Забыть невозможно

XIII

Голос Нормана был спокоен и холоден, словно снег, падавший за окном.

Джеймс ослабил хватку, но не выпустил руки Виктории. Он слегка покачнулся: Виктория упала прямо на его ботинки, и это мешало двигаться. Джеймс повернулся лицом к Норману и снова приставил пистолет к виску Виктории.

Норман повторил свой приказ:

— Джеймс, сейчас же отпусти ее.

Виктории уже не требовались доказательства того, что к Норману вернулась память, ведь он назвал этого человека по имени. Норман смотрел на Уолтона прямо, ничем не выдавая своих чувств. Одежда его плохо соответствовала происходящему — фланелевые брюки да мятый пиджак, оставлявший открытой широкую грудь.

— Мне вряд ли следует это делать. Губы Нормана скривились в усмешке.

— Безвыходное положение?

— Ты всегда следуешь своим принципам, не так ли, Генри?

— Обычно. Поэтому предупреждаю, что ни о чем не могу думать после того, как ты убил Майкла.

— Да, я плохо рассчитал. Действительно. Улыбка не исчезла с лица Нормана. Напротив, оно, казалось, застыло. Виктория внезапно почувствовала холод и удивилась, как это человек, приставивший пистолет к ее виску, может стоять так спокойно под безжалостным взглядом.

— Что ты сделал с его телом? — спросил Норман, и холодок в душе Виктории превратился в лед.

— Рыбки, Норман. Я скормил его голодным рыбкам.

— Я убью тебя, — сказал Норман спокойно, будто сообщил, что собирается взять его с собой за город.

— Это хитрая уловка — превратиться в писателя Нормана Генри.

С губ Виктории сорвался протестующий крик. Она ничего не могла с этим поделать. Норман бросил на нее невидящий взгляд, который перечеркивал события последних трех дней.

— Если бы я не нашел в той аллее машины Майкла и не проверил твой номер в гостинице, подумал бы, что ты уехал из города, и помчался бы обратно в Вашингтон, чтобы выпустить тебе кишки. Я сообщил в аэропорт. Знаешь, тебя теперь разыскивают за контрабанду и убийство напарника. Но ты, как в воду канул. И лишь случайно я вспомнил твое помешательство на романах Генри.

— На этот раз, Джеймс, удача отвернулась от тебя.

— Неужели? И что ты собираешься делать? Убить меня? Ну, стреляй, только вряд ли я удержусь и не спущу курок. И прелестная жена автора детективов умрет. А может, когда ты изображал из себя, ее мужа, то выполнял и другие обязанности?

От этих циничных слов Виктория дернулась, но пистолет почти небрежно толкнул ее.

— Видно, так оно и было. Тогда тебя ее смерть не порадует, верно?

— Чего ты хочешь, Джеймс?

— Лично я хочу, чтобы ты сдох.

Норман ничего не ответил, но Виктории показалось, что седой совершил серьезную ошибку. Норман шагнул вперед.

— Стой там!

— С тем же успехом ты можешь ее отпустить, потому что в любом случае, я убью тебя.

Видимо, это произвело эффект, так как рука на запястье Виктории ослабла. Норман сделал второй шаг.

— Майкл даже не был вооружен, а ты хладнокровно убил его. За одно это ты должен умереть.

— Я убью ее, — выкликнул Джеймс пронзительно. — Убью!

— И я тебя убью, — ответил Норман. — Отпусти ее, — приказал он в третий раз. — Ей нечего здесь делать.

— Если не считать того, что ты не хочешь ее гибели. Норман приблизился еще на один шаг.

— Стой! — закричал Джеймс, его пистолет скользнул по брови Виктории.

Для нее оставался только один шанс: разомкнуть этот порочный круг и остановить безумие. Виктория откинулась назад, схватила свободной рукой правую ногу Джеймса и изо всех сил стала рвать пропитанные кровью повязки.

Не сводя глаз с Нормана, Уолтон отчаянно пытался отцепить ее пальцы от своей раненой ноги. Он взревел, но в ту же минуту раздался выстрел, оглушивший Викторию.

Она невольно закрыла голову руками и упала на ковер.

— Норман, — закричала она.

Тотчас, словно эхо, прозвучал второй выстрел. Рванувшийся вслед за тем вопль был исполнен такой муки и боли, что она сочувственно всхлипнула. Виктория услышала, как отяжелевшее тело повалилось на кофейный столик, как слетела и разбилась китайская ваза. В ушах звенело, она ощущала острый запах серы, но была не в силах открыть глаза. Кто, в смятении думала Виктория, кто из них упал?

Когда на ее плечо опустилась рука, она не смогла сдержать крик.

— Виктория? — произнес голос Нормана.

Плечо женщины задрожало под его рукой, она что-то пробормотала, медленно подняла голову и обвела гостиную ошеломленным взглядом.

Растянувшись на полу, живой, но скорчившийся от боли Джеймс Уолтон судорожно хватался за свое плечо. Ему повезло, мрачно подумал Норман. Он собрал все свои силы, чтобы не послать пулю прямо меж глаз этого ублюдка.

Виктория выкрикнула его имя. В ее измученном голосе звучала такая мольба, что он не смог продолжать смертельную борьбу. Если бы он убил Джеймса, то оказался бы не лучше его самого. Норман умышленно выстрелил в плечо своего шефа, чтобы обезоружить его.

Уолтон заслужил эти страдания за убийство Майкла, за то, что бросил его несчастное тело на съедение хищным океанским рыбам, и за измену. Но, прежде всего за то, что осмелился терзать Викторию, что причинил ей боль, держал ствол пистолета у, ее нежной кожи. Он мог убить Джеймса только за одно это.

— Все кончилось? — спросил, Пит, выглядывая из-за двери.

— Вызови полицию, — сказал Норман.

— Никогда бы не подумал, что ты захочешь с ней встретиться, исчезая, усмехнулся Пит.

Норман не ошибся: этого человека чуть не тошнило от страха, он был полностью опустошен пережитым волнением.

Да и сам Норман был напуган сейчас ничуть не меньше, разве что по другому поводу. Очаровательная женщина в ужасе осматривала свою гостиную, останавливая взгляд на чем угодно, но только не на нем. А Норман не мог даже подойди к ней, обнять и утешить на своей груди. Он мог только ждать.

— Извини, Виктория, — проговорил, наконец, Норман, и его слова показались удивительно неуместными.

Он помог ей подняться, после чего Виктория сразу же отдернула руку.

Норман увидел, как краска залила ее лицо и шею. Господи, что сказать ей, как объяснить последние два дня, даже последние два часа, фантазии последних десяти лет?

Его вдруг охватило чувство более сильное, чем недавнее желание уничтожить Джеймса Уолтона. Он вел себя, как дурак. Рвал розы, сочинял стихи, из которых не мог бы вспомнить сейчас ни строчки, жил иллюзиями и мечтами — всем тем, что Виктория Генри воплотила в себе.

Но она молчала, она не ответила на его извинение ни единым словом, которое помогло бы понять ее мысли и чувства.

— Они уже выехали, — сказал, Пит, возвратившись в комнату.

Стоя здесь, между двумя невольными свидетелями его безумия, Норман почувствовал гнев оттого, что они согласились с его причудами. Хотя в душе он признавал, что сильное замешательство вызвано совсем другими причинами.

Он помнил каждое мгновение трех прошедших дней. Его влечение к Виктории было по-прежнему неодолимым, а его отношение — нежным и трепетным. Но если бы он только знал, почему она так поступила. Почему она скрыла от него правду? Почему целовала его и принимала его поцелуи? Почему позволила лечь с ним в постель, осыпать себя словами, исторгнутыми из его изболевшейся души, и говорила в ответ, что любит его? Почему?

Внезапный звонок в дверь заставил всех вздрогнуть. Следовало бы уже привыкнуть к этому звуку, подумал Норман.

На этот раз Виктория предоставила Питу открывать дверь и вскоре услышала голос брата, в мельчайших подробностях описывавшего недавние события. Наконец она отважилась взглянуть на жесткий профиль Нормана. Он спас ей жизнь, и она пыталась забыть его фразу «Отпусти ее, Джеймс, потому что я все равно убью тебя».

Виктория убеждала себя, что Норман вынужден был это сказать, что у него не оставалось выбора. Но эти слова подавляли ее, потому что в этот момент, он забыл о чувствах, которые они испытали, о смехе и тоске, соединявших их.

В комнату вошли уже знакомые полицейские, с хмурыми физиономиями, с пистолетами в руках и не растаявшим снегом на ботинках.

— Все в порядке, — сказал один из них Норману, направляя свой пистолет на Джеймса. — Теперь он не опасен.

— Можете забрать его, — выразительно произнес Норман, опуская руку и массируя правую кисть.

Он так напряженно сжимал пистолет, что его руку свело судорогой. Так же, как и мое сердце, мрачно подумала Виктория, вот только какой массаж поможет снять ее боль?

Норман отступил назад и наткнулся на Викторию. На мгновение их взгляды встретились, и Виктория увидела в его глазах мучительное раскаяние. Почему он так нервно и зачарованно посмотрел на нее? Что он хотел сказать этим мимолетным взглядом?

Норман слишком быстро отвел глаза, чтобы она смогла получить ответ. Краска вновь залила ее щеки и шею. Он быстро поднял глаза к потолку, а затем уставился в пол. О чем он думает? Способен ли он вспомнить время, проведенное вместе?

Для стонавшего Джеймса Уолтона вызвали полицейскую «скорую помощь». По мере выяснения деталей последнего получаса Виктория чувствовала, что дистанция между ней и Норманом все увеличивается.

Только раз они встретились взглядами. Это произошло, когда Виктория рассказывала, как увидела поворачивающуюся дверную ручку и догадалась, что за дверью кто-то стоит. Лицо Нормана в этот момент было непроницаемо. Только по тому, как он стал непроизвольно сжимать и разжимать руку, Виктория поняла, что он внимательно ее слушает.

Когда один из полицейских заметил, что ночь выдалась, как в одном из романов четы Генри, Джеймс Уолтон попытался вырваться из его рук.

— Никакой он не писатель, — крикнул Уолтон. — Он убийца. Он работает на Казначейство, и убил своего напарника, а сейчас стрелял в меня. Проверьте его. Он не тот, за кого себя выдает.

Все обернулись к Норману: Виктория — с беспокойством, а полицейские — в размышлении. Так как Норман не произнес ни слова, один из полицейских обратился к женщине:

— Он действительно Норман Генри, мадам?

Медленно, не в силах отвести взгляд от внезапно ставшего чужим Нормана, она кивнула.

Полицейский велел Джеймсу заткнуться, а затем повернулся к Виктории.

— Я знаю, ваш муж — агент или был им и помню, что из-за этого он старался избегать повышенного читательского внимания.

Джеймс в отчаянии застонал, но строгий взгляд полицейского заставил его замолчать.

— Поэтому мы постараемся, чтобы пресса в погоне за сенсацией не ломилась в ваш дом.

Виктория в смущении пробормотала слова благодарности, понимая, что, в конце концов, эта история все равно всплывет наружу. Джеймс Уолтон не будет молчать, и кто-нибудь к нему да прислушается. Тогда рассказ о ее мнимом муже станет достоянием жаждущей скандалов публики.

Виктория попыталась поймать взгляд Нормана, но он сосредоточенно изучал осколок китайской вазы возле опрокинутого кофейного столика. Ее сердце сжалось. Его глаза оставались такими же синими, линия подбородка такой же прямой, щеки покрывала щетина, но полные губы были плотно сжаты, а глаза ничего не выражали. Он стал более жестким и холодным. Незнакомым.

Прибыла полицейская скорая. Во время суматохи, сопровождавшей отправку арестованного, Виктория подошла к Норману.

— Спасибо, — спокойно проговорила она.

Он вопросительно посмотрел на нее и тут же опустил глаза.

— За что?

— Ты спас мне жизнь, — ей хотелось добавить: «Спасибо за последние три дня, за то, что ты приоткрыл мне двери рая и позволил понять, что именно тебя мне не хватало, и не будет хватать всю жизнь».

— Ты тоже спасла меня, — проговорил он так тихо, что она с трудом его расслышала.

Джек сказал, надо рассчитывать на лучшее. Но не может же смущение быть настолько сильным, что Норман не в состоянии даже посмотреть на нее. Если она встретит его взгляд, то догадается, о чем он думает. Но Норман отводил глаза, и Виктория не представляла, чему это приписать: трем потерянным дням его жизни, нападению Джеймса или чему-то еще.

Пит проводил полицейских до двери и вернулся в гостиную.

— Утром мы должны поехать в участок, а до утра, между прочим, меньше двадцати минут. Интересно, Вики, это и есть то, что ты называешь работой над текстом? Если да, то я очень рад, что всего лишь продаю книги.

— Ты просто замечателен, — сказала Виктория, сжав его руку.

— Скорее, великолепен. Но все благодарности этому герою. — Он кивнул в сторону Нормана, который криво улыбнулся, не поднимая глаз. — Мои руки так дрожали, что если бы Норман не забрал у меня пистолет, то я, вероятно, попал бы в тебя, дорогая.

— Я очень боялась, что ты и в самом деле попробуешь напасть на этого человека, и он тебя убьет, — сказала Виктория.

— Это все хитрость. Но когда залаял Макс, я чуть было не наложил в штаны.

Викторию затрясло от смеха. Она взглянула на Нормана, и дыхание у нее перехватило. В невероятно синих глазах она увидела тот же смех. Норман. Это был Норман, ее Норман. Но он быстро опустил ресницы, и ее сердце сжалось от боли.

— Ну, ладно. Все хорошо, что хорошо кончается в пять часов утра, — произнес Пит. Его взгляд метался между Викторией и Норманом. Он словно хотел что-то сказать, его выдавали руки, выделывавшие странные движения. — Ну, я пока схожу на кухню, проверю, как там Макс, а потом, если вы уверены, что сможете защитить эту крепость, отправлюсь домой и немного вздремну, — сказал он, многозначительно пожимая руку Виктории.

Пит быстро вышел, оставив их наедине.

Виктория вдруг почувствовала себя одинокой как никогда в жизни.

— Зачем? — резко сказал Норман.

— Зачем? — переспросила Виктория.

— Зачем ты это сделала?

— Что?

Он посмотрел на нее, и Виктория невольно отпрянула, увидев яростный гнев в его глазах. Почему он сердится? Она протянула к нему руку, но Норман быстро отстранился, причиняя ей нестерпимую боль.

Его скулы двигались так, будто он жевал что-то прокисшее или протухшее.

— Где твой муж? — спросил он холодно.

Этот вопрос неожиданно объяснил его сдержанность и отчужденность.

— У меня нет мужа, — ответила Виктория, и это признание страданием отозвалось в ней.

— Как ты могла? — спросил Норман, приводя ее в замешательство. — Как ты могла врать? Как ты могла жить, вводя всех в такое ужасное заблуждение?

От отвращения, которое звучало в его голосе, душа Виктории болезненно сжалась, но она не подала вида.

— Я не лгала, — спокойно проговорила она, пытаясь воскресить воспоминания, о его прикосновениях и любви, но ужасный смысл, приписываемый этим трем дням, разрушал все.

— Как нет, черт возьми, — закричал Норман, отшатнувшись от нее с брезгливостью. — Все, что от тебя требовалось, — рассказать правду. Ты не должна была играть мной.

— Я не играла тобой! — запальчиво воскликнула Виктория. В ней тоже, наконец, вспыхнула злость.

— Тогда что же ты делала? — чуть не орал Норман.

— Помогала тебе, черт возьми. Я делала то, что считала нужным.

— Переспать со мной? Говорить, что любишь меня? — усмехнулся он. Его взгляд был измученным, а тон — резким. — И все для того, чтобы помочь мне?

Внезапно Виктория осознала всю важность этого разговора. Он помнил все, даже мелочи. Разве не этого она хотела? Он вспомнил. Но он ее больше не любил. Его любовь умерла вместе с фантазиями.

Руки Виктории опустились. В изнеможении она все-таки собрала последние силы, чтобы ответить.

— Я никогда не лгала тебе. Даже тогда, когда поддерживала твои заблуждения. Тебе нужна была моя помощь. И я помогала тебе, выбрав, как мне казалось, лучший способ. Что бы я ни говорила, что бы я ни делала — все было ради тебя. Как ты осмеливаешься осуждать меня за это?

— Осуждать тебя? — Норман выглядел таким ошеломленным, будто она ударила его. — Черт с этим. Все, что я хочу знать, это почему? Ты сказала, что делала это для меня. Ну, спасибо. Но я не нуждаюсь в, такого рода подачках. Если ты искала способ прославиться, найдя новый сюжет, то советую поискать кого-нибудь другого, более подходящего для подобных шуток.

— Это была твоя шутка, — проговорила Виктория ледяным тоном, таким же, какими были сейчас ее тело, душа и мозг.

Норман начал расхаживать по комнате. Взглянул на Викторию и так долго изучал ее, что она почувствовала, как краска заливает ее щеки. Постепенно его злость прошла, он выглядел совсем потерянным. Теперь он был похож на, ее Нормана.

— Но если это не для книги, то зачем?

Даже за миллион долларов не согласилась бы Виктория открыть истинную причину, заставившую потакать его заблуждениям. Сейчас она приносила последнюю, самую большую, жертву, позволяя ему уйти и отказаться от своих фантазий. Она не могла сказать, что все случившееся подчинило ее этому человеку, что из-за него изменилась вся ее жизнь.

— Когда Пит вернется, ты можешь уехать с ним, — спокойно сказала Виктория, — или вызвать такси. Мне все равно, что ты выберешь.

— И ты ничего не собираешься объяснить мне? — спросил Норман. В его голосе звучало недоумение, смешанное с любопытством.

— Я уже пыталась это сделать, — проговорила Виктория, — но ты не захотел слушать. До тех пор, пока ты действительно не захочешь узнать, что руководило мной, у нас не получится настоящего разговора.

Сложнее всего, оказалось, повернуться спиной к нему и выйти.

Норман видел, как она величественно подошла к лестнице и, не оглядываясь, стала подниматься по ступеням, прямая, с высоко поднятой головой.

Какой же ты дурак, думал Норман. Обвинять, нападать на нее, вместо того чтобы сесть рядом, взять за руку и попросить рассказать обо всем, что произошло за последние несколько дней. Он знал и помнил о них, но Виктория была права. Он не поинтересовался ее переживаниями, тем, что заставило ее сблизиться с ним, поверить, что он ее любящий муж.

Не спеша, он вошел в кабинет, где провел так много времени, где успокаивал Викторию, когда она плакала, где они впервые любили друг друга. Норман огляделся, удивляясь простоте этой комнаты и тому, как точно она соответствовала своему назначению. Основное место на столе Виктории занимала машинка, а вокруг нее, словно спутники большой планеты, разместились словари, энциклопедии, книги по психологии, наброски, которые он писал.

Он повернулся и направился к лестнице, ведущей в комнату, которую лишь однажды видел в своих мечтах. В его власти было поставить Викторию на колени или взять на руки. Но он должен сам понять, что означают сказанные, ею слова. Виктория, в чем Норман был уверен, ни за что даже не намекнет ему об этом.

Пока он набирал номер и заказывал такси, ему казалось, что он сам себя обманывает.

Трезво оценивая случившееся, Норман начал сомневаться, заслужил ли он, чтобы все объяснения преподнесли ему на блюдечке с голубой каемочкой.

— Не могли бы вы прислать машину. — Он назвал диспетчеру адрес. — Сейчас глубокая ночь, я заплачу вдвойне.

И только повесив трубку, Норман сообразил, что у него нет денег, и водителю придется ждать, пока он зайдет в мотель, доберется до своей комнаты и найдет наличные. Он вспомнил, что собирается выйти в это морозное утро в одном льняном пиджаке.

Но главное, у него было такое чувство, что, покидая дом Виктории Генри, он совершает величайшую ошибку в своей жизни.