Загадаю Тебя

Глава 13

Время пролетает быстро. Вот уже на дворе выходной, и я стою перед домом своего Никиты с тортом и подарком в руках.

– О, Миронова! Мы уж думали, что ты не явишься, – кричит Соколов, сжимающий в объятиях какую-то девицу.

– Привет, – здороваюсь, поднимаясь по ступенькам на крыльцо.

– Ты так заходи. Стука никто не услышит, там очень шумно, – наставляет Дима. – Давай помогу, а то ж у тебя обе клешни заняты.

– Спасибо, – благодарю, когда открывает и придерживает дверь, пропуская меня вперёд.

Оказавшись внутри, понимаю, о чём он говорил. Здесь и впрямь довольно шумно. Громко играет музыка. Из гостиной доносится смех и множество голосов.

– Позову именинника, ты пока разувайся-раздевайся. Ирка, пошли, – тянет свою подружку в комнату. Она, в отличие от меня, уже успела снять и пуховик, и сапоги.

Осторожно ставлю торт на тумбочку. Аккуратно распаковываю. Рядом кладу подарок. И только в этот момент выдыхаю.

Донесла, Слава Богам! Не знаю, чего боялась больше: уронить угощение, которое переделывала дважды (собственно, опоздав по этой причине) или разбить хрупкий презент. Хотелось доставить в целости-сохранности и то, и другое.

Скидываю свои уги. Стаскиваю шапку. Разматываю толстый вязаный шарф, намокший от снега. Снимаю куртку и приглаживаю волосы, мельком взглянув на себя в зеркало.

– Оль, – слышу голос Никиты за спиной. Поворачиваюсь и улыбаюсь, быстро подхватив с тумбочки торт. – Привет! С Днём Рождения! Аккуратно, не придави мой шедевр, – целую его в щёку, когда подходит ближе.

– Ты чё так долго? – недовольно на меня глядит исподлобья.

– Долго собиралась, – трясу кудряшками. А это уже Сенькина работа. Скрипя зубами, подруга помогала мне с причёской, хоть и не горела желанием особо стараться ради Авдеева.

– Идём, все ребята давно уже в сборе.

– Погоди, ты хоть скажи, тебе торт-то нравится?

– Чё на него смотреть, его пробовать надо.

– И то верно.

Немного расстраиваюсь, но вида не подаю. В целом Никита прав: съестное нужно оценивать по вкусовым качествам.

– А подарок откроешь? – протягиваю ему подарочную коробку левой рукой.

– Давай, – открывает её и достаёт кружку. Кружку не простую, на её поверхность нанесены наши лучшие совместные фотографии. Они были сделаны прошлой осенью. Так красиво тогда было! Солнце, разноцветные листья…

– Ты любишь кофе. Я подумала, что тебе было бы приятно начинать свой день с этой кружки.

– Прикольно, – рассматривает её со всех сторон. Не так долго, как мне хотелось бы, ну да неважно. – Спасибо, зай, – приобнимает меня за талию и наклоняется, чтобы поцеловать в губы.

– О, Никитос, так эт твоя Оля? Та самая? – в коридоре появляется рыжеволосый парень. – Топайте сюда, хватит ворковать.

– Ага. Пошли, Оль. Меня и правда там заждались, – ставит коробку с подарком на тумбочку и тянет меня за собой.

В гостиной много народу. Кое-кто из Загадаевцев: одноклассники, друзья Никиты, его брат. Но есть тут и другие гости, видеть которых я совершенно не рада. Это вездесущая Кэт и Ипантеевские, занявшие целый диван. Кое-кого из них я узнаю буквально сразу же.

– Садись сюда, Оль, – Семакова двигает свой стул влево. Ерохин втискивает туда ещё один.

– Ребят, кто не в курсе, это моя Оля, познакомьтесь, – Никита представляет меня присутствующим.

– Можно тебя на минуту, – ставлю торт на стол и выхожу из комнаты.

– Оль… Оль, ты чё? – Никита тормозит меня, удержав за рукав свитера.

– Что они тут делают?

– Ты про кого? – хмурится парень.

– Я про Ипантеевских.

– Это мои знакомые.

– Двое из них были на дороге в тот вечер.

– И чего? Тебя же никто не тронул. Они и знать не знают о том, что ты пряталась в лесу, – понижает голос и косится на дверь.

– Никит, эти люди напали на человека и чуть не убили его! – выдаю возмущённо.

– Не нагнетай! Ну шуганули немного. Подумаешь! – беззаботно отмахивается он.

– Шуганули? Ты так это называешь? – не верю собственным ушам.

– Оль, может, не будешь устраивать скандал в день моей днюхи?

– Что у тебя с ними общего? Не представляю.

– Всё. Закрыли тему. Надо вернуться к гостям. Сделаешь это ради меня или нет?

– Никит…

– Такое ощущение, что ты тупо ищешь повод сбежать.

– Вовсе нет!

– Тогда хватит страдать фигнёй. Какое тебе до них дело? Ты же ко мне пришла.

– А она что здесь забыла? – всё-таки смолчать не удаётся, хоть я и пыталась.

– Кто она, Оль?

– Кэт.

Будто бы не понимает, о ком речь.

– Кэт с Митяем, – пожимает плечом. – Успокойся, лады? Ты чёт какая-то нервная сегодня. Выдохни.

Я нервная, да. Зато сам Никита, похоже, на полном расслабоне.

– Возвращаемся?

– Посижу недолго.

– Начинаются старые песни о главном, – цокает языком. – Идём уже, – снова тащит меня туда.

– Стопэ ходить целоваться, молодёжь! Имейте совесть. Дождитесь ночи!

– Садись, Оль.

– Когда играем в следующий раз?

– Дайте тарелку девчонке.

– Ма. Мааам! Приглуши на пару секунд колонку, Димас. Маааа!

К моему удивлению, на истошный вопль Никиты действительно приходит его мать, Лариса Петровна.

– Никитушка, звал?

– О, ты ещё не ушла. Убери это. Принеси салата и захвати тарелку для Оли.

– Никит, ты что, не надо, я сама возьму! – встаю и направляюсь вслед за его матерью на кухню. Честно говоря, мне как-то неудобно от мысли, что она должна тут всех обслуживать.

– Лариса Петровна, вам помочь? Я могу сама отнести ребятам то, что нужно.

– Да мне несложно, Оленька. У Никитушки день рождения ведь.

– По-моему, ваш Никитушка обалдел. Гости сами в состоянии двигаться.

– Ну что ты, мне совсем нетрудно, – достаёт из холодильника кастрюлю с Оливье. – Ты почему так давненько к нам не заходила?

– Дедушке нездоровилось, – открываю шкафчик и беру тарелку. – Да и Никита уезжал. На новогодние праздники мы не виделись.

Она кивает, перекладывая салат из кастрюли в большую пиалу.

– У вас дома всё в порядке? – осмеливаюсь спросить. Потому как замечаю, что она, несмотря на улыбку, очень расстроена.

– Ох, Оленька, – тяжело вздыхает. – Семён ушёл от нас, насовсем похоже. А Никитушка… связался вон не пойми с кем, – начинает плакать.

– Тёть Ларис, – делаю шаг вперёд к ней, обнимаю. – Всё будет хорошо. Не плачьте, – поглаживаю по спине.

– Будет ли, Оленька…

– Обязательно будет. Не печальтесь.

Дрожит всем телом. Рыдает.

– Ну чё так долго-то здесь возитесь? – в кухне появляется рассерженный Никита. – Ма, опять? Харэ уже ныть из-за него! Достала!

– Перестань, – смотрю на него с укором.

– Чё ревёшь ты? Сама виновата, что он ушёл. Допилила! – забирает салатницу.

– Никит…

– Не лезь в это, Оля, – чеканит он сухо. – Пошли, хватит торчать тут.

********

Чем дольше нахожусь на этом празднике, тем сильнее хочется отсюда уйти. По разным на то причинам.

Во-первых, от шума, гама и музыки у меня начинает болеть голова.

Во-вторых, Ипантеевские ведут себя чересчур расхлябанно и по-хамски: громко разговаривают, нецензурно выражаются, позволяют себе отпускать шутки ниже пояса.

В-третьих, поведение самого Авдеева напрягает. Его в этот вечер словно подменили. От тихого и скромного Никиты, к которому я привыкла, не осталось и следа.

– Про Тоньку и Борьку слышали?

– Женятся летом, говорят…

– Ну так да, Тоньку и засватали уже на новогодние. Не кажется подозрительным? – Семакина прищуривается. – Мегастранненько.

– Согласна. Ну кто в едва стукнувшие восемнадцать будет жениться по собственной воле? Бред бредовейший!

– Они просто очень любят друг друга, не надо завидовать, Наташ, – говорю ей тоже самое, что и Сеньке.

– Ой, Миронова, ну ты и чуднАя! – скосив на меня глаза, фыркает Наташка.

– Ага-ага! Любят. Вот и налюбили, по ходу. Пуза-то ещё не видно у Тоньки? – встревает в разговор Вика Щербакова.

– У вас мозг только в одном направлении работает, – качаю головой.

– Не, Оль, ну а если смотреть на ситуацию здраво?

– Петь, вот ты б женился в восемнадцать? – обращается Семакина к нашему однокласснику.

– Я чё дурак, по-твоему?

– Серёг?

– Не-не-не, спасибо. На батю и мать смотрю, ваще жениться как-то нету желания.

– Никит? – продолжает свой опрос Вика.

– Чё?

– А ты? Женился бы в восемнадцать на своей Оле? – хитро прищуривается.

– Чисто гипотетически, канеш, – кивает он и, закинув на меня руку, тянет к себе.

– Ой, вот ведь заливаешь! – цокнув языком, отмахивается Семакина.

– Ни фига, – Никита впервые за вечер делает серьёзное выражение лица. – Между прочим, я об этом уже думал.

– О чём об этом? О свадьбе? – Наташка скептически выгибает бровь.

– Да. На Олю у меня большие планы, – Авдеев целует меня в щёку, после чего спускается губами к шее.

– Никит, – дёрнув плечом, отстраняюсь. Терпеть не могу поцелуи напоказ.

– Чё?

– Мы не одни вообще-то, – возмущаюсь, поправляя ворот блузки.

Ребята, сидящие вокруг, посмеиваются, глядя на нас.

– Так, давайте играть, чё сидеть-то, как на похоронах, – пожёвывая жвачку, предлагает Кэт.

Присутствующие, вдохновлённые её идеей, встают из-за стола и перемещаются в свободную часть комнаты. Уже через пару минут они выстраиваются в круг, и начинается веселье, судя по хохоту и комментариям.

Играют в «Передай другому». Смысл в том, что нужно передать игральную карту тому человеку, что стоит возле тебя. Губами, без помощи рук.

Меня подобные забавы не привлекают. Я не ханжа, нет, но вступать в тесный контакт с окружающими не люблю. Как впрочем и не люблю, когда нарушают моё личное пространство.

Никита просит навести порядок, принести сервиз и подготовить стол к чаепитию. Сам же одевается. Уходит с Ипантеевскими и братом на крыльцо.

Провожаю взглядом его спину, в очередной раз недоумевая на тему того, что у них может быть общего. Собираю грязные тарелки. Девушка двоюродного брата Никиты, Алеся, тоже не участвующая в развлечениях, помогает мне отнести на кухню посуду. В тандеме мы быстро справляемся с задачей. Я мою, она вытирает. Так Ларисе Петровне будет меньше работы по возвращении.

– Оль, мне не нравятся эти парни, – делится Алеся своими переживаниями.

Сразу понимаю, о ком речь.

– Аналогично, – набираю чайник и ставлю его на огонь.

– Видок у них такой, будто только что освободились из мест лишения свободы.

– Если не ошибаюсь, тот, со шрамом на щеке, в прошлом году вышел из колонии.

– Кошмар! – Алеся округляет глаза. – Неудивительно, что Лариса Петровна боится за ребят.

– Часто видишь их с ними?

– Теперь да, – кивает она. – Какие-то дела у них совместные.

Дела.

Ничего хорошего, зуб даю!

– Авдеевы сегодня днём так скандалили! Мы ж со вчерашнего вечера тут. Утром дядь Семён пришёл, поддатый, – рассказывает она, ловко орудуя полотенцем. – Типа сына поздравить, а заодно и вещи свои забрать.

Что ж. Теперь понятно, почему мама Никиты была в таком состоянии.

– Сперва Лар Петровна ругалась с мужем, а потом Никита начал орать, за отца заступаться. Мол мать сама виновата, что он ушёл.

– И чем закончилось? – приступаю к мытью вилок.

– Тёть Лариса выкинула вещи дяди Сёмы во двор. Ревела тут весь день, пока готовила. Жалко её, – сочувствующе вздыхает девушка. – Никите не мешало бы поддержать мать, а он… Может, поговоришь с ним?

– Попробую.

– Вы давно с Авдеевым вместе? – интересуется она вдруг.

– Полтора года встречаемся.

– Мм… Достаточно долго.

– Почему ты спросила? – открываю коробку с сервизом.

– Просто, – пожимает плечом. – Никите с тобой очень повезло. Даже, наверное, незаслуженно повезло, – бормочет она себе под нос.

На плите кипит чайник. Выключаю, беру прихватку и собираюсь отнести его в комнату, однако в эту же секунду в пространство кухни врывается запыхавшаяся и растрёпанная Семакина.

– Оль, там такооое! – пучеглазится она. – Иди скорей погляди, что с твоим именинником делают! – цепляет меня за локоть.

– Тише ты, кипяток! – едва успеваю вернуть чайник на место.

– Это всё Кэт, хренова-затейница. Что ни конкурс, то пошлятина! – тараторит она, когда заходим в комнату.

В зале галдёж. Из колонок льётся популярная песня с непристойным текстом. Никита стоит в центре гостиной. Вокруг него девчонки. Хихикают, щебечут и верещат. По очереди к нему подходят. Целуют в разные места, оставляя отпечатки красной губной помады.

– Повторяться нельзя, – поясняет правила игры Семакина.

– Понятно.

– А так слабо? – Кэт задирает его рубашку и опускается вниз, очевидно, намереваясь поцеловать Никиту в живот.

– Я, пожалуй, пойду, – отдаю Семакиной полотенце и направляюсь к выходу. Итак излишне задержалась.

– Оль… – именинник нагоняет меня в коридоре, у лестницы. – Ты куда?

– Домой.

– Не-не-не, подожди.

– Мне пора, – хочу уйти, но он останавливает.

– Оль, ну ты чё? Обиделась, что ли? – цепляет своей ладонью мою.

– Никит, – смотрю на следы губной помады и тошно становится. Хоть и понимаю, что развлечение, но… – Я пойду, ладно?

– Не дури, Миронова! Я так тебя ждал! – обнимает, привлекая к себе. – Согласился на эту игру только ради того, чтобы ты поревновала.

– Поревновала? Глупее ничего не придумал? – пытаюсь освободиться.

– Можем поговорить? Наверху. Наедине. Пожалуйста, Оль. Дай мне пять минут, – просит, сильнее сжимая в объятиях. – Оль…

– Ладно, пять минут, – сдаюсь я нехотя.

Поднимаемся по лестнице и заходим в его комнату. Она самая первая по порядку.

– Может, отмоешь всё это? – даю понять, что мне неприятно видеть напоминание о том, что чужие губы касались его лица и тела.

– Ща…

Исчезает за дверьми, очевидно, направившись в сторону ванной. Я же подхожу к окну и, сложив руки перед собой, наблюдаю за тем, как пушистыми хлопьями падает снег, укрывая белым одеялом всё вокруг.

Никиты нет довольно долго. Видать, не так уж просто смыть с кожи алую помаду.

К тому моменту, как он возвращается, успеваю и разозлиться, и остыть повторно.

– О чём ты хотел поговорить?

– О нас с тобой, о чём ещё, – садится на застеленную пледом кровать. – Иди сюда, Зай, – перехватывает пальцами запястье, вынуждая сесть к нему на колени. – Хочешь, я всех их выгоню? – кладёт мои руки себе на шею.

– Нет. Зачем? – пожимаю плечом.

– Побудем вдвоём. Ты и я, м? – утыкается носом в мою ключицу.

– Мне пора домой.

– Опять двадцать пять! – мгновенно раздражается. – Что за детский сад, Оль?! У меня, блин, день рождения!

– Ну так празднуй дальше, кто ж мешает? Вам же там весело.

– Я тебе уже сказал насчёт этого, – цедит сквозь зубы.

– Мне не по душе игры твоей Кэт.

– Это просто развлекалово! Чё такого? Объяснился же, хотел, чтобы ты поревновала меня к девчонкам!

– Дурак!

– Ты постоянно бортуешь меня. Целовать нельзя. Трогать тоже.

– При посторонних к чему это?

– Да ты и наедине ничего особо не позволяешь. Вечно сливаешься. Я не втыкаю, Оль, чё тебе не так. Я жду, жду, но не железный же, мать твою...

– Я понимаю.

– А, по-моему, ни фига, – отрицательно качает головой. – Сколько можно меня мариновать и динамить? Разве я не доказал, что мне можно доверять? Сказал же: намерения у меня серьёзные.

– Мы договаривались с тобой, что это случится, когда я буду готова.

– Такое ощущение, что ты никогда не будешь готова, Оль. Трясёшься над своей невинностью, ну до смешного. Посмотри, на наших ровесников. Все давно уже делают это.

– Я не все, – отвечаю обиженно.

Честно признаться, меня глубоко задевают его слова.

– Знаешь, в последнее время всё как-то не ладится, Никит… Между нами, – начинаю я осторожно.

– Что за намёки? Погоди-ка, Миронова, – отклоняется назад. – Ты чё, расстаться со мной решила? – смотрит на меня ошалело. Судя по всему, его возмущению нет предела.

– Давай потом продолжим этот разговор, тебя ждут гости, и мне не нравится твоё состояние, – встаю с его колен.

– Не, Миронова, так не прокатит, – тоже поднимается с постели. – Чё за кидалово? – дёргает меня за ворот блузки. – Ты совсем охренела, что ли?

Растерян. Разгневан. Удивлён.

– Не надо так со мной общаться, Никита!

– Значит так, – повышает на меня голос, напирая. – Сидишь тут и думаешь над своим поведением, пока я не закончу праздник и не вернусь. Поняла? – сжимает кулак сильнее, отчего тонкий материал натягивается, трещит и рвётся.

– Ты…

Моргнуть глазом не успеваю, как перед носом захлопывается дверь.

– Авдеев!

В замке проворачивается ключ.

– Эй, а ну немедленно открой! – стучу по шершавой поверхности кулаком. – Это что ещё за выходки? Авдеев! – тарабаню ладонями.

Музыка внизу становится на порядок громче.

Вот ведь идиот несчастный!

Сказать, что я в шоке – это ничего не сказать.

Дёргаю за ручку. Стучу. Кричу. Зову на помощь. Но меня попросту никто не слышит.

Проверяю карманы и разочарованно выдыхаю. Увы, мой телефон остался в куртке.

Опустившись на кровать, поджимаю ноги, упираюсь подбородком в коленки и окидываю взглядом комнату Никиты. Прокручиваю в голове наш с ним короткий разговор, трогаю порванную блузку, которую я надевала всего дважды, и вытираю выступившие на глазах слёзы.

Сколько сижу так, не знаю. Внизу веселье идёт полным ходом, а у меня дома дед стопроцентно уже переживает.

Наверное, именно эта мысль вынуждает меня собраться.

Недолго думая, подхожу к окну. Распахнув его настежь, забираюсь на подоконник. Свешиваю ноги.

Метелица бросает колючие снежинки в лицо. Морозец кусает за нос. Ледяной ветер приподнимает пряди завитых волос и тут же пронизывает тоненькую ткань некогда парадно-выходной блузки насквозь. Такое ощущение, словно я голая на улицу выбралась.

– Ну ладно… – оцениваю высоту, мысленно произвожу нехитрые расчёты. Недавно мы с Сенькой и Борькой скатывались с крыши одного из домов, так что вариант переломать ноги возможен, но маловероятен.

Зажмуриваюсь.

Считаю вслух до трёх.

Прыгаю вниз. Перед этим перекрестившись.

– Ёпрст! Бррр! – моргаю-моргаю.

До этого-то было холодно, а сейчас вообще кошмаришко!

Шевелю всеми четырьмя конечностями, потонувшими в гигантском сугробе.

Слава Богу, цела вроде!

– Ты чё, совсем сдурела, Миронова?

Не сразу замечаю группу парней, стоящих на крыльце в сторонке. Все они, как один, изумлённо на меня глазеют.

Выбираюсь из сугроба. Наспех отряхнувшись, бегу в дом. По снегу. Фактически босыми ступнями. Капроновые колготки, которые я надела под джинсы, особо в этой ситуации не спасают. Как будто по стёклам ступаешь.

Миновав парней, стоящих с разинутыми ртами, залетаю в коридор и тут же ныряю в свои уги, схватив с вешалки куртку.

Задеваю свой подарок, который в спешке не замечаю.

Бесценная, как мне казалось, кружка падает с тумбочки и разлетается на осколки.

Бум!

Сердце болезненно сжимается.

Так жаль! Но, видимо, это – некий знак свыше...