Забирая Еву

Глава 31

Между нами молчание. Гнетущее, пугающее, полное неопределенности и страхов. Тысячи «Не может быть» в голове. Неверие в ситуацию. Бред. Этого не может быть. Какой к черту рак? Он ведь здоровый мужчина, ему всего тридцать два! Он не болел, был в полном здравии. Как вообще такое могло произойти???

Поворачиваюсь к Каю. Он все так же сосредоточенно смотрит вперед, сжимая руль до белизны костяшек. На лице ни единой эмоции, но я знаю, что сейчас в его душе настоящий ураган.

— Поверить не могу в это, — слетает с моих губ на выдохе. Случайно.

Молчание. Отворачиваюсь, не надеясь на ответ.

— У него проблемы с желудком были, — слышится его лишенный эмоций голос. — Он должен был лечь на обследование…

— Он так и не лег. У него были сильные приступы. Я говорила ему, что нужно в больницу поехать, но Егор отказывался. Говорил, что ничего страшного, — отворачиваюсь к окну.

Пытаюсь сдержать слезы. И это чувство, что с каждой последующей минутой давит все сильнее и сильнее. Почему же я не настояла на походе Егора к врачу? Совру себе сама, если начну искать оправдания. Ответ я знаю. И он выжигает кислотой мою душу изнутри. Да потому что уже тогда мне было все равно. После отпуска с Каем чувства к Егору остыли. И мысли мои были все время с другим. Зациклена я была на своих проблемах. Вот и упустила ситуацию.

Кай молчит. Сосредоточенно смотрит на дорогу. Чувствую теплое прикосновение его руки. Он берет мою холодную ладонь в свою горячую. Держит крепко, согревает, успокаивает. Словно говорит этим жестом, что мы вместе и справимся со всем.

Спустя полтора часа пути Кай высаживает меня возле своего дома.

— Ты в больницу? – для чего-то спрашиваю его. Наверное, просто не хочу оставаться одной.

— Ложись спать, думаю, что вернусь не скоро, — игнорирует вопрос и, притянув для беглого поцелуя, отпускает. Я выхожу из машины и на негнущихся ногах направляюсь в квартиру.

Хуже всего – неизвестность. Она, словно яд, отравляет разум. Тысячи раздирающих на части мыслей. Едких, кислотных, не дающих ни минуты покоя.

Две недели в реанимации. Получается, все это время он был на грани жизни и смерти. Он умирал, пока мы с Каем наслаждались.

Устало прикрываю глаза. Боюсь своих мыслей. Боюсь того, куда они могут завести.

На дворе полночь. Набираю Кая в сотый раз. И в сотый раз ответом мне служит короткое, брошенное грубым тоном: «Занят».

***

Уснуть в ту ночь мне так и не удалось. Кай домой не пришел. Кое-как дождавшись пяти часов утра, я поднимаюсь и, одевшись, направляюсь в кухню. Варю себе кофе, пытаюсь хотя бы чуть-чуть придти в себя.

Спустя несколько часов подъезжаю к отделу. Несмотря на то, что на дворе ранее утро воскресенья, народу полно. Колесников снова изгаляется над ребятами, объявив рабочими выходные.

Едва я переступаю порог кабинета, он вызывает к себе, «на ковер». Устраивает утреннюю взбучку.

— Кирилл Александрович, - неожиданно даже для себя, перебиваю его. Колесников, мягко говоря, удивлен моей наглостью. Замолкает на середине слова, едва не поперхнувшись собственной слюной.

— А Егор Анатольевич на самом деле в отпуске? Не на больничном?

Молчит. Смотрит так на меня, с вызовом.

— Странно, что вы мне этот вопрос задаете, Ева Сергеевна, — а на губах ухмылка такая мерзкая.

И тут до меня доходит. Он ведь все знал с самого начала! С самого первого дня был в курсе, что Егор серьезно болен. Вот откуда вся эта спесь. Вот откуда такая уверенность в своей безнаказанности и желание издеваться надо мной.

Он что-то долго и яростно пытается мне внушить. В очередной раз угрожает взысканием. А я, едва дождавшись, когда же его рот закроется, покидаю кабинет.

Подхожу к своему рабочему месту, чувствую, что меня трясет.

Набираю Кая.

— Да, — слышится в трубке уставший голос.

— Где ты? – голос дрожит, еле сдерживаю себя, чтобы не разрыдаться.

— На работе. Ева, мне нужно немного побыть одному. Я свяжусь с тобой позже.

Не успеваю даже возразить, в телефоне раздаются короткие гудки.

Меня буквально трясет от гнева. Я не могу сидеть просто так, делая вид, что ничего не произошло. И если Кай думает, что может так легко оттолкнуть меня, он ошибается.

Схватив сумочку со стола, прощаюсь с ребятами и выбегаю из кабинета. Спустя двадцать минут паркую машину на практически пустой стоянке Управления.

Забегаю в здание, сметая все на своем пути. Едва створки лифта успевают открыться, я уже практически у его кабинета. Открываю дверь, пересекаю пустую приемную, буквально залетаю в кабинет.

Кай сидит за столом. Сосредоточенно изучает какие-то документы. Поднимает удивленно-растерянный взгляд и хмурится, заметив меня.

— Я же сказал, что хочу побыть один, – рычит сквозь зубы.

— Мне непонятно то, почему вы все так пытаетесь сделать из меня дуру?! Колесников, теперь ты. Я имею право знать, Кай. И ты должен сказать мне.

Если он думает, будто я беспрекословно подчинюсь, то он чертовски ошибается.

— Что ты хочешь знать, Ева?! – взрывается Кай. — Что он умирает?! Что у него рак последней стадии?! Он в коме! После операции так и не пришел в сознание, — сжимает руками голову, отходит от меня.

— Рак чего? – не узнаю свой голос. Словно наждачкой по горлу каждое слово.

— Рак желудка. У родных ни копья денег. Операция срочная нужна была. Не смогли насобирать на нормальную клинику. И звонить не звонили. Гордые, б*ть, все, — сжимает кулаки. Смотрит куда угодно, только не на меня.

Обессилено опускаюсь на стул. В голове туман. Все равно не верится. Это какой-то сон кошмарный, нужно просто ущипнуть себя посильнее и я проснусь.

— Какие прогнозы врачи делают? Он будет жить? – поднимаю на него взгляд, полный мольбы. Словно от Кая здесь что-то зависит.

Он молчит. Прячет руки в карманы брюк. Поднимает взгляд к потолку.

— Те, кто оперировал, разводят руками. Я вышел на одного человека, онколога. Один из лучших специалистов. Через пару часов будет здесь, прямым рейсом из Израиля. На него одна надежда. Но, вообще, шансов мало…

— Скажи мне, в какой он больнице?

— Нет, — отрезает он, даже не дает договорить вопрос до конца.

— Кай, я должна увидеть его. Прошу, скажи, — чувствую, что рыдания вот-вот вырвутся наружу. В горле огромный ком.

— Я сказал, нет!

Я не вижу его, он расплывается.

— Не будь эгоистом, Кай! Здесь твоя ревность абсолютно беспочвенна!

Он подается навстречу.

— Какая к черту ревность?! Не будь эгоисткой, Ева! — нависает надо мной, еле сдерживается. Такое ощущение, что еще немного - и разорвет меня на куски.

— Не только тебе хреново. Я друга теряю! Там Дашка живет под его палатой! Там его мать, она сына теряет! У нее сердце больное. Не вздумай появляться там, оставь этих женщин в покое! – каждое его слово – пощечина

Знаю ведь, что он прав. Но слышать столь уродливую правду, не прикрытую абсолютно ничем больно. Вижу в отражении его разъяренных глаз свою суть. Я - полное ничтожество, дрянь, разлучница, не имеющая ни малейшего права даже на свидание с ним.

— Я ненавижу тебя, — с губ слетает приглушенный хрип. Рыдания душат словно удавка. Говорю это, а думаю о том, что ненавижу, прежде всего, себя.

Кай даже бровью не ведёт. Отворачивается, словно теряет интерес.

Выбегаю из кабинета. Больше ни секунды не могу находиться рядом с ним. Не могу видеть это в его глазах. Тошнит от собственной мерзости.

Забежав в квартиру Кая, собираю свои вещи. Давлюсь слезами. Лихорадочно впихиваю сдернутые с вешалок платья и кофты. Запрыгиваю в машину, несколько секунд сижу в прострации.

Две недели в реанимации. На грани жизни и смерти. Операция, кома. Задыхаюсь от чувства вины. Две недели счастья, украденных у судьбы. Говорят, на несчастье другого счастья не построишь. У меня вышло. Только ненадолго.