо, с тех пор как научился ходить. В лесах и на лугах, в пещерах и рощах он ориентировался не хуже любого лесного зверя и чувствовал себя там как дома. Ему были известны все тайные тропинки, ведущие к «Трем холмам», о существовании которых вооруженная охрана, призванная его задержать, и не догадывалась. Так что нечего было даже думать, что Джейк Филдинг не проникнет в усадьбу, если он замыслил это сделать, и представители охраны даже начали потихоньку заключать пари, насколько быстро Джейку Филдингу удастся их перехитрить.
Но дни проходили за днями, ничто не нарушало спокойствия обитателей усадьбы, и Джессика попыталась убедить себя, что Джейк решил не подвергать себя и своего ребенка опасности возвращением на ранчо. В течение дня жизнь шла своим чередом, разве что Дэниел ни на минуту не выпускал Джошуа из поля зрения да и на Джессику, куда бы она ни направилась, бросал обеспокоенные взгляды. А так все было как прежде. Джессика играла с сыном, занималась домашними делами, они с Дэниелом, как и прежде, обсуждали положение дел на ранчо, и притворяться, будто все хорошо и им ничто не угрожает, день ото дня становилось все легче. Но по ночам стоило Джессике закрыть глаза, как перед ней вставало то искаженное мукой, то полное ярости лицо Джейка. А когда она засыпала, ее начинали мучить кошмары.
Однажды она проснулась от такого кошмара ночью. Тело было влажным от пота, сердце исступленно колотилось в груди, дыхание вырывалось с трудом. Джессика никак не могла вспомнить, что же ей такое приснилось. Запомнила только, что она бежит к Джейку, который протягивает к ней руки, и никак не может добежать до него, а Джошуа…
Внезапно ее как громом поразило: Джошуа!
Не удосужившись даже набросить халат, Джессика вскочила с постели и выбежала в холл. Распахнув дверь детской, она ворвалась туда и застыла на месте как вкопанная.
В комнату сквозь раскрытое окно лился лунный свет, отчего силуэт Джейка казался серебристым. Джейк стоял у колыбели, держа на руках безмятежно спавшего Джошуа. Он низко склонился над малышом, придерживая рукой его покрытую шелковистыми волосами головку. А Джошуа, удовлетворенно посасывая палец, сладко спал, положив голову на плечо отца.
Так они стояли довольно долго. Отец с сыном. А мать у двери протягивала к ним руку, словно желая защитить их обоих или притянуть к себе.
Наконец Джейк тихо проговорил:
– Он даже не заплакал, когда я взял его на руки. – Голос его, полный безграничного удивления, слегка дрогнул.
Он обернулся, и при свете луны Джессика увидела, что по щекам его катятся слезы. До сегодняшней ночи Джессике казалось, что ее уже ничем не пронять, но, увидев, как Джейк плачет, почувствовала в сердце такую боль, словно его разрезают на две части.
– Как его зовут? – тихонько спросил Джейк.
– Джошуа, – прошептала Джессика, сама не зная, как ей удалось произнести хотя бы одно слово. – В честь твоего отца.
Ей показалось, что Джейк кивнул. Он снова опустил голову, коснувшись бородатой щекой волос мальчугана, и еще крепче прижал его к своей груди. Сердце Джессики зашлось от боли. Как же ей хотелось броситься к Джейку, обнять его, но она не могла двинуться с места.
Джейк сам подошел к ней и осторожно передал ей спящего ребенка.
– Чудесный малыш, – проговорил он хрипловатым голосом и, проведя рукой по волосикам Джошуа, сдавленно прошептал: – Позаботься о нем вместо меня, хорошо?
И, повернувшись, направился к окну. Секунду спустя его уже не было в комнате.
А Джессика крепко прижала к себе сына и, закрыв глаза, прошептала:
– О, Джейк, что же я с тобой сделала?
Джейку столько раз в своей безмятежной юности приходилось лазить по раскидистому дубу, росшему с северной стороны усадьбы, что сейчас он начал спускаться по нему машинально, не задумываясь над тем, куда поставить ногу. Он спускался с ветки на ветку, а в голове билась одна-единственная мысль: сегодня он спускается по знакомому с детства дереву в последний раз. В глубине души Джейк понимал, что ставит точку не только на своем прошлом, но и на чем-то гораздо большем. Однако это не имело такого уж большого значения, поскольку лучшую часть самого себя, единственную часть, к которой относился с любовью, он оставил в этой комнате. Легко спрыгнув на землю, Джейк почувствовал, что все кончено, и даже обрадовался этому.
В спину ему уткнулось стальное дуло револьвера, и Джейк этому даже не удивился. Он даже не попытался обернуться.
– Значит, ты все-таки сделал это, Джейк, – тихо проговорил Дэниел. – Мне следовало это ожидать. Не знаю, как ты умудрился проскочить мимо охраны в первый раз, но уверяю тебя, что больше тебе этого сделать не удастся. Давай сюда свой револьвер.
Дэниел и сам удивился тому, что голос его звучит настолько ровно. В течение этих трех лет, полных ненависти к Джейку, он часто думал о том, какие чувства – ярость или жалость – испытает, доведись ему встретиться лицом к лицу со своим братом. И вот… единственное, что он испытывал сейчас, – это спокойную решимость. Он сделает то, что должен сделать для защиты своей семьи.
Джейк понимал, что мог бы сейчас оказать сопротивление и, вполне возможно, вышел бы из схватки с братом победителем. Он мог бы пуститься бежать, вряд ли Дэниел стал бы стрелять ему в спину. И та и другая мысль пришла ему в голову, и обе он отмел. Он почувствовал, что устал сопротивляться и даже рад тому, что конец настал именно здесь, в родной усадьбе, рад, что сдается брату, а не кому-то другому. Все могло бы кончиться гораздо хуже. Вытащив из кобуры револьвер, Джейк, не оборачиваясь, протянул его Дэниелу.
Дэниел взял оружие, по-прежнему держа брата под прицелом. Странно, но он не испытывал почти никаких чувств. Просто делал то, что должен был делать.
– Ладно, – тихо проговорил он, – не будем поднимать никакого шума. Пошли к старому амбару. Только медленно.
Старый амбар считался в «Трех холмах» одной из самых первых построек. Он был выстроен из толстых бревен, а на двери его висел мощный железный засов. Для нужд ранчо уже давным-давно требовалось более просторное помещение, которое и было построено, и теперь амбар использовался лишь для хранения старых инструментов и оборудования. Мальчишками Джейк с Дэниелом часто играли там.
Они уверенно шли по лунной дорожке. Примерно на середине пути Джейк заговорил. Он просто должен был это знать.
– А если бы я побежал, ты бы застрелил меня?
Секунду поколебавшись, Дэниел тихо, но уверенно ответил:
– Думаю, что да, так что, пожалуйста, не делай этого.
Джейк ничего не сказал.
Дверь амбара со скрипом отворилась, и Дэниел, ткнув револьвером Джейку в спину, ввел его внутрь. Лунного света, лившегося сквозь отворившуюся дверь, оказалось достаточно, чтобы Дэниел увидел то, что ему нужно. Он подошел к свисавшей со стены веревке.
– Руки за спину! – коротко приказал он. Джейк повиновался.
Дэниел связал Джейку запястья и затянул узел с такой силой, что Джейк поморщился: грубая веревка ободрала ему кожу. Покончив с этим, Дэниел скомандовал:
– Садись.
Джейк неловко опустился на грязный, покрытый соломой пол, и Дэниел принялся связывать его лодыжки. Впервые за три года Джейк взглянул на своего брата, и, хотя в амбаре царил полумрак, увиденное настолько потрясло его, что сердце у него болезненно сжалось. Как же постарел Дэниел! Какое угрюмое у него лицо! Джейку вспомнился последний их день три года назад: вот Дэниел рассказывает ему о своей внезапной женитьбе, и глаза его светятся счастьем; вот он доверчиво вкладывает руку Джессики в его руку, говоря: «Вы единственные люди, которых я люблю больше всего на свете», – а вот Дэниел на земле, истекающий кровью, умоляет его отыскать Джессику. Господи, как могло случиться, что они с Дэниелом стали врагами? Как это могло произойти?
– Прости меня, Дэниел, – голосом, полным боли, прошептал Джейк. – Я вовсе не хотел, чтобы так случилось.
Дэниел взглянул на него, и впервые за три года в нем проснулось острое чувство горечи и сострадания к брату. «Черт подери, Джейк, ведь я любил тебя, доверял тебе. Ведь ты был моим братом! А сам предал меня…» – пронеслось у него в голове, но он тут же подавил в себе жалость.
– Ты думаешь, мне доставляет удовольствие тебя связывать? – сердито бросил он и туго затянул вокруг лодыжек Джейка еще одну петлю. – Но я не могу пустить тебя в их жизни. Они мои. Кроме них, у меня никого нет. – Внезапно у него перехватило дыхание, и, коротко вздохнув, Дэниел сосредоточился на завязывании узла. – Не могу, – закончил он и встал.
Взглянув на Джейка, он заметил в его глазах смирение и полнейшую покорность судьбе.
– Что ты собираешься со мной делать? – помолчав, спросил Джейк.
Казалось, Дэниел не слышит вопроса. Но вот он посмотрел на Джейка, и в его взгляде не было ничего: ни жалости, ни сожаления, ни удовлетворения, ни даже злости.
– Утром первым делом я поеду к начальнику полиции, – деловито ответил он. – Ты не оставил мне выбора, Джейк.
Джейк кивнул, безропотно принимая свою дальнейшую судьбу, какой бы та ни была, и прислонился спиной к стене.
Несколько секунд Дэниел стоял, глядя на брата, потом повернулся и вышел из амбара, крепко-накрепко заперев за собой дверь.
Когда он вошел в дом, у него внезапно отчаянно заколотилось сердце. Он прошел в детскую и, только стоя перед колыбелью, в которой лежал его спящий сын, стал постепенно успокаиваться. Протянув дрожащую руку, он коснулся головки мальчугана, чувствуя, что одного этого прикосновения достаточно, чтобы силы вновь вернулись к нему, и понимая, что ради малыша он может пойти на все, что угодно.
– Не может быть по-другому, Джош, – прошептал он, стараясь, чтобы голос его звучал решительно. – Не может.
Он прошел мимо закрытой двери спальни жены в свою спальню, не переставая читать молитву. В глубине души Дэниел вовсе не был уверен, что сдать Джейка в полицию – это единственный выход. Заснул он уже перед рассветом.
Яркое утреннее солнышко коснулось своими лучами лица Джейка, и он поморщился. Повернув голову, он едва сдержался, чтобы не застонать: шея затекла. Он попытался пошевелить руками, и плечи пронзила острая боль.
– Где она, черт тебя подери! – послышался с порога яростный вопль.
В дверях стоял брат. Джейк попытался сесть, но мышцы были ватные, а рот словно набит опилками.
– О чем ты? – пробормотал он, пытаясь сесть. Страшный удар свалил его на пол. У Джейка в глазах потемнело от боли, а когда немного прояснилось, первое, что он увидел, – это багровое лицо Дэниела. Со всклокоченными волосами он был ужасен.
– Где она?
– О чем ты, черт побери, говоришь? – выкрикнул Джейк, лихорадочно пытаясь развязать веревку, которой были связаны руки. Из рассеченной губы на бороду стекала струйка крови, во рту чувствовался металлический привкус. Он снова рванул веревки, в ярости оттого, что не может защитить себя. – Что на тебя нашло?
– Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю! – Дэниел шагнул вперед. Его так и подмывало поставить Джейка на ноги и придушить, однако он сдержался. – Где моя жена? Где вы договорились встретиться?
Джейк тотчас же оставил свои бесплодные попытки высвободиться. Всю злость его как рукой сняло. Он с недоумением уставился на Дэниела.
– Джессика уехала?!
Дэниел ухмыльнулся. Всю ночь он не смыкал глаз, прикидывая, как сказать Джессике про Джейка и стоит ли говорить вообще. Утром он даже не сразу пошел в амбар. У него теплилась смутная надежда, что Джейк сбежал. Когда он спустился в столовую, то Джессики на своем привычном месте напротив не оказалось. Мария сообщила ему, что мисс Джессика уехала куда-то на рассвете, а когда вернется, не сказала. И вообще вела она себя очень странно, с беспокойством заметила Мария, прижимала к себе ребенка так, словно боялась, что больше его никогда не увидит. Может, что-то случилось?
– Она не знала, что ты сидишь в амбаре, связанный по рукам и ногам, – проговорил Дэниел, тяжело дыша. – Она пошла на свидание с тобой, о котором вы наверняка вчера сговорились. И ты мне скажешь, где вы собрались с ней встретиться, иначе, видит Бог, я убью тебя на месте без всякого сожаления! Говори!
«Джессика…» – вихрем пронеслось у Джейка в голове. Он прекрасно знал, куда она отправилась.
Он со страхом и недоверием взглянул на Дэниела.
– У нее была одна идея, – медленно проговорил он, – что, если она съездит в Дабл-Спрингс, ей удастся каким-то образом доказать, что произошло на самом деле, и, таким образом, обвинение с меня снимется. – И порывисто добавил: – Ты должен остановить ее, Дэниел! Она может наговорить всяких глупостей и сделать все, что угодно! Ты должен отправиться за ней!
Дэниел уставился на него, ни на секунду не сомневаясь, что Джейк говорит правду. Губы брата были плотно сжаты, лицо исказилось от боли, в глазах сквозила тревога.
– Ради всего святого, поезжай! Ведь ее могут посадить в тюрьму!
Дэниел лихорадочно размышлял, что делать. Перспективы казались такими мрачными, что он пришел в ужас. Он столько сделал для того, чтобы Джейк никогда больше не появлялся в их с Джессикой жизни, и был уже так близок к успеху… И вот теперь может случиться так, что все его усилия пойдут насмарку. Если он выедет прямо сейчас, существует вероятность того, что удастся все уладить. Правда, Джессика опередила его на несколько часов, но время еще есть, и если ему повезет…
– Никто не посадит ее в тюрьму! – резко бросил он и повернулся к двери.
– Дэниел!
Голос Джейка звучал настолько решительно, что Дэниел обернулся.
– Я еду с тобой! – не терпящим возражений тоном заявил Джейк.
Братья долго смотрели друг на друга, и каждый из них отлично понимал другого. Наконец Дэниел вытащил нож и перерезал веревки.
Поездка, которая верхом на лошади длилась бы целую вечность, занимала на поезде не более шести часов. Раньше Джессике было не до того, чтобы любоваться окрестностями: они с Джейком были заняты тем, что отыскивали укромные места, где можно было спрятаться от рейнджеров, да водоемы, чтобы можно было напоить лошадей. Но сейчас она с удовольствием разглядывала открывающийся за окном пейзаж. Каждые несколько миль поезд проезжал мимо какого-нибудь небольшого городка или почтовой станции. То тут, то там виднелись фермы и дома. Со строительством железной дороги местность разительно изменилась.
Дабл-Спрингс тоже изменился настолько, что его было не узнать. В городе построили железнодорожный вокзал, два пансиона, в которых посетителям предлагалась горячая еда, и две самые настоящие двухэтажные гостиницы. Магазины сверкали новенькими витринами. Улицы, вдоль которых тянулись дощатые тротуары, были запружены повозками и двуколками.
Никакого плана действий у Джессики не было. Не знала она и того, что ее ждет. Вчера, глядя Джейку в глаза, она поняла, что у нее нет выбора. Она забрала у него все. И самое меньшее, что она может для него сделать, – это отдать ему свободу. Слишком долго она пряталась от правды, слишком долго пребывала в бездействии. И, решившись на единственно возможный поступок, Джессика уже не могла откладывать его осуществление ни на минуту.
В глубине души она всегда была уверена, что правду о том, что произошло, знают не только они с Джейком. Кто-то в городе наверняка что-то видел или слышал, и Джессика надеялась только на это. Она понимала, что скандал, который наверняка разразится, если ей удастся найти свидетелей злосчастного происшествия, сильно навредит Дэниелу, и ей было искренне жаль мужа. Однако с другой стороны, если правда наконец-то всплывет наружу, есть вероятность того, что убийство шерифа сочтут непреднамеренным и ее, Джессику, оправдают. А уж то, что Джейка оправдают, – это наверняка.
Во время поездки Джессика постоянно мысленно возвращалась к тому кошмару, который она пережила в номере гостиницы три года назад, и надежда на то, что кто-то что-то видел или слышал, становилась все слабее, пока совсем не угасла. Наверняка никто ничего не видел, ведь дверь была закрыта. Так что судьям придется полагаться лишь на ее слово. Этого может оказаться недостаточно для того, чтобы спастись самой, однако вполне хватит для спасения Джейка. Должно хватить.
Она расскажет правду, а уж решать, верить ей или нет, придется судье и присяжным. И если они ей не поверят… Если не поверят, ей придется сесть в тюрьму и она никогда больше не увидит своего мальчугана. Однако как ни странно, Джессика не чувствовала никакого страха. То, что она собирается сделать сейчас, она должна была предпринять с самого начала. Она не может отдать Джейку трех лет, вычеркнутых у него из жизни, не может вернуть ему дом, брата, ребенка. Но она может добиться, чтобы его перестали считать преступником. Должна сделать по крайней мере это.
… Джессика распахнула дверь салуна, и в тот же миг на нее нахлынуло потрясающее чувство, словно она перенеслась на три года назад. Все было как прежде. Тот же посыпанный опилками пол, та же обшарпанная стойка, тот же подозрительный, замызганный хозяин. В углу за столиком группа мужчин играла в карты… В общем, все, как в тот день три года назад. При виде Джессики разговоры тут же смолкли, и все присутствующие, как и в тот день, уставились на нее. Только тогда во взглядах завсегдатаев сквозила откровенная насмешка – впрочем, как они еще могли смотреть на растрепанную, грязную девчонку в мужской одежде, – а сейчас на изящно одетую молодую женщину все взирали с любопытством и некоторой опаской. Джессика едва сдержалась, чтобы не улыбнуться.
Она представления не имела, что может здесь найти. Может, ничего, может, все, а может, лишь что-то, что выпало из ее памяти. Как она и ожидала, воспоминания нахлынули на нее, но ни одно не в силах было ей помочь. А может, она приехала в этот город, чтобы отдать последнюю дань прошлому, сказать ему последнее «прости»? Джессика и сама не знала.
И вдруг она увидела женщину, поразившую тогда ее воображение своими ярко-оранжевыми волосами. Она стояла, облокотясь о стойку бара. Ее короткое платье, кое-где заштопанное, золотистого цвета, было испещрено пятнами. Перед глазами Джессики замелькали полузабытые образы. Вот по лестнице спускается женщина в черно-красном платье. Джессика провожает ее любопытным взглядом. Вот открывается дверь, из-за нее высовывается всклокоченная оранжевая голова. Круглые глаза с тревогой смотрят на Джессику. «Черт подери, детка, что тут происходит?»
Джессика медленно направилась к женщине, чувствуя, как исступленно колотится сердце, а ладони становятся влажными от пота. Женщина выпрямилась и, подозрительно прищурясь, всматривалась в Джессику. В горле Джессики застрял комок; мелькнула мысль, что она не сможет заговорить. О Господи, только этого не хватало!
– Простите, мэм, – с трудом выдавила она из себя. – Могу я с вами поговорить?
Дэниел использовал все свое влияние, чтобы получить для поездки в Дабл-Спрингс частный вагон. Выехали они около полудня.
Джейк сидел у окна, Дэниел – у прохода, а Кейси – позади Джейка. Он был настороже, и Джейк знал, что в спину ему, незаметно для других пассажиров, нацелено дуло револьвера. Он попытался с юмором отнестись к тому, что Кейси держит его на мушке и что Дэниел считает такие меры предосторожности необходимыми, однако из этого у него ничего не вышло.
Джейк не отрывал глаз от окна. Поезд шел медленно, и окружающий мир как-то очень плавно менял свой лик. Ему подумалось, что точно так же – неторопливо и непреклонно – проплывают годы его жизни, и сравнение это показалось ему довольно точным. Он прожил недолгую, но бурную жизнь. И теперь, когда конец близок, Джейк почувствовал страшную усталость.
В вагоне долго царило напряженное молчание. Наконец Джейк нарушил его. Не отрывая взгляда от окна, он проговорил:
– Ты молодец, что заботился о них. – Голос его звучал спокойно. Он просто констатировал факт. – Я тебя еще не успел поблагодарить за это.
– Не тебе меня благодарить, – отрезал Дэниел. – Джессика – моя жена, а Джошуа – мой сын. Так что заботился я о своей семье.
Джейк долго молчал. Когда он наконец повернулся к Дэниелу, лицо его было спокойным, однако по глазам было видно, какая жестокая борьба гордости с желанием получить ответ на вопрос, который так и вертелся у него на языке, в нем происходит.
– Ты расскажешь Джошуа или нет? – наконец решился он. Дэниел, не ожидавший ничего подобного, на мгновение смутился.
– Конечно, нет, – наконец бросил он.
Казалось, этот ответ удовлетворил Джейка. Он немного расслабился и, глядя прямо перед собой, проговорил:
– Я имею в виду… даже то, что у него был дядя. Думаю, ты прав, так будет лучше, особенно пока он еще слишком мал. Потом, быть может, сочинишь какую-нибудь историю.
Внезапно до Дэниела дошло, что Джейк говорит о собственной смерти. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но лишь проглотил комок в горле и промолчал. Джейк снова повернулся к окну, и, выждав немного, Дэниел тоже отвернулся.
Женщину звали Лотти, и она согласилась поговорить. Они сели за грязный столик прямо у двери. Лотти пыталась смотреть на Джессику с напускным безразличием, однако Джессика заметила в ее глазах искорку любопытства.
– Конечно, я тебя помню. – Она пожала плечами, и на секунду резкие черты ее лица смягчились. – Помню, как ты сидела здесь в тот вечер и улыбалась мне… Я даже подумала: «Вот ненормальная!» Да и у этого твоего ковбоя, видать, не все дома, раз он привел тебя в такое место.
Джессика, стиснув под столом кулаки, едва сдерживала дыхание.
– А вы помните, что случилось потом? – спросила она нарочито спокойным голосом.
– Ты имеешь в виду стрельбу? – Лотти помрачнела. – Да, помню. Я как раз поднималась наверх, когда Стреттон стучался в дверь твоей комнаты. Помню, я еще подумала, что это, должно быть, твоя комната, иначе с какой стати шерифу было туда стучаться?
Джессика боялась даже моргнуть.
А Лотти неторопливо продолжала, и лицо ее было невозмутимым:
– Если хочешь знать мое мнение, этого сукина сына давно пора было пристрелить. Ты не первая, кого он пытался изнасиловать. Но только тебе повезло, что он этого не сделал.
В душе Джессики взметнулась надежда, словно воздушный шар, вот-вот готовый взорваться.
– Так вы знали… – проговорила она дрожащим голосом, – вы знали, что он хотел со мной сделать?
Лотти снова пожала плечами.
– Я слышала, как ты вопила. Об остальном нетрудно было догадаться. Только знаешь, у меня в тот момент был клиент, и я ничем не могла тебе помочь. Не то чтобы я люблю совать нос в чужие дела, но ты мне понравилась, такая милая девочка, и мне тебя было жаль. Слышала, как раздался выстрел, но к тому времени, как я добралась до двери, твой ухажер – потом мне сказали, что фамилия его Филдинг, – уже мчался вверх по лестнице… А когда я наконец нацепила свои шмотки и открыла дверь, ты уже неслась по лестнице вниз, словно за тобой гнались тысячи чертей. И я поняла, что все кончено.
Она проговорила это спокойным и даже деловитым тоном, не подозревая, что ее воспоминания бесценны: они могут спасти две жизни. Сердце у Джессики заколотилось как бешеное. Не слыша от волнения собственного голоса, она проговорила:
– Значит, вы слышали выстрел до того, как Джейк поднялся по лестнице? Вы знаете, что это не он стрелял?
Женщина взглянула на Джессику как на полоумную.
– Конечно, знаю. Нужно быть круглой дурой, чтобы догадаться: если мужчины не было в комнате, когда прогремел выстрел, то он никого не убивал.
Все! Весь этот кошмар позади! Есть свидетельница, которая все слышала, видела Джейка, может рассказать, что он вошел в комнату, когда выстрел уже прозвучал, и таким образом снять с него обвинение. Лотти может рассказать присяжным не только то, что Джейк не стрелял, но и то, что она слышала, как Джессика боролась с насильником. Теперь они с Джейком будут свободны. Трехлетний кошмар позади.
Джессика порывисто схватила Лотти за руку. Та явно оторопела от неожиданности, однако даже не пыталась выдернуть руку.
– Прошу вас, – задыхаясь, проговорила Джессика, чувствуя, как от волнения кровь стучит в висках, – прошу вас, пойдемте со мной к шерифу. Расскажите ему все, что только что мне рассказали.
Лотти с грустью посмотрела на Джессику и печально улыбнулась.
– Это бесполезно, детка. Я еще два года назад говорила, что твой парень никого не убивал. Не думай, что я хотела засадить тебя за решетку, детка, просто не хотелось врать… Вообще-то мне плевать было, кого из вас посадят, но я могла сказать только то, что видела. – Она пожала плечами и выдернула из руки Джессики свою. – Но я могла говорить все, что угодно, а Джейка Филдинга все равно обвинили в убийстве. Кому-то очень хочется повесить бедолагу, и этот кто-то из кожи вон лезет, чтобы это сделать. – Взгляд Лотти стал суровым, голос звучал уверенно. – Зря тратишь время, детка. Ни ты, ни я ничего не сможем сделать, чтобы что-то изменить, а я давным-давно поняла простую истину: иногда самое лучшее – это притвориться, что ты знаешь меньше, чем на самом деле. Так можно избежать больших неприятностей. На твоем месте я бы поехала домой и обо всем постаралась забыть. Другого тебе ничего и не остается.
Дэниелу казалось, что поезд тащится как черепаха. Он пытался успокоить себя тем, что в Дабл-Спрингс попадет уже через три часа после Джессики, а за это время ни с ней ничего не случится, ни она не успеет что-либо предпринять, но это ему не удавалось. В голове вертелся единственный вопрос: почему? Ну почему спустя целых три года прошлое снова явственно напомнило о себе? Почему после всего того хорошего, что он сделал для Джессики, она вновь восстала против него, Дэниела? Ведь все было кончено еще три года назад. Так зачем ворошить старое?
Дэниел знал, что Джессика собирается признаться в том, что совершила убийство. Знал он также и то, что ей не удастся никого в этом убедить. Правда, может разразиться скандал, но он его замнет. Ему приходилось улаживать и не такое. Дэниела беспокоило не то, что Джессика решилась на такой отчаянный шаг. Он никак не мог понять, почему она это сделала. Неужели она была с ним настолько несчастна, что предпочла тюрьму их совместной жизни? Неужели ей наплевать на то, что она может больше никогда не увидеть сына? О чем она вообще думала, когда сбежала из дома, желая восстановить попранную справедливость? Ведь она прекрасно знает, что Джейк сам умеет прекрасно о себе позаботиться и что ее героический порыв ни к чему не приведет, а лишь осложнит и без того непростую ситуацию.
Было еще кое-что, что мучило Дэниела, и о чем он старался не думать: Джейк. Дэниел десятки раз напоминал себе о причинах, по которым был вынужден тащить с собой Джейка. У него не было другого выхода. Дэниел был уверен, что сумеет уладить в Дабл-Спрингс дела, но если вдруг что-то пойдет не так, как он рассчитывает, тогда он сдаст Джейка полиции, чтобы спасти Джессику. Кроме того, пора было положить конец всей этой истории, и они с Джейком оба это знали. Да он, Дэниел, не сможет спокойно спать, зная, что Джейк в любую минуту готов ворваться в его жизнь, разрушить все, что он с таким трудом создал и с такой решимостью защищал! Как ему растить сына, строить карьеру, заниматься ранчо и политикой, если он знает, что где-то неподалеку притаился Джейк, который покушается на самое дорогое, что у него есть? Нет, черт побери, у него нет выбора! Джессика с Джейком его ему не оставили.
Джейк молча сидел рядом и по-прежнему смотрел в окно. В последний раз он видел проплывающий за окном пейзаж. За последние два часа он не проронил ни слова. Да и что он мог сказать?
Дэниел медленно закрыл глаза, и чувство жалости к брату, совершенно сейчас неуместное, нахлынуло на него. «О Джейк, ну зачем ты это сделал? Почему не убежал, когда была такая возможность? Почему дал себя поймать?» Дэниел уже много лет и по многим причинам ненавидел брата, но он не ожидал, что отношения между ними закончатся именно так. Ему вовсе этого не хотелось.
Дэниел не мог больше выносить гнетущего молчания. Он взглянул на Джейка, на его строгий, четкий профиль. Все тот же Джейк. Человек, способный невозмутимо встречать любые удары судьбы. Может, они и отличаются друг от друга тем, что Джейк умеет примириться с поражением, а он, Дэниел, нет?
Мысль эта потрясла Дэниела. И внезапно он почувствовал бешеную ярость. Но злился он не брата, а на злосчастную судьбу, сделавшую их смертельными врагами, и, поняв это, попытался переключить свою злость на Джейка.
– Какой черт тебя заставил это сделать? – резко бросил он и, когда Джейк повернулся, с недоумением глядя на него, пояснил: – Это единственное, чего я никак не мог понять. Ты, который всегда думал только о себе, вдруг взвалил на себя вину за преступление, которого не совершал! Почему ты это сделал?
Губы Джейка тронула легкая улыбка. Он небрежно пожал плечами, словно то, что он сделал, было каким-то незначительным поступком.
– Тогда это для меня не составило большого труда. – И, видя, что брат не понимает, о чем он говорит, задумчиво добавил: – Отец Джессики постоянно запирал ее в повозке. Разве ты не знал? А в доме тетки, куда он ее привез, на окнах были решетки. Они держали ее почти без одежды и в кромешной тьме. Черт подери, Дэн, да она всю жизнь была узницей! И я не мог позволить, чтобы она снова ею стала. – Он спокойно взглянул на Дэниела и закончил: – Просто не мог.
Дэниел смотрел на брата таким взглядом, словно видел его впервые в жизни. И в этот момент он ощутил какое-то странное чувство неловкости. Будто он сделал что-то не так, и теперь приходится в этом признаваться. Он чувствовал, что нужно что-то сказать в свою защиту или в свое оправдание, и уже открыл было рот, но в этот момент машинист дал гудок, возвещая о том, что поезд подходит к Дабл-Спрингс, и Дэниел промолчал.
Отвернувшись, он уставился прямо перед собой. Но в глазах его застыла тревога, и, как Дэниел ни пытался, он не мог отделаться от неприятного чувства, что настало время взглянуть на вещи, которые он старался не замечать, просто делая вид, что их не существует.